Греция в годы первой мировой войны. 1914-1918 гг.

§ 1. «Строгая блокада», «салют союзным знаменам» н противоречия держав Антанты

В декабре 1916 г. Антанта получила сведения о готовящемся австро-германским и болгарским командованием наступлении в широком масштабе на «разрозненную, ослабленную, находящуюся в невыгодном стратегическом положении и плохо снабженную Салоникскую армию с помощью австро-германских, турецко-болгарских, а также греческих войск». Координируя свои действия с Берлином, греческий король беспрестанно производил передвижения войск в северной Фессалии и тем самым, по мнению держав Согласия, решительно парализовал всякую деятельность 250-верстного Салоникского фронта. «Я надеюсь, — писал английский посол в Париже Ф. Берти, — что блокада наша станет строже и истощит Константина прежде, чем он сможет объединиться с нашими врагами». 4 декабря французское правительство дало распоряжение командующему Средиземноморским флотом эвакуировать всех подданных держав Антанты и дружественно настроенных греков из Афин и других городов Старой Греции; не допускать каких-либо передвижений греческих войск между Пелопоннесом, Аттикой и Эвбеей; захватить все корабли в греческих портах и взять на себя командование в портах Саламисе и Пирее; быть готовыми к уничтожению всех складов горючего и провианта; организовать совместно с генералом Саррайлем оккупацию Волоса; если же греки попытаются установить орудия в Пирее быть готовыми бомбардировать Афины, направив орудия на королевский дворец, правительственные учреждения и военные объекты.

Англия, идя дальше, выступила за предъявление Греции ультиматума, требуя немедленного вывода греческой армии из Фессалии на юг Пелопоннеса, установления вместо частичной строгой блокады всего побережья Греции. Лондон предлагал также в случае неповиновения Константина (ему давалось 24 часа на размышление) разрушить железную дорогу Афины — Лариса, связывавшую важные военные пункты, уничтожить склады снаряжения, военные лагеря и т. д.; произвести нападение на Грецию с суши и с моря. Англичане возражали лишь против высадки сил в Пирее и бомбардировки Афин.

Русское командование, испытывавшее большие трудности в связи с неизбежным поражением Румынии, было чрезвычайно обеспокоено положением дел на Салоникском фронте. В конце 1916 г. высшие военные начальники России — В. И. Гурко, генерал Поливанов и некоторые другие, а также крупная буржуазия, стремившаяся оказать давление на царскую дипломатию, высказывались за активизацию действий на Салоникском фронте, опасаясь, что Макензен в ближайшее время двинется против Салоник. Так, «Новое время», отражавшее мнение крупной буржуазии, писало в передовой статье 13 октября 1916 г., что «все требования (держав Антанты. — О. С.) ходят вокруг да около дела, отнюдь его не касаясь; убрать Константина никто не решается, а на все остальное Константин согласен, лишь бы выиграть время». Газета с сожалением отмечала: «Самое грустное... в этой недостойной комедии — это то, что кровь в Салониках льется, а общее наступление Саррайля тормозится».

5 декабря 1916 г. либеральное правительство Асквита, неспособное продолжать войну с полной отдачей сил, ушло в отставку. Новый премьер Англии Ллойд Джордж предлагал вслед за Францией «проводить более жесткий курс в отношении короля Константина», который, по его словам, кругом «одурачил» союзников и «сделал их посмешищем Востока, пока они вели адвокатскую переписку с его военными руководителями».

8 декабря державы Антанты установили блокаду всей территории Греции, сделав ее «строгой». Однако к началу 1917 г. в результате поражения Румынии стратегическое положение на Балканах совершенно изменилось, что делало нереальным, по мнению Англии, стратегический план широкого наступления союзников, в том числе на Салоникском фронте. Вместо плана наступления на Салоникском плацдарме, по словам Ллойд Джорджа, союзникам «приходилось считаться с угрозой самому существованию экспедиционного корпуса в Салониках».

27 декабря на союзнической конференции в Лондоне английский премьер-министр отказал французскому правительству в его просьбе предоставить генералу Саррайлю полную свободу действий. Было также решено формально признать временное правительство Венизелоса. Уже 31 декабря Греции были предъявлены дополнительные требования, при этом давалось обещание не распространять венизелистское движение на территорию Старой Греции.

Римская конференция, состоявшаяся 5-7 января 1917 г., приняла текст декларации от имени Англии, Франции, России и Италии, суть которой сводилась к следующему: если греческое правительство в течение 48 часов не подчинится всем требованиям держав, уже сформулированным в нотах от 14 и 31 декабря 1916 г. (прежде всего, об отводе греческих войск и перевозке военного имущества на Пелопоннес, об учреждении специальной комиссии для наблюдения за выполнением требований и т. д.), генералу Саррайлю будет дано право по своему усмотрению принимать любые меры для обеспечения безопасности многонациональных сил, находящихся в Салониках. Если же условия, указанные в союзной декларации, будут приняты и выполнены греческим правительством, генерал Саррайль не должен предпринимать военные действия против Греции без согласования с союзными правительствами. Все принятые параграфы фактически ограничивали свободу рук Саррайля.

Со своей стороны, союзники обещали относиться с уважением к желанию афинского правительства сохранить нейтралитет в войне, не допускать распространения венизелизма, вторжения сил временного правительства Венизелоса на территорию Старой Греции и установления там контроля (т. е. локализовать венизелистское движение), выражали готовность в случае выполнения требований королевским правительством Греции облегчить условия блокады. Текст ультиматума был передан Греции 8 января 1917 г. Сами державы Антанты оставили за собой право оккупировать в военных целях любые территории, контролируемые роялистами.

Вскоре, согласно требованиям, начался вывод всех греческих войск сверх числа, необходимого для поддержания порядка внутри страны, на юг от Коринфского залива, на Пелопоннес и перевозка туда же всего вооружения и военного снаряжения. Однако войска перебрасывались с севера на Пелопоннес очень медленно. С 12 января в Афинах и других городах началось освобождение из тюрем венизелистов, арестованных во время декабрьских событий. К концу января было выпущено около 1600 сторонников Венизелоса. Виновник кровавых беспорядков в Афинах И. Яннакитцас в декабре 1916 г. был уволен в отставку. Были официально распущены лиги резервистов. Афинская печать призывала население к спокойствию.

В середине января 1917 г. союзниками был установлен военный контроль за перевозкой греческих войск и материалов из Фессалии на Пелопоннес. 25 января начала работу Межсоюзническая контрольная комиссия (МКК) под руководством французского генерал-лейтенанта Кобу, подчиненного Саррайлю; заместителем назначался бригадный генерал Филипс (он же — глава английской контрольной комиссии в Греции). В Афины прибыла итальянская военная миссия из 7 человек, а также русские представители. Штаб-квартира комиссии располагалась в Афинах, в главных городах Старой и Новой Греции были установлены наблюдательные посты из 2-3 офицеров, один из которых был обязательно из Франции. Смешанная военная комиссия из греческих и союзных офицеров вскоре приступила к осуществлению военных гарантий, перечисленных в союзном ультиматуме. Французский военный атташе генерал Бускье вручил греческому штабу меморандум с приложением выработанного военными агентами союзных держав плана перевозки греческих войск и военных материалов. «Хотя программа и основывается на строгих велениях военной необходимости, — писал 15 января Демидов, — все же она проникнута духом недоверия и несогласованности и предвещает разные стеснительные меры, а следовательно, и инциденты».

