Глава 17

Мария стояла возле стены и смотрела на картину, которая ещё рамы не имела и даже не до конца высохла.

Барон Соколов о чём-то тихо переговаривался с дедом.

— Женя, почему ты мокрый? — спросил дед, когда я вошёл в гостиную.

— Возможно, потому, что я спал, когда Тихон сообщил, что меня здесь ждут? — спросил я, стараясь не закатывать глаза. — У меня вчера был очень насыщенный день, за которым пришла не менее насыщенная ночь. Чтобы проснуться, мне пришлось душ принять.

— Женя, это ваша картина? — я отвёл взгляд от деда и перевёл на Машу.

— Да, моя, нравится? — я криво улыбнулся и подошёл к ней, сцепив руки за спиной.

— Очень нравится, — ответила девушка. — Это же ваш тотем?

— Это покровительница всего нашего клана, — я продолжал стоять, заложив руки за спину и смотреть на картину, словно сам впервые её увидел. — Рыси вовсе не умильные киски с кисточками на ушках, — тихо проговорил я. — На самом деле, рыси довольно пакостливые звери, а также злопамятные. И очень часто они не убивают сразу добычу. Но, они её не мучают, они так играют. Такова их природа, Мария, — отвернувшись от картины, я посмотрел на неё.

— Зачем вы мне это говорите? — почти прошептала она.

— Ваш тотем сокол, разящий бескомпромиссный, но всё же иногда позволяющий надеть на себя колпачок, чтобы взлететь с кулака охотника. Рысь невозможно приручить в том смысле, к которому мы привыкли. Её невозможно выдрессировать. Тигров и львов можно, рысь — нет. Вы должны это помнить, потому что за дела воздаётся, и, как знать, возможно, во мне гораздо больше от рыси, чем я сам представляю себе. — Я улыбнулся. — Нас ждут, чтобы что-то обсудить.

Она мне ничего не ответила, и мы прошли к свободным креслам, расставленным возле небольшого столика. На столике стоял чайник, чашки и какие-то печенюшки в вазочке. Да, здесь вам не тут. Хотите нормально поесть в этом доме — готовьте сами. Или же сумейте понравиться кухарке, как это Фыра, например, сделала. Вот кто никогда не голодает и для кого всегда лакомые кусочки найдутся.

Соколовы же на скудность закусок внимания не обратили. Барон посмотрел на племянницу, а потом перевёл взгляд на стол.

— Машенька, я знаю, тебе это не слишком по душе, но, побудь хозяйкой, а то мы останемся без чая, — после этого он повернулся к деду. — Вы уж извините, Сергей Ильич, что вот так распорядился.

— Ничего страшного, Юрий Васильевич, — дед махнул рукой. — Я и сам хотел просить Марию поухаживать за нами. Но, у вас, как у законного опекуна гораздо больше прав и возможностей.

Маша посмотрела на чайные принадлежности с плохо скрываемым раздражением, словно они что-то имели против неё. Но возражать не стала. Придвинулась поближе к столу и начала колдовать с чайником, как-то по-особенному заваривая чай. Мы сидели и ждали, когда чай будет разлит по чашкам. При этом все молчали и у меня закрались подозрения, что вся эта суета с чаем была затеяна только по одной причине — они тянут время. Зачем, это был второй вопрос, но, возможно, просто для того, чтобы собраться с мыслями.

Я сделал глоток и поморщился. Не люблю чай. После него всегда оскомина во рту остается и хочется воды, что странно, ведь чай всё-таки пьют, а не грызут.

— Юрий Васильевич, теперь-то ты расскажешь, зачем такой крюк сделал, в нашу усадьбу свернув? — спросил дед, которому, похоже, так же, как и мне, надоело ждать, когда же Соколов соберется, наконец, с мыслями.

— Да, конечно, — барон поставил чашку на стол. — То, что произошло с вами, словами не передать и, в случае чего на полную поддержку баронства Соколовых вы можете полностью рассчитывать. Но, мы здесь не за этим.

— И зачем же? — дед чашку на стол не ставил, продолжая держать на весу.

— Я не могу гарантировать, что в ближайшее время здесь будет спокойно. Поэтому решил отправить Машу в подготовительную школу при военном училище, куда она поступила. Я уже распорядился купить ей дом, неподалёку от училища и часть вещей отправлена туда, вместе с парой слуг.

