Громыко. Война, мир и дипломатия

Внутренние противоречия в социалистическом блоке

Социалистический лагерь во главе с Советским Союзом возник не как рецидив мировой революции, а как защитная реакция Москвы на стремление Запада вернуть ее к положению, которое занимала Российская империя накануне Первой мировой войны, и жесткую защиту Западом своих геополитических интересов. Разные по истории, культуре, религии страны оказались под советским патронажем. Но здесь нигде не было возможным повторение советского опыта. Польша, например, избежала коллективизации сельского хозяйства, и ее экономика была симбиозом государственной и частной собственности. Отношение к религии в восточноевропейских странах также было гораздо терпимее.

Обратим внимание на одну попытку гармонизировать социальные отношения в Польше, предпринятую по рекомендации Советского Союза. Возвратившиеся в Польшу десятки тысяч польских евреев, спасенных Москвой от уничтожения, должны были стать, по мысли Сталина, опорой польской прокоммунистической власти. На фоне большого влияния католической церкви и непрекращающейся вооруженной борьбы ориентированных на Запад местных националистических объединений такое решение казалось рациональным. Евреям предоставлялись политические и экономические преференции, что не могло не вызвать раздражения поляков, называвших такую политику «жидокоммуной». В 1948 году значительная часть польских евреев, воодушевленных идеей строительства социалистического Израиля, эмигрировала в Палестину, где они стали членами социалистической партии.

Социалистический лагерь был пронизан внутренними конфликтами, самый крупный из которых вырвался наружу в 1948 году. Иосип Броз Тито, руководитель Югославии, страны, располагающей сильной армией, не согласился безоговорочно исполнять указания Кремля. В его планы входило образование восточноевропейской федерации, что создало бы фактически второй коммунистический центр в Европе и ослабило международное влияние СССР. Это вызвало возмущение советского руководства. Еще одно проявление Тито самостоятельности — военная помощь греческим коммунистам в партизанской борьбе с прозападным режимом — вызвало новое возражение Москвы, Согласно договоренности Сталина и Черчилля в 1944 году, Греция, несмотря на сильные позиции греческих коммунистов, оставалась в зоне влияния Запада. У СССР не было сил для конфронтации с бывшими союзниками по столь широкому фронту.

1 марта 1948 года на расширенном заседании политбюро ЦК КПЮ было заявлено, что СССР не считается с интересами Югославии и других стран «народной демократии», стремится оказать на них давление и навязать свою политику.

Советское руководство ответило обвинениями в оппортунизме, антисоветизме, ревизии основных положений марксизма-ленинизма. Вскоре наступил полный разрыв. Югославия, оставаясь коммунистическим государством, вышла из социалистического лагеря. Это была к тому же и ощутимая утрата геополитических позиций на Балканах и в Средиземноморье.

1949 год был отмечен событиями, показавшими миру силу СССР, — успешные испытания советской атомной бомбы, провозглашение Китайской Народной Республики. Но при этом происходила дальнейшая консолидация Запада — образованы Федеративная Республика Германия и НАТО, на что Москва ответила созданием Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) и Германской Демократической Республики. Пришел конец надеждам на то, что Германия будет нейтральной, а это означало, что СССР должен принять на себя новые расходы.

Китаю был предоставлен кредит в 300 миллионов долларов под один процент годовых сроком на десять лет. СССР обязался поставить оборудование и материалы для электростанций, машиностроительных и металлургических заводов, угольных шахт, железнодорожного и автомобильного транспорта — всего 50 базовых промышленных предприятий. Льготные условия кредита были беспрецедентны; странам «Восточного блока» предоставлялись кредиты под два процента годовых. По сути, Москва взяла на себя большие обязательства. Несмотря на их тяжесть, Сталин считал, что всемерная поддержка Китая — единственный для СССР путь в мировой политике. При этом он категорически отказался захватывать Тайвань, на чем настаивал Мао Цзэдун.

