ГЛАВА XII

Ночь мы провели на крошечном островке более чем в миле от пустынного города амфибий. Нам противостояли разумные существа, и мы могли с уверенностью ожидать, что они попытаются отомстить нам за динамитный взрыв на берегу, если не за случайный и смертоносный выстрел из винтовки. Мы вытащили плот на каменистую отмель и всю ночь по очереди, как обычно, стояли на часах. Амфибии ничего не предпринимали и лишь наблюдали за нами издалека, оставаясь в море. Думаю, все мы предпочли бы открытую атаку, пусть и кровавую, этому напряженному ожиданию, которое только усиливало наши подозрения относительно коварства людей-рептилий.

Ближе к утру, во второй половине моей вахты, воздушные потоки пещерного мира внезапно пришли в бешеное движение от резкого перепада температур в верхних воздушных слоях; причину его я не мог объяснить. Неслыханная бур я ревела и бушевала над нашим лагерем на острове, словно сам разъяренный Посейдон пытался втоптать нас в землю. Громадные, как горы, волны грохотали со всех сторон, порой застывая почти вертикально в мгновенном затишье лишь для того, чтобы в следующую минуту обрушиться и разлететься каскадами брызг в новом циклопическом ударе короля бурь. К счастью, я крепко принайтовил наш драгоценный парус к гику, иначе он был бы разорван в клочья в первые же мгновения подземной бури.

Невероятный шторм длился почти час. Роджер и Уилла, разбуженные первыми порывами урагана, присоединились ко мне на берегу островка, и мы вместе глядели на буйство пучины, единодушно благодаря нашу счастливую звезду за то, что шторм не застиг нас в море. Затем ветер внезапно стих и на море воцарилось глубокое, гнетущее спокойствие.

После страшной бури никто больше не мог уснуть. Мы рано позавтракали и, дожидаясь, пока волны окончательно улягутся, занялись усовершенствованием «Бродяги». Мы построили вокруг палубы планшир и придумали достаточно крепкий и действенный руль, а также снабдили судно широкими выносными планками для увеличения устойчивости. Свой корабль мы называли теперь «джонкой» из-за сходства с китайским судном под таким же названием; кроме того, он напоминал творение мальчишек, имеющих доступ к городской свалке[12].

Шторм имел и более серьезные последствия, чем прерванный сон. Еще не успокоившиеся волны выбросили на остров гигантское морское чудовище, похожее на ламантина. Израненное, оно все еще представляло опасность и могло разнести в щепы наш плот в своей циклопической агонии; поэтому я бросил динамитную бомбу в его разинутую и напоминавшую пещеру пасть. Не успели мы оправиться от ужасного происшествия с морским чудовищем, как на берег вынесло трех мертвых амфибий — печальное свидетельство того, что произошло с группой шпионов, застигнутых ночным ураганом во время наблюдения за нашим лагерем.

Вскоре после полудня море настолько успокоилось, что мы рискнули спустить плот на воду. Поднявшийся ветер дул не в самом благоприятном направлении, но мы все же двинулись вперед, лавируя, как могли, с помощью весел и медленно продвигаясь на север вдоль восточного берега.

Глядя в бинокль, Уилла доложила, что несколько амфибий плывут за нами, оставаясь, как обычно, вне пределов досягаемости винтовок. Позже двое людей-рептилий набрались смелости и заплыли под плот. В последний момент мы поняли, что что-то не так. Сделав несколько пистолетных выстрелов в щели между бревнами палубы, мы убили одного и отпугнули другого. Сказать, что мы достигли этого благодаря нашему спокойствию или смелой тактике значило бы приписать нам больше мужества и стойкости, чем было у нас на самом деле. После этой стрельбы снова начался оживленный спор о том, стоит ли продолжать плавание. И вновь все мои осторожные доводы были опрокинуты упрямой решимостью Роджера и Уиллы. В обычное время случилось бы противоположное, но в глубине души я не был искателем приключений — вот почему я корпел над книгами и увеличительными стеклами, в то время как Роджер Энсон и его дочь охотились на крупную дичь в Африке.

Ближе к вечеру капризный ветер снова сделался попутным; мы плыли по неестественно спокойному морю мимо бесконечных первобытных лесов, высившихся между водой и утесами, и нигде не находили проходов, достойных осмотра. Однако мы увидели множество динозавров различных видов, а также большого угря или морского змея, который извивался в опасной близости от плота, но погрузился в глубину, как только динамитная шашка взорвалась возле его головы.