— А слугам не опасно долго находится на изнанке? — дед, наконец, поставил чашку на стол.

— Форт хорошо защищён, вам ли не знать, — барон улыбнулся краешками губ. — Ведь с Евгением там проживает его денщик, Тихон, если не ошибаюсь.

— Верно, — граф вернул улыбку барону. — Я рад за Марию, но, вы же приехали сюда не для того, чтобы об этом рассказать?

— Разумеется, нет, — Юрий Васильевич отмахнулся от такого предположения. — Ладно, ходить вокруг до около можно бесконечно, и так и не подойти к сути… Евгений уезжает в Академию на днях?

— Завтра мы перебираемся в Ямск, а через пару дней Женя сядет на поезд до Иркутска, — кивнул граф.

— Он не мог бы сопроводить Машу до нашего нового дома на изнанке? Разумеется, она поедет с горничной и лакеем, но… Сами понимаете… — Соколов развел руками.

Дзынь. Маша резко поставила чашку на стол. Как только не разбила?

— Эм, — дед глянул на Машу, затем перевёл взгляд на барона. — А родственники её жениха никак не могут поспособствовать?

— В том то и дело, что нет, — Соколов скривился, как будто съел что-то кислое. — Лëня уже уехал, а кроме отца и дяди в роду Ондатровых только две престарелые тётушки и дочь дяди — девица Татьяна, шестнадцати лет от роду. Клан не слишком большой и переживает жизненные трудности…

— И поэтому женитьба наследника на Марии выгодна больше им, — дед поднял палец вверх. — Почему вы согласились на не слишком выгодный брак?

— У нас общая граница с Ондатровыми. Сыновей у меня нет, как-то не получилось, — Соколов вздохнул. — Так что для Соколовых нельзя сказать, что брак не выгоден.

— Да, земельные притязания бывают существенны, — теперь дед смотрел на меня. — Хоть это немного неприлично, чтобы ещё незамужнюю девицу сопровождал не родственник, но, полагаю, на это многие закроют глаза. Тем более, какое-то сопровождение Марии все же выделяется.

— Я не обратился бы к вам и сам сопроводил Машу, если бы не оказия. Евгений едет практически туда же, куда отправится Маша. И было бы глупо с моей стороны не попробовать, чтобы не терять время. Вы же сами понимаете, Сергей Ильич, что последствия произошедшего с вашим кланом и кланом Свинцовых могут иметь серьёзные последствия для всех нас. Видит сокол, я не хочу этого, но, если вы согласитесь, то могу посвятить подготовке к возможным неприятностям все выделенное время. Это было бы гораздо лучше, чем опекать племянницу, которая сама высказывается категорически против любой опеки.

— Ваши слова не лишены какой-то логики, — дед усмехнулся, посмотрев на побледневшую Машу. — Женя, что скажешь?

Скажу, что это настолько дикая дичь, что у меня язык не поворачивается её озвучить. Скажу, что они, наверное, все ослепли и мгновенно отупели, если думают, что отпускать со мной Машу — это хорошая идея. Все же видели, мать их, портрет! И, если что-то между нами по дороге произойдет, то я даже повторять не буду, что предупреждал. О последствиях нужно думать заранее. И, нет, я никогда не поверю, что Юрий Соколов не заметил, что племянница была слегка растрепана, когда они с Тихоном нас нашли. И если что-то можно списать на стресс, то небольшой беспорядок в одежде вряд ли.

Ничего подобного я не сказал. Только улыбнулся и ответил.

— Я могу только подчиниться приказу главы клана, — наши взгляды с дедом скрестились.

Ты всё правильно понял, дед. Я не возьму на себя ответственность, оно мне вообще надо? А вот приказ главы я действительно не могу игнорировать.

— Думаю, молодые люди могут идти, — дед кивнул и в его глазах отразилось одобрение. — А мы с вами, Юрий Васильевич обговорим детали и составим точный маршрут. Всё-таки у молодой барышни гораздо больше потребностей, чем у здорового юноши, который и в общем вагоне сможет без ущерба уехать.

— Вы правы, Сергей Ильич, нам необходимо обговорить детали.