К концу января Филипс сообщал, что достаточное число греческих солдат уже отправлено на Пелопоннес, а остальная часть армии Константина не представляет для Антанты никакой угрозы. 22 января союзники получили проект письменного извинения греческого правительства, а 29 января, ровно на 50-й день строгой блокады греческих берегов, в Афинах состоялась торжественная церемония, во время которой афинское правительство по требованию держав Антанты «отдало должную честь и справедливое удовлетворение союзническим знаменам за печальные события 1-2 декабря прошлого года». Церемония состоялась в центральном квартале Афин на просторной площади перед дворцом «Заппейон», в том самом месте, где ровно два месяца назад произошло кровопролитное столкновение. Беломраморные дорические колонны великолепного дворца еще носили следы от пуль и снарядов.

«Просалютовав» таким образом союзным знаменам, афинское правительство признало свою зависимость от воли держав Антаяты.

Установленная в декабре 1916 г. строгая блокада греческого побережья тяжело отражалась на населении Греции. К концу января 1917 г. стали поступать сведения о заболеваниях вследствие плохого качества хлеба; в Афинах было зарегистрировано несколько смертных случаев. В середине февраля рационы ячменного и кукурузного хлеба, и без того минимальные, сократились вдвое и составили 125-150 г на человека в сутки.

Собственный корреспондент «Утра России» Э. Рафаил передавал из Греции: в Янине от голода умерло 6 человек, в Мессине — 5, в Превезе — 7. «В других округах, — писал он, — полное отсутствие хлеба, муки и всяких продовольственных товаров. Призрак голода угрожает всей стране». «Цены на товары первой необходимости повысились настолько, — сообщала «Дейли мейл», — что они стали недоступными для бедных классов». Французские корреспонденты также отмечали, что «цены на предметы первой необходимости поднялись втрое, а недостаток угля остановил всю промышленность, что отразилось на торговле». Города Старой Греции вечерами погружались во тьму из-за полного прекращения газового освещения. Акции на бирже сильно упали в цене. Закрылось множество предприятий, что повлекло за собой безработицу, достигшую в феврале нескольких тысяч человек. В Пирее, писала французская газета «Пети паризьен», «население проводит целые дни без дела на набережной».

По мере того, как блокада становилась все более ощутимой, росло недовольство греков правительством Ламброса, которое обвиняли в неумения бороться со спекуляцией и организовать распределение продовольствия. В феврале в Пирее прошли массовые демонстрации против блокады и голода, организованные рабочими. Толпы народа требовали хлеба. Население, доведенное до отчаяния голодом и отсутствием работы, открыто выражало свое недовольство политикой правительства. В провинции также происходили волнения на почве голода, направленные против властей. В Волосе, Ларисе, Трикале (Фессалия) митинги протеста против политики короля прошли под лозунгами: «Мы умираем с голоду!», «Дайте нам хлеба!». В Фессалии дело дошло до кровопролитных столкновений между вооруженными крестьянами различных деревень, подозревавших друг друга в сокрытии запасов хлеба; начались грабежи и погромы в местных лавках.

Беспорядки, начавшиеся в Греции, не огорчали держав-покровительниц, и особенно Францию. На состоявшемся 25 января заседании МКК французский генерал Кобу заявил, что поскольку блокада уже восстановила народ против короля, «комиссии надлежит возможно дольше ее продолжать». Мнение Кобу полностью разделяли Бриан, Саррайль и другие французские руководители, которые не собирались восстанавливать нормальные отношения с Грецией. Это вызывало сопротивление итальянского, английского и русского правительств, требовавших ослабления блокады. Представитель англичан в МКК, передавая через Эллиота эту информацию в Лондон, предлагал снять блокаду, так как передвижение войск на Пелопоннесе происходило, по его мнению, успешно и можно было считать, что Греция выполнила свои обязательства. Такой же точки зрения придерживался Ε. П. Демидов. Министр иностранных дел Италии Д. Соннино постоянно говорил о необходимости ввиду истечения установленного державами 15-дневного срока смягчить блокаду, однако, по словам Гирса, «не хотел выступать с предложением этой меры, так как уже прослыл сторонником короля Константина». В связи с этим новый министр иностранных дел России Η. Н. Покровский просил русского поверенного в делах в Лондоне выяснить у английского правительства позволяет ли военная обстановка смягчить блокаду. Покровский особо подчеркивал, что русское правительство «всегда смотрело на меры, предпринимаемые против Греции с точки зрения военной необходимости, как имеющие главной целью обеспечение безопасности и успеха Солунской (Салоникской. — О. С.) армии».

На состоявшейся в феврале Петроградской межсоюзнической конференции в отношении Греции было решено: 1. «принять необходимые меры для обеспечения между союзными посланниками «вполне согласованных действий»; 2. после полного выполнения Грецией требований держав, что засвидетельствуют специальные делегаты, на которых возложен контроль, блокада будет ослаблена. Будет разрешен ввоз через некоторые порты продовольствия, необходимого для снабжения страны на 2-3 дня. Вопрос о Греции был решен в духе Римской конференции, предоставившей Франции право действовать под контролем английского правительства. Россия, находившаяся накануне революции, в расчет не бралась.

На Салоникском, как и на других европейских фронтах, в течение всей зимы 1917 г. крупных операций не проводилось. Наблюдалось общее затишье, прерываемое лишь артиллерийским огнем, локальными столкновениями и удачными действиями союзных летчиков. Военные сводки с Балканского фронта превратились в однообразные короткие сообщения: «Без перемен». В феврале сильные туманы и дожди сменились обильными снегопадами. Это были томительные месяцы окопно-позиционной войны. Офицеры (английские, французские и итальянские) заполняли кофейни и ночные клубы Салоник, давая нажиться местным предпринимателям; солдаты, в большинстве случаев плохо экипированные и голодные, мерзли в сырых окопах, страдали от малярии и дизентерии, теряя надежду на скорое возвращение домой. Война затягивалась.

Разногласия в МКК не утихали все это время, а обращение греческого правительства от 30 января к державам-покровительницам с просьбой снять блокаду еще больше их усилило. В тот же день итальянское правительство выразило готовность предоставить Греции груз хлеба тотчас по ослаблении блокады, что вызвало возмущение в Париже. Французы посчитали предложение Италии «неуместным» и «враждебным союзникам».

В ответ на обращение греческого правительства к державам Антанты лондонский кабинет 5 февраля заявил французскому правительству, что считает желательным снятие блокады вследствие безусловного выполнения почти всех требований держав, содержавшихся в нотах от 31 декабря 1916 г. и 8 января 1917 г.В меморандуме говорилось, что «правительство Его Величества, не сомневающееся в тяжелых для греческого народа последствиях блокады, которая, как сообщили французские контрольные офицеры, уже привела к смертям от голода, считает желательным ее приостановку». Английское правительство дало понять, что отказ Франции следовать указанному курсу приведет к «бреши в их отношениях». Россия присоединилась к позиции Лондонского кабинета, а в Афины была послана секретная телеграмма русского правительства, предписывавшая Демидову «согласовать действия с английским посланником». Обеспокоенная решительным тоном англичан Франция немедленно принялась действовать. Вскоре, как передавал Демидов, Афины «вновь были наводнены французскими агентами».

