Гремлины

ГЛАВА 13

Обычно Пит Фаунтейн не мог найти даже одного единственного повода для радости. Конечно, в тринадцать лет он как должное принимал такие вещи как хорошее здоровье и обилие еды, и насмехался над родителями, когда те воспринимали эти повседневные радости как повод для небольшого праздника. Нет, Питу нужны были более грандиозные и непосредственные причины для радости, и сегодня у него их было не одна или две, а три.

Прежде всего, это был последний день учебы перед Новым годом, что означало отсутствие скучных уроков, домашних заданий, и долгий сон по утрам. Во-вторых, это был его последний день в роли рождественской елки — роли, которая ему нравилась в восьмилетнем возрасте, но которую он теперь считал такой унизительной, что начинал думать о ней с отвращением уже в сентябре. Это означало, что после этого вечера у него будет по крайней мере девять месяцев до того, как тучи вновь начнут сгущаться.

В-третьих, и это самое главное, он позвонил накануне вечером Мэри Энн Фабрицио и заложил основу будущего первого свидания. Вообще-то он не назначил ни времени, ни вида деятельности, но был близок к этому несколько раз, и она, казалось, с интересом отнеслась к разговору. Медленно идя к школе, почти через двенадцать часов он вспоминал целые фрагменты их долгой беседы. Проигрывая их снова, он с разочарованием отметил, что упустил несколько прекрасных возможностей пошутить, сделать тонкие замечания и назначить свидание. Ну и что? Теперь он мог воссоздать их, и, кстати, сочинить по дороге несколько слов — в основном выражение удивления по поводу того, как Мэри Энн могла так долго не замечать этого мужчину-тигра.

Так погрузившись в воображаемый диалог. Пит не услышал шагов позади и не сразу вернулся к действительности.

— Надеюсь, я не влезаю в частную беседу, — произнес чей-то голос.

Это был мистер Хэнсон. Глаза у него были красные, и, как отметил Пит, походка была не такой пружинящей, как обычно.

— Здрассте, — сказал Пит.

Он, конечно, был вдвойне смущен. Уже достаточно плохо было то, что мистер Хэнсон услышал, как он разговаривает сам с собой. Теперь, поравнявшись с Питом, он, вероятно, вызовет к нему презрение со стороны одноклассников за дружбу с учителем. Но, если не повести себя грубо и не броситься бежать. Пит ничего не мог поделать.

— Я репетирую роль рождественской елки, — объяснил он, довольный тем, что смог быстро что-то придумать. — Я каждый год наряжаюсь рождественской елкой и помогаю отцу продавать их.

— Ах да, — улыбнулся Хэнсон. — Мне кажется, я тебя видел, хотя и не узнал во всем этом наряде. Да ты светишься больше, чем городской пьяница.

— Да, сэр, — сказал Пит, заставив себя хихикнуть. Он подумал о том, сколько раз он слышал эту шутку с тех пор, как впервые нацепил фонарики и дождик. (Другая дежурная шутка касалась того, как Пит все «приукрашивает».)

— Ты не разговаривал с Билли? — спросил Хэнсон. — Мне думается, ему будет интересно узнать, что я выяснил об этом зверьке, которого он здесь оставил.

— Да, сэр. Вчера он сказал, что собирается позвонить Вам сразу после Рождества.

— Может быть, для того, чтобы решить эту биологическую загадку, потребуется гораздо больше времени. Эти маленькие пушистые создания могут показаться достаточно простыми, но пока что они не поддаются никакой классификации. Они похожи на млекопитающих, иногда ведут себя как рептилии, но это ни то, ни другое. По крайней мере, в классическом смысле.

— Он сколько-нибудь вырос? — спросил Пит.

— Во всяком случае, я этого не заметил. Может, зайдешь на минутку и посмотришь сам?

Пит кивнул, не зная, как отказаться. И ему было любопытно снова увидеть Могвая. Когда они вошли в кабинет мистера Хэнсона и избавились от любопытных взглядов других учеников, Пит испытал некоторое облегчение. Согревшись в отапливаемой паром школе, он стянул перчатки и начал расстегивать пальто, следуя за мистером Хэнсоном через класс в просторную лабораторию.

— О боже!

Внезапно все в поле зрения Пита оказалось закрытым широкой спиной и плечами Хэнсона, который, сделав пару шагов в лаборатории, отскочил назад, как от удара.

— Что…! — услышал Пит свой голос и выставил вперед руки, чтобы избежать столкновения с мистером Хэнсоном.

Быстро восстановив равновесие, Хэнсон поддержал Пита, схватив его за плечи, потом повернулся и побежал в лабораторию к зеленому предмету, видневшемуся в дальнем углу.

