Хлыстовая пила

Хлыстовая пила

Росс Томас

ПОСВЯЩАЕТСЯ ХАРРИЕТ

хлыстовая пила (hwip'so) v.t. 1. резать хлыстовой пилой; следовательно, 2. победить или взять верх над (человеком) двумя способами одновременно, как в фаро, выиграв две разные ставки в одной игре.

Новый мировой словарь американского языка Вебстера

Глава

1

Мои поиски Клинтона Шартелла в четырех городах закончились в Денвере, где я нашел его играющим в шорт-стопе за Kwikway Truckers в парке sandlot на углу 29-й улицы и Чампа. Он играл босиком и обсуждал это на приусадебном участке.

Табло показывало, что это была первая половина девятого раунда и что "Дальнобойщики" опережали "Айронмен" из Пуэбло со счетом шесть-пять. Один из них выбыл с первой ничьей. Трибуны, расположенные вдоль третьей и первой линий базы, были примерно на три четверти заполнены семьями, друзьями команд и просто людьми, которые считают, что бесплатный бейсбольный матч - хороший способ убить теплый июльский вечер.

Я занял место на трибунах рядом с толстым мексиканцем, который ел тамалес из газеты, давая несколько советов подающему.

“Сожги это там, детка!” - прокричал мексиканец, сложив ладони рупором. У него было что-то не в порядке с аденоидами, и что бы это ни было, оно придавало его голосу оглушительный резонанс, который потрескивал в ночном воздухе.

“Где ты берешь тамале?” Я спросил.

“У парня есть тележка, вон там, на третьем этаже”, - сказал мексиканец. Я подошел и купил три тамале у старика с белой тележкой, которая катилась на велосипедных колесах. Для завертывания он использовал "Денвер пост", но отдельные тамале были завернуты в настоящие кукурузные хлопья. Они стоили двадцать пять центов каждый.

Я вернулся на трибуны и снова сел рядом с мексиканцем. Питчер попробовал еще один быстрый мяч, но он прошел низко и снаружи. “Почему на парне, играющем короткими, нет формы?” Я спросил мексиканца.

“Минутку”, - сказал он и еще немного подбодрил питчера. “Тот парень просто сидел здесь и наблюдал. Затем, когда Коннорс подвернул лодыжку, он просто подошел и поговорил с менеджером, они дали ему перчатку Коннорса, и он начал играть. Он тоже неплох ”.

“Коннорс обычный коротышка, да?”

“Он обычный коротышка, но он подвернул лодыжку во втором иннинге, когда перепутал прыжок”.

“И высокий парень играет с тех пор?”

Мексиканец прожевал последний кусочек тамале, аккуратно облизал пальцы и кивнул. “Правильно”, - сказал он после того, как привел себя в порядок.

Питчер долго заводился и попробовал слайдер. Это был удар и бегство. Человек на тарелке получил толстый кусок мяча, когда бегущий первым бросился ко второму. Это был сильный удар землянина, для шорта которого потребовался неприятный рикошет, но Шартелле остановил его в прыжке и перевел на вторую позицию одним плавным движением, как будто он делал это всю весну и лето. Игрок второй базы сделал хороший бросок первому вовремя для двойной игры.

“Как насчет этого?” - спросил мексиканец.

“Он может пойти направо”, - сказал я.

“Неплохо для такого старого парня”.

“Ты имеешь в виду короткую остановку?”

“Ему, должно быть, около сорока”.

“И еще кое-что”, - сказал я и спустился с трибуны к скамейке запасных Kwikway Truckers.

Я никогда не встречался с Клинтоном Шартеллом, но видел его фотографии в тщательно составленном досье, которое агентство вложило в кожаную папку, из-за чего она выглядела как презентация Anaconda Copper. В этом агентстве мы всегда работали на совесть. Фотографии были в основном новостными кадрами, зернистыми материалами от AP, UPI's Wide World, Black Star и остальных коммерческих агентств. Почти на всех снимках Шартель был на заднем плане, по-видимому, случайно, стоя немного позади и справа от основных фигур на фотографиях. На большинстве снимков у него был озабоченный вид, как будто он пытался вспомнить, выключал ли он жаркое. В других он был рядом с множеством сияющих, но почему-то остекленевших мужчин — молодых, старых и среднего возраста, - которые улыбались пустыми улыбками и делали какой-нибудь небольшой победный жест: большой и указательный пальцы образовывали букву "О" или руки складывались вместе над головой в боксерском приветствии.

На фотографиях Шартелле был изображен мужчиной с лицом в форме разбитого сердца. Его подбородок заострился, а над ним блуждал широкий рот. Его нос был на правильном пути, пока не прошел половину пути туда, куда должен был идти, а затем слегка отклонился влево. Это был хороший нос, сильный нос. Его глаза на фотографиях были темными и прямыми, а левая бровь изогнута дугой, что придавало ему вопросительный вид. Это было лицо, которое излучало, если оно вообще что-то излучало, выражение озабоченного веселья, которое едва не граничило с цинизмом, но не намного короче.

Он вытирал полотенцем коротко остриженные волосы, которые были его визитной карточкой, когда я подошел к нему. Волосы, собранные в косичку, были чисто-белыми, и такими оставались с тех пор, как ему исполнилось девятнадцать.

“Это была хорошая пьеса, мистер Шартель”, - сказал я.

Он повернулся, чтобы посмотреть на меня. “Сейчас ты был бы немного молод для разведчика ”Питтсбург Пайретс"", - сказал он. “Хотя это было любезно сказать мужчине моих лет”.

“Это был отличный улов и хорошая привязка ко второму месту. Я Питер Апшоу”.

Он положил полотенце на скамейку, и мы пожали друг другу руки. “С удовольствием, мистер Апшоу”.

“Я искал тебя пять дней. Ты постоянно переезжал”.

“Вы продвигаетесь медленно, мистер Апшоу. Но мило”.

Я улыбнулся. “Это пережиток тех дней, когда я продавал взаимные фонды в колледже”.

“И теперь ты продаешь?”

“Я не такой. Я работаю на Пэдрика Даффи. В Лондоне”.

“Сам?”

“То же самое”.

Шартель кивнул и поднял глаза, когда на стадионе выключили свет. “ А как поживает бедный ирландский парень из Чикаго, который мечтает стать благороднейшим лордом Англии? Казалось, его это не особо заинтересовало.

“Недавно он провел месяц в Нью-Йорке. Мы все надеялись, что им понравилось его присутствие там так же, как нам понравилось его присутствие там ”.

“Я так понимаю, он не изменился?”

“Нет. Он не изменился”.

Шартель окинул меня оценивающим взглядом и снова слегка кивнул головой. “Инициалы он тоже не изменил?”

“Нет. Они по-прежнему обозначают "Даффи, Даунер и Тимс". Limited ”.

“Я слышал, процветающий”.

“Очень”.

“Падрейк Фрэнсис Даффи— или Свинья, как мы его называли”.

“Он выращивает их сейчас, на случай, если вам интересно”.

“Он бы так и сделал”, - сказал Шартель. “Он бы разводил свиней, просто чтобы доказать, что свинарник, если он ирландский, может быть произведением искусства. Честер Уайт?”

“Польско-китайские отношения”.

Шартель достал упаковку "Пикаюнес" и предложил мне одну.

“Я не думал, что они все еще делают это”, - сказал я.

“Вы можете купить их в табачных магазинах, таких местах, где не продают ничего, кроме табака. В большинстве аптек их нет ”.

“Они сильные”.

“Я немного замерз”, - сказал Шартель. “Почему бы нам не поехать в мой отель, я приму душ, а потом ты сможешь выступить”. Он оглядел опустевшее бейсбольное поле. “По какой-то причине я не думаю, что это подходящее место, чтобы принять предложение Свиньи Даффи”.

У Шартелле были небольшие апартаменты в старой части Браун Паласа на углу Шестнадцатой и Бродвея. У него был вид на горы, мебель, представляющая собой нечто среднее между итальянской провинцией и модерном Среднего Запада, около двух дюжин книг и достаточный запас спиртного. Все выглядело так, как будто он поселился здесь надолго.

“Вы женатый человек, мистер Апшоу?”

“Больше нет”.

“Ну, я не думаю, что такой образ жизни понравится женатому мужчине”.

“Вероятно, это зависит от того, как долго он женат”.

Шартель ухмыльнулся. “ Может быть, и так. Почему бы тебе не приготовить себе чего-нибудь выпить, пока я приму душ. В холодильнике есть ведерко со льдом, а холодильник находится на дне той штуковины, которая выглядит как секретер.”

Я налил в стакан порцию "Вирджинии Джентльмен", бросил два кубика льда, которые выплеснули немного ликера через край, добавил немного воды и подошел к окну, чтобы посмотреть, что получится из ночных гор. Высоко вверху виднелись огни, но ночью Денвер был очень похож на Бирмингем, Новый Орлеан и Оклахома-Сити - три других города, где я искал Клинтона Шартелла.

Он вышел из спальни в белой рубашке, галстуке в желтую, зеленую и черную полоску, который по праву принадлежал Ланкаширским стрелкам, темно-серых слаксах и черных мокасинах. Его густые седые волосы были расчесаны и лежали на голове влажной аккуратной копной.

“В Денвере, - однажды заметил один из первых поселенцев, - больше солнечного света и сукиных сынов на квадратный фут, чем в любом другом месте Соединенных Штатов ’. Возможно, он был прав. Я знаю, Свин Даффи чувствовал бы себя здесь как дома. Он подошел к фальшивому письменному столу и положил немного льда в стакан. “ Я вижу, вы уже выпили, мистер Апшоу.

“Я в порядке”.

Он сел в кресло и сделал глоток виски. Издалека он выглядел на шестьдесят, пока не увидел, как он двигается. В досье говорилось, что ему сорок три. Вблизи, если убрать волосы, он выглядел лет на тридцать два-тридцать три, несмотря на широкий рот и горбатый нос. Я решил, что дело, должно быть, в глазах. Было написано много чепухи о детских взглядах, но Шартелле, казалось, смотрел на мир серыми глазами девятилетнего ребенка, которому сказали, что он должен сохранить десятидолларовую купюру, которую он нашел под скамейкой в парке. Хотя он знает, что никогда не найдет другую, он также знает, что никогда больше никому не скажет, если найдет.

“Какую роль вы играете в шараде Даффи, мистер Апшоу?”

“Я менеджер по работе с клиентами”.

“На чьей стороне?”

“Связи с общественностью”.

“В Лондоне?”

“Да”.

“Пока я принимал душ, я думал о твоем имени. Давным-давно ты снимал сериал о Венгрии”. Он назвал газету, в которой я работал.

“Ты прав. Это было очень давно”.

“И теперь ты сражаешься за свинью Даффи?”

“В этом году нас называют специалистами по связям с общественностью”.

“Как ты меня нашел?”

“Я связался с национальным комитетом в Вашингтоне. У них был примерный маршрут. Я просто скучал по тебе. Мне было приказано сделать предложение лично; никаких телефонных звонков ”.

Шартель встал и подошел к окну, из которого открывался вид на ночной Денвер. - И каково предложение Свина? - спросил я.

“Он сказал мне сначала упомянуть о гонораре”.

“Он бы так и сделал”.

“Это тридцать тысяч”.

“О?”

“Фунты. Не доллары”.

“Я снова скажу ‘о’ и вложу в это немного интереса”.

“Я тебя не виню”.

“Кампания?”

“Да”.

Шартель отвернулся от окна и посмотрел на меня. “ Где?

“Африка”.

Он улыбнулся, и улыбка переросла в смех. Восхитительный смех. “ Будь я проклят, ” сказал он, поперхнулся и снова рассмеялся. “ Будь я проклят до чертиков! Ни у кого, кроме этого сукиного сына из ирландских трущоб, не хватило бы наглости.”

“У него действительно богатый запас”.

“Мистер Апшоу, у него яйца медной обезьяны. Я в свое время повидал хайроллеров, но по части простой зеленой наглости никто не сравнится с Падриком Даффи, землевладельцем.”

“Он хорошо отзывается о тебе”, - сказал я в защиту своего работодателя.

Шартель подтащил стул поближе к моему, плюхнулся на него, затем наклонился и похлопал меня по колену. “ Ну, он должен, мистер Апшоу. Клянусь Богом, он должен! Вы не знаете обо мне и старой Свинье Даффи, и это слишком длинная история, чтобы рассказывать ее прямо сейчас, но я скажу, что он должен хорошо отзываться обо мне ”.

“Он сказал, что вы работали вместе раз или два”.

“Он рассказывал тебе о последнем разе?”

“Нет”.

“Не думаю, что он многим людям рассказывает об этом, но после того, как все закончилось, я сказал ему так же, как говорю с вами, что если он когда-нибудь хотя бы упомянет мое имя на одном дыхании с его, я хорошенько почищу его плуг ”. Он снова похлопал меня по колену. “Теперь я сказал ему это как один джентльмен-южанин другому”.

“Даффи из Чикаго”, - сказал я.

“Нет, когда он в Новом Орлеане, это не так. В Новом Орлеане он говорит людям, что он с моста Бро. Откуда вы, мистер Апшоу?”

“Северная Дакота, Фарго”.

“Ну, если бы старый Хрыч добрался до Фарго, он бы сказал там людям, что он из Мандана. Или Вэлли-Сити”.

“Ты знаешь Северную Дакоту?”

“Парень, ” сказал он, “ в этой стране чертовски мало мест, которых я не знаю. И если я называю тебя ‘парень’, это просто моя целенаправленная ’простая манера говорить ”, которая, кажется, успокаивает людей и заставляет их думать, что я не слишком умен, что, вероятно, не так ".

“Зови меня просто Пит”.

“Я собирался”.

“Пожалуй, я выпью еще”.

“Ты сделаешь это. Итак, что это за история с Африкой?”

Я снова попробовал "Вирджинский джентльмен". “Даффи попросили заняться стратегией, управлением кампанией и связями с общественностью для шефа Санди Акомоло, который хочет стать премьер-министром Альбертии, когда она получит независимость от короны в следующий День труда”. После этого мне понадобилось перевести дух.

“Кто такой вождь Акомоло?”

“Он глава второй по величине политической партии в стране — Национал-прогрессистов”.

“Сколько человек в гонке?”

“Всего четырнадцать вечеринок, но только три из них считаются”.

“Как Даффи пригласили?”

“Какао. Он получил аккаунт в Совете по маркетингу какао и выполнял свою обычную работу по продвижению ”.

Шартель кивнул. “Я слышал об этом. В результате фьючерсы на какао немного подскочили”.

