Горькое лекарство

Глава 23 Невидимая связь

Около двух часов я снова позвонила Бургойну. Он уже пришел из операционной, но говорил по другому телефону; дежурная сестра сообщила мне это бесстрастным голосом. Я сказала, что подожду.

– Но он будет долго занят, – предупредила сестра.

– Тогда я буду долго ждать.

Я сидела у себя дома перед горой необработанной корреспонденции, а потому в ожидании занялась тем, что отделяла страховую и прочую рекламу от деловой почты. Четыре-пять писем.

Голос у Питера был хриплый, что свидетельствовало о его усталости.

– У меня сейчас нет времени для разговора, Вик. Позвоню позже.

– Что-то подсказывает мне, что ты вообще не настроен со мной разговаривать. Но это займет немного времени. История болезни Консуэло. Ты можешь найти ее сегодня? В противном случае Лотти придется обзавестись судебным ордером, чтобы взглянуть на бумаги.

– Ох, – голос у него совсем сел, – к нам уже поступило утром требование – представить постмортем. И поэтому досье Консуэло занесено в разряд конфиденциальных и держится под замком. Боюсь, что у Лотти Хершель есть только один путь для ознакомления с ним – судебная процедура.

– Под замком? Ты имеешь в виду, что власти штата или кто-то еще пришли и заперли его в сейфе?

– Нет, – нетерпеливо отозвался он. – Мы сами это делаем. Берем из регистрационной и убираем, чтобы никто не мог прочитать рапорт.

– Ну что же, извини за беспокойство. Сдается, что тебе лучше всего лечь и поспать.

– Я просто должен это сделать. Я тебе позвоню, Вик. Через несколько дней.

– Питер! Подожди-ка, последний вопрос... Насколько близко ты знаком с Ричардом Ярборо?

Он слишком долго медлил, прежде чем ответить:

– Как ты сказала – Ричард Ярборо? Боюсь, ничего о нем не слышал, никогда...

Повесив трубку, я сосредоточенно рассматривала стол. Спрятали, а? Надо же! Не медля позвонила Лотти:

– Ты можешь сегодня со мной пообедать? Хочу поговорить о досье Консуэло.

Она заказала столик в ресторанчике «Дортмундер» – погребке в отеле «Честертон». Условились на семь.

Я отшвырнула почту. Закрывая за собой дверь, услышала телефонный звонок. Это был Дик, кипящий от злобы.

– Какого черта ты напустила на меня газеты?

– Дик, разговор с тобой всегда очень возбуждает! Ты мне звонил так часто лишь в ту пору, когда я давала тебе списывать конспекты лекций. Пятнадцать лет назад!

– Да будь ты проклята, Вик. Ты сказала этому паршивому шведу из «Геральд стар», что досье Дитера у меня. Ведь ты сказала? Ты?

– По-моему, еще и шести часов не прошло, как ты звонил мне и обвинял в том, что досье находятся у меня. И зачем так убиваться, если кто-то предъявил тебе такое же обвинение?

– Не в этом дело. Досье моих клиентов конфиденциальные. Так же как сами клиенты и их проблемы.

– Да. Для тебя. Но, сердце мое, я же не сотрудница твоей фирмы. Я не обязана хранить их секреты...

– Раз уж мы заговорили о секретности: это ты, прикинувшись моим секретарем миссис Харриет, звонила сегодня Алану Хамфрису в «Дружбу»?

– Харриет?! Ты же всегда твердил, что она – Терри. Или ты у нее третий?

Я в буквальном смысле слова почувствовала, как по проводам ко мне устремился поток его бешенства, и улыбнулась.

– Ты отлично, знаешь, черт бы тебя побрал, что Харриет – моя секретарша. И Хамфрис в полдень поинтересовался, почему она ему не перезвонила. А потом мы определили, что она вообще никуда не звонила. Боже, как бы мне хотелось увидеть тебя в суде привлеченной за кражу досье «Ик-Пифф»!

– Да на здоровье. Если у тебя есть хоть какой-нибудь шанс это доказать. И я с наслаждением полюбовалась бы «Дружбой», дающей показания, что они вернули всю эту канцелярию тебе. – Я выговорила свою тираду с большим энтузиазмом. – А уж газеты отметят этот день красной краской в своих календарях. Большой день! Им столько работы будет – ой-ей-ей!.. Суди сам: ты обвиняешь меня, а твои старшие партнеры меня защищают. Каково? Или Фримэн удалится от дел на это время? Ну-ка, переключи меня на него, я заранее узнаю, пока ты не...