К пяти часам стало заметно теплее. Душная, угнетающая жара сопровождалась необычайно высокой влажностью. Мы пересекали многочисленные пояса тепловатой воды, похожие на миниатюрные Гольфстримы. Странные струйки пара поднимались в воздух перед нами, исчезая по мере приближения, как фантастические миражи. Купол пещерного мира постепенно опускался, и мы уже могли различить пульсацию светящихся масс, которые отбрасывали свое жуткое сияние на затерянное море. Ветер оставался попутным, но стало невыносимо жарко, облака совершенно исчезли и воздух наполнился испаряющейся влагой. Морось поднималась в верхние слои и на глазах превращалась в пар.

Наконец наше внимание привлекло отдаленное шипение, которое мы не смогли ни объяснить, ни определить. Роджер утверждал, что это гейзер, и за неимением лучшей теории мы с Уиллой согласились с ним.

Осознание того, что мы приближались к северной оконечности подземного моря, вытеснило все мысли об отдыхе и еде. В шесть часов мы все еще плыли на север; мы заметили время лишь потому, что вычисляли пройденное расстояние, умножая скорость плота на время пути — метод, конечно, крайне неточный. Но это было лучше, чем ничего, так как давало нам ощущение господства над нашим странным кораблем и еще более странными водами, по которым мы плыли.

Мы все чаще пересекали горячие подводные течения и заключили, что впереди находится некая раскаленная субстанция. Холодные водные пояса стали такой же редкостью, как и теплые, и во многих местах невозможно было, не обжегшись, долго держать руку под водой. Давешнее слабое шипение переросло в низкий рев, перемежавшийся с чудовищным бульканьем, как если бы откуда-то вырывался под большим давлением пар. Время от времени из глубин поднимались массы воздушных пузырей и лопались на поверхности, обдавая лицо и руки жгучими горячими каплями. Где-то внизу, как мы догадались, морское дно кипело, и мы быстро приближались к источнику ужасного жара.

Расстояние между восточной и западной стенами заметно сокращалось, пока оба берега не стали отчетливо видны. Далеко впереди сквозь сумеречное сияние пробивался красноватый отблеск, разливавшийся по всему горизонту на северо-западе. Гигантские белые формы, очерченные багрянцем, возникали и исчезали на красноватом фоне, постоянно меняясь и отбрасывая чудовищные тени на море и окружающие стены. Они появлялись в сопровождении рева, и мы вскоре поняли, что это были столбы пара, поднимающиеся из моря.

Вся растительность к этому времени исчезла с берегов, остались только голые скалы и выброшенные морем водоросли, сползавшие вниз с нависающих над водой гранитных валов. Излишне говорить, что мы уже давно миновали зону обитания живых существ; никакая водная жизнь не могла бы существовать в дымящихся глубинах, никакие животные не нашли бы пропитания на пустынных, раскаленных берегах. Мы хорошо сознавали, какая опасность ждет нас впереди, но были так зачарованы ужасной бездной, что не могли повернуть назад. Перед нами, как воплощенная фантазия Данте, вставали над кипящим морем великие и ужасные чудеса земного ядра. Наша жизнь, да и вся жизнь в целом — все казалось ничтожным в сравнении с этим видением того, что спало в глубинах многие тысячелетия.

— Вулкан! — крикнула Уилла со своего поста у мачты, глядя в бинокль.

— Может, вернемся? — спросил я с носа, безуспешно отирая залитое потом лицо.

— Нет, поплывем дальше, — настаивала она. — Кажется, я вижу северный край моря или узкий пролив. Чуть выше уровня воды есть пещеры — их десятки. Должно быть, это старые лавовые жерла.

Игра паровых фонтанов на северо-западе видна была теперь более отчетливо, а взрывные звуки кипящей воды заставляли нас кричать, когда мы обменивались редкими замечаниями. Судя по всему, непосредственно за краем моря на северо-западе находилось огромное озеро или кратер с расплавленной лавой. Ручейки пламенеющей лавы переливались через край или вырывались наружу в легких конвульсиях, вызывая извержения пара, в то время как глубинные эманации тепла порождали воздушные пузыри, которые поднимались и лопались вокруг нас. По пути мы внимательно осматривали восточные стены, обнаруживавшие теперь безошибочные признаки вулканических воздействий. Мы миновали несколько небольших кратеров, по-видимому, погасших, чьи края спускались к самой кромке воды.

Ветер, перешедший в шквальные порывы, и бурлящие потоки кипящей воды делали дальнейшее продвижение невозможным. Мы посадили плот на мель на склоне небольшого кратера и, пришвартовав судно к валуну, двинулись пешком мимо кратеров на восточном берегу.

Мы не могли оценить глубину этих пропастей, и я даже не останавливался, чтобы воспользоваться отвесом, так как догадывался, что моя леска не достигнет дна и самой маленькой из них.

Обогнув лабиринт фумарол, уходивших в море слева, мы наконец подошли к огромному кратеру, жерло которого при значительном разрушении кромки могло бы поглотить все подземное море. Стоя на краю этой мрачной ямы, мы зачарованно вглядывались в темноту. Я почувствовал паническое желание броситься головой вниз в глубину, и мой болезненный порыв, должно быть, разделили Роджер и Уилла, потому что мы все молча и поспешно двинулись дальше.

