Гремлины

ГЛАВА 14

Была пятница, канун сочельника, и во всем Кингстон Фоллз чувствовалось приближение праздника, вызвавшее у одних летаргию, а у других — чрезмерную активность. В школе дети ерзали на стульях, столь же глухие к учению, как кошка к сарказму; работники, которым не досаждали те, кто отложил приготовления к Рождеству на последний момент, трудились рассеянно и с прохладцей, как человек, сидящий на диете, созерцает блюдо пареной моркови. Но в магазинах все было совсем подругому, поскольку лентяи или слишком энергичные люди, все те, кому не было покоя из-за нерешенной задачи, начали последний поход в поисках подарков. Наблюдая за ними, можно было заметить явное изменение их поведения по мере того, как бежали дни перед Рождеством. Дружелюбные, даже жизнерадостные и открытые вначале, теперь, в последний день покупок, они напоминали свирепых солдат или зомби, запрограммированных на выполнение какого-то задания невзирая ни на какие препятствия. Ведомые на добычу последних подарков отчаянием, они были устремлены к одной своей цели. Как самолет или корабль, движущийся в густом тумане или глубокой ночью, каждый из них был замкнутым миром, окруженным пустотой, единственным маяком впереди был смутный образ подарка — чего-то особенного, способного вызвать довольную улыбку у человека, у которого все есть, убедить того, кто начинает ждать Рождества с февраля, что ему нечего снова бояться разочарования, или, лучше всего, сделать так, чтобы никто не чувствовал себя обманутым.

Холодный ветер, предвестник нового снегопада, несся по Кингстон Фоллз, сбив набок букву «С» на рекламе Театра Колони, которая возвещала, что сейчас основной спектакль — «БЕЛО НЕЖКА И СЕМЬ ГНОМОВ». Никто не обращал на это внимания, да всем и некогда было взглянуть на вывеску второй раз. Сейчас было время принятия важных решений. На городской площади Пит Фаунтейн-старший, продавец рождественских елок, дрожал на холоде, понимая, что его бизнес снова близок к точке, откуда нет пути назад. Как долго еще он может поддерживать цены на таком высоком уровне? Это зависело, конечно, от того, сколько людей, надеявшихся на их снижение, боятся ждать дольше. Обе стороны знали, что теперь начнется игра на выдержку, в которой кто-то сдастся первым. Каждый раз, играя в эту игру, Пит-старший не мог предсказать, чем кончится дело. Три года назад он держал высокие цены до конца и был вознагражден появлением группы запоздавших, хотя и несколько сердитых покупателей; два года назад он держал высокие цены и остался с сотнями елок; в прошлом году он рано снизил цены и все равно не продал все деревья.

Размахивая руками, чтобы согреться, он заметил, как отец Бартлетт остановился на углу у почтового ящика и аккуратно опустил в него несколько пачек поздравительных открыток. Неужели он действительно думает, что они будут доставлены к Рождеству вовремя? Конечно, нет, хихикнул Пит Фаунтейн. Он знал, что все до единой эти открытки были адресованы тем людям, которые удивили отца Бартлетта неожиданными поздравлениями.

Пит-старший хотел бы, чтобы у него так же бойко шли дела, как в банке напротив. Постоянные людские потоки текли в обе стороны через двери этого здания, ибо если Рождество — сам дух праздничного сезона, банк — его сердце. Неподалеку в теплой патрульной машине шериф Рейлли и помощник Брент, хранители городской площади, сидели и смотрели, чтобы ни у кого праздник не был омрачен скандалом, ссорой из-за подарка или битвой владельцев машин за место на стоянке.

Внутри меркантильного заведения, где подписанные бумаги всасывались в одну сторону, а деньги вытекали в другую. Билли и еще трое кассиров старались работать как можно быстрее. Тем не менее, население Кингстон Фоллз, казалось, никогда не было столь многочисленным и столь единодушным; с первой минуты после открытия очередь клиентов, выстроившихся вдоль коридора, ограниченного бархатными канатами, тянулась почти до дверей.

Билли не имел ничего против работы. Ему нравилось, что можно чем-то занять голову вместо того, чтобы волноваться из-за этих шаров дома. Несколько успокаивало то, что его мать была очень разумным человеком и она пообещала уйти при первом намеке на неприятности. Во время нескольких очень коротких перерывов в работе банка он пытался рассказать Кейт о том, что произошло, но, возможно, он недостаточно красочно все описал. Поскольку Джеральд Хопкинс стоял рядом и ждал ошибок с его стороны, он нервничал еще сильнее.

Так же подействовало и появление миссис Дигл.

