Хакеры снов

* * *

Спалось прекрасно. Я уже чувствовал, что просыпался. Сон постепенно переходил в легкую дрему, но я старался подольше отсрочить момент открытия глаз. Постель была такая мягкая, а по телу расползлась нега. Единственное, что выбивало из мира Морфея, это лучик солнца, который деликатно, но все же довольно настойчиво ползал по моему лицу намекая, что утро уже заканчивается.

Надо же идти на работу! Будильник почему-то не сработал. — Эти мысли меня встрепенули, но я тут же вспомнил, что у меня больше нету никакой работы и, не открывая глаз, снова расслабился, пытаясь собрать последние капли удовольствия с уходящего сна.

Попытался вспомнить, что мне снилось. Образы, как это часто бывает утром, выглядели предельно размытыми. Но я точно знал, что мне приснилось нечто предельно важное. И крайне любопытное. Попытался поймать сознанием ускользающие обрывки памяти, но все попытки оказались тщетны.

Сладко потянувшись, я открыл глаза и… уставился на незнакомый потолок. Что за дела? — возмутился внутренний голос. опять так нажрался, что не помнишь ни хрена. Погоди кА в следующий раз очнешься в больнице, предостерег он. Или наоборот, не очнешься в морге.

Я приглушил гашетку самокритики и привстал. Вокруг были лишь стены, пол и потолок, да еще какая-то дерюга, служившая мне кроватью. Больше никаких предметов интерьера я не заметил. Попытался еще раз вспомнить, что же было вчера и еще раз оглядевшись почувствовал, что эта комната мне знакома.

Ох помилуйте боги, только бы не крокодил, — думал я одеваясь. После пошарил взглядом и нашел черный прямоугольный проем в одном из углов комнаты. Подошел и обнаружил в проеме деревянные ступеньки. Зевая и одновременно силясь вспомнить — кто хозяйка квартиры (а то, что это именно женщина я не сомневался, ибо принципиально не ночевал у друзей-мужчин), я спустился на первый этаж и столкнулся со здоровенным лысым мужиком, удивленно уставившимся на меня. Ох черт, надеюсь, это ее папа, а не мой ночной спутник. Все таки не мог я столько выпить, — завопил внутренний голос.

В это время на лице мужика удивление быстро сменилось радостью. Фуф, значит бить не будет, — заверил меня внутренний голос, явно приободрившийся наличию такого факта.

— Шо, оклемался все таки? — спросил мужик.

И тут воспоминания холодным душем обрушились на меня. Встреча в ресторане, попытки путешествий в осознанные сны, цирк, и самое главное, заброска меня в стан врага. На этом безмятежность и легкостьсолнечного утра резко оборвалась.

У меня так было уже один раз в жизни, когда я после какой-то молодецкой попойки дрался со скин хедами, а потом уютно лег в лужу и заснул до первого патруля ППС. Тогда тоже проснулся точно так же — сладко и легко.

Я пошатнулся и начал заваливаться на боковую. Но Лёха, а мужиком был именно он, теперь я все вспомнил, подхватил меня и удержал на ногах.

— Эй, ты чего, еще не в себе? — спросил он заглядывая мне в глаза.

— Да не, я в порядке. Почти, — глухо отозвался я. Ну говори, как все прошло? И почему я не умер? Помню, что когда последний раз я был в сознании, меня жрала какая-то тварь.

— Погоди, давай сначала чайку заварю. Тут и поговорим, — ответил Леха.

Мы прошли в кухню, уселись за маленький японский столик и мой учитель спросил:

— Пуэр, Тягуанинь?

— Чего?

— Чай какой будешь?

— Да все равно, я в них не разбираюсь, — ответил я отстраненно, ибо все мысли были в одновременно ярком и страшном прошлом.

Лёха неспешно разлил чай по малюсеньким пиалкам, сдела глоток и сказал:

— Рассказывать-то в общем мне особо нечего. Как ты понимаешь, я там не был и видеть то, что там было не мог.

— Почему? Ты же мог заглянуть к примеру в мою память. Кстати, сколько я тут валяюсь?

— Валяешься, как ты выразился, уже три дня. А насчет памяти — увы, то место, в котором хранятся воспоминания о путешествии находится в недоступном для меня месте.

— Оно охраняется какими-нибудь безумцами или чудовищами? — спросил я.

