Гражданская война. 1918-1921

Глава пятнадцатая Генеральное сражение в Белоруссии. Преследование польских армий в Белоруссии и на Украине

Генеральное сражение в Белоруссии; его политические результаты — Нота Керзона и ее стратегические последствия — Операции на pp. Неман и Шаре — Возвращение красного Главного командования к прежней точке зрения о роли и значении обоих наших фронтов — Политика держав Антанты и помощь их Польше — Международная солидарность пролетариата — Начало мирных переговоров

Схема XIV (к главе пятнадцатой). Генеральное сражение в Белоруссии

Намечая начало своего наступления на 4 июля, командзап оставлял в силе основную идею своего майского наступления, а именно, последовательно упираясь своим правым флангом в Литву и Восточную Пруссию, он рассчитывал отбросить польские силы к болотистому Полесью. Осуществить эту идею предполагалось обходным движением 4-й красной армии севернее оз. Б. Ельня, причем пехота этой армии направлялась на Германовичи, а конница (III конный корпус) нацеливалась глубоким обходом вдоль берега р. Зап. Двины на Свенцяны. Наиболее сильная 15-я армия наносила фронтальный удар на Глубокое, в связи со вспомогательным фланговым ударом 3-й армии на Парафианово. В то же время 16-я армия, наступая на Игуменско-Минском направлении, должна была связать силы противника на его центральном участке, а Мозырская группа, уже занявшая к этому времени Мозырь, должна была содействовать 16-й армии, развивая удар на Глуск (см. приложение, схема XIV). [435]

К этому времени группировка сил обеих сторон и соотношение их были следующие:

Красные. 4-я красная армия Сергеева (12, 18, 48, 53-я стрелковые дивизии), бригада 55-й стрелковой дивизии (164-я), III конный корпус{204} — 13 831 штык и сабля — развернулась на фронте от г. Опочки до оз. Жадо включительно, имея главную массу своих сил, сосредоточенную на фронте Дрисса — оз. Бол. Ельня — оз. Жадо (искл.) Общее протяжение фронта 160 км{205}.

15-я красная армия Корка (4, 11, 16, 33, 54 стрелковые дивизии и разные части) — 25918 штыков и сабель, развернута на фронте оз. Жадо — оз. Сшо. Общее протяжение фронта 35 км. На 1 км фронта приходится около 741 штыка и сабли (за округлением). 3-я красная армия Лазаревича (5, 6, 21, 56-я стрелковые дивизии, разные части) — 20 128 штыков и сабель — занимала фронт оз. Сшо — оз. Межужол — оз. Пелик, протяжением 80 км. На 1 км фронта приходится 252 штыка и сабли (с округлением).

16-я красная армия Соллогуба (2, 8, 10, 17, 27-я стрелковые дивизии, разные части) — 24 998 штыков и сабель — расположена на фронте оз. Пелик — Паричи, протяжением 200 км. На 1 км фронта приходится 125 штыков и сабель (с округлением).

Мозырская группа Хвесина (57-я стрелковая дивизия, сводный отряд, разные части) — 6588 штыков и сабель — в связи с продвижением правого фланга Юго-Западного фронта выдвинулась на фронт Паричи (искл.) — Мозырь (вкл.) протяжением 80–100 км. На 1 км фронта — от 83 штыков и сабель до 66 штыков и сабель (с округлением). [436]

Всего командование Западным фронтом располагало 91 463{206} штыками и саблями. Против этих сил у противника развернуты были (считая только боевые части) в непосредственном боевом соприкосновении с ними следующие силы.

1-я польская армия ген. Жигадловича (группа ген. Желиговского, 8-я и 10-я пехотные дивизии и разные части на Свенцянском направлении; группа ген. Енджеевского: 7-я пехотная дивизия, 7-я резервная бригада, бригада 5-й пехотной дивизии на направлении Глубокое — Дуниловичи и группа ген. Ржондковского: 1-я Литовско-белорусская дивизия, 11-я пехотная дивизия). Всего в состав 1-й польской армии входило 35 100 штыков и сабель, развернутых на фронте от г. Дрисса до оз. Межужол. Общее протяжение фронта армии составляло 190 км. На 1 км фронта приходилось 390 штыков и сабель (с округлением).

4-я польская армия ген. Шептицкого (2-я пехотная дивизия легионеров, 4-я и 15-я пехотные дивизии, бригада 6-й пехотной дивизии). Всего 29 500 штыков и сабель; 4-я армия была развернута на фронте от оз. Межужол до железнодорожной линии Жлобин — Каминковичи. Общее протяжение его фронта достигло 300 км. На 1 км фронта здесь приходилось только 99 штыков и сабель. Полесская группа ген. Сикорского (9, 14, 16-я пехотные дивизии), всего 8000 штыков и сабель, прикрывала фронт от железнодорожной линии Калинковичи — Жлобин до устья р. Уборти и далее по р. Уборти до установления соприкосновения с левым флангом 3-й польской армии в Южном Полесье. Фронт группы Сикорского имел весьма ломаное начертание. Его линия шла от железнодорожной линии Калинковичи — Жлобин по р. Птичь до ее устья; отсюда вдоль р. Припяти до устья р. Уборти, а отсюда перекидывалась на р. Уборть. Общее протяжение фронта достигало 200 км. Насыщение 1 км фронта составляло только 40 штыков и сабель. [437]

Всего ген. Шептицкий, в оперативное подчинение которого входили и 1-я польская армия, и Полесская группа, располагал 72 600 штыками и саблями. В виде ближайших поддержек он мог рассчитывать на этапные и тыловые части 1-й и 4-й польских армий в количестве 15 000 штыков и сабель и на 2-ю Литовско-белорусскую дивизию — 2700 штыков и сабель.

Из приведенных цифр видно, что силы{207} красных примерно на 25 000 превосходили силы поляков. Кроме того, польский фронт по-прежнему был растянут равномерным кордоном{208}, тогда как расположение красных частей на их ударном фланге намечается в виде сильных кулаков (4-я и 15-я армии). Такой группировкой первоначальное абсолютное численное превосходство красных увеличивается еще и относительно. Действительно, против 35 100 штыков и сабель 1-й польской армии командзап располагал 59 977 штыками и саблями (4, 15, 3-я армии), т. е. почти двойным численным превосходством. Однако группировка этих сил командзапа в пространстве не совсем отвечала основному замыслу его маневра (мощный центр 15-й армии и ослабленные крылья 4-й и 3-й армий).

Некоторые наши и иностранные исследователи усматривали в этой группировке несоответствие основному замыслу операции. В случае успешного наступления 15-й армии она вытолкнула бы назад противостоявший ей участок фронта противника, прежде чем сказались бы результаты охватывающих действий 4-й и 3-й армий.

Но группировка командзапа находит свое объяснение в причинах организационного порядка, который не считал [438] возможным излишним количеством организационных единиц перегружать слабые и едва лишь возникшие к жизни аппараты армейского управления 4-й и 3-й красных армий, обладавших крайне слабыми тылами и средствами связи. Это была объективная причина, не зависевшая от воли командования фронтом и свидетельствовавшая об организационных недочетах, для устранения которых командование фронтом приняло все зависящие от него меры.

