Звезда большая, воронка здоровенная, Товарищ Пак вышел из варпа в уважительном удалении и тихонько бултыхал по световому космосу к предписанной точке глубоко-глубоко вниз, изрядно при том недоумевая — система на вид была пуста-пустехонька, ничего в искомой точке не светилось и не тренькало.А недоумевать ему в нынешнем положении дел не нравилось еще больше, чем обычно. Олаф выбрался из качегарского поста и неровным шагом побрел спать. Бобур подставил плечо, Эрманита страховала сзади. Вот в чем, конечно, был существенный плюс Ёнми — ее с поста даже Сука Пура выводил в одного, а Олаф и вообще на ладошке мог вынести, удобно.Товарищ Пак покосился на Эрманиту Осу и вспомнил, что к ней был разговор.
— Слушай, бригадира, ты бы начинала хоть на карго, что ли, переучиваться.
— Меня не сертифицируют в карго, это социально-контактный труд, — буркнула Медведица.
— Сразу не сертифицируют, а я прошение напишу, народ тоже подпишет про готовность на поруки, заявка если будет год лежать с подтверждением, второй раз уже рассмотрят с интересом. Ну если ты не зашибешь кого снова к тому моменту. Как раз за пару лет и проведем, сойдешь с поста без приключений.
— Ну только что, — хмуро согласилась бригадира.
— Короч, займись.
— Принято.
Товарищ Пак побарабанил пальцами по стенке капитанского поста. Малявку он перепрятал с Сукой Пурой в самую голову состава, это незначительную контрабанду имеет смысл в хвосте таскать, а такое добро надо держать под рукой. Да и, строго говоря, если за малявкой придут, то уже протокол допроса соблюдать будет некому, вытряхнут все данные и из них, и из локалки. Больше беспокоил вопрос, кто и зачем отправил весь состав сюда, где их комплектующие явно никому не нужны...Тут локалка заявила о том, что видит чуть внизу и в стороне небольшую строящуюся станцию. Товарища Пака слегка попустило. Но маршрут шел мимо, вниз и абсолютно непонятно куда.Тем временем локалка со стройкой вежливо раскланялись, поинтересовались наличием друг у друга корреспонденции, поинтересовались наличием друг в друге контактов, заявленных на уведомление, и вот тут-то Товарищ Пак ахнул прямо в общий чат так, что вся команда подняла головы. После аха прошло меньше секунды, как все системы варпохода заскрипели, курс пошел обратно вверх по гравитационной воронке да еще с таким приличным ускорением, а Товарищ Пак заорал:
— Димка, на пост! Юй, на дублирование! Уёбываем!Не, вы, надеюсь, не представили себе, что состав Товарища Пака развернулся на пятке и поскакал обратно. Поскольку движение вниз в гравитационную воронку осуществлялось по примерно параболической траектории, то реальное изменение курса было градусов пятьдесят. Но механика состава высказывалась и не одобряла, а Равуни, набивший шишку, высказывался не менее экспрессивно.
Коппер вылетел из сортира в трусах, но со спущенными штанами. Окончись эта история другим образом, ему бы это потом непременно потом долго припоминали. У бригадиры глаза на лоб полезли. Зачем Димке дублер?— Всё закрепить, всем держаться, поднимаю ускорение, — медленнее буркнул капитан и замолчал. У локалки был тоже такой вид, как будто она чем-то занята по горло.Ну ок, свои инструкции все знали, Коппер, чертыхаясь, водворил штаны на место и тоже кинулся куда ему полагалось.Тем временем весь объем обмена данными, который было можно технически обеспечить по индивидуальному протоколу, был занят по самые глаза да еще и шел под большим давлением. Неопытный, но очень рассерженный искусственный интеллект, пользуясь шириной заранее выстроенного протокола глубоко непрофессионального контакта майоры Циклаури, швырял вовне, как уголь в топку лопатой всё, что ему было известно о деятельности захватчика.Коды. Логи захвата. Приказы. Движение всего транспорта в системе. Движение и переговоры, и устные распоряжения биоучастников ситуации. Списки и артикулы грузов. Ему не запрещали информировать майору. Майоре не запрещали общаться с любовником. Ручки вот они.А еще маленькая недосингулярность держала прямо перед глазами майоры - и ее собеседника - число секунд, через которые она вынуждена будет отправить пакет отчета о текущих событиях вниз.Когда на счетчике осталось четыре секунды, она свернула передачу данных и оставила людей почти что одних. Дальнейшее развитие событий она себе примерно могла представить, спектр эмоций обоих видела. Отправленных данных достаточно. Есть вещи и поважнее.Майора Циклаури стояла, откинув голову к стене, и безмятежно, во весь рот, улыбалась.А пока происходят эти четыре секунды, давайте проявим хотя бы не меньшую деликатность, чем маленький пленный искусственный интеллект и оставим героев наедине, а сами поговорим об отвлеченных вещах.Я отлично сознаю, что являюсь сама продуктом собственного времени, и что, воспитывая меня на излете титанического социального эксперимента под названием «Советский Союз» моя семья вложила в меня те аттитюды, что были у нее в наличии; и что мои степени свободы, как и у любого из нас, во многом ограничены только пространством конфликта между этими аттитюдами.Ну, то есть когда папа говорит «белое», мама «красное», а в школе долбят, что «коричневое», то на выходе вы можете выбирать между всеми оттенками розового и добавлять или не добавлять в него теплых оттенков. Но у вас нет варианта сказать «синее». Или этот вариант придется отращивать себе примерно с теми же усилиями и затратами, как третье ухо.Да, я ограничена, как всякий субъект – своим носителем, своим временем, своей социализацией. Это нормально, но полезно и помнить о том, что мои ограничения не всем могут быть удобны или хотя бы симпатичны. Я сознаю, в частности, что некоторые из гендерных аттитюдов, которые являются важными и рабочими для меня, вовсе не таковы для других моих читателей. Так бывает.А теперь, сделав все положенные случаи оговорки, я все-таки скажу это.