Увидев, как она остановилась, войдя в банк. Билли понял, что она пойдет прямо к его окошку. И несколько секунд казалось, что так оно и будет. Потом, отвернувшись от него, она вызвала у него вздох облегчения, когда стала пробираться вне очереди к окошку Кейт.

— Вам что-нибудь угодно, миссис Дигл? — услышал он голос Кейт, вежливый, но холодный.

— Да, дорогуша, — проворковала миссис Дигл. — Я так понимаю. Вы распространяете петицию, пытаясь помешать мне закрыть этот кабак, где Вы работаете.

— Если это личное дело, может быть, лучше обсудить его после закрытия банка, — ответила Кейт.

— Это личное дело, — выпалила миссис Дигл. — Я всегда совмещаю приятное с полезным. А сейчас мне доставляет большое удовольствие сказать Вам, что Ваша петиция бесполезна. Как только закончатся праздники, я продам Корпорации Хайтокс Кемикал сто четыре объекта.

— Как я и подозревала, — улыбнулась Кейт.

— Как Вы и подозревали, и что Вы не в силах предотвратить… Вы, без сомнения, понимаете, поскольку вынюхивали, что Ваш собственный дом — один из этих объектов, а также кабачок. После первого числа я подпишу контракт, и вы все должны будете выехать в течение девяноста дней. Что Вы думаете по этому поводу?

— Видимо, мне нечего сказать, — проговорила Кейт — Я буду считать, что это Ваш рождественский подарок.

— Я буду Вам благодарна, если Вы не будете нахальничать, девушка.

Кейт открыла рот как будто для резкого ответа, но в долю секунды решила сделать иначе. Она заговорила мягко:

— Миссис Дигл, Вы намереваетесь обидеть много хороших людей. Мои родственники могут оплатить переезд, но у некоторых из тех, кого Вы выселяете, просто нет денег на покупку нового дома. Может быть, мы можем как-то повлиять на Вас, чтобы Вы переменили свое решение?

— У вас две возможности, — сказала миссис Дигл, злобно улыбаясь. — Ничего и меньше, чем ничего. А теперь, если Вы оформите этот чек, я уйду домой.

Билли посмотрел на Кейт. Впервые за то время, что он знал ее, она, казалось, была действительно глубоко оскорблена и не могла найти слов. Его следующий поступок был инстинктивен и явно безрассуден. Заметив швабру под прилавком, он схватил ее и просунул в окошко перед собой прямо к миссис Дигл.

— Что это? — сдавленно пробормотала она, отпрянув, как если бы он собирался ударить ее.

— Это швабра, — ответил Билли.

— Что ты хочешь, чтобы я с ней делала?

— Я подумал, что она Вам может пригодиться, чтобы поехать домой, — сказал он.

Глаза миссис Дигл расширились, когда несколько клиентов рядом с ней начали хихикать.

Оставив ее со шваброй, Билли взял приходный ордер, который лежал перед ним, и начал оформлять его, время от времени поглядывая на миссис Дигл и Кейт.

Старуха была в гневе, и казалось, что она вот-вот взорвется. Кейт же не могла сдержать улыбку. Билли не знал, что будет дальше, но он был уверен, что это будет не слишком большая плата за доставленное Кейт удовольствие.

Поглощенный мыслями о загадочном существе и уставший от долгих часов исследований, Рой Хэнсон так же хотел, чтобы день скорее закончился, как и его ученики, которым уже не терпелось выбежать на свежий снег. Отчаявшись добиться их внимания с помощью необычных методов преподавания или интересного материала, слишком упрямый, чтобы позволить им просто сидеть или болтать, он решил занять их повторением пройденного, надеясь, что какие-либо сведения у кого-нибудь в голове останутся. Перед ним на столе была цветная электронная модель мозга человека, разные участки которого могли высвечиваться. Он весил около сотни фунтов, и это было великолепное пособие — жаль было использовать его для такого бесполезного занятия. Но у Хэнсона почти не было выбора, и он ринулся вперед.

— Кто-нибудь знает, как это называется? — спросил он, указывая на освещенный участок мозга.

Никто не ответил.

— Чаки? — сказал Хэнсон, кивая упитанному юнцупереростку с выдающимися зубами.

— Э-э, гренок? — пробормотал Чаки.

— Гренок, — повторил Хэнсон, округлив глаза. — Я их всегда ем в царском салате. Еще варианты?

Саманта Уивер, самая лучшая ученица в классе, поймала его взгляд.

— Зрительный бугор, — сказала она уверенно.

— Близко, но я приглашу другого врача для операции на мозге, — сказал он. — Это продолговатый мозг. — Потом, давая волю своему раздражению, он сказал: — Что с вами, дети? Вы посмотрите на это. Когда я был в вашем возрасте, я учился по старым книгам. У вас есть вещи из «Звездного пути», и вы все равно не можете это выучить.

