Один человек решил как можно дольше избегать Смерти. Он построил каменный замок, с мощными воротами, рвом, подъемным мостом, и башней, чтобы еще издали увидеть Смерть, и не пустить к себе. Он перестал общаться с людьми, а чтобы не было так скучно, завел птичку — канарейку. И вот, сидит он в башне, смотрит на дорогу, под ухом канарейка щебечет. Год проходит, другой, десять лет. Не идет Смерть. И вдруг — небо померкло, земля сотряслась, ворота упали, и дверь в комнату распахнулась. Смотрит — стоит на пороге Смерть, все как положено, с косой на плече, но сама почему-то маленькая, не больше мизинца. Побледнел он: как себя ни готовил, а испугался.
А Смерть ему и говорит:
— Зря боишься, мужик, я не твоя Смерть, я за канарейкой пришла.
Некоторое время Крис сидел на поляне, прикрывшись полиэтиленовым плащом, подаренным христианами. Но он не защищал от холода и влаги, пропитавших воздух. Никакая одежда не могла спасти от них, а костер развести было не из чего и нечем. Криса знобило. Не хватало еще заболеть. «В Москву, в Москву, скорей в Москву!» — Это он повторял про себя весь день, с того момента как расстался с христианами. Стоп был плохим — короткие переезды и часовые «медитации» на мокрой трассе. «Появляется запара, желание, и начинаются обломы. Это одна из благородных истин. Учись, суфий. Это еще простенькое испытание…»
«Но противное…» — ответил Крис сам себе, и дожевав кукурузные хлопья, поплелся по ночной трассе. Единственным, что могло хоть немного согреть, было движение.
Стопить под фонарем, возле пункта ГАИ, за которым его высадил последний драйвер, Крис не стал: без паспорта с ментами лучше не связываться. И он шел по темной трассе — полузавернутая в полиэтилен фигура, изменяющая свои очертания при малейшем порыве ветра. Капли воды на плаще являлись своеобразным катафотом, свет дальних фар преломлялся и отражался самым причудливым образом. Но если какая из машин и притормаживала, то лишь для того, чтобы не сбить Криса. Сажать никто не собирался.
«В такую погоду идти по трассе все же лучше, чем сидеть, околевая от холода, — успокаивал себя Крис. — Вот я уже и согрелся, а скоро вообще высохну». Однако прошел час, а Крису высохнуть так и не удалось: наступило некоторое динамическое равновесие — одежда не высыхала и не намокала, она была слегка влажной, но не холодной… Крис уже ни на что не надеялся, ничего не воспринимал — он шевелил ногами, махал рукой и плыл в безумном потоке: свет фар за спиной, уменьшающаяся тень впереди на трассе, ветер и водяная пыль от пролетевшей мимо машины, красные габаритные огни — глаза темного лица в желтом светящемся ореоле… И затем снова: свет фар за спиной, уменьшающаяся тень Кристофера, водяная пыль и ветер…
Один из дальнобоев пролетел так близко, что ветер отбросил Криса на самый край обочины. И — пх-пх-пхэ. Фура, включив красные стоп-огни, остановилась.
Крис подбежал к машине. То ли от радости, то ли от быстрого бега, у него заложило уши — он не слышал ни звука двигателя, ни шелеста полиэтилена, ни даже собственных шагов. Впрочем, и видел он немного — лишь мелкие капли дождя, клубящиеся в свете фар, да длинный темный борт машины.
Крис принялся искать ручку, но водитель сам изнутри распахнул дверь. Две ступени наверх, и Кристофер оказался в совсем ином, теплом и сухом мире. Сразу вернулись и зрение и слух. Слабый зеленый свет приборной доски, красные лампочки, бахрома висящих под верхней полочкой вымпелочков — такая кабина, а ночью почти каждая кабина выглядела подобным образом, напоминала Крису о далеких временах, когда ему еще нравилась зима, и в дом под Новый Год отец приносил елку, ее украшали стеклянными шарами и лампочками, а затем гасили верхний свет и включали гирлянду. Детей укладывали спать, но гирлянду не выключали. Митя мог смотреть на елку бесконечно.
