Грязная Гарди (СИ)

Глава 20. Сражаться за счастье

Луха встретила ее на огромном валуне, который загораживал логово от глаз случайного путника, вышедшего из леса. И кажется, сидела она там давно. Вперемешку с костями и окровавленными клочками шерсти, которые были разбросаны у подножья камня, валялись полевые цветы, среди которых Гарди узнала и аквилегии. По правде, она надеялась встретить Луху, потому что не представляла, как смогла бы самостоятельно спуститься. Она бы, конечно, справилась, но на спуск ушло бы не меньше трех часов, а ей дорога была каждая минута.

Гарди сомневалась, что чудовище поймет, однако начала говорить, надеясь, что интонация поможет передать чувства, которые бурлили в ее душе. Луха должна была ей помочь, потому что Гарди собиралась достать денег, а пока она знала только один действенный способ, как это сделать. Кир предложил уйти в леса, спрятаться и жить изгоями, охотясь и выращивая растения, но Гарди не была готова к отшельничеству. И дело было не в том, что она прониклась особой любовью к Королевству Альбигштайн, оказавшимся такой же помойной ямой, как и Старый Город. Просто в ней снова проснулся бунтарь, который не хотел сдаваться обстоятельствам. Дерек с Гойдоном поступили нечестно, но она не собиралась им проигрывать.

Луха могла разбудить Кира, или послать ее по-звериному идти своей тропой, или просто проигнорировать, но она ее поняла. Каким-то чудом оборотень не только сообразила, чего хотела Гарди, но и даже прониклась симпатией к ее плану. Так или иначе, но внизу Гарди оказалась через десять минут, а еще через пять — на перроне вокзала, где Луха ссадила ее с плеч в заросли гигантских лопухов. Не издав ни звука, чудовище исчезло в кустах, а Гарди, все время пока ждала поезда, гадала, правильно ли поступила, не предупредив Кира. Они пообещали доверять друг другу, но что-то подсказывало ей, что Кир бы ее не отпустил. И если бы он сказал «нет», она никуда бы не пошла, потому что Гарди давно не испытывала такого страха, как сейчас. Дело было не в отсутствии тренировок и не в том, что она собиралась окунуться в прошлое, а в том, что сейчас ей было что терять.

Бои без правил — вечное развлечение толпы. Тот маленький кусочек картона, который на прощание дала ей Сальвия, оказался пропуском в притон, который тоже принадлежал цветочной королеве. Не только на доход от продажи роз жила Кровавая Сальвия. Она была владелицей клуба, где каждый вечер бойцы со всего Королевства убивали друг друга за приличное вознаграждение выжившему. Сумма, которую озвучила Сальвия, в три раза превосходила долг Гарди. Всего ничего — нужно было лишь выиграть бой. Так привычно, так знакомо…

Третий приезд в Альбигштайн дался тяжелее других. По небу ползли хмурые тучи, то и дело накрапывала морось, промозглый ветер дул порывисто, зло. Женщины с пирожками не было, лишь двое полицейских уныло слонялся по перрону и по их взглядам было видно, что они ищут любого повода, чтобы прицепиться. Гарди поскорее поднялась по виадуку, чтобы исчезнуть из поле зрения стражей порядка. Ее решимость была похожа на воздушный шар, затерявшейся в кронах деревьев. Любой сучок грозил превратить сегодняшний вызов в невыполнимую задачу. Да и чувствовала она себя неважно. То ли удар головешкой все-таки вызвал легкое сотрясение, то ли волнение будоражило весь организм, заставляя его работать с ошибками. Больше всего на свете Гарди хотелось вновь оказаться в уютном логове Лухи, рядом с Киром, но жизнь была лодкой, и плыла она, только когда кто-то греб веслами. Этим кем-то сейчас была Гарди, и она честно собиралась причалить к берегу как можно скорее. Вся беда была в том, что у ее лодки не было якоря, и сама остановиться она была не способна.