Благословен мужчина, который берет любимую женщину на ручки, причем именно в том смысле, который ей важен более всего.
Наверное, это справедливо для любого гендерного расклада в парном взаимодействии, да и в команде любой композиции способность явным образом перевалить ответственность за задачу на себя и сказать тому, кто по какой-то объективной причине не вывозит –попустись, я сделаю, дорогого стоит.Но я - лично я – выросла там, где это предписывается, прежде всего, в гендерной игре. Да, гендерная игра – это игра и я сознаю, что часто она всего лишь театральное представление, но моя биологизаторская выучка велит мне сравнивать детерминанты человеческой деятельности с зоологическими аналогами, и это сравнение легко выявляет один важный факт. Игра есть гормонально подкрепленный механизм отработки закрепляемых навыков. Да-да, один из совершенно законных и мощных драйвов. Когда мы играем – мы репетируем, мы отрабатываем, закрепляем и сбрасываем отработанное в ту самую подкорковую автоматику, которая потом дает нашему мышления отвлечься на другие, не-заигранные до дыр, вопросы.Играя в гендер, мы тоже отрабатываем, отрабатываем и отрабатываем, и по уму, наигравшись, можем стоять уже как есть, как всего лишь Ты и Я, и не тратить время на ужимки. Жаль, что не всем в жизни так везет хотя бы однажды.
За полсекунды до критического момента по заблаговременному указанию Товарища Пака локалка отключилась и забаррикадировалась изнутри в фарадеевой клетке, как в самом глубоком варпе. Товарищ Пак, который терпеть не мог механическую оповещалку, врубил ее и оповестил команду, чтобы готовились к почти вертикальному погружению, и чтобы Коппер с Эрманитой лезли в снарягу для открытого космоса, потому что для них есть работа вовне, и чтобы Бобур с Жозефом начинали перекачку капсул из тендера, сколько места в двигле хватит.
У Товарища Пака была чертова прорва работы.
Майя поняла, что она жива, что она существует, что она в собственном теле – в общем, это все были довольно оптимистичные новости – и что, наверное она даже может открыть глаза.
Прямо перед ней, сантиметрах в трех, было торчащее из хитрозакрученных золотистых прядок ухо. Это Остап. Или Тарас.На миг она испугалась, что умудрилась переспать с кем-то из них, и даже не запомнила, с кем, боже какой позор вот так проснуться и… Нет, нет. Причина, по которой она лежит носом в ухо кому-то из парней Камю, совсем другая.Какая ирония, понять вот такое и почувствовать облегчение.Не то, чтобы нормы сингуляторного космоса строго запрещали секс с тинейджерами. По существовавшему своду вполне писаных и всем очевидных правил Майя, которая была старше мальчишек менее, чем на десять лет, и находилась в том же подчинении, что и они оба – то есть стажерка у их отца – в принципе имела моральное право замутить хоть с обоими, хоть с любым из них на выбор. И, честно говоря, у нее было ненулевое подозрение, что как минимум Стефания развитие событий в этом направлении бы приветствовала. Дело было в самой Майе.
Вы не поверите, но споры о полигамности или моногамности человеческой природы не утихли даже к тому времени. Люди являли и себе и страшно заинтересованным искусственным интеллектам дико запутанный спектр ситуаций, подогретый морально-этическими соображениями и обмазанный толстым-претолстым слоем культурных аберраций. Одни сохраняли моногамность среди глубоко полигамных сообществ, другие бегали налево, едва вступив в католический брак, третьи хранили верность умершим, четвертые заедали себе и партнеру вполне достойную, по прочим параметрам, жизнь из-за одного случайного перепихона под воздействием веществ. А самое дурацкое, что все эти люди говорили вслух одно, думали про себя (а сингулярности могли, действительно могли это видеть и систематизировать) другое, а делали и вовсе третье.Пока что общепринятой теорией по этому поводу было представление о том, что человеческая сексуальность почти не регулируется корой, и все, на что сознание может рассчитывать – это допускать или не допускать к реализации уже сформировавшиеся драйвы, а уж какая крапива вырастет на твоем огороде – не в твоей власти. Ну разве что можно было очень нежно и ненавязчиво следить, чтобы подростки тусовались, создавая себе слепок эталона привлекательности, с подходящими - с точки зрения кураторов этих подростков - людьми, но и это не особо что-то гарантировало, и уж точно не давало ответа, почему одни люди с радостью и удовольствием входят в физических контакт с более чем одним партнером, а кого-то перемыкает, и вокруг вырастает невидимая стена - френдзона для всего остального мира.