Он оборвал меня на полуслове, я просто захохотала от счастья. Несколько минут с надеждой смотрела на аппарат, и он конечно же зазвонил.

– Мюррей, – сказала я в трубку, не дожидаясь, пока абонент что-нибудь произнесет.

– Вик! Ох, не нравится мне это. Не люблю, когда ты дергаешь кукол за ниточки, пусть, мол, танцуют. Как ты догадалась, что это я?

– Психическая мощь, волевая потенция, – легкомысленно откликнулась я. – Ну, если без шуток, то я только что разговаривала со своим бывшим муженьком. Он был несколько удручен агрессивностью твоих вопросов и учтиво назвал тебя «проклятым шведом».

– Ярборо – твой экс-супруг?! Боже, никогда бы не подумал, что ты была замужем. И за такой патентованной сволочью? Ты потому меня на него и натравила? Месть за мизерные алименты?

– Знаешь, Мюррей, мне бы трубку надо бросить. Ну к чему такая безвкусица? Пошли алименты моей тете Фанни. И, кстати, мы уже десять лет как в разводе.

– О, ты знаешь куда больше, чем хочешь сказать, розанчик.

Проведать о том, что документы Дитера у Ярборо, не составило бы труда для газетчика, он выудил бы это у его секретарши, не имеющей опыта общения с прессой. Но я должен быть в курсе всех событий. Ведь его реакция оказалась сверх всяких ожиданий. Начать с того, что он обвинил тебя в краже документов! Можешь прокомментировать, прежде чем я отдам полосу под пресс?

Я чуточку поразмыслила:

«Мы застали мисс Варшавски, знаменитого частного детектива, в ее элегантном офисе после обеда. Услышав о подозрениях, выдвинутых адвокатской конторой „Кроуфорд, Мид“, госпожа Варшавски откликнулась классическим латинским из-, речением „Уби аргументом?“ – „Где доказательства?“. И предложила, чтобы ее ученые коллеги не доверяли ушам своим»...

– Довольно, Вик. Что стоит за обществом Монкфиша? Почему такой дорогой адвокат представляет интересы нищего замухрышки Дитера?

«Конституция США дает право на защиту каждого гражданина», – трубно начала я.

Мюррей тут же прервал меня:

– Знаешь, Варшавски, ты мне этим юридическим дерьмом голову не морочь. Я хочу переговорить с тобой строго по делу. Увидимся в «Голден глоу» через полчаса.

Бар для вдумчивых пьяниц «Голден глоу» – место моих конфиденциальных встреч. Сэл Бартель – хозяйка – подавала двадцать сортов пива, почти столько же виски, а также непременно что-нибудь экзотическое. Стойко продержавшись с таким ассортиментом года два, она сдалась: обзавелась минералкой «Перрье», но никогда сама не подавала ее. Только через официанток.

Сэл восседала за подковообразной стойкой красного дерева и читала «Уолл-стрит джорнэл». Она серьезно относится к своим капиталовложениям, поэтому так много времени проводит в баре, тогда как давно могла бы удалиться от хлопот и жить в деревне. Она намного выше меня ростом, и у нее поистине царственная осанка. Никому даже в голову не придет повысить голос, если Сэл на своем рабочем месте...

Я подошла к ней, мы немного поболтали в ожидании Мюррея. Между ним и Сэл вспыхнула горячая симпатия в первый же раз, когда я его сюда привела. У нее есть запас пива «Хольстен», специально для него... Войдя, он поздоровался, лицо пылало жаром над курчавой рыжей бородой.

Мы унесли за наш столик напитки – пару бутылок пива для Мюррея, стакан воды и двойную порцию виски для меня. На столике включили лампу с широким абажуром, разбрасывающую вокруг мягкие блики, – подлинный Тиффани, действительно «Золотое сияние».

– Господи! – простонал Мюррей, вытирая лицо, – подумать только: конец лета! Когда-нибудь эта проклятая жара спадет?

Я выпила воды, потом виски – желанное тепло разлилось по телу.

– Ничего, – сказала я. – Зима не за горами. Так что наслаждайся погодой, пока можно.

Какая бы лютая жарища ни стояла в Чикаго, я прекрасно чувствую себя летом. Наверное, жароустойчивые итальянские гены моей матери берут верх над генной структурой отца-поляка. Мюррей опустошил бутылку едва ли не одним глотком.

– О'кей, мисс Варшавски. Я требую правды, всей правды и ничего, кроме правды. А не те ее жалкие крохи, кои ты соблаговолишь мне бросить.

Я отрицательно покачала головой.