С дурным предчувствием, тяжелым сердцем, но с упрямой верой в свою непобедимость, Гарди зашла в бар, о котором рассказала Сальвия, показала хозяину карточку-приглашение, а через полчаса уже тряслась на заднем сидении внедорожника с небритым водителем, у которого были квадратные плечи и слишком маленькая голова. Ее ни о чем не спрашивали и ни о чем не разговаривали. Да и о чем могла быть речь в такой хмурый день, кроме как о погоде?

За одним из поворотов водитель затемнил шторками ее окна, Гарди не возражала. Бизнес Сальвии был нелегальный, и владельцы им дорожили. Перед выходом из машины ей на голову надели мешок, но Гарди и тут стерпела. Дальше будет хуже. Будет больно.

Сперва ее окружили запахи. То были запахи прошлого — песка, крови, железа. И страха. Звуки появились позже: чьи-то вялые шаги, вонь сигарет и хлорки, которой недавно мыли полы и которая была не в силах справиться со зловонием смерти, въевшимся в помещение. Гарди знала, что приехала рано. Сальвия предупредила, что бои начинались каждый день на закате, но уехать позже она бы не смогла.

— Я подожду, — сказала она прыщавому подростку, который сидел за стойкой, похожей на ту, что бывают в дешевых гостиницах. Водитель снял мешок с ее головы и исчез за дверью, он свою работу выполнил, Гарди вряд ли смогла бы определить, где находилась, даже если была бы коренным жителем. Комната была небольшой, насквозь прокуренной, с плотно задернутыми шторами, вечно горящими светильниками и полными пепельницами. Атмосфера была больной, умирающей. Женщина в фартуке пыталась оттереть губкой пятно на полу. Это от ее ведра несло хлоркой. Очевидно, что пятно не хотело исчезать, потому что несмотря на все усилия, оно лишь становилось темнее. Химия не та, подумала Гарди. Там, где она работала раньше, хлоркой давно никто не пользовался. Но женщине говорить она ничего не стала. Каждый здесь был со своими проблемами.

Взяв у пацана за стойкой бумажный бланк, она оглянулась на кресло и диван в поисках чистого места, но решила заполнить документ стоя. Очень скоро до чистоты ей уже не будет никакого дела, но сейчас Гарди не хотелось касаться ни засаленной обивки мебели, ни заплеванной поверхности низкого столика. В голове мелькнула подозрительная мысль, а правда ли здесь крутились такие большие деньги, которые сулила Сальвия. В бланке была указана сумма выигрыша, и она была огромной. Ей снова предлагали сделать выбор на веру.

Прислонив лист бумаги к стене, она заполнила вес, рост и выдуманную дату рождения. В остальном поставила прочерки. О каком любимом оружии могла быть речь на боях без правил? Писать о своих предпочтениях — только давать информацию соперникам. Гарди не сомневалась, что водитель уже рассказал о ней Сальвии, как и в том, что Сальвия постарается сделать все, чтобы она не выиграла. Но выбора-то особого не было. Когда не знаешь куда идти, любая дорога сгодится.

До боев оставалось еще четыре часа, и ей предложили скоротать время здесь — выпивка и курево за счет заведения, либо внизу, в подвале, в раздевалке рядом с ареной. Конечно, Гарди выбрала подвал. Подросток за стойкой и тетка с ведром действовали ей на нервы.

Она думала, что ее запрут, но красть внизу было нечего, идти некуда, а смотреть не на что. Или соперники еще не собрались, или жили не здесь, а приезжали на бои, как на работу. Гарди была уверена, что такие, как она — единицы, а у Сальвии есть постоянный штат профессиональных бойцов-гладиаторов. Такие, как Гарди, одиночки, желающие быстро заработать, встречались крайне редко и в Старом Городе. Обычно их быстро убивали. Даже опытным бойцам было трудно сориентироваться на чужой арене, но чаще всего их подставляли. Подставы ждала и Гарди, но ей до сих пор везло. Оставалась надежда, что повезет снова.