“Какое-то время это был нестабильный товар”, - сказал я немного напыщенно. “Ну, шеф Акомоло входит в Совет директоров Cocoa, познакомился с Даффи и получил идею”.

Шартель встал и снова подошел к окну. “О'кей, давай изложим все просто. И на какие ставки ты играешь?”

“Без ограничений. В стране двадцать миллионов человек, прибавьте или вычтите миллион или около того. Здесь одна из лучших гаваней на Западном побережье. Здесь есть нефть, к которой никто не прикасался, месторождения полезных ископаемых, прочная сельскохозяйственная экономика и встроенная система государственной службы, которая будет работать сто лет и один день, прежде чем выйдет из строя или кто-нибудь забудет занести файл в протокол. Британцы позаботились об этом.”

“Кто будет считать голоса?”

“Корона”.

“Итак, мальчик, который придет в этот раз, будет считать голоса в следующий раз”.

“Вероятно”.

“Тогда на самом деле будут только одни выборы, первые, потому что в следующий раз ins все подстроит”.

“Похоже, вы знакомы с африканской политикой”.

“Нет, я просто знаком со всей политикой. Это было моим жизненным опытом. И в некоторых кругах я считаюсь ведущим авторитетом, и я говорю это со всей скромностью ”.

“Я слышал, у тебя неплохой послужной список”.

“Каков конец Даффи?”

“Не так много, как ты думаешь. Вся упаковка стоит пятьсот тысяч фунтов. Твоя доля составит тридцать тысяч, как я и говорил ”.

“А если победит Вождь?”

Я поднял глаза к потолку. “На самом деле я не знаю. Давайте просто скажем, что, вероятно, существует негласное понимание того, что DDT получит все — рекламу, продвижение, консультации, маркетинг, технико—экономические обоснования - все.”

“Как ты думаешь, сколько все это стоит?”

Я пожал плечами. “Я бы предположил, что ежегодный счет составляет двадцать миллионов”.

“Доллары?”

“Фунты стерлингов”.

Шартель усмехнулся и медленно покачал головой из стороны в сторону. “Ну разве это не здорово? Старый Хрыч нашел себе кандидата в ниггеры с доходом пятьдесят шесть миллионов долларов в год и обращается за помощью. Ко мне. Вот это действительно что-то. ”

“Он сказал, что ты так скажешь”.

“Что?”

“Кандидат в ниггеры”.

“Тебя это беспокоит?”

“Меня ничего особо не беспокоит, мистер Шартель”.

“Позволь мне сказать тебе одну вещь, парень”.

“Что это?”

“Свинью бы это не беспокоило”.

Тишина становилась все более напряженной. Я зажег сигарету, честный "Лаки Страйк", и курил ее без удовольствия, пока Шартель смотрел на меня с легкой улыбкой. Это была такая же улыбка, какой он одарил бы пятнадцатилетнего подростка. Все было в порядке; я чувствовал себя тринадцатилетним.

“Послушай, мы можем сидеть здесь всю ночь, и ты можешь отпускать сопливые замечания в адрес Даффи, но он платит мне зарплату, так что не расстраивайся, если я не вмешаюсь”.

Шартель ухмыльнулся. “Ну, Пит, ты просто разозлился из-за разговоров о ниггерах, не так ли?”

“Нет”, - сказал я. “Я не злюсь”.

“Теперь, парень, я мог бы вытащить свои карты в N-Double A-C-P и CORE и показать их тебе. Или я мог бы передать вам в руки несколько добрых писем, которые я получил от некоторых моих цветных друзей, которые были активны во всей этой борьбе за гражданские права. Или как джентльмен с Юга, я мог бы сказать вам, что я знаю цветных людей, потому что я вырос с ними, каковым я и был, или что у меня была прекрасная старая цветная мамочка, которую я любил больше, чем кого-либо в этом мире, что я и делал. Я мог бы прямо у вас перед глазами продемонстрировать доказательства — настоящие доказательства — того, что я, вероятно, самый большой любитель негров в мире, и в довершение всего я мог бы подробно описать вам желтую блондинку, за которой я когда-то ухаживал в Чикаго и женился бы, если бы она не сбежала с каким-то льстивым продавцом пожарных машин. Я полагаю, он придерживался еврейских убеждений. Теперь, когда я говорю "ниггер", это потому, что мне просто невыносимо слышать, как какой-нибудь фланнельмоут вроде меня из Опелусаса или Натчеза пытается произнести "Ни-гро", а слово просто застревает у него в горле, как кость сома. Когда я говорю "ниггер", это ни черта не значит, потому что я придерживаюсь теории расовых отношений Шартеля, а теория Шартеля была создана на основе чертовски большого опыта общения как с черными, так и с белыми, и, парень, я собираюсь дать тебе преимущество долгих часов серьезных размышлений и упорного изучения, и я, конечно, не из тех, кто склонен к глубокому самоанализу. Я одержим, как вы, возможно, заметили, стремлением к внешности.”

“Я заметил”.

“Ну, теперь. Теория гармоничных расовых отношений Шартелле проста и недвусмысленна. Моя теория такова, что мы либо должны предоставить ниггерам их права — не только на словах, но и все, что только есть, от голосования до прелюбодеяния, что мы должны предоставить им все эти права и обеспечить соблюдение их права на них законом, и я имею в виду жесткий закон, привлекающий ФБР, пока каждый из них не станет таким же равным, как вы, представители среднего класса, белые, англосаксонские протестанты. Я сказал "либо", и я это серьезно. Либо мы дадим им право жениться на вашей дочери, если она у вас есть, и сделаем это так, чтобы у них были не только те же социальные права и права на образование, что и у вас, но и те же экономические права - теми же способами и средствами, что и у вас, в поисках счастья в одном из этих прекрасных пригородных поселков, а не в трущобах. И тогда они будут такими же, как вы, белые люди, со всеми вашими здравыми моральными ценностями, вашей христианской добродетелью и вашим драгоценным единством. Конечно, они могут что-то потерять на этом пути, что-то вроде культуры, но это не пустяки. Теперь я говорю, что либо мы сделаем это для них — сделаем их такими же, как все остальные, — либо, клянусь Богом, мы должны вбить их в землю, как колышки для палатки!” Шартель стукнул кулаком по столу, чтобы показать мне, как вбиваются колышки для палатки.”

“Что ты подразумеваешь под "твоими’ социальными правами, Шартель? Ты увяз по уши”.

“Почему бы и нет, парень. Моя прабабушка была симпатичной маленькой восьмилапой из Нового Орлеана. По крайней мере, так мне рассказывал мой папа. И это делает меня примерно на шестьдесят четвертую цветным, чего более чем достаточно в большинстве южных штатов. Теперь, у кого больше прав говорить "ниггер”, чем у нас, ниггеров? "

“Ты разыгрываешь меня, Шартель”.

“Теперь я, может быть, и такой, парень, но ты никогда не узнаешь наверняка, не так ли?” Он сделал паузу и злобно ухмыльнулся. “И ты не хочешь сказать мне, что это что-то изменит?”

OceanofPDF.com

Глава

2

На следующее утро мы позавтракали. Шартель сказал, что хотел бы изучить предложение Даффи ночью. “Я хочу самым тщательным образом обдумать это, как конгрессмен, пишущий избирателю, у которого есть план строительства моста через Гранд-Каньон”.

За завтраком на нем был идеально отглаженный темный клетчатый костюм, синяя оксфордская рубашка с воротником на пуговицах и полосатый сине-черный галстук, который он, должно быть, позаимствовал в другом английском полку. Мы заказали сосиски, яйца, тосты, кофе и молоко для Шартелле. У него были готовые яйца; я попросила принести свои.

“Прошлой ночью я сделал несколько звонков, Пит”, - сказал Шартель, намазывая маслом тост.

“Кому?”

“Пара человек в Нью-Йорке. Пиг там немного похвастался. Этого следовало ожидать. Но есть кое-что еще, что может тебя заинтересовать — у тебя будет кое-кто в оппозиции ”.

“Какого рода?”

“Другое агентство”.

Я скорчил рожу, похожую на рожу Эйзенхауэра, когда ему сказали, что Макартур уволен. “Кто?”

“Ренесслер”.

“Мой. или, может быть, мне следует сказать ”мой, мой".

“Ты повторяешь мою реакцию”, - сказал Шартелль. “Имя Ренесслер действительно задело за живое. Как ребенок, проводящий ногтем по классной доске”.

Я на мгновение задумался. “С офисами в Лондоне, Стокгольме, Копенгагене, Брюсселе, Париже, Мадриде, Франкфурте, Цюрихе, Риме, дюжине городов в штатах, Гонконге, Бомбее, Токио и Маниле. Что я пропустил?”

“Торонто, Сидней и Йоханнесбург”.

Существуют всевозможные рекламные агентства и агентства по связям с общественностью. Некоторые из них представляют собой отчаянные операции одного человека, которые существуют за счет комиссионных, выплачиваемых столь же отчаянными радиостанциями и отраслевыми изданиями. Существуют стремительные агентства с горячим взглядом, которые стремительно достигают успеха, а затем вливаются в привычный деловой мир, подобно производителю сантехнических приборов. А еще есть такие агентства, как Duffy, Downer и Theims, Ltd., многомиллионные концерны, работающие на обаянии, гениальности, изобилии и деловой морали обанкротившегося карнавала. Наконец, существует около дюжины агентств, чей размер, финансовая мощь и безжалостность сравнимы только с их потрясающим пониманием посредственности. Именно этим агентствам и рыбам-лоцманам, которые кишат вокруг них, нация обязана благодарностью за нынешний уровень своего телевидения, радио и большой части американской субкультуры, которая с такой прибылью экспортируется за границу.

Из примерно дюжины этих агентств Renesslaer было третьим или четвертым по величине, и в то время как большинство из них сколачивали состояния, следуя закону Менкениана и делая ставку на дурной вкус американской публики, Renesslaer приобрела мировоззрение.

“Они создали в этом агентстве отдел по связям с мировой общественностью”, - мрачно сказал Шартель. “И в нем сочетаются все худшие черты Морального перевооружения, Корпуса мира и Международной ротари". У них есть бюро ораторов, которое доставит оратора в любую точку мира за двенадцать часов, гарантируя аудиторию в пятьсот человек. И он произнесет речь на языке своей аудитории. У них есть стол для Океании, стол для Юго-Западной Африки, итальянский стол и исландский стол. Насколько я знаю, у них есть стол для Антарктики.”

“Я слышал об этом”, - сказал я. “Они рассылают копии выступлений повсюду. Они переведены и прибывают по всему миру в тот же день, когда произносится речь. Вы были бы удивлены, узнав, сколько из них будет напечатано.”

Шартель налил нам еще кофе из оловянного кофейника. Он выпил свой черный. Я использовала сахар.

“Я помню, как они проводили те внеочередные выборы в Калифорнии в прошлом году”, - сказал он.

“На чьей стороне?”

“У них был тот, кто раньше играл плохого парня в фильмах. Тот, кто раньше играл хорошего парня, проиграл с перевесом в полмиллиона голосов ”.

“Ты в этом замешан?” - Спросил я.

“Я мог бы им стать, но я там понюхал и решил, что это слишком рискованно. Я не могу понять, за кого проголосовал этот псих. Но, по-видимому, Ренесслер переключил достаточно их в последнюю секунду. ”

Я нарисовал ложкой несколько узоров на скатерти. Шартель был молчалив и отстранен.

“Кто клиент Ренесслера?” - Спросил я.

Шартель порылся в кармане пальто и достал клочок бумаги. “ Я записал его имя. Я хотел спросить тебя о нем. Клиент Ренесслера - Альхаджи сэр Алакада Мехара Фулава. Насколько я понимаю, он уроженец северной Альберты. Что означает "Альхаджи”?

“Это значит, что он был в Мекке”.

“Ты хочешь сказать, что Ренесслер выбрал себе в кандидаты не христианина? Что еще ты о нем знаешь?”

“Он получил образование в Англии, говорит с идеальным оксфордским акцентом, если такое вообще возможно. Он богат — я имею в виду рядового "Комета", богатого типа "Флит оф Роллс". Он прирожденный правитель примерно семи миллионов альбертийцев и живет во дворце к югу от Сахары, который напоминает что-то из Тысячи и одной ночи. Британцы любят его за то, что он заставлял нарушителей спокойствия молчать.”

“И Свинья Даффи хочет, чтобы я поехал в Альбертию и выставил старого Вождя, как там его зовут ... Акомоло — Санди Акомоло — против этого А раба Альхаджи сэра Алакады Мехары Фулавы. О, разве у него нет имени, которое просто слетает с языка!”

“Из того, что я слышал, ему несколько раз вырезали”.

Шартель медленно покачал головой из стороны в сторону, на его лице появилась широкая кривая ухмылка, в глазах светился неподдельный восторг. “Говорю тебе, Пити, это Ричард Халлибертон, Рудольф Валентино и Тарзан, все они упакованы в один большой пакет и туго перевязаны красивой голубой ленточкой. Чувак, это иностранные интриги, и Мэдисон-авеню, и Трейдер Хорн, и Африка! И Свинья Даффи попали в самую гущу событий, барахтаясь и визжа о помощи, и вот появляется старина Клинт Шартелл, весь в пробковом шлеме и куртке bush, просто спешащий на помощь. Боже, это прекрасно!”

“Зови меня Питер”, - сказал я. “Зови меня Пит, называй меня мистер Апшем или эй ты, но, ради Бога, не называй меня Пити”.

“Ну, парень, ты опять становишься обидчивым из-за моего языка”.

“О, черт, называй меня как угодно”.

“Теперь, я так понимаю, вы собираетесь поработать с этой камерой. пейдж для шефа Акомоло?”

Я кивнул. “Я вытянул короткую соломинку”.

“В чем будут заключаться твои обязанности?”

“Я буду писателем. Если найдется кто-нибудь, кто это прочтет”.

“Ну, теперь все в порядке. Что ты за писатель, Пит?”

“Быстрый. Не хороший, просто быстрый. Когда я не пишу, затачиваю карандаши и смешиваю напитки ”.

“И что именно Свинья хочет, чтобы я сделал?”

Я посмотрел на него и ухмыльнулся. Это был первый раз, когда я улыбнулся за все утро. “Мистер Даффи сказал, что хотел бы, чтобы вы — я цитирую — "привнесли немного американского шика в предвыборную кампанию ”.

Шартелль откинулся на спинку стула и улыбнулся потолку. - А сейчас он это сделал? Как ты думаешь, что я буду делать?