В развитии плана командзапа 4-я армия нацеливала свой главный удар вдоль берега р. Зап. Двины, предполагая двинуть в дальнейшем свою конницу (III конный корпус) прямо на запад, а пехоту свернуть круто к югу на помощь 15-й армии. Командарм 15-й избрал направление своего главного удара на ст. Парафианово, а 3-я армия готовилась нанести такой же удар на м. Докшица, 16-я армия подготовилась к наступлению своими главными силами на Смолевичи — Минск, двигая свои левофланговые части в направлении Осиповичей с целью перерезать железную дорогу Бобруйск — Минск.

В конце июня 1920 г. Пилсудский, учитывая тяжелое положение на Украине и отсутствие готовых стратегических резервов внутри страны, готов был пойти на значительное сокращение своего Белорусского фронта с целью образовать необходимые резервы для восстановления положения на Украине. Основную линию обороны в Белоруссии Пилсудский теперь намечал линию Барановичи — Лида — Ораны и по возможности Вильно. Располагаясь на этой линии, северные польские армии должны были закрыть свободный промежуток между р. Неманом и Полесскими болотами. Эти предложения были сообщены ген. Шептицкому в письме начальника генерального штаба (генерала Галлера) 28 июня 1920 г. Вместе с тем Галлер указывал Шептицкому, что необходимо, по мнению Пилсудского, всемерно воспрепятствовать установлению связи между Красной и литовской армиями. Поэтому левое крыло фронта Шептицкого в случае отвода его армии на указанную линию все-таки должно было быть протянуто до Двинска. В этом же письме давались указания на случай, если северным польским армиям не удастся сохранить своего положения под натиском красных. Тогда надлежало начать отход с левого фланга фронта, твердо [439] удерживая на месте свой правый фланг, для чего последний и должен быть сильнее{209}.

Сущность этого предложения сводилась к отходу польских северных армий назад на 200 км, чём достигалось сокращение общей длины их фронта между Зап. Двиной и р. Припятью на 300 км, имея при этом возможность некоторой частью нового фронта опереться на линию старых германских окопов. С этой точки зрения предположения Пилсудского в сложившейся обстановке, на наш взгляд, являлись вполне целесообразными. Ген. Шептицкий был против этого плана. Он считал, что отступление вредно подействует на настроение войск; что занятие сплошной линии германских окопов требует большего количества войск, чем узловое оборонительное расположение, а, следовательно, не обещает больших тактических выгод. Поэтому Шептицкий настаивал на принятии генерального сражения на линии pp. Ауты и Березины{210} и сумел добиться согласия Пилсудского.

Согласно плану командзапа главный удар красных армий Западного фронта должен был обрушиться на 1-ю польскую армию. К 4 июля после частичных перегруппировок она занимала следующее положение: группа ген. Ржондковского (бригада Литовско-белорусской дивизии и 11-я пехотная дивизия) занимала участок фронта между оз. Долгое и р. Березиной. Группа ген. Енджеевского (7-я резервная бригада [440] и бригада 5-й пехотной дивизии) располагалась на р. Ауте. Группа ген. Желиговского (10-я пехотная дивизия) главной массой своих сил располагалась в промежутке между озерами Ельня и Жадо, а также к югу и северу от этих озер. Резервы армии располагались: бригада 1-й Литовско-белорусской дивизии в Тумиловичах и 8-я пехотная дивизия была передвинута в м. Лужки. В ночь с 3 на 4 июля командование 1-й польской армии, убедившись в сосредоточении значительных сил красных в районе г. Диены, приступило к рокировке своих резервов и резерва фронта (17-я пехотная дивизия) в сторону своего левого фланга. 8-я пехотная дивизия направлялась из м. Лужки на с. Погост (20 км), а 17-я пехотная дивизия должна была перейти из Голубичей в с. Плисса (10 км). Таким образом оголялся от резервов центральный участок армии. В процессе этой перегруппировки 1-я польская армия была атакована главными силами 4-й и 15-й красных и частью сил 3-й красной армии (схема 17).

На 90-километровом фронте возникло несколько отдельных очагов боя. Главные силы 4-й красной армии, наступавшие в промежутке между оз. Бол. Ельня и р. Зап. Двиной, обрушились на отряд полковника Савицкого (в количестве четырех батальонов, двух эскадронов и пяти батарей) и после нескольких часов упорного боя смяли его. III конный корпус красных двинулся в прорыв и начал быстро продвигаться на Свенцянском направлении. Главные силы 10-й пехотной польской дивизии, атакованные только одной дивизией красных (18-й стрелковой), удерживали свою позицию. Группа ген. Енджеевского на рассвете 4 июля была атакована всей 15-й армией, была быстро смята, утратив связь с соседней справа группой ген. Ржондковского и начала откатываться на Запад. Откат ее был так стремителен, что к 7 часам красные начали угрожать м. Плисса, лежавшему в 15 км за линией фронта. В то же время, развивая свой прорыв на р. Ауте в сторону группы ген. Ржондковского, части 15-й армии заставили откинуться назад ее левый фланг (11-я пехотная дивизия). К полудню 4 июля остатки группы Енджеевского пытались еще удерживаться на линии р. Мнюта; в то же время группа Ржондковского, угрожая охватом с левого фланга и сильно атакованная на правом фланге частями 15-й и 3-й красных армий, была отброшена к западу. Таким образом, [441] уже к 9 часам 4 июля первая оборонительная линия 1-й польской армии была прорвана в центре по обе стороны железной дороги Полоцк — Молодечно и охвачена с левого фланга в промежутке между оз. Бол. Ельня и р. Березиной. Вначале ген. Жигалдович не оценил размеров поражения своей первой линии, почему и не ввел в дело своих армейских резервов. Но вернее, что он не мог установить сразу связи со своими передвигавшимися на север двумя дивизиями [442] (17-й и 8-й). Во всяком случае, только одна из них, а именно 17-я, получила его приказ (хотя и считалась во фронтовом резерве) о переходе в контратаку в направлении от Подсвилье на Прошково, что приводило к нанесению удара по голове клина вторжения 15-й армии. В силу необходимости предварительно испросить разрешение на использование 17-й пехотной дивизии, контрманевр этой дивизии развернулся лишь около 17 часов дня. В это время группы Енджеевского и Ржондковского, особенно первого, уже безнадежно откатывались назад, почему и не могли пристроиться к флангам наступающей 17-й пехотной дивизии. Ее контратака после небольшого кратковременного успеха закончилась полной неудачей. Что же касается 8-й пехотной дивизии, то одновременно с задачей, данной 17-й пехотной дивизии, ген. Жигалдович пытался задержать эту дивизию опять в районе м. Германовичи, но было уже поздно. Дивизия находилась на марше на Погост, командование армией не могло установить с ней связи в течение целого дня, и в день 4 июля эта дивизия никакого участия в боевых действиях не приняла. Бригада 1-й Литовско-белорусской дивизии, находившаяся за правым флангом 1-й армии (группа Ржондковского), не оказала особой помощи правому флангу группы Ржондковского, ее полки вводились в контратаку пакетами по частям. Они произвели несколько разрозненных контратак, но существенного влияния на задержку наступления 3-й красной армии они не оказали. К концу дня глубина проникновения красных частей на участке 1-й польской армии достигала уже 20–15 км, так что можно считать, что уже в течение первого дня генерального сражения в Белоруссии левый фланг польских армий был разбит, и таким образом командование красным западным фронтом достигло своей ближайшей цели. Действительно, к концу этого дня разрозненные и утратившие связь между собой и отчасти с командованием отдельные группы 1-й польской армии оказались в следующем положении: группа Ржондковского была отброшена за линию Тумиловичи — Глино. Отдельным высунувшимся вперед клином левее ее располагалась 17-я пехотная дивизия, которой удалось удержаться на фронте Прошков — Боровые. Остатки группы Енджеевского оставили линию р. Мшоты — Плисса и откатывались на запад. Группа Желиговского (10-я пехотная дивизия) отошла в сравнительном [443] порядке на фронт Боярщина — Лужки, но была обособлена в пространстве; левый фланг группы Енджеевского (7-я резервная бригада) как управляемая единица более не существовал, а остатки отряда Савицкого откатывались на Меры. 8-я пехотная дивизия достигла наконец Погоста, т. е. находилась в 30 км позади остатков боевого фронта 1-й польской армии. Основной причиной поражения 1-й польской армии в день 4 июля явилось крайне невыгодное для нее соотношение сил. Таранная группировка на этот раз вполне оправдала себя{211}.