В раздевалке — пахнущей потом каморке без двери, имелось забранное решетками оконце. Сквозь него Гарди внимательно разглядела арену. Все, как и везде в подобных притонах. Площадка, залитая бетоном и обнесенная решеткой, темные ряды лавок, поднимающиеся по амфитеатру к потолку, усыпанному софитами и прожекторами. Потолок, как и бетонное покрытие, она оглядела особенно тщательно. Именно оттуда прилетали и выползали разные паршивые неожиданности. Пару разъемов она заметила, но они были небольшими, а значит, падающих прессов с неба можно было не ждать. Зато для горячей смолы или битого стекла они вполне годились.

В конце концов Гарди успокоилась и, усевшись на пол, закрыла глаза. Она знала, куда шла. И хотя подлости Сальвии были непредсказуемы, Гарди справится. Не в тренировках дело, и не в физической подготовке. Главное — стержень внутри, а ее основа была закалена и укреплена любовью. Звучало банально и сопливо, но такие мысли успокаивали и настраивали на победу.

Кир, наверное, сейчас волновался. Одна половина Гарди, та, которая когда-то носила прозвище Грязной, была убеждена в своей правоте, но другая, рожденная в Голубом Ключе, мучилась и терзалась сомнениями. Ее ведь могли убить, а они даже не попрощались. С другой стороны, может, так лучше? Отсеченная одним ударом острого лезвия конечность болит меньше, чем оторванная, с вырванными сухожилиями и костями. Раньше Гарди бы себе поверила. Но правда в том, что разницы не было, каким образом лишаться руки — болеть будет в любом случае. И была ли Гарди рукой? Ей хотелось быть частью его сердца, но она утешала себя надеждой, что их двухмесячное знакомство, закончившееся страстной ночью, было все же слишком коротким для глубокого и постоянного чувства. И одновременно хотелось ошибаться. В своем сердце она была уверена. Если бы Кир так поступил, и его убили где-нибудь вдали от нее, она бы не пережила такую рану. А поэтому умирать у нее права не было.

Мысли метнулись в прошлое, закопавшись в его песок и уйдя от опасных размышлений, грозящих лишить ее единственного преимущества — уверенности. А в прошлом был ее первый бой, когда она, девчонка тринадцати лет, две недели назад потерявшая мать и уже испачканная грязью этого мира изнутри и снаружи, оказалась на арене с ножом и злостью, переполнявшей сердце. Против нее выпустили детей-мутантов, которых выращивали где-то в подземельях трущоб для боев или на органы. Человеческого обличья в них было мало, но Гарди помнила боль от колючих ошейников, одетых на них шипами внутрь. Зубья рвали кожу, приводя соперников в бешенство — она даже не помнила, сколько их было. Помнила лишь чувство скорой смерти, мучительной, но все-таки быстрой, потому что терпения в глазах противников не было. Ее первое везение на арене случилось именно тогда. Гарди убили бы — не помогла бы ни врожденная ярость, ни ненависть ко всему живому и мертвому. Здесь они были с мутантами на одной волне. Вот только Грув, старый боец, которого должны были убить, как и Гарди перед побегом, почему-то захотел, чтобы она выжила. Выломал решетку, вломился на арену и поубивал мутантов одними руками, без оружия. Он тоже был злой — других эмоций у тех, кто жил ареной, не было. Босс проникся и разрешил Груву натаскать Гарди, а до тех пор — сохранить ему жизнь. Так, Грув стал первым и последним ветераном арены, который прожил еще одиннадцать лет после того, как перестал выходить на бои. Он стал ее папкой, тем, кого у нее никогда не было. Но вместе с заботой, опекой и бесценными уроками по выживанию на арене, он передал ей свою злость, которая поселилась в Грязной Гарди, горя в ней вечным пламенем и до сих пор. Когда она впервые поборола Грува, то стала готовить ему побег. Груву, как и ей, некуда было идти, но Гарди хотела одного — чтобы он жил. Она потратила все свои сбережения на подкупы, но, когда все было готово, он не смог покинуть арену. Их пришивали к ней с мясом и кровью, проходясь иглой по живому. Здесь была его жизнь, пусть и короткая, но имеющая смысл и закончившаяся целью — Гарди. Грува торжественно закололи на общем собрании, и тогда в сердце Гарди впервые зародилось сомнение, что она жила своей жизнью.