“У вас репутация лучшего менеджера по проведению кампаний в Соединенных Штатах. У вас есть шесть столичных мэров, пять губернаторов, три сенатора США и девять конгрессменов, на которых вы можете честно претендовать. Вы победили с налогом с продаж в четырех штатах и добились его принятия в одном. Вы добились того, что в двух штатах был принят налог на выходное пособие от продажи нефти, а полученный доход был направлен школам в одном из них. Другими словами, ты лучший, кто доступен, и Падрик Даффи просил меня передать тебе, что он это сказал. Ты должен сделать все возможное, чтобы избрать шефа Акомоло.”

“Говорю тебе, Пит, я почти в конце того, что можно было бы назвать сентиментальным путешествием”.

“Как это?”

Шартель потянулся за чеком, подписал его и встал. “Пойдем немного прогуляемся”. Мы вышли из отеля и направились по Бродвею в сторону Колфакса. Шартель затянулся одной из своих Забав.

“Я случайно заскочил на бейсбольный матч вчера вечером, сразу после того, как купил дом”, - сказал он. “Я неплохо справился для старика”.

“Тебе сорок три. Когда Кеннеди было сорок три, он играл в сенсорный футбол с больной спиной ”.

“Я признаю, что я немного шустрый, но всем этим я обязан мудрости юности и своим не по годам развитым навыкам чтения”.

“Ты упоминал что-то о сентиментальном путешествии туда”, - сказал я. “Примерно в квартале отсюда”.

“Сентиментальное путешествие связано с моей юностью. Знаешь, я когда-то жил в этом городе”.

Мы свернули на Колфакс в сторону золотого капитолия, где есть указатель, на котором написано, что именно в этом месте город Денвер находится на высоте 5280 футов над уровнем моря. В миле в высоту и в миле впереди.

“Я жил здесь в доме со своим отцом и подругой с 1938 по 1939 год. Недалеко от бейсбольного парка, который, как вы могли заметить, находится в несколько запущенном районе. Уже тогда это был совершенно убогий район. Мне было шестнадцать-семнадцать лет. Мы с папой приехали сюда из Оклахома-Сити осенью на большом черном кабриолете LaSalle 1939 года выпуска. Мы зарегистрировались в Brown Palace, и мой папа получил в аренду участок земли недалеко от Вальсенбурга, нашел буровую установку и бригаду и пробурил три самых глубоких сухих скважины, которые вы когда-либо видели.”

Шартель тронул меня за руку и повел нас в аптеку. Мы сели в кабинку и заказали еще кофе.

“Ну, сэр, мой папа снова разорился. Он провел дикую охоту в Оклахома-Сити и привлек там десять производителей на месторождении истсайд, и у него была куча денег, даже если ему пришлось провести некоторое время в тюрьме за то, что он сливал горячее масло. Он клялся, что в Колорадо есть нефть. И, конечно, он был прав. Он просто пробурил не в том месте.”

Официантка принесла нам кофе. Шартель размешал свой. “Мы переехали из "Браун Паласа" и сняли тот дом, который я купила вчера. Я, мой папа и его подруга. Ее звали Голда Мэй, симпатичная малышка. Конечно, это были трудные времена, но я просто продолжала заниматься, предоставив моему папе беспокоиться о финансах. ”

“Какие уроки?” Я спросил.

“Мои уроки Чарльза Атласа, мальчик. Я прошел весь курс Dynamic Tension. Вырезал рекламу из The Spider и отправил за ней. Тогда мой папочка был при деньгах в Оклахома-Сити. Черт возьми, это была не что иное, как изометрия, то же самое, чем все занимаются сейчас. Но я следовал инструкциям, как Евангелию, и именно поэтому я сегодня такой бодрый ”.

“Так что ты собираешься делать с домом, который ты купил?”

Шартель выставил руку перед собой и сделал резкое толкающее движение. “Теперь не толкай меня. Когда я рассказываю, мне нравится указывать свой путь. Вскоре после того, как закончились деньги, Голда Мэй ушла, и остались только мы с папой. Мне было жаль, что она ушла, потому что она была очень приятным человеком. И вот однажды мой папа вызывает меня и говорит: ‘Сынок, я не зарабатываю достаточно, чтобы прокормить нас обоих, так что, думаю, тебе придется какое-то время побыть одному. Но вот что я тебе скажу, ты можешь взять LaSalle.’

“Это его предложение было щедрым, даже если оно ничего не стоило. Видите ли, была зима, и у нас не хватало денег на алкоголь, поэтому на LaSalle замерзла пробка, и она широко открылась. Но это было единственное, что он мог предложить, и он сделал предложение, и мы не говорили о том факте, что LaSalle не стоил ни цента. Я просто поблагодарил его и вежливо отказался, как он меня учил.” Шартелле сделал паузу и еще немного помешал свой кофе. “Итак, вчера я купил дом в Денвере, и я купил еще три в Новом Орлеане, Бирмингеме и Оклахома-Сити. Это те четыре, в которых мы с папой жили дольше всех. Теперь они мои, и когда я захочу, я могу войти, осмотреть комнаты и вспомнить или не вспомнить. ”

“Ты собираешься в них жить?” Я спросил.

“Нет, я собираюсь стать арендодателем. Я собираюсь сдавать их за один доллар в год бедным цветным людям. Единственное условие - я могу приходить и осматриваться, когда захочу. Я не слишком многого прошу, не так ли?”

“Ни за доллар в год”.

“Я так не думал”.

Мы встали. Я расплатился с кассиром, и мы пошли обратно по Колфакс к Бродвею. Было ясное прохладное июльское утро в Денвере, и я огляделся по сторонам, пытаясь представить, как это было почти двадцать семь лет назад, когда семнадцатилетнему подростку посоветовали уехать на его legacy, за исключением того, что у legacy была сломана колодка.

“Что случилось с твоим отцом?” Я спросил.

“Я не знаю”, - сказал он. “Через некоторое время мы потеряли связь. Я не получал от него известий уже двадцать пять лет”.

“Ты когда-нибудь пытался его найти?”

Шартель посмотрел на меня и улыбнулся. “Не могу сказать, что я это сделал. Ты думаешь, я должен был?”

“Я бы не знал”.

Дальше мы шли молча. Затем Шартель спросил: “Как скоро Свинья хочет, чтобы я был в Лондоне?”

“Как можно скорее”.

Он кивнул. “Тогда нам лучше уехать сегодня”.

OceanofPDF.com

Глава

3

На следующий день в 10 часов утра по Гринвичу, или в 4 часа утра по Восточному стандартному времени, или в 2 часа ночи по горному стандартному времени, я заехал за Шартеллом в лондонский отель Dorchester. Мы летели всю ночь после того, как установили тесную связь в Нью-Йорке. На Шартелле был сонный вид, легкий серый костюм, белая рубашка и черный вязаный галстук. Его белые волосы были причесаны, а серые глаза слегка блеснули, когда он заметил мой котелок и аккуратно свернутый зонтик.

“Я разрешил Даффи надеть Стетсон”, - сказал я ему. “Я стараюсь сливаться с фоном”.

Мы немного поговорили за завтраком, а затем прошли пешком несколько кварталов до офиса. Джимми, портье, одетый во все свои ленточки кампании времен Второй мировой войны, а затем еще в несколько, поприветствовал меня. Я представил Шартелле. “Всегда рады видеть с нами американского джентльмена, сэр”, - сказал Джимми.

“Мистер Даффи уже приехал?” - Спросил я.

“Только что вошел, сэр. Пробыл здесь не более четверти часа”.

Шартель поднялся за мной по лестнице в мой офис. Я представил его своей секретарше, которая сказала, что рада моему возвращению. На моем столе лежали две записки с просьбой перезвонить мистеру Даффи. Шартелл оглядел комнату. “Либо это заведение на грани банкротства, либо оно зарабатывает слишком много денег”, - сказал он.

“Подожди, сейчас ты увидишь макет Даффи”.

“Единственная диссонирующая нота, которую ты здесь заметил, парень, - это эта машинка”, - сказал Шартель, указывая на мою пишущую машинку. Это был Л.С. Смит, примерно 35 лет.

“Это признак класса, считает Даффи. Фирме обошелся в десять фунтов только ремонт этой чертовой штуковины. Когда он показывает клиентам офис, он говорит им, что я написал свой первый рассказ об этом и что я не могу написать ни слова ни о чем другом ”.

“Ты когда-нибудь пользовался ею?”

Я сел за свой U-образный стол и достал портативный электрический прибор Smith-Corona. “Я пользуюсь этим. Это быстрее. Как я уже говорил, я быстро пишу ”.

Шартель опустился в одно из трех черных кожаных кресел с изогнутой спинкой, которые стояли вокруг моего стола. Рядом с каждой из них стоял куб из цельного промасленного тикового дерева с шиферной столешницей, а на них - большие керамические пепельницы яркого цвета.

“Как сказал тот добрый старик, у тебя есть ковер на полу и картины на стене. Все, что тебе нужно, - это немного музыки в воздухе”.

Я нажал кнопку на столе. Зазвучала музыка, что-то из Камелота. Я снова нажал кнопку, и звук прекратился.

Шартель ухмыльнулся и закурил "Пустячок". “Я только что заметил одну вещь”, - сказал он. “У тебя нет двери”.

“Единственные двери в заведении - это парадная, необходимые противопожарные двери, те, что ведут к банкам, и четыре в женских кабинках. Даффи приказал убрать все остальные. Он говорит, что в любое время, когда кто-то хочет кого-то увидеть, он должен смело совать туда свою голову. В Даффи, Даунере и Тимсе нет секретов. Это сумасшедший дом ”.

Как по команде, ворвался смотритель сумасшедшего дома. “Шартель, черт бы тебя побрал, как дела?” потребовал он ответа. Это был Даффи, одетый по-деревенски. На нем был зеленый твидовый костюм с такой свободной тканью, что в него можно было просунуть десятипенсовый гвоздь, не проделав дырки. Его рубашка была настолько бледно-зеленой, насколько это вообще возможно, не будучи белой, а галстук был черно-зеленым из шерсти. Хотя я не приглядывался, я решил, что его ботинки, должно быть, прочные коричневые броги.

Шартель оторвался от черного кожаного кресла, переложил сигарету в левую руку и медленно протянул правую Даффи. Он не торопился. Улыбка, которая, казалось, была выражением чистого восторга, озарила его лицо, когда он слегка склонил голову набок. Обо мне забыли. Даффи безраздельно завладел вниманием Шартелле. Это было лечение Шартелле. В его взгляде была привязанность, но, что более важно, был реальный и глубокий личный интерес к человеку, руку которого он пожимал. Если бы я был Даффи, я бы купил мост и, вероятно, выбрал вариант с переправой.

“Свинья Даффи”, - сказал Шартель, и его белозубая улыбка стала шире. “Клянусь, приятно видеть тебя таким подтянутым”.

Даффи пропустил Свинью мимо ушей, даже слегка не дрогнув. Он схватил правую руку Шартелле обеими руками и потряс ее еще немного. Он откинул голову назад и прищурил голубые глаза. “Девять лет, Клинт. Я пытался вспомнить, где это было, когда ехал сюда сегодня утром. Чикаго, гостиница ”Стокъярдс Инн".

“Двадцать второе июля”.

“Четыре утра”.

“Номер 570”.

“Клянусь Богом, ты прав!” Даффи отпустил руку Шартелля. “Ты ничуть не изменился, Клинт. У тебя был хороший полет? Мой мальчик позаботится о тебе, хорошо?”

“Мистер Апшоу - душа вежливости. И, могу добавить, продавец крутых напитков. Я здесь ”.

Даффи сверкнул на меня своими голубыми глазами. “Как дела, Пит?”

“Просто отлично”.

“Ты посвятил Клинта во все подробности?”

“Только основные моменты”.

“Он упомянул тридцать тысяч фунтов”, - сказал Шартель со своей теплой улыбкой. “Это был самый яркий момент из всех. Что ты делаешь в Африке, Свинья? Тебе не кажется, что это немного выходит за рамки твоей территории?”

Даффи сплотился. “Когда я услышал об этом, я подумал то же самое, Клинт. Я подумал: ‘Падрайк, у тебя и так достаточно забот при нынешнем положении дел. У вас нет времени, чтобы дать ему то руководство, в котором он действительно нуждается. И тогда я попытался придумать кого-нибудь, кто мог бы провести кампанию ”. Он сделал паузу, задумчиво прикусил нижнюю губу и опустил взгляд. Его голос смягчился и приобрел нотку тихого благоговения. “Я решил, что есть только один человек — ни в Англии, ни в Штатах, но всего один человек в мире. И это был Клинт Шартелл. Он поднял глаза, посмотрел прямо на Шартелла и смиренно сказал: “Поэтому я попросил Клинта Шартелла помочь мне ”. Он снова сделал паузу, а затем добавил строчку — почти на всякий случай, но не совсем: “И что более важно, помочь Африке”.

Шартель слегка покачал головой из стороны в сторону. Это был жест искренней признательности, которым концертмейстер награждает выступление виртуоза. Его голос был таким же мягким, как у Даффи, и жимолость, казалось, расцвела, когда он сказал: “Скажи так, Падрик, ни один мужчина не смог бы отказаться”.

Даффи просиял, схватил Шартелля за руку и потащил его к вечно открытой двери. “У меня все утро открыто для тебя, Клинт. Мы немного поболтаем, а затем вы познакомитесь с кандидатом. Он прилетел два дня назад и улетает сегодня днем, но у вас будет возможность познакомиться за ланчем.” Даффи повернул голову. “Давай, Пит”. Я воспринял это как приятную запоздалую мысль.

Мы прошли по коридору мимо двух секретарей Даффи туда, где вешалка для шляп охраняла его вход без дверей. Вешалка для шляп представляла собой статую, сделанную из сварного металлолома. Она стояла на ониксовом основании высотой семь футов и должна была символизировать Распятие. И, по крайней мере, это было ее настоящее название. Основная поперечина во всем мире выглядела как украшенный резьбой бампер от DeSoto 1937 года выпуска, который когда-то был в почете у любителей хот-рода в Лос-Анджелесе. Немного тесноватая и обывательская после особенно вкусного обеда, однажды я повесил на нее свой котелок. Даффи не разговаривал со мной неделю, но с тех пор все называли это Стойлом для шляпы. Шартель окинул его оценивающим взглядом, когда мы перешли в кабинет Даффи.