— Нет. Любую существующую в обычных снах силу я способен с легкостью нейтрализовать. Просто воспоминания о пережитом тобой опыте спрятаны так хорошо, что я не смог ничего найти.

— То есть тебе совсем нечего рассказать? — спросил я разочарованно.

— Нет, кое-что все таки я могу рассказать. Но, увы, хорошая новость только одна и ты ее уже знаешь.

— Какая?

— То, что ты выжил.

— Мда. Ну ладно, давай тогда плохие.

— Во-первых, Ольга, увы, не вернулась с тобой.

— Я помню, она умерла в черном сне.

— Ага. Но если там умереть, то здесь ты все равно останешься живым, хоть и пришибленным на всю жизнь. А Ольга просто не вернулась. Когда вы пошли на разведку, она была дома под присмотром верных мне потаенных. Все таки задача у вас была, мягко скажем, важная, поэтому я не мог допустить, чтобы к ней кто-то пришел.

— И что дальше?

— Дальше? Потаенные говорят, что в один прекрасный момент она просто исчезла. Была и нет.

— Что это значит?

— Не знаю, на моей памяти ничего подобного не было. Но факт, остается фактом. Она не вернулась. В этом мире ее точно нет. Я искал.

— Жалко ее, — сказал я сделав глоток и опустив глаза, вспоминая сцену борьбы с клонами из зеркал. Видимо тогда я в последний раз настоящую Ольгу и видел.

— Я тоже этому не рад, мрачно заявил Лёха. — Чуть позже ты расскажешь мне все случилось. А пока я продолжу делиться новостями.

— И вправду вести у тебя хреновые, — сказал я предчувствуя, что дальше будет больше.

— Ну так я и не обещал сказку на ночь про Алладина, ответил Леха. На его лице при этом улыбка так и не всплыла. Мне это совсем не понравилось. Он сделал еще один глоток чая и продолжил:

— Новость номер два. Ты потерял свою осознанность во сне.

— Как так?

— Тоже не могу ответить на этот вопрос. Но то, что потерял — это точно.

— И что же дальше?

— А дальше, — Лёха сделал неопределенный жест рукой и вздохнул— новость номер три: это наша с тобой последняя встреча. Совет прекращает с тобой сотрудничество. Дальше мы пойдем разными путями.

— Вот так просто? После всего, что мы вместе прошли? — сказал я не веря своим словам.

— Увы, — ответил Леха. — Поверь, мне тоже жаль, что все вышло именно так. Но ничего не поделаешь.

— А что Совет будет делать с черными снами?

— Что-что, отправит еще несколько разведгрупп. Может быть, им повезет больше. Поэтому мне очень важно, чтобы ты рассказал все, что там с вами происходило.

— Ну разведгруппы отправляются же не завтра? — гулко спросил я учителя.

— Конечно не завтра, — ответил он.

В этот момент внутри меня резко стало пусто и неуютно. Захотелось срочно остаться одному.

— Слушай, давай тогда поговорим потом, — сказал я и поднялся из-за стола.

— Эй, погоди, — почти озабоченным голос позвал Лёха. — Присядь, поговорим.

— Поговорили уже, — коротко бросил я ему через плечо и пошел к выходу.

С тех пор я больше никогда не видел Леху. В тот же день я пришел домой, сел за компьютер и, пытаясь отключить мозг, уселся играть в пасьянс «Паук», да так и просидел до самой ночи. Было обидно, что меня вот так просто выкинули, после того, как я, рискуя жизнью. Но это не главное. Больше всего меня пугала мысль, что на этом чудеса закончились. Закончилась и та самая «избранность», о которой я мечтал всю жизнь, но всю жизнь боялся себе в этом признаться. Сейчас не боялся, но это было уже совершенно не важно.

Одна лишь мысль, что мне когда-нибудь возможно придется снова идти в какую-нибудь торговую компанию с ненавистными корпоративным патриотизмом и стадным коллективизмом и снова продавать гребаную кровлю, сводила с ума.

Более того, идя сегодня домой я не обнаружил на улице потаенных — ни крыс, ни тараканов. Я снова перестал их видеть. Это было еще одним доказательством того, что все кончилось.

Еще четыре дня я провел, выходя из дома. только за тем, чтобы еще раз купить бутылку чего-нибудь, содержащего алкоголь. Что именно пить — было все равно. Алкоголь хорошо отгонял мысли и притуплял чувства.

