Громыко. Война, мир и дипломатия

Как создавалась социалистическая система

После Тегеранской, Ялтинской и Потсдамской конференций, а также после встречи Сталина и Черчилля в Москве (октябрь 1944 года), на которой были очерчены контуры раздела сфер влияния в Восточной Европе, союзники входили в новую геополитическую реальность. Военное присутствие обеспечивало СССР прочные позиции, но плачевное экономическое положение диктовало поиск компромиссов. Сталин предполагал получить гарантии советского влияния в Восточной Европе и сохранить союзнические отношения с Западом. Однако отказ от роли младшего партнера Запада неизбежно должен был привести к пересмотру первоначальных планов политического устройства Польши, Чехословакии, Румынии, Болгарии. А планы были прямо-таки удивительные.

Будет ошибкой считать, что Сталин с самого начала думал, что Восточная Европа должна стать коммунистической, и прикрывал свои замыслы игрой в демократию. На самом деле главной его идеей было создание коалиционных правительств с «целью проведения необходимых реформ в интересах не только рабочего класса, но и других слоев населения». Об этом он говорил 24 мая 1946 года на встрече с польской правительственной делегацией во главе с президентом Польши Б. Берутом и премьер-министром Э. Осубка-Моравским: «Каков характер строя, установившегося в Польше после ее освобождения?.. Демократия, которая установилась у вас в Польше, в Югославии и отчасти в Чехословакии, — это демократия, которая приближает вас к социализму без необходимости установления диктатуры пролетариата и советского строя»^{158}.

В воспоминаниях Громыко, как писал Георгий Корниенко, однозначно говорится о том, что советское руководство и лично Сталин придавали вопросам организации послевоенного мира «исключительное значение».

«Я специально интересовался этим у Громыко, и он подробно рассказывал, какие строгие и вместе с тем конструктивные наказы давал Хозяин ему в 1944 году перед конференцией в Думбартон-Оксе, где вырабатывался Устав ООН. Исходя из этого, а также из других моментов, обсуждавшихся в связи с подготовкой и ходом Ялтинской конференции, у Громыко, по его словам, сложилось твердое убеждение, что Сталин в ту пору был определенно настроен на длительное послевоенное сотрудничество с Западом, и прежде всего с США. В частности, когда в советском руководстве обсуждалась позиция СССР относительно местонахождения штаб-квартиры ООН, Сталин, высказавшись за ее пребывание в США, а не в Европе, аргументировал это целесообразностью активного участия США в мировых делах и нежелательностью повторения в этом отношении истории с Лигой Наций, к созданию которой США приложили свою руку, а затем остались вне этой организации.

Кстати, все это совпадает во многом с впечатлениями, которые вынес из бесед со Сталиным Идеи. Как он рассказывал Гопкинсу, по его мнению, у Сталина было два разных плана на послевоенный период: один из них, более предпочтительный для СССР, основывался на предположении, что США и Великобритания будут продолжать сотрудничать с Советским Союзом, а второй — на предположении, что США после окончания войны отойдут от европейских дел. Предпочтительность для Сталина первого варианта Иден усматривал в том, что сам Сталин “не был готов к последствиям установления Россией контроля над европейскими делами”.

То, что до определенного момента, наступившего уже после смены президента США, Сталин исходил из предпочтительности сохранения сотрудничества с западными державами, подтверждается практическими действиями СССР в восточноевропейских странах по мере их освобождения советскими войсками. Хотя Москвой, конечно, предпринимались шаги по установлению в них режимов, которые были бы дружественными по отношению к СССР (о чем Сталин, как мы помним, заранее предупреждал союзников), но, вопреки сформировавшемуся впоследствии стереотипному представлению, никакой торопливости в “советизации” этих стран первоначально не проявлялось. Скажем, выборы, состоявшиеся в 1945 году в Болгарии и Венгрии — в условиях пребывания и там, и там советских войск, — принесли успех силам противоположной политической ориентации»^{159}.

Есть и другие доказательства, что в 1945— 1946 годах Москва не планировала создание в Центральной и Восточной Европе прокоммунистических режимов. В одном из интервью бывший посол СССР в ФРГ Валентин Фалин так охарактеризовал тогдашнюю ситуацию: «Обратимся к блокнотам Вальтера Пика, в которых он фиксировал соображения Сталина по ходу бесед, состоявшихся у них с 1945 по 1952 годы. На что упирал Сталин? “Никаких попыток создать на территории Восточной Германии мини Советский Союз, никаких социалистических реформ, ваша задача — довести до конца буржуазную революцию, начатую в Германии в 1848 году и прерванную сначала Бисмарком, а затем Гитлером”».