«В те минуты я был цельным, я ничего не боялся, ни о чем не думал».
«А сейчас пытаешься анализировать, почему такой кайф доставляет тебе вид кабины».
«Анализ — не самая плохая вещь, но в такой кабине я готов ехать куда угодно».
Гладко выбритое, узкое, немного лошадиное, но с орлиным, «индейским» носом, лицо водителя казалось вырезанным из дерева. Он сидел лицом к дороге и не смотрел на Криса.
— Куда едешь? — одними губами спросил драйвер.
— Вперед, — ответил Крис.
Он вдруг понял, что сейчас ему действительно все равно куда ехать, лишь бы ехать в этой уютной теплой кабине, а не вбирать в себя холод всей трассы.
Ответ Кристофера явно удовлетворил водителя. Он толкнул рычаг коробки передач и машина легко стронулась с места.
— Хорошо идет, — сказал Крис.
Водитель пожал плечами.
Впереди, в свете фар, блестки дождя, темная трасса и больше ничего. Вскоре они нагнали такой же большой темный грузовик. Крис видел только темный прямоугольник кузова, в углах которого светились габаритные огни.
— Это тоже ваши?
— Тоже наши, — ответил водитель.
«Доброжелательный молчун». Кристоферу был знаком такой тип водителей, они редко разговаривают, чаще всего заняты собой и своими мыслями, но в то же время не создают никакого напряжения. Они берут стопщиков не для того, чтобы те развлекали их в дороге, а из простых и весьма человечных соображений: если стоит человек на трассе, значит, ему надо куда-то ехать. И коли в машине имеется свободное место, то почему бы не взять….
Водитель принялся напевать. Крис сразу узнал мелодию. Это была та самая, услышанная недавно на трассе и плотно приросшая к Крису песня без слов. Правда, драйвер пел ее чуть быстрее.
«Или мне кажется?»
— Что это за песня? — спросил Крис.
— Так, песня… — Водитель снова пожал плечами. — Не мешает?
— Нет, нет, пойте ради Бога. Просто я ее слышал. На дороге. Казах пел. Только медленнее. — Крис пропел небольшой фрагмент. — У нее слова есть?
— Может. Зачем в дороге слова? — Водитель снова тихо запел, и звук его голоса вскоре слился со звуком мотора.
«Зачем в дороге слова…» Глаза Криса слипались. Он пытался цепляться взглядом за клубящийся вихрь дождя впереди, за капли на стекле, по мере движения они соединялись друг с другом в большую слезу и она сползала вниз, оставляя за собой мелкие водяные следы, которые снова становились каплями, которые соединялись… Во всем этом была некая глубокая истина, некий всеобщий простой закон, но выявить его у Криса уже не было сил.
Когда Крис открыл глаза уже светало.
— Ой, извините, заснул. — сказал он.
— Ничего, ничего… — Драйвер улыбнулся.
— Мы всю ночь ехали?
— Всю ночь.
За окном тянулся типичный среднерусский пейзаж. Зеленые заросли ивы и ольхи вдоль трассы, в которых иногда вспыхивали ярко-красные рябиновые гроздья, поля, перемежающиеся то осиново-березово-еловыми, то сосновыми перелесками. Впереди трассу закрывал фургон. Крис не мог определить принадлежность машины — номер заляпан грязью, да и разглядеть его повнимательнее не удавалось — очки были слишком слабыми.
По номеру очень часто можно определить, далеко ли идет машина. Для неавтомобилистов и нестопщиков, поясню: каждому региону нашей необъятной страны нынче соответствует определенный цифровой индекс (раньше, во времена СССР — двухбуквенный), например Москва — 77 (раньше — МК, ММ, МН и т. д.), Питер — 78 (раньше — ЛД, ЛЕ, затем с переменой имени на Санкт-Петербург — СР), Псков и Псковская область — 60 (раньше — ПС).