Он злобно посмотрел на них. Они же избегали встречаться с ним взглядом. И в последовавшей мрачной тишине очень явственно послышался влажный хлопок, как будто лопнул спелый плод. Звук донесся из лаборатории.

Хэнсон решил проигнорировать его, но коща звук повторился, он понял, что ему придется посмотреть, в чем дело.

— Откройте учебники на странице сто тридцать семь и изучите материалы по теме мозг. Мне нужно, чтобы все их знали. — Когда он встал и пошел в лабораторию, он встретился взглядом с Питом Фаунтейном.

Да, Пит, — подумал он. — Видимо, его время пришло.

Нервно посмотрев на часы, он решительно вышел из класса, про себя молясь, чтобы его запуганным ученикам не пришлось услышать, как их крутой учитель позовет на помощь минуту спустя.

Подарок приложил ухо к двери спальни и осторожно прислушался уже в десятый раз после того, как он покинул безопасный рюкзак, чтобы следить за происходящим. Очень плохо, что мать Билли не разделяет его беспокойства, подумал он. Да, она периодически заходила в прихожую, чтобы посмотреть, не произошло ли что-нибудь важное, а так она занималась обычными делами, подходила к телефону и болтала как обычно. Если она и волновалась, ей удавалось это очень хорошо скрывать, она добродушно кивала Подарку, который свернулся около стойки с цветами под дверью комнаты Билли.

Она, конечно, не могла знать, что должно произойти через несколько минут или часов; тем не менее Подарок злился, глядя на то, как эти земляне бесшабашно живут под сенью катастрофы. Чертов Могтурмен! Если бы он сделал так, чтобы они могли общаться с другими существами, Подарок смог бы сказать людям, что лучше всего им было бы сжечь дом Пельтцеров. Да! Это звучало ужасно, но это единственный выход. Яркий огонь, парализующий болью в глазах во время разрушения. Иначе…

— О, нет…

Звук ее голоса, низкий и жалобный, прервал фантазии Подарка. Тем не менее, печаль в голосе Линн вселила в него надежду на то, что она пришла к пониманию необходимости решительных мер.

Поспешив опять вниз, он прошел через столовую и остановился на пороге кухни, где она говорила по телефону. Слушать ее не означало подслушивать в прямом смысле, поскольку он понимал далеко не каждое слово из того, что говорили эти люди; скорее он улавливал общий смысл, и теперь он сразу понял, что она занята личным делом, которое ее огорчало, но не представляло угрозы для жизни.

— Но Рэнд, дорогой, — сказала она, вздыхая, — мы ждем тебя сегодня.

На другом конце провода, стоя посреди переполненной комнаты, Рэнд Пельтцер старался не отвлекаться на шум роботов, странных механических игрушек и продавцов всего этого, которые сновали туда-сюда.

— Я знаю, дорогая, — сказал он. — Но большинство дорог перекрыто, по крайней мере, основных. А те, что открыты… они так коварны… Но я обещаю, что если чутьчуть разъяснится, я попытаюсь поехать домой.

— Хорошо, — пробормотала Линн. — Только будь осторожен… Я хочу сказать только, что мы никогда не встречали Рождество врозь.

— Да. Как там дела?

Линн поколебалась, но недолго, решив, что не стоит говорить ему о предметах наверху. Он ужасно водит машину по снегу и льду, а если он будет спешить…

— Хорошо, — ответила она. — Билли ушел на работу, а я сижу здесь с Подарком.

— Тогда до скорого.

— Пока, дорогой, — сказала Линн и повесила трубку.

— Пока.

— Алло, — сказал Билли.

Оттого, что его «срочно» позвали к телефону, особенно в такой день и в его нынешнем положении, Билли занервничал. Прежде всего, его беспокоило то, что его мать находится в опасности; не успокаивало его и то, что Джеральд Хопкинс, передав ему трубку, ходил вокруг него (безусловно, ожидая по меньшей мере смерти одного из членов семьи в оправдание звонка); наконец, пыль после битвы с миссис Дигл еще не улеглась, и он оставался в центре внимания большинства людей в банке. Находясь под увеличительным стеклом, он не мог расслабиться, и рука его дрожала, когда он поднес трубку к уху.

— Оно вылупилось, — произнес голос на другом конце провода, поразив его лаконичностью.

— Что?

— Я сказал, что оно только что вылупилось, — сказал Рой Хэнсон на другом конце провода.

— Что… что это? — запнулся Билли.

— Пока трудно сказать. Может, ты придешь посмотришь? Ты ведь уже почти закончил работу?