Майя относилась к тому, что с ней произошло, с известной настороженностью, и не то, чтобы была рада произошедшим изменениям. Она попыталась флиртовать пару раз, люди отвечали ей с симпатией, но известным недоумением – напряженность и некоторую недобровольность видно, и никто в здравом уме в такое не играет без очень очень очень толстой визы психотерапевта, ну там, мало ли, травму надо закрыть – но и для этого все-таки лучше обращаться к людям со специальной подготовкой. Ее перемкнуло. Ее, сцуко, перемкнуло, и было совершенно неясно как и когда попустит.
Как только она это поняла, то быстренько попросила переключить себя с дикого цикла на нормальный рабочий ровненький, но медкомпонента санатория грустно сказала, что поздняк метаться, бифуркация пройдена, оно уже в идентичности и драть придется с мясом, и она бы прям не рекомендовала такую суровую процедуру в и так довольно отвлеченных обстоятельствах. Будь сильно пьющий гражданин несингуляторной станции где-то в угрожающей близости, стоило бы ерзать, а так ну скучай да смотри себе эротические сны – постепенно попустит. Все равно после ампутации будет те же самые полтора года не до отношений, пока заново сексуальность отрастет, так что какая разница?
Так что она смирилась, официально отформатировала себе аккаунт в позицию «не заинтересована в сексуальных отношениях» и уже с чистой совестью отшивала упорные, хотя и очень аккуратные, подкаты от братьев. Им, кажется, тоже так было совершенно норм и Майю Тарас с Остапом почти безболезненно перевели в разряд тренировочных стендов. Тем более, что она и рефлексию выдать могла типа «ваще, друг, хороший заход, впредь пользуйся». Все-таки девять лет разницы позволяли обоим сохранить лицо совершенно без проблем – дама взрослая, имеет основания не снисходить до их щенячеств.
Майя вздохнула. От волос мальчишки пахло чем-то вроде сосновых иголок. Жаль, очень жаль, сказала она себе и попыталась сесть.Плечи, спина, руки. Ноги? Какие ноги? А, ноги. Организм ясно дал понять, что отключки было больше нескольких минут, и что эта отключка происходила без большой бережности.Ага, это значит рядом с ней лежит Тарас. Дальше рядком — Стефания, Остап и возится, пытаясь перевернуться со спину хотя бы на бок, сам Камю.
— Шеф, вы меня слышите? — угрюмо спросила Майя.
— Прием, прием, — так же угрюмо отшутился начальник группы, и рывком сел.
— Я вам говорила, что это сингулярность.
— Это не сингулярность, — злобно ответил Камю, — Кумар же ясно сказал, признаки конкретного человеческого разума.
— Но в сингулярности. Это какая-то форма поглощения.
— Здесь кто-нибудь вообще поможет мне сесть? — спросила Стефания, — я уж не говорю о том, чтобы проверить у нас всех состояние.
— Состояние у нас всех — скоро умрем, — огрызнулся Камю, но подполз к жене, помог ей сесть и они дружно начали тормошить сыновей.Майя оглянулась.
Мда. Камю-то на этот раз не шутит.
Место, в котором они находились, было странным в самом что ни на есть кэрроловском смысле. Небольшой амфитеатр с низким тускло светящимся потолком – на верхних ступенях рослому человеку типа Камю уже пришлось бы беречь голову. Ряды пластиковых конструкций, в которых Майя с известным трудом опознала стулья, зачем-то сшитые воедино в линии. С повернутыми на шарнирах вверх сиденьями. Если бы в каком-то старом архиве она уже не видела однажды в подвале такой стул (тот, правда, был одиночный), в жизни бы не опознала, что это такое. Плоскую стену напротив амфитеатра почти полностью покрывал здоровенный экран, а оставшееся место было закрашено знакомой с детства знаковой поверхностью, по которой достаточно водить пальцем. Правая стена поблескивала… Она казалась полупрозрачной. Точнее, она была прозрачной – но за голубоватым прозрачным слоем сразу начиналась другая стена. В ней, в глубине, угадывалось что-то вроде прохода. Майя нахмурилась, ничего толком не разглядела, вздрогнула и обернулась. Экран загорелся. По нему бежали строчки знакомых символов.Код.