И если ты стоишь на трассе Одесса-Петербург, где-нибудь между Одессой и Киевом, и едешь в сторону Питера, и останавливается машина с киевскими номерами, то как правило она идет в Киев, с красными белорусскими — есть вероятность, что тебя довезут по крайней мере до Могилева, с Псковскими — до Пскова и т. д.
— Не могу разглядеть номера, — сказал Крис, — вы далеко идете?
— Вперед. — Водитель смотрел на дорогу.
— По трассе? До Москвы?
— По трассе…
— А Пензу мы еще не проехали? — Крис выглянул в окно, надеясь увидеть километровый столбик.
— Не проехали. — Водитель снова улыбнулся. — А ты разве в Пензу едешь?
— Нет, в Москву.
— А потом… Так и останешься в Москве?
— Нет, в Питер поеду.
— А в Питере? — продолжал спрашивать водитель. В его голосе одновременно чувствовалась доброжелательность и ирония.
— В Питере у меня дом.
— А что такое дом?
— Дом, это то место, куда приятно вернуться.
«Чего ты гонишь? Где у тебя дом? Рюкзака и того нет. — Вопросы водителя словно разбудили внутри сознания Криса множество беседующих друг с другом Крисов: Криса мудрого и Криса рассудочного, Криса сомневающегося, Криса ироничного и Криса убежденного. — Мой дом это дорога».
«Это ты сейчас, в тепле говоришь, а вчера что пел? В Москву, в Москву, осточертела эта трасса».
Они никого не обгоняли, но их тоже никто не обгонял, машина, идущая впереди, словно на невидимой резинке то притягивалась почти вплотную, то уходила вперед, становясь темным серым прямоугольником на фоне цветного пейзажа. Совершенно неожиданно появился пробел в облаках и цвета осеннего леса стали еще ярче, солнце отражалось в каждой капле, наполняя окружающий мир тысячами алмазов. «Это ненадолго, — почему-то сказал себе Крис. — Через час либо солнце зайдет в тучи, либо дорога и лес высохнут».
Но часа не прошло как колонна остановилась. Небольшой поселок, одноэтажные деревянные дома за деревьями, в низине, судя по всему, речка.
— Мы здесь надолго, — сказал драйвер, — можешь пойти погулять.
Крис вышел, огляделся по сторонам. Что-то необычное было в окружающем мире, таком прозрачном, что казалось, он лишь мираж, висящий в воздухе.
«После дождя». Крис прошел взглядом по машинам. И он узнал их. Это был караван, испугавший Галку, караван, чье приближение сопровождалось странным гулом. На этот раз дождь прибил пыль, и тенты смотрелись как кожа гигантских рептилий, только что вылезших из воды. Машины были разные — от каких-то не очень старых, но потрепанных тяжеловозов-иномарок, до ветхого зеленого «газончика». Крис почему-то воспринял караван как должное, без всякого удивления.
«Словно во сне…»
«Во сне и есть, — ответил он сам себе, — но тогда где же пастух? И почему, когда я садился, то не слышал никаких похожих на гул звуков?»
«Но когда я заснул?»
«Разве это важно».
Крис вдруг увидел того, кого искал. Он стоял в стороне от водителей и крутил палочку вокруг руки. Занятие могло бы показаться неподходящим для дядьки довольно солидного возраста, но он делал это так изящно и виртуозно, что Крис некоторое время стоял и смотрел, не решаясь подойти. Эти упражнения были похожи на одну из древних китайских гимнастик, какую конкретно, Кристофер вспомнить не мог. Он чувствовал, что это упражнение нечто сродни суфийской медитации в танце, только танец немного другой.
«Зачем тебе к нему подходить? Найди лучше своего драйвера».
Однако Крис подошел и поздоровался.
Пастух кивнул в ответ.
— Не знаете, мы здесь долго будем стоять? — спросил Крис.
— Это зависит от тебя. — Бородач хитро посмотрел на Кристофера.
— Почему? Я лишь попутчик. Пассажир.
— Здесь нет пассажиров.
«При чем здесь я? Я сплю, сплю», — несколько раз повторил про себя Крис и под конец, похоже, сказал это вслух.
— Ты спишь, — утвердительно произнес пастух.