В Москве отнюдь не романтизировали китайских коммунистов. Так, в 1945 году советский уполномоченный П.П. Власов (псевдоним Владимиров) сообщал: «Мао хочет, чтобы в дальнейшем история писалась так, как он ее трактует… Мао превозносят, как земного владыку, безгрешного, мудрого и всемогущего»^{178}.

При этом советское руководство действовало осторожно и для мягкого контроля китайцев добилось от них согласия создавать в Китае совместные предприятия. К Договору о дружбе и сотрудничестве прилагались секретные соглашения, согласно которым СССР получал привилегии в Северо-Восточном Китае и Синьцзяне. Создавались четыре акционерных общества со смешанным капиталом (50 на 50 процентов) по добыче цветных и редких металлов, нефти, строительству морских судов и в области гражданской авиации, руководство в которых принадлежало советским представителям.

Почему в Синьцзяне? Синьцзян с китайского переводится как «Новые границы», а старое его название — Уйгурия. Здесь находятся знаменитые Джунгарские ворота, узкий проход шириной в десять километров в горах, через который проходил Великий шелковый путь и через который из Азии шли волны завоевателей. Здесь находятся тибетские перевалы, проходит путь в Китай, Монголию и Индию. Именно поэтому Сталин хотел держать Синьцзян под контролем. (Сегодня Синьцзян-Уйгурский район является одним из главных «нефтяных полей» Китая. Разведанные запасы нефти автономного района составляют 21 миллиард тонн (30 процентов всех запасов Китая), газа— 1,1 триллиона кубометров (34 процента запасов всей страны); здесь ежегодно добывается около 30 миллионов тонн нефти и 22 миллиарда кубометров газа.)

Советско-китайские договоренности определили многое в судьбах мира и прежде всего Советского Союза. Как вспоминал посол СССР в КНР А.И. Елизаветин, после заключения советско-китайского договора 14 августа 1945 года Чан Кайши «выражал готовность пойти даже на более широкое сотрудничество, чем это предусматривалось упомянутым договором и соглашениями, имея в виду долговременное использование Китайской-Чанчуньской железной дороги, военно-морской базы Порт-Артур, крупнейшего на Тихом океане незамерзающего порта Дальний. Правительство Чан Кайши выражало готовность передать в собственность нашей стране половину промышленных предприятий Маньчжурии в знак благодарности Советскому Союзу за помощь Китаю в борьбе против японской агрессии. Выражалась также готовность отвести в одностороннем порядке китайские войска от границ с СССР Правительство Чан Кайши предлагало также осуществить самые широкие планы советско-китайского сотрудничества в Синьцзяне, заверяя, что в этой граничащей с СССР провинции «будут только китайско-советские отношения и никаких других»^{179}.

Посол Елизаветин не учитывал одного обстоятельства, которое раскрыл Чан Кайши в своих мемуарах: первоначально Сталин стремился создать нейтральный Китай с коалиционным правительством, в результате чего «Советский Союз установил бы контроль над всем Китаем путем его “мирной трансформации”»^{180}.

Впрочем, неизвестно, как в случае успеха этого плана развивался бы Китай. Чан Кайши не пошел на политический союз с коммунистами, и Сталин предпочел иметь дело с Мао Цзэдуном, опасаясь, что связанное тесным сотрудничеством с Соединенными Штатами гоминьдановское правительство «откроет» Китай, в особенности его северные районы, граничащие с СССР, для широкого проникновения американцев под флагом «равного доступа к ресурсам и торговле». Исходя из соображения безопасности, Москва передала Маньчжурию и все вооружение японской Квантунской армии китайским коммунистам, предопределив их победу и создание единого китайского государства.

Впоследствии в Кремле поняли, что «китайская проблема» была решена не вполне правильно.

При внешней лояльности СССР Пекин был самостоятелен, осознавая свою мощь, и Сталин опасался появления в Китае «своего Тито». Он отверг все попытки Мао Цзэдуна захватить Тайвань, не желая втягиваться в вооруженный конфликт с Соединенными Штатами. В дальнейшем взаимоотношения двух социалистических гигантов перешли в прямое геополитическое противостояние.

