Говори и ты

Воск,

запечатать то, что не написано,

то, чем твоё имя

разгадано,

то, что к твоему имени

будет ключом.

Приходишь, плывущий свет?

Пальцы, тоже из воска,

продеты в чужие

кольца, от которых больно.

Кончики пальцев оплыли.

Придёшь ли, плывущий свет?

Соты в часах пусты от времени,

пчёлы — их тысячи, все невесты —

собираются в путь.

Приди, плывущий свет.

Близко мы, Господи,

близко, нас можно схватить.

Уже схвачены, Господи,

сцепились друг с другом, как будто

у каждого тело —

твоё тело, Господи.

Молись, Господи,

молись нам,

мы близко.

Согбенные ветром, мы уходили,

мы уходили, чтобы склоняться

над жёлобом и над мааром^{2}.

Мы шли к водопою, Господи.

Кровь, это она, это то,

что ты пролил, Господи.

Она блестела.

Нам в глаза она отражала твой образ, Господи,

глаза и рот стоят так открыты и так пусты, Господи.

Мы пили, Господи.

Кровь и образ, бывший в крови, Господи.

Молись, Господи.

Мы близко.

Свет из дрока, жёлтый, обрывы

гноятся к небу, острый шип^{4}

зовёт рану, и звон

в ней, и вечер, Ничто моря свои

катит к молитве,

к тебе устремляется парус кровавый.

Сухое, обмелевшее

русло у тебя за спиной, камышами

зарос его час, выше,

там, где звезда, молочные

прили^{5} вздорят в илистом дне, морские финики^{6},

ниже, копной, зияют в просинь, и преходящего

куст, прекрасный,

приветствует твою память.

(Знали ль вы меня,

руки? Я шёл

по развилке, как вы указали, мой рот

плевал свою гальку, я шёл, моё время,

бродячий занос, тень отбрасывало — вы знали меня?)

Руки, при —

зывный шип, рана, и звон,

руки, ничто, моря его,

руки, свет дрока, и

парус кровавый

стремится к тебе.

Ты

ты учишь

ты учишь свои руки

ты учишь свои руки ты учишь

ты учишь свои руки

спать

На уровне рта, ощутимо:

заросли тьмы.

(Незачем, свет, тебе их искать, ты лежишь

силками в снегу, держишь

добычу.

Одновременно:

Тронута и Нетронута.

И то, и другое говорит с виной о любви

и хочет остаться и умереть.)

Шрамы на листьях, бутоны, реснички.

Виднеется, чуждое дню.

Присемянник^{7}, вскрыт и правдив.

Губа знала. Губа знает.

Губа вымолчит до конца.

*

Вывезен в

местность

безошибочной колеёй:

Трава, написанная раздельно. Камни, белые,

с тенями стеблей:

не читай больше, смотри!

не смотри больше, иди!

Иди, нет братьев

твоему часу, ты уже —

уже дома. Колесо, медленно,

выкатывается из себя, спицы

взбираются,

взбираются по черноватому полю, ночь

не нуждается в звёздах, нигде

не спросят тебя.

*

Нигде

не спросят тебя —

У места, где лежали они, есть

имя — у него

нет имени. Они не лежали там. Что-то

между ними лежало. Они

не видели насквозь.

Нет, не видели,

говорили

о словах. Ни одно

не проснулось,

сон

на них нашёл.

*

Шёл, шёл. Нигде

не спросят —

Я это, я,

я лежал между вами, я был

открыт, был

слышим, тикал вам, ваше дыхание

слушалось, это

всё ещё я, ведь вы

спите.

*

Всё ещё я —

Гoды.

Годы, годы, палец

что-то нащупывает то тут, то там, то

вокруг:

швы, ощутимо, здесь

разошлось, здесь

снова срослось — кто

прикрыл?

*

Прикрыл —

кто?

Шло, шло.

Шло слово, шло,

шло через ночь,

хотело светиться, хотело светиться.

Пепел.

Пепел, пепел.

Ночь.

Ночь-и-ночь. — К

влажному глазу иди.

*

К

влажному

глазу иди —

Ураганы.

Ураганы, древние,

вихри частиц, другое,

ты

знаешь, мы

это в книге прочли, было

мнением^{9}.

Было, было

мнение. Как

мы дотронулись

друг до друга этими —

этими

руками?

И было написано, что.

Где? Мы

протянули над этим молчание,

огромное, ядом вспоенное,

зелёного

цвета

молчание, чашелистник,

за что-то растительное мысль цеплялась —

зелёное, да,

цеплялось, да,

к злорадному

небу.

За что-то, да,

растительное.

Да.

Ураганы, час —

тиц вихри, оставалось

время, оставалось

попытать счастья у камня — он

был радушен, он

не встревал в речь. Как

было нам хорошо:

Зернистое,

зернистое и волокнистое. Стебельчатое,

плотное;

гроздевое, лучистое; почковидное,

плиточное и

комковатое; рыхлое, раз —

ветвлённое —: он, оно

не встревало, оно

говорило,

с готовностью говорило сухим глазам, пока не закрыло их.

Говорило, говорило.

Было, было.

Мы

не отступились, стояли

и были сердцевиной,

строением с порами, и о

но пришло.

Приблизилось к нам,

прошло, штопало

незаметно, заштопало

последнюю мембрану,

и

мир, тысячекристалл,

затвердел, затвердел.

*

Затвердел, затвердел.

Потом —

Ночи, отслоённые. Круги,

зелёные или синие, красные

квадраты: мир самое

сокровенное вводит

в игру с новыми

временами. — Круги,

красные или чёрные, светлые

квадраты, ни

тени полёта,

ни измерительного стола, ни

дымной души,

чтобы взлетела и

вступила в игру.

*

Взлетела и

вступила в игру —

В час, когда вылетает сова, около

окаменелой проказы,

около

наших спасшихся бегством рук, в

последнем сдвиге,

над

заслонкой от пуль

возле осыпавшейся стены:

стали видны,

снова:

борозды,

хоры, тогдашние,

псалмы. О, о-

санна.

Значит,

храмы ещё стоят. У одной

звезды

есть ещё свет.

Ничто,

ничто не потеряно.

О-

санна.

В полёте сов, здесь,

разговоры серых как день

следов от грунтовых вод.

*

(— — серых как день

следов

от грунтовых вод —

Вывезен

в местность

безошибочной

колеёй:

Трава.

Трава,

написанная раздельно.)