Давненько Толян не испытывал такого блаженства. Всё как-то дела, суета, в качестве расслабухи — шнапс, что называется «не до сук», а тут такая девочка попалась, умеющая так завести, что всё у Толяна стояло дыбом. Рано, видать, списал он себя в старики, был еще порох в пороховницах, просто не те раньше попадались, не те.
Зинаида, наконец-то нашедшая классного партнера, долго была ненасытна, но именно она первой запросила пощады.
Толян принес два бокала с холодным шампанским, и они, болтая и хихикая, выпили его. Подушки были огромные, толстые, сидеть в кровати, опираясь на них спиной, было одно удовольствие. За распахнутым окном было светло от рекламы, сна не было ни в одном глазу. Толян еще сгонял за шампанским.
Зинаида взяла бокал, отпила, охнула вдруг и, сказав «Тошнехонько что-то», обмякла. Бокал вывалился из ослабевшей руки, залив шампанским простыню. Секунды через две раздался звук, с которым пробка покидает бутылку, и Зинаида исчезла.
Потрясенный Толян посмотрел на часы. Было час пятнадцать.
— Это что же это? — пробормотал Толян. — Это зачем это?
И, поняв, что ничего не вернешь, с диким ревом метнул свой бокал в стену…
В час пятнадцать же со своей кровати исчез стонущий во сне Степан Буханкин, которому снилось, что Зинаида изменяет ему с Антоном Шепталовым.
Оба, и Ремизова, и Буханкин, вернулись в свой 1937 год, где в это время, так совпало, также была ночь. Буханкин, которого перенесло на не разобранную постель, так и не проснулся, а Зинаида, придя в себя в жалкой конуре на выщербленном полу, мигом всё поняла и заплакала тоненько и тоскливо, кусая кулак, чтобы не завыть. Всё-всё: и Толик, и золотишко, и безбедная жизнь, — остались там, в девяносто девятом…
Антону Шепталову снилась Маша. Была она в синем сарафане, обнажавшем её точеные смуглые руки. Маша счастливо улыбалась, показывая белые зубы, и что-то говорила ему, Антону, что-то очень хорошее, от чего замирало сердце.
Потом вдруг он почувствовал, что за спиною у него ничего нет, что там пропасть, и что какая-то непреодолимая сила властно толкает его в эту бездну. Он балансировал на краешке, боясь оглянуться, еще мгновение — и всё, но тут Маша протянула ему руку. Антон вцепился в неё, как утопающий в соломинку, веря и не веря в чудо, однако рука была тверда.
Антон проснулся с колотящимся сердцем. За окном была тишина, в ушах стоял чей-то крик, часы показывали час шестнадцать…
Исчезла низвергающаяся в бездну прошлого капсула, и неведомый механизм равновесия вернул всех в свои времена.
Бершонцам с их слугами-карликами не понадобилась даже Служебная Вертикаль.
Шепталова, впрочем, сия участь миновала…
Утром Маша поднялась тихо-тихо, чтобы не разбудить спящих Светлану и Кольку. Быстро умылась, оделась, съела бутерброд с ветчиной, выпила чашку кофе, вымыла посуду и села писать записку.
«Света, — написала она. — К жизни тунеядца надо привыкнуть. Буду привыкать постепенно, а пока отправлюсь на работу. Что-то во мне есть от тягловой лошади, тянет, понимаешь ли, пахать, хоть ты тресни. Но я непременно исправлюсь, дай срок. Ешьте всё, что найдете в холодильнике. Запасной ключ от квартиры рядом с телефоном, это на случай, если потребуется выйти. Не исчезай. Мой рабочий телефон… Маша».
Записку она оставила на кухонном столе.
Явившись на работу, Маша первым делом оформила пропуск на Антона Шепталова.
Ларин уже на правах начальника отдела с утра провел общее собрание, на котором показал себя умным тактичным руководителем, способным выслушать мнение самого рядового исполнителя. Это радовало, поскольку в обычаях вновь испеченных российских бугров было немедленно проявить власть, хватить кулаком по столу, наорать, обложить матом. Чтоб боялись, значит, чтоб трепетали, быдлы, чтоб по струнке ходили и не смели даже чихнуть без разрешения, сволочи.
Память Валерия Михайловича Скоробогатова почтили минутой молчания, вслед за чем Ларин попросил головастого Сашу Ховрина разработать крепкую легенду, увязывающую концы с концами, дабы рядом с честным именем полковника Скоробогатова не соседствовали сплетни оккультного характера.
Потом уже, после собрания, Маша доложила Ларину о деталях вчерашнего нападения на Поповых и последующей ликвидации Люписа и Тяпуса, а также о гибели негодяя Марьяжа.
— Постой, постой, — сказал Ларин, который ничего не знал о злодейской троице. — Нельзя ли поподробнее?
Маша рассказала о троице поподробнее, добавив к этому и то, что слышала от Игоря. Марьяж, которого она ни разу не видела, был описан ею, как черная палка метровой длины
— Палка, — повторил Ларин, живо вспомнив сцену у колумбария. — Вот и не верь после этого в чертовщину.