— Но когда я заснул?
— Разве это важно?
Диалог, разыгранный Крисом внутри себя, теперь происходил снаружи.
— Как?
— Кто-то говорил, времени не существует.
— Но мы пользуемся. Чтобы ориентироваться.
— В чем?
— В своей… — Крис хотел сказать жизни, но нашел более подходящее разговору слово, — своих иллюзиях.
— Так чего же ты хочешь? — спросил пастух.
«Вот, блин, разговор ученика с просветленным. Не хватало еще сказать, что дескать, мол хочу обрести истинную природу Будды». Крис так не сказал.
— Не знаю еще.
— Поищи. Может вспомнишь.
Крис прошел через деревню, к низине, где была река. «Откуда я знаю, что там река?» Он знал не только это, он помнил проселочную дорогу, ведущую к старому каменному мосту и на другой стороне — холм, поросший темным густым ельником.
Крис даже знал, что с одной стороны мост имеет некое подобие перил, широких, из скрепленных цементом круглых камней, на которых удобно сидеть и наблюдать за рыбами, стоящими в зеленых, извивающихся водяных волосах — водорослях.
Но мост был уже занят. Долговязая фигура, широкополая шляпа, большая сумка рядом. Всплыла картинка из читанной перечитанной в детстве книжки: «Снусмумрик, сидящий на мосту». Но это был вовсе не книжный персонаж, а человек, знакомый Крису еще по Питеру — Витя Банджо.
Крис бегом слетел вниз.
— Вот так встреча! — Он пожал Вите руку. — Ты то здесь какими судьбами?
— Я сюда иногда приезжаю — улыбаясь, ответил Витя. — Я люблю сидеть на этом мосту. Приходят очень простые мысли. Ведь посмотри, вот эти скажем, штаны, — он указал рукой на брюки, в долгих странствиях потерявших свой истинный цвет и ставших просто серыми, — ведь это кто-то придумал, что вот так, а не иначе выкроить и сшить… А кто-то придумал ткань. А ботинки — посмотри, какое это сложное сооружение, за каждой из этих вещей стоят люди. Не один, не два человека — десятки, сотни людей. И мост, — Витя похлопал рукой по камню, — ведь тоже кто-то изобрел. Это просто, но это ли не чудо?
Витя свел перед лицом две ладони, на мгновение они закрыли его глаза, осталась лишь узкая темная щель, затем развел руки.
И Крис вдруг вспомнил Витины рассказы о смотрении через щель.
Тогда они сидели в керамической мастерской, где стояли ванны с белой и зеленой глиной, и школьные муфели, и длинные столы в белых и зеленых следах, и совершенно особенный запах, и стеллаж во всю стену, полный фигурок — Светка вела кружок керамики и многие работы дети оставляли в мастерской. В углу лежала груда черных папок — наследство то ли съехавшей, то ли разорившейся конторы, выброшенное во двор и подобранное хозяйственными художниками.
Банджо взял две черные папки и закрыл ими лицо, оставив лишь узкую щель.
«Когда смотришь сквозь щель, — прокомментировал Крис, — зрение обостряется»
«Так можно и путешествовать», — сказал Банджо.
«Как?»
«Создавая щель и резко распахивая ее…»
— Ты оказался здесь так? — Крис повторил жест Банджо. С точки зрения логики ничего не должно было произойти, но была некая необъяснимая внутренняя уверенность, что Витя мог путешествовать таким способом.
— Можно и так. Путешествовать можно по разному. Я, например, хотел предложить батутную дорогу до Москвы.
— А я ищу Алису, — вдруг, неожиданно для себя самого, сказал Крис. — Такая странная герла. Если ты бываешь здесь, может ты ее знаешь?
— Не знаю.
— Я ее тоже почти не знаю. Встретил на трассе.
— Ты у шаманов спроси…
— Каких шаманов?
— Да у тех что из Саарема, Волоса, Махмуда.
— Но они остались в Ебурге.
— Послушай. — Витя поднял глаза к небу. Но там не было ничего, кроме птиц и облаков. Но вдруг где-то на холме, в еловом лесу «тум-теке-тум-теке-тум…»
— Они здесь?