В противодействии сепаратистским тенденциям, которые насаждались и стимулировались Францией, Англией и США, Сталин видел основу для консолидации антифашистских сил разной политической окраски.

Раскол Германии противоречил стратегическим интересам СССР — он вел к монополии США на мировом рынке. И в Потсдаме Сталин предложил: будет единая демократическая Германия, будут общегерманские партии и профсоюзы, общегерманская печать, общегерманская церковь — и католическая, и протестантская. Ответ: американцы — против политического единства, американцы, англичане и французы против общегерманских партий, профсоюзов, СМИ. В 1946 году СССР предложил провести в Германии свободные выборы, создать национальное правительство, заключить с ним мирный договор и за год-два вывести все оккупационные войска. Против — все. Маршалл, госсекретарь США, заявил: «У нас нет оснований доверять демократической воле немецкого народа. Мирный договор будет выработан без немцев и продиктован им, когда Вашингтон сочтет это нужным. Мы пропишем им те условия, которые будем считать нужными».

Фалин писал: «Я прочел все меморандумы Совета национальной безопасности США тех лет и могу доказать документально: пытаясь с ними договориться, мы попусту теряли время — Вашингтон не устраивал сам факт существования СССР. Джозеф Грю, друг Рузвельта, и. о. госсекретаря США, 19 мая 1945-го пишет Трумэну: “Если есть что-то в мире неотвратимое, это война между США и Советским Союзом. Гораздо надежнее иметь столкновение прежде, чем Россия восстановит разрушенную войной экономику и обратит свои людские и природные ресурсы в политический и военный потенциал”. А Трумэн сразу после Потсдама поручает Эйзенхауэру готовить операцию “Тоталити” и в последнюю декаду августа появляются перечень 15 советских городов, первоочередных целей и оценка — с учетом опыта Хиросимы и Нагасаки — числа атомных зарядов, потребных для их уничтожения. Планов ядерной войны против СССР с 1945 по 1949 год было не меньше шестнадцати, список целей разросся с 15 до 200, число бомб перевалило за 300».

Явно в меньшинстве оказались американские «диссиденты», мнение которых выразил вице-президент (до 1944 года), министр торговли Генри А.Уоллес в своей речи в сентябре 1946 года, после которой и был уволен президентом Трумэном. «С нашей стороны, — говорил он, — мы должны признать, что политические дела в Восточной Европе касаются нас не больше, чем Россию — политические дела в Латинской Америке, Западной Европе и в самих Соединенных Штатах… Нравится нам это или нет, но русские постараются сделать социалистической свою сферу влияния точно так же, как мы стараемся сделать демократической свою сферу влияния… Русские имеют не больше оснований возбуждать политическую активность местных коммунистов в Западной Европе, Латинской Америке и Соединенных Штатах, чем мы оснований вмешиваться в политическую жизнь Восточной Европы и России»^{160}.

В начале 1948 года югославским коммунистам в Кремле по секрету сказали, что советские ученые уже создали атомную бомбу, более мощную, чем американская. Работа в этом направлении шла ураганными темпами. Уже 25 декабря 1946 года в лаборатории № 2 на окраине Москвы был пущен урано-графитовый ядерный реактор, на котором была получена ядерная реакция.

Впоследствии Громыко высказал глубокое соображение по поводу применения американцами атомных зарядов в августе 1946 года против Японии. Несмотря на явное военное преимущество, полученное ими после бомбардировок городов Хиросима и Нагасаки, в стратегическом плане они, сами того не желая, дали мощный толчок к созданию советского ядерного оружия.

Сталин знал: в 1949 году бомба будет. Но что такое единственная бомба, если у Трумэна она давно есть и не одна, вкупе с бомбардировщиками, способными доставить ее в СССР. А при этом американский президент до сих пор не решился нанести удар по СССР.

Сталин был уверен, что одной бомбы для победы недостаточно. В 1948 году он не побоялся обострить конфликт до предела и начать блокаду Берлина, хотя на первый взгляд никакой логики в его действиях не было: только что он прекратил помощь греческим республиканцам.