В этом неуспехе поляков значительная вина падает на Шептицкого, который упорно настаивал на принятии боя на линии pp. Ауты и Березины, вопреки более осторожному и предусмотрительному предположению Пилсудского. Размеры же самого поражения зависели главным образом от распоряжений и действий ген. Жигалдовича. Как известно, вся система обороны польских армий была построена на основании инструкции Пилсудского об обороне на растянутых фронтах (от 21 марта 1920 г.). Суть этой инструкции заключалась в применении узловой или групповой системы обороны на переднем крае оборонительной полосы (а не сплошной оборонительной линии, как это практиковалось в мировую войну), причем центр тяжести успеха обороны переносился на активный маневр глубоко эшелонированных в тыл резервов. Опыт боя 4 июля показал, что активное маневрирование этими резервами является наиболее трудной операцией для высшего командования и что эти резервы для проявления своего полезного действия должны быть весьма значительны. Ген. Жигалдович не справился с маневрированием своими резервами. Он с сильным запозданием во [444] времени более или менее планомерно развернул для контратаки только 17-ю пехотную дивизию. Это произошло от того, что, предпринимая сложный маневр рокировки массы своих резервов вдоль фронта в сторону своего левого фланга, ген. Жигалдович и его штаб, по-видимому, мало проработали вопрос об установлении прочной связи с ними. Поэтому-то 8-я пехотная дивизия в течение целого дня 4 июля гуляла в тылу поля сражения, не принимая в нем участия. Наконец, армейский резерв в виде бригады 1-й Литовско-белорусской дивизии, по-видимому, также был использован не планомерно, а случайно. Нельзя поставить в особую вину ген. Жигалдовичу опоздание в правильной оценке им общей обстановки. Она в условиях маневренной войны на растянутых фронтах меняется настолько быстро, что сведения об обстановке в крупных штабах, более удаленных от линии фронта, обычно уже не отвечают действительности, как бы хорошо ни была налажена связь. Но в ночь с 4 на 5 июля Жигалдович имел уже достаточно времени, чтобы разобраться в обстановке и убедиться, что все его планы об организации крупной контратаки 5 июля являются построенными на песке. Тем не менее его колебания продолжались всю ночь. Он лишь на рассвете 5 июля отдал приказ об организации обороны на линии Докшица — Погост, но в это время остатки его отдельных групп уже перевалили эту линию и находились в полном отступлении. Только около полудня 5 июля ген. Жигалдович представил Шептицкому свое мнение о необходимости дальнейшего отступления для приведения в порядок 1-й армии.

5 июля Шептицкий приказал: 1-й польской армии оторваться от красных и отходить главной массой своих сил в общем направлении на Лиду, прикрывая группой Желиговского (8-я и 10-я пехотные дивизии) Свенцянское направление, а тем самым и г. Вильно.

В связи с отходом правого фланга 1-й армии должен был начаться отход 4-й армии в виду угрозы ее левому флангу. Общий приказ об отходе 4-й армии последовал в тот же день согласно приказанию Пилсудского об общем отступлении польских армий Белорусского фронта на линию старых германских окопов. Одновременно 2-я Литовско-белорусская дивизия передавалась в распоряжение Шептицкого, [445] и он получил задачу оборонять Вильно, загнув свой фронт от Свенцян к северу.

В то же время командзап приказывал своим армиям энергично развивать достигнутый успех, причем 16-й армии указывалось переправиться через Березину на участке Любоничи — Паричи, а Мозырской группе — наступать в северно-западном направлении и 7 июля выйти на фронт Бобруйск — Глуск — Лесковичи — Медухов. Этой директивой командование Западным фронтом намечало уже образование клещей на обоих флангах Польско-белорусского фронта.

В течение дня 5 июля остатки групп 1-й польской армии отходили, стремясь выйти на свои тыловые дороги, вне всякой связи со своим командованием. Авангарды красных армий теснили их. III конный корпус по занятии Браслава двинулся на Свенцяны. К концу дня 5 июля только 1-я Литовско-белорусская дивизия была обнаружена в Небышена. Впоследствии оказалось, что Желиговский со своей группой (8-я, 10-я пехотные дивизии) от Постав пошел не на Свенцяны, а через Кобыльник прямо на Вильно. Остатки группы Ржондковского стремительно откатывались на Молодечненском направлении, обнажая левый фланг 15-й пехотной дивизии (4-я армия). В такой обстановке приказ Шептицкого, отданный в ночь с 5 на 6 июля о порядке занятия линии старых германских окопов, являлся запоздалым. Согласно этому приказу Шептицкий отводил назад свою Полесскую группу в связи с 3-й польской армией в южном Полесье. 4-я армия, имея осью своего движения Минское направление, отходила прямо перед собой на линию старых германских окопов, а 1-я армия, отходя на ту же линию через Вилейку и Молодечно, должна была для обеспечения Вильно протянуть свой левый фланг по западному берегу оз. Свирь и далее на Линтупы — Свенцяны — Маляты. 2-я пехотная Литовско-белорусская дивизия спешно стягивалась для этой цели в Свенцяны. Однако положение групп 1-й польской армии к концу дня 5 июля исключало уже возможность выполнения и этого приказа в отношении левого фланга 1-й польской армии.