Выйдя из алкогольной моно-попойки, я первым делом позвонил Миле. Девушка была очень рада меня слышать, говорила, что очень сильно переживала, что я вот так резко пропал там на горе и потом не брал трубку и не появлялся около недели. Еще она сказала, что совсем не злится на меня, даже наоборот, поняла как сильно я ей дорог. Потом еще наговорила чего-то приятного и предложила встретиться.

Ну и я, подкупленный такими словами, а так же до сих пор находящийся под влиянием алкоголя, который толкал меня на отчаянные поступки, предложил миле не просто встретиться, а приехать ко мне с вещами, дабы строить вместе рука об руку наше маленькое счастье. Мила взвизгнула от радости, крикнула в трубку «Собираюсь» и отключила мобилу.

— Наше маленькое счастье. Сраное маленькое счастье, — сказал я вслух старому советскому ковру, по-прежнему создающему атмосферу ушедшей эпохи у меня в комнате и отхлебнул из бутылки.

По первой Мила мне очень сильно помогла. Не смотря на то, что ее мир был прост и вульгарен, как провинциальная реклама, девушка была эмоциональна и своими чувствами с переменным успехом заполняла мою пустоту. Но уже через месяц совместной жизни я начал тихо про себя выть волком. Но сделать что-нибудь не решался. она была единственным ярким пятном в моей бесцветной жизни. С каждым днем я все больше погружался в серые краски депрессии.

Потом, немного оклемавшись, я стал думать, как можно выйти из состояния, которое про себя называл «полное число Пи». Пришел к мысли, что можно было бы начать путешествовать или вступить в какую-нибудь секту, в основе учения которой лежит прием веществ, изменяющих сознание или начать заниматься танцами. Поверив в лживые обещания, данные самому себе, и кое как выйдя из затянувшегося пике, я продолжил жить и пить.

Так, пусто и тоскливо, прошел год. Лёха ни разу не обьявился. Я не работал, не мог себя заставить. Жил на то, что приносила Мила. Конечно, ни на какие путешествия я так и не решился. Просто варился в собственном соку. Один мой друг из прошлой жизни как-то рассказал про любопытный эксперимент: одну лягушку кинули в кипяток и она тут же выпрыгнула, тем сам сумев сохранить себе жизнь. Вторую же лягушку кинули в прохладную воду, которую медленно стали нагревать. Она не выпрыгнула. Потому что не смогла понять, когда еще можно, а когда уже поздно. Я чувствовал себя именно этой лягушкой. Сделать что-то, чтобы поменять свою жизнь, боялся и не мог, а жить в этой «бытовой тюрьме» было невыносимо и некрасиво, но безопасно.

За этот длинный-предлинный год, где дни напоминали детский журнал с картинками в стиле «найди пять отличий», я воспрял духом лишь однажды.

Бесцельно гуляя по темным улочкам не самого богатого района города и традиционно напиваясь, я, проходя под желтым фонарем, увидел человека, одетого в лохмотья. Он подошел ко мне и попросил сигаретку.

Роясь в кармане в поисках пачки, я мельком глянул на небритую физианомию попрошайки и меня аж передернуло. Его лицо было знакомо. Я узнал в этом доходяге человека, который несколько раз появлялся в моей судьбе и всегда был предвестником, а часто и главным действующим лицом беды. Передо мной был сержант Мелько, точнее теперь видимо уже бомж Мелько.

Интересно, что с ним случилось, — подумал я. Ах да, Лёха же сказал ему пойти уволиться. И видимо то обстоятельство стало фатальным для жизни бывшего сержанта. А может было что-то еще.

Как ни странно, я больше не испытывал к этому человеку никакой неприязни. Скорее наоборот, он стал для меня за этот год единственным живым напоминанием о прошлой жизни. Поэтому я даже обрадовался старому знакомцу и, угостив его сигаретой, спросил:

— Эй дядя, ты меня не узнаешь.

Бомж осмотрел меня мутным, плавающим взглядом и спросил:

— Это ты вчера гречку раздавал?

— Не. Я человек из твоей прошлой жизни, когда ты еще в полиции работал.

В глазах Мелько промелькнула какая-то мысль, потом он подозрительно уставился на меня и спросил:

— Я тебя арестовывал?

— Да. Было дело.

— Ну давай, сука, бей, — обреченно сказал он.

