Гувернантка

Пролог

Абердин, Шотландия, июль 1987 года

Все было готово к приему гостей. Стол красного дерева в обеденной зале застелили белой кружевной скатертью. Сквозь широкое эркерное окно в комнату лился свет, и на золотистой кайме фарфоровых чашек плясали солнечные зайчики. На столе стояли тарелки для гостей и лежали светлые льняные салфетки, а еще — начищенные до блеска десертные вилки, щипцы для сахара, серебряный молочник и изящные, тоже серебряные чайные ложечки, которые так и сверкали на солнце.

А в прохладной кухне на самых изысканных тарелках, что только нашлись в доме, дожидались своего часа закуски. Каких сэндвичей тут только не было: и с копченым лососем, и с курицей, и с ветчиной, и с огурцом! Причем с каждого куска хлеба заботливо срезаны корки. На отдельных тарелках лежали круглые сэндвичи с джемом — их еще называют пенсами — любимое лакомство долгожданных гостей, а также сконы[1], кексы и великолепный шоколадный торт.

Комнаты утопали в цветах: их расставили по тщательно вымытым вазам и кувшинам, извлеченным из глубин буфета. Куда ни глянь, все было усыпано нежными лепестками, а в воздухе, смешавшись с запахом воска, витал сладкий аромат роз.

В гостиной с высоким потолком, расположенной напротив обеденной залы, у окна, выпрямив спину, стояла статная пожилая дама в бледно-розовом платье. На шее и на груди у нее поблескивали жемчуга. В больших, слегка раскосых глазах горело нетерпение. Дама порывисто дышала, вцепившись в край подоконника. Ее внимание было приковано к пересечению улицы, на которой стоял дом, и оживленного шоссе. Именно с той стороны она и ждала гостей.

Они ни разу не бывали в ее роскошном, просторном особняке из серого гранита, построенном на одной из богатейших городских улиц. В пасмурные дни дом казался чересчур мрачным, зато в погожие нарядно сверкал в лучах солнца. И сегодня, в самый разгар июля, как раз и выдался такой вот прекрасный, искристый денек!

Свет, проникавший в гостиную сквозь большое окно, падал на элегантную каминную полку, на которой выстроились шеренгой фотографии в серебряных рамках. С одной из них весело смотрели две улыбчивые девчушки в одинаковых юбках из шотландки и вязаных жакетах. Старшая обнимала за шею коричневого окраса собаку со стоячими ушками, а младшая — гладила. Позади девочек раскинулась клумба с тюльпанами, а чуть поодаль высились башни замка.

На соседней фотографии эти же девочки позировали уже в коронах. Теперь они смотрели торжественно и серьезно, а одеты были в длинные белые платья и отороченные мехом мантии, которые стелились по полу и ложились складками у их ног, точно бархатные реки. За спиной у девочек стояли мужчина и женщина — тоже в мантиях и больших, украшенных крупными драгоценными камнями коронах. Взгляд у мужчины был настороженный, а женщина смотрела смело и решительно.

Пожилая дама терпеливо ждала, уединившись в тихой гостиной. Время от времени она вздыхала, точно человек, чаявший исполнения своей заветной мечты. В остальном же в доме царила тишина, нарушаемая лишь тиканьем больших напольных часов. В камине, между двух альковов, полыхал огонь. Пускай на дворе и лето, но в шотландских домах неизменно царила прохлада. А в замках — тем более! Уж она-то знала об этом не понаслышке.

Вдруг дама еще сильнее выпрямилась и затаила дыхание. Вот он, долгожданный миг! Вдали, на широкой дороге, идущей от аэропорта, показался лимузин. Это, наверное, полицейское сопровождение! А сами гости, выходит, едут в следующем автомобиле. Сухонькие руки вцепились в подоконник еще крепче. Даме показалось, будто в одной из машин мелькнуло бледной вспышкой знакомое лицо.

Молодой человек в строгом костюме в тонкую полоску, сидящий на переднем сиденье второго автомобиля, открыл кожаный чемоданчик. Чувствовалось, что он к своим обязанностям конюшего[2] еще не привык и страшно нервничает. Он достал какие-то бумаги и развернулся к пассажиркам — двум темноволосым дамам средних лет. Их внешнее сходство сразу же бросалось в глаза.

Одна — загорелая, с ярким макияжем — была одета в розовое платье, дополненное крупными белыми бусами; вторая — с виду более консервативная — в кардиган, джемпер из бежевой шерсти и клетчатую юбку. На шее у нее красовалась двойная жемчужная нить, а густые волнистые волосы были зачесаны назад.

Новоиспеченный конюший, явно преисполненный глубокого уважения к своим спутницам, волнуясь, прочистил горло.

— Ваше величество, позвольте минутку внимания. Мы проезжаем улицу, на которой живет одна особа, которая когда-то служила в королевском дворце.

Дама в кардигане, которая до этого не отводила глаз от окна, развернулась в сторону конюшего.

— Зовут ее Мэрион Кроуфорд, — продолжал он. — И, по ее словам, она была гувернанткой вашего величества целых шестнадцать лет. Насколько я знаю, от нее каждый год приходят письма с приглашениями заехать к ней как-нибудь на чай по пути в Балморал, — поведал юноша и, сделав внушительную паузу, с робостью добавил: — Вот я и подумал, быть может, ваше величество…

— «Писем от Мэрион Кроуфорд можно касаться лишь очень длинными щипцами!» — с неожиданной живостью вставила загорелая дама и запальчиво посмотрела на сестру. — Помнишь это указание, Лилибет? Что скажешь?

Ответа не последовало. Шофер начал потихоньку снижать скорость. Впереди показалась синяя табличка, знаменовавшая конец улочки, на которой жила пожилая гувернантка.

Хозяйка дома, по-прежнему стоявшая у окна в гостиной, радостно замахала морщинистой рукой. Автомобили замедлили ход. Подумать только! После стольких лет они все же свернули к ней и остановились у самого дома! Ворота она распахнула заранее — как и всегда.

— Лилибет! — громко позвала дама в розовом платье.