Сделав жест, что можно продолжать, он начал рыться в своих бумагах. Вскоре Маша иссякла, Ларин к этому времени уже нашел то, что искал.
— Вот, — сказал он, протянув ей листок. — Не твои?
Документ был от главврача центральной клиники, датирован сегодняшним числом. Сообщалось, что из морга похищены два трупа, доставленные вчера вечером сотрудниками ФСБ. Далее шло описание трупов, в которых Маша немедленно узнала Люписа и Тяпуса.
— Карлик тоже исчез, — пробормотала она.
— Карлик? Давай излагай всё, что знаешь, — потребовал Ларин и поудобнее уселся в своем кресле…
Ларин умел слушать, не перебивая.
Когда Маша закончила свой рассказ, он заметил:
— Никакой это не проект, а случайный выстрел. Сдается мне, что всё уже кончено.
Маша посмотрела на него вопросительно.
— Я всего лишь проштудировал утренние сводки, — усмехнувшись, произнес Ларин. — Оперативное поле расчищено. Кем и как — неясно, но в городе уже нет ни виртуалов, ни карликов, ни людей в черном. В последнее время они были не в черном, но всё равно болтались на крючке. Сейчас все крючки пусты. И слава Богу.
После чего добавил:
— Ты об этом не особо распространяйся. Можешь излить душу в рапорте. Хотя нет, не стоит. Честно говоря, мне Игоря Попова жалко…
Маша вернулась к себе и села за стол.
Кабинет был откровенно мал, в нем было душно, не спасал даже вентилятор-«подхалим», гоняющий теплый воздух по углам.
Стало быть, кто-то расчистил оперативное поле. Ночью, пока все баиньки, взял, да расчистил… А может, никто ничего не расчищал, все ушли сами, так же, как пришли. Вот так, пожалуй, вернее. Значит, у Игоря получилось.
Да, но выходит, что и Антон ушел.
Ушел этой ночью.
Господи!
Не смогла удержать. А ведь протянула руку. Хотя что там протянула — во сне не считается.
Как там говорит оптимист Реутов: «Эх, жизнь поломатая».
Грянул телефон. Это была Света, которая обреченно, но весьма твердо объявила, что Игорь не вернется. Это уже абсолютно точно.
— Почему абсолютно точно? — спросила Маша, которой впору и самой было поплакаться.
— Потому что знаю, — ответила Света. — Мы с Колькой, наверное, поедем домой.
— Смотри, — произнесла Маша. — Но лучше бы вам остаться. Денька на два. Сменить, так сказать, обстановку. Вы меня не стесните, да и наш проект остается в силе. Я никому ни словечка.
Маша и в самом деле благоразумно не рассказала Ларину о деньгах Игоря Попова.
— Правда? — отозвалась Света. — Ты не против?
— Нет, ну ты даешь, — оживилась Маша. — В записочке ей об этом написала, сейчас говорю. Ты что, подруга, с Луны свалилась? Короче, сходите с Колькой в магазин, купите «Салями», красной рыбки, грибов, конфет, большую бутылку «Пепси». Я скоро приеду обедать. Деньги есть?
— Есть, — ответила Света, ошарашенная Машиным напором.
Едва Маша положила трубку, в дверь заглянул Валёк Никитин и, сказав озабоченно: «На месте?», — отступил в сторону.
В дверном проеме возник смущенный Антон.
— По поводу личного оружия, — пробормотал он и вдруг расплылся в широченной улыбке. — Можно?
Толян, дабы забыться от потери Зинаиды Ремизовой, ударился в трудотерапию, приняв личное участие в расчистке своей квартиры. Перемазался, как черт, но, работая за троих, нашел в этом какое-то успокоение.
Хлам отвозился на свалку.
Через три дня квартира была, как новенькая, и Толян начал обставлять её мебелью.
Между тем на свалке произошло нечто странное и противоестественное: там в тепле, грязи да гнили торчащая из мусора черная обугленная палка выкинула вдруг тоненький побег.
И напоследок, пожалуй, стоит привести еще один незначительный эпизод.
Маленький очкарик вел своего супер-Гарри по Технолабиринту, неуклонно приближаясь к Вонючему Склепу, в который гигантский паук Трупожор заточил прекрасную голышку Чиполетту. Уже был расстрелян в клочья монстр Шипоморд, уже осталась позади комната с ложновыходами, за которыми была пропасть, уже была преодолена засада с пятьюдесятью бомбистами, весьма искусно швыряющими свои смертоносные бомбы.
Оставалось чуть-чуть, оставалось лишь обмануть сторожившую вход в Склеп стоглазую Недремуху, вооруженную ядовитым хвостом, и сразиться с Трупожором, но вдруг экран монитора стал черным, на нем появилась белая маска и сказала смешным скрипучим голоском:
— Привет, Витюха. Давай поиграем в другую игру, не такую глупую. Хочешь знать компьютер лучше Билла Гейтса?
Дмитрий Баюшев