В целом объединение, именуемое социалистическим лагерем, в своей основе опиралось на идеологический фундамент, не имея прочной историко-культурной, цивилизационной базы. Это означало, что в случае ослабления военного присутствия и экономических дотаций межгосударственный союз утратит свое единство. Можно сказать, что в тот момент, когда под внешним давлением рухнул первоначальный план Сталина о создании несоциалистической, а народно-демократической Восточной Европы, Советский Союз принял на свои плечи крайне тяжкую ношу.

Корейская война

После образования в 1949 году КНР в декабре того же года в Юго-Восточной Азии стали происходить дальнейшие перемены, которые привели к перегруппировке противостоящих друг другу сил. США очертили свой новый «периметр безопасности» в Тихоокеанском регионе, включив в него Японию и Филиппины и исключив Южную Корею и Тайвань. Таким образом, Корея, разделенная на две части — проамериканскую Южную и коммунистическую Северную, оказывалась вне контроля Вашингтона.

Особенность момента заключалась в том, что и Сеулу, и Пхеньяну нужна была война. Сеулу — для того, чтобы задержать выводимые американские войска, Пхеньяну — чтобы укрепить положение правящей группы и получить помощь Москвы.

Свои интересы в регионе имели СССР и Китай. Причем перед советским руководством встала новая проблема обеспечения безопасности после того, как американские ВВС в марте 1949 года освоили технологию дозаправки в воздухе и их бомбардировщики получили возможность преодолевать в беспосадочных полетах всю советскую территорию и наносить ядерные удары в любых районах Советского Союза.

Сталин был готов поддержать северных корейцев в локальном конфликте, чтобы отвлечь США от европейских дел, но главную его тяжесть возложить на КНР. В крайнем случае он допускал риск «большой войны», считая, что Запад пока не готов к ней.

Война началась 25 июня 1950 года с атаки северян. За неделю боев они заняли значительную территорию противника, в том числе Сеул. В ответ решением Совета Безопасности ООН был сформирован международный военный контингент семнадцати стран, в котором две трети составляли американские войска. СССР как постоянный член Совета Безопасности ООН был не в состоянии использовать право вето, так как, протестуя против неприятия КНР в члены ООН (был принят Тайвань), нерасчетливо приостановил свое участие в работе ООН.

Громыко к тому времени уже был заместителем министра иностранных дел, и ему тоже пришлось заниматься войной.

В его воспоминаниях это показано так.

«Немедленно созвали Совет Безопасности для рассмотрения сложившейся ситуации. За сутки до его заседания в Москве решался вопрос, какую позицию следует занять на нем советскому представителю. То, что он должен сурово осудить агрессию и политику США как соучастника агрессии, ни у кого не вызывало сомнения. Но нужно было определиться: должен ли советский представитель принимать участие в заседании, созванном в связи с провокационным и даже оскорбительным по своему тону письмом, с которым США обратились в Совет Безопасности и в котором излагалась ложная версия о войне.

Сталин, прочтя присланную из Нью-Йорка телеграмму советского представителя при ООН Я.А. Малика, позвонил вечером мне:

— Товарищ Громыко, какую, по вашему мнению, в данном случае следует дать директиву?

Я сказал:

— Министерством иностранных дел, товарищ Сталин, уже подготовлена на ваше утверждение директива, суть которой сводится, во-первых, к решительному отклонению упреков по адресу КНДР и Советского Союза и к столь же решительному обвинению США в соучастии в развязывании агрессии против КНДР Во-вторых, в случае, если в Совет Безопасности будет внесено предложение о принятии решения, направленного против КНДР либо против этой страны и СССР, Малик должен применить право вето и не допустить принятия такого решения.

Сказав это, я ждал реакции Сталина. Он заявил:

— По моему мнению, советскому представителю не следу ет принимать участия в заседании Совета Безопасности.

Тут же он в жестких выражениях высказался по адресу Вашингтона за его враждебное к нашей стране и КНДР письмо Совету Безопасности.