В разгар союзнической конференции в Петрограде дело о блокаде приняло самый неожиданный оборот. Если еще 7 февраля член МКК полковник Люби заявлял, что, по мнению всех членов комиссии, включая генерала Кобу, «Греция исполняет постепенно и добросовестно все наши требования», то уже через три дня мнение членов комиссии изменилось на 180°. Покровский телеграфировал Демидову, что «получаемые союзными правительствами по этому поводу сведения расходятся» и что «следует сговориться об установлении факта исполнения греками военных требований союзников». Однако в вопросе о невыдаче греками винтовок и прочего, по мнению русского посланника, державы «стояли на крайне шаткой почве», ибо «никому, по-видимому, в точности не было известно, сколько их вообще имелось в стране, а следовательно, сколько их осталось». Несмотря на все это, французские делегаты 14 февраля сделали заявление не о смягчении блокады, а о необходимости применить к Греции крутые военные меры вплоть до бомбардировки Афин (предложение вице-адмирала Дартиж дю Фурне). В ноте причины их фактического отказа от снятия блокады объяснялись ухудшившейся внутриполитической обстановкой в Греции, беззастенчивым тоном газетной кампании, недобросовестным выполнением обязательств (сокрытие оружия, действия банд резервистов и т. д.). Однако итальянский посланник граф Боздари отказался поддержать ноту, считая снятие блокады делом чести союзников, и объяснял «брожение в Греции именно сохранением блокады».

Новый английский посланник в Афинах лорд Хардинг, К. И. Демидов и некоторые другие полагали, что продление блокады может усилить враждебные Согласию настроения и только «играет на руку нашим врагам». Соннино еще раз выступил с предложением об одноразовом снабжении страны хлебом. Покровский телеграфировал Демидову, что со стороны России «не встречается препятствий к такой постановке вопроса». Российский посланник писал Η. Н. Покровскому, что и итальянские и английские дипломаты в Греции «проявляли большое недоверие к образу действий французов в Греции и к общему поведению генерала Саррайля» и пытались «постепенно и незаметно смягчить преувеличенное суждение последних, парализовывать значение получаемых от французских агентов неправильных подчас данных и приостанавливать принятие слишком крутых мер, вроде бомбардировки Афин...». Сам Демидов еще осенью 1916 г. предупреждал, что «события ведут к будущему политическому и экономическому закабалению Греции Францией», а в феврале, разбирая сложившуюся в Греции обстановку, пришел к выводу, что целью Франции в Греции «является создание из страны под своей эгидой крупного противовеса итальянскому влиянию». Позиция, занятая посланниками Италии, России и Англии, мешала проведению французского курса политики и чрезвычайно раздражала Бриана, который в середине февраля предложил заменить сразу всех посланников держав Антанты в Афинах.

С начала 1917 г. вопросом о блокаде Греции стал интересоваться президент США В. Вильсон. Большое впечатление на греческих политических деятелей произвела мирная декларация Вильсона, в которой он отстаивал права и привилегии малых государств, высказывался против агрессии и «всякого рода эгоистического вмешательства» в дела других государств, за скорейшее заключение мира. Это побудило греческого короля обратиться к американскому президенту с жалобой на несправедливых союзников, которые нарушили греческий нейтралитет и суверенитет. «Это они, — писал Константин, — поощрением венизелистского движения разорвали страну на две враждебные части, это они отрезали Грецию от непосредственного общения с некоторыми европейскими государствами и вдобавок еще применяют теперь суровую блокаду». В ноте греческого правительства указывалось, что Греция до сих пор так слабо сопротивлялась нарушениям ее нейтралитета и суверенитета только «из чувства самосохранения».

Вскоре в связи с германским заявлением от 31 января о намерении продолжить и усилить подводную войну Вильсон пошел на разрыв дипломатических отношений с Германией. 6 февраля 1917 г. американский посланник вручил греческому правительству ноту с объявлением о разрыве отношений между США и Германией, в которой содержался призыв к Греции как нейтральному государству определить свои отношения к Германии. Российский посланник Демидов сообщал, что разрыв Америкой дипломатических отношений с Германией произвел в Афинах, особенно на германофилов, «сильное впечатление, так как Греция надеялась на заступничество США перед державами Согласия». В ответе греческого правительства на ноту США говорилось, что «принимая во внимание известные Соединенным Штатам исключительные условия, в которых находится теперь Греция, королевское правительство, несмотря на свой нейтралитет, не может даже наметить своей позиции по отношению к создавшемуся положению или действий, направленных к более непосредственной охране национального плавания».

Позиция американского правительства, вскоре объявившего о своем благожелательном по отношению к державам Согласия нейтралитете, придала уверенность союзной дипломатии в проведении ее политики в Греции, усиливала проантантовское течение в Старой и Новой Греции.

За два с половиной месяца строгой блокады греческого побережья союзники поставили страну в полную зависимость, лишив ее не только хлеба, но и права самой выбирать свой политический путь развития.

§ 2. Маневры греческих германофилов

После декабрьских событий королевский двор и правительство Ламброса, несмотря на серьезность обстановки, продолжали придерживаться прогерманской ориентации, что, по мнению многих современных греческих историков, «неминуемо вело к катастрофе» Правящие круги Греции попытались, однако, представить дело так, что и Греция, и державы Согласия явились жертвой преступной группы венизелистов, а газеты «Скрип», «Неа имера», «Хронос», «Атинэ» и другие, субсидируемые правительством, заговорили о чувствах уважения и симпатии к «защитникам и освободителям» Греции. Этот маневр короля не имел успеха у держав Согласия, так как после событий 1-2 декабря всякое доверие к Константину было подорвано. «Тан» писала 20 декабря 1916 г.: «Константин только ждет прибытия германо-болгарских войск, чтобы «достойным образом» завершить «славные дни» 1 и 2 декабря и направить все свои силы в тыл армии Саррайля».

Хотя греческий король даже в письмах к друзьям уверял, что он «нисколько не изменил решения остаться нейтральным», и был возмущен подозрениями держав Антанты, перехваченные в конце 1916 г. греческим судном «Гидра» шифрованные радиограммы и письма королевы Софьи и короля Константина германскому родственнику подтвердили, что подозрения были не напрасными и что в афинских правящих кругах действительно вынашивали планы военных действий на Салоникском фронте одновременно с готовящимся наступлением германо-болгарских войск и лишь выжидали подходящего момента. Найденные и опубликованные позже в греческой «Белой книге» документы подтвердили, что афинский двор находился в непрерывном общении с Берлином, а также с агентами германского правительства фон Шенком, Мирбахом, а после их высылки — с военным агентом при германской миссии капитаном Фалькенгаузеном, которые пытались склонить его к объявлению войны державам Антанты. В одном из писем Софья писала: «Господин Циммерман[30] лично стоял за наступление, но окончательное решение должен был принять маршал Гинденбург[31]. Если бы ответ Гинденбурга был более доброжелательным и категоричным, коронный совет принял бы решение атаковать...».

