С тревожным любопытством я ступила в гостиную. Карл стоял у окна и, когда я вошла, обернулся. На лице его застыло угрюмое выражение, но, увидев, что это всего лишь я, он слегка улыбнулся. Стараясь, чтобы мой голос прозвучал как можно ровнее, я сказала:
— Николь, похоже, очень расстроилась. Она выбежала из дома.
Карл слегка смутился, словно в нем заговорила совесть.
— Мы повздорили. — Он опустился в кресло. Невзирая на его страшно усталый вид, я рассердилась. Он волен скандалить с Николь сколько ему вздумается, но у меня возникло подозрение, что чуть позже все ее жалобы на него придется выслушивать мне.
— Пойду ее проведаю, — сказала я. — Все равно она оставила здесь пальто.
— Нет, я сам пойду. Нечего тебя в это вмешивать.
— Стив попросил меня приглядывать за ней, пока его не будет.
— Она… совершенно невозможная, — проворчал Карл.
Я пробормотала что-то невразумительное и подошла к окну. Он явно не собирался мне рассказывать, из-за чего вспыхнула ссора. Пошел снег; крупные хлопья размером едва ли не с ладонь кружились в темнеющем небе. Я стояла, глядя на улицу, и вдруг вдоль дороги промелькнуло алое пятно. Машина Николь! Она пролетела на огромной скорости мимо дома и повернула к городу.
— Карл, она уехала! Это ее машина.
— Что? — Он вскочил и встал рядом, вглядываясь в снежные вихри. Забор было уже еле видно. — Ты уверена?
— Точно тебе говорю. Машина Ник.
— Она что, с ума сошла? Знает же, что в такую погоду за руль даже ненормальный не сядет. С таким ветром сейчас сугробов наметет по пояс. Куда ее черти понесли?
— Мне кажется, — осторожно сказала я, — она могла поехать к Патрису Шарбонье. Они дружат.
— Дружить с этим… Ну да, как же, она знает его с детства. Еще с тех времен, когда жила в Оттаве.
— Да, а что?
Как ему так быстро удается улавливать мои мысли? Он вдруг кинул на меня быстрый взгляд.
— Айрис, ты же не думаешь, что они с Шарбонье… — Он кисло улыбнулся. — Ягненочек ты мой, Патрис Шарбонье не интересуется женщинами. Вот уж кто Стиву не соперник. Я склонен подозревать, что Николь отвела ему роль исповедника.
Когда до меня дошел смысл его слов, я не слишком удивилась, зато обиделась, что меня назвали «ягненочком». И тут же в голову пришла другая мысль.
— Значит, ты не из-за этого разо… — Я прикусила язык, проклиная себя за неосторожность.
— Ты имеешь в виду, почему я разорвал нашу с Николь помолвку? Мел или Брон наверняка тебе уже все разболтали.
— Прости. Это не мое дело, я знаю, — быстро сказала я.
— А может быть, и твое.
Я взглянула на него. Он смотрел на меня сверху вниз, и я как-то сразу напряглась и застыла, едва дыша.
— Не было ничего такого, что бы вынудило меня разойтись с Ник, — задумчиво проговорил Карл. — Просто я в один прекрасный момент вдруг понял, что больше не люблю ее. Она красавица, но кроме физической привлекательности нужно что-то еще, чтобы сохранялась свежесть чувств, понимаешь? А наши отношения себя исчерпали; у нас с Николь не нашлось ничего общего. Даже не знаю, любил ли я ее вообще или мною двигало только сочувствие.
— Сочувствие?
— У нее было печальное детство, по крайней мере, так она говорит. Ее отец эмигрировал из Франции, но так и не нашел здесь работу. К тому времени, когда Николь исполнилось десять, он уже вовсю пил. Мать ее была наполовину индианка. Может быть, поэтому она так необычно смотрится. Дом держался целиком на матери; правда, по вечерам она еще подрабатывала в ресторане официанткой, но они все равно едва сводили концы с концами. Должно быть, туго им приходилось. Брат Ник уехал, как только ему стукнуло четырнадцать. Сбежал. Так они больше и не виделись, по-моему, хотя временами переписываются.