Мне пришлось обратить внимание Сталина на важное обстоятельство:

— В отсутствие нашего представителя Совет Безопасности может принять любое решение, вплоть до посылки в Южную Корею войск из других стран под личиной “войск ООН”.

Но на Сталина этот довод особого впечатления не произвел. Я почувствовал, что менять свою точку зрения он не собирается.

Затем Сталин фактически продиктовал директиву, хотя обычно он прибегал к такому способу редко. Текст директивы подготовили минут через сорок и направили нашему представителю в Совете Безопасности.

Как известно, случилось то, о чем я предупреждал Сталина. Совет принял решение, навязанное Вашингтоном, а на воинские контингенты разных стран, направленные в Южную Корею, приклеили этикетку “войск ООН”. Конечно, в этом случае Сталин не лучшим образом рассчитал свой шаг, явно продиктованный эмоциями. Казалось бы, это не соответствовало складу его ума. Но так было»^{181}.

Думается, из этого случая Громыко извлек серьезный урок: эмоциональное и в своей основе пропагандистское решение Сталина привело к ослаблению реального положения СССР, позволило США сформировать военную коалицию.

Вмешательство американцев привело к отступлению северокорейских войск. В октябре американцы вышли в отдельных местах на границу с Китаем. 20 октября Пхеньян пал.

Однако 19 октября началось выдвижение на территорию КНДР двух армейских групп китайских народных добровольцев (КНД) — тридцати пехотных и четырех артиллерийских дивизий. Китайские войска, невзирая на огромные потери, остановили наступление противника. Перевес в технике и особенно в авиации был на стороне американцев и южан, но по морально-боевому духу КНД намного превосходили их. В условиях гористой местности и наступившей зимы соотношение сил сложилось не в пользу американцев. В этой обстановке командующий войсками ООН американский генерал Д. Макартур потребовал от Вашингтона развернуть полномасштабную войну против Китая, не останавливаясь перед применением атомного оружия. И президент Трумэн поддержал было его, что вызвало в Европе шок. В конце концов США, однако, не решились на эскалацию конфликта, опасаясь вмешательства СССР и ответных ядерных бомбардировок. Впоследствии Трумэн вспоминал: «Если бы мы решили распространить войну на Китай, то должны были ожидать возмездия. Пекин и Москва как идеологически, так и в соответствии с договорами являлись союзниками. Если бы мы начали атаковать коммунистический Китай, мы должны были бы ожидать русского вмешательства…

На Востоке мы бы стерли с лица земли великолепные китайские города, убив 25 миллионов невинных женщин, детей и других гражданских лиц. А у нас на руках была бы третья мировая война и никаких союзников. А под русским контролем оказалась бы вся Центральная Европа, возможно еще Турция, Греция, Италия, Северная Африка и богатейшие районы Ближнего Востока… Я просто не мог начать третью мировую войну»^{182}.

В этой обстановке, грозившей превращением локального конфликта в мировую войну, Москва и Вашингтон проявили сдержанность. Столкновение главных противников происходило только в воздушных боях.

В небе Кореи произошли сотни боев, самый масштабный случился 12 апреля 1951 года при отражении массового налета американской авиации на железнодорожный мост через реку Ялу (Ялуцзян) у деревни Сингисю, единственной железнодорожной линии, по которой шло снабжение войск в Корее. В нем участвовали около сорока бомбардировщиков Б-29, истребители Ф-80, Ф-84 («Сейбр» — «сабля») — всего свыше ста машин. Для отражения этого налета с аэродрома Андунь поднялись 44 реактивных истребителя МиГ-15. Согласно подтвержденным результатам боя, было сбито 13 Б-29 (три из них предположительно), четыре Ф-84 и один Ф-86 (предположительно). Это был очень чувствительный удар, в результате которого стало ясно, что попытка авиационного нападения на СССР будет отражена с неприемлемыми для США потерями.

Соотношение потерь в воздушных боях было следующим.

