Гробница времени

ГЛАВА II

К тому времени, как мы упаковали и отправили наш багаж в Антлерс, ближайшую к пещере железнодорожную станцию, я успел позвонить Стратерсу и Ван Мару. Я хотел узнать подробности об их находке из первых рук. У меня было смутное подозрение, что эти спортсмены затеяли какой-то розыгрыш, однако их искренность не вызывала сомнений. Пещера, по их мнению, таила секрет, граничащий с чем-то сверхъестественным. Их рассказы не только совпадали в целом, но и отличались теми нюансами впечатлений, которые всегда характерны для явления реального, но воспринятого с двух разных точек зрения. Было и дополнительное доказательство того, что Стратерс и Ван Мар говорили правду — оба просили меня никому не рассказывать о причине новой экспедиции в Пещеру команчей; Роджер и Уилла уже пообещали им держать язык за зубами.

Мы выехали из Денвера, не побеседовав ни с кем из репортеров, так как не были уверены в разумности нашего предприятия и не имели никакого желания публично признать неудачу по возвращении из экспедиции на поиск «голосов духов» и предполагаемого сатанинского следа в Пещере команчей.

Ближе к вечеру мы добрались до Антлерса, где без особого труда нашли подходящих вьючных и седельных лошадей, а также надежного проводника или, скорее, конюха — ведь дорогу к пещере мы прекрасно могли найти и без него. Роджер заявил, что сам присмотрит за упаковкой вьюков, и мы с Уиллой до темноты гуляли под широкохвойными соснами в лесу, окружавшем городок. Когда мы снова встретились в Роджером в большом бревенчатом здании гостиницы, где нам предстояло провести последнюю ночь в цивилизованном мире, он все еще кипел энтузиазмом.

— По-моему, мы наняли того же проводника, что и партия Стратерса и Ван Мара, — сообщил Роджер. — Стоило мне упомянуть о Пещере команчей, как он посмотрел на меня круглыми глазами и сказал, что это «чертовски хорошее место, чтобы держаться от него подальше, Богом клянусь».

Утром, к окончанию завтрака, наша кавалькада была готова. Семь лошадей ждали во дворе под присмотром проводника, которого Роджер со своей обычной невозмутимой фамильярностью уже называл «Питом». Желтозубая ухмылка Пита и стройная, изящная Уилла в костюме для верховой езды цвета хаки не могли не привлечь внимания, тем более что Антлерс и так бурлил от любопытства благодаря таинственным и, вероятно, опасным на вид инструментам, торчавшим из нескольких вьюков. Я захватил с собой для использования в пещере несколько специально изготовленных электрических фар или налобных фонарей и хорошую камеру для работы со вспышкой. Кирки, лопаты, динамит и месячный запас провизии были погружены на трех вьючных лошадей, прочее разместилось в наших седельных сумках.

Как мы определили во время предыдущих поездок, до Пещеры команчей было около пятидесяти миль — и едва ли хоть один фут пути находился на уровне земли. Весь первый день мы медленно, но неуклонно продвигались вперед и к вечеру достигли отрога, откуда открывался великолепный вид на Миддл-Парк и Передовой хребет[2]. Здесь мы спустились к берегу быстрого горного ручья и разбили лагерь. За день мы проделали половину пути к пещере и почти не чувствовали усталости после этой долгой прогулки верхом, однако две лошади зашибли ноги о камни и хромали.

На следующий день мы продвигались еще быстрее, хотя нам пришлось с некоторым риском подниматься по узким тропам среди утесов. В полдень мы увидели гору с тремя вершинами, отмечавшую окрестности Пещеры команчей. Громадные леса, подпорченные огнем и топором, то исчезали, то поднимались со всех сторон, и дикий, суровый ландшафт постоянно менялся, как огромная и бесконечно разнообразная кинолента.

Роджер уже начал хвастаться нашей необычайной удачей, когда на последнем крутом подъеме одна из вьючных лошадей споткнулась и упала, скатившись к подножию склона. Несчастное животное почти не пострадало, но двести фунтов провизии рассыпались вокруг. Лишь в сумерках мы покончили с вьюком и двинулись по извилистому ущелью и последнему отрезку тропы к хижине; там нам предстояло оставить лошадей и дальше идти пешком.

Хижину мы нашли в хорошем состоянии. В ней зимовал какой-то траппер, но оставил все внутри лишь самую малость грязнее, чем прежде. К югу от небольшой полянки сквозь редкие заросли красных елей поблескивали тихие воды Буш-Крик. Мы были почти в миле от пещеры, которая находилась по другую сторону почти вертикальной стены на западе.

После десяти часов сна в несравненной атмосфере Западного Колорадо мы были готовы к любому начинанию. Уилла настояла на том, чтобы взять на себя часть работы по укладке вещей, и к десяти утра мы уже карабкались вверх по склону к Пещере команчей, нагруженные провизией. Мы оставили лошадей стреноженными в ущелье внизу, сложив наши пожитки в хижине, где крепкие дубовые стены обезопасили их от любопытных медведей и волков — единственных мародеров, которых стоило бояться.

Два часа спустя, несколько утомленные долгим восхождением, мы начали спускаться по западному склону большого хребта к известняковому пласту, под которым простиралась Пещера команчей. Уилла первой заметила пещеру — видимо, потому, что несла самый легкий рюкзак и могла уделять больше времени и энергии наблюдениям.