— Она сказала, брат в Ванкувере.
— Ну, Ник и сама уехала, едва ей минуло шестнадцать. Как она жила эти несколько лет — одному господу Богу известно; хотя могу себе представить. — Карл бросил на меня испытующий взгляд. Думал, я буду шокирована? Видно, он позабыл, что я собственными глазами наблюдала, как живут люди из низших слоев общества. — Она ничего толком не умеет, у нее никакой квалификации. Держи язык за зубами, Айрис. Она сказала мне, что подделала документы, чтобы получить это место в школе. Хотя французский-то она, естественно, знает.
— Бедная Николь, — невольно прошептала я. Со мной жестоко обращались, я пережила разочарование в жизни, но отчасти по своей вине. Мне никогда не приходилось бороться за свое существование или выбираться из низов на хотя бы минимально приличный уровень. Николь внезапно предстала передо мной в ином свете. — Стив по-настоящему ее любит, — заметила я.
— Да, по-моему, тоже. Бедняга.
Я прекрасно поняла, что он имел в виду, но, может быть, Стив считает, что быть женатым на Николь — уже огромное счастье, и поэтому так терпеливо сносит все ее выходки, капризы и требования. И я его понимала. Разве я не до такой же степени потеряла голову, влюбившись в Бивана? Я готова была прощать его до бесконечности, так что едва не перестала себя уважать. А теперь отдалась на милость другой эмоции, такой же неправильной и глупой, — демону ревности. Не сознавая, что говорю, я вдруг ляпнула:
— Ну что ж, неудача с Николь уже давно позади. Эмили Хейс — совсем другой человек.
— Эмили? Ты, собственно, о чем?
Глаза и голос Карла заледенели, и я сдрейфила.
— Я… Я только… Просто Брон, и Мел тоже… Все вокруг думают, что вы с ней… — Я смутилась и разгневалась одновременно.
— У Брон с Мелани навязчивая идея меня на ком-нибудь женить. Не начинай и ты, пожалуйста.
— Я и не начинаю… Мне и в голову… То есть…
— С тем же успехом я могу обвинить тебя в том, что ты хотела оставить себе это сказочное украшение, которое прислал Уильямс. Может быть, жалеешь, что вернула?
Мы смотрели друг на друга. В комнате стояла напряженная тишина; ветер бросал в оконное стекло горстья снежной крупы.
— Я правда хотела от него избавиться, — выдохнула я. — Браслет забрала мама, разве она тебе не сказала? Она собиралась отдать его сама и настоять на том, что Бив ко мне больше не имеет никакого отношения.
Карл как-то сразу расслабился, глаза потеплели, и он печально улыбнулся.
— Хорошо, прости, что я такое сказал. Прощаешь? И если правда хочешь знать — да, я рад, что не женился на Ник. А что касается Эмили, то мы с ней просто дружим — и все. Она очень любила одного человека. Но ничего не вышло. Я ей очень сочувствовал, она была просто на грани. Вот почему я стал ее понемногу развлекать. Чтобы помочь ей с этим совладать. Эмили — очень достойная девушка.
— П-понятно. — Я вдруг ощутила себя гусеницей, на глазах у которой Алиса откусила кусочек гриба и уменьшилась в несколько раз. Эта ничего не выражающая фраза «очень достойная девушка» убедила меня в том, что, собственно, ничего и не было. Если мужчина любит женщину, он никогда не скажет о ней «очень достойная».
— Не будем ссориться, Айрис, — теперь в его тоне преобладала мягкость. — Меньше всего на свете мне хочется тебя огорчать. — Он помолчал. — То есть даже наоборот, я подарил бы тебе все, что ты захочешь, если бы только мог. Например, браслет, взамен того, что ты вернула Уильямсу…
— Карл…
— Нет, дай мне договорить. Я, наверное, дурак из дураков, что не удержался и говорю прямо сейчас, но есть еще одна вещь, которую я бы тебе подарил, если бы только знал, что тебе этого хочется.