Они потеряли к нам интерес. Вот зачем, спрашивается, меня вообще сюда притащили? Могли бы просто завтра утром озвучить итог переговоров: Женя едет с Машей, потому что у нас, похоже, небольшая война намечается, и мы хотим вас обезопасить. Тем более, что ни мое мнение, ни Машино никого не интересует. Сказано вместе поедете, возьмëтесь за ручки и поедете. А то, что мои музы от недотраха перевозбудились и намекают, что, в принципе, можно ещё один портрет нарисовать, а то и несколько, разной степени обнаженности — это тоже никого не интересует. Мало ли какие там музы в голове у наследника Рысевых бродят. Он художник, ему музы по штату положены.

Мы с Машей вышли в коридор и некоторое время шли молча. Когда подошли к лестнице, ведущей на второй этаж, она остановилась.

— Вы же не горите желанием ехать в форт, сопровождая при этом меня, — выпалила девушка.

— Нет, не горю. Только почему мне кажется, что вам, Маша, есть до этого какое-то дело? — я ответил ровно, не глядя на неё.

— Вы правы, мне нет до вашего настроения никакого дела. Но от нас принятие этого решения не зависит. И мне не хотелось бы портить друг другу настроение…

Я схватил её за руку и затащил под лестницу. Там как раз укромная ниша образовалась. Прижав Марию спиной к стене, навалился на неё всем телом, удерживая на месте.

— Маша, ну не настолько же ты наивная, чтобы не понимать, — она попробовала вырваться, но мужчина, даже художник всегда сильнее женщины, это закон природы, через который невозможно переступить. — Нам нужно как можно реже оставаться наедине, иначе это может закончиться весьма пикантно. Не провоцируй меня. Я натура творческая, увлекающаяся, — и, обхватив руками её лицо, поцеловал. Она пару раз дернулась, а потом обмякла и ответила на поцелуй. Но я уже её отпустил. — Если ты хочешь наставить рога своему Лëнчику ещё до свадьбы, милости прошу. Двери моей спальни всегда открыты для тебя.

Рогатая крыса — это, наверное, очень оригинально. Надо попробовать нарисовать, просто посмотреть, как получится.

Выскочив из-под лестницы, я на мгновение остановился, задумавшись над тем, куда бы дальше пойти. Сейчас мне нужно было чем-то заняться, чтобы успокоить разбушевавшихся муз.

— Ваше сиятельство, — о, на ловца и зверь, как говорится. Маша всё ещё сидела под лестницей и не спешила оттуда выходить. Я же повернулся к Петровичу.

— Что-то случилось? — хриплым голосом спросил я.

— Да, нет, почему что-то обязательно должно случиться? — Пожал плечами Петрович.

— Не знаю, когда вот так в коридоре ловят, обязательно что-то случается, — ответив, я покосился в сторону лестницы. Маша стояла в тени и ждала, когда мы уже уберемся отсюда.

Я кивнул Петровичу в сторону малой гостиной, в которой мы с егерями собирались. Он, кстати, на той встрече не присутствовал. Скорее всего, в разъезде был. Потому что в противном случае своих парней точно бы не бросил. Когда мы отошли от лестницы, я краем глаза заметил, как Маша выскользнула из ниши и быстрым шагом пошла наверх. По-моему, Петрович тоже её заметил. Ну, тут было бы глупо думать иначе. Он же один из опытнейших следопытов и охотников. Это как надо было бы его напоить, до какого изумления, чтобы он Машу не заметил? И то, подозреваю, что в этом случае, он бы двух Маш увидел и слегка растерялся.

Мы вошли в гостиную, но, как бы мне не хотелось упасть в удобное кресло, я остался стоять напротив Петровича. Ноги гудели, и все время я боялся, что мышцы сведёт судорога. Всё-таки наскакался я вчера до задницы, сначала в прямом смысле — на коне, а потом топчась вокруг картины.

— Так что случилось, зачем ты меня искал? — голос всё ещё звучал хрипло.

Музы в голове били в барабан, указывая на то, что место под лестницей укромное. Никто бы нас там не застукал, и можно было позволить себе гораздо больше невинного поцелуя. А сейчас сам дурак, и никто не виноват, что так жестко обломался, причём самостоятельно, дважды за неполные три часа.

— Ваше сиятельство, что у вас с голосом? — участливо спросил Петрович.

— Да простыл что-то. — Я прокашлялся, и заговорил нормально. — Шутка ли, вчера на морозе в одном костюме гарцевал. Вот горло и засаднило.