По свидетельству современников, военные советники Константина стояли за вступление в войну; и король поддержал бы их, если бы германское верховное командование согласилось начать общее наступление. Горячим сторонником этого был также греческий посланник в Берлине Н. Теотокис. Он принимал участие в составлении ответа кайзера на письмо Софьи от 6 декабря, в котором она спрашивала: «Когда армия в Македонии будет укреплена настолько, чтобы можно было предпринять наступление?» 12 декабря кайзер отвечал, что Антанта во время декабрьских событий еще раз показала, каковы ее цели в Греции и «для Тино (Константина. — О. С.) не остается иного пути, чем открыто восстать против его палачей». «Выступление Тино, — писал он, — со всеми его главными силами на западе, в тылу армии Саррайля, решило бы исход битвы в Македонии». Кайзер обещал, что Греция может рассчитывать на помощь 4-й дивизии Герлица. Он придавал большое значение разрушению железной дороги, соединявшей Салоники и Монастир, приостановке высадки войск Антанты на Коринфском перешейке и в Афинах, оставлению за королем свободной дороги на Ларису. В конце декабря эта идея, несмотря на возникающие трудности со снабжением Греции, была настолько близка к реализации, что Теотокис и начальник германского генерального штаба Эрих фон Людендорф приняли решение о необходимости немедленной реорганизации и обучении 4-й дивизии. Однако при обсуждении вопроса об участии греческих сил в войне на стороне Германии на Вильгельмштрассе возникли затруднения. Болгария выразила протест против участия греческого корпуса в боевых действиях в Восточной Македонии, поскольку рассматривала территорию Драмы, Серр и Кавалы как свою. Германское руководство решило не брать на себя новые политические обещания в отношении Греции, полагая, что сами события вовлекут ее в войну. Кроме того, вследствие блокады и оккупации союзниками большинства греческих островов Константин оказался не в состоянии собрать достаточно сильную армию для этих операций. В начале января 1917 г. Константин сообщал Гинденбургу, что мог бы мобилизовать только 4 дивизии (около 50 тыс. человек), но две из них были необходимы длн защиты столицы, а другие две было трудно переправить из Эпира. В свою очередь Германия не могла оказать в это время помощь Греции, о чем сообщал в своей телеграмме Гинденбург. Это было связано с тем, что русско-румынские войска по-прежнему удерживали германские войска на привязи. Гинденбург отказался от немедленного наступления на Салоникском фронте, после чего королева Софья 9 января сообщала в Берлин: «Сердечно благодарю за телеграмму, но без достаточного снабжения продовольствием, обмундированием и другими необходимыми вещами мы, к сожалению, вынуждены воздержаться от подобного наступления». Успешное сопротивление Антанте, писал позже Стрейт германскому консулу Михаэлису, «было немыслимо, особенно после того, как оказались невозможными одновременные акции греческих и германоболгарских сил». В начале 1917 г., когда Греция считалась потеряпной для Гремании, Вильгельм обратился к Константину с советом принять все условия ультиматумов, предъявленных афинскому правительству державами Антанты, сохранив таким образом трон и нейтралитет. Коронный совет согласился с Вильгельмом и, следуя его совету, пошел на все уступки державам Согласия.

Стремясь поддержать прогермански настроенное правительство Ламброса, Германия в январе 1917 г. предоставила ему еще один, уже третий, заем в 40 млн марок на условиях 6% годовых с погашением через три месяца после подписания мира[32]. Соглашения о займах были подписаны правительствами Скулудиса и Ламброса тайно, без согласия парламента. Получая деньги из Германии, греки одновременно пытались договориться с Антантой о предоставлении им займа в 120 млн франков.

Наряду с государственными займами Греции Германия тратила огромные суммы на идеологическую работу этого нейтрального государства. Она субсидировала деятельность тайных агентов, шпионов и других прогермански настроенных лиц. Германская пропаганда в Греции была поставлена на широкую ногу. Знаток Балканского полуострова К. Прайс в своей книге «Венизелос и война», вышедшей еще в 1917 г., описал германскую пропаганду в Греческом королевстве: «тайными главарями» греческих германофилов являлись по-прежнему Стрейт, генерал Дусманис и полковник Метаксас. Наиболее деятельными германскими агентами в Греции были официальный представитель фирмы Круппа барон фон Шенк и доктор Карев, а также граф Мирбах.

В конце января, когда державы Антанты потребовали высылки Шенка и других германских агентов, в Афины тайно вернулся бывший военный агент Фалькенгаузен, морской агент Граней и бывший директор германского археологического института Карот. Одной из первостепенных задач была переориентация греческой прессы. В начале своей деятельности германским агентам пришлось встречаться с довольно значительными трудностями: из 14 афинских газет 12 были венизелистскими и стояли на стороне держав Согласия, и только две были антивенизелистскими. Постепенно Шенк, который щедро расплачивался за печатание своих статей, сумел склонить многие афинские газеты на свою сторону. Посылая им статьи, восхвалявшие деятельность германской армии, он делал приписку: «Пожалуйста, напечатайте статьи и пришлите счет за это, не смущаясь его суммой». Фон Шенк не отказывался платить за статьи как за объявления; впоследствии он купил одну из афинских газет, где умело обыгрывал факты неудачи Дарданелльской операции, рознь между Венизелосом и королем, предложение части греческой территории Болгарии союзниками по Антанте, декабрьские события в Греции, блокаду и др. В результате к началу 1917 г. 10 афинских газет заняли прогерманскую позицию.

Свое влияние агенты барона фон Шенка стремились распространить не только в столице, но и в других областях Греции. Так, в Драме немцы издавали газету на греческом языке. Пропаганда и подкуп осуществлялись в больших размерах. К концу 1916 г. на пропаганду в Греции было затрачено 100 млн франков. Еще летом 1916 г. сторонники К. Либкнехта, представители социал-демократической фракции немецкого рейхстага, сделали сенсационный запрос о затрате германским МИД 200 млн на подкуп прессы нейтральных стран. Правительству пришлось признаться, что только в Греции на эти цели было израсходовано за 1915 — 1916 гг. 25 млн франков (в Турции и Болгарии — но 12,5 млн франков). Сообщая об этом, бельгийская «Индепенденс Бельж» не без иронии писала: «Да здравствует нейтралитет!».

Одновременно велась пропаганда среди проживавших за границей греков. Так, «Биржевые ведомости» сообщали в феврале 1917 г. о том, что Германия внесла в три американских банка 800 тыс. долларов на имя греческого посла в Вашингтоне. Эта сумма должна была послужить основным фондом для организации прогерманской пропаганды среди проживавших в США греков, а также, как писала «Дейли ньюс». «для агитации с целью помешать грекам из Америки присоединиться к венизелистскому движению».

Одним из важнейших элементов деятельности германской пропаганды в Греции была антивенизелистская кампания, которую горячо поддерживали сторонники короля Константина. В январе во многих городах Старой Греции были организованы церемонии сожжения чучела Венизелоса/ Митрополит Афинский в присутствии 100 тыс. прихожан предал анафеме «изменника» Венизелоса, портрет которого был после этого сожжен возмущенной толпой. В продаже появились карикатуры на Венизелоса, картины, изображавшие короля Константина в образе Георгия Победоносца, поражающего копьем трехглавого дракона, который олицетворял Салоникское правительство (триумвират)[33], копье же было направлено в голову, имевшую сходство с головой Венизелоса. «Трудно представить, — писал корреспондент римской «Идеа национале», — как в Афинах ненавидят Венизелоса».

