Хитрый Петр не покидал села целую зиму. Но как только растаял снег и расцвели подснежники и крокусы, отправился в город.
Увидев цирюльню, Петр потрогал свою бороду и решил зайти побриться. В цирюльне были и другие клиенты — богачи и торговцы. Петр вошел, поздоровался.
— Будешь бриться? — спросил его цирюльник-турок.
— Затем и пришел, я подожду, — скромно ответил Петр.
— Садись в кресло, первым тебя побрею. Им все равно нечего делать, могут и подождать! — громко произнес турок и подмигнул торговцам и богачам.
Петр сел, снял меховой колпак, положил его на колени. Цирюльник принялся брить его, не намылив, тупой бритвой. Петр сжимал губы от боли, на глазах у него выступили слезы, но он терпел и думал: «Не дождешься, чтобы я начал скулить! Ничего, мы еще с тобой сквитаемся!»
— Уж больно сильно ты зубы стиснул! Засунь-ка в рот веник, чтобы язык не откусить! — измывался над ним довольный турок и поглядывал на потешавшихся богачей.
Наконец цирюльник кончил свое дело, похлопал Петра по плечу:
— Молодец! Прямо герой! Но и я мастерски тебя побрил, до гроба помнить будешь!
— Да уж не забуду, но ты меня еще вспомнишь! — буркнул Хитрый Петр, встал, нахлобучил колпак.
Турок не расслышал его слов и предложил:
— Может, вместо платы подрежешь у меня во дворе виноградные лозы?
— Это можно, — охотно согласился клиент. — Но у меня нет ножа, дал бы мне бритву, которой меня брил, ею бы и подрезал.
Цирюльник с готовностью протянул Петру бритву, отвел в свой двор, показал, что и как нужно обрезать. Потом вернулся в цирюльню, а Хитрый Петр принялся за работу.
Срезав под корень все лозы, он вернул хозяину бритву.
— Ну, хорошо подрезал? — поинтересовался турок.
— Так мастерски, что второй раз подрезать не придется!
— А плачет[1]?
— Еще как плачет, — заверил Петр. — И ты при виде ее так заплачешь, что долго будешь меня помнить!
Пока цирюльник и богачи поняли, что произошло, Петра и след простыл.