Это был не совсем офис; это была скорее огромная гостиная, в которой пахло кожей из-за шестиугольных кусков воловьей кожи толщиной в четверть дюйма, служивших обоями. Из окон открывался вид на площадь и посольство, в камине горел огонь, несколько очень удобных кресел и огромный дубовый кофейный столик, сделанный, как утверждал Даффи, из торца древней гигантской винной бочки. Тут и там, стратегически расставленные на небольших отдельных полках, выступающих из стен, были представлены товары основных клиентов: коробка растворимого чая, упаковка салфеток, бутылка эля, модель реактивного авиалайнера, миниатюра банка, модель автомобиля, упаковка какао и пачка сигарет. У каждого была своя ниша, и, чтобы занять ее, биллинг должен был превышать три миллиона фунтов в год. Письменного стола не было, но рядом с креслом Даффи, стоявшим в углу за огромным кофейным столиком из винных бочек, стоял телефон.

Даффи занял свое место и жестом указал Шартеллю и мне на стулья. Шартелль долго и тщательно оценивал комнату. Затем кивнул головой. “Я бы сказал, ты очень хорошо поработал с англичанами”, - сказал он Даффи.

“Мы растем, Клинт, с каждым годом понемногу расширяемся”.

Нас прервал Уилсон Дэвис, арт-директор. Он не постучал. Он просто вошел и сунул макет под нос Даффи.

“Привет, Пит”, - сказал мне Дэвис.

“Как дела, Уилсон?” Спросил я.

“Если он когда-нибудь решит, чего хочет, со мной все будет в порядке”.

“Доставляю тебе неприятности?”

“Это четвертая грубость. Четвертая, имейте в виду”.

“Вот это уже больше похоже на правду, Уилсон”, - сказал Даффи. “Вот это то, что, можно сказать, несет на себе отпечаток ДДТ”.

“Это неплохо”, - признал Уилсон.

“Хорошо, тогда продолжай”.

“Ты не собираешься снова передумать?”

“Нет. Это основа кампании, которую я обещал. Именно ее я и проведу ”.

Уилсон взял грубую пилу с кофейного столика и ушел.

“Так продолжается весь день”, - сказал я Шартелле. “Политика открытых дверей DDT”.

“На самом деле экономит время”, - сказал Даффи. “Устраняет проблемы с моральным духом. Этот молодой человек - талантливый арт-директор — лучший в Лондоне и не хуже, чем вы найдете в Нью-Йорке. Он хочет меня видеть, поэтому заходит. Ему не нужно прокладывать себе путь мимо полудюжины секретарей или помощников. Ему не нужно ждать полчаса у закрытой двери, гадая, не о нем ли я говорю. Он просто заходит, излагает свое дело и через минуту выходит. Его время стоит около пяти гиней в час. По моим оценкам, этот метод экономит полчаса его ожидания плюс еще полчаса того, что я называю временем кипячения, когда он возвращается в свой магазин. ”

“Звучит разумно, ” сказал Шартель, “ и раз уж ты принес деньги, я думаю, может быть, мне лучше напомнить тебе о моих обычных условиях”.

“Третий сейчас, третий на полпути и третий за неделю до того, как все будет сделано. Верно?”

“Плюс расходы”, - сказал Шартель.

Даффи снял телефонную трубку и набрал один-единственный номер. “ Не могли бы вы узнать, подписал ли мистер Тимс уже чек на имя мистера Шартелле? Прекрасно, принесите его.

Одна из секретарш Даффи принесла чек. Даффи прочитал его и вручил Шартеллу. “Десять тысяч фунтов”.

Шартель взглянул на нее и сунул во внутренний нагрудный карман. Он достал пачку сигарет "Пикаюнес" и закурил. “Свинья, старина, - сказал он, - что ты хочешь, чтобы я сделал, чтобы заработать эти деньги?”

Даффи уставился на Шартелля своими фарфорово-голубыми глазами, вцепился в подлокотники кресла и слегка наклонился вперед. “Это самое крупное дело в твоей карьере, Клинт. Самое важное. Уайтхолл положил на это глаз, и Штат тоже. Я был в Альбертии, Клинт, и это фантастика. Это возможность построить бастион демократии в Африке. Это шанс утвердить свою репутацию одного из ведущих политических стратегов мира. Но самое важное для меня — и я знаю, для вас — это возможность избрать хорошего человека на этот пост ”.

“Твой клиент?” - Спросил Шартель.

“Вождь Акомоло”.

“Я думаю, ты слышал о Ренесслере”, - сказал Шартелле. “Они тоже жаждут избрать хорошего человека на этот пост. Альхаджи Сэр Алакада Меджара Фулава — боже, это какой аппетитный кусок!”

Голубые глаза моего лидера похолодели. “Фулава у Ренесслера? Кто тебе сказал?”

“Несколько друзей в Нью-Йорке. И при этом не очень хороших друзей. Я удивлен, что ты не слышал ”.

Даффи повернулся ко мне. “ Ты знал?

“Шартель рассказала мне”.

Даффи поднял трубку. “Принеси свою книгу”, - рявкнул он.

Пришла секретарша. Я не знаю, где он их раздобыл, но, похоже, каждую неделю появлялись новые. Через один день они, казалось, знали все об агентстве и всех людях в нем. Затем они тихо исчезли бы, чтобы их заменил кто-то столь же эффективный.

“Кабельная канатная дорога в Нью-Йорке: HEARTELL BIG R КОНТРОЛИРУЕТ ОПЕРАЦИЮ SKYCHIEF В ПОУПАВЛЕНДЕ. ПОЧЕМУ МЫ НЕ ЗНАЕМ? ПРИШЛИТЕ ПОЛНЫЙ ОТЧЕТ PROSCARFACE КАК МОЖНО СКОРЕЕ, ЧТОБЫ ПОКОНЧИТЬ С ДАФФИ ”. Судя по тому, как он лаял, это прозвучало со всей серьезностью.

“Никаких пожеланий?” - спросила секретарша.

“Черт возьми, нет!” Сказал Даффи.

“Давайте посмотрим, ” сказал Шартелль, - Большая буква “Р" будет Ренесслаером. "Небесный вождь" будет старым Альхаджи, сэр. Поупавленд, я полагаю, это Альбертия. Кто такой Лицо со шрамом?”

“Это вождь Акомоло”, - сказал я. “Это его кодовое имя из-за племенных отметин”.

Шартель тихо хихикнул. “ Ты носишь кольцо с секретным кодом, Пити?

“Нам нужно имя для Клинта”, - сказал Даффи.

“Как насчет песочного печенья?” Предложил Шартель с невозмутимым видом.

“Чертовски хорошо. Внеси это в список”, - сказал Даффи секретарше.

“Как тебя зовут, Пит?” Спросил Шартель.

“Скарамуш”, - сказал я и пожал плечами.

“Как насчет тебя, Свинья?”

“Я наемный работник”.

“Это необходимо?”

“И да, и нет. Это не обманет ни одну разведывательную операцию, но удержит случайно любопытствующих от получения информации, о которой они могли бы продать или посплетничать. На самом деле это всего лишь незначительная мера предосторожности ”.

“Это, черт возьми, точно не обмануло бы ни одного умного парня из Ренесслера”.

Даффи приятно улыбнулся. “Нет, не будет, Клинт. Это будет твоя работа”.

“Просто чтобы все было красиво и понятно, Свинья, я надеюсь, ты рассказала кандидату об основных правилах. Во—первых, я руковожу кампанией - от пуговиц до банкетов. Во-вторых, я не занимаюсь деньгами ”.

“Я знаю, и кандидат знает”, - сказал Даффи. “О деньгах позаботились. Все, что вам нужно сделать, это найти способы их потратить”.

“Обычно у меня это неплохо получается”.

“Теперь я хочу спросить тебя вот о чем: сможешь ли ты справиться с оппозицией?”

“Ренесслер?”

“Просто”.

Шартелле встал и подошел к окну. Он некоторое время смотрел на улицу, а затем отошел, чтобы рассмотреть миниатюру банка. “Они действительно способная компания”, - сказал он. “Я был бы последним, кто стал бы их унижать. Но поскольку никто из нас не собирается играть дома, у меня может быть небольшое преимущество. У вас есть научный персонал?”

Даффи кивнул. “Один из лучших”.

“Вы можете рассчитывать на то, что у Renesslaer самое лучшее, так что то, что у вас есть, на втором месте. Но вы можете использовать это, если понадобится?”

“Она в распоряжении Шефа — и в твоем распоряжении”.

“Насколько я понимаю, в этой гонке будут участвовать трое: вождь Акомоло, старый Альхаджи Сэр Преттинамэ и кто-то еще. Кто такой "кто-то еще" и насколько он влиятелен?”

“Доктор Кенсингтон Колого”, - сказал Даффи. “Он из восточной части Альбертии. Доктор настоящий: он получил степень доктора медицины в Пенсильванском университете в 1934 году”.

“Что у него есть?”

“В его регионе проживает около трети населения страны. У него также есть железный тир плюс немного олова, что дает ему большое количество сторонников среди профсоюзных активистов и более радикальной молодежи ”.

“Звучит как хорошая база. Он беспокоит шефа Акомоло?”

“Не так сильно, как это делает Фулава”.

“Вы проверили, есть ли у него агентство, занимающееся его кампанией? Мне бы очень не хотелось выйти на улицу и обнаружить, что Ренесслер и Дойл Дейн объединили меня”.

“Это не совсем агентство”, - сказал Даффи и пристально посмотрел в лицо Шартелле.

“Что это?”

“ЦРУ”.

OceanofPDF.com

Глава

4

Шартель глубоко опустился в своем кресле, скрестил ноги и пристально уставился в потолок. Он устроился поудобнее, заложив руки за голову. Даффи наблюдал за ним. Я наблюдал за Даффи.

“Ну, теперь, старина”, - медленно произнес Шартель, “ "это как бы завершает наш круг. Ты и я, то есть. Кажется, не так уж давно ты, Даунер и я брали и проигрывали ту французскую радиостанцию из-за дедушки из той же организации. ”

“Это было военное время, Клинт”.

Шартель посмотрел на Даффи и нахмурился. “Знаешь, Свинья, меня всегда поражало, как ты здесь так гладко начал. Я имею в виду, что у тебя была постоянная забота с того момента, как ты поймал такси на вокзале Виктория. ”

“Я завел здесь много контактов во время войны. Ты это знаешь, Клинт”.

Шартель обвел комнату взглядом судебного оценщика по делам о наследстве. “Да, я полагаю, что так и было. И я полагаю, что у вас все еще есть немного, иначе вы бы не знали о приближении ЦРУ. ”

Даффи посмотрел на меня. “Никто, кроме вас двоих, не знает об этом, Никому, кроме вас двоих, лучше узнать об этом. Я получил эту информацию от человека, который передо мной в долгу. Это было большое одолжение, которое я планировал получить другим способом. Более прибыльный способ, я бы добавил. Чертовски прибыльный. Теперь эта услуга окупилась сполна. ”

Шартелле выпрямился в своем кресле. Он посмотрел на меня и подмигнул. “Что шеф Акомоло собирается сказать на все это?”

“Ему нельзя говорить, черт возьми, Клинт. Ты это знаешь”.

“Я просто хотел убедиться, что ты это сделал”.

“Ему нельзя говорить”, - повторил Даффи. “Никто не может. Что, по-вашему, мы должны сделать, выпустить пресс-релиз, в котором разоблачим ЦРУ за вмешательство во внутреннюю политику одного из новых и независимых государств Африки? Шары. Как ты думаешь, что мы делаем — и Ренесслер, если уж на то пошло?”

“Что мы получили, так это то, что три американских концерна пытаются помешать трехсторонним скачкам”, - сказал Шартелле. “Теперь мне кажется странным, что один из этих кандидатов не прижился в британском PR-агентстве. Среди них есть очень проницательные”.

Даффи устало вздохнул. Он посмотрел на открытую дверь своего кабинета и, казалось, впервые пожалел, что у него нет чего-нибудь, чем можно ее закрыть. “Шеф Акомоло ненавидит британцев. Не спрашивай меня почему, для него это просто образ жизни. Они колонизаторы. Они империалистическая держава. Фулава продается на основе философии начальной загрузки Renesslaer. Он также достаточно циничен, чтобы верить, что это сохранит все таким, как оно есть, до конца его жизни, а то и дольше. Что касается доктора Колого, ЦРУ продало ему кампанию, которая должна основываться на чем-то одном, и это деньги. Это единственный способ, которым я могу это понять. ”

Шартель наклонился вперед в своем кресле. “Теперь, Падрайк, поправь меня, если я ошибаюсь. Давайте посмотрим на это так: я полагаю, вы говорили мне, что у доктора Колого есть своя база среди профсоюзных активистов и радикальной молодежи.”

“Все, кому меньше сорока пяти, - молодые”, - сказал Даффи.

“Итак, что есть у старого сэра Альхаджи?”

“Мусульмане и эмиры. Это немного сложно, но у него крепкая уздечка. У него также есть политическое право — если это можно назвать правом ”.

“В чем же это правильно?”

“Может быть, социал-демократы в Германии или лейбористы здесь. Но не очень”.

“А вождь Акомоло?”

“У него есть социалисты и его племя — самое большое из существующих племен гестов, за исключением того, что некоторые из них мусульмане”.

Шартель кивнул. “Я понимаю вас. Теперь, насколько далеко слева группа лейбористов, которые поддерживают доктора Колого? Китай- слева?”

“Господи, нет!”

“Даже Россия?”

“Нет. Профсоюзные активисты и молодежь - это то, что осталось от всех остальных. Во всей Альбертии всего тридцать один коммунист. Тридцать два, если добавить старую миссис Прайсмит, которая там вышла на пенсию. Но она англичанка и не в счет. Нет ни правых, ни левых радикалов. Не в том виде, в каком мы его знаем. Все находятся слева от центра, но недостаточно, чтобы вы могли их различить.”

“Ну, теперь, - сказал Шартель, - это начинает приобретать некоторый смысл”. Он встал и начал мерить шагами комнату. “И, черт возьми, Пит, это лучше, чем когда-либо! У нас есть Африка, и Джим из джунглей, и вожди племен, и секретные агенты, пробирающиеся сквозь тропический лес. У нас есть мощные пехотинцы и сбитые с толку старые индийцы, наблюдающие, как рушатся остатки Империи. У нас все получилось настолько дико, насколько это возможно, и к югу от Тимбукту! Он резко повернулся к комнате. “И, конечно, ЦРУ хочет вмешаться, и вы знаете почему? Это потому, что их повсюду поносили за поддержку группировок чудаков, военных, крайне правых экстремистов, вместо хороших, солидных представителей либеральной лаборатории.