— Что, Карл?
— Простое золотое кольцо.
Мы молча смотрели друг на друга, а затем я вдруг оказалась в его объятиях, и через мгновение мы уже лихорадочно целовались. Все произошло как по мановению волшебной палочки.
— Я хотел подождать, пока ты не разберешься со своими чувствами к Уильямсу, — сказал Карл.
— Уже разобралась.
— Значит, ты выйдешь за меня замуж?
— Да, милый. Да, да, да.
Мы сидели на софе, обнявшись, строили планы и шептали друг другу всевозможные удивительные нежности, которыми всегда, наверное, делятся возлюбленные, а в комнате смеркалось, и снег за окном шел все сильнее и сильнее. Внезапно Карл вздрогнул и посмотрел на светящийся циферблат своих часов.
— Господи, Николь! Я совсем про нее забыл. Милая, прости меня, но надо позвонить Патрису в салон, убедиться, что она благополучно доехала. Когда Стива нет, я вроде как за нее отвечаю.
Пока он набирал номер, я зажгла свет и задернула шторы. Большие сугробы укрыли все вокруг белым. Наш волшебный час миновал, и я тоже забеспокоилась, как там Николь, особенно когда услышала:
— Не приезжала? Ты уверен? — Пауза. — Хорошо. Нет, не беспокойся. Я прослежу. — И Карл положил трубку.
— Айрис, ее там нет. — Он выглядел крайне встревоженным. — Ты уверена, что она именно туда направлялась?
— Скорее всего.
— Придется ехать искать, — мрачно заключил он. — От этой ее малютки на колесах в сугробах толку мало. О черт, она могла застрять на полпути, а на таком морозе там и до смерти заледенеть недолго. Надеюсь, ей хватило ума остаться в машине. Я возьму лопату и веревки. Может быть, придется ее откапывать.
— Я еду с тобой.
— Нет, дорогая. На улице Бог весть что творится. Тебе такие бураны в страшных снах не снились. Все будет в порядке. Я возьму пикап.
— Если ты справишься, значит, и я тоже. Ник может почувствовать себя плохо… или удариться в истерику.
— Получит хорошего шлепка, — равнодушно заявил Карл. — Ну ладно, только надень несколько свитеров, и, пожалуй, надо захватить с собой чаю в термосе. Заваришь, пока я подгоню пикап?
Когда я вышла к нему на улицу, мороз тут же пробрал меня до костей, а ветер откинул с головы капюшон. Снег обжигал лицо и замерзал на ресницах и губах. Карл пытался удержать дверь и одновременно впихнуть в машину меня, термос и два тюка с вещами. Включив дальний свет, мы ползком тронулись по дороге. Из-за снега, мельтешащего перед глазами и оседающего на ветровом стекле, почти невозможно было разглядеть, куда мы едем. Никогда бы не рискнула пойти на такое в одиночку, но я глубоко верила в шоферские способности Карла. По пути нам встретилась лишь одна машина — грузовик, медленно прорывающийся к магазину. Канадцы знают, чего ждать от своей погоды, и в этот вечер благоразумно сидели по домам. Хорошо, что я настояла на своем и поехала с Карлом, потому что все его внимание поглотила борьба с рулем и дорогой. Свирепый ветер наметал сугробы прямо у нас на пути, но большие колеса пикапа упрямо их сминали. Карл велел мне зорко смотреть по обеим сторонам дороги. Мы проделали где-то три четверти пути по направлению к городу, когда я увидела то, что искала: между вздымающимися во тьме снежными валами мелькнуло красное пятно.
— Вот она! Машина Николь!
Машина, частично уже занесенная снегом, косо застряла на краю канавы. Карл тихо ругнулся и добавил уже более разборчиво:
— Айрис, сиди здесь. Я посмотрю, там ли она, если да, вытащу.
Когда он открыл дверь, чтобы вылезти из машины, на меня обжигающе дунул ветер и припорошил снегом. Я внимательно наблюдала за Карлом, пока он пробирался к машине Николь. С некоторым трудом ему удалось открыть дверь, и с огромным облегчением я увидела, как он помогает Николь выбраться наружу. Он доволок ее до нашего пикапа и бесцеремонно втолкнул на заднее сиденье. Туда же перебралась и я.