На самом же деле его расчеты опирались на вполне адекватную оценку ситуации. Во-первых, в ноябре состоятся президентские выборы в США, внимание Белого дома отвлечено. Во-вторых, он располагал донесениями разведки, из которых следовало, что вплоть до середины 1950-х годов США не будут располагать в нужном количестве ядерными зарядами, способными нанести решающий урон военно-промышленному потенциалу СССР и, что крайне важно, — достаточными для ведения боевых действий одновременно в Европе и на Дальнем Востоке. Российское пространство здесь, как и всегда, оказывалось мощным оружием Москвы.

Знание о небольшом объеме ядерных запасов позволило Сталину начать острую игру на обоих флангах, западном и восточном, где в Китае шла гражданская война между Гоминьданом и коммунистами.

Одной из Ялтинских договоренностей было решение рассматривать режим Чан Кайши как буфер между северо-востоком Азии, где были сильные позиции СССР, и зоной влияния США в Тихоокеанском бассейне. Сталин обещал не поддерживать китайских коммунистов в их борьбе против гоминьдановцев. Внешне это выглядело как уступка американцам, но на самом деле он не намеревался прекращать помощь Мао Цзэдуну. Напомним, что в феврале 1945 года, когда ялтинский воздух был пронизан весной и близкой победой, Сталин и Рузвельт надеялись на длительное сотрудничество и поэтому гасили возможные противоречия. При более глубоком анализе становилось ясно, что Сталин фактически повторял свой китайский опыт 1927 года, когда рекомендовал слабой тогда КПК пойти на союз с Чан Кайши. 14 августа 1945 года, сразу после объявления войны Японии, был заключен договор о дружбе и союзе СССР и гоминьдановского Китая. Из него следовало, что Москва не вмешивается во внутренние дела соседа. При этом СССР получил право на военно-морскую базу в Порт-Артуре, на порт в Даляне, на совместное управление Китайской Чанчуньской железной дорогой (КВЖД и ЮМЖД) и на ведение бизнеса в Китае. Однако Маньчжурия, где находились советские войска, служила базой для Китайской народно-освободительной армии.

«Пакс Американа» и создание социалистического лагеря

«В сентябре и октябре 1945 года принимаются решения, программировавшие вооруженные силы США на “нанесение первыми удара по источнику угрозы нападения”. При этом особый упор делался на внезапность превентивного удара как “единственной гарантии успеха”, на “мгновенный парализующий удар”. В ноябре штабы выдают “исследовательский” документ, в котором назывались 20 советских городов как возможные цели атомного нападения. Не обязательно в ответ на предполагавшееся нападение СССР. Первый удар замышлялся также при обнаружении “признаков обретения врагом способности в процессе его промышленного и научного развития атаковать Соединенные Штаты или обороняться против нашего (американского) нападения”.

Тогда же, в конце 1945 года, стартовало систематическое разведывание советской территории авиацией США. Поначалу самолеты проникали в наше воздушное пространство, включая район Москвы, без опознавательных знаков, затем они летали какое-то время под британским флагом. 50 лет спустя руководитель аэрофотосъемок откровенно признал, что без этого вопиющего нарушения международного права американские планы ведения войны против СССР не стоили бы бумаги, на которой они написаны. Отвечая на вопрос, а проводил ли Советский Союз авиаразведку территории Соединенных Штатов, генерал дал краткий и ясный ответ — не проводил.

Вот в такой атмосфере в декабре 1945 года в Москве состоялось Совещание министров иностранных дел четырех держав. В рамках этой встречи госсекретарь США Бирнс имел продолжительную беседу со Сталиным. Вернувшись в Штаты, Бирнс выступил 30 декабря с обращением к своим соотечественникам. После переговоров в Москве, сказал он, он больше, чем когда-либо до сих пор, уверен в возможности “мира, который основывается на справедливости и мудрости”.

Бирнса вызвал к себе Трумэн. 5 января 1946 года между президентом и госсекретарем состоялся “разговор по принципам”. Нам компромиссы не нужны, подчеркнул Трумэн, у нас свои задачи, свои цели, и нужно твердо вести линию на “пакс Американа”. Собственно, 5 января 1946 года и есть, хотя и условная, дата провозглашения “холодной войны”. Возможно, не лишне добавить, как Трумэн интерпретировал этот род занятий. По его словам, “холодная война” — эта та же война, которая ведется другими средствами»^{161}.