“Итак, в лице доктора Колого они нашли себе кандидата — хорошего человека, как назвал бы его здешний Пиг. Он не принадлежит к правым политическим кругам, он не связан с военными, его поддерживают профсоюзы, и если он победит, то ЦРУ сможет просочиться, что они поддерживали этого хорошего человека. Если он проиграет, какого черта. Они поддержали лучшего человека в округе, и он проиграл. По крайней мере, они не поддерживали зловещий военно-промышленный комплекс - если в Альбертии он еще есть. ”

“Это не совсем то, Клинт”, - сказал Даффи. “Это большая часть, но не вся. Кандидаты выставляются на выборах там почти так же, как в Англии, по округам. Теперь, если ни одна из трех партий не наберет простого большинства в центре, коалиция может сформировать правительство. Это вероятная возможность. И если это произойдет, то и шеф Акомоло, и Фулава будут ухаживать за доктором Колого, потому что они презирают друг друга. И последнее слово о том, кто станет успешным поклонником, может быть за ЦРУ. ”

Я слушал вполуха, пока они продолжали составлять карту судьбы большого участка африканской недвижимости на следующие полвека или около того. Возможно, это было то, чего мне не хватало в те годы, когда я стоял в коридорах отелей и продуваемых насквозь холлах правительственных зданий, ожидая, когда кто-нибудь откроет закрытую дверь и соврет о том, что они говорили внутри. Вы никогда не знали, что они на самом деле сказали, зевали ли они, ковыряли ли в носу или просто говорили о женщинах, пока административный помощник зачитывал коммюнике.

Я задавался вопросом, как Даффи узнал, что ЦРУ с трудом прокладывает себе путь в предвыборную кампанию, и я задавался вопросом, не сидели ли двое мужчин, очень похожих на Даффи и Шартелля, в гостиничном номере или в каком-нибудь офисе в Париже, Лондоне, Лагосе или Вирджинии, когда один, повернувшись к другому, сказал что-то вроде: “Что вы думаете о том, чтобы взять листовку в Альбертии? Мы можем послать Джонсона — он слоняется по офису ”. А другой сказал: “Неплохо, Стэнли (или Билл, или Джек, или Рекс, или Брайан). Почему бы тебе не изложить это на бумаге, и я расскажу тебе все до конца?”

Резкость, прозвучавшая в голосах Даффи и Шартелле, вернула меня к действительности. Я чувствовал, что должен был делать заметки.

“Это было всего лишь предложение помощи, Клинт”, - сказал Даффи. “Даунер сейчас там, и он мог бы остаться на пару месяцев, чтобы помочь вам с Питом”.

“Я не думаю, что мне нужен Даунер, потому что я знаю Даунера и работал с ним. Я помню время, когда ты, я и Даунер были в Льеже и пытались добраться до Ахена, а этот тупой сукин сын ...

“Неважно. Я помню. Ладно, Зануда выбыл. У тебя есть кто-нибудь на примете, кого бы ты хотел взять на борт?”

Секретарша принесла стопку писем, положила их на кофейный столик и вручила Даффи ручку. “Подпиши это”, - сказала она. “Сейчас”. Даффи подписал и продолжил говорить. “Мы могли бы прислать кого-нибудь из Штатов, если хочешь, или у меня есть пара канадцев, которых мы могли бы выдать за американцев — американская эстрада”.

Шартель снова принялся расхаживать по комнате. Он подождал, пока секретарша заберет письма от Даффи, достанет ручку из кармана его пальто и уйдет. “Однажды я знал человека, который продолжал говорить о действительно частных делах, когда в комнате находился его личный секретарь, и однажды он спустился в свой офис, а они выносили мебель и соскребали его имя с двери ”.

“Я не сказал ничего такого, что она могла бы понять”.

Шартель вздохнул. “Ты просто продолжай говорить. Ты скажешь "один" здесь и "два" там, а какая-нибудь хорошенькая старушка добавит к трем, и ты не поймешь, что тебя ударило. Но, возвращаясь к моей потребности в помощи, я думаю, что старина Пит здесь, и я справлюсь с этим. Он пойдет со мной? ”

“Да, - твердо сказал Даффи, “ на время. Ты, конечно, будешь за главного, Клинт”.

“О, я просто буду думать, говорить и разнюхивать, а Пит может писать и администрировать”.

“Ты можешь нанять там кого-нибудь в качестве секретаря”, - сказал Даффи.

“Когда, по-твоему, мы должны прилететь?” Спросил Шартелль.

Даффи посмотрел на меня. “ Как насчет завтра? Если ты отдашь мне свои паспорта, я позабочусь о визах сегодня днем. Хорошо, Пит?

“Конечно”, - сказал я. “К тому времени я вернусь на целый день. Я могу уехать завтра”.

“Итак, Пит, это опыт, которого ты никогда не получишь нигде больше. Ты - лучшее, что у нас есть, и с такой приправой, как эта, никто не знает, как быстро ты продвинешься вперед. Зануда соглашается, и Остальные тоже.”

“Он определенно красиво говорит, не так ли, Пит?” Сказал Шартель с широкой улыбкой.

Даффи встал, подошел к моему креслу и похлопал ухоженной рукой по моему плечу. “Он хорош, Клинт. Он один из лучших натуралов, которых я когда-либо видел. У него есть способность к синтезу. Он лучше, чем я был в его возрасте, а я был одним из лучших ”.

Шартель кивнул без усмешки. “Я скажу это за тебя, Свинья. Ты был одним из лучших”.

“Ты же знаешь, я все еще держу руку на пульсе”.

“Делаешь что?”

“Когда им нужно сказать несколько слов, я обычно могу их найти. Итак, ” продолжил Даффи. “ Ваши паспорта”. Он забрал их у нас с Шартель, позвонил секретарше и вручил ей с инструкциями вернуть во второй половине дня. “В четыре ко мне заедет мой личный врач, чтобы сделать вам необходимые уколы”.

“Какого рода выстрелы?” Спросил Шартель.

“Оспа, желтая лихорадка, брюшной тиф и столбняк. Если только вы не переболели ими недавно?”

“Нет, не видел”.

Снова вошла секретарша, подошла к Даффи и что-то прошептала ему. Он кивнул.

“Он здесь”, - сказал Даффи.

“Кто?” Спросил Шартелль.

“Шеф Акомоло. Мы обедаем с ним в столовой для руководителей. Особые блюда и все такое. Тебе понравятся арахисовые орешки, Клинт. Мы нашли повара из Альберты, который умеет готовить из них замечательные каши.”

“Что такое арахис, Пит?”

“Орешки”, - сказал я.

“Не могу сказать, что планирую так волноваться из-за тушеного мяса, Свинья”.

“Попробуй, Клинт. Просто попробуй непредвзято”.

“Хочешь, я спрогнозирую остальное меню?” Спросил я.

“Что?”

“Курица с карри”.

“И горячо”, - сказал Даффи. “Так, как нравится Главарю”.

“Что?” Спросил Шартелль.

“Лидер. Мы его так называем. Это — ну, точнее, чем Премьер и не так интимно, как Шеф ”.

“Я собираюсь называть его Шефом”, - твердо сказал Шартель. “Я впервые работаю на кого-то, кто был настоящим шефом, и я не собираюсь упускать возможность обращаться к нему по его законному титулу”.

Даффи выглядел огорченным. “Будь вежлив, Клинт. Эти люди очень чувствительны. Англичане не знают, как с ними обращаться. На самом деле, они обошлись с ними подло”.

“Ну что, Свинья, ты же не учишь меня, как обращаться с неграми, старина, меня, выросшего среди них?” В его голосе, обычно теплом и даже сочном, появились режущие нотки, в которых чувствовался холодок. Таким же голосом он разговаривал со мной, когда мы впервые обсуждали предвыборную кампанию в Денвере.

“Видит Бог, Клинт, я тебе ничего не рассказываю. Я просто говорю, что альбертийцы чувствительны к обращению с ними со стороны белых. Особенно британцы. Большего ты из этого сделать не сможешь.”

Шартель подошел и полюбовался картиной, которую Даффи повесил на обтянутую кожей стену. Это была абстракция, выполненная в ледяных синих тонах, которые холодно выделялись на фоне коричневых и табачных тонов комнаты. “Знаешь, я не чувствую, что собираюсь оправдывать свое отношение к цветной расе перед кем-либо еще, Свинья. Теперь, если вы думаете, что мое вежливое южное воспитание и мои деревенские манеры могут оскорбить вашего клиента, возможно, нам просто лучше отменить все это. Я проведу пару недель, обнюхивая Лондон, а потом просто улетаю обратно, и у меня не будет никаких обид ”.

“Черт возьми, Шартель, не будь таким инфантильным. Все, что я сказал, это то, что эти люди чувствительны”.

“Это действительно хорошая картинка”, - сказал Шартель. Он повернулся и долго смотрел на Даффи. “Ты никогда не научишься, не так ли, Свинья?”

“Ладно, забудь об этом”, - сказал Даффи. Его лицо было розовее обычного, и маленькие капельки пота выступили на широком лбу прямо под редеющими черными волосами, которые он зачесывал назад. Она была недостаточно густой, чтобы прикрыть несколько участков облысения. Я заметил все это с чувством удовлетворения. “Давайте спустимся в столовую”, - сказал он. “Я не хочу заставлять его ждать”.

Мы вышли через дверь без дверей, мимо монстра из металлолома и пошли по коридору к пожарной двери. Мы прошли через нее и спустились по лестнице. Благодаря количеству продуктовых счетов, которые были у DDT, Даффи превратил весь первый этаж агентства в кухню размером с отель и отдельные столовые, где старшие сотрудники могли обедать с клиентами. Даффи шел впереди, а мы с Шартель следовали за ним.

Шеф ждал нас в столовой. Он сидел в кресле с низкой спинкой и встал, когда мы вошли. Я видел его раньше на расстоянии, но мы никогда не встречались.

“Падрайк, - тепло сказал он, - рад тебя видеть”. Его английский был точным, но с заметным акцентом.

Рядом с ним стоял высокий молодой африканец. Он не улыбнулся и не нахмурился. На его смуглом лице застыло спокойное, почти довольное выражение, но его глаза скользнули по Шартелле и мне, задержались достаточно надолго, чтобы зарегистрировать и классифицировать нас, а затем вернулись к Шефу. Молодой человек был не только высоким, но и широкоплечим. На нем был синий костюм в меловую полоску и черные туфли, должно быть, тринадцатого размера, шириной в три Е. Он держался поближе к локтю вождя Акомоло, но немного сзади. Его черные глаза блуждали по комнате, ненадолго задержались на Даффи, затем вернулись к Шартелле и мне, затем снова на шефе Акомоло. Он был очень наблюдательным молодым человеком.

Сам Вождь носил одежду своей страны. Там была ниспадающая ордона, или верхняя одежда, которая соскальзывала через голову и ниспадала изящными складками до лодыжек. Свободные брюки из подходящей ткани выглядывали из-под халата, V-образный вырез которого открывал рубашку с круглым вырезом, расшитую золотой нитью. Красная бархатная шляпа в виде коробочки из-под таблеток сидела у него на голове под несколько щегольским углом.

Лицо Акомоло расплылось в улыбке, когда он приветствовал Даффи. Они пожали друг другу руки, и глаза африканца сверкнули за очками в золотой оправе. Шесть глубоких шрамов образовали параллельные борозды на каждой из его пухлых коричневых щек. Это были знаки отличия его племени, вырезанные на его лице в возрасте шести лет и загноившиеся так, что шрамы остались глубокими на всю оставшуюся жизнь.

Даффи представил меня как бывшего известного иностранного корреспондента из великого штата Северная Дакота. Я пожал шефу руку, но его взгляд был прикован к Шартелле. Я представился большому африканцу, который маячил рядом с Акомоло. Он сказал, что его зовут Декко. “Я личный помощник Лидера”, - сказал он глубоким баритоном. Я сказал ему, что рад познакомиться с ним.

“А вы, должно быть, мистер Шартелле”, - сказал шеф Акомоло. Его глаза блеснули за очками в золотой оправе. “Падрайк так много рассказывал мне о вас”. Он протянул руку, и Шартелле крепко пожал ее и посмотрел в глаза Вождю.

“Я считаю для себя настоящей честью познакомиться с вами, сэр”, - сказал Шартель. Я услышал, как Даффи перевел дыхание.

Ordona из Альбертии сделана по принципу палатки. В ней есть отверстие, через которое можно просунуть голову, а руки выбираются из одежды, похожей на пончо, собирая ее складки и перекидывая их через левое или правое плечо изящным, неосознанным движением. Я решил, что, когда Вождь сдвинул складки одежды на левое плечо, это был почти такой же жест, который, должно быть, использовали римские сенаторы, поправляя свои тоги.

“У вас значительная репутация в вашей стране, мистер Шартелле”, - сказал ему шеф Акомоло. “Мой личный помощник, шеф Декко, провел о вас тщательное расследование. Некоторым вашим впечатлениям можно позавидовать.”

Шартель отвесил галантный полупоклон. “Я рад, что вы приложили усилия, чтобы проверить мои полномочия, сэр”.

Шеф улыбнулся. “Это было не потому, что я не верю моему хорошему другу Падрайку, уверяю вас. Он очень высоко отзывался о вас и ваших способностях. Просто в таком важном предприятии я должен знать своих союзников и их возможности. Видите ли, мистер Шартель, я считаю себя не государственным деятелем, а скорее политиком. Как государственный деятель, я мог позволить себе совершать ошибки. Как политик, я не могу. ”

“Прекрасное различие, и в нем чувствуется опыт”, - сказал Шартелле. Он подошел к Декко и протянул ему руку. “Я Клинт Шартелл, шеф”, - представился он и одарил огромного молодого человека улыбкой Шартелла.

Бесстрастное лицо Декко не изменилось. Он пожал руку Шартелле и слегка поклонился. - Для меня это большая честь.

“Итак, все друг с другом познакомились”, - сказал Даффи. “Может, выпьем перед ленчем?”

Шеф Акомоло улыбнулся. “Ты знаешь мои предпочтения, Падрайк”.

“Лимонный сок. Верно?” Шеф кивнул.

“Вы, шеф Декко?”

“Бристольский сливочный херес, если у вас есть”.

Падрайк бросил на него оценивающий взгляд. “Бристольские сливки, конечно”. В голосе Даффи не было интонации. Просто молодой человек совершил ошибку. Он внезапно понял это и почти потерял свое безмятежное выражение лица.

“ Как насчет тебя, Клинт? Мартини?