— Да, — ответил Билли. — Но… послушайте, мне вначале надо позвонить домой и выяснить, что там происходит.

— Конечно. Я буду здесь.

— Скажите, мистер Хэнсон, как Вы думаете, это опасно? — спросил Билли, осознавая, что на него смотрят несколько пар глаз.

— Ну, это не бабочка, — ответил Хэнсон. — Это я точно могу сказать.

— Я вначале позвоню домой, — сказал Билли. — И если там все в порядке, я забегу.

— Хорошо. Тогда, надеюсь, до скорого свидания.

Билли повесил трубку и набрал свой домашний номер. Когда мать ответила, он заговорил быстро и решительно.

— Слушай внимательно, — сказал он. — Мистер Хэнсон из шкоды только что позвонил мне и сказал, что Могвай вылупился. Значит, наши тоже на подходе. Ты можешь подняться наверх и посмотреть, что с ними?

— Как? — спросила Линн. — Ты велел мне запереть дверь изнутри.

Билли забыл об этом.

— Тогда поднимись и приложи ухо к двери. Ты услышишь, если там что-то двигается.

— Хорошо. Перезвонить тебе?

— Я подожду, — сказал Билли. Хопкинс и мистер Корбен смотрели на него, не говоря уже о миссис Дигл, но его слишком волновали последние новости о Могвае, чтобы обращать на это внимание. Через минуту мать взяла трубку.

— Все тихо, — сказала она.

— Хорошо. Я скоро приду. Я сейчас ухожу, но я думал зайти вначале в школу. Может быть, мистер Хэнсон уже будет больше знать или сможет дать мне совет по поводу того, как обращаться с этими новыми существами.

— Хорошо. Я буду осторожна.

— Когда приезжает папа?

— Позже. Его задержал снег.

— О… ну ладно, пока.

Билли повесил трубку, потом закрыл свое окошко и потянулся за курткой.

— Извините, мистер Корбен, — сказал он шефу, который наблюдал за ним с изумлением. — Дома небольшие неприятности, и мне придется уйти.

— Минуточку, — сказала миссис Дигл, выступая на передний план. — Этот человек нагрубил мне, и я требую, чтобы Вы его уволили.

— Мистер Корбен может уволить меня позже, — сказал Билли.

— И он это сделает, — произнес голос Джеральда Хопкинса позади него, когда он бежал к двери.

Когда сознание начало возвращаться, Полоска вначале подумал, что во сне он засунул голову под один из тяжелых ковров в комнате Билли. Но скоро он понял, что не только голова его находилась в каком-то странном окружении; все тело, казалось, пребывало в состоянии замедленной жизнедеятельности. Как он ни напрягал зрение, он видел только волокнистую занавесь, как будто он был утоплен в густой суп или жир. Он также ничего не слышал, кроме слабого булькания, возникавшего всякий раз, когда он шевелил тем, что, как он воспринимал своими притупленными чувствами, было его головой.

Вначале ему было любопытно; потом он довольно быстро запаниковал. Он вдруг вообразил, что его с компаньонами одурманили и запаковали в ящики или еще какие-нибудь прочные контейнеры и теперь их собираются уничтожить. Мы ждали слишком долго, думал он сердито; мы знали, как размножиться, но не сделали этого. Меня, их лидера, обманул этот сладкоречивый Могвай «из меньшинства», уговорил отложить размножение до того момента, когда мы раскроем секрет большего размера и силы. Теперь слишком поздно. Полоска разгадал хитрую стратегию врага. Когда Могваев «из большинства» всего четверо, с ними не только легко справиться, но их можно заманить в ловушку и уничтожить. Но как смогли бы Подарок и его союзники-люди одурманить и связать десятки, может быть, сотни ему подобных? Это было бы невозможно. Ожидая большей силы, Полоска пренебрег количеством и проиграл. Почти глухой и слепой, обездвиженный, физически и умственно беспомощный, он мог только клясть самого себя за то, чего им стоила его глупость.

Когда паника, вызванная этими мыслями, понемногу улеглась, Полоске на мгновение показалось, что его физическое состояние изменилось. Перед его глазами, там, ще раньше была только серая муть, появился просвет. Пытаясь продвинуться к нему, но не будучи в состоянии сделать это, он почувствовал новые приливы злости и отчаяния. Если бы он только мог освободиться на минутку! Только на одну минутку, чтобы можно было положить одну лапу на нижнюю челюсть существа по имени Подарок, другую на верхнюю, помедлить мгновение, чтобы насладиться зрелищем отчаяния и паники, а потом тянуть, рвать и крутить вниз.

