— Оригиналы? Что-что? Оригиналы наших анкет? — переспрашивал Катасэ, скривившись. Разговор шёл в приёмной «Розовой линии».
Рано утром приехав в Осаку на экспрессе «Синкансэн». Хомма сразу поспешил сюда и вызвал Катасэ — на этот раз удалось пробиться сквозь кордон дежурной при входе. Чтобы отгородиться от женщин, работающих в канцелярии, двери были плотно закрыты.
— И всего-то? Ради этого вы специально приехали со мной встретиться?
— Именно. Во всяком случае, это не тот случай, про который можно сказать: «И всего-то?» — Хомма даже голос повысил, переходя в наступление. — Речь идёт об анкетах и бланках с заказами. Что вы с ними делаете после того, как данные внесены в компьютер? Вы их сразу уничтожаете?
— Ну разумеется. Что поделаешь — бумага место занимает… Раз в месяц уничтожаем.
— Это правда?
— Самая что ни на есть. Утечки данных не может быть. — Молодой человек говорил это весьма уверенным тоном, пожалуй чересчур уверенным.
— И это действительно так? — Продолжая расспросы, Хомма нарочно подсмеивался, чтобы надавить на Катасэ. — В чьи обязанности входит уничтожение бумаг?
Этот вопрос застал его собеседника врасплох. Повисла пауза.
— Кто уничтожает документы? — ещё раз задал вопрос Хомма.
Катасэ потянулся рукой к кончику собственного носа и потёр его ладонью, точно прикрываясь. Потом опустил голову и отвёл взгляд.
— Ведь это же не такой вопрос, на который нельзя отвечать? Или есть причины, которые мешают вам ответить?
— Канцелярия… Отдел общего учёта, — наконец тихо ответил Катасэ. После чего поспешил заверить: — Но Синдзё-сан не в этом отделе работала!
— Каким образом осуществляется уничтожение бумаг?
— Один раз в месяц их отправляют в компанию, специализирующуюся на переработке отходов.
— А до момента отправки?
— Бумаги лежат в подвале, в складских помещениях.
— На склад может попасть любой сотрудник?
На этот раз пауза затянулась ещё больше.
— Катасэ-сан?
— Да! — отозвался он, как школьник во время утренней переклички.
— На склад в подвале может попасть любой сотрудник?
Молодой человек откашлялся:
— Женщины из канцелярии могут, любая из них может.
Хомма чуть не шлёпнул себя по ляжке. Вот и данные!
Свеженькие, какими они поступают до внесения в компьютерную базу. Они были у Кёко под рукой.
Значит, не нужно было разбираться, что и как устроено в компьютере. Она и без этого могла получить то, что хотела.
Но можно ли это доказать?
— А с фирмой по переработке отходов существует договор о неукоснительном соблюдении режима секретности?
— Конечно. Ведь анкеты и бланки заявок — это очень ценная для нас информация.
— Значит, когда бумаги увозят для уничтожения, то подсчитывают, сколько увезено коробок, записывают, что в них?
— Наверное, канцелярия это делает…
— Вы можете для меня кое-что уточнить? В прошлом, вернее, когда у вас работала Кёко Синдзё, — с апреля восемьдесят восьмого года по декабрь восемьдесят девятого, — не случалось ли, чтобы не совпало количество коробок или недосчитались бы содержимого?
Катасэ поднял глаза на Хомму:
— Проверить, говорите?
— Да, очень прошу!
— Вы думаете, мне делать нечего?
— Ну, тогда я попробую поговорить с вашим начальством. В конце концов, я могу действовать и по-другому!
На самом-то деле отказ Катасэ сотрудничать доставил бы ему массу хлопот. Поэтому Хомма готов был нагородить горы лжи, лишь бы принудить парня сказать «да».
— Вы ставите меня в затруднительное положение. Пожалуйста, не делайте этого. — Голос Катасэ срывался. — Если за этим потянется какая-то подозрительная история, нашей компании несдобровать. Прошу вас, это между нами…
Глядя на это до смешного исказившееся лицо, Хомма вдруг понял кое-что. Выяснять не понадобится. Он знает.