“Бристольский сливочный херес”, - вежливо сказал Шартель.

Прежде чем моя лучшая натура взяла верх, я сказал: “Мартини со льдом. Сделай двойной”.

Даффи нажал кнопку, и официант из агентства вошел и принял заказы на напитки. Мы стояли группой, разговаривая о погоде в Англии и о погоде в Альбертии. Даффи рассказал нам о своем успехе в разведении польско-китайских свиней, а шеф Акомоло выразил заинтересованность в возможности выращивания жаростойкого крупного рогатого скота Brahma в Альбертии.

“Мы перегоняем наш скот за четыреста миль с севера на скотобойни юга. Многие из них умирают по пути. Все они теряют вес”.

“Сколько голов обычно бывает в приводе?” Спросил Шартелль.

“От пятисот до тысячи”.

“И ты их выгуливаешь?”

“Да, вдоль дорог. Это создает опасность для движения, скот заболевает, погонщики дезертируют. Это очень бессистемный бизнес. Мы должны разработать новую программу ”.

Они продолжали говорить, а я слушал. Это было очень похоже на беседу перед обедом в Lion's Club в среду. Шеф полиции говорил об экономических проблемах своей страны, особенно об урожае какао. Даффи рассказал об эксцентричности клиента конкурента. Шартелле комментировал время от времени, но большую часть времени проводил за ненавязчивым изучением шефа Акомоло.

После лимонного сока, бристольских сливок и мартини мы сели обедать за круглый стол. Даффи сел справа от Шефа, Шартель - слева. Вождь одобрительно вздохнул, когда перед ним поставили миску с арахисовым отваром.

“Твоя вдумчивость иногда ошеломляет, Падрайк”.

Даффи улыбнулась. “Я подумала, что ты, возможно, устал от английской кухни”.

“Не только об их кухне, но и о самих англичанах”, - сказал Шеф. “В глубине души я стараюсь не ненавидеть их. Я стараюсь жить по учению Спасителя и своему баптистскому воспитанию. И все же они холодный народ, падрейк, холодный, бесчувственный и мстительный. Вот уже три дня я пытаюсь решить этот вопрос с экспортом какао, и в течение трех дней я хожу вокруг да около в бюрократических кругах.”

“Если я могу быть чем—нибудь полезен...” - начал предложение Даффи, но был прерван взмахом руки Шефа.

“Ты и так сделал слишком много. Нет, они должны понять, что я не маленький мальчик. Когда мы имеем дело с верхушкой, у нас не возникает трудностей. Только с мелкими чиновниками я натыкаюсь на эту стену завуалированного презрения и бюрократической неэффективности. ”Конечно, вождь Акомоло“, - передразнил он, - "то, что вы ищете, требует определенного количества времени’. Вот чего они не в состоянии понять. У меня нет времени. Что прямо сейчас время - мой самый ценный товар.”

Вошел официант и убрал тарелки с супом. Он принес большое сервировочное блюдо из серебра, поставил его в центр стола и изящным жестом снял с него крышку. Глаза шефа сверкнули за золотыми ободками. “Пэдрайк! Курица с карри”. Он потянулся за сервировочной ложкой, положил большую порцию себе на тарелку и начал жадно есть, издавая тихое животное хрюканье и причмокивая губами в знак признательности. Капли коричневого жира и подливки забрызгали его голубую ордону. Каждый из нас готовил сам. Я положила себе на тарелку небольшую порцию. Насколько я поняла, это была паэлья с соусом табаско. Я немного повозил им по тарелке и продолжил пить мартини, поздравляя себя с предусмотрительностью, которая заставила меня заказать двойной. Шартель откусил кусочек, прожевал и проглотил. Его рот слегка приоткрылся, и он потянулся за стаканом воды. Они положили туда весь перец. Даффи ел так же жадно, как альбертийцы. Я решил, что у него нет вкусовых рецепторов. Я заметил, что Шартель присоединился ко мне, перекладывая еду взад-вперед по своей тарелке.

Шеф подцепил последний кусочек хлеба, отправил его в рот и вытер пальцы о скатерть. Его салфетка лежала неиспользованной рядом с тарелкой. Он потянулся и широко зевнул. “Это было превосходно, Падрайк. Кто это готовил?”

“Студент Лондонского университета. Из Альбертии, конечно”.

Шеф кивнул головой. “Конечно. Приправа была в самый раз. Вам понравилось, мистер Шартель?”

“У него особый вкус, сэр”, - сказал Шартель и улыбнулся.

Даффи раздавал сигары, но никто не взял ни одной. Официант принес кофе.

“Скажите мне, мистер Шартель, вы знали покойного президента Кеннеди?”

Шартель кивнул. “Я знал его”.

“Насколько хорошо?”

Седовласый мужчина улыбнулся. “Достаточно хорошо, чтобы называть его Джеком, когда он был младшим конгрессменом, сенатором, когда он был сенатором, и мистером Президентом, когда он был президентом”.

“Вы работали на него в какой-либо из его кампаний?”

“Только в президенты, но меня больше волновали сенатор и пара конгрессменов. Я работал против него в 1956 году на съезде, когда он баллотировался в вице-президенты. Я работал с Кефовером.”

“Теперь он тоже мертв, не так ли?”

“Да”.

“Испытывал ли президент Кеннеди какую-либо неприязнь к вам за то, что вы работали на мистера Кефовера?”

“Немного, но он справился с этим. После того, как Кефовер выиграл номинацию, Кеннеди пришел ко мне. Он сказал: ‘Я мог бы справиться с твоими западными штатами, Клинт. Я не забуду заглянуть к тебе в следующий раз ”.

“И он это сделал?”

“Он встретился со мной шесть месяцев спустя, сразу после выборов. Мы пришли к взаимопониманию ”.

“Я его большой поклонник. Он олицетворял лучшее из нашего времени и то, что может предложить ваша страна. Он был одним из немногих людей, у которых, честно говоря, можно было черпать вдохновение. Его смерть была для меня личным горем.”

“Это было для очень многих”, - сказал Шартелль. “У него была магия, которую они все искали. Хорошая магия”.

“Поскольку вы поклонник мистера Кеннеди и поскольку вы знали его, возможно, вы могли бы объяснить кое-что, что долгое время ставило меня в тупик?”

“Я попробую”.

“Почему Джонсона не арестовали?”

Шартель поднес чашку почти к губам. Он осторожно поставил ее на стол. “ Прошу прощения, шеф?

“Я хочу сказать, почему Джонсон не был арестован сразу после убийства? Очевидно, что именно ему была выгодна смерть Кеннеди. Его арест, как мне кажется, должен был быть само собой разумеющимся ”.

“Кем?”

“Вашим ФБР и вашим мистером Гувером”, - сказал шеф Акомоло. “Возможно, совместно с вашими военными”.

“Вы же не хотите сказать, что это был заговор со стороны Джонсона, не так ли?” Спросил Шартелле, глядя на шефа Акомоло с выражением, которое, казалось, было восхищением.

“Вовсе нет. Я просто говорю, что если бы я был на месте вашего мистера Гувера, я бы отправил нескольких парней в тюрьму — Джонсона, вашего мистера Макнамару, Раска, возможно, весь Кабинет министров. Я бы что-то заподозрил и я, конечно же, начал бы действовать.”

“Но вице-президент становится президентом после смерти занимавшего этот пост”, - сказал Шартель.

“Точно, и кто сказал, что Джонсон не нанял этого Освальда? В конце концов, это произошло в его родном штате Техас. Этого совпадения достаточно, чтобы вызвать подозрения даже у самого наивного человека, мистер Шартель.”

Шартель смотрел на африканца с нескрываемым восхищением, на его лице играла широкая белозубая улыбка. “Шеф, ” сказал он, - мы с тобой отлично поладим. Да, сэр, - сказал он и кивнул головой, все еще улыбаясь. “Просто отлично”.

OceanofPDF.com

Глава

5

Альбертия имеет форму воронки, а ее излив - Барканду, столица. Вдоль тридцатитрехмильной полосы, которая выходит к морю, расположены одни из лучших пляжей с белым песком в мире и одни из самых коварных подводных течений. Посреди песчаной полосы находится естественная глубоководная гавань, которая разделяет город географически и экономически. К северу, вглубь города, раскинулись пятьдесят квадратных миль убожества, где альбертийцы живут на свои девяносто шесть долларов среднего дохода в год. На юге расположены широкие бульвары, аккуратные зеленые лужайки, консульства, офисные здания, отели (в том году их было четыре хороших), ночные клубы, магазины, принадлежащие иностранцам, универмаги и Яхт-клуб.

В начале девятнадцатого века на месте яхт-клуба был импровизированный причал, с которого оживленная работорговля выгружала свой груз. Британцы положили конец торговле — во всяком случае, легальной — в 1842 году. Причал находился в аварийном состоянии до 1923 года, когда был построен Яхт-клуб. Тогда еще не было яхт, но название звучало привлекательно, и окружные полицейские могли выпить прохладного пива, когда приезжали из буша в Барканду во время своих полугодовых визитов к цивилизации. Первый альбертианин был принят в члены организации в 1953 году. Он был врачом, который учился в Эдинбургском университете.

Пол Даунер, Даунер из компании "Даффи, Даунер и Тимс, Лтд.", встретил нас в аэропорту на "Хамбере Супер Бекасе" с водителем. Он вспотел даже в комфортном кондиционированном воздухе аэропорта. На нем был белый льняной костюм, уже промокший под мышками, белая рубашка, синий вязаный галстук и черные туфли. Он курил не переставая.

Мы обменялись рукопожатиями со всеми присутствующими. “ Я так понимаю, вы знаете друг друга, ” сказал я Шартелле.

“Конечно, мы с Полом знаем друг друга. Мы вместе были на войне, верно, Пол?”

“Рад тебя видеть, Клинт”, - сказал Даунер.

“Ты надолго здесь?” Поинтересовался Шартель.

“Я возвращаюсь вечерним рейсом. Мне позвонил Падрайк. Он сказал, что в Лондоне слишком много дел. Ему нужна помощь. На самом деле я не мог позволить себе тратить время на то, чтобы приехать сюда - не совсем. Я просто сделал это, чтобы помочь. Политика не в моем вкусе — ты это знаешь, Клинт. ”

“Угу”.

“Ну, я забронировал для тебя номер в отеле Prince Albert. Я подумал, что мы пойдем туда, пообедаем, я проведу с тобой брифинг, а потом мы поедем в консульство и поболтаем с Крамером.”

“Кто такой Крамер?”

“Генеральный консул”, - сказал я. “Феликс Крамер. Он мотался по Африке с тех пор, как Даллес был государственным секретарем. Они отвлекли его внимание от работы здесь в начале 1950-х, потому что он превосходно говорил на китайском, японском и нескольких других восточных языках.”

“Логично. Но я не уверен, что хочу встречаться с мистером Крамером, Пол”.

Даунер мудро улыбнулся. “Но он хочет видеть тебя. Не забывай, и Госдепартамент, и Уайтхолл кровно заинтересованы в этом деле”.

“Теперь, Пол, старина, нам с тобой лучше кое-что прояснить. Меня не волнует, что сам госсекретарь хочет подлизаться. Я здесь, чтобы вести политическую кампанию, и я не думаю, что у мистера Крамера слишком много голосов. ”

Даунер покраснел. У него было розовое лицо, и оно стало еще более красным. Он делал это постоянно. Иногда он краснел, если вы просили у него спички. “Черт возьми, Клинт, я улаживал для тебя дела последние две недели. Госдепартамент не слишком доволен тем, что американцы вмешиваются во внутренние дела другой страны, особенно африканской”.

Шартель достал пачку "Пикаюнес", достал последнюю, с сожалением посмотрел на пачку, скомкал ее и выбросил. “Я буду скучать по ним”, - сказал он.

“Попробуйте местные бренды”, - сказал я. “Один называется Sweet Ariels. Мне говорили, что они почти такие же плохие”.

Шартель повернулся к Даунеру. “ Ты же сказал, что успеваешь на вечерний самолет?

“Совершенно верно”.

“Ну, вот что я тебе скажу. Ты просто высади нас у отеля, а я позвоню мистеру Крамеру и Питу, а сам поеду туда и засвидетельствую наше почтение. Теперь я знаю, что у тебя, наверное, миллион дел до того, как ты сядешь в самолет, так что не беспокойся о том, чтобы пригласить нас на ланч или что-нибудь в этом роде, и я все объясню мистеру Крамеру. Я полагаю, что он умный старина и сможет в полной мере оценить вашу ситуацию. И ты можешь сказать Свинье, когда вернешься, что я не скажу ничего, что поставит в неловкое положение фирму, или его, или правительство Соединенных Штатов, или Окружной прокурор.”

“Ну, может быть, мне стоит пойти с тобой, Клинт. Я знаю Крамера и знаю его стиль”.

“Я, конечно, ценю твое предложение, Пол, но, как я уже сказал, у тебя, должно быть, миллион дел, которыми нужно заняться. Я думаю, мы с Питом сможем все объяснить мистеру Крамеру, чтобы он не слишком расстраивался из-за того, что некоторые сограждане-американцы манипулируют политическим климатом ради развлечения и наживы.”

“Может быть, мне лучше позвонить Падрайку и—”

“Нет необходимости звонить Падрейку. Потому что, если ты позвонишь Падрейку, я сяду с тобой на вечерний самолет обратно в Лондон”.

Даунер пробормотал что-то, что сошло за согласие, слегка порозовел и последовал за нами, чтобы забрать наши сумки на таможне. Высокий худощавый молодой негр отнес их к машине и положил в багажник. Или в багажник, я полагаю, поскольку это был "Хамбер".

“Однажды мы поедем на "Принс Альберт", - сказал Даунер водителю. “Тебе придется выучить пиджин, Клинт”, - сказал он. “Они больше ничего не понимают”. Шартель кивнул.

Он смотрел из окна машины на уличную сцену, пока мы пробирались по северной части Барканду. “Я не уверен, шум это или цвет”, - сказал он.

“Что?” Я спросил.

“Посмотри на это, Пит. Все эти женщины, сидящие у коробок и продающие вещи друг другу. Посмотри на их одежду — голубую, зеленую, оранжевую и пурпурную. И послушай это — черт возьми, звучит как "Рассвет на гвинейской ферме ". Это просто продолжается и продолжается ”.

“Женщины - торговцы мамами”, - сказал Даунер. “Их еще называют мелкими торговками. Они обладают значительным политическим влиянием”.

“Это факт?” Сказал Шартель.

