Ты была моя смерть:
тебя мог я держать,
когда всё ускользало.
Разобранные на лом табу,
и мигрантство между ними,
во влаге миров, в
погоне за значением, в
от значений
побеге.
Роса. И я лежал с тобой, ты, в отбросах,
и гнилая луна
в нас бросала ответы,
мы рассыпались на крохи
и снова скатывались в одно:
Господь преломил хлеб{22},
хлеб преломил Господа.
Как по маслу, тихо
причалит у тебя между бровью и бровью
единица игральной кости
и здесь остановится,
малое око без век,
глядя вместе с тобой.