— Рада, что ты пришла, дорогая! — голос Сальвии выдернул Гарди из болезненных воспоминаний, но спасительным кругом не был. — Пора. Твой выход через пятнадцать минут. Почему еще не оделась?

Гарди встряхнула головой и вдруг поняла, что отсидела себе ноги. Вместо разминки, ее тело, сжатое саваном прошлого, закостенело и неожиданно заболело в самых разных местах. Будто все прежние раны ожили и дали о себе знать. Это нервы, убедила себя Гарди, выглядывая из окошка на арену. Это же надо было так с головой уйти в небытие, чтобы прозевать начало боев.

Лавки уже не чернели, они пестрели самым разным сбродом, и неважно были ли там богачи, или маргиналы. Гарди нужны были их деньги, но ее ненависти к ним хватило бы, чтобы заполнить сто таких амфитеатров. Софиты ярко горели, прожекторы бешено мигали, публика неистово вопила, а на решетках блестели капли крови. Первый бой подходил к концу. Два здоровых бойца, один с синей крашеной кожей, другой с красной, сцепились в луже крови на полу, и Гарди не сразу различила, что один из них насажен на зазубренный стержень, выскочивший из пола. Кто-то не заметил ловушки, на радость противнику и к ликованию толпы, всегда жаждущей еще больше крови.

— Одеться? — растерянно переспросила она, чувствуя, что ее начинает потряхивать. Гарди Грязная, которая вечно мешала в Голубом Ключе, куда-то делась и высовываться не желала.

— Ты дерешься с Раяном Быком на огненных ножах. Вы оба сильные противники. Не хотелось бы, чтобы вы поотрубали себе конечности в первые минуты. Ваш бой заявлен минимум на двадцать минут. Если протянешь его смерть на час, я заплачу вдвойне.

Гарди не сомневалась, что такие же условия озвучены этому Раяну, чье прозвище не внушало оптимизма. Сальвия исчезла, одарив ее широкой улыбкой, которая никогда Гарди не нравилась. Она перевела взгляд на костюм, который всегда был в этой чертовой раздевалке, но который она заметила только сейчас. Если перестала замечать детали, можешь начинать волноваться, говорил Грув. Но Гарди, наконец, успокоилась. Эмоции вдруг испарились, и даже злость, старая боевая подруга, ее покинула. Может, оно и к лучшему, ведь на арену выходила не Грязная Гарди, а новая, которая сама себя еще не знала.

Костюм сидел плотно, тесно сжимая ее в объятиях кольчужной ткани. Гарди уже приходилось выступать в такой одежке. Ее всегда использовали, когда дело касалось огня. И не огненных ножей стоило бояться, а ловушек арены. Слово «огонь» в названии ножа было для публики. Рядом с гардой клинка находилось отверстие, из которого при касании вылетало пламя длиной не больше самого лезвия. А при ударе о костюм противника ножи высекали настоящие фейерверки, которые очень нравились толпе. Драться такими ножиками были неудобно. Постоянные искры слепили, огонь дезориентировал, затягивая драку, что обычно хозяевам арены и было нужно.

Перед выходом Гарди вручили нож, который она тут же проверило. Пламя с гудением вырвалось и, повинуясь ее движению, послушно спряталось. Пока что подвоха со стороны Сальвии не наблюдалось. Видимо, все сюрпризы та оставила для арены.

Когда Гарди вступила на мокрый бетонный пол, с которого едва успели смыть кровь первых бойцов, как в ее душе вообще закончились все эмоции. Она бы не удивилась, если бы не услышала стук собственного сердца. Будто умерла. Так ровно она не чувствовала себя с тех пор, как умер Грув. Тогда тоже было пусто — и внутри, и снаружи.