– Да нет ее у меня, этой правды. Я ею просто не владею. Что-то раскручивается подозрительное, да. Но я только уцепилась за один рычажок, чтобы прокрутить для себя всю мизансцену. И если я тебе кое-что расскажу, то не для печати. И ты мне это пообещаешь. А нет – давай лучше поговорим о погоде.

Мюррей слегка отхлебнул пивка из второй бутылки.

– Двое суток!

– Нет. Не для печати до тех пор, пока у меня не будет полной ясности, что в действительности происходит.

– Хорошо, неделю. Но если «Трибюн» или «Сан таймс" первыми получат от тебя информацию, мы тебе никогда больше ничего не дадим из нашего морга1.

Не очень-то мне это понравилось, но я нуждалась в его помощи и поэтому согласилась:

– Договорились. Неделя... Ну, так вот. Тебе известно, что Дитер возглавил крестовый поход против клиники Лотти. Я поехала в ночной суд, чтобы вызволить моего донкихотствующего соседа, мистера Контрераса. И наблюдала за тем, как Дик вытащил из-за решетки Дитера Монкфиша... Как ты гениально выразился, Дик абсолютно не по карману этому замухрышке. – Сделав большущий глоток виски – напиток не по такой породе, – я продолжила: – Какой-то добрый ангел оплачивал его счета, и мне стало весьма любопытно: кто именно? Попробовала выцарапать сведения из конторы Дика, а также из общества Дитера. Никто не сказал ни полслова. Вот тогда-то я проникла в офис Дитера и стащила все досье в надежде наткнуться на разгадку. Разумеется, я собиралась вернуть их обратно...

У Мюррея был весьма сосредоточенный вид. Для него не секрет, что когда я знаю, о чем говорю, то говорю это серьезно, а потому он не прерывал меня своими обычными остротами.

– Два человека знали, что досье у меня. Мой сосед Контрерас и врач из северо-западного пригорода. Так, легкий флирт, встречаемся иногда. Доктору все очень не понравилось – взлом помещения, незаконное проникновение в него, кража досье... Он пригласил меня прогуляться на яхте по озеру. Вернувшись к себе рано утром в субботу, я обнаружила, что квартира взломана. Контрерас, пытаясь остановить налетчиков, получил сотрясение мозга, а все досье «Ик-Пифф» исчезли.

– Врач? – сказал Мюррей. – Или, возможно, Контрерас, которого втянули в заговор?

– Ты бы на него посмотрел. Ему под семьдесят, машинист на пенсии. А его идеал действий – жахнуть кого-нибудь стальным шлангом. Нет, это, должно быть, доктор. И вот утром я, назвавшись секретарем Дика, позвонила в госпиталь «Дружба-5» и наткнулась на сногсшибательную информацию: оказывается, они – клиенты конторы «Кроуфорд, Мид». И оплачивают счета Дитера Монкфиша.

Рыжие брови Мюррея резко сдвинулись:

– Но с какой стати?

– Не знаю. Кроме того, есть еще кое-что похлеще. Я в общих чертах обрисовала ситуацию с иском против Лотти, требование к ней представить историю болезни Консуэло, которую похитили из ее клиники.

– Таким образом, я отправилась в департамент здравоохранения и узнала, что они даже не планируют расследовать обстоятельства смерти, а ведь обязаны проводить его в любом подобном случае. Один тамошний лощеный тип, Том Коултер, знаком с людьми из «Дружбы». Он также знает, почему не организована проверка.

Я прикончила свою порцию, но отказалась от второй, предложенной Сэл: мне предстояло ужинать с Лотти. Мюррей выпил еще бутылку «Хольстен». Но он – здоровенный малый, истинная пивная бочка.

– Так что же все-таки происходит? Существует какая-либо связь, соединительная ткань между досье Дитера и небрежением властей? Что, Мюррей, что?

Принимаясь за третью бутылку, он очень серьезно посмотрел на меня.

– Я ничего не вижу. Мрак, неизвестность. Пока мы не выясним с достоверностью все детали, нет никакого смысла давать материал...

Я была счастлива услышать местоимение «мы». Мне требовалась лишняя пара ног.

– Как ты смотришь на мою поездку в «Дружбу»? Постараюсь разобраться на месте в этом деле. А ты за это время сможешь установить, знаком ли Том Коултер с Питером Бургойном? И если это так, то с какой стати он оказывает ему такие деликатные услуги?

Тебе стоит лишь приказать, о Ты, Которой Должны Повиноваться Все. Конечно, сделаю это. Но не хотелось бы, чтобы хоть струйка пара вылетела из чайника раньше времени...