К утру 6 июля все три группы 1-й польской армии оказались сильно разбросанными в пространстве, что давало возможность легко разбить их по частям. Однако вместо этого [446] боевое соприкосновение в день 6 июля между сторонами было утрачено, а это дало возможность противнику упорядочить свою перегруппировку. Утрата боевого соприкосновения явилась следствием нескольких причин. 4-я красная армия 6 июля замедлила темп своего продвижения. Она только к концу дня 6 июля вышла на фронт Мосарж — Дуниловичи. Между тем Желиговский покинул Дуниловичи еще на рассвете 6 июля. 15-я армия 6 июля медленно продвигалась вперед, что дало возможность группе Енджеевского благополучно совершить в этот день свой фланговый марш от Глубокого на Молодечно. Этому движению противника не могла помешать и 3-я армия, которую командзап в день 6 июля круто уклонил в юго-западном направлении, нацелив ее на Минск для помощи 16-й армии, и она поэтому совершала перегруппировку, меняя направление своего движения.

Лишь 7 июля более или менее удалось привести в порядок части 1-й польской армии, и 8 июля она уже отходила группой Желиговского на Вильно, группой Енджеевского — на Молодечно и Ржондковского — на Долгинов — Шипки; 4-я армия также отходила по всему фронту в тесном соприкосновении с авангардами 16-й красной армии, которая 7 июля переправилась через р. Березину. В этот день армии красного Западного фронта уже только преследовали противника. III конный корпус, ведя параллельное преследование, подходил к Свенцянам; маневренная ось 4-й армии нацеливалась от Шарковщизны на Гадуцишки, 15-я армия главной массой своих сил шла на Молодечно, 3-я армия продолжала уклоняться на Минск, а 16-я армия основную свою группировку направляла на Минск через Игумен.

Таким образом, начиная с 7 июля, генеральное сражение в Белоруссии, к которому столь тщательно в течение месяца готовилось командование Западным фронтом, превратилось в беспорядочный отход противника, предпринятый им без упорной борьбы за инициативу, из-за основательного разгрома 1-й польской армии в первый же день боя, т. е. 4 июля. Сражение не успело созреть и вылиться в законченные формы. Сильно пострадавшей оказалась только 1-я польская армия, 4-я польская армия и Полесская группа отходили добровольно и в порядке. С нашей стороны [447] сражение вылилось в форму оттеснения внутрь разгромленного «тараном» 15-й армии левого фланга польского Белорусского фронта. Маневр охвата его конницей в дни 4 и 5 июля не успел еще сказаться из-за быстрого назревания событий на фронте 1-й польской армии. В дальнейшем разгром противника мог достигаться лишь при условии крайней энергии наступления 4-й красной армии. Однако дивизии 4-й армии выказали ее далеко недостаточно, потеряв немало бесполезного времени на берегах р. Вилии, чем был значительно ослаблен замах правого фланга красного фронта.

Последующие распоряжения Пилсудского свидетельствуют, что неудачи в Белоруссии и на Украине застали его врасплох и вынудили действовать от случая к случаю. Хотя он и утверждает в книге «1920 год», что восстановление положения на Украине и борьба с конницей Буденного в этот период времени являлись его главной целью, а Белорусский фронт имел для него второстепенное значение, и действия на нем должны были лишь преследовать цель выигрыша времени, но его директивы свидетельствуют о противном: 9 июля он указал своим командующим армиями, что последней линией отхода является линия р. Збруч — р. Стырь — Лунинец — линия старых германских окопов — Вильно. С этой линии в скором времени предстоял переход в наступление. В то же время он начал переговоры с литовцами о соглашении, но последние упорно настаивали на передаче им г. Вильно{212}.

Совершенно правильно говорит ген. Фори в своей рецензии, что наиболее важным следствием этого нового успеха красных армий Западного фронта был не выигрыш территории, [448] а упадок моральных сил польской армии{213}. С этой точки зрения Фори совершенно правильно расценивает июльское генеральное сражение в Белоруссии как поражение поляков, несмотря на то, что им удалось ускользнуть от решительного материального разгрома.

Вместе с тем интересной является точка зрения Фори на события в июне на Украине и в июле месяце в Белоруссии.

Устанавливая взаимную связь между обоими событиями, Фори подводит их под масштаб единого пограничного сражения. Здесь мы усматриваем некоторое преувеличение, что не исключает, однако, возможности принятия точки зрения Фори.

Внутри Польши происходили усиленные формирования резервов, которые направлялись на р. Зап. Буг и в бои 1-й и 4-й польских армий пока не втягивались. Последующие события показали, что последним предположениям маршала Пилсудского не удалось осуществиться ни во времени, ни в пространстве. Конницу Буденного ликвидировать не удалось на Украине. Опорная точка будущего маневра польских армий на линии Зап. Буга — крепость Брест попала в руки советских войск прежде, чем на р. Западный Буг удалось собрать значительные силы, да их и неоткуда было взять, поскольку борьба на Украине продолжалась с прежним ожесточением.

Все эти обстоятельства перенесли решение судеб всей кампании на берега р. Вислы и под стены самой Варшавы. Но пока они назревали, на главном театре продолжали благоприятно для нас развиваться наступательные операции армий Западного фронта.

9 июля наши части захватили г. Игумен; 10 июля противник очистил крепость Бобруйск, предварительно взорвав ее укрепления; 11 июля Минск был занят частями 16-й армии; 13 июля противник пытался оказать сопротивление на линии старых германских окопов, но и здесь его сопротивление было непродолжительно. 14 июля наши войска после упорного боя с частями группы ген. Желиговского на р. Вилии вступили в Вильно, причем это вступление ознаменовалось [449] почти одновременным выступлением против польской армии литовской армии со стороны ст. Ландварово и Новые Троки{214}. Выступление литовской армии угрожало левому флангу и тылу польского фронта, что принудило группу ген. Желиговского начать поспешное отступление не на Гродно, а прямо на юг — на г. Лиду, чтобы удалиться от литовской границы.

Взаимодействие литовской и красной армий было бы весьма выгодно для обеих сторон в стратегическом отношении, если бы литовское правительство пошло до конца по этому пути. Но этого не произошло. После 4-дневных переговоров с литовцами было заключено соглашение, согласно которому правый фланг Западного фронта не должен был переходить крупными силами условной линии Новые Троки — Ораны — Гродно — Сидра. Впоследствии была установлена новая разграничительная линия: Ораны — Меречь — Августов. К северо-западу от этой линии литовская армия пользовалась полной оперативной самостоятельностью.