Сталин всячески избегал повода для конфликта с США, удовлетворяясь на тот момент контролем над Северной Маньчжурией. Под давлением американцев в марте — мае 1946 года из Китая были выведены части Красной армии, а американцы свои войска там оставили, в том числе в Пекине. За 1945—1946 годы объем американской помощи Чан Кайши составил 6 миллиардов долларов^{162}. В конце июня 1946 года войска Гоминьдана начали широкое наступление на «северные территории», и коммунисты утратили значительную часть занимаемых позиций. Однако помощь из Москвы помогла отбить наступление и сохранить маньчжурскую базу, которая стала основой для разгрома Чан Кайши. Война вступила в решающую фазу.

Подчеркнем, что еще в конце октября 1945 года на Чукотский полуостров был переведен из Южной Германии 126-й горнострелковый корпус, а в 1946 году там была размещена 14-я десантная армия под командованием генерала Николая Олешева. «Армия имела стратегическую задачу: если американцы совершат на нас атомное нападение, она высаживается на Аляску, идет по побережью и развивает наступление на США»^{163}.

23 февраля 1948 года началась Лондонская конференция, в которой участвовали США, Англия, Франция, Бельгия, Нидерланды, Люксембург. Будущее Германии решалось без участия СССР, что стало подтверждением окончательности происходящего расхождения. По результатам конференции было решено создать новую валютную систему западных зон оккупации Германии. Отсюда был всего один шаг до воссоздания проамериканского германского государства.

Зимой 1947/48 года начался кризис в Чехословакии, где из-за неурожая 1947 года было получено всего две трети среднегодового сбора зерновых и менее половины — картофеля. Прага обратилась за помощью к США, но американский посол прямо предложил изменить внешнеполитический курс страны. К. Готвальд обратился в Москву и получил продовольствие. Как говорил чехословацкий министр внешней торговли Рипка об американцах: «Эти идиоты в Вашингтоне привели нас прямо в сталинский лагерь»^{164}.

В 1947—1948 годах в Западной Европе прошло несколько крупных забастовок, организованных компартиями.

Спасая Чехословакию от голода, Сталин шел на укрепление советских позиций в этой стране с либеральным социал-демократическим правительством. Такое государство его в принципе устраивало, но теперь, когда Запад стал быстро восстанавливать экономику своих трех оккупационных зон Германии, все дальше отходить от идеи устройства демократической нейтральной Германии, приходилось менять стратегию.

Сталин принял решение: президент Бенеш, с которым у него были установлены дружеские союзнические отношения, теперь должен уйти, а президентом стать коммунист Готвальд.

25 февраля было сформировано коммунистическое правительство. Передача власти произошла почти безболезненно, если не считать самоубийства министра иностранных дел Яна Масарика. 10 марта он выбросился из окна.

В ответ американское военное командование 12 марта приказало проверить планы мобилизации. 13 марта в США было решено ввести воинскую повинность и усилить охрану атомных арсеналов. Военный министр Ройол предупредил Трумэна, что в случае войны американские войска в Европе и на Японских островах будут уничтожены.

В начале марта советская военная администрация стала выборочно ограничивать проезд союзников в берлинские западные зоны оккупации. Началась блокада. Выяснилось, что никаких юридических прав на передвижение по советской зоне (кроме как в воздушных коридорах) у бывших союзников не имеется.

Как раз под «зонтиком» берлинской блокады, отвлекающей внимание противников, Мао Цзэдун и Сталин осуществили в Китае решающий удар по проамериканскому режиму Чан Кайши. После поражения в Иране Москва, в нарушение Ялтинских соглашений, активизировалась на Дальнем Востоке.

Перекрыв в Берлине железные и автомобильные дороги, а также отключив электричество, советская администрация перевела тлеющий конфликт в опасную стадию.

Американцы стали снабжать Западный Берлин всеми имеющимися транспортными самолетами, а 29 июня англичане разрешили им перебазировать на Британские острова 60 бомбардировщиков Б-29, способных нести атомные бомбы. Еще один отряд бомбардировщиков прибыл на Окинаву. На флангах СССР обозначилась атомная угроза.