В различных городах Старой Греции прошли манифестации в поддержку Константина, появились сообщения о нападениях на венизелистов, о конфискации банковских вкладов членов салоникского правительства и их политических друзей. Стало известно и о многочисленных стычках между роялистами и веннзелистами в Афинах, других греческих городах и даже за рубежом. Так, например, собственный корреспондент «Утра России» сообщал из Парижа, что такое столкновение произошло на торжественной службе в день Нового года в парижской греческой церкви, когда было провозглашено многолетие членам временного салоникского правительства; «победу» одержали венизелисты, и Венизелосу от имени греческой колонии в Париже была отправлена приветственная телеграмма.

Политика лавирования, которой придерживался греческий король, вдохновляемый германскими деньгами и убеждением, что немецкие подводные лодки сделают в ближайшем будущем недейственной блокаду греческих берегов, вызвала бурю протеста в антантовской, в том числе и в русской, прессе. Так, «Биржевые ведомости» 18 января 1917 г. в передовице «Последние слова» отмечали, что видимая покорность короля Константина есть не что иное, как «военный маневр». По мнению газеты, достаточно было «прислушаться к тем резким нападкам, которые теперь как из рога изобилия сыплются на головы держав Согласия со стороны... разъяренной афинской печати, чтобы прийти к заключению, что со Старой Грецией берлинских клевретов у нас не может быть даже «худого мира»». Русская газета соглашалась с мнением салоникских газет, которые усматривали в тоне роялистской прессы «твердое намерение афинского правительства не выполнять своих обязательств по отношению к державам Согласия и выиграть лишь время в ожидании прибытия войск Макензена». Газета называла «грубым издевательством над союзниками» такие факты, как замена генерала Калариса, по приказу которого греки открыли огонь 1 декабря по англо-французским войскам в Пирее, генерал-адъютантом короля Янакитсасом — бывшим военным министром в кабинете Скулудиса, также ярым германофилом и ближайшим сподвижником Дусманиса; расформирование некоторых военных частей вместо их перевозки на Пелопоннес. «Масса таких штатских солдат, — писала газета, — теперь разгуливает по Греции, выжидая только первого зова, чтобы в течение нескольких часов стоять с ружьем на прежнем месте». Корреспондент «Русского слова» И. Днепров, заинтересовавшийся деятельностью резервистов, сообщал в середине февраля 1917 г. из Афин, что «за спиной народа и в ущерб его интересам действуют полторы—две тысячи резервистов-боевиков, содержащихся на немецкие деньги. Эти ландскнехты его величества получают определенный месячный оклад от 80 до 100 и 120 драхм в зависимости от усердия: составляют прекрасно вышколенную конспиративную организацию, которая держит в страхе население столицы и Пирея». В главный штаб резервистов, кроме вездесущего Стрейта, входили: бывший городской голова Афин Меркурис, бывший салоникский префект М. Гудас и миллионер Папамаджоглу. «Политический размах этой камарильи, — писал Днепров, — так велик в маленьком афинском княжестве, что не разберешь, где кончается диктатура горсти наемных резервистов и где начинается власть правительства Ламброса».

Целью резервистов (эпистратов) была борьба с распространением венизелизма. Большую помощь в организации банд оказывало германское правительство. В монографии Дж. Леона приводится письмо И. Теотокиса своему брату Николаосу, посланнику в Берлине, с просьбой переговорить с Э. Фалькенгейном, командующим армией, действующей против Румынии, относительно создания отрядов резервистов. При этом сообщалось, что в их ряды уже вступило 5 тыс. человек. Возглавляет их Каравитис.

Германское правительство, вынашивавшее в то время план наступательных операций на «восточные армии» Саррайля, горячо поддержало эту идею. Фалькенаузен в начале 1917 г. отдал приказ об открытии штаб-квартиры в г. Прилеп, откуда ему было удобнее поддерживать контакты с руководителями эпистратов — Вардалисом, Каравитисом, Парагеоргиу и другими, действовавшими в Эпире, Фессалии и Восточной Македонии. Связь между Афинами и Берлином налаживалась с помощью австрийского консула в Янине, секретных агентов в Конитце, Софии и Берне.

В середине января Фалькенаузен на самолете переправился в фессалийский город Ларису, где встретился с Метаксасом для обсуждения плана операций банд. В помощью резервистов намечалось перерезать жизненную артерию Салоникской армии — железнодорожную магистраль Салоники —Битола, по которой шло ее снабжение, а также постоянно тревожить другие коммуникационные линии Саррайля. Фалькенаузен, увлеченный этой идеей, бомбардировал германское командование телеграммами о необходимости немедленного выделения денег на организацию греческих германофилов. Однако уже в конце января было подсчитано, что для поддержания банд необходимо выделить сразу 750 тыс. драхм, а затем ежемесячно тратить по 300 тыс. драхм, что охладило пыл германцев. В связи с начавшимся по требованию держав Антанты выведением греческих войск из Фессалии и согласием Афин распустить резервистов германское командование сочло инициативу Фалькенаузена не оправдавшей себя.

Вопреки формальному согласию Константина, условия союзнических ультиматумов выполнялись медленно. Военный агент России в Греции Макалинский, член МКК, передавал в феврале 1917 г., что греки, несмотря на кажущееся намерение идти на соглашение с державами Антанты, настроены враждебно. Это видно как по статьям в газетах, так «еще больше по тайным козням и мероприятиям». «Лиги эпистратов, — писал он, — распущены только на словах, оружие у них изъять вряд ли вообще удастся». Действительно ряд банд продолжали действовать в Эпире и Фессалии. В военном обзоре «Русского инвалида» 21 февраля и в других газетах сообщалось о присутствии позади нейтральной зоны 3 тыс. регулярных войск под началом полковника Цонтоса и «главаря шайки резервистов» Каравитиса, о задержании пятидесяти переодетых в женское платье офицеров лиги резервистов па Халкидонском полуострове, т. е. вблизи Салоник, об образовании под другим названием новых чет (отрядов) эпистратов. «Биржевые ведомости» сообщали также о земляных работах на Коринфском перешейке, производство которых военные агенты Антанты объясняли намерением сторонников афинского правительства взорвать стены канала и завалить его как бы дамбой для свободного прохода войск[34]. «Нет сомнения, — писали «Биржевые ведомости», — что поведение их (т. е. роялистов. — О. С.) получает санкцию свыше».

Безусловно, декабрьские события значительно изменили отношение греков к державам Антанты, усилив авторитет короля Константина в Старой Греции. Корреспондент «Нью-Йорк тайме» писал 15 декабря 1916 г.: «Когда англо-французы высадились в Салониках (в октябре 1915 г. — О. С.), то вся Греция за исключением германофилов приветствовала их. В настоящее время отношение Греции к державам Согласия совершенно изменилось. Гордость греческого народа была сильно возмущена захватом союзниками греческих островов, портов, кораблей и блокадой греческого побережья». Афинский корреспондент «Нью-Йорк тайме» также считал, что «когда греки поняли, что нарушение Антантой нейтралитета Греции занятием Салоник и национального суверенитета — интернированием флота и сухопутных войск, имело целью обратить их в пушечное мясо для защиты интересов самой Антанты, король стал для них символом национальной свободы, а Германия —...освободителем и мстителем».