— Ну, это бывает. В баньку вам надо, ваше сиятельство. Да пропариться хорошенько. А потом чай с медком…

— Это мысль, — я кивнул. — Запомни её и расстарайся насчёт баньки. Она у нас, кстати, есть? — что такое баня я помнил. Даже запах вспоминался. В облаке пара, лежать на полке, пока кто-то со знанием дела тебя веником охаживает. И запах, который никогда и ни с чем не перепутаешь. А вот есть ли это чудо в усадьбе, в памяти не всплывало.

— Есть, конечно, прямо хоромы. Не стыдно и императора принять, ежели пожалует

— Тогда решено. Петрович, с тебя баня.

— Сделаем, ваше сиятельство, — и он улыбнулся в аккуратно постриженную бороду.

— Рассказывай, — мысль о бане затмила мысль о том, чтобы Алёну найти и завершить уже начатое.

— Да, ребята увидели, как вы из своих ружей обрезных тех татей положили. Довели, значит, до ума? — Петрович немного помялся, а потом перешёл к делу.

— Почти. Патронные ружья надо приобретать, — я собрался и сосредоточился на действительно важном деле.

— Дорого, — почесал бороду Петрович.

— Не дороже денег. У нас прорывы чаще, чем женщины в моей постели случаются. Что, скажешь, что не всё до последних кишок изнаночных тварей было продано?

— Ну, не совсем всё. Кое-что его сиятельство и для наших нужд оставил. Печень летяги, например. Из неё же то универсальное обезболивающее зелье делают, — Петрович посмотрел в окно, затем перевёл взгляд на меня. — Даже, если его сиятельство расстарается и ружья приобретет, это когда ещё будет? А нам бы обрезухи те сейчас. Как орудие последнего шанса. Сзади носить. Чтобы под рукой всегда было, на всякий случай.

— Я с дедом насчёт закупки поговорю. Не откажется же он косточки со мной погреть. — Рядом со мной стоял стол, на который я оперся, изображая глубокую задумчивость. Даже пальцами по крышке побарабанил. Надо тренироваться, что я такой дохлый-то? Во сне, когда на ножах бился, покрепче себя ощущал.

— А с обрезанными ружьями как быть? Его сиятельство не даст много портить. Может, поговорите с ним, ваше сиятельство? — Меня уже от сиятельства тошнить начинает. Но, с другой стороны, прекрасно понимаю, что по-другому никак нельзя. Субординация и всё такое.

— Мне один оставьте, остальные можете забрать. Вам немного надо будет, чтобы полностью разъезд вооружить. Больше пока обещать не могу, — я развёл руками.

— Да нам больше пока не надо, — Петрович улыбнулся. Похоже, что и на такую щедрость он не расчитывал.

С другой стороны, а как иначе? Парни жизнями рискуют. Разъезд в любой момент может на прорыв нарваться, или на уродов, типа Свинцовых, которые браконьерством решили побаловаться на чужой территории. У них должны быть шансы выжить, иначе, грош цена мне, как будущему графу. Несмотря на то, что я художник, а не военный.

— Я пойду, ваше сиятельство, баньку затоплю? — Прервал мои размышления Петрович.

— Иди. Только, ответь на последний вопрос. Вы выяснили, кто туши тварей от нашего охотничьего домика утащил?

— Выяснили, — кивнул егерь. — Колька это, сукин сын. Глубокую вылазку в наши угодья сделали, твари! Я у него в кармане флакон с желчью монстра нашёл. Не пойму чья именно, но не зверья нашего, это точно. Он же получается, ещё и господ своих обворовывал. — Петрович покачал головой. — Понятно, осуждает. А вот я их осуждать не собираюсь, за то, что трупы обшмонали и трофеями разжились. В своём праве ребята. — Мы всё, что у этой падали выгребли, под опись сдали. Может, вашим сиятельствам пригодиться.

Он пошёл к выходу, а я долго стоял, глядя в одну точку. Плохо ты, Женя, про людей привык думать. Вот тебе по носу сейчас и настучали.

Резко сорвавшись с места, я пошёл в свою спальню. Там в углу я видел чистые, натянутые на рамы холсты. Схватив один из них, поставил на мольберт и, взяв в руку карандаш, принялся делать наброски. Постепенно на холсте начало проступать суровое лицо бородатого дядьки. Наверное, я впервые рисовал не девушку, и немного нервничал. Ничего, до бани как раз успею набросок сделать, а там, дай рысь, и закончу когда-нибудь.

Загрузка...