— Катасэ-сан, а может быть, это вы, по просьбе Синдзё-сан показали ей или даже скопировали обработанные уже компьютером бумаги, подлежавшие уничтожению?
Вот почему он так нервничал! Вот почему так отчаянно настаивал на том, что Кёко Синдзё не имеет отношения к базе данных «Розовой линии»!
— Ведь я прав. Катасэ-сан?
Молодой человек вдруг сник, словно споткнулся, и у него подогнулись колени.
— Да, она просила меня, и я показал ей бумаги. Ну, как бы это сказать… В общем, помог, научил…
Хомма невольно вдохнул поглубже.
— Когда это было, я уже точно не помню…
— Совсем не помните? Даже предположить не можете?
Катасэ кивнул.
— Ну хорошо, пока достаточно и этого. А как всё-таки вы это осуществили? Расскажите, пожалуйста, подробнее.
— Можно взять бумаги из коробки, в которую их складывают, чтобы отправлять в переработку. Это очень просто. Потому что забирают макулатуру только один раз в месяц.
— А что было в коробке, из которой вы брали бумаги?
— Анкеты.
— Значит, анкеты. За какой период?
Парень пожал плечами:
— Я же сказал уже: не помню, правда.
Молча глядя ему в лицо, Хомма думал, что никакая это не «правда». Глаза у Катасэ бегали.
— Неправду вы говорите, и это так же верно, как то, что меня зовут Хомма.
Молодой человек робко улыбнулся, но Хомма строго глянул на него: мол, я не шучу. Улыбка исчезла.
— Но я не помню…
— Совсем? Совершенно не помните?
Неужели помнит, но делает вид?
Наконец Катасэ тихонько проронил:
— Первый раз в мае…
Первый раз?
— Так вы это делали не однажды?
Парень кивнул. Теперь ясно. Вот почему он мялся.
— Вы говорите — в мае, а какого года?
— В том году, когда она поступила к нам работать. Значит, 1988 год.
— Сколько раз вы выносили документы?
— Четыре раза.
— Значит, с мая по август?
— Да. Все эти анкеты пришли из Токио и его окрестностей, а также префектур к северу от столицы. Я ещё подумал тогда: что за странный интерес у этой девчонки? Потому и запомнил.
— Синдзё-сан объясняла вам, зачем ей это?
— Ну, в общем…
— И зачем же?
Едва открывая рот, Катасэ процедил:
— Она сказала, что хочет потренироваться, как пользоваться программой и заносить данные в компьютер. Поэтому, мол, ей нужны данные, которые можно было бы использовать в этих целях.
— И что, вы считаете — причина убедительная?
Парень молчал.
— Ведь вы не поверили?
Катасэ опустил голову и издал горький смешок:
— Я решил, что она наверняка хочет это продать скупщикам персональных данных.
Значит, раз речь шла о Кёко Синдзё, он и на это посмотрел сквозь пальцы…
— Катасэ-сан…
— Что?
— А вы могли бы выяснить: анкета Сёко Сэкинэ там была?
— Сразу сказать не могу. Честно — не могу. Но если вы дадите немного времени, я узнаю. — Говоря всё быстрее и быстрее, молодой человек пояснил: — Анкеты сортируют по времени заполнения, чтобы потом, уже в компьютере, информацию можно было легко систематизировать. Это значит, что, используя соответствующую программу, можно подобрать информацию за определённый период.
Итак, если при помощи этой программы сделать выборку, то сразу станет понятно, какая информация оказалась в руках у Кёко.
— Катасэ-сан, вы можете распечатать все эти данные и передать мне? За все четыре месяца. Я вас не тороплю, пусть даже для этого понадобится время. Я подожду.
Его собеседник, вероятно, ожидал услышать нечто подобное. Он вздохнул:
— Я должен это делать?
— Ну, если вы не можете, сообщу вашему начальству…
— Понял, понял. Видно, ничего не поделаешь. — Катасэ обеими руками почесал затылок, тихо спросил: — Но вы будете держать это в секрете?