С середины февраля 1917 г. снова усилилась антивенизелистская кампания. С помощью роялистской печати вновь стали распространяться слухи о подготовке восстания сторонников Венизелоса в Афинах при помощи союзников. И. Днепров сообщал из Афин 20 февраля 1917 г., что «столица вновь во власти тревожных слухов», так как «военная организация германской пропаганды — лига резервистов — опять готовит разгром венизелистов». В статьях, публиковавшихся изо дня в день в афинских газетах, авторы-роялисты вызывали и разжигали ненависть простого народа к венизелизму, открыто угрожали «повторением варфоломеевских декабрьских ночей». Продолжение антивенизелистского террора и преследований было санкционировано на тайном заседании руководителей лиги резервистов в Аттике, состоявшемся в квартире нового руководителя германской пропаганды в Афинах фон Бресселина. На совещании присутствовали генерал Дусманис, полковник Метаксас и главные организаторы декабрьского погрома венизелистов — Руфос, Меркурис и Гудас. Первым его результатом было покушение в Пирее на известного судовладельца-венизелиста Доместини и фабриканта Спираниса, которые были тяжело ранены; был вырезан патруль Салоникской армии из 12 сенегальцев. Готовилось избиение венизелистов в Афинах и других городах[35].

Охваченные паникой сторонники Венизелоса поспешно покидали Афины и перебирались в Пирей под охрану союзного флота. Значительное число венизелистов острова Занте, опасаясь смерти от рук резервистов, вынуждены были спастись бегством в Салоники. «Биржевые ведомости» сообщали, что бежавшие обратились к дипломатическим представителям Англии и Франции в Салониках с петицией, в которой «умаляли союзников освободить Грецию от жестокого произвола приспешников афинских правителей».

Стремясь воспрепятствовать начавшемуся отъезду в Салоники либеральных офицеров, которые вступали затем в армию Венизелоса, резервисты организовали патрулирование Афин и охрану побережья; их дозоры избивали и даже убивали венизелистов, пытавшихся покинуть Старую Грецию. Кроме того, по указанию руководителей лиги смещались неугодные ей власти, терроризировались недостаточно «выдержанные» в немецком духе газеты. Отряды резервистов нападали на грузовики и железнодорожные составы с провиантом, направлявшиеся на Салоникский фронт и т. д. По мнению англичан, вооруженные резервисты представляли в Греции единственную угрозу союзникам.

Русский посланник в Афинах Демидов также считал, что «образование банд в Фессалии всего важнее», а приказ Саррайля об удалении из провинций всех греческих военных частей с оставлением незначительной части жандармерии не позволяет с ними бороться (Демидов наивно полагал, что банды действуют независимо от афинского правительства). По его мнению, «безработица и голод в стране лишь увеличивали число недовольных и создавали элементы, из коих могут составиться банды».

Было очевидно, что афинское правительство, несмотря на постепенное выполнение условий ультиматумов, продолжает придерживаться прогерманского курса. Вместе с тем служба контроля была организована так плохо, а сведения, которые поступали в МКК, были настолько противоречивыми, что картины истинного положения дел в Греции у правительств стран Антанты просто не могло сложиться. Морская комиссия французского парламента подтвердила это в своем докладе от 24 сентября 1919 г. В нем говорилось, что многие плохо осведомленные люди присылали сведения, которые не проверялись секретными службами. Так, танкеры, баржи и буксиры превращались в этих донесениях в субмарины, а места, в которых якобы были обнаружены склады с оружием, оказались совершенно недоступными.

В результате державы Согласия развернули широкую политическую кампанию, смысл которой сводился к необходимости решительных действий против «берлинского филиала при дворе короля Константина», а также к усилению венизелистского движения. «Петроградская газета», выражая мнения союзников, писала: «может лопнуть терпение и у держав Согласия, старающихся до сих пор деликатничать с Афинами, хотя разум подсказывает им давно, что политика ежовых рукавиц много понятнее для афинских политиков, чем политика бархатных дипломатических перчаток».

§ 3. Деятельность венизелистов зимой 1917 г.

Принятие афинским правительством всех условий союзников и, главное, начавшееся их исполнение произвели на венизелистов «довольно грустное впечатление». Русский консул в Салониках В. Ф. Каль писал по этому поводу, что «они ждали разрыва с королем, удаления его из Афин, словом, таких событий, которые дали бы им возможность вернуться героями в Старую Грецию и ваять в свои руки правление страной...». Утешало лишь то, что державы Согласия на Римской конференции все-таки признали существование двух Греций, а временное правительство получило точно определенную зону действий и за ним закрепилось название «национальное». В начале января 1917 г. в Салоники прибыли дипломатические представители британского и французского правительств — лорд Гранвиль и Бшеви. Связь с российским правительством осуществлял Каль.

В соответствии с обязательством союзников, данным афинскому правительству, не допускать распространения «революционного движения» в пределы Старой Греции была установлена нейтральная зона, контролируемая войсками Антанты. Эти гарантии вызвали сильное разочарование у венизелистов. Однако сторонники Венизелоса, глубоко убежденные в том, что король останется верен своим германофильским симпатиям и уступил Антанте временно, не собирались успокаиваться и подготавливали наступление на Старую Грецию.

Поскольку многочисленные острова не фигурировали ни в одном из гарантийных документов, Венизелос обратился к державам Антанты с просьбой разрешить его войскам оккупировать их все без исключения и захватить на них роялистских заложников, гарантируя безопасность венизелистов в районах, находящихся под контролем королевских властей. Он планировал также оккупировать порты — Волос и Патры, а также Превезу в Эпире, которые могли, по его мнению, стать базами для дальнейшего наступления на Афины и послужить центрами набора новобранцев.

Поставив временно преграду на пути распространения венизелизма, союзники тем не менее проводили курс на укрепление салоникского правительства и поддержку проантантовского движения. Таковы были решения конференций в Риме и Петрограде. Не допуская силы национальной обороны к непосредственным военным действиям на территории Старой Греции, о чем мечтала часть венизелистов, союзники закрывали глаза на их действия в отношении островов.

Еще в течение декабря 1916 г. венизелистами были оккупированы почти все острова Киклады, в начале января — Кигира (к югу от Пелопоннеса), организованы перевороты на Идре, Спеце (близ Афин) и других островах. К началу 1917 г. на Лесбосе, Крите и многих близлежащих островах была признана власть «национального правительства» и провозглашено низложение короля, который совершил предательство, допустив болгар на территорию Греции. Корреспондент ПТА Г. П. Беглери сообщал о передачи комендантом Крита в распоряжение салоникского правительства всех военных материалов, находящихся на острове, которые послужили для вооружения одной критской дивизии. Венизелистами были захвачены Ионические острова, Эвбея, Наксос, разворачивалась экспансия в районы, граничившие со Старой Грецией. Под воздействием венизелистской пропаганды делегации многих островов обращались к консулам Антанты с петициями о присоединении к «национальному движению». Так, депутация острова Ситер посетила в феврале русского консула в Канйе П. А. Лобачева.

Королевское правительство усматривало в подобных действиях венизелистов нарушение данных союзниками гарантий, однако, по мнению союзных посланников, гарантии не распространялись на острова. Афинское правительство посылало свои войска на подавление венизелистского движения на островах. Так, в январе 1917 г. «Дейли кроникал» сообщала, что «греческий генерал Байрас, известный своими германофильскими взглядами и выработавший план нападения на войска Саррайля, в настоящее время занят подавлением венизелистского движения на Эвбее». В результате союзники, между которыми не было единства, потребовали от венизелистов строгого соблюдения нейтралитета дабы не осложнять отношения с Афинами.