Раян Бык был крупным мужчиной с короткой стрижкой и мощной шеей, чем-то похожий на водителя, который привез ее в это пекло. А может, сейчас все другие мужчины были для нее на одно лицо, разделившись на две категории: Кир и все остальные. Но все-таки для быка ее противник был мелковат. В прошлом Гарди приходилось выходить и против куда более крупных самцов. Впрочем, то, что Раян не оказался грудой накачанных мышц, было плохо. Ловких и быстрых Гарди не любила, а с тех пор, как в одном из боев ей повредили колено, предпочитала подобных противников избегать. Босс щадил и в последних боях разрешал ей выбирать; увы, такого преимущества от Сальвии было не дождаться.

Они включили ножи и медленно закружили по арене, присматриваясь друг к другу. Наконец-то появилось хоть одно ощущение мира: Гарди стало жарко. Огонь вокруг клинков быстро нагрел воздух, а Гарди некстати разглядела татуировку на шее Раяна. Красная роза, пронзенная кинжалом, сочилась кровью. Это я, некстати подумала Гарди, и в этот момент Раян напал.

Его атаки не были беспорядочными, каждый удар наносился в полную силу и очень быстро. Семь ударов последовали меньше, чем за секунду. Костюм Гарди взорвался искрами фейерверков, она зажмурилась, защищая глаза и полагаясь на инстинкты себя из прошлого. Кольчуга не подвела, ей удалось отразить все атаки, приняв удары на защиту предплечий и локтя, но Грязная Гарди, вернувшая неожиданно и очень к месту, была недовольна. Что-то было не так. Раян был быстр, но и Гарди славилась тем же. Однако собственная кисть, державшая нож, будто поссорилась с остальным телом. Раян не стал ждать передышки и напал снова, она же едва успела отпрыгнуть, вдруг осознав, что локоть едва сгибается.

— Я намерен получить двойную плату, а значит, буду убивать медленно, — сказал Раян, выбив нож из ее окостеневшей руки. Гарди увернулась от удара тяжелого сапога, который целился ей в лицо, но тело разделило судьбу конечностей и замерло в нелепой, скрюченной позе, в которой ее настигла вторая нога Раяна Быка.

Он толкнул ее в спину, и Гарди впечаталась в решетку, оставив на ней часть кожи с содранной щеки. Да так и осталась стоять с согбенной спиной, будто старуха после ста лет. Костюм сковал ее бронированными оковами, превратив в беззащитную куклу, в которую можно было втыкать ножи, куда захочется. Похоже, Раян и намеревался так сделать. А учитывая, что у него был целый час, можно было смело утверждать, что везение Гарди окончательно закончилось. Все, что у нее шевелилась — это голова, а ей можно было сражаться исключительно на близкой дистанции. Раян был в курсе и держался подальше.

Схватив ее за ногу, он повалил Гарди на пол и поволок в центр, словно корягу. Ее нелепо скрюченные пальцы, закованные в перчатки, царапали бетон, издавая противные звуки. Толпа недовольно завыла. Она хотела драки, с красивыми приемами и волнительными моментами, смотреть же на то, как убивают неподвижное тело, было неинтересно. Но Раяну было плевать, и похоже, того же мнения была Сальвия, которую Гарди увидела в первом ряду. Она вытащила из сумочки белый конверт и небрежно помахала им, подставив под свет софитов.

Пока Раян долбил ножом доспех на ее колене, Гарди успела разглядеть знак на бумажке, зажатой тонкими пальцами Сальвии. Простой череп был универсальным символом и мог означать, что угодно, но сейчас его смысл был как никогда четок и информативен. Череп был гербом Босса, а значит, свою угрозу он выполнил. Послал Сальвии весточку, и та согласилась оказать услугу. Честный бой не планировался, как и вообще любой другой бой. Сальвия могла просто отравить ее чаем, напустить ядовитый газ в раздевалку, но, видимо, Босс хотел чего-нибудь кровавого и зрелищного.