— Да расслабься, я на тебя не в обиде. Я, как и ты, потерял свою предыдущую жизнь и качусь вниз по наклонной. Ну, — сказал я еще раз оглядев бомжа, — может не так стремительно, как ты, но все же. Будешь пиво? Пошли выпьем, поговорим.

Бомж кивнул, хоть и продолжал на меня периодически подозрительно поглядывать.

Мы зашли в круглосуточный магазин и купив самого дешевого пива — денег Мила давала кот наплакал — пошли в какую-то темную подворотню, где усевшись на ствол умершего дерева, завели душевную беседу.

— Что с тобой случилось то? — спросил я товарища по несчастью.

— Сложно обьяснить, — ответил он. — Просто в какой-то момент нашло на меня помутнение. Я тогда арестовывал какого-то козла, как вдруг заклинило и взял да пошел к начальству. Прихожу и говорю: Хочу уволиться. А он удивился и спрашивает: Эт ты чего так сходу?

А я ему отвечаю: «да вот обкрадываю я граждан, наркоту им подсовываю, избиваю. Не могу так больше. Судите меня».

— И что дальше?

— Ну судить конечно начальник не стал, но вот из органов все таки поперли. Подумали, что я головой стукнулся. А я еще спасибо им говорил. Потом только очнулся, в кровати с расчетом и трудовой. Метнулся было обратно, но все. Поезд ушел. Так и не понял, что со мной тогда случилось. Как будто и впрямь с катушек съехал. Правда после того случая кроме белочки никаких глюков и не было. Не знаю, что это было.

— Да, — протянул я многозначительно, — бывает. А бомжуешь то че?

— Да все потом на перекосяк пошло. Жена бросила, на работу долго устроиться не мог, ну и бухать начал. В общем, выперли меня из квартиры, которую снимал, а пойти не к кому. Да я особо и не дергался, уже все равно было.

— Ну а ты чего шляешься по ночам пьяный? — спросил Мелько после небольшой паузы.

— Да вот похожая история. То есть у меня все было совсем по-другому. Но финал в общем-то тот же. Грубо говоря, получил я работу о которой всю жизнь мечтал. А потом не справился и уволили меня. А теперь возвращаться на старое место и продавать кровлю нет никакого желания. Вот и бухаю.

Мы посидели еще некоторое время, потом мне стало скучно и я, попрощавшись ушел домой. Дома рассказал о моей ночной встрече Миле, но та весьма равнодушно отреагировала на эту тему. Мила, кстати, вообще сильно изменилась за этот год. Много стала истерить, ругаться, в чем-то меня обвинять. Оно правда и неудивительно. Удивительным было как раз то, что она не уходила. Да я в общем-то знал, что не сможет уйти. Поэтому и вел с ней себя как последнее дерьмо. Вот так и жили. Криво, косо, но вместе.

И все же встреча с Мелько меня перевернула. Я понял куда качусь и понял, что не хочу катиться в эту сторону. Поэтому все таки взял себя в руки и пошел устраиваться на работу. В сове время я был неплохим менеджером, поэтому взяли меня легко. Милу, на удивление, это совершенно не обрадовало. Может быть, она думала, что если платит за меня, то я у нее на крючке?

Так прошел еще один очень длинный год. Я стал совершенно обычным человеком с своершенно обычной жизнью. Все точно так же, как и до встречи с Лёхой. Постепенно вернулись старые друзья, появилось несколько новых, на выходные мы ходили в торгово-развлекательный комплекс и вовсю там «торогово-развлекались».

Однажды после работы я пошел в парк. Не знаю зачем. Наверное, еще раз помеланхолить о прежней жизни. Хотя за эти два года тоска по передним временам поутихла и уже стала казаться чем-то вроде красивого сна, но иногда на меня все же находила дремучая грусть.

Сидел у берега небольшого прудика на берегу псевдолеса, над которым со всех сторон высились блочные многоэтажки городских трущеб. Я смотрел на гладь воды, в которой отражался город. И, вдруг, как это часто бывает, ни с того, ни с сего, меня как будто кто-то разбудил. Я понял, что не живу своей жизнью, а вижу лишь ее нелепое отражение в заросшем пруду памяти.

Утром я проснулся, выпил кофе, сказал Миле: «Ну вот и все», надел рюкзак и вышел на улицу. Шел на восток, не оглядываясь, навстречу медленно поднимающемуся солнцу. Я не знал, почему иду именно туда, не знал, зачем вообще иду. Знал только, что два года моей жизни прошли без моего участия. И знал еще, что больше не смогу находиться в этой квартире, в этом городе, в этом месте. Я просто шел.