Воспользовавшись ситуацией, Франция оккупироровала г. Волос и местность, по которой проходила железная дорога Волос—Лариса—Караферия, объяснив это необходимостью создания новой базы снабжения армии Саррайля в связи с увеличением ее размеров. Итальянцы готовились отправить в конце января военные силы на Корфу, мотивируя это решение необходимостью обеспечить базу между Торонто и Санти-Кваранта для военных операций на Албанском и Салоникском фронтах. 21 января газеты облетело сообщение о занятии франко-русским отрядом большинства греческих монастырей на Афоне, которые якобы оказывали помощь германским подводным лодкам (снабжали продовольствием и прочее), что вызвало крайнее беспокойство Англии. Союзники широко пользовались оставленным за собой правом свободно занимать любые греческие земли «в военных целях».

Английскую политику в Греции определяло желание обезопасить свой флот и защитить морские коммуникации, особенно после того, как Германией была развязана «неограниченная подводная война». В самом начале февраля 1917 г. британское правительство уведомило греческих судовладельцев, что оно намерено зафрахтовать все пригодные греческие суда на время войны и на полгода после ее окончания, оставив только часть кораблей для удовлетворения нужд страны. В результате почти весь торговый греческий флот за исключением 23 судов, перевозивших продовольствие для Старой Греции, вслед за военным флотом оказался в распоряжении союзников. Однако условия фрахтования, по мнению «Таймс», «Матэн» и других газет, были весьма выгодными для греческих судовладельцев, которые теперь получали в 10 раз большую сумму, чем перед войной. Многие из них дали согласие на фрахт. В конце войны большинство судовладельцев Греции, заработав большие средства на службе у союзников, оказались на стороне Э. Венизелоса.

Не ограничиваясь занятием все новых островов, Венизелос обращался к державам Антанты с просьбой разрешить установить венизелистский контроль над нейтральной зоной. Глава «национального правительства» был сторонником радикальных мер; его план сводился к немедленной оккупации Фессалии и захвату там весеннего урожая. Это позволило бы создать армию из 6-7 дивизий, а сужение территории роялистской Греции до размеров Аттики и Пелопоннеса привело бы к падению королевского режима в течение 2-3 месяцев без применения насилия. Союзники не давали своего согласия на реализацию этого плана, но поощряли создание крепкой армии «национальной обороны». В феврале чрезвычайно усилился приток добровольцев из Старой Греции в венизелистскую армию, сражавшуюся на Салоникском фронте совместно с армией Саррайля против германо-болгарских войск. Несмотря на различные препятствия, чинимые афинскими властями (строгий надзор в Афинах и Пирее, затруднения в сообщении), в Салоникский порт прибывали группы добровольцев по 300-400 человек во главе с офицерами.

В феврале Салоникское бюро печати сообщало: «Значительная часть военнослужащих королевских войск решила оставить армию и как только будет восстановлена связь отправиться в Солунь, чтобы сражаться рука об руку с сербами и союзниками». «Беглецов, — писали газеты, — часто расстреливали жандармы и резервисты, и для того, чтобы попасть из Пирея в Керацини, откуда добровольцы отправлялись в Солунь, они должны были пробивать себе дорогу револьверами». По мнению добровольцев, после снятия блокады число их могло резко увеличиться. «Русская воля» считала, что «не следует преувеличивать» и видеть в них торжество венизелистских идей. Причины, по которым добровольцы переходили на сторону Венизелоса, были различны: гонения на венизелистов после декабрьских событий, наступление германо-болгарских войск и даже голод, царивший в Старой Греции. Например, в Пиргосе и Элиде регулярные войска, объявившие о присоединении к «национальному движению», были приведены в покорность раздачей властями хлебного пайка. «Несмотря на суровые репрессивные меры афинского правительства, — сообщал салоникский корреспондент «Биржевых ведомостей» А. Кастринос, — волонтеры из Старой Греции продолжают прибывать сюда большими партиями... В течение последних трех недель прибыло сюда около 3 тысяч добровольцев». Приехал также генерал Коракас в сопровождении 80 офицеров и унтер-офицеров, двадцать из которых были из гарнизона Навплиона. В феврале — марте 1917 г. в Салоники прибыли 20 тыс. греков, покинувших еще в 1916 г. оккупированные германо-болгарскими войсками районы Кавалы, Драмы, Серр.

В середине февраля Венизелос произвел смотр недавно прибывшим критским войскам, которые, как сообщала «Тан», «произвели на него наилучшее впечатление». Генерал Саррайль вручил первый военный крест офицеру греческой кавалерии. Изыскивая резервы, «национальное правительство» поставило также под ружье мусульманское население провинций Верия, Лангадас, Кайларии призывов 1905-1914 гг., а также объявило о наборе в армию беженцев, переселившихся на острова Архипелага с 1886 по 1890 г. В марте был сформирован один корпус греческих добровольцев и начал формироваться второй. По мнению генерала Зимвракакиса, командующего вторым корпусом, весной в его распоряжении могла быть армия численностью 40 тыс. человек.

Сильную политическую и экономическую поддержку движению венизелистов оказывали богатые греческие колонии во Франции, Англии, США, России и некоторых других странах. Большинство дипломатических и консульских представителей Греции за границей были на стороне Венизелоса. Выходящая в Нью-Йорке греческая газета «Нэшнл геральд» сообщала о грандиозном 8-тысячном митинге в Чикаго, организованном местной греческой колонией. На митинге выступили представители временного салоникского правительства Кандарис и Аравантинос, которые «в течение 3-х часов говорили с воодушевлением о задачах их правительства». 15 тыс. чикагских греков подписали резолюцию, в которой они протестовали против политики короля Константина и обращались к президенту Вильсону с требованием признания временного правительства

Венизелоса и его представителей в Америке. Вскоре подобные события произошли в североамериканском городе Лоуэлле, где несколько тысяч греков также выразили свое сочувствие «национальному движению». Роялистская пропаганда в США не имела такого успеха.

Ряды национальной армии пополнялись волонтерами не только из самой Греции, но также из Франции, США и других стран. Салоникское правительство получало денежную поддержку от греческих колоний за границей, крупных греческих торговцев и судовладельцев, связанных с англо-французским капиталом.

Союзническая печать помещала оптимистичные прогнозы в отношении сил венизелистов. «Морнинг пост», например, поместила высказывания греческого принца Александра о том, что «провинции, признавшие Венизелоса, располагают большим богатством и большим числом населения: 2,8 млн от общего числа населения в 5,2 млн человек, а сражающаяся венизелистская армия составляет 5-6 дивизий». Итальянская печать сообщала, что из 4,5 тыс. офицеров 1,3 тыс. перешли в армию Венизелоса. Однако в действительности дела шли из рук вон плохо; и ближе к истине был в это время барон Шенк, который в интервью будапештской газете «Эст» говорил о том, что «венизелистская армия находится в состоянии полной дезорганизации».