Мысленный образ расправы порадовал Полоску, но это было ничто в сравнении с радостью, которую он испытал мгновение спустя. Она была вызвана внезапным открытием: ОH МОЖЕТ УБИТЬ ПОДАРКА… Бесчисленное число раз он пытался представить себе, как убивает его, но что-то в глубинах мозга неизменно отказывало ему в удовольствии даже представить себе это. Как будто эта мысль автоматически выключалась, даже не будучи реализованной. Теперь он вспомнил. Могтурмен, этот чертов благодетель, запрограммировал своих бесценных Могваев таким образом, что они не могли убивать друг друга и даже всерьез думать об этом.

Почему же теперь Полоска не только мог представить себе, как убивает Подарка, но и знает в глубине души, что это не просто фантазии, но что это непременно станет реальностью, когда они снова встретятся? На это мог быть только один ответ. ОН БОЛЬШЕ НЕ МОГВАЙ.

Если бы Полоска мог прыгать от радости, он непременно выразил бы свои чувства таким способом.

Теперь его мысли и чувства выкристаллизовывались по мере того, как в его физической оболочке происходили новые изменения. Светлая область, которую он видел перед собой, явно приближалась и становилась ярче. Полоска все явственнее ощущал, что у него есть тело, и что он не просто беспомощный пузырь, подвешенный в жидкой мыльной пене. Когда он напрягал все силы, ему казалось, что он может продвинуться к устью пещеры — к свету. Хотя сила света причиняла ему боль, он знал, что это болезненный путь, который он должен одолеть… — он теперь двигался более ощутимо, явно двигался, — который он должен пройти… — звук движения возрастал так быстро, что оглушал его, состязаясь с усиливающимся светом, и это облегчало его страдания, — должен пройти, чтобы…

Возродиться!

Внезапно, вначале сквозь густую дымку, а потом с удивительной ясностью Полоска снова увидел комнату. Кровать… столик для рисования… задернутые шторы на окне… все знакомые вещи.

И некоторые незнакомые. А именно — три огромных кокона вокруг него. Полоска с любопытством смотрел на них, и потребовалась почти минута, чтобы осознать, что он сам выбирался из верхушки четвертого такого же кокона. Это вызвало новый приступ паники. Может быть, эти четыре предмета — какие-то хищные растения, которые и сейчас пожирают его? Может быть, его «возрождение» — это лишь миг, на который он вырвался из плена этого голодного растения?

Яростно содрогаясь, он вращался, как пробка, которую выкручивают из бутылки, дыша ритмично в такт с движениями кулаков в сторону и вниз, вверх и в сторону, пока…

Плюх!

Правая рука Полоски вылетела, как ракета, из густой массы, поднялась высоко над головой в триумфальном приветствии.

Но какая рука! Явно не его. И все же она принадлежала ему — она двигалась, в соответствии с тем, что приказывало ей сознание. Глядя на нее, как человек, который медленно приходит в себя после долгого сна, Полоска понял — пришли сила и власть.

Он внимательно рассмотрел то, что уже не было маленькой пушистой лапой, рука была почти два фута длиной, очень мускулистая, покрытая твердой кожей с белыми, зелеными и коричневыми полосами. Она казалась скорее орудием разрушения, чем обычным инструментом для того, чтобы брать предметы и производить с ними действия. Каждый из трех пальцев оканчивался гигантским острым когтем.

Я уже не Могвай, подумал Полоска.

Я Гремлин.

Он не знал, откуда ему известно это слово, так же как не знал, как и почему произошло превращение. Эти подробности были в данный момент не важны. Важно было ощущение силы, которая готова реализоваться. Выбравшись из кокона, он величественно встал рядом с ним, глядя на свое тело. Слегка покачиваясь на кончиках огромных когтистых лап, он наслаждался сознанием того, что теперь, освободившись от слабого тела Могвая, он сможет удовлетворить те желания, которые томили его так долго.

Самое лучшее — что он не просто возродился, но при этом переоценил себя и свою стратегию. Дрожа от нетерпения, он пристально смотрел на остальные коконы.

«Быстрее, быстрее, быстрее! — шипел он им радостно. — У нас много дел, нам предстоит много веселья!»

Над разорванным коконом плавал легкий зеленый дымок, как будто кто-то брызнул зеленым аэрозолем. То, что сейчас проклюнулось, источало неприятный запах, острый, жаркий, слегка напоминающий запах ткани, сгоревшей под утюгом.

Он стоял в дверях лаборатории, вернувшись после того, как убедился, что в классе или рядом с ним не осталось учеников. По крайней мере, не надо будет немедленно ничего объяснять, и можно спокойно изучить то, что получилось.