— Она едва не замерзла, — коротко бросил Карл. — Укутай ее и попробуй влить в нее горячего чаю. Сейчас едем домой, машину заберем потом.
Николь словно оцепенела. Она была в меховой куртке, но без капюшона, без шарфа. Кожа на ощупь казалась ледяной. Я завернула ее в плед и налила в крышку от термоса чай, но когда попыталась заставить ее отпить хотя бы глоток, Николь, казалось, не понимала, что я говорю. Я растерла ей руки и похлопала по щекам, вскоре она вздрогнула всем телом, и ее начал бить озноб. По-моему, это сказывались одновременно шок и переохлаждение, потому что, хотя глаза ее были открыты, меня она, казалось, не видела. Я мягко с ней заговорила и в отчаянии попробовала влить в нее чай насильно. Часть пролилась, но потом Николь закашлялась и сделала глоток. Из глаз ее потекли слезы. Я сжимала ее ладонями крышку с чаем, чтобы согреть их, и уговаривала ее выпить еще, затем нащупала носовой платок и вытерла ей лицо. В глазах мелькнул проблеск сознания.
— Вот ты и в порядке, Ник, — приговаривала я. — Все хорошо, ничего не бойся. Карл везет нас обратно в Хай-Вайнс. Бояться больше нечего.
Она понемногу успокаивалась, хотя все еще дрожала, не в силах согреться. Я обняла ее, и она прилегла в моих руках, по-прежнему молча. К тому времени, когда мы наконец доехали до дома, прошла, казалось, целая вечность. Мы с Карлом помогли ей войти. Он тут же выскочил обратно на улицу, чтобы поставить пикап в гараж. Я спросила Николь, как она теперь себя чувствует, и она отозвалась послушно, как больной ребенок.
— Уже теплее, спасибо. Я устала, ужасно устала.
— Думаю, сейчас тебе нужно лечь. Поспишь в комнате для гостей, рядом с моей спальней. Миссис Дю Барри там убралась и постелила чистое белье. Я дам тебе свою ночную рубашку. Если Стив позвонит и не застанет тебя дома, он наверняка перезвонит сюда.
Она позволила мне отвести ее наверх. Сказала, что не голодна, но, если можно, выпила бы еще немного чаю, так что я оставила ее раздеваться и спустилась вниз, на кухню. Там я вдруг поняла, что сейчас умру от голода, поджарила хлеб и отнесла все наверх на подносе. Она уже лежала в кровати и, увидев меня, медленно села, вежливо поблагодарив за чай. Когда она взяла чашку, я заметила, что руки ее все еще дрожат.
Сидя в просторной кровати, в моей розовой кружевной ночной рубашке, с шелковистыми черными волосами, обрамляющими бледное как мел лицо, она совершенно не походила на ту невозмутимую, насмешливую, спортивную молодую женщину, какой всегда представлялась окружающим. Передо мной сидел маленький, беззащитный ребенок. К тостам она не притронулась, тогда я присела на край кровати и набросилась на еду, как волк. Снаружи буйствовал ветер, хлопая ставнями, но в спальне, в приглушенном розовом свете лампы было тепло и спокойно, как в раю.
— Николь, тебе правда лучше? Может, все-таки вызвать врача?
— Нет… Незачем. Мне… Я уже согрелась.
Может быть, ей нужно выговориться, подумала я и, чтобы помочь, заметила:
— Не на шутку ты, наверное, перепугалась, когда застряла там в снегу?
Она поставила пустую чашку на поднос и откинулась на подушки, глядя на меня своими огромными, непостижимыми, почти черными глазами. В их печальной глубине и выступающих скулах я теперь ясно видела черты ее индейских предков.
— Я не боялась, — без всякого выражения сказала она. — Я думала, что умру, и была этому рада… А вы с Карлом меня остановили.