— Они с тобой. Это ли чудо?
— Нет, — сказал Крис, — головой это не охватить. Не может быть такого количества совпадений. И не говори мне о других реальностях, я сюда по трассе приехал.
— Палки на тебя не хватает, — сказал Витя Банджо, — стукнуть как следует.
Витя свел ладони перед лицом оставив только узкую щель, затем раздвинул их. И его лицо изменилось. Описать суть этих перемен было невозможно, казалось, изменился сам угол падения солнечных лучей, лицо потеряло свой внутренний свет, тень от шляпы закрыла глаза.
— Видишь, — сказал Витя и посмотрел в строну холма, — не ее ли ты ищешь.
Крис перехватил его взгляд. «Алиса!» Сомнений не было, она шла по тропинке к лесу. Кристофер побежал вдогонку. Но через десяток шагов обернулся, вспомнив, что забыл попрощаться с Банджо. Того на мостике уже не было.
И на этот раз Крис догнал ее. У самой кромки леса.
— Алиса, постой…
Некоторое время она внимательно смотрела на приближающегося Криса, затем на ее лице появилась, точнее проступила, как на фотографии, опущенной в проявитель, улыбка. Внешне вполне естественная улыбка, но Крис почувствовал за ней нечто жуткое, бездонное и манящее одновременно.
— Ты такая… — Крис хотел сказать «странная», но произнес, — удивительная.
Улыбка постепенно исчезла.
— Что ж, — тихо и печально проговорила она, — ты сам выбрал. Пойдем.
Эти слова, сама интонация, породили какие-то тяжелые, неприятные предчувствия. Что-то должно было произойти. Они вошли в лес и Крис узнал его — сон начавшийся в доме Боба продолжался: «Я сплю и попадаю в продолжение».
«Он может спать по шестнадцать часов», — вспомнил Крис чью-то реплику, услышанную сквозь какой-то из снов. Спать, чтобы попадать в продолжение своих снов. Алиса, белое пятно впереди, вела его за собой. Вот и поляна. Она остановилась и снова улыбнулась.
И Крис сам не заметил, как почти вплотную приблизился к ней. Она прикоснулась губами к его губам. Поцелуй был легким, Крис почти ничего не почувствовал.
— Я знал, что встречу тебя здесь, но все так неожиданно. Это ведь сон? Да?
— Сон? — переспросила она. — А что говорит другой Крис?
— Какой? Я один.
Крис прекрасно понимал, о чем идет речь.
«Но как она узнала?»
«Впрочем нетрудно догадаться, ведь ты, непродвинутый, мечешься как мячик».
— А с кем ты все время разговариваешь, когда думаешь, что остаешься один? — продолжила Алиса, — Ты и здесь не можешь остановить внутренний диалог.
— А ты? Так устроено большинство людей.
— Я одна. — Алиса снова улыбнулась.
— А я тебя видел. На трассе… Я все время думал о тебе.
Алиса промолчала.
Происходили какие-то плавные изменения со светом и пространством — солнце исчезло еще по дороге и постепенно стемнело. Дорога, которой следовало остаться по другую сторону реки, видимо, сделала петлю и теперь была за спиной Алисы. Или это была другая дорога. Там стояли машины, много машин — желтые, красные огни. Предчувствие чего-то страшного не оставляло Криса. «Сад расходящихся тропок» заканчивался, путей становилось все меньше.
— Что это за дорога? — спросил Кристофер.
— К тебе домой. Караван, что привез тебя сюда.
— Но у меня нет дома.
— Есть, — тихо произнесла Алиса, — не обманывай себя. Вспомни, что ты говорил водителю. И тебя там ждут. С твоими песенками и телегами…
— Откуда ты все знаешь?
«Что я спрашиваю, — чуть ли не кричал в себя Крис, — и почему так тяжело…»
— Ты знаешь… — она сделала ударение на слове «ты». — Ты сам позвал меня.