Нож Раяна все-таки справился с кольчужной тканью, и Гарди услышала свой раздирающий вопль, когда лезвие вонзилось в плоть рядом с коленом. Только бы не сухожилия, взмолилась она, хотя разницы уже не было. Сценарий читался в его глазах. Он проткнет ей конечности, чтобы она не дергалась, снимет доспехи, унизит настолько, насколько хватит фантазии, а потом убьет — и все это с растяжкой на час.

Толпа волновалась и улюлюкала, в решетку летели разные предметы, Сальвия давно покинула зал, чтобы случайно не принять недовольство зала на себя. Гарди не сомневалась, что после ее убийства хозяйка выпустит на арену бойцов-акробатов, которые будут танцевать и кувыркаться до тех пор, пока недовольные зрители не успокоятся. Акробатика всегда действовала на толпу умиротворяюще, и Босс не раз пенял ей, что она плохо гнется и мало прыгает.

Тем временем, Раян добрался до второй ноги, и на этот раз Гарди была готова и не закричала. Зажмурившись, пыталась себя убедить, что так ей и надо — не нужно было бросать Кира в погоне за шальными деньгами. Они могли уйти в леса и жить там счастливо вместе с Лухой, ей же понадобилась эта цивилизация с ее гражданством и правами. Какая-то ирония прослеживалось в том, что за деньгами, нужными, чтобы вернуть права, она обратилась к одному из самых грязных и незаконных бизнесов. Теперь и расплачивалась.

В решетку стали кидать совсем тяжелые вещи, а когда брошенная лавка сорвала сетку, вылетев на арену и едва не сбив с ног Раяна, Гарди поняла, что опять погрузилась в себя, пропустив кое-что важное. А важным было то, что Раян оставил в покое ее ноги и, вооружившись обоими ножами, всматривался в темноту, в которую вдруг погрузилась половина зала. Почему-то погасли прожекторы, куда-то делась охрана и большая часть зрителей. Оставшаяся сбилась в бесформенную кучу к противоположной стене, люди орали, но теперь в их криках звучало не разочарование. То был дикий ужас, и когда Гарди, наконец, разглядела, что сейчас рвало сетку, словно она была из шелковых ниток, то захотела, чтобы Раян убил ее немедленно. Но Раян Бык был сообразительный малый и, осознав, что его ножи нелепо смешны перед тем, что лезло через дыру на арену, молотил кулаками в дверь, вопя, чтобы его выпустили. Но с той стороны его не слышали. Либо все убежали, либо умерли.

Раяна пронзил коготь, пронесшийся смертоносным лезвием над распростертой Гарди, ей же оставалось беспомощно разглядывать костяные наросты и бесформенные зазубрины на уродливой конечности, которая то ли перерастала, то ли заканчивалась острым когтем, длиной больше метра. Наконец, тварь сорвала оставшуюся решетку и, бросив ее на зрителей, протиснулась на арену. Послышалась пара автоматных очередей, но они были короткими. Похоже, стрелков раздавили. Когда чудовище залезло на бетонную площадку, то головой снесло последние прожекторы, и мир погрузился в темноту. Не хочу умирать так, отчаянно подумала Гарди, чувствуя, что все внимание твари сосредоточилось именно на ней.

Она уже была готова стукнуться лбом о бетон — сил у нее хватило бы, чтобы разбить голову или хотя бы потерять сознание, когда вдруг уловила знакомый запах. Пахло аквилегиями. Она ни за что не узнала бы этот аромат ее еще пару-тройку месяцев назад — цветы и цветы, но сейчас они стойко напоминали ей одно — дом.

Оборотень приблизила к ней огромную морду, но Гарди увидела лишь клыки, в которых застряли чьи-то руки с зажатым оружием, ноги в сапогах и головы с открытыми ртами. Бить себя не пришлось, сознание она потеряла благополучно, без всякой помощи. Гарди не чувствовала, как ее подняли, аккуратно положив на большую ладонь, и понесли наружу — в давно наступившую ночь, на свежий воздух.