Дело явно зашло далеко. В мае — июле 1948 года Объединенный комитет начальников штабов провел штабную игру «Пэдрон», были проанализированы возможные действия между СССР и США в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке в течение двух первых недель конфликта. Выводы американских штабистов были неутешительны. Советские войска быстро захватывают Берлин и Вену, выходят к Рейну, успешно действуют в Иране и Корее, а советские союзники — в Греции, советские десанты занимают район Нома на Аляске. Только в одном пункте на Аляске, в районе Фэрбэнкса и Анкориджа американцы отбивают десанты. Выяснялось, что у советских войск будет подавляющее превосходство в воздухе. На совещании в министерстве обороны США начальник штаба ВВС X. Вандерберг признал, что у него нет полной уверенности в эффективности атомной бомбардировки советской территории.

Сталин располагал информацией разведки, что «американский ядерный арсенал был слишком мал для начала большой войны против СССР»^{165}.

Вдобавок к этому ему поступали сведения, что в Берлине французская администрация не верила в возможность американцев долгое время снабжать Западный Берлин по воздуху, англичане тоже сомневались в этом.

Советская военная администрация в Берлине уверяла Москву, что операция американских ВВС обречена на провал и что Запад пойдет на уступки. При этом Сталин не захотел прислушиваться к сообщениям о неэффективности блокады, которые исходили от «кембриджской пятерки» из Вашингтона и Лондона (Д. Маклейн, Г. Берджесс, К. Филби, Э. Блант, Дж. Керн кросс) и других источников. Как ни странно, Сталину даже не доложили об очень важном сигнале из Лондона: министр иностранных дел Э. Бевин заявил, что «если мы сейчас не займем твердой позиции, наше положение в Европе станет безнадежным». Это донесение было направлено только Молотову и его заместителю по Комитету информации В.А. Зорину. О нем знал и Громыко. «Подобным же образом советское политическое руководство было лишено достоверной информации и об успешном решении проблемы снабжения Берлина по воздуху»^{166}.

Но будет ошибкой считать, что Сталин даже сейчас был настроен на военную конфронтацию в Европе. Здесь, в ее центре, он хотел только возвращения статус-кво, то есть совместного управления Германией посредством старого «четырехстороннего соглашения». Встретившись в конце июля 1948 года с американским послом У. Смитом, он сказал, в чем главный смысл происходящего: бывшие союзники хотят восстановить Германию, и теперь в мире будут две Германии. В его словах сквозила тревога о возрождении государства, которое дважды наносило России огромный ущерб. В 1948 году Советский Союз заключил с рядом восточноевропейских стран договоры о сотрудничестве и взаимопомощи, создавая оборону от возможной агрессии.

Блокада Берлина продолжалась до мая 1949 года, хотя уже гораздо раньше стало ясно, что американцы выстояли и отныне их участие в европейских делах делается постоянным. Трумэн отказался от идеи Рузвельта вывести войска из Европы и принял решение оставить их на постоянное базирование. Франция, колеблющаяся и опасающаяся возрождения Германии, теперь тоже была привязана к нарождающемуся западному военному блоку.

В Берлине Сталин проиграл. С единой нейтральной Германией, как он задумывал, ничего не вышло. На президентских выборах в США Трумэн одержал безоговорочную победу: после Чехословакии и Берлина прорузвельтовского курса больше не могло и быть.

СССР проигрывал и в экономическом противостоянии. Рассчитывая на послевоенный экономический кризис производства и сбыта, как это было после Первой мировой войны и что в конце концов привело к предпосылкам Второй мировой, советское руководство совершало стратегическую ошибку, приведшую в конце концов к печальным результатам. Ожидая разрушительного кризиса на Западе, Кремль надеялся сохранить приемлемый баланс сил в Европе, сохранить свои позиции как возможного союзника одной из сторон мирового конфликта — ведь в начале 40-х годов именно так и произошло. Но его ожидания не оправдались.

Неудивительно, что внутренняя жизнь СССР сделалась еще суровее, так как возникшие было надежды оказались миражами. На 12-миллиардную американскую помощь Европе по «плану Маршалла» (из них 9 миллиардов выделялось Западной Германии) Советский Союз мог ответить только усилением идеологической и политической борьбы.