Чтобы это не разрослось в скандал, он хочет потушить пламя ещё в зародыше.
— Я готов вам обещать. Со своей стороны постараюсь.
Если всё обстоит так, как он и предполагает, сдержать обещание вряд ли удастся…
Поскольку часа два пришлось подождать, Хомма пошёл в то же кафе «Кантэки». В жизни ему ещё не доводилось чего-либо ожидать с таким волнением, он курил сигарету за сигаретой.
На четверть часа раньше назначенного пришёл Катасэ. В руке у него была объёмистая, около пяти сантиметров толщиной, пачка распечатанных материалов.
— Всего сто шестьдесят анкет. — Пачка шмякнулась на стол.
Тяжёлая! Это сразу понятно, даже не обязательно брать в руки.
Вот так и попали к Кёко Синдзё персональные данные клиентов «Розовой линии», проживающих в районе Токио и севернее. После этого она произвела отбор женщин, которые отвечали бы ряду требований, позволяющих ей присвоить их документы. Так она нашла Сёко Сэкинэ. Да, всё правильно, его версия верна.
Проглядывая бумаги, Хомма спросил:
— А Сёко Сэкинэ есть?
— Есть, — ответил молодой человек. Он отделил примерно две трети пачки и показал: — Вот, данные относятся к июлю…
Хомма продолжал листать документы. Да, он так и думал — Сёко Сэкинэ была внесена в базу данных «Розовой линии» двадцать пятого июля.
Интересно, как Кёко отбирала своих жертв? Имя — возраст — адрес — место работы — паспорт есть/нет… Этому же конца не видно!
Прежде всего важен возраст. Нельзя было, чтобы женщина сильно отличалась от Кёко годами. Место работы тоже важно — постоянное не годится, потому что опасно, если женщина не безработная, не временная сотрудница, то есть не та, чьё внезапное исчезновение с места службы никого не насторожит. Ну и самое твёрдое условие — у неё не должно быть близких или их должно быть очень мало.
Вот так, наверное, она и отбирала нужное из тех данных, что оказались у неё на руках. Майские анкеты, июньские, июльские и последние — августовские. После этого, выискав, скажем, пятерых женщин, которые могли бы подойти, она положила конец выносу бумаг. Потом стала выбирать кандидатуру номер один…
— Вот она! — Перед Хоммой лежала страничка с распечаткой данных Сёко Сэкинэ. Не то чтобы у него тряслись руки, но всё же, усаживаясь за столом поудобнее, он чуть не расплескал воду в стакане. — Есть! Сёко Сэкинэ!
«Ну вот, наконец-то вы угомонитесь», — с таким видом, будто он хотел сказать это, Катасэ буркнул:
— Мне, наверное, пора… Работа…
— Подождите, пожалуйста! Пять минут!
Просмотрев анкету Сёко, Хомма поднял глаза…
В этот момент, после стольких его усилий, уже в конце, какая-то высшая сила — может быть, сам бог времени — сжалилась над ним. Хомму озарила догадка. Его пробила испарина — как будто пот сразу превращался в спирт и улетучивался.
— Что с вами? — пролепетал молодой человек.
«А каким номером значилась Сёко Сэкинэ среди кандидатов, которых Кёко Синдзё отобрала?»
Точно! Прежде всего она никак не могла быть первой. Ведь её анкета относится к июлю, а Кёко попросила у Катасэ и данные за август.
Кандидаток было отобрано несколько, Сёко входила в их число.
Избрав жертвой ту, которая лучше других подходила по всем пунктам, Кёко начала действовать…
Исходя из этой логики, Хомма и раньше не раз размышлял: «Кёко завладела данными из базы «Розовой линии» и облюбовала подходящую кандидатуру…»
Но до сих пор все эти размышления строились на голом месте. Если бы он раньше своими глазами увидел эти анкеты ста шестидесяти человек, если бы почувствовал толщину этой пачки распечатанных материалов… Тогда бы он раньше, гораздо раньше догадался.