Глядя на зеленый дымок, он колебался. В ванне прямо под облаком суспензии было новое существо, вылуплявшееся из кокона. Он смотрел на него всего несколько секунд перед тем, как позвонить Билли; ему потребовалось не много времени, чтобы понять, что это действительно не бабочка, а потенциально опасное животное. Оскал зубов — скорее клыков — показал ему это. Они еще были перед его мысленным взором — два ряда редко растущих, остро заточенных зубов, обрамляющих отверстие огромного широкого кроваво-красного рта такого же цвета, как злые глаза, рассматривавшие его, когда он быстро взглянул на животное.

Оно готовилось к первому выходу в свет. Куски кокона уже были на полу, и к ним прибавлялись все новые по мере того, как существо, беспрерывно вертясь, освобождалось от них. Внезапно осознав, что понятия не имеет, как обращаться с животным или как защититься, Хэнсон подумал, что ванна не задержит его надолго.

Стоя неподвижно, он осмотрел комнату. Шторы, которые он задернул, чтобы Могвай не кричал от боли, подали ему идею. Если это существо боится света, Хэнсон может воспользоваться этим для защиты. В данный момент в лаборатории было темно. Если животное освободится, то сможет спокойно ходить, куда захочет.

— А это нехорошо, — сказал Хэнсон.

Он подошел к выключателям и одну за другой включил лампочки по периметру лаборатории. Когда внешний круг осветился, он добавил света ближе к центру комнаты таким образом, что остался островок относительной темноты лишь в самой середине лаборатории. Увидев результат, он почувствовал себя более спокойно. Безопасная зона яркого света была менее чем в десяти футах от середины в любом направлении.

— Может быть, я на старости лет схожу с ума, — сказал себе Хэнсон. — Но лучше сейчас перестраховаться, чем потом пожалеть.

Он уже решил, что ему нужно сделать анализ крови, чтобы сравнить его с полученными раньше результатами, и он подкатил тележку с инструментами к границе освещенной области. В чемоданчике был контейнер с десятками образцов и набором уже стерилизованных игл. Убедившись, что у него есть пара прочных перчаток, Хэнсон все-же не спешил действовать.

— С этим младенцем будет не так-то просто, — сказал он. — Наверное, мне надо приготовить взятку.

Быстро выйдя из лаборатории, пройдя через класс в холл около столовой, он купил сладкую плитку и начал разворачивать ее по пути обратно в лабораторию.

Потом, снова помедлив на краю освещенного пространства, он улыбнулся.

— Эй, — сказал он. — Вылезай. Ты что, боишься?

Пододвинув тележку к ванне, он заглянул внутрь.

Животное лежало на боку, все еще освобождаясь от остатков кокона. Когда оно увидело Роя, то уставилось на него холодным взглядом.

— Привет, мальчик, — улыбнулся Рой. — Как прошло твое путешествие в мир куколки?

Животное смотрело на него без дружелюбия, но и без открытой враждебности.

— Наверное, ты голоден после всего этого, — продолжил Хэнсон. — Я принес тебе что-то вкусненькое.

Он протянул плитку, но животное не потянулось за ней.

Дожидаясь, пока оно решится, Хэнсон пристально изучал это существо. Он определил, что оно около двух с половиной футов ростом с невероятно длинными руками. Вместо коричневого мягкого меха Могвая у него была темная ребристая пластинчатая броня, которая казалась прочной, как сталь. Лапы его теперь были трехпалыми, а на спине у него был твердый гребень, напоминавший панцирь доисторической рептилии. Единственное, что осталось от прежнего Могвая, — это нос, такой же приплюснутый и милый на лице, отличавшемся своей злобностью.

— Ну, мальчик, — позвал его Хэнсон, поднося сладкую плитку поближе. — Здесь нечего бояться.

Войдя далеко в темную область, Хэнсон продолжал уповать на ласку, это было в его собственных интересах в такой же степени, как, возможно, и в интересах зверя.

— Видишь? — ворковал он. — Хорошо смотрится, да? Давай, тебе нужно поесть, дружок.

Положив руку на край ванны, Рой заметил легкое движение носа животного. Оно первый раз почувствовало запах сладкого и заинтересовалось. Протянув плитку вперед, Рой отпустил ее буквально за долю секунды до того, как ужасная лапа схватила лакомство.

— Хорошо, — засмеялся Рой, испытывая облегчение оттого что избежал опасности и сохранил руку. — Тебе это понравится.

Шумно чавкая, Гремлин сожрал плитку в полтора приема. Хэнсон подумал, что надо было купить больше, чтобы занять его, пока он попытается взять анализ крови.

— Наверное, теперь мы договоримся, ты мне доверяешь. Давай меняться. Сладкое — на кровь. Хорошо?

