ФЛЯЖКА

Весь день за озером шёл бой. Женщины ходили встревоженные: у кого сын, а у кого брат в партизанах. Мы знали, что фашисты бросают против партизан всё больше солдат и наши несут тяжёлые потери…

В вечерней тишине озеро доносит каждый звук: мы слышали крики команды — на русском и на немецком языках, стрельбу, стоны раненых. Потом все эти звуки заглушил рёв моторов и грохот орудий. Это шли немецкие танки. Даже нам, в глухой чаще, за озером, стало страшно…

Наутро нигде не стреляли. Чуть свет примчалась конная разведка партизан. Женщины бросились к разведчикам.

— Что там было? Кого убили? Что с нашими?

Старший из разведчиков резко остановил коня.

— Когда наши отходили, двое остались — с гранатами, с пулемётом. Полчаса ещё немца держали. Танк подбили, а сколько пехоты положили — не счесть, поле было зелёным от мундиров…

— А живы остались? — спросила тётя Анна Павлова.

— Нет, их гранатами забросали…

— А как звали парней-то? — пробилась поближе к говорившему Матрёна Огурцова.

— Не знаю, — вздохнул разведчик, — не из нашей бригады.

И конная разведка умчалась по просеке…

Первыми на месте боя побывали мальчишки. Саша Андреев отвёл меня за ель, дал пригоршню автоматных патронов.

— Там их сколько хочешь… И немецких, и наших… Петька из Носовой Горы запал нашёл, полосы всех цветов, ну, радуга просто! А ваш Серёга…

Я редко обижал брата, не бил никогда. Но такое прощать было нельзя.

В полях мины, да и сколько мальчишек погибло от того, что возились с гранатами и снарядами.

Братишка хотел прошмыгнуть мимо меня, но я успел схватить его за рубашку. Под рубашкой было что-то спрятано.

— А ну, покажи, — велел я Серёге.

— Это не граната, а фляжка. Воду можно носить.

— А что в карманах?

— Вот, ничего, пустая лента от пулемёта, кольцо от «лимонки»…

Я взял фляжку, повертел. Она была из алюминия, выкрашена зелёной краской. Завинчивающаяся крышка — на тонкой цепочке. На боку фляжки было выцарапано «О. Д. 1943 г.».

К нам подошла наша мать, взяла фляжку в руки.

— «О. Д.». Уж не Мити ли Огурцова эта штука? Кто её нашёл?

— Я-а… — до корней волос покраснел Серёга.

— Хорош гусь… Скоро без головы домой явишься! Где нашёл-то?

— В лесу, около Лёхинского болота.

— Надо Матрёне показать, побегу…

Увидев флягу, Матрёна прижала её к груди, заплакала:

— Сердце чует, что Митина. Сынки, ведите туда, где нашли… Скорее!

Заслышав плач, подошла тётя Анна. Всё поняла, закрыла глаза ладонью. Пошли вшестером: Матрёна, тётя Анна, наша мать, Саша и мы с Серёгой. Вёл сначала Саша, но перепутал тропинку, и тогда вперёд вышел Серёга.

Вышли к пожарищам. Цвели сады. Над обугленной землёй, казалось, стоит белое-белое облако. На чёрно-белой берёзе сидели чёрные, как угли, скворцы, словно и они обгорели на пожаре.

Сразу же за деревней шумел лес. Земля в нём была изрыта окопами, распахана гусеницами танков. Один из окопов был возле болота, что начиналось сразу за лесной гривой.

Серёга остановился возле окопа, показывая, что привёл нас туда, где нашёл фляжку. В пустоте желтели гильзы, возле бруствера гильз лежало столько, что не видно было земли. И ни одного целого патрона.

— Ты и кольцо от гранаты здесь нашёл? — спросил я у Серёги.

Братишка хмуро кивнул.

Возле окопа стояла вековая сосна. Комель её был исколот пулями. Из пробоин сочилась розовая смола.

— Там, дальше, ещё окопы, — заговорил, осмелев, Серёга. — И могила чья-то, и на лесине что-то написано…

— Веди, — опустила руки Матрёна и чуть не выронила фляжку.

— Веди, — вслед за Матрёной молвила тётя Анна — словно эхо отозвалось…

Могила была небольшой, песчаной. На продолговатом холмике лежали цветы: белые и лиловые подснежники. Подул вдруг ветер, и по лесу прокатился глухой грозный гул. Над ёлками молча пролетел чёрный ворон…

На старой лесине светлела свежая затесь, на ней чётко чернели выжженные раскалённым металлом буквы.

Мы подошли поближе. Это был список погибших партизан.

В самом его начале я прочёл:

«Огурцов Дмитрий Анисимович. 1925–1943 гг.

Павлов Андрей Андреевич. 1927–1943 гг.».



Трое женщин встали на колени перед могилой, лица их были тёмными от боли и горя. Я взял Серёгу за руку, увёл за деревья…

На миг оглянулся: тётя Анна обнимала корявый ствол лесины.

Загрузка...