После падения Вильно Пилсудский 15 июля приказал отвести армии своего Белорусского фронта на линию: Пинск — Огинский канал Шара — Неман до Гродно{215}. Но уже вечером 16 июля у Пилсудского возникла новая мысль: отводя 1-ю польскую армию на Неман, нанести короткий удар 4-й армией на Лиду, группируя ее резервы за ее левым флангом на линии Немана. Во исполнение этих указаний Шептицкий, задерживая отход 4-й армии, принялся рокировать ее влево: 2-я пехотная дивизия легионеров и 15-я пехотная дивизия подтягивались в район Новогрудка, 14-я пехотная дивизия по железной дороге должна была быть переброшена в Мосты. Но и этому решению белополяков не суждено было осуществиться. Между тем армии Западного фронта продолжали преследование противника. 16 июля они вновь [450] нанесли сильный удар 1-й польской армии. В ночь с 16 на 17 июля части красных прорвались между внутренними флангами 1-й и 4-й польских армий и заняли м. Николаев на Немане. Таким образом последний план Пилсудского был сорван энергичным преследованием красных, прежде чем удалось приступить к его осуществлению. Единственным результатом его была задержка темпа отступления польских армий вопреки обстановке, что повлекло для них, как сейчас увидим, дальнейшее ее ухудшение. То, что 1-я польская армия не устояла на линии старых германских окопов, явилось результатом охватывающего маневра 4-й красной армии со стороны Вильно на помощь 15-й красной армии, задержанной упорными боями под Сморгонью. Обходное движение 18-й стрелковой дивизии 4-й красной армии и усиление 15-й армии одной дивизией из состава 3-й красной армии решили участь боя под Сморгонью в пользу красных. Все эти обстоятельства заставили Шептицкого отказаться от указанного Пилсудским контрманевра, и 18 июля он отдал общий приказ об отводе своих армий за Неман и Шару.

К концу дня 19 июля красные армии Западного фронта вышли на линию р. Неман — ст. Барановичи — ст. Лунинец, причем III конный корпус, двигаясь все время на уступе вперед перед правым флангом 4-й армии, энергичным налетом 19 июля 1920 г. захватил укрепленный Гродно.

Занятие Гродно III конным корпусом было произведено по директиве командзапа. Согласно той же директиве армии Западного фронта должны были форсировать линии pp. Шары и Немана в течение 21–22 июля. 4-я красная армия нацеливалась на участок р. Неман южнее Гродно; южнее ее через Неман должна была переправиться 15-я армия; 3-й армии указывалось форсировать Неман в районе устьев Шары; 16-й армии ставилась задача переправиться через Шару к северу от Слонима. Противник в это время находился в полном отступлении на линию этих рек. 1-я польская армия шла двумя колоннами с линии Лида — Радунь на фронт Василишки — Щучин, имея в виду переправиться через Неман у Гродно и м. Мосты. 4-я польская армия отходила четырьмя колоннами на р. Шару, на участок ее Бытень — Велька Воля. Отступление носило форсированный характер. Некоторые дивизии в сутки делали переход до 60 км. Захват Гродно III конным [451] корпусом ставил 1-ю польскую армию в чрезвычайно трудное положение между двух огней. В свою очередь в такое же положение попал III конный корпус в дни 20 и 21 июля.

В рамках указанной общей обстановки получилось чрезвычайно интересное тактическое положение для 1-й польской армии. При первых известиях о захвате Гродно красной конницей Шептицкий приказал 1-й польской армии отобрать его обратно при содействии бригад 9-й пехотной дивизии{216}, направленной на Гродно от Белостока. Ген. Жигаддович разрешил эту задачу следующим образом. На Гродно с юго-востока через м. Скидель он направил группу ген. Желиговского (8-я и 10-я пехотные дивизии). Для обеспечения этой группы с тыла он приказал группе Ржондковского (1-я Литовско-белорусская и 17-я пехотная дивизии) перейти в наступление из района Мосты в общем направлении на м. Щучин на участке 15-й красной армии. Наиболее потрепанная группа Енджеевского (11-я пехотная дивизия, остатки 7-й пехотной резервной бригады и бригады 5-й пехотной дивизии) получила задачу: обеспечивая возможность перехода обеих первых групп через Неман южнее Гродно, занять оборонительную позицию по левому берегу Немана между устьями pp. Свислочь и Шары. В свою очередь угрожаемый противником с обеих сторон командир III конного корпуса т. Гай против Белостокской группы противника выдвинул 15-ю кавалерийскую дивизию к м. Кузница, а против группы Желиговского — 10-ю кавалерийскую дивизию к м. Скидель. Головные части 4-й красной армии в это время подходили к м. Озеры. 20 июля события развернулись следующим образом. Белостокская группа противника атаковала 15-ю красную кавалерийскую дивизию, отбросила ее к западным предместьям Гродно, но далее продвинуться не могла. Желиговский [452] начал теснить 10-ю кавалерийскую дивизию к Гродно, но в свою очередь был атакован красными со стороны Озеры в свой правый фланг. В то же время атака Ржондковского на Щучин не только была отбита, но его группа под натиском 15-й армии начала спешно отходить на Мосты, обнажая тыл Желиговского. В таком положении последний 21 июля вынужден был прекратить бой под м. Скидель и спешно уходить за Неман в районе м. Лунно. Ржондковский переправился через эту реку у м. Мосты{217}.

Под влиянием успехов красного оружия заговорила и дипломатия Антанты. 12 июля английское правительство в лице лорда Керзона обратилось к советскому правительству с предложением о заключении в недельный срок перемирия с Польшей. Предварительным условием ставился отход советских войск от естественных и этнографических границ Польши. Фактически это означало, что советские войска не должны были переходить линии р. Зап. Буг. Равным образом и польские войска должны были отойти с территории Советской Федерации, что означало для них продолжение отхода за линию р. Зап. Буг. В дальнейшем Керзон предлагал на конференции в Лондоне обсудить условия мира РСФСР и Польши, намечая границу между ними согласно плану Верховного союзного совета, принятому в 1919 г., т. е. по линии р. Зап. Буг. Отказ советского правительства от принятия этого предложения должен был повлечь за собой помощь держав Антанты Польше всеми доступными для них средствами. [453]

Нота лорда Керзона не имела никаких дальнейших дипломатических и политических последствий. Советское правительство 17 июля решительно отклонило предложение английского правительства{218}. Однако оно оказало свое влияние на стратегические предположения нашего Главного командования. Усматривая в заключительных словах ноты угрозу активного выступления на стороне наших врагов Румынии, Финляндии, а может быть и Латвии и особенно опасаясь выступления Румынии, Главное командование считало возможным докончить разгром Польши наличными силам Западного фронта, даже ослабив его на одну армию (16-ю), держа ее в резерве на случай выступления Латвии. Центр же тяжести приложения усилий Юго-Западного фронта оно предполагало перенести более к югу, чтобы иметь достаточные силы на берегах Днестра на случай выступления Румынии. Поэтому в своей директиве от 21 июля 1920 г. Главком указывал командованию Юго-Западным фронтом действовать на Ковельском направлении лишь сильной ударной группой для связи с левым флангом Западного фронта, а всеми остальными силами фронта нанести решительное поражение польским армиям, действующим на Украине, отбросив их на юг — к границам Румынии, использовав для этой задачи конную армию.

