Грядущее сообщество

1/ любое

Грядущее бытие — бытие любое. Термин, который в схоластическом перечне трансценденталий (quodlibet ens est unum, verum, bonum seu perfectum – любое сущее цельно, истинно, благо и совершенно) обуславливает значение всех остальных терминов, тайным образом в них присутствуя, — это прилагательное quodlibet. Общепринятый его перевод, звучащий как «не имеет значение какой, безразлично какой», безусловно, правилен, но вот сама его форма выражает нечто прямо противоположное латыни: quodlibet ens это не «бытие безразлично какое», но «бытие, безусловно, важное, значимое в любом случае», и следовательно, оно содержит отсылку к желанию (libet), бытие какое–угодно — находится в изначальной связи с желанием.

«Любое», о котором здесь идет речь, не подразумевает под единичным нечто любое, взятое помимо его общих качеств (например, в абстракции от определенного понятия: быть красным, французом, мусульманином), но оно именует бытие такое, какое оно есть. Таким образом, единичное ускользает от ложной дилеммы, принуждающей познание выбирать между невыразимостью индивидуального и интеллигибельной природой общего. Поскольку мыслимое, как это прекрасно подметил Герсонид[2], не принадлежит ни общему, ни, напротив того, единичному, схваченному в серии некоторого повтора, но оно суть «единичность, взятая как любая единичность». Здесь бытие–какое — какое–оно–есть высвобождено из тех или иных присущих ему свойств, которые определяют его принадлежность к тому или иному множеству, к тому или иному классу (красные, французы или мусульмане) — однако оно высвобождено не для того, чтобы оказаться заново включенным в какой–то иной класс или раствориться в своей собственной неопределенности, но оно возвращено своему бытию–такому, самой его принадлежности. Таким образом, здесь заявляет о себе не что иное как бытие–такое, всегда остающееся сокрытым планом принадлежности («есть некий х такой, который принадлежит некоему y»); бытие, ни в коей мере не являющееся неким реальным предикатом: единичное, экспонированное как единичное, есть то–какое-(ни)-пожелаешь, то есть любимое.

Поэтому любовь никогда не следует за теми или иными качествами любимого человека (быть–блондином, маленьким, чувствительным, хромым), но она также никогда и не абстрагируется от них во имя пресной всеобщности (всеобщая любовь): она желает эту вещь со всеми ее предикатами, ее бытие такое, какое оно есть. Она желает какое лишь постольку, поскольку оно такое — и в этом проявляется ее специфический фетишизм. Так, любая единичность (Любимое) никогда не есть знание чего–либо, того или иного свойства или сущности, но это лишь знание, раскрывающее нам саму понятность. Движение, которое Платон описывал как эротический анамнез, переносит объект не к другой вещи или в другое место, но туда, где он собственно и имеет–свое–место — оно возносит его к Идее.