4 марта 1947 года в Дюнкерке был подписан договор о взаимопомощи между Англией и Францией, возрождающий воспоминание об Антанте. Он был направлен против возможной агрессии Германии, которая на тот момент была разделена на оккупационные зоны и не имела государственности. Вскоре поняв, что германская опасность эфемерна, англичане выступили инициаторами создания в Европе военно-политического блока, направленного против СССР.

Зимой 1946/47 года в Европе происходили потрясающие события, значение которых для будущего еще трудно было оценить. Зима была жестокая, в Англии, обогреваемой Гольфстримом, где в домах не существовало центрального отопления, река Темза замерзла до самого Виндзора. Острая нехватка угля привела к энергетическому кризису.

«По всей Британии угля было настолько мало, что пришлось закрыть электростанции, а подача электроэнергии промышленности сильно сократилась либо прекратилась вообще. Безработица выросла в шесть раз, а британское промышленное производство натри недели практически остановилось — к такому результату не могли привести даже немецкие бомбежки.

Неожиданный дефицит энергии привел к осознанию предела нищеты, до которого опустилась Британия в результате войны. Ее имперская роль оказалась неподъемным грузом»^{167}.

Во всей Европе не хватало продуктов питания, сырья, валютных запасов, чтобы импортировать необходимые товары. Европа застыла, и это могло привести к мировому экономическому кризису.

Великобритания, чтобы выжить, пошла на беспрецедентные шаги: она стала сбрасывать со своего государственного корабля неподъемные «имперские грузы». Студеным февралем 1947 года лейбористское правительство Эттли объявило, что предоставит независимость Индии, а проблему Палестины, где евреи и арабы вошли в неразрешимый конфликт, передаст на рассмотрение ООН. Также было передано в Вашингтон, что больше нет возможности поддерживать экономику Греции и, следовательно, на США ложится ответственность за Средиземноморье, Ближний и Средний Восток. Сжатие Британской империи приводило Америку в зоны бывшего английского влияния и еще обширнее делало соприкосновение двух мировых гигантов.

Это продолжилось и в Иране, нефтепромыслы которого были главным украшением «Англо-иранской нефтяной компании». После ухода отсюда советских войск прокоммунистическая партия ТУДЕ организовала массовые политические акции для давления на тегеранское правительство; во время всеобщей забастовки и демонстрации на английском нефтеперерабатывающем комплексе в Абадане были убиты несколько человек. Англия никак не могла уйти отсюда, но и удержаться вряд ли могла.

Должно быть, в Кремле считали, что напряжение достигло кульминации.

Однако Великобритания предпочла и здесь поделиться и извернулась, пригласив в Иран американские компании «Джерси» и «Сокони». Пробоина, которая могла потопить корабль, была закрыта.

Правда, это еще не ликвидировало европейскую экономическую катастрофу.

Однако «хищники с Уолл-стрит» придумали гениальный способ остановить кризис и укрепить американское присутствие. Суть способа в июне 1947 года изложил Государственный секретарь США Джордж Маршалл на церемонии присуждения ученых степеней в Гарвардском университете. Он предложил кредитовать Западную Европу, то есть дать ей взаймы достаточно валютных ресурсов и тем самым решить сразу несколько проблем: остановить распад, обеспечить сбыт американских товаров и услуг, ослабить коммунистическое влияние. США приобретали Западную Европу точно так же, как только что приобрели Англию.

Эта идея получила название «план Маршалла». В процессе реализации она привела еще и к падению роли прокоммунистических шахтерских профсоюзов, так как дефицит угля был восполнен дешевой нефтью. Хорошо организованные шахтеры, способные угрожать правительствам, были отодвинуты на обочину политики. Постепенно основанная на угле европейская экономика переходила на нефть. И с этого момента, после синхронизации европейской потребности в нефти и подъема добычи нефти на Ближнем и Среднем Востоке, на Западе начался новый отсчет времени.

Продолжилась, как сказано в монографии Громыко, внешняя экспансия. «Экспансионистский характер американо-английского финансового соглашения от 6 декабря 1945 г». — так названа одна из глав его монографии. И эта формула отнюдь не преувеличение. Американцы по-настоящему проутюжили союзников!