Пит последовал за ним.

Издалека предмет напоминал арбуз, по форме скорее сферический, чем овальный, шкура которого была покрыта и затемнена слоем липкой слизи с прожилками. Несколько прутьев проволочной клетки — в которой он явно застрял — были сломаны или выгнуты наружу тяжелой мясистой массой. Слабое потрескивание, словно посасывание слюны сквозь зубы, раздавалось по всей его поверхности по мере того, как жидкое месиво, из которого состояла верхняя оболочка, меняло форму и состав прямо на глазах Пита и Хэнсона.

— Ого! — вздохнул Пит. — Это то, что было тем маленьким животным? Когда это произошло?

— Вчера вечером, — пробормотал Хэнсон.

С этими словами он начал искать что-то в ящике с инструментами и наконец нашел кусачки, с помощью которых перекусил оставшиеся прутья клетки.

— Зачем Вы выпускаете его? — спросил Пит, прикидывая, как быстрее всего выбраться из лаборатории. — Я бы не стал этого делать.

— Я не хочу, чтобы его убили или поранили прутья, — спокойно ответил Хэнсон. — Сейчас он не представляет для нас большой опасности, я в этом уверен. Это у него какая-то стадия куколки.

Завороженный видом страшного шара, Пит не мог удержаться от того, чтобы потрогать его. Он сразу же отдернул руку и посмотрел на клейкую массу, прилипшую к кончику пальца.

— Н-да, — сказал он.

Увидев, что Пит собирается вытереть палец о брюки, Хэнсон кинул ему старую тряпку.

— Возьми это, — сказал он.

— Спасибо.

— Боже, это такое клейкое, — пробормотал Пит, радуясь, что не стал использовать брюки для стирания этого вещества.

Он наблюдал, как мистер Хэнсон ходил вокруг остатков разгромленной клетки, изучая чудовищный зеленый клейкий шар со всех сторон.

— Как Вы сказали, это называется? — спросил он. — Стадия куклы?

— Куколки. Стадия куколки, — ответил Хэнсон.

— Как детская игрушка?

— Нет, — сказал Хэнсон, — хотя здесь есть аналогия. Стадия куколки — это статическая стадия в развитии насекомого, которая следует за стадией личинки и предшествует появлению взрослой особи. Это внутри проходит эту стадию.

— Как моя мама? — улыбнулся Пит. Небольшое знакомство с предметом уже избавило его от страха.

Хэнсон слегка улыбнулся.

— Нет, это по-другому, — объяснил он. — Это мы называем метаморфозой. Изменение формы… внешнего вида.

— Да, как моя мама.

Хэнсон записал что-то в блокнот, потом вдруг уронил карандаш и щелкнул пальцами.

— Билли, — сказал он с тревогой в голосе. — Ты знаешь его телефон?

— Конечно, — сказал Пит. — А что?

— Мне только что пришло в голову, — ответил Хэнсон, — если у нас один такой, и это уже пугает, интересно, как он чувствует себя с четырьмя.

Он мог вспомнить только строку из «Нашествия похитителей тел»: «Откуда они появились?»

Билли смотрел на четыре слегка пузырящихся шара, размышляя о том, стоит ли попытаться потихоньку проскользнуть между ними или быстро броситься через них, когда зазвонил телефон. Почти что благодарный вмешательству, он схватил трубку так быстро, что весь аппарат с шумом упал на пол, Он не поднял его.

— Алло.

— Билли Пельтцер?

— Да.

— Это Рой Хэнсон. Здесь, в школьной лаборатории что-то произошло.

— Да. И здесь тоже.

— Твои четыре Могвая перешли в стадию куколок?

— Я не знаю, как это называется…

Хэнсон быстро описал массу, которая была перед ним и понял, что у Билли четыре таких же.

— Через какое-то время они претерпят превращение, — заключил Хэнсон.

— Это единственное объяснение тому, что происходит, которое я могу придумать.

— Вы кормили Вашего после полуночи? — спросил Билли.

— Да, ты сказал, и я вспомнил. В этом есть что-то особенное?

— Пит не сказал Вам о том, как их кормить?

— Нет.

— Мальчик-китаец предупредил нас, чтобы мы не кормили их после полуночи, — сказал Билли. — Пит должен был сказать Вам об этом, но, наверное, забыл.

— Ты кормил своих? — спросил Хэнсон.