— Николь! — Я была потрясена до глубины души, видя, что она не играет, а просто констатирует факт. Я не знала, что ответить, как ей помочь. После долгого молчания я прошептала: — Ник, почему ты так несчастна? У тебя здесь все есть… И Стив тебя так любит.
— Не надо мне было выходить за него замуж, — сказала она тем же ровным тоном. — Это было глупо. Я его не люблю. Я просто сделала глупость.
Меня вдруг охватило негодование.
— Да, не надо было, — согласилась я, и мой голос прозвучал так же едко, как у мамы. — Стив тебя любит без памяти, и из кожи вон лезет, чтобы тебе угодить, а тебе все мало. Не знаю, чего тебе еще нужно, но, по-моему, Стивен не заслужил, чтобы с ним так обращались. Тебе не приходило в голову, что бы с ним стало, если бы ты замерзла там до смерти?
Ее глаза ожили; она смотрела на меня, затем вдруг резко отвернулась лицом к стене. Наступила напряженная тишина.
— Прости, Ник, — начала я. — Наверное, не стоило так говорить, но Стив действительно тебя любит. Неужели тебе это безразлично?
Ответа не последовало. Она даже не шевельнулась. Я вздохнула, взяла поднос и пошла к двери.
— Постарайся заснуть. Утро вечера мудренее.
Карл сидел в гостиной, в кресле; длиннющие ноги вытянулись едва ли не на всю гостиную; в руках он держал по бокалу виски и один тут же протянул мне. Я подбежала и крепко прижалась к нему.
— Ну, как она?
— Кажется, заснула. Если позвонит Стив, не говори ему, что случилось. Скажи просто, что она здесь и рано легла спать, потому что устала.
— Она сама расскажет ему все, что захочет, когда он вернется. — Карл вздохнул. — Догадываюсь, какая она неуравновешенная. Стивен взял на себя огромную обузу.
— Наверное, он считает, что она этого стоит.
Я хотела передать ему слова Николь про то, как она собиралась умереть и радовалась этому, но он мог сказать, что у нее обычная истерика. А может, она и вправду говорила не очень серьезно.
— Я не собирался говорить тебе, из-за чего мы после обеда поругались, — сказал Карл, — но все-таки скажу. Она… Она вдруг заявила, что уходит от Стивена. — Он как будто смутился. — Попросила, чтобы я ее увез отсюда. Боюсь, я не сдержался. Из-за Стива. Я ей здорово нагрубил.
Тогда я призналась ему, что и сама высказалась почти по тому же поводу.
— Давай не будем ей пока говорить, и остальным тоже, про нас, ладно? — попросила я.
Он взглянул на меня печально и нежно.
— Если ты этого хочешь. Хотя я жду не дождусь, когда они все узнают.
— Давай подождем хотя бы, пока приедет Стив, и твоему отцу сделают операцию, и все встанет на свои места.
— Как скажешь, любимая. Кстати, звонила Брон. Связь была жуткая. Сплошные помехи. Сказала, чтобы я даже и не думал забирать сегодня Мел, а приезжал, когда стихнет пурга. Папина операция назначена на завтра, на два часа.
Дважды за этот вечер я на цыпочках поднималась наверх и подкрадывалась к двери Николь, чтобы взглянуть, как она там, но она спала. Мы с Карлом поджарили себе яичницу с беконом и выпили, наверное, ведро кофе. В конце концов тоном маленького мальчика, выклянчивающего угощение, он попросил:
— А можно, мы сейчас все-таки позвоним твоей маме и скажем, что мы помолвлены? Только попробуем, и все.
Я, смеясь, согласилась, но дозвониться мы не смогли. Вероятно, телефонная линия была повреждена.
— Кстати, — вспомнила я. — Что же ты ей такое сказал, что она приехала сюда на Рождество? По-моему, теперь уже можно.
Карл с довольным видом улыбнулся.
— А, просто сказал, что как только ты избавишься от этого самого Уильямса, я приложу все усилия к тому, чтобы стать ее зятем. Естественно, она тут же заявила, что приедет и посмотрит на меня самолично. Ловко придумал, правда?
Я потеряла дар речи.