Последующие события показали, что эти опасения не оправдались, почему рядом последующих распоряжений главкома эта директива в дальнейшем была фактически отменена. Подобный анализ политической целеустановки советского правительства и решений главного командования по планированию конечной кампании в борьбе с белополяками будет приведен в следующей главе. Тем временем операции армий обоих наших фронтов развивались по-прежнему [454] успешно, 16-я красная армия овладела г. Слоним; 25 июля наши части Западного фронта захватили г. Волковыск и оттеснили 4-ю польскую армию за реку Свислочь. Двумя днями раньше Мозырская группа овладела г. Пинском. Охватывающее движение III конного корпуса Гая на крайнем правом фланге Западного фронта продолжало оказывать свое влияние, препятствуя противнику организовать прочное сопротивление на путях к Варшаве{219}.

27 июля конница Гая овладела крепостью Осовец, а 29 июля заняла Ломжу и Новоград, чем содействовала продвижению вперед 4-й и 15-й красных армий, которые овладели Белостоком и Бельском и вышли за линию р. Нарев и р. Нурец тоже 29 июля (схема 18).

Наступление 16-й армии было несколько задержано упорным трехдневным боем под Пружанами и Кобриным, овладев которыми, 16-я армия облегчила продвижение Мозырской группе и, преследуя противника, быстро выдвигалась на линию р. Зап. Буг. Мозырская группа, задержанная затянувшимися боями за Кобрин, находилась на уступе позади нее. В таком положении командование 16-й красной армии не считало возможным форсировать р. Зап. Буг, имея на своем фланге сильный узел сопротивления противника, хотя и полуразрушенной, но все-таки крепости — Брест-Литовска, где, к тому же, противник производил сосредоточение каких-то сил. Поэтому командование 16-й армии решило проявить инициативу и, обеспечивая свой левый фланг, овладеть Брестом, хотя он и находился в пределах разграничительных линий Мозырской группы. Выполнение задачи было возложено на левофланговую дивизию 16-й армии (10-ю стрелковую) и дивизию армейского резерва (2-ю стрелковую). Под ударами обеих дивизий и успевшей подойти к Бресту Мозырской группы, штурмовавших правобережные форты крепости, Брест-Литовск пал 1 августа 1920 г. Чтобы осознать все стратегическое значение взятия Бреста, следует иметь в виду, что Пилсудский рассматривал Брест-Литовск как опорный пункт его будущего контрманевра против армии Западного [455] фронта с линии р. Зап. Буг. Этот маневр Пилсудский предполагал окончательно развернуть после ликвидации успехов красной конницы Буденного на Украине. Поэтому еще 30 июля он запрашивал ген. Сикорского (командующего Полесской группой), сколько времени может держаться Брест. Последний гарантировал ему 10-дневный срок. Падение Бреста повлекло за собой и другие результаты: дальнейший отход 3-й польской армии на Украине за р. Зап. Буг, не говоря уже о том, что план контрманевра Пилсудского с линии р. Зап. Буг был сорван{220}.

Ген. Фори указывает, что операция на Зап. Буге, задуманная Пилсудским, преследовала единственную цель выигрыша времени для перегруппировки на Висле в целях перехода в решительное наступление.

Операции Юго-Западного фронта за это же время протекали под знаком упорной борьбы с противником за инициативу. Насыщенные боевым содержанием, они в силу этого обстоятельства не отличались быстротой развития в пространстве, но тем не менее сопровождались постоянными успехами: 9 июля 14-я армия овладела Проскуровом, а 12 июля — Каменец-Подольском; 14 июля наши части вышли на рубеж pp. Верхняя-Стырь, Иква и Збруч. За этим рубежом противник решил оказать упорное сопротивление. Он особенно упорно оборонялся в гористом и пересеченном Дубно-Ровненском районе, неоднократно переходя в контратаки. Однако и здесь его сопротивление в конце концов было сломлено 1-й конной армией, вписавшей в этих боях славную страницу в свою историю. [457]

В то же время на Ковельском направлении 20 июля части 12-й армии вышли на линию нижнего течения р. Стырь, утвердившись на ее восточном берегу — до м. Колки. Далее фронт армий Юго-Западного фронта шел через Луцк — Торговица на Дубно — Млынов и, минуя г. Кременец, за обладание которым шли упорные бои, перекидывался на р. Збруч. Здесь по всему течению реки и особенно в районе Волочиска 14-я красная армия в упорных боях с 6-й польской армией оспаривала у нее рубеж этой реки, готовясь к вторжению в пределы Галиции. Такова была общая обстановка на Юго-Западном фронте, когда директива его командующего от 24 июля определила дальнейшее приложение его главных усилий на Львовском направлении. Согласно этой директиве непосредственное содействие Западному фронту возлагалось лишь на численно слабую 12-ю армию, которая должна была овладеть в кратчайший срок г. Ковелём. Выставив затем заслоны в сторону Бреста, эта армия должна была перейти в решительное наступление в направлении Холм — Красник — Аннополь и не позднее 15 августа выйти на рубеж pp. Вислы и Сан, заняв переправы через них в районе Аннополь — Ниско.

Такая постановка задачи определила содействие 12-й армии скорее Юго-Западному, чем Западному фронту, если сопоставить ее с постановкой задач прочим армиям Юго-Западного фронта. Действительно, согласно той же директиве главная масса 1-й конной армии направлялась для захвата Львова, а 14-я армия главную массу своих сил должна была нацелить в общем направлении Тарнополь — Перемышляны — Городок, что определяло ее содействие 1-й конной армии о захвате ею Львова{221}.

Эта директива окончательно определила тяготение главной массы сил Юго-Западного фронта ко Львовскому, а не Варшавскому направлению. Во времени она совпала с [458] начинавшейся общей перегруппировкой противника на его фронте, имевшей целью стянуть возможно большее количество своих сил на Варшавское направление и усилить, с другой стороны, части 2-й польской армии, имевшей против себя конницу Буденного. Поэтому-то Ковельское направление, на котором действовала 12-я армия, оказалось прикрытым сравнительно слабо. Продвижение 12-й армии, являвшейся в то время связующей группой между Западным и Юго-Западным фронтами, облегчилось. 27 июля 12-я армия переправилась через р. Стырь, встретив лишь слабое сопротивление противника; 30 июля она вышла на линию р. Стоход и в ночь с 1 на 2 августа также успешно преодолела это препятствие на всем своем фронте и двинулась к рубежу р. Зап. Буг.