Через два часа город закончился, пошли дачи и сады. Еще через три часа потянулась степь. Точнее, кода-то она была степью, а теперь это лишь окультуренные квадратики земли, разграниченные лесополосами.

Помню, как-то однажды летел в самолете из Краснодара в Москву и был поражен тому, что земля под нами вся сплошь состояла из сделанных человеческими руками разноцветных квадратиков. Тогда меня это очень сильно впечатлило. Я и не думал, что человек преобразовал под свои нужды столько пространства.

Видимо, как говорил Леха, человечество очень эффективно справляется со своей миссией на этой грешной земле. Еще чуть-чуть и люди научаться переправляться на другие планеты. А эта зайдется в чахоточных спазмах, да и сгинет в небытие.

Наступил вечер, заметно похолодало. Я утопал уже прилично. Вокруг был какой-то жидкий, но безлюдный лес. Внутренний голос стал шептать что-то насчет моего слишком скоропалительного решения и что еще не поздно вернуться, закутаться в одеяло и спокойно жить дальше. В какой-то момент я ему почти поверил. Но потом, вспомнив, как я провел эти два последние года, я так ужаснулся, что понял — назад пути нет. И лишь прибавил шагу.

Сегодняшняя ночь была на редкость темная. Кажется, когда только-только начало смеркаться, я еще видел звезды. Но теперь небосвод был черным, как душа Люцифера. Луны тоже не было. Видимо, ночь выдалась облачная, хотя никаких облаков я не смог разглядеть.

Чем шел дальше, тем темнее становилось. Звуки ветра, шелест ночных животных и насекомых — все это так же стало приглушаться. Внутри меня потихоньку начал покрикивать страх.

В какой-то момент тьма окутала меня полностью. Звуки так же пропали. Стало очень страшно. Я остановился и обернулся. Позади такая же тьма. Видимо, заблудился, — подумал я. А потом вдруг в голову пришла неожиданная мысль: «Как я могу заблудиться? Ведь у меня теперь нет дома. Я не иду куда-то конкретно. Все, что мне принадлежит — у меня с собой. Я там, где я есть.»

Эта мысль подарила то долгожданное чувство свободы, которое два года назад так вероломно отобрал у меня Лёха. Страх отступил. На душе стало легко. Я глубоко вздохнул полной грудью и сделал шаг вперед.

Но, вопреки ожиданиям, там куда я наступил, земли не было. Потеряв равновесие я полетел вниз, куда-то во мрак.

— Ну что, доигрался, идиот? — успел крикнуть внутренний голос. — Тяжко ему, приключений захотел? Ну теперь будут тебе приключения.

— Зато эта жизнь была забавной, — успел я ответить ему.

Приземление оказалось жестким, но не смертельным. Я больно ударился головой и ушиб локоть. — Странно, столько летел, а так легко отделался, — подумал я и открыл глаза. Правда тут же их закрыл, ибо там, куда я попал, был такой яркий свет, что мои, привыкшие к темноте глаза, тут же заслезились.

Где-то слева послышались возбужденные голоса и приближающиеся шаги. Я попытался еще раз осторожно открыть глаза и увидел перед собой белый потолок, посреди которого висела лампа, точь в точь такая, какую я видел в конце моего путешествия к черным снам.

— Что, опять? — подумал я. Или это сон? Или то, что было последние два года — сон? Или то, что было всю жизнь, это сон. Или… Боже я запутался. Что происходит?

Ко мне подбежал врач с большими удивленными глазами и спросил: «Что, неужели оклемался?»

Я ему нелепо улыбнулся и, стараясь не испортить его столь сильное впечатление пробулькал что-то вроде «да».

Потом пришли два крупных суровых медбрата и положили меня на кровать. Врач немного осмотрел меня, а потом сказал: «Ну ты не представляешь как тебе повезло».

Видя мое полное непонимание, он ответил на немой вопрос: — Давай все ответы на твои вопросы завтра. А пока лучше тебе поспать.

Произнеся эти слова он встал, выключил свет и вышел из палаты. А я, так и не разобравшись — что к чему, провалился в сон.

Только заснув я очутился на том зеленом лугу, на котором когда-то Лёха обучал меня премудростям жизни. Неужели меня реабилитировали? Неужели я снова в строю? Эти мысли вызвали у меня дикое возбуждение. Я с предвкушением стал ждать Лёху. Да обида на него не прошла. Но я, черт возьми, по нему так сильно соскучился.