Пробираясь мимо спекшихся склонов малых кратеров, мы раздумывали о возможности подземного толчка, который прорвет естественные дамбы и погонит морские воды в пасть кратера. Сама мысль о таком катаклизме была ужасна. Затем, обогнув утес, мы увидели северные стены моря и остановились в немом изумлении перед этой удивительно красивой сценой. Далеко слева мы видели многоцветный изгиб утесов, что склонялись, как пизанские башни, к куполу пещерного зала; их массивные гордые склоны зловеще мерцали в газовом сиянии вулкана. Раскачиваясь взад и вперед, падая, кружась, распыляясь, огромные тени извержений гейзеров плясали на воде и стенах демонической пантомимой под громогласную симфонию вздымающегося пара и кипящей воды.

— Преддверие Аида, — хрипло пробормотал Роджер, оглядываясь на пропасть, которую мы только что миновали. — Я бы не удивился, увидев здесь Харона с его ладьей, готового отвезти нас прямо к дьяволу.

Но пещеры или лавовые жерла, пронизывающие утесы прямо перед нами, вскоре увлекли нас дальше. Наконец мы почувствовали, что находимся на пути к проходу, ведущему к какой-то горной расщелине или малозаметной полости. Мы даже с надеждой ожидали увидеть подземный поток, который по какой-то удивительной случайности мог выходить на поверхность в глубоком каньоне одного из притоков реки Колорадо.

Войдя в одну из самых больших пещер, мы вскоре оставили позади тусклый свет пещерного мира, неуклонно спускаясь вниз, пока наши фонари внезапно не осветили глубокую пропасть. О прыжке через такой широкий провал нечего было и думать, а обойти его оказалось невозможно. Мы были вынуждены повернуть назад и выбрать другой коридор, но, пройдя небольшое расстояние и все время спускаясь, вновь оказались на краю пропасти — похоже, той самой, что остановила нас в первый раз. Однако, третий проход, находившийся в отдалении от этих тупиковых ходов, повел нас вверх; пройдя несколько сотен ярдов и перебравшись через множество крошечных ручьев, то теплых, то ледяных, мы вышли к медленно текущей и вполне судоходной подземной реке — будь мы на плоту, мы могли бы поплыть по ней. Но мы не собирались рисковать и плыть сломя голову в черноту неведомого русла; сперва следовало проверить, не выведет ли нас на поверхность один из коридоров.

Уступив в конце концов усталости и голоду, мы вернулись на плот, решив на следующий день продолжить осмотр фумарол. Мы так страдали от жары и изнеможения, что даже не стали выбираться из области горячих течений, а наугад пришвартовались и дошли пешком до места, куда долетал прохладный свежий бриз с далеких вод на юге. Хотя мы оставили корабль в получасе ходьбы, нападения амфибий мы могли не опасаться: горячая вода помешала бы им приблизиться к плоту по морю, а на узкой береговой полосе под утесами мы бы их сразу заметили.

В течение двух дней мы безуспешно осматривали вулканические проходы в поисках выхода из пещеры. Мы не были обескуражены: предстояло исследовать еще немало коридоров, а продержаться в пещере мы могли неопределенно долгое время, питаясь мясом карликовых динозавров и довольно вкусными корнями, найденными в джунглях.

На седьмой день после того, как мы вошли в пещерный мир, мы решили вернуться к оползню под Гамлет-холлом и выяснить, предпринимаются ли какие-либо усилия для нашего спасения, что мы надеялись выяснить по звукам взрывов или бурения. Мы возвратились к южным утесам без всяких приключений. Под плато, где мы подстрелили первого птеродактиля, мы высадились на берег и вытащили на сушу нос нашего корабля. Это было все, чем мы могли защитить плот от амфибий, поскольку вполне можно было ожидать, что до нашего возвращения они попытаются повредить судно — если мы вообще когда-либо вернемся. Мы, однако, спустили парус и вновь превратили его составляющие в куртки и рюкзаки.

В приподнятом настроении мы двинулись вверх по ущелью и через несколько часов дошли до выхода из узкого колодца, откуда мы впервые спустились в ущелье. К своему ужасу, мы обнаружили, что произошел новый обвал и колодец был полностью засыпан. В отчаянии мы потратили три динамитные шашки из нашего скудеющего запаса — и только лишний раз убедились в том, что никогда не сможем выбраться из ущелья.

И только когда последний взрыв разбросал камни над раздавленным телом амфибии, мы заподозрили, что дело неладно. Без сомнения, люди-рептилии были причастны к нашему последнему и величайшему несчастью.


Загрузка...