«Ты сказал», — вспомнил вдруг Крис реплику Крота с точно такой же интонацией. Но за словами Алисы стоял холод, бесконечный холод, смертельный холод, заставивший Криса содрогнуться.
— Ты знаешь, как вернуться, и ты сделаешь это…
«Проснись, Крис, быстрее проснись».
«Парень, это не сон, это смерть».
«Ты так любишь то, что называешь своей жизнью, ты цепляешься за соломинки, когда тебя несет по реке, но ты слишком долго смотрел в этот поток. И теперь ты снова висишь над пропастью».
— У тебя нет выбора. Караван возвращается.
— А ты?
— Ты позвал меня. Ты пошел за мной. Но ты до сих пор не готов умереть. — В ее словах чувствовалась ирония, и на мгновение холод отступил. — Значит, тебе придется убить меня.
— Зачем? — Крис вдруг почувствовал, что она не шутит.
— Чтобы вернуться.
«Ты никогда не сможешь быть с ней».
— Никогда не говори никогда, — сказала Алиса.
«Но я не хочу!»
«Ты хочешь вернуться!»
Крис вдруг почувствовал себя маленьким, ему захотелось спрятаться, убежать. Он закрыл глаза. А когда открыл их, увидел нож. Точнее, кинжал, серые стальные грани которого отражали свет фар. Алиса держала его в руке, лезвием вниз. Крис не заметил, когда он успел поменяться с Алисой местами, но теперь дорога была за его спиной. Где-то далеко за лесом залаяла собака.
«Это сон, но почему лает собака?»
— Все женщины, что были с тобой, чувствовали меня. И они уходили от тебя сами. Потому что любил ты только меня.
— Почему ты говоришь «любил» а не «люблю»?
— Потому что ты вернешься домой. Времени нет, так ведь, милый? Возьми.
Она перехватила кинжал и протянула его Крису ручкой вперед.
Криса колотило.
— Но почему мы не можем сказать друг другу до свиданья без этого?
Кинжал словно прилип к пальцам Криса.
— Ты знаешь… Не будь размазней.
— Тогда я остаюсь.
Алиса внимательно посмотрела на него. И Крис отвел глаза. Ему было страшно. «Не смотри на закат», — почему-то всплыли в памяти слова пастуха.
— Зачем ты обманываешь себя? — услышал он ее голос.
Совсем стемнело. Стальные полированные грани отражали свет фар, однако Крису казалось, что светится сам клинок. Но рукоять была ледяной.
— Нет, я не буду.
— Но ты хочешь вернуться. Караван уходит.
Крис не чувствовал руки, он уже не чувствовал своего тела. Но он еще мог видеть и слышать. Видеть как разгорается свет на гранях кинжала, слышать знакомый нарастающий гул. Караван уходил.
— Я люблю тебя, — с трудом произнес он и попытался отвести руку с кинжалом в сторону, но некая сила вдруг бросила Алису вперед, она прильнула к Кристоферу и нож мягко вошел в ее грудь.
«Что теперь делать, что делать!» Крис не хотел верить, тому что происходит. Губы Алисы оказались возле его уха.
— Беги! — прошептала она. — Еще далеко.
Алиса оттолкнула Кристофера, он выпустил рукоять ножа. Перед глазами темнота. Лишь позади нарастающий гул. Крис развернулся и побежал. Он ничего не видел — повсюду, справа, слева, над головой была темнота. Лишь впереди — тоннель из веток, в самом конце которого — свет, дорога.
Крис не помнил, как оказался в кабине «своей» машины.
— Извините, — еле шевелящемся языком почему-то сказал Крис.
Водитель сразу тронул с места. Он уже не улыбался, но по прежнему доброжелательно поглядывал на Криса.
— Я убил ее, — сказал Крис. Точнее сказали его губы, помимо воли самого Кристофера.
Водитель кивнул, словно знал, что происходило в лесу.
Машина уже неслась сквозь тьму. Такую сплошную, что были не видны габаритные огоньки впереди идущей. Зато мелкие дождинки вспыхивали в свете фар. Они казались звездами.
— Сейчас будет перекресток, — ровным голосом произнес водитель, — я не могу останавливаться, лишь приторможу. Тебе придется прыгать.