А что, если Сёко была для Кёко Синдзё вторым номером, третьим номером?.. Что, если существовала ещё более подходившая целям Кёко другая женщина, которая и была избрана жертвой?
Если существовала кандидатура номер один… Если шла уже подготовка к устранению жертвы…
И вот в это время совершенно случайно Кёко узнала про смерть матери Сёко Сэкинэ — что тогда?
Кёко Синдзё выписывала токийские газеты. О гибели Тосико Сэкинэ в результате несчастного случая, произошедшего из-за нарушения строительных нормативов, токийские газеты сообщили, пусть и в крошечной заметке.
Весьма велика вероятность того, что Кёко прочла её и поняла: после смерти матери Сёко Сэкинэ осталась одна в целом мире, по крайней мере судя по регистрационным документам.
Вот оно! Тосико Сэкинэ погибла от несчастного случая! Может быть, это было самоубийство, но убийства не было, она погибла не от чужой руки.
Это было случайное совпадение. Но из-за гибели Тосико Сэкинэ она с другой жертвы переключилась на Сёко.
Кёко Синдзё осознавала, что после смерти матери Сёко стала менее опасным объектом, с ней при осуществлении плана понадобится меньше пачкать руки.
Теперь всё сходится!
— Я, конечно, не знаю, но неужели это всё так важно? — обречённо спросил Катасэ, вид у него был совсем потерянный.
— Гораздо важнее, чем вы думаете.
— Но я ведь только…
— Катасэ-сан, я прошу вас, постарайтесь вспомнить: Кёко Синдзё ездила в префектуру Яманаси?
— В Яманаси? — эхом отозвался парень.
— Да. Префектура Яманаси, город Нирасаки. По центральной железнодорожной ветке это недалеко от Кофу. Там ещё есть большая статуя богини Каннон. Что скажете?
Запинаясь, Катасэ выговорил:
— Было такое, ездила.
— Зачем?
— Мы вместе ездили, просто прокатиться, прогулка…
— Так она была с вами?
— Да, мы ездили на машине. Это была наша вторая поездка. — Молодой человек сглотнул слюну. — В Кофу моя сестра живёт, она там замужем. Я решил, раз уж мы там, познакомить её с Кёко… И в Нирасаки мы тоже заезжали — поесть тамошней похлёбки хото[22].
Приложив руку ко лбу, Хомма словно решил убедиться, что всё услышанное улеглось у него в голове. Потом он задал свой вопрос:
— Вы вместе ездили на машине, да?
— Да.
— Катасэ-сан, вы были влюблены в Кёко Синдзё?
— Ну…
— Поэтому, если бы у неё был в это время другой мужчина, вы бы знали, верно? Так вот, не было у вас ощущения?..
Парень раздражённо тряхнул головой:
— Нет.
— Вы совершенно уверены?
— Уверен, мы же… Мы с ней…
— Вы были с ней близки?
— Да. — Катасэ кивнул и смущённо опустил глаза, что совершенно не соответствовало первому впечатлению, которое он произвёл на Хомму.
Крепко же Кёко Синдзё держала в руках этого человека! Похоже, он был целиком в её власти. Но если так, то кто же тот мужчина, про которого она рассказывала Каору Судо, с которым вместе ездила на машине и попала в аварию? Тот мужчина, имени которого она так и не открыла даже Каору Судо, — где он?
«У неё был такой жар!»
Он стал припоминать рассказ Каору.
«Была так возбуждена».
«Кричала во сне».
«В ванной билась головой о стену».
— Я к Кёко серьёзно относился… — признался Катасэ. — По-моему, она тоже. Никакого другого мужчины не могло быть.
Другого мужчины не могло быть.
Хомма посмотрел парню в лицо и очень серьёзно произнёс:
— Вы правы, не было другого мужчины, кроме вас.
Да, именно так. Кёко Синдзё солгала Каору про аварию, случившуюся 19 ноября 1989 года. Это была абсолютная ложь, ни слова правды. Она лгала потому, что открыть правду не могла.