Пока происходило это успешное продвижение 12-й армии, 1-я конная армия вела упорные бои с переменным успехом в районе г. Броды со 2-й польской армией, которая встречным наступлением пыталась отбросить ее от прямых подступов ко Львову, в чем выразилось осуществление вышеуказанного нами плана Пилсудского об уничтожении 1-й конной армии. В результате этих боев противнику удалось лишь на короткое время утвердиться в г. Броды, но так как в связи с падением Бреста, последовавшим, как мы указали, 1 августа, польское Главное командование вынуждено было отказаться от организации своего контрманевра с линии р. Зап. Буг и отнести линию своего сопротивления на р. Вислу, то в связи с этим 2-я и 3-я польские армии, действовавшие на Ковельском направлении, получили приказание о дальнейшем отходе на запад. 12-й армии оставалось только воспользоваться столь благоприятно слагавшейся для нее обстановкой и преодолевать только пространство для скорейшего выхода на одну высоту с левым флангом Западного фронта. В пределах своих возможностей она и стремилась к этому. В ночь с 3 на 4 августа она [459] овладела г. Ковелём, а 6 августа вышла на линию р. Зап. Буг — на фронте Опалин — Корытница. Оперативная свобода конной армии восстановилась позднее. Задержанная боями под Бродами, она только 7 августа получила возможность начать свое продвижение к верховьям Зап. Буга в общем направлении на Буск. На этом рубеже она вновь завязала упорные бои с противником, который энергично оборонялся, и лишь 15 августа ей удалось утвердиться на Верхнем Буге, овладев г. Буском и выйдя таким образом на прямые пути ко Львову, который и явился теперь ближайшей целью ее действий. Успехи наших армий Юго-Западного фронта на Ковельском и Львовском направлениях принудили 6-ю польскую армию, расшатываемую ударами с фронта нашей 14-й армии, оставить линию р. Збруч, что означало распространение военных действий на территорию Восточной Галиции.

Эти удачные операции на Юго-Западном фронте протекали под знаком некоторой заминки на Западном фронте. Армии последнего в свою очередь встретили упорное сопротивление противника на рубежах pp. Нарев и Зап. Буг.

Атака 3-м конным корпусом укрепленной Ломжинской позиции 29 июля положила начало 6-дневным упорным боям на левом берегу Нарева, который не могла собственными силами преодолеть наша 15-я армия. В этом отношении ей помогла 4-я армия. Последней удалось перебросить на левый берег Нарева две свои дивизии, которые вели там борьбу за расширение своего плацдарма. В целях оказания поддержки 15-й армии командзап приказал не только 4-й, но и 3-й армии помочь 15-й армии, нацеливая их обе в общем направлении на Остроленку (4-ю армию из района Ломжа — Тыкоцин, а 3-ю по свободному от местных преград промежутку между pp. Зап. Буг и Нарев). Отсюда уже началось еще усиленное в дальнейшем тяготение главной массы сил Западного фронта к северу от р. Зап. Буг. В результате согласованных действий наших армий противник очистил рубеж р. Нарев перед фронтом 15-й армии, которая благодаря этому получила возможность дальнейшего продвижения, и 3 августа частями этой армии был занят г. Остров.

В это же время 16-я армия вела не менее упорную борьбу с противником на рубеже Зап. Буга. К 1 августа за Зап. Буг [460] отошли сильно потрепанные и поредевшие части отступивших польских дивизий, которые здесь оперлись на новые формирования из добровольцев и запасных частей. Первая попытка переправы через р. Зап. Буг была предпринята 2 августа частями 16-й армии на участке Янов — Брест-Литовск искл. (17, 8,10-я стрелковые дивизии). Она закончилась неудачей при стремлении расширить свой плацдарм на левом берегу реки, несмотря на то, что некоторым из наших дивизий удалось довольно глубоко проникнуть к западу от этой реки. Так, 8-я стрелковая дивизия продвинулась на целый переход к западу и вела упорный бой за г. Белу. Только 4 августа 27-й стрелковой дивизии — правофланговой дивизии 16-й армии — удалось овладеть м. Дрогичин на Буге и утвердиться в нем, войдя в связь с левым флангом 3-й армии, что означало фактическое падение оборонительного рубежа р. Зап. Буг. Два дня спустя, 6 августа, 4-я армия после упорных боев овладела г. Остроленка. Так складывалась общая обстановка на Западном фронте перед началом операции на берегах Вислы, явившейся переломной для всей кампании 1920 г. на польском фронте.

Поскольку на судьбы этой операции сверх причин оперативного порядка оказало свое отрицательное влияние и общее состояние наших армий, мы считаем необходимым несколько остановиться на последнем.

Все эти явления, как то: растяжка тылов, ослабление боевых рядов и пр., были естественными и неизбежными трениями в условиях проведения длительных операций на протяжении 500 км преследования. Несомненно, такой образ действий повлек за собой те «трения» для нас, на которые мы указали выше. Но ведь на войне «трения» — вещь неизбежная, и риск, создаваемый этими трениями, должен быть перестрахован целым рядом организационных мероприятий, о чем речь будет идти ниже. Правильно ли поступило командование Западным фронтом, требуя чрезвычайных напряжений от своих войск? Вполне уместно будет здесь ответить на этот вопрос устами наших противников. Предоставим прежде всего слово самому Пилсудскому: «Столь длинные марши, прерываемые к тому же боями, могут служить к чести как армии, так и ее руководителей. Особенно же нельзя отнести к числу средних величин и посредственностей [461] главнокомандующего, который имеет достаточно сил и энергии, воли и уменья, чтобы проводить подобную военную работу»{222}.

Эта цитата, вышедшая из-под пера маршала Пилсудского пять с лишним лет спустя после описываемых событий, свидетельствует о высокой оценке длительного марша войск Западного фронта и о том впечатлении, которое он производил на главную польскую квартиру. Полагаем, что эта цитата достаточно показательна.

Не мешает теперь остановиться на иных мнениях, исходящих из того же лагеря. Ген. Сикорский писал, что слишком поспешное преследование красных армий, предпринятое командованием Западного фронта в расчете на перевернутую политическую и материальную базу, не оправдало себя и повело к ослаблению красных армий, вынужденных наступать без оборудованного тыла и восстановленных железных дорог{223}. Такие же мысли высказывают и некоторые из наших писателей. Но это неверно. Как раз в период своего наступления на линию р. Зап. Буг, командование Западным фронтом проявило чрезвычайно энергичную работу по восстановлению железнодорожных сообщений и по организации тыла.