«Это соглашение, заключенное после прекращения американских поставок Англии по ленд-лизу, является показателем того, как монополии США использовали экономические затруднения Англии, чтобы навязать ей кабальный заем и еще больше укрепить свои международные позиции за счет ослабления своего партнера по войне…

Сама Англия не располагала долларовыми запасами для оплаты американского импорта, а английский экспорт в США способен был покрыть лишь незначительную часть английской задолженности в платежном балансе США. Это было связано с тем, что Англия, во-первых, не могла продавать Соединенным Штатам многие товары, конкурировавшие с американскими, ввиду высоких американских таможенных пошлин и, во-вторых, не могла перестроить быстро свою промышленность, которая в период войны в основном обслуживала военные нужды»^{168}.

И Андрей Андреевич дотошно анализирует условия этого займа (3,75 миллиарда долларов), который был «связанным»:

«Положение Англии осложнялось и тем, что она была вовсе не свободна в выборе товаров на американском рынке. Важнейших видов оборудования для тяжелой, особенно угольной, промышленности ей так и не удалось закупить ни на этот заем, ни на последующие. Большая часть займа расходовалась на покупку навязанных по условиям соглашения товаров, в сбыте которых были заинтересованы американские фирмы и корпорации»^{169}.

Кроме того, в условиях соглашения было оговорено, что Англия не может получать долгосрочных займов от стран Британского содружества на более льготных условиях, чем условия «настоящего кредита».

Громыко припечатывает: «Это было одно из наиболее унизительных для Англии условий соглашения»^{170}.

Лондон обязался также ратифицировать Бреттон-Вудское соглашение о создании Международного банка реконструкции и развития и Международного валютного фонда.

«Бреттон-Вудское соглашение лишило Англию права изменять паритет фунта стерлингов по отношению к доллару без санкции фонда, а в действительности без санкции Соединенных Штатов. Оно дало также США возможность концентрировать в своих руках все большие запасы золота по ранее установленной выгодной для них цене. Это явилось ударом не только по Англии, но и по всей Британской империи, учитывая, что некоторые доминионы (прежде всего Южно-Африканский союз) занимали видное место в добыче золота.

Обязавшись поддержать американский план создания международной торговой организации, английское правительство тем самым дало возможность США осуществить дальнейшее продвижение в страны стерлинговой зоны. Заем тем самым был использован американскими монополиями для того, чтобы заставить Англию смягчить так называемую систему имперских преференций (предпочтительных тарифов) и открыть еще более широкий доступ для экспорта своих товаров и капитала в страны стерлинговой зоны»^{171}.

Таким образом, была окончательно обрушена таможенная крепость Англии, которой она защищалась от иностранной конкуренции, «прежде всего со стороны США, Германии и Японии».

(Если бы Громыко знал, что такая же судьба была уготована и Берлинской стене! Описав глобальное наступление американского капитала, Андрей Андреевич как будто остановился в шаге от страшных для будущего СССР выводов.

Дальнейшие сведения о том, что американцы, сразу повысив цены на импортируемые Лондоном товары, только на этом заработали свыше четверти всей суммы займа — 28 процентов, — уже не производят такого впечатления, как предвидение будущего краха советских позиций в Европе.)

Однако то, что последовало за кредитом для Англии, было просто невероятно! Мы имеем в виду «план Маршалла», программу широкой экономической помощи США для послевоенной Европы, который в общих чертах повторил и расширил стратегию того кредита. Безусловно, американцы имели право заявлять, что помощь, предоставляемая ими в рамках плана, восстанавливает экономику европейцев, возрождает свободную конкуренцию, расширяет экономические связи в западном мире. О другой стороне медали они предпочитали не распространяться. «Связанные» американские кредиты обеспечивали в Европе рынок для американских товаров и «ограждали США от конкуренции соответствующих товаров страны-получателя и т. п., не говоря уже о политических и военно-стратегических выгодах, которые США получили в обмен на помощь».

«Говоря о “плане Маршалла”, необходимо подчеркнуть, что особую роль он должен был сыграть и на деле сыграл в навязывании Западной Европе политики гонки вооружений. Важное значение придавалось восстановлению германского милитаризма. Уже 25 июня 1947 года, т. е. через 20 дней после выступления бывшего государственного секретаря Джорджа Маршалла в Гарвардском университете, где он изложил в общих чертах упомянутый план, его бывший заместитель, а в последующем также государственный секретарь США Д. Ачесон заявил в комиссии по кредитам палаты представителей о том, что американское правительство рассматривает задачу восстановления германского производства (а по существу германского военно-промышленного потенциала) в качестве основы “плана Маршалла”»^{172}!