«Не назвала имени мужчины» — нет, не в этом дело. Она и не могла назвать имя, потому что не было этого мужчины. И поездки на машине не было, и аварии не было.
Холодок, пробежавший по спине, заставил Хомму поёжиться, он выпрямился и снова заглянул в пачку распечатанных документов.
В тот день, 19 ноября 1989 года, Кёко Синдзё была либо в Токио, либо в Иокогаме, либо в Кавасаки. У женщины, которую она избрала «номером один». И эту «самую подходящую» кандидатуру либо её родных, которые мешали превращению Кёко в эту женщину, она пыталась уничтожить. Возможно такое?
«Ожог был не сильный, но обширный».
«Она говорила, что свитер сгорел».
Тот самый пузырёк с бензином, который он видел в её квартире в квартале Хонан! Резкий запах, который Хомма почувствовал, взяв пузырёк в руки. Сверкающие крылья вентилятора.
Бензин!
Поджог.
Вернувшись в Токио, он уселся у телефона, это и стало теперь его работой. Икари, нарочно взявший на день выходной, и Исака с женой разделили между собой распечатки и отобрали женщин в возрасте от двадцати до тридцати лет, а потом принялись их обзванивать, всех, от первой до последней.
— Можете звонить от имени полиции, — учил Икари Исаку и его жену. — В разговоре с этими женщинами спрашивайте, не пострадал ли кто-то из их близких два года назад от ожогов.
Кое-кто из женщин поменял за это время адрес, иногда на звонки откликался автоответчик. Сразу услышать голос той, кого разыскивали, удавалось нечасто. Оставалось набраться терпения.
Вечером Хомма отпустил Исаку с женой домой, а сам по очереди с Икари продолжал звонить. У него даже голос охрип. После одиннадцати он решил уже, что для первого дня хватит, но не тут-то было: капризное божество, ведающее находками, изволило одарить его благосклонной улыбкой.
— Нашёл! — объявил Икари и подозвал Хомму, который потягиваясь стоял у окна. — Передаю трубку сотруднику, который этим занимается. — С этими словами приятель протянул телефонную трубку Хомме.
На проводе была девушка по имени Кодзуэ Кимура, двадцати двух лет. В анкете о ней было сказано, что она занимается «свободной профессией». Голосок был тоненький, нежный. Манера говорить тоже немножко ребяческая. Все его объяснения она выслушала, но время от времени, не удержавшись, перебивала:
— Неужели это правда? Может быть, это телевидение, программа розыгрышей?
— Вполне естественно, что вы сомневаетесь, слишком уж для вас это неожиданно. Но это не ложь и не шутка. Мы узнали все ваши данные из базы компании с Розовая линия» — вам это что-то говорит?
Во всяком случае, Хомме удалось убедить её дослушать до конца.
— Кимура-сан, прошу простить меня за вторжение в личную жизнь, но ведь у вас мало родственников, верно? Вы сейчас одна живёте? Я прав, если скажу, что родители ваши уже умерли? Так ведь?
Голос Кодзуэ дрогнул.
— Но откуда вы знаете?
«Ого!» — Хомма сделал знак Икари и продолжал:
— Тот, кто первым разговаривал с вами по телефону, спросил, не стал ли за истёкшие два года кто-то из членов вашей семьи жертвой несчастного случая с огнём. Вы ответили, что такое было — верно?
Возникла пауза. После некоторого колебания Кодзуэ ответила:
— Моя старшая сестра…
— Старшая сестра?
— Да.
— Как случилось, что ваша сестра пострадала от пожара?
Судя по голосу, Кодзуэ была совсем растеряна:
— Я повешу трубку… Вы шутите? Вы не следователь, да? Прекратите, пожалуйста!