Крис распахнул дверь и встал на подножку.
«Почему я не чувствую встречного ветра? Мы летим за сотню!»
Пустота была под ногами Криса.
— Прыгай! — донеслось сзади.
«Но ты даже не затормозил…» — успел подумать Крис перед тем, как почувствовать толчок в спину. Крис полетел вниз…Падение казалось бесконечным. Почему-то заболела нога. А Крис все падал. Он почувствовал, что вся левая половина тела намокла. Но я все еще падаю. И откуда этот вкус крови. Словно воздух пропитан.
Вдруг Крис услышал звук. Мотор. Тормоза. Хлопок дверцы. Хлюп-хлюп-хлюп.
— Юлька, это же человек! — раздалось совсем рядом.
— Пьяный наверное.
— Вон, смотри, кровь. Сшиб кто-то.
— Эй, парень.
Крис открыл глаза. И этим остановил падение. Белое плывущее пятно. Оно быстро превратилось в лицо молодое, испуганное.
— А? — сказал Крис и пошевелился. Он лежал на обочине, на мокрой трассе.
— Ты живой? — спросило лицо. Вопрос был абсурдным, но Крис этого не почувствовал. Он пока плохо понимал, что происходит.
— Не знаю. — Крис сел.
И его тело проснулось. Появились ощущения — шум, боль, холод. Крис чувствовал песок и кровь во рту — губа была разбита, болела нога, бок. Но вполне терпимо. И голова была пустой.
— Что с тобой? — спросил парень. Теперь Крис видел — перед ним молодой, интеллигентного вида парнишка в черной кожаной куртке. Рядом, чуть в стороне — светловолосая девчонка. Чуть поодаль — красные огоньки легковухи.
— Сам не знаю… — сказал Крис, — не помню.
— Сейчас мы тебя в больницу. Встать сможешь. — Парень протянул ему руку.
— Погоди… Крис встал и оглядел себя. Мимо пролетела какая-то машина. Где я?
— Мы недалеко от Кузнецка.
«Во занесло. На Украину».
Через мгновенье до Криса дошло.
«Это же Кузнецк, а не Донецк. Похоже, я действительно никуда не уехал. И не было никакого каравана. Никакой Алисы. А христиане? А бандиты?»
«Были… Вещей нет».
Крис чувствовал, что в его рассуждениях что-то не так, но дальнейшим анализом заниматься не хотел.
— В больницу не надо, — сказал Крис. — Я вообще-то в Рязань ехал.
— Мы не торопимся. Можем подкинуть до больницы.
— Нет, не надо. До поворота с трасы довезете, спасибо скажу.
— Смотри… Вон у тебя и лицо разбито. И трясет всего.
— Это от холода, — пояснил Крис.
— Юля, принеси воды.
Крис умылся, прополоскал рот и сделал несколько глотков.
Его усадили на заднее сиденье. Теплое мягкое заднее сиденье «единички». Это было чудесно. «Нам даются некайфы, чтобы получать затем великий кайф от самых простых вещей — тепла, мягкого сиденья, горячего чая из термоса, неторопливой беседы».
Дальше начался нормальный добрый разговор. Крис рассказывал о себе, о людях Радуги, о жизни на Алтае, о музыке… Недавние бредовые приключения, где сны были неотличимы от реальности, а реальность казалась сном, где некто, находящийся внутри-снаружи, показывал Крису, что и то, и другое — лишь иллюзии, остались далеко позади. Кристофер, наконец, унял дрожь — ему нравилась эта очередная иллюзия в виде старенькой копеечки с приятными собеседниками.
Через несколько часов пути судьба Криса на ближайшие два дня была предопределена: «Мы едем к хорошим друзьям на свадьбу, и ты едешь с нами. Оттуда мы довезем тебя до Иванова. И посадим на поезд». «А деньги?» «Деньги — это пыль». «А эти ваши друзья? Они то меня не знают». «Узнают».