О быстроте восстановления железнодорожной сети свидетельствует тот факт, что к моменту начала боев на линии р. Вислы, т. е. к середине августа 1920 г., были уже открыты железнодорожные головные станции Вышков и Седлец. Таким образом, железнодорожная связь армий с своим тылом была, можно сказать, своевременно восстановлена. Но вся беда заключалась в слабом уменьи пользоваться этой сетью. Тыловые армейские аппараты отчасти в силу недостаточности колесного транспорта плохо справлялись с организацией подвоза от головных железнодорожных станций к войскам. Но главную роль играла здесь плохо налаженная, еще не сложившаяся служба полевого управления военной дороги, в которой работа головного участка железной дороги была оторвана от работы на грунтовых путях. Кроме того, недостаток подвижного состава, особенно паровозов, [462] препятствовал развитию интенсивного движения по железным дорогам. Поэтому те 60 000 пополнений, которые запасная армия Западного фронта подготовила и выслала на фронт, не успели достигнуть его в нужное время. Чрезвычайно быстрое продвижение красных армий вперед заставило командование Западным фронтом искать новых путей в деле устройства тыла и пересмотреть вопрос о взаимоотношениях фронтовых и армейских баз. Малоподвижные и громоздкие армейские базы в условиях сложившейся обстановки являлись уже излишней промежуточной инстанцией, застрявшей при этом глубоко в тылу. Так, база 15-й армии находилась в г. Великие Луки, а база 16-й армии — в г. Новозыбкове. Во избежание усложнения и перекрещивания перевозок, командование Западным фронтом выбросило впереди них фронтовые склады в Молодечно и Минск; из этих складов к фронту выбрасывались снабженческие, главным образом, артиллерийские летучки. Они находились на головных участках железных дорог и выдвигались туда тотчас же по их открытии. Эти летучки и снабжали уже непосредственно дивизии. Вот на этом последнему звене в силу трудности урегулировать распределение и возникали перебои. Летучки оказывались предоставленными самим себе, и не получая определенных указаний, что и кому выдавать, делали это на свой риск и ответственность. Можно сказать, что в эту кампанию мы постепенно нащупывали пути к правильной и гибкой организации тыла, которая, конечно, хоть сколько-нибудь совершенной признана быть не может. Приходится также признать, что, несмотря на ряд правильных организационных мероприятий, организация тыла при данной операции не соответствовала ее размаху. Это оказало крупное влияние на исход операции, но в то же время это ни в коем случае не может явиться мотивом для отрицательной оценки самого оперативного замысла. Тем более что и сам-то оперативный план был обусловлен целым рядом соображений, далеко выходящих из сферы оперативных соображений.

Иначе складывалась обстановка для противника. Положение последнего по мере его отхода внутрь собственной территории непрерывно улучшалось, так как, сокращая линию своего фронта, польские армии в то же время на марше [463] назад сближались со своими основными базами и источниками пополнения.

Угроза судьбам польской буржуазной государственности побудила правительство последней к весьма энергичной деятельности. Правительство объявило мобилизацию мужского населения до 35-летнего возраста и организовало широкую добровольческую кампанию. В своей организационной работе оно не было одиноко. Державы Антанты — в лице Англии и Франции — по мере своих возможностей старались поддержать Польшу. Первая не оставляла мысли о дипломатическом воздействии на РСФСР, а вторая помогала не только морально, но и материально. Франция направляла в Польшу артиллерию, технические средства борьбы и огнеприпасы, которые следовали через Данциг. Многочисленная французская военная миссия делом и советом помогала реорганизации и обучению польской армии.

Однако перед лицом грозных событий, тот или иной поворот которых, как это хорошо чувствовалось обеими сторонами, мог изменить весь ближайший ход мировой истории или, по крайней мере, истории Европы, пролетариат нашей республики не остался одиноким. Он чувствовал за собой поддержку европейского пролетариата, протягивавшего ему руку помощи. 21 июля II Конгресс Коммунистического интернационала обратился к пролетариям всех стран с призывом не пропускать через свои территории военные припасы в Польшу.

31 июля на территории Польши образовался Временный революционный комитет, который обратился к населению с призывом о свержении правительства Пилсудского и о заключении мира с Советской Россией. В свою очередь коммунистическая партия Польши обратилась с воззванием к пролетариату всех стран, указывая, что польское правительство полтора года правит на основе особого положения, что профессиональные союзы закрываются, что рабочие кооперативы преследуются, тюрьмы переполнены рабочими и что в борьбе польского пролетариата за свое освобождение самым тяжелым ударом было бы низвержение советской власти в России. Международный пролетариат в дни решения кампании на берегах Вислы широко откликнулся на эти призывы. Август 1920 г. характеризуется подъемом волны рабочего [464] движения в Англии и Франции. В Англии образовались рабочие «Советы действия», оказывавшие сопротивление всякой попытке вооруженного вмешательства Англии в борьбу между Советской Россией и Польшей, добивавшиеся отозвания всех морских сил, действующих против Советской России, признания Советской России и заключения торгового договора с ней. Это последовало в ответ на угрозу английского правительства вновь предпринять блокаду Советской России, если только немедленно не начнутся переговоры между ней и Польшей. В то же время в Германии и Чехословакии рабочие отказывались грузить и пропускать по железным дорогам военные грузы для Польши. На фоне этих крупнейших событий международного значения оказалось не столь заметным событие, укреплявшее наше внешнее положение, а именно — заключение мира с Литвой, которое последовало 12 июля.

Очевидно, не только отзвуки побед Красной армии, но и глухие раскаты революционной бури, надвигавшейся изнутри, побудили польское правительство пытаться отсрочить казавшийся ему неизбежным приговор истории путем вступления в мирные переговоры. 22 июля оно обратилось с предложением к советскому правительству о немедленном установлении перемирия и начале мирных переговоров. Это предложение было принято нами. Но прибывшая в г. Барановичи 1 августа польская делегация представила полномочие на ведение переговоров о перемирии, подписанное лишь военным командованием, поэтому ей было предложено вернуться обратно за надлежащими документами. Тем временем польское правительство вновь начало вести двойную игру. Уже 7 августа оно заявило о готовности выслать своих представителей в Минск для переговоров о перемирии и мире, но они, вместо того чтобы немедленно прибыть к нашим передовым частям, оказались в г. Седлеце, где и были обнаружены нашими частями по занятии ими этого города. 10 августа польское правительство обратилось к советскому правительству с просьбой о представлении условий мирного договора, что и было исполнено. Одновременно с этим условия мирного договора были сообщены и английскому правительству. Только когда наши части подошли уже под стены самой Варшавы, польская мирная делегация добралась [465] до Минска, где и начались переговоры о мире между обоими правительствами.

Условия мира, предъявленные Польше советским правительством, были следующие: 1) ограничение численного состава польской армии до 50 000 чел. и создание, помимо этого, вооруженной милиции из городских и промышленных рабочих под контролем рабочих организаций России, Польши, Норвегии; 2) демобилизация остальной части польской армии с передачей излишней части вооружения и снабжения Советской России и Украине; 3) демобилизация военной промышленности; 4) возврат ранее оккупированным областям захваченного у них подвижного состава и лошадей и оказание помощи разоренному населению опустошенных польской армией местностей; 5) участие в мирных переговорах представителей рабочих и батрацких организаций; 6) в территориальном отношении РСФСР делала Польше большие уступки, чем те, которые предусматривались нотой Керзона; 7) для экономических целей РСФСР стремилась получить в свое распоряжение участок железной дороги Волковыск — Белосток — Граево; 8) польское правительство должно было наделить безвозмездно землей семьи польских граждан, убитых на войне или утративших трудоспособность; 9) военнопленные польские офицеры являлись заложниками за польских коммунистов.

Эти условия положили решительный предел империалистической политике польского правительства и в итоге должны были упрочить братское сожительство между польским народом и народами России. Однако польское правительство затягивало переговоры в ожидании кризиса кампании, который в это время назревал на берегах р. Вислы. [466]