Несмотря на условности советского политического языка («восстановление германского милитаризма» и т. д.), Громыко доводит свой экономический анализ до логического завершения: «в то время, как страны-получатели американской “помощи” обязывались закупать товары, не находившие сбыта в США, их собственным товарам, как и прежде, был фактически прегражден доступ на американский рынок при помощи высоких таможенных барьеров».

В январе 1947 года американская и английская оккупационные зоны в Германии были объединены в единую экономическую территорию «Бизония».

17 февраля 1947 года на русском языке на территорию СССР начала вещание американская радиостанция «Голос Америки». (С апреля 1946 года вещала Русская служба Би-би-си.)

18 марта 1947 года была обнародована «доктрина Трумэна». Выступая в конгрессе США, президент сказал, что над Грецией и Турцией нависла коммунистическая опасность. Трумэн призвал конгресс выделить на военную помощь этим странам 250 и 150 миллионов долларов соответственно. Теперь главной целью внешней политики Вашингтона становилась «защита свободы и демократии». Трумэн, кроме того, сказал, что страны Восточной Европы «захвачены» СССР.

Москва действительно в этих странах стала резко выруливать в свою сторону, сметая с пути демократическую оппозицию, которую еще вчера воспринимала спокойно.

В Польше, Болгарии, Румынии, Венгрии оппозиция вытеснялась из правящих коалиций при помощи политического давления, шантажа, арестов. Линию на форсированную советизацию Восточной Европы, неожиданно взятую Москвой, надо также связывать с благоприятным прогнозом Кремля в связи с экономическим кризисом.

27 июня в Париже началось совещание министров иностранных дел Франции, Великобритании и СССР для обсуждения «плана Маршалла». Сначала Москва приняла идею американской помощи позитивно, но вскоре разобралась, что придется открыть внутренний рынок американцам, платить политическими уступками и отказом от Восточной Европы. (Советский разведчик Г. Берджесс сообщил в Москву, что приглашение СССР в «план Маршалла» носило чисто пропагандистский характер и не подразумевало выделения кредитов. К тому же план отменял репарации — важный источник советского восстановления.)

Советское посольство в Вашингтоне направило в Москву свой анализ, в котором указывалось, что план «вместо прежних разрозненных действий, направленных к экономическому и политическому подчинению европейских стран американскому капиталу и созданию антисоветских группировок предусматривает более обширную акцию, имея в виду решить проблему более эффективным способом».

9 и 10 июля отказались от участия в Парижском экономическом совещании восемь стран, где советское влияние было доминирующим: Албания, Болгария, Румыния, Венгрия, Польша, Финляндия, Югославия. Правительство Чехословакии, включая коммунистов, первоначально приняло решение об участии в плане Маршалла, но после встречи со Сталиным в ночь с 9 на 10 июля тоже отказалось.

12—15 июля 1947 года в Париже на конференции 16 западноевропейских государств (Великобритания, Франция, Австрия, Бельгия, Греция, Дания, Ирландия, Исландия, Италия, Люксембург, Нидерланды, Норвегия, Португалия, Турция, Швейцария, Швеция) был принят план Маршалла и учреждена Организация европейского экономического сотрудничества.

В сентябре был создан Коминформ (Информационное бюро коммунистических партий) для координации действий европейских компартий. Сталину ежедневно докладывали о ходе совещания, в работе которого участвовали Жданов, Маленков и Суслов. «План Маршалла» был назван «кабальным». Как говорилось в докладе Жданова, «компартии не должны бояться заявлять полным голосом, что они поддерживают миролюбивую и демократическую политику Москвы, не должны бояться заявлять, что политика Советского Союза соответствует интересам других миролюбивых народов»^{173}.

Подчеркнем, что не имеющий атомной бомбы Советский Союз не поддавался атомным страхам. 17 сентября 1946 года в одном из принципиальных заявлений по поводу атомной бомбы Сталин сказал московскому корреспонденту английской газеты «Санди тайме» Александру Верту, что не существует опасности «новой войны». («Атомные бомбы предназначены для устрашения слабонервных, но они не могут решать судьбы войны, так как для этого совершенно недостаточно атомных бомб».)