Осторожно пошарив на тележке, он медленно достал иглу и приблизился к животному. Оно продолжало довольно причмокивать, и Рой протянул руку, чтобы взять анализ.

Рой действовал быстро, но Гремлин быстрее. Как только он увидел шприц, глаза его сузились и зрачки загорелись свирепым огнем.

Боже мой, — подумал Хэнсон. — Он помнит У него не было времени на дальнейшие размышления: громко зарычав, Гремлин выпрыгнул из ванны. Когти одной лапы впились Рою в плечо, а другая обвилась вокруг тела, чтобы вцепиться ему в грудь, как гигантская прищепка.

Падая с криком на пол. Рой Хэнсон увидел, что он находится в добрых пяти футах от освещенной области.

У Подарка повышалась температура с каждой минутой, пока Линн говорила по телефону. Неужели она не понимает, что ему нужно кое-что ей сказать? Сказать, что существа наверху должны быть уничтожены? Ужасно думать об этом, но как только Могвай вступал в стадию куколки, терпимость Подарка к нему — и наоборот — моментально исчезала.

Он видел, как это было раньше; на этой планете видели это и трое других Могваев из «меньшинства», и результаты почти всегда были катастрофическими. Самый последний случай, виновником которого был не Подарок, произошел в конце 1983 года, когда один Могвай каким-то образом попал на американский космический корабль-челнок «Колумбия». В силу строгости государственной тайны подробности относительно того, как именно Могваю дали расплодиться, как его покормили после полуночи и как он превратился в Гремлина, остались неизвестны. В любом случае, команда из шести человек не могла поймать Гремлина достаточно долго, и он смог повредить компьютер, который управлял кораблем и поддерживал его курс. Когда подключился аварийный компьютер, Гремлину удалось вызвать его перегрузку. Затем он пробрался в систему, которая регулировала скорость и ориентацию корабля. Над Индийским океаном «Колумбия» фактически начала падать с орбиты, и связи с Контрольной Миссией не было в течение сорока пяти минут. В критический момент пилотам и ученым удалось загнать Гремлина в грузовой отсек и убить. Когда они возвратились на Землю с восьмичасовым опозданием, правительственные чиновники взяли у них показания и посоветовали держать язык за зубами.

До этого… Вереница крупных и мелких событий, вызванных проделками Гремлинов, пронеслась в сознании Подарка… Взбесившиеся эскалаторы в Мемфисе в 1972… Суперкубок в 1969… авария электросети на Восточном Побережье в ноябре 1965… менее известные аварии месяц спустя в Техасе, Нью-Мексико и Хуарезе (Мексика)… Закрытие нью-йоркской газеты «Миррор» в 1963 — в типографии просто не смогли извлечь Гремлинов из станков… В 1962 — столкновение взбесившегося поезда, реактивного самолета и морского танкера в Гданьске (Польша) — единственная в истории железнодорожная, морская и воздушная катастрофа одновременно… Неудачные военные маневры в Заливе Свиней в 1961… Безумно смешной, но потенциально опасный трехдневный эпизод в 1957 на фабрике в Онаве (Айова)… Множество эпизодов второй мировой войны и, наконец, полное исчезновения Ваньска, бывшего до 1936 года крупнейшим городом Сибири.

Теперь настала очередь Кингстон Фоллз. По крайней мере, похоже на то. Но еще не обязательно — пока что. Бели бы Подарок мог каким-то образом доказать Пельтцерам, что, заперев двери и изредка прислушиваясь, они принимают меры явно недостаточные для того…

Он услышал щелчок… потом скрип, который, казалось, доносился из спальни Билли наверху. Скорчившись у подножия лестницы в прихожей, он внимательно слушал почти минуту, но, если не считать болтовни Линн по телефону, в доме было тихо. Он уже почти убедил себя в том, что воображение сыграло с ним шутку, когда сверху раздался такой звук, как будто что-то лопнуло.

Примчавшись в кухню, Подарок был вынужден резко затормозить, сделав вираж перед столом. Он нервно оглянулся. Линн повесила трубку, и ее уже не было в кухне. Ее не было и в буфетной, в подвале и вообще нигде на первом этаже.

Забравшись на кухонный столик, он выглянул в окно, выходящее во двор, заслонив глаза от лишнего света. Тогда он увидел ее в дальнем конце сада, она кидала кусочки старого хлеба птицам. Она часто делала это, особенно когда земля была покрыта снегом, но неужели она не понимает, что сегодня просто нельзя покидать дом?

Я могу лишь ждать, подумал Подарок, глядя на то, как танцуют, поклевывая хлеб, черные птицы на белом фоне.