На 311 советских МиГ-17 приходится безвозвратных потерь американских (ооновских) самолетов:

F-86 «Сейбр» — не менее 180;

F4U «Корсар», F-94 «Старфайр», Б-26 «Мародер», Б-45 «Торнадо», F9F «Пантера», F-51 «Мустанг» — не менее 30;

В-29 — не менее 40;

F-8 «Метеор» — не менее 5;

F-80 и F-84 — не менее 91.

Итого — 346 самолетов. (Потери авиации ООН даны без учета потерь от действий китайских и корейских летчиков.)

После интенсивных боев, завершившихся с перевесом советской авиации, военные действия на суше закончились возвращением сторон к линии раздела Севера и Юга по 38-й параллели.

Итогом конфликта стало отсутствие «большой войны», так как и Москва, и Вашингтон, испытав друг друга в очень дозированном конфликте, предпочли отложить горячее выяснение отношений на будущее.

Корейская война имела и очень неблагоприятные для СССР последствия. От нее больше всех выиграл Китай: благодаря советской помощи он создал современную армию, что вскоре позволило ему выйти из-под контроля и стать конкурентом Москвы.

В Европе продолжилась консолидация, началось создание объединенных вооруженных сил НАТО под командованием генерала Д. Эйзенхауэра.

ФРГ уже в 1950 году достигла довоенного уровня промышленного производства (в сопоставимых территориальных пределах). Укрепилась позиция консерваторов во главе с К. Аденауэром, который считал, что в случае поражения Запада в Корее начнется силовое решение германского вопроса, советские войска войдут в Италию и Францию, где их поддержат коммунисты; в итоге Москва будет обладать военным и экономическим потенциалом всей Европы. Кстати, ФРГ тоже приняла участие в войне, направив в Корею военный госпиталь.

Насколько был прав в своих прогнозах Аденауэр, повторявший основные тезисы Директивы СНБ-68?

Вот оценка того документа Георгия Корниенко: «Указанный концептуальный порок документа СНБ-68 (приписывание Советскому государству планов установления своего господства над миром) в практическом плане существенно усугублялся допущенным его авторами весьма серьезным искажением действительного положения вещей чисто фактического порядка.

В подкрепление своего тезиса о наличии у Советского Союза планов установления господства над миром, а для начала над Евразией, авторы документа утверждали, будто в 1950 году Советский Союз обладал способностью захватить континентальную часть Западной Европы, выйти к нефтеносным районам Ближнего и Среднего Востока, а также нанести ядерные удары по США и Канаде, не говоря уж о Британских островах. Более того, для пущей убедительности в документе утверждалось, что даже если бы США первыми нанесли мощный ядерный удар по Советскому Союзу (а такой способностью США реально обладали), то якобы и после этого “Кремль был бы способен использовать контролируемые им силы для установления господства над большей частью или всей Евразией”.

Все это не было просто преувеличением. Это в корне не соответствовало действительности. Когда я поинтересовался мнением руководителей Генерального штаба Вооруженных Сил СССР об указанной оценке авторами документа (после опубликования его полного текста в 1975 г.) советских военных способностей в 1950 году, они назвали ее заведомо ложной, смехотворной. Они не могли поверить, что их коллеги из Объединенного комитета начальников штабов США, на которых имелась ссылка в документе, всерьез могли столь сильно переоценивать реальные возможности Советских Вооруженных Сил того времени.

Между тем именно из этой ложной посылки вытекала главная рекомендация авторов документа СНБ-68 — насчет необходимости форсированного всеобъемлющего наращивания военной мощи США и их союзников. Фальсифицируя оценку соотношения военных сил по состоянию на 1950 год, составители документа руководствовались целью, как это позже признал тогдашний госсекретарь Дин Ачесон, “так поразить коллективный разум высшего руководства”, чтобы президент не только смог принять решение, но чтобы это решение было претворено в жизнь».

Корейская война была первой горячей войной Запада и Востока, которую по включенности в нее многих стран можно считать прообразом мировой войны. Теперь все внимание противников снова обратилось к Европе. Каждая из сторон занималась укреплением своих зон в Германии: для Советского Союза сохранение контроля над восточноевропейским пространством, как и для США — западноевропейским, стало частью военной доктрины.