— Боб, я вижу пещеру! — крикнула она.

Мы остановились. Склон был такой крутой, что приходилось чуть ли не ложиться на спину из опасения упасть грудью вперед.

— Это ложный вход, — сказал я, проследив за движением ее пальца. Уилла указывала на огромную, заросшую кустарником впадину на склоне ущелья. Однако главный вход в пещеру находился прямо под нами, где осыпь, по которой мы спускались, переходила в небольшое плато. Теперь мы находились в бассейне реки Колорадо. К югу от нас лежали горы Васкес, а почти прямо к западу — знаменитое Красное ущелье.

Через несколько минут мы, шатаясь, выбрались на широкую, выложенную песчаником площадку у входа в пещеру. Сарай, что мы с Роджером построили год назад для хранения наших припасов, оказался даже в лучшем состоянии, чем хижина по другую сторону утеса, так как ни один траппер до нее не добрался. Правда, Роджер обнаружил мешок из-под муки и несколько пустых ружейных гильз, оставленных, как он предположил, охотничьим отрядом Стратерса и Ван Мара. Я не стал спорить. В тот момент меня самого поразило, как мало я интересовался практическими делами экспедиции. Рядом с Уиллой я чувствовал себя, как во сне.

Отдохнув в тени карликовых сосен, усеивавших небольшое плато — будущую штаб-квартиру нашей подземной деятельности — я повел Уиллу к главному входу в Пещеру команчей. Вся местность на уровне выходов известняка обнаруживала следы подземных пустот, и я по возможности подробней описал общую протяженность и расположение галерей, которые пронизывали гору с севера и востока. Свод у входа был довольно низким; чтобы войти в пещеру, приходилось нагнуться. Но ширина отверстия достигала почти пятидесяти футов, и в нескольких ярдах от склона горы пол круто уходил вниз, в то время как потолок оставался относительно ровным. Я объяснил все это Уилле, поскольку она прежде не бывала в пещере.

В наше отсутствие Пит взял на себя обязанности лагерного повара и, когда мы вернулись, нас уже ждала горячая еда. К часу дня мы вновь начали подниматься к Буш-Крик, направляясь за второй и последней в тот день партией груза. Пит высказывал все больше сомнений относительно пещеры и наших планов ее исследования.

— Я не полез бы в эту дыру и за миллион долларов, — признался он, вытирая свой загорелый лоб шейным платком в минуту отдыха.

— Ну, я не собираюсь предлагать тебе два миллиона, так что держись от нее подальше, — раздраженно сказал Роджер. Он растер ногу, на стопе вздулся болезненный волдырь, и походка Роджера больше напоминала игривые движения танцовщицы, пляшущей между обнаженными мечами.

В течение следующих трех дней мы переносили к пещере припасы и инструменты. Большая часть провизии осталась у Буш-Крик: Пит должен был доставить припасы, когда они нам понадобятся. Как-то раз, когда нас не было, лошадей, по всей видимости, напугал медведь. Три лошади сорвались с привязи, но Пит оседлал одну из оставшихся и вскоре пригнал беглянок обратно к ручью, где мы без особых затруднений их поймали. В остальном во время этой кропотливой подготовки к настоящей работе в Пещере команчей нам сопутствовала удача.

По мере того, как мое увлечение Уиллой Энсон росло, мой интерес к подземному приключению угасал. Все, что привело нас сюда, казалось мне плодом распаленного воображения и страхов двух исследователей-дилетантов. Мнение Роджера было прямо противоположным, да и Уилле не терпелось увидеть загадочный след в Гамлет-холле. Мне подумалось, что жалкий дикарь, вероятно, оставивший этот след несколько веков назад, и представить себе не смог бы, что его физическим или духовным наследием будет интересоваться такая красавица.

На следующий день после того, как последняя часть груза была перенесена к пещере и Пит остался один с лошадьми, мы с Уиллой совершили короткую экскурсию в пещеру, захватив с собой кирку и электрический фонарь. Нога Роджера болела так сильно, что он решил отдохнуть перед спуском в Гамлет-холл.

Как я и предполагал, Уилла была несколько разочарована своей первой вылазкой во внешние коридоры и залы Пещеры команчей. Она сказала, что мысленно сравнивала ее с пещерой Уайандот в Индиане, в которой побывала в качестве туристки, и что последняя показалась ей гораздо более замысловатой и живописной, чем Пещера команчей или, по крайней мере, осмотренный участок.

— Подождите, пока мы не доберемся до внутренних залов, — подбодрил я Уиллу на пути к выходу и залитому солнцем склону горы. — Вы увидите некоторые достопримечательности, ничем не уступающие пещере Уайандот и даже Мамонтовой пещере[3]. А если мы вдобавок услышим таинственные голоса Стратерса, то испытаем такой трепет, что волосы дыбом встанут. Знаете, между нами говоря, не очень-то весело услышать нечто подобное в полумиле под землей, когда от чернейшей ямы ада тебя отделяют лишь несколько спичек и маленькая батарейка.

Уилла вздрогнула.

— Я не против темноты, — сказала она, — но избавьте меня от этих голосов.

И я подумал, что если бы она всегда так шла рядом, почти касаясь меня, я с радостью бросил бы вызов всем колдуньям Аэндора в самом сердце зачарованных катакомб Ламии[4].