Шум доносился со всех сторон. Это был визг двух женщин, спорящих друг с другом, звук внешнего динамика, который заставил радио Альбертия биться в ушах прохожих — пронзительная, восточная, почти атональная музыка играла на максимальной громкости. Движение было плотным — постоянно трубили рожки. Среди мусора на улице, вдоль которой стояли коричневые одно-, двух- и трехэтажные дома с глинобитными стенами, бродили и сопели козы. Люди толпились среди коз и цыплят. Нищие — их было не так уж много — протягивали поднятые ладони, которые в основном игнорировались. Голые дети, выглядевшие почти круто, пинали мяч в импровизированном футбольном матче. Мужчина выбежал перед нашей машиной, и наш водитель нажал на клаксон, ударил по тормозам и проклял его. Мужчина побежал дальше, смеясь. Наш водитель сказал: “Он хочет умереть”, обернулся и ухмыльнулся Шартелле.

Он был хорошим водителем, умел блефовать и, что более важно, умел рассудить, когда этого делать не следует.

“Между прочим, машина твоя”, - сказал Даунер. “Водитель тоже”.

“Как тебя зовут, водитель?” Спросил Шартель.

“Уильям, сэр”.

“Ты хороший водитель, Уильям”.

“Спасибо, сэр”.

“Он получает два шиллинга в день дополнительно, когда находится вдали от дома”, - сказал Даунер.

“По-моему, это двадцать восемь центов”, - сказал Шартель.

“Много, ” сказал Даунер.

Шартель толкнул меня локтем. “Уильям, поскольку ты будешь возить меня и мистера Апшоу, мы будем платить тебе четыре шиллинга в день, когда ты будешь вдали от дома. Если ты попадешь в аварию, тебе вернут два шиллинга. Тебя это устраивает?”

“У нас нет несчастного случая, сэр”, - сказал Уильям, ухмыляясь.

“Ты их испортишь”, - проворчал Даунер.

“Если бы это стоило всего пятьдесят шесть центов в день, я мог бы поступить именно так”.

Через оконечность V-образной формы гавани был перекинут бетонный четырехполосный мост, и Уильям свернул на него. Мост изогнулся дугой, достаточно высоко, чтобы даже самые большие грузовые суда могли проплыть под ним к причалам, расположенным вдоль берега. Велосипеды и пешеходы пользовались приподнятой дорожкой, которая проходила по левой стороне моста. Женщина с младенцем, привязанным к ее спине, пробежала по мосту, балансируя на голове тремя деревянными балками длиной не менее десяти футов. Ребенок безмятежно спал. По крайней мере, она не плакала.

“Она может идти такой рысью часами”, - сказал Даунер. “Она привозит пиломатериалы примерно за десять-пятнадцать миль. Всю дорогу бежит рысью. Отправляется в путь на рассвете. Ее муж распиливает дерево и придает ему форму. Она везет его в город. Она могла бы получить за это несколько шиллингов. ”

Перейдя мост, мы вышли на бульвар Квинсуэй - это была четырехполосная магистраль с полосой тщательно ухоженной травы посередине. По обе стороны шоссе низкие дома с шатровыми крышами располагались далеко позади лужаек, тщательно ухоженных цветами и кустарниками. Я узнал пальмы, гибискус и бугенвиллию. Остальные были для меня в новинку. На одной из лужаек двое мужчин, опираясь на короткие палки, похожие на трости, когда они наклонялись почти вдвое, рубили траву мачете.

“Теперь эти парни там просто выпалывают сорняки, или они подстригают весь чертов газон?” Спросил Шартель.

“Они стригут газон”.

“С мачете?”

“Газонокосилка стоит около девяти фунтов, здесь - десять. Они будут работать весь день за четыре шиллинга ”.

“Там должен быть акр газона”.

Даунер пожал плечами. “Помогает безработице”.

Жилой район уступил место деловой части. Белые плиты из стекла и бетона вздымались на десять, двенадцать и пятнадцатый этажи в африканское небо. Шартель заметил вывеску Bank of America. “Этот наряд не пропускает ни одного трюка, не так ли?”

“Деньги есть деньги”, - мудро заметил Даунер.

Уильям с размаху въехал на широкую изогнутую подъездную дорожку отеля Prince Albert. Он был новым, и его архитектурный стиль не получил никаких наград. Он был построен из бетонных плит, выкрашенных в белый цвет. Окна были углублены и окрашены в синий цвет. Он был построен на берегу залива, и я предположил, что с дальней стороны открывается какой-то вид.

“Подожди здесь, Уильям”, - сказал Даунер водителю, пока коридорные в мантиях забирали наши сумки. Улыбающийся ливанец зарегистрировал нас и щелкнул пальцем, подзывая еще нескольких коридорных в мантиях, чтобы они понесли наш багаж. Лифты были автоматическими, но у них все равно были операторы. Я решил, что это часть решения проблемы безработицы. Нам с Шартеллом выделили смежные двухместные номера, и Даунер последовал за мной в мой.

Кондиционер работал на полную мощность, и Даунер, казалось, слегка дрожал в своем промокшем от пота костюме. “Тебе лучше прикрыть Шартелле крышкой, Пит”, - сказал Даунер.

Я дал на чай коридорному, который сказал мне “спасибо, сахс”, и ушел, не показав, где находится туалет. Возможно, он не знал. Я сам поискал ее и увидел, что в ней есть стандартное оборудование, даже мыло, вернулся в комнату, открыл свой чемодан и сказал: “Почему? Он заправляет шоу. Я всего лишь суперкарго.”

“Он не понимает этих людей так, как понимаем мы с тобой”.

“Как и ты”, - сказал я. “Я никого не понимаю”.

“Он может облажаться с Консульством”.

“Крамер - американец, не так ли?”

“Уверен, что он американец”.

“Шартель понимает американцев. Может, он и не понимает альбертийцев, но он понимает американцев. Я не думаю, что он нас облажает ”.

“Ты его не знаешь. Иногда он выходит из себя, и если он выйдет из себя здесь, внизу, мы можем здорово влипнуть ”.

“Я познакомился с ним всего четыре дня назад, так что, как ты и сказал, я не слишком хорошо его знаю. Но у меня не складывается впечатления, что он куда-то запропастился”.

“Я знал его во время войны”, - сказал Даунер. “Я знал его в Европе. Я мог бы сказать вам, что иногда он здорово облажался”.

Я ничего не сказал. Я достал из чемодана рубашки, нижнее белье и носки и положил их в ящик комода. Я повесил четыре костюма в шкаф. В другой ящик положил восемь галстуков. Я оставила свою зубную пасту, щетку и бритву в ванной. Я носила короткие волосы — достаточно короткие, чтобы не нуждаться в щетке или расческе. У меня не было ни пижамы, ни кровоостанавливающего карандаша, ни лосьона после бритья, ни дезодоранта, ни жидкости для полоскания рта. Если от меня пахло, то к черту все это.

“Он много дурачился”, - сказал Даунер.

“Во время войны”, - сказал я.

“Правильно. Во время войны”.

Я вернулся в ванную и включил душ. Я включил нагрев, а затем взял один из тропических костюмов — по-моему, сделанный из воздуха и угля и гарантированно не мнущийся — и положил его в ванную, чтобы распарить складки. Затем я сел в кресло и посмотрел на Даунера, который дрожал на кровати.

“Тебе холодно или у тебя малярия?” Я спросил.

“Проклятый кондиционер”, - сказал он. “Я беру свой Are.Ian. Ты начал пользоваться своим до того, как попал сюда?”

“Нет”.

“Ты подхватишь малярию. Вот, прими это”. Он бросил мне пузырек с таблетками.

“Как Атабрин?”

“Нет, они не делают тебя желтым”.

Я пошел в ванную, где, должно быть, было 120 градусов, и налил стакан воды. Я бросил туда таблетку и проглотил. “По одной в день?”

“Лучше возьми две. Они тебе ничуть не повредят”.

“Не влияет на мужественность, да?”

“Это не должно беспокоить тебя, пока ты здесь, Пит, если только ты не хочешь изменить своей удаче”.

“Это мысль”.

“Что ж, тебе лучше внимательно следить за Шартелле”.

“Он заправляет шоу”.

“Я был против этого. Я сказал Даффи, что я был против этого. Клинт, возможно, лучший в Штатах, но сейчас он не в Штатах.” Даунер сделал паузу и закурил сигарету. Его руки дрожали, а сигарета дрожала во рту. Может, он пьет, подумал я. Напрасная надежда; он был не из таких. Его эго в этом не нуждалось.

“Ты знаешь, чего Клинту следует остерегаться?” Спросил Даунер.

“Что?”

“Культурный шок. Вот что”.

“Ты думаешь, он станет туземцем, Пол?”

Даунер еще немного затянулся сигаретой. Он не затягивался, а когда курил, делал короткие, быстрые затяжки и быстро выдувал их маленькими взмахами. Это была манерность, которая долгое время раздражала меня.

“Не местный. Он не Гоген. Я имею в виду, что он прожил в Штатах всю свою жизнь, за исключением того времени в Европе со мной и Даффи, а потом нам пришлось повсюду водить его за руку. ”

“Это когда вы все трое были в Операционной?”

“Верно. Черт возьми, он мог немного говорить по-французски, вот и все. Но Африка - другое дело. Такой парень, как Шартель, возможно, не сможет адаптироваться. Теперь мы с тобой жили за границей, Пит. Мы можем принять все как есть. Жара, грязь, болезни, странные обычаи — все это не беспокоит нас так, как могло бы беспокоить такого парня, как Шартель.”

“Мы в некотором роде космополиты”, - услужливо подсказал я.

“Совершенно верно, ткни в это пальцем. Я живу в Лондоне уже двадцать лет. Я провожу много времени на Континенте. Но в Париже я чувствую себя как дома так же, как и в Нью-Йорке. Лондон для меня ничем не отличается от Чикаго ”.

“Существует небольшой языковой барьер”, - сказал я.

“В Париже?”

“Нет. В Чикаго”.

Даунер рассмеялся. “Это неплохо, Пит”.

Он был не так уж глуп. У него была большая страсть к деталям, он усердно работал, он мог — при случае — быстро создавать рабочие копии, навык, который он перенял у Херста, где провел всю свою трудовую жизнь, пока Даффи не привел его в DDT в 1952 году. Но он был нравоучителен, педантичен и, боже, как он умел говорить. Он верил в непогрешимость Даффи, Даунера и Тимса, Лтд. Он покупал все продукты, добросовестно ими пользовался и рекламировал их своим друзьям. У его клиентов — учетных записей, которыми он занимался, — не было сбоев. Если бы у них были какие-либо сбои, они не были бы клиентами DDT.

“Я сломаю его легко — не слишком сильно потрясу сразу”, - сказал я.

Даунер кивнул. “Это умно. И послушай, Пит, если ты попадешь в затруднительное положение — в любое затруднительное положение — и тебе понадобится помощь, я рядом, как телефон”.

“Я запомню”.

“Итак, дом в Убондо открыт и укомплектован персоналом. Вот связка ключей”. Он бросил их мне. “Счет в Barclay's открыт на твое имя. В нем около пятисот фунтов, используй их на расходы. Что-то вроде оборотного фонда. Когда у тебя закончатся деньги, пришли чек, и мы его пополним. Ты будешь платить персоналу — вот список того, сколько они получают. Плати им ежемесячно и позволь мне дать тебе совет: не одалживай им денег. Тебе будет чертовски трудно получить их обратно. Продукты можно купить в супермаркете в Убондо. Вам придется самим делать покупки — вы не можете доверять это персоналу. Взимайте плату за все и оплачивайте счет раз в месяц.”

“Насколько велик посох?”

“Пять плюс ночной дозор. Шесть”.

“Какого черта нужно двум мужчинам с шестью слугами?”

Даунер вздохнул. “Послушай, Пит. Тебе нужен повар. Тебе нужен стюард. Тебе нужен маленький мальчик, чтобы помогать повару и стюарду. Тебе нужен водитель — это Уильям. Ты его уже знаешь. Тебе нужен садовник — у тебя полтора акра земли. И тебе нужен ночной дозор.”

“Что?”

“Ночной дозор". Он отпугивает воров. Это своего рода страховка — или вымогательство - я не уверен. Но всякий раз, когда кто-нибудь стреляет в ночное дежурство, в течение недели происходит кража со взломом.”

“О'кей, когда ожидается возвращение Акомоло из Лондона?”

“Он вернулся. Вчера он пришел поздно. Но он занят, так что у тебя будет возможность осмотреть Барканду, установить любые контакты, какие захочешь, а затем отправиться в Убондо. Ты будешь работать в Убондо, поскольку именно там Акомоло устроит свою штаб-квартиру.”

“Что-нибудь еще?”

Даунер подумал. “Ты можешь представиться кому угодно. ДДТ уже заработал себе репутацию здесь, среди британцев. Они знают, кто мы такие”.

“Какао”, - сказал я.

“Я пью его на завтрак каждое утро”, - сказал он.

“Я тоже, Пол. Также выпей чашечку перед сном”.

Раздался стук в дверь. Я открыл ее, и это был Шартель, и я думаю, что наконец-то полностью осознал, что означает слово "блистательный". Шартель был великолепен. На нем был костюм "сирсакер", который сидел так хорошо, что мог быть сшит только на заказ. Это был черно-белый шнурок, и он выглядел свежим, чистым и прохладным. Дело было не столько в костюме, сколько в жилете в тон. Я никогда не видел костюма "сирсакер" с жилетом. На нем была белая рубашка с черным вязаным галстуком. На голове у него красовалась шляпа. Она была сделана под шикарным углом. Она была черной. Это была черная шляпа с широкими полями. Я не думал, что они существуют. Шартель прислонился к дверному косяку и затянулся сигаретой.

“Ты великолепен”, - сказал я.

Он вошел и повернулся, давая нам возможность насладиться полным эффектом. “У меня есть еще шесть точно таких же. По одному на каждый день недели, кроме воскресенья. Затем я надеваю свой костюм для деловых встреч.”

“У него есть жилет?”

“Никогда не видел костюма с жилеткой, парень? Почему это в моде. Как тебе шляпа? Ей сорок лет, клянусь. Теперь я похож на состоятельного покупателя хлопка из Нового Орлеана или нет?”

“Острая”, - сказал я. “Острая как бритва”.

“Так получилось, что это было то, что я планировал надеть в Денвере”, - сказал Шартель. “Жилет предназначался для вечерней прохлады. Но я думаю, что этот наряд мог бы немного выделить меня здесь, в Альбертии. Что думаешь, Пол?”