Средств на мобилизацию не хватало. Третья часть десятимиллионного займа союзников была истрачена, а расходы постоянно росли. Несмотря на то что еще в начале 1917 г. Англией и Францией были открыты счета для «национального правительства», первые денежные взносы поступили лишь в конце февраля. В связи с этим назначенная на 24 января мобилизация на островах была дважды отложена, а дефицит, с которым сводился бюджет правительства Венизелоса, катастрофически увеличился. Французской военной миссией было подсчитано, что на содержание армии после призыва на островах будет сразу необходимо 11 млн драхм, а затем по 4 млн драхм ежемесячно. Дипломатические представители «национального правительства» А. Романос и И. Геннадиус вынуждены были обивать пороги различных ведомств Парижа и Лондона. Они подключили к этой «изнурительной работе» бывшего министра финансов А. Диомидиса и консула в Лондоне И. Ставриди, близкого друга Ллойд Джорджа. Ставриди, кроме того, имел большие связи в английских торговых сферах. Ничто не помогало; обещания Бриана, Ллойд Джорджа и других о финансировании греческой армии не выполнялись или выполнялись частично. Как писал Диомидис Венизелосу в марте 1917 г., «греческий вопрос был каплей в океане дел английского правительства». По мнению же Геннадиуса, причина крылась в том, что в Лондоне не существовало взаимодействия между Форин-офис, министерством финансов и военным комитетом, зато налицо было антивенизелистское влияние в министерстве финансов. Осложняло дело и то, что суммы, которые запрашивали греки, постоянно возрастали.

В начале марта дефицит «национального правительства» достиг 4,5 млн драхм, что не только не позволило объявить мобилизацию на островах, но даже содержать существующую армию. Давление финансовых проблем стало настолько Нестерпимым, что генерал Генин, глава французской военной миссии при венизелистском правительстве, обратился к Саррайлю с просьбой выделить 500 тыс. драхм из фондов французской Восточной армии. Венизелос столкнулся при организации правительства в Салониках и армии «национальной обороны» также со многими объективными трудностями экономического и политического характера. Не было организационного ядра сил венизелистов, кадровых офицеров не хватало. Венизелос плохо знал и контролировал положение на местах; интриги и клевета, сопровождавшие все начинания, отрицательно сказывались на моральном духе армии. Одной из важных причин неудачи Венизелоса в деле быстрой организации большой боеспособной армии было, по словам русского консула в Салониках Каля, «резко проявленное нежелание греков сражаться». В середине января «Неон асти» писала: «Всем известно нежелание греческого народа участвовать в войне». В конце января число греческих войск на время даже сократилось. Несколько сот солдат дезертировало и бежало на Халкидонский полуостров.

Многие не соглашались с намерением Венизелоса начать военные действия против афинского правительства. Так, например, полковник Христодулос заявил, что «он готов сражаться против болгар, но против короля и своих греческих войск он оружия не поднимет». Министры салоникского правительства не могли ужиться друг с другом, часто сменялись. Так, уже в январе ушел в отставку товарищ (заместитель) министра иностранных дел, бывший префект Салоник И. Аргиропулос, не сработавшийся с Полит и сом. Для Аргиропулоса, как сообщал Каль, было создано новое министерство — министерство труда, которое занималось трудоустройством многочисленных беженцев. На место военного министра генерала Е. Зимвракакиса, назначенного командиром формировавшейся на Крите дивизии, был назначен генерал Милиотис. Неспособность Венизелоса быстро организовать большую армию и помочь союзникам на Салоникском фронте вызвала недовольство западных держав и активизацию роялистов и их союзников в Англии, Италии, Франции и России.

Бывший военный атташе в Греции Т. Каннингем и морской атташе М. Керр развернули в Англии кампанию в защиту короля Константина. Один из преданнейших друзей Венизелоса в Лондоне Р. Барроуз, ректор королевского колледжа, сообщал в марте 1917 г., что Каннингем сделал доклад в одном загородном доме, суть которого сводилась к тому, что «Константин прав, а Венизелос — предатель». Это мнение разделяли в Англии многие. «Главное желание греков, — считала «Дейли кроникл», — быть в конце войны на стороне победителей». Греческий король, зная о существовании в Англии роялистских симпатий, зондировал почву в английской миссии относительно создания нового кабинета для восстановления нормальных отношений. Эллиот отвечал ему в сдержанном тоне, намекая, однако, на желательность назначения на пост премьер-министра Карагелопулоса. Вместе с тем русский посланник жаловался, что Эллиот чрезмерно поглощен покровительством венизелистам и «теряет из вида условия общей конъюнктуры». Чрезвычайно сильна была итальянская оппозиция Венизелосу. Венизелизм, по мнению многих политических деятелей Италии, мог сыграть лишь роль фактора, разрушающего солидарность держав Согласия в балканском вопросе. Венизелоса обвиняли в том, что он «пытается вести страну по пути, не соответствующему желанию народа». «Цель Венизелоса, который объявляет войну, располагая всего одним полком, состоит в том, чтобы обеспечить себе доступ на будущую мирную конференцию», — писала «Пополо д’Италиа».

Российский посланник, как и его западные коллеги, поддерживал тесные отношения как с афинским, так и с салоникским правительствами. Непосвященный в политические тонкости представитель России в МКК Макалинский писал: «Мне никогда не удавалось понять ничем не объяснимой причины слишком близкого нашего сотрудничества с господином Венизелосом и его партией в ущерб... нашей истинной беспристрастной политике».

Даже в Париже зимой 1916/17 г. больше стали говорить о роялистской Греции, причем высказывалось общее мнение, что, если Венизелосу не удастся внести существенный вклад в разгром общего врага, ему нечего рассчитывать на поддержку общественного мнения Запада в греческом вопросе на будущей мирной конференции, а Франция не будет противостоять итальянской антивенизелистской пропаганде. Бриан вплоть до своей отставки в марте 1917 г. считал возможным примирить Константина и Венизелоса. Для него объединившаяся Греция, которая возьмет на себя часть тягот союзников, была важнее, чем Венизелос. Диомидис писал Венизелосу 26 января из Парижа: «Престиж Вашего имени здесь действительно велик. Оно является олицетворением идеи (эллинизма. — О. С.), но, к несчастью, оно означает и неудачи французов». Диомидис призывал Венизелоса доказать, что «Греция — это не Греция Константина, а Греция Салоник» и что временное правительство венизелистов может предоставить значительную военную помощь державам Согласия.

Одной из причин того, что союзники не могли и не хотели оказать действенную помощь Венизелосу зимой 1917 г., были постоянные разногласия между ними, неспособность выработать твердую единую политику в отношении обоих правительств Греции. Однако постепенно примирение двух греческих группировок становилось все менее реальным. Оценивая ситуацию в Греции, В. Ф. Каль писал, что «если еще два месяца назад можно было предположить, что разделение Греции на два лагеря, якобы враждующих между собой, но преследующих в сущности ту же национальную цель, со временем легко уладится и что обе партии как короля, так и Венизелоса, в конце концов сольются воедино, то в настоящее время, после событий 1-2 декабря, сближение этих двух Греций вряд ли легко осуществится...». Русский консул объяснял это взаимным озлоблением роялистов и венизелистов, а также тем, что «были затронуты личные и материальные интересы примкнувших к Венизелосу греческих офицеров и чиновников».

Большую роль в развязывании рук англо-французской дипломатии в Греции и упрочении позиций сторонников проантантовской ориентации сыграл разрыв США отношений с Германией. Венизелистский министр внутренних дел А. Александрис с удовлетворением заявил представителям прессы, что благодаря этому «закроются каналы, по которым следовал непрерывный поток германских денег в Грецию, отправлявшихся кружным путем через Америку для снабжения тощих финансов афинских правителей».