Икари выхватил у Хоммы трубку и назвал номер телефона следственного отдела:
— Вы записали? Всё в порядке? Теперь позвоните туда, назовите наши имена и спросите, работают ли такие в полиции. После этого скажите дежурному, что у вас срочное дело к следователю Хомме, и попросите, чтобы он ему передал, что вы ждёте от него звонка. Всё понятно? Но только ваше имя и номер телефона не говорите, выдумайте что-нибудь, что угодно. Если вы сделаете всё, как я сказал, дежурный моментально позвонит нам по тому телефону, с которого я сейчас говорю. После этого мы вам перезвоним. Мы сообщим вам и имя, и номер, который вы назовёте дежурному в полицейском управлении. Ясно? Это и будет доказательство того, что мы вас не обманываем. Ну, попробуем?
Кажется, Кодзуэ уразумела. Когда она повесила трубку, Икари повернулся к Хомме:
— Всё же самая близкая тропка — знакомая, пусть и в обход.
— Извини, — отозвался Хомма, отирая пот со лба.
— Да ладно, что там! Я уже весь извёлся. — Икари схватил сигарету и закурил. — Ну а после того, как ты установишь личность этой девочки, Кодзуэ, — что ты будешь делать дальше?
Хомма покачал головой:
— Доказательств нет, но я уверен…
— В чём это?
— Когда-то мы с тобой рассуждали о том, чем сейчас могла бы заниматься Кёко Синдзё. Ещё тогда мне это пришло в голову. А увидев эту толстую пачку распечатанных данных, я уверился окончательно.
Да, теперь он прочно ухватил то, что тогда мелькало, не даваясь в руки.
— После того как Кёко Синдзё потерпела неудачу с Сёко Сэкинэ, она ищет новую жертву. Она спешит. Вероятно, она чувствует опасность.
— Верно. Вполне возможно.
— Вот видишь! И в этой ситуации она может не начинать всё с нуля. Она может использовать те данные, которые у неё уже есть. Я думаю, что она их сберегла. Она очень осмотрительная женщина. Наверняка на крайний случай что-то припасла.
— Точно, — хмыкнул Икари.
— В таком случае более всего вероятно, что она кинется прямо к тому, что когда-то бросила на полпути, переключившись на другое. Не явится ли она к той, которая была её «кандидатурой номер один»? Вот почему я хочу непременно встретиться с этой девушкой.
— Так ты считаешь, что Кёко Синдзё придёт к Кодзуэ?
В это время телефон зазвонил. Хомма схватил трубку. Послышался знакомый голос коллеги, который назвался дежурным по управлению.
— Поступил звонок от девушки по имени Акико Сато, она хочет, чтобы Пон-тян с ней срочно связался по телефону. Я сказал, что ты в отпуске, но она настаивала…
Хомма отметил про себя, что его после долгого перерыва опять называют по прозвищу — Пон-тян. Не очень-то почтительно, но…
— А какой номер телефона?
— Говорит, четыре четвёрки, четыре пятёрки. Может, это шутка?
— Нет-нет, всё нормально. Спасибо.
Повесив трубку, он вновь набрал номер Кодзуэ. Икари стоял рядом.
— Не очень-то у этой девушки богатая фантазия, — заметил он.
Кодзуэ взяла трубку сразу же. Хомма старался говорить с ней как можно более ровным тоном:
— Алло, это госпожа Кодзуэ Кимура? Имя — Акико Сато. номер четыре четвёрки, четыре пятёрки. Верно?
Голос у Кодзуэ был такой, словно она вот-вот расплачется:
— Так вы всерьёз…
— Это случилось три года назад, в середине ноября тысяча девятьсот восемьдесят девятого года. Было воскресенье, поэтому… Кажется, девятнадцатое ноября. Сестра очень сильно пострадала, — рассказывала Кодзуэ, понемногу успокоившись.
19 ноября 1989 года. Ошибки быть не может. В этот день поздно ночью Кёко появилась у Каору Судо с обожжённой правой рукой.
— Сильно пострадала?
— Да. Обгорела, и от недостатка кислорода пострадал мозг… После этого она уже не поднялась, а летом прошлого года умерла.
Всё, что комом стояло у него в груди, растаяло без остатка. С глаз спала пелена.