— Да, сэр. По ошибке. Провод от моих электрических часов почему-то был вытащен из стены. Может быть они это сделали. Во всяком случае, я думал, что еще только одиннадцать-сорок, и я им что-то дал поесть. Но я не кормил Подарка. И теперь Подарок такой же, как был, а остальные четверо сидят здесь так, как если бы они готовились либо к взрыву, либо к нападению.

— Я серьезно сомневаюсь в том, что это случится, — уверил его Хэнсон.

— Может быть, они будут слегка шуметь, но так и должно быть, чтобы они вывелись. Через пару дней они наверняка превратятся в такую форму жизни, какой мы раньше никогда не видели.

— Я не могу ждать, — простонал Билли. Потом он спросил. — Когда это может случиться?

— Понятия не имею.

— Я могу пойти на работу и оставить их? У меня сегодня очень загруженный день, но я не хочу оставлять маму одну, если есть какая-то опасность.

— Я уверен, что у нас еще есть время, — ответил Хэнсон. — В любом случае покажи ей, что произошло, чтобы она была готова бежать, если из этих коконов вылупится что-то ужасное. И закрой их где-нибудь, чтобы они не смогли выбраться.

Билли посмотрел на растущие массы.

— Мне кажется, из этого могут получиться только чудовища, — сказал он зловеще.

— Не будь так уверен, — пробормотал Хэнсон. — Помнишь бабочку? Будем связываться в течение дня, ладно?

— Да, сэр.

Билли повесил трубку и закончил одеваться, все время глядя на своих новых соседей. Тем временем Подарок продолжал что-то говорить и в голосе его была смесь тревоги и упрека.

— Не волнуйся, — успокоил его Билли. — Я не оставлю тебя одного с этими.

Вынув Подарка из клетки и положив его в старый рюкзак, который он нашел в углу кладовки, Билли осторожно пробрался мимо гигантских пузырей. Подойдя к двери спальни, он вспомнил про неприятную особенность замка: дверь закрывалась только изнутри. Правда, перед уходом можно было повернуть замок и захлопнуть дверь, но тогда невозможно было попасть обратно без взлома.

Прикрыв дверь, но не закрывая ее на замок, он пошел вниз. Мать была занята в кухне своим обычным делом — приготовлением ему завтрака.

Билли быстро проинформировал ее, видя, как на ее лице легкая тревога сменяется изумлением и, наконец, ужасом.

— Я хочу взглянуть на это, — сказала она, когда он закончил.

Пройдя за ним наверх, она вздрогнула, когда увидела четыре шара, и долго стояла, печально качая головой.

— Ковер испорчен, — проговорила она.

— Это все, что ты можешь сказать? — спросил Билли, изумленный ее спокойствием. — Может быть, внутри каждого из этих шаров — чудовище, а тебя беспокоит ковер.

— Это видимость, — сказала она. — Конечно, я опасаюсь этого, но пока мы не выясним, что это такое, мы можем только наблюдать за ними. Это будет моей задачей на сегодня. А ты иди на работу.

— Хорошо, но мне кажется, нам надо запереть дверь, — ответил Билли.

— Не дури. Как ты тогда попадешь в комнату? Нам придется ломать замок.

— Мама, послушай, — сказал Билли твердо. — Я не уйду, если дверь не будет заперта.

— Ой, иди. Все будет в порядке, — Линн не смогла сдержать улыбку, думая о том, как он заботится о ней.

Балли покачал головой и протянул руку к замку.

— Послушай, — сказала Линн, схватив его за руку, — ты опаздываешь, а работу сейчас трудно найти. — Потом она добавила то, что, как она надеялась, могло убедить его. — Особенно такую, где ты работал бы с таким человеком как Кейт Беринджер.

Не прошло.

— Я не пойду в банк, пока дверь не будет заперта, — сказал Билли решительно.

— Отцу не понравится играть роль взломщика, когда нам нужно будет снова попасть в комнату.

— Но ему понравится, если ты останешься в живых, — парировал Билли.

Пожав плечами, Линн повернула ручку в положение «закрыто» и захлопнула дверь. Билли проверил ее и кивнул.

Когда они шли вниз, и Билли по-прежнему нес Подарка в рюкзаке, Линн не смогла сдержать неуместное замечание.

— А что если, — сказала она, — ну, предположим, то, что вылупится из этих коконов, окажется не просто чудовищем, но чудовищем достаточно умным.

Билли посмотрел на нее, не понимая.

— Я имею в виду, что если они умны, — продолжала Линн, — то они же сообразят, как просто повернуть замок и выйти.

Билли вздохнул. В том, что она сказала, была доля истины, но ему не хотелось думать об этом.

— Если они будут так умны, мама, — сказал он, — мне кажется, человеческому роду ничего не останется, кроме как сдаться.