Борис вел машину до рассвета, затем его сменила Юля, они заезжали за продуктами, подарками, сначала в одно, затем в другое место. И в гости к молодоженам прибыли в середине дня. А дальше была баня и водка. Крис смог рассмотреть повреждения — здоровенный синяк на боку и на ноге.
Затем жених принес гитару. «Мендельсона сможешь? Еще Колька гармонист подойдет». «Сделаем, — сказал Крис. — Были бы ноты». Колька-гармонист оказался весьма врубчивым и умелым музыкантом «из народа». Но для выпускника районной музыкалки он играл весьма круто. «Везет мне на хороших музыкантов». Он быстро сошелся с Крисом, они нашли то, что оба знали в совершенстве — битлов, плюс гармонист знал кое-что из попсы, а Крис мог подыграть ритм. Они пели, и свадьба подпевала, они пили и снова пели, теперь уже было неважно, если иногда кто-то лажал, всем было все равно.
Гуляли и на следующий день. А потом был город Иваново, и пьяный Крис, видимо, воодушевленный свадьбой, и какой-то древней телегой, типа — «Иваново — город невест», сватался из окна машины ко всем «невестам», на вокзале он выключился, и в поезд Криса упаковали без его участия. Очнулся он на верхней полке: «Как это я не упал?» Потом пошли алкогольные измены: «Я не хулиганил?» — спросил он бабушку с внучкой на нижней полке. «Нет, нет, вы только стонали». «Хорошо, что не блевал». — подумал Крис. Его тошнило. Тук-тудук, тук-тудук — вагон-кузнечик. И еда на столе пробудила рвотный рефлекс. Туалет был свободен. Криса несколько раз чистило. Затем он прополоскал рот водой из-под крана. И не удержавшись, сделал несколько глотков. У воды был вкус железа.
В памяти Криса всплыли пьяные телеги, которые, как ему казалось, он нес на свадьбе. «Алкаш, а не суфий!» Он вернулся на полку. Внизу ели куру. «А что я мог сделать? — Мысли его снова вернулись к Алисе — Проснуться чуть раньше…» «Но ты сам шел к этому. Валькирия…Только ты не годишься в жители Валгалы». Это было сказано с иронией, но Крис вдруг смог соединить Алису на трассе и последующую аварию, Алису в джипе и бандитов, Алису, вестника иного мира, самой смерти…
«Ты убил своего ангела. Твой ангел умер. И у тебя остался твой ад, возвращающийся из детства: старинный восточный город, залитый ослепительным желтым солнцем, радужная вода в реках, словно покрытых пленкой масла, узкие улицы, безразличные, неживые люди, говорящие на незнакомых языках, и страх, растворенный повсюду».
«Разве теперь ты чего-то боишься? Не гони… Да и убил ли ты ее? Ты был готов к этому. Нож провалился словно в пустоту. Бог заменил Иакова ягненком. Он всегда подменяет жертвы. Это хитрая игра… Женщина словно материализовавшаяся из твоих фантазий, становится пустотой».
— Молодой человек, угощайтесь…
Это снизу. Реальные люди, реальный хлеб, реальная кура.
— Спасибо, я может позже.
А за окном снова дождь. И в вагоне не душно. Наверное, на улице по осеннему холодно. Но в отличие от погоды, голова постепенно прояснялась. «Приеду, пойду к Дэгэ. Поживу у него… Или у Жука на мансарде… А ты их спрашивал? Опять планируешь. Хорошо бы на дачу. На хутор к Голованову. Все хорошо…»
— Бабушка, смотри таракан. — услышал он снизу звонкий голос, — почему в поезде тараканы?
«Почему в поезде тараканы?» — спросил себя Крис. Бабушка внизу ответила:
— Им тоже нравится ездить, ходить пешком надоело.
«Бабушка врубается, а ты нависаешь над этим миром на верхней полке, и снова смотришь на дождь за окном, здесь ты уже пассажир, а пассажиры особенно остро чувствуют осень. Осы осени, желтые косы смерти… Но поезд остановится, и пассажир умрет, превратившись в гостя, провожающего, встречающего и встречаемого, превратившись, наконец, в путешественника».