Даунер уже направлялся к двери. “Отличительный, да, действительно отличительный. Я посвятил Пита в приготовления, Клинт. Мне нужно кое-что сделать, прежде чем я успею на самолет. Было приятно повидаться с тобой.” Он схватил руку Шартелле и пожал ее.

“Рад был повидаться с тобой, Пол”.

“Пит, не мог бы ты проводить меня до лифта, у меня есть пара вещей, которые я забыл тебе сказать”.

“Конечно”, - сказал я.

Он схватил меня за руку в коридоре. “ Вот что я имею в виду, ” прошептал он. “ Ты должен остерегаться Шартелле.

“Костюм?”

“Чертовски верно, костюм”.

“Ну, это характерно”.

“Именно это я и имел в виду. Именно об этом я тебе и говорил. У тебя наверняка будет культурный шок”. Он снова нажал кнопку лифта. К удивлению, появилась машина.

“Культурный шок”, - повторил он, садясь в машину. “Запомни это, Пит”.

“Просто чья культура испытает шок?” Я спросила, но дверь лифта уже закрылась, и он меня не услышал.

OceanofPDF.com

Глава

6

Я вернулся в свою комнату, выключил душ и спас свой костюм. Я повесил его перед вентиляционным отверстием кондиционера, чтобы остудить. Шартель стоял у окна и смотрел на гавань. Наши номера были с прекрасным видом.

“Какая-то гавань”, - сказал Шартель. “Много машин”.

“Они импортируют много товаров — к сожалению, в сумме получается больше, чем они экспортируют, и картина торгового баланса оставляет желать лучшего ”.

Он отвернулся от окна и опустился в одно из кресел скандинавского типа, которые, по мнению декоратора, прекрасно подошли бы для Африки. “Ты избавишься от Даунера, хорошо?”

“Он умер”, - сказал я. “Он беспокоится о нас — думает, что у нас может быть малярия, культурный шок или и то, и другое”.

“Он всегда был беспокойным”.

“Ты знал его на войне?”

“Я знал его”.

“Он тебе не нравится?”

Шартель зевнул. “ Не то чтобы он мне не нравился, Пит, просто он мне ни к чему. У него добрые намерения, но я бы предпочел, чтобы кто-нибудь назвал меня сукиным сыном, чем говорить, что у меня добрые намерения. Давай забудем о нем. Когда мы должны увидеть Крамера, старого фарфорового мастера?”

“Мы должны позвонить ему. Ты хочешь, чтобы я позвонил?”

“Я сделаю это”, - сказал Шартель. Он снял трубку и попросил соединить с американским консульством. “Совершенно верно”, - сказал он. “Американское консульство”. Он некоторое время слушал, а затем отодвинул телефон от головы и уставился на него. Затем он снова приложил его к уху и сказал: “Тогда позвони в консульство Соединенных Штатов .... Я знаю, что спрашивал американское консульство…. Теперь я хотел бы поговорить с кем-нибудь в консульстве Соединенных Штатов…. Нет, я не хочу разговаривать ни с кем в Соединенных Штатах, я хочу поговорить с консульством Соединенных Штатов ”. Теперь он расхаживал по комнате, насколько позволял короткий шнур. Он прикрыл трубку рукой и повернулся ко мне: “Он хочет, чтобы я поговорил с его начальником”.

“Я слышал, что обычно это занимает пятнадцать минут”, - сказал я. “Я позволю тебе сделать все звонки”.

Прошло еще три или четыре минуты беседы с руководителем оператора, прежде чем звонок был принят. Шартелле представился, спросил о Крамере, ему сказали, что он отправился освящать библиотеку USIS в Восточной Альбертии, и его переключили на кого-то другого. Брови Шартелле взлетели вверх при вопросе, который ему задали по телефону. “Ну да, мы были бы рады его видеть .... Да, это было бы удобно. Через полчаса. Отлично. Он повесил трубку и вернулся к окну, чтобы еще немного посмотреть на гавань.

“Крамер ушел на весь день”.

“Я слышал”.

“Но у нас назначена другая встреча”.

“Через полчаса”, - сказал я, переодеваясь в свой угольно-воздушный костюм.

“С офицером по политическим вопросам”.

“Кто он?”

“Кларенс Койт”.

“Кто такой Кларенс Койт?”

“Одно время он был очень популярен в Южной Америке. Заработал себе неплохую репутацию ”.

“Делаешь что?”

“Организация переворотов для ЦРУ”.

Мы спустились в коктейль-бар и нашли австралийского бармена, который утверждал, что может приготовить отличный мартини. Он мог. Мы закончили две из них и вышли в вестибюль, который выглядел как вестибюль почти любого нового отеля, который вы найдете между Майами и Бейрутом. Много мрамора, фресок, ковров и наполненных песком емкостей для окурков. Ливанские клерки все еще удерживали стойку регистрации, а альбертийцы в мантиях все еще таскали сумки.

Уильям припарковал "Хамбер" на кольцевой подъездной дорожке в тени дерева. Он увидел нас, завел машину и затормозил перед дверью. Шартель начал забираться на переднее сиденье.

“Мастах едет сзади”, - твердо сказал Уильям.

“Почему?”

“Правильно, сэр. Настоящий Мастах едет сзади”.

Шартель сел со мной на заднее сиденье. “ Ты знаешь, где находится консульство Соединенных Штатов? - спросил он.

“Американское консульство, да, сэр. Пока нет”.

“Пойдем туда”.

Это было недалеко, всего в полумиле или около того. Выглядело так, словно было построено сразу после Второй мировой войны каким-то архитектором, на которого чрезмерно повлияла школа дизайна миссии Южной Калифорнии. Он раскинулся примерно на акре кустарника, цветов и лужайки, защищенный от альбертийцев высоким кованым забором и красной черепичной крышей, которая выглядела так, словно была сделана из старых лондонских дымоходов, расколотых пополам. Мы проехали через открытые ворота к главному входу. Охраны не было; морские пехотинцы придут после обретения независимости, когда Консульство получит статус посольства.

Секретарша была брюнеткой со слишком большим количеством помады, слишком небольшим количеством дел и акцентом Сент-Пола. Она вызвала альбертинца и велела ему проводить нас в кабинет мистера Койта. Затем она вернулась к своим ногтям. Мы последовали за альбертианкой по коридору, украшенному репродукциями картин Фредерика Ремингтона "Индейцы и ковбои", и повернули налево. “Сюда, джентльмены”, - сказал альбертиец, указывая на дверь. Мы вошли в приемную средних размеров, в которой работала невысокая блондинка с выпученными зелеными глазами и не слишком приветливой улыбкой.

“Мистер Шартелл и мистер Апшоу?” - спросила она.

Мы сказали “да", и она коротко поговорила по телефону. "Мистер Койт подойдет к вам через минуту”, - сказала она. “Пожалуйста, присаживайтесь”.

Мы сели, и Шартель закурил одну из своих "Милых ариэлей". Секретарша продолжала печатать. Кондиционер гудел, стараясь поддерживать в комнате температуру семьдесят два градуса. Говорить было не о чем. Мы ждали со смиренным видом продавца и его стажера в приемной агента по закупкам, который не размещал заказ семь месяцев и вряд ли сделает это сегодня.

Через десять минут дверь открылась, и вышел мужчина. Он бросил на нас быстрый взгляд, какой бросают на калек люди, которым нравится изучать недуг, но не хотят, чтобы их застукали за этим. Он поспешил через дверь в холл.

На столе секретарши зазвонил телефон. Она подняла трубку и сказала "да". Она повесила трубку и посмотрела на нас. “Мистер Койт примет вас сейчас”, - сказала она. “Только через эту дверь”.

Мы вошли в эту дверь и оказались в большом кабинете, в котором стояли письменный стол, несколько картотечных шкафов с кодовыми замками, несколько стульев, журнальный столик, диван, мужчина и календарь на стене. Календарь был испорченной британской разновидности, с днями недель в неправильном месте. Каждый прошедший день в этом месяце был тщательно отмечен. Четные дни были отмечены красным, нечетные - зеленым. Вся мебель была серой, как у линкора, и обтекаемой, чтобы уменьшить сопротивление ветра.

Мужчина сидел за стойкой и набросился на нас, как капитан команды rash в Phi Delta Theta. Было крепкое быстрое рукопожатие, суета вокруг, чтобы убедиться, что стулья удобные, перестановка пепельниц в более удобное положение. Кларенс Койт хотел, чтобы он нам понравился; возможно, он хотел, чтобы он всем понравился, и, возможно, он решил, что лучший способ добиться этого - понравиться всем.

Мы устроились в креслах и приветливо посмотрели друг на друга. Койт был такого же роста, как Шартель, около шести футов двух дюймов, и у него были гладкие черные волосы, которые он зачесывал назад над широким лбом. Черты его лица были правильными, зубы белыми, и он демонстрировал их в слегка кривой, осуждающей улыбке при каждом удобном случае. Его нос был всего лишь носом, но подбородок был красивым, твердым и чуть выдавался вперед. У него были темно-синие глаза, посаженные под густыми бровями без изгиба. Зрачки бегали туда-сюда. Это были беспокойные глаза, которые дали костюму Шартелле откровенно благодарную оценку.

“Мне жаль, что Крамера нет дома, но я чертовски рад, что ты смог заскочить сегодня днем, и надеюсь, я не нарушил твой график”. У него был приятный баритон.

Я предоставил говорить представителю нашей команды. Если бы Койт был из ЦРУ, он мог бы помериться умом с профессиональным деревенским парнем, и пусть победит лучший лжец. Я решил болеть за Шартелле.

Одергивая свой элегантный жилет, Шартель ответил, что мистер Койт, конечно же, не вмешивался в наше расписание, что оно все еще находится в процессе разработки, и из-за характера нашего бизнеса в Альбертии с его стороны было очень любезно уделить нам несколько минут. Как офицер по политическим вопросам, он мог бы дать нам несколько советов, которые могли бы избавить нас от ненужной рутины и бесплодных поисков. Судя по тому, как ее наносил Шартель, это был самый приятный комок песчаного раствора, который я когда-либо видел, чтобы он укладывал на место.

Койт все это время сидел, сложив руки на пустом столе перед собой, не сводя глаз с Шартелле, время от времени кивая красивой головой, давая понять говорящему, что он хорошо излагает. Койт был профессиональным слушателем. Если бы он включил для меня представление, я бы говорил весь день, начиная с того времени, когда мне было три и у меня украли трехколесный велосипед. Она была синей, с раструбом на ручках и металлическими накладками с шипами на задней оси, на которые мог опереться маленький пассажир.

Но Шартель даже не рассказал Койту о своем отце или LaSalle со сломанной колодкой. Он просто замолчал и начал улыбаться. Это была одна из тех пауз, когда чувствуешь, что должен откашляться, или передвинуть стул, или упомянуть погоду. Но у меня не было подсказки, поэтому я оглядел офис, на стене которого висела фотография президента с автографом, мрачно улыбающегося сверху вниз. У меня было ощущение, что это проблема администрации общего обслуживания, и ее тысячи отправили в посольства и консульства по всему миру на следующий день после того, как Кеннеди был застрелен. По размерам офиса и мебели можно было сказать, сколько Койт зарабатывал за год, но о нем вы ничего не могли сказать. Личные штрихи — картина, скульптура или кувшин, полный цветов, - все отсутствовало.

Наконец Койт встал, подошел на несколько футов к окну и выглянул наружу сквозь жалюзи. Я не мог сказать, какой открывался вид. “Я ценю ваше доверие, мистер Шартель”, - сказал он жалюзи. “И я должен признаться, что я не завидую вам в предстоящей задаче”.

“Мистер Койт, если бы я не мог доверять представителю посольства или консульства Соединенных Штатов, я думаю, что жил бы в довольно убогом мире”, - сказал Шартель.

Койт серьезно кивнул и вернулся на свое место за столом. “Я здесь всего несколько недель, но моя работа потребовала от меня интенсивного изучения политической сцены Альберты. Чем больше я это изучаю, тем больше убеждаюсь, что из всех развивающихся стран к югу от Сахары эта страна практически единственная в своей готовности и способности принять в полной мере вызов, который бросает самоуправление.”

Он сделал паузу и достал серебряный портсигар из внутреннего кармана пиджака. На нем был бледно-голубой шерстяной мохеровый тропический костюм и белая рубашка с воротником-стойкой, в который была воткнута золотая булавка под маленьким узлом галстука в сине-красную полоску.

Койт открыл портсигар и протянул его Шартелле, который покачал головой, а затем мне. Я взял одну из них, исходя из теории, что это, вероятно, американская сигарета и что он был бы счастлив, если бы кто-то полюбил его настолько, чтобы доверять его вкусу в курении. Она была отфильтрованной, но я оторвала крышку и положила ее в пепельницу. Койт, казалось, ничего не заметил или был против.

После того, как мы с ним выкурили по сигарете, он снова начал объяснять нам, почему мы должны подписывать членские карточки братства. “Как политолог —” Он замолчал, чтобы улыбнуться своей осуждающей улыбкой. “По крайней мере, так говорит обо мне этот магистр из Университета Джона Хопкинса, у меня больше, чем мимолетный интерес к тем, кто занимается реальной политикой. Итак, ваше имя, мистер Шартель, мне знакомо. И я также помню, на самом деле, довольно хорошо, блестящий сериал мистера Апшоу "Европа в смутные времена пятьдесят шестого". Я думаю, мы можем поговорить между собой как профессионалы в политической сфере, хотя я считаю себя наблюдателем, студентом, если хотите, а не активистом.”

Это была длинная речь, и во время нее Шартелле засунул большие пальцы рук за пазуху жилета, слегка склонил голову набок и изучал угол, где потолок соединялся со стенами. Он энергично кивал всякий раз, когда у Койта наступали месячные. Я находил такой ответ сбивающим с толку.

“Видите ли, джентльмены, ” продолжал Койт, “ у вас есть возможность предоставить избирателям Альберты возможность самим решать будущее своей страны. Вы можете представить им четкую, четко очерченную картину связанных с этим проблем. Если вы добьетесь успеха, вы окажете огромную общественную услугу ”.

Шартель засунул большие пальцы рук за пазуху. Теперь его стул был откинут назад, а взгляд по-прежнему был устремлен в дальний верхний угол комнаты. “Ваши замечания очень любезны, мистер Койт, и я рад, что вы превратили нашу работу по сбору необходимых голосов в столь возвышенную миссию. Это заставляет меня гордиться, но я надеюсь, что не слишком, потому что гордыня - это грех, как ты хорошо знаешь. Итак, на всякий