Мгновение спустя сверху донесся еще один звук, гораздо громче, чем первые.

— Быстрее, быстрее, — крикнул Подарок по-могвайски. — Ты нужна нам здесь.

Делая свое дело с раздражающей медлительностью, Линн, казалось, не собиралась скоро возвращаться.

Подарок заскрежетал зубами, оперся на окно своими крошечными лапами. Свет с улицы причинял ему сильную боль, даже несмотря на то, что уже вечерело и было пасмурно, но он заставил себя колотить по стеклу.

Плюх! Бум!

Новые звуки сверху.

Бросив последний сердитый взгляд на Линн, Подарок соскочил со столика. Что-то надо сделать. Он не знал что, но, по крайней мере, ему нужно было знать, выбрались Гремлины из спальни или они еще приходят в себя после превращения. Быстро подойдя к основанию лестницы, он посмотрел наверх в холл около спальни Билли. Неужели дверь чуть-чуть приоткрыта? Или просто так падает тень?

Он ждал, развернув одно ухо наверх, а другое к кухне, чтобы не пропустить возвращения Линн.

Долго стояла тишина.

Продолжая ждать. Подарок думал о том, как помешать Гремлинам или хотя бы оттянуть начало кампании злобного разрушения, которое, как он знал по своему опыту, приближалось. Ключом, в его оценке ситуации, была дверь спальни. Пока на улице не станет очень темно, Гремлины не будут пытаться бежать через окна. Оставалась только дверь, которая хотя и была заперта, сама по себе была слабой преградой их натиску. Но если поместить за дверью еще какое-нибудь препятствие… такое препятствие, как…

Огонь. Конечно. Но как это сделать? Подарок нахмурил лоб, напряженно думая, пытаясь вспомнить, как… И вот вспомнил. В мастерской есть коробка с чем-то…

Не раздумывая больше, он помчался в подвал, несколько раз его заносило на поворотах, когда лапы скользили по плиткам пола в кухне. Переводя дух, он решил было взглянуть еще раз на Линн через окно, но передумал. Самое важное сейчас — найти коробку и, как он помнил, нечто для того, чтобы добыть огонь. Если Линн вернется к тому времени, как он найдет то, что ему нужно, Подарок покажет ей, чего он хочет. Если она останется на улице, он выполнит опасную, но необходимую работу в одиночку.

Движимый решимостью, он бросился по лестнице в подвал, перепрыгивая через через ступеньку и упал головой вниз. Отряхнувшись, он встал, вбежал в мастерскую, забрался на скамейку Рэнда и стал изучать набор жестянок, банок и бутылок, которыми была заставлена полка над нею.

Стараясь вспомнить сочетание цветов и незнакомых букв на жестянке, он наконец нашел ее и без особого труда снял. На ней было написано «ЖИДКОСТЬ ДЛЯ ЗАЖИГАЛОК». Эти слова ему ничего не говорили, кроме того, что, если спичка коснется жидкости, моментально вспыхнет огонь.

Легко найдя коробок спичек, Подарок начал выполнять нелегкую задачу — подниматься по ступенькам со своей ношей. Добравшись до кухонного столика, он бросил ее, забрался на табурет и еще раз выглянул на улицу. Вначале он не увидел Линн, и у него затеплилась надежда, что она уже у двери или где-то рядом. Но мгновение спустя он заметил ее, она была еще дальше и разговаривала с соседкой.

Сердито покачав головой, Подарок спрыгнул с табурета, схватил свои орудия и начал подниматься по лестнице из прихожей.

На предпоследней ступеньке он остановился, прислушался и еще раз рассмотрел дверь с этого, более выгодного положения. Казалось, что она действительно слегка приоткрыта. Это всегда так выглядит, когда она заперта? Или…

Выбросив эту мысль из головы, чтобы она не отвлекала его от выполнения задачи, Подарок выбрался со своим грузом на площадку. К счастью, ступеньки, покрытые толстым ковром, заглушали звуки.

Осторожно отвернув крышку. Подарок положил флакон набок, направив отверстие прямо под дверь и налег сверху. Стенка банки поддалась его весу, выдавив тонкую струйку жидкости в ту сторону, куда ему было нужно. Но сразу после этого, принимая исходную форму, банка издала ужасный громкий щелчок.

Раскрыв рот, Подарок прирос к месту, не в силах шевельнуть лапами, которые стали тяжелыми, как свинец.

Даже когда он услышал тяжелые шаги с другой стороны двери, он не смог двинуться с места.

И тогда дверь открылась, и показались ухмыляющееся лицо Гремлина, грива жесткого белого меха и огромная трехпалая лапа, которая быстро и грубо обхватила его маленькое тело.