Прошло достаточно много времени, прежде чем за моей спиной послышалось шуршание. Я с радостью повернулся и… увидел перед собой красивую незнакомую женщины.

— Ээ, а вы кто? — удивился я.

— Я Жанна, — буднично ответила она.

— Аа, — протянул я растерянно.

— Я из Совета Сорока, — уточнила она. Нам надо поговорить.

— Ну хорошо, а где Лёха?

— И об этом мы тоже поговорим. Но для начала расскажи мне все, что с тобой случилось после того, как вы с Ольгой отправились в черный сон.

Мы уселись с ней на траве, я по старой привычке закурил достав сигарету из воображения — боже как я был рад вернуться в осознанные сны — и начал свое длинное повествование. Жанна слушала молча и практически не перебивала.

Когда мой рассказ подошел к концу она немного подумала, а потом сказала:

— Ну а теперь слушай ты. Я расскажу тебе много важного. Очень важного.

— Весь во внимании. Я по прежнему придерживался шуточного тона, так как радость все еще клокотала внутри меня.

— Первое. Совета Сорока больше нет.

— Как нет?

— Вот так. Нету ни сорока мудрецов, ни той армии хакеров, которую они создали.

— Что случилось? — спросил я нетерпеливо.

— Не перебивай и я все тебе расскажу.

— Хорошо.

— Их всех убили. Черные сны все таки проникли в души людей. Мир сейчас совсем не такой, каким ты его помнишь. Из всего Совета, — продолжила она, — остались только я и ты. Я, потому что, меня невозможно убить.

— Это почему, — не удержавшись спросил я.

— Потому что я уже мертва. Леха же говорил тебе, что в Совете есть мертвый.

— Да. Но я почему то думал, что это мужчина.

— Ну это сейчас как раз неважно. Важно то, что мертвые в снах живут немного по-другому, чем все остальные. Нас невозможно убить извне. Мы умираем сами, когда приходит время. Н с другой стороны и мы в мире снов сильно ограничены. Мы можем быть увиденными, можем говорить с людьми, но больше ничего. Мы не можем ни к чему прикоснуться, не можем пить, есть. Короче говоря, мы приведения.

— Хм. Ну понятно.

— Именно поэтому я и осталась в живых. Все остальные убиты.

— А почему в живых остался я?

— А вот это самое интересное, — улыбнулась она. — Тебя выбрали в разведгруппу неслучайно. Все линии судьбы говорили, что мы можем победить только в одном случае — если ты отправишься на разведку. Правда все тогда считали, что ты принесешь важную информацию, которая поможет нам в борьбе, а оказалось — наоборот, ты, отсутствуя в реальном мире, стал недосягаем для убийц.

— Подожди. Так я отсутствовал то всего несколько дней.

— Нет. Последние два года ты находился в черном сне. Точнее не в нем самом, а во мраке, на границе со сном. Все, что ты там видел — вся твоя жизнь с Милой, работа и та встреча с Лёхой — все это иллюзия. Черный сон создал вселенную, в которой хотел тебя утопить — медленно и спокойно. Чтобы вырваться из пелены, всего то и нужно было — лишь продолжать идти. Но мрак повлиял на твою психику и ты остался жить в городе. Правда что-то все же произошло, и ты все таки вышел за его пределы.

— То есть все это неправда? — переспросил я не веря своим ушам.

— Ага. Все эти два года твое тело валялось в коме в Краевой психиатрической больнице. А ум был опутан чернотой.

— Верится с трудом, — протянул я. — Ну и что же теперь?

— Теперь тебе нужно оклематься, — ответила она. Но времени осталось совсем немного, мир меняется.

— Что это значит?

— Начинается последняя мировая война. Совета больше нет. Все линии судьбы указывали на тебя, как на избранного. Тебе нужно отдохнуть и снова возвращаться туда. Только теперь придется дойти до конца. И помощи ни от кого уже не будет.

Я ничего не ответил, переваривая полученную информацию. Жанна посмотрела на меня и сказала: — Ладно, я зайду попозже. А пока отдыхай.

Я с трудом разлепил глаза и увидел склонившуюся передо мной мед сестру.

— Проснулся? — ласково спросила она. — Ну давай покушаем, а потом на осмотр к доктору.