Это удача. Точное попадание!
Вот, оказывается, в чём причина! Кёко Синдзё потерпела провал с намеченной жертвой, той самой «кандидатурой номер один», чью семью следовало уничтожить. Оказывается, сестра девушки не умерла, а стала инвалидом. Позже, когда жертву нужно было «отправить в бега», могло возникнуть препятствие: поскольку инвалид остался бы брошенным без присмотра, начали бы розыск. Тогда, кто знает, с какой стороны могло грозить разоблачение? Это было опасно, и Кёко Синдзё не смогла осуществить свой план.
Вот почему она переключилась на Сёко Сэкинэ. На только что потерявшую мать Сёко Сэкинэ.
Что подумала Кёко, когда прочла в газете заметку о гибели Тосико Сэкинэ? Обрадовалась, наверное. Подумала, что одной заботой стало меньше. Она, скорее всего, счастлива была появлению нового варианта.
Однако у него есть ещё вопросы к Кодзуэ. Хомма, чуть повысив голос, продолжал:
— Кодзуэ-сан, ваша сестра пострадала от пожара, верно?
— Да, — отозвалась девушка. — Причину пожара сразу установить не удалось, но пожарные и полиция вели расследование и пришли к выводу, что это поджог. Тогда в нашем районе участились случаи хулиганских поджогов, об этом много говорили и писали. Видно, поджигателю этого и надо было, пожаров становилось всё больше. Мы тоже начали опасаться…
Хомма прикрыл глаза. Кёко Синдзё читала токийские газеты. Знала и про хулиганские поджоги и воспользовалась этим.
— Я в тот день поздно вернулась, потому что ходила на урок, — это меня спасло. А сестра уже спала, потому и не сумела выбраться.
Нет-нет, всё было иначе — этот пожар был устроен только для сестры.
— Кодзуэ-сан… — Глянув на Икари, который нервно сглатывал слюну, Хомма наконец задал самый главный вопрос: — Тогда, после пожара или незадолго до него, не появилось ли у вас или у вашей сестры новых знакомых?
— Вы говорите про приятельниц, про женщин?
— Да. Не появилось?
Какое-то время Кодзуэ не отвечала.
— Как вам сказать… Тогда я и сама была в шоке, мало что соображала.
— Это понятно. Иначе и быть не могло, — отозвался Хомма со вздохом. — Ну а в последнее время вы ни с кем не подружились?
— Новые подруги…
— Да. Ну, например, какая-нибудь девушка, которая раньше дружила с вашей сестрой? А может, кто-то просто заговорил на улице, дорогу спросил?
— А, да, было такое, — отозвалась Кодзуэ.
— Было? — Хомме показалось, что ему сдавили горло. — И кто же это? Как зовут?
Чётко и без запинки Кодзуэ проговорила:
— Это Синдзё-сан, Кёко Синдзё.
— Кёко Синдзё!
Хомма ещё раз произнёс это имя, как бы уточняя, а Икари уже шлёпал себя ладонью по лбу и воздевал вверх кулаки в победном жесте.
— А кто она, эта женщина?
— Подруга сестры. Она совсем недавно позвонила.
Хомма почти перестал дышать…
— Что-что?
Настойчивые расспросы обескуражили Кодзуэ, она примолкла.
— Вы говорили, она совсем недавно вам звонила?
— Во! — Это Икари заорал, услышав ответ «да». Кажется, он пустился в пляс.
Дав ему пинка, чтобы угомонить, Хомма продолжал:
— Извините, пожалуйста, прошу вас не обращать внимания на эти странные звуки у нас…
Кодзуэ, видно, тоже удивилась и прыснула.
— Так, значит, госпожа Кёко Синдзё. Она звонила, правильно?
— Да, от неё долго ничего не было слышно, а тут вдруг позвонила. Она не знала, что сестра умерла, поэтому очень расстроилась и приносила соболезнования. Сказала, что хотела бы посетить могилу, и просила её сопровождать. Поэтому в субботу, во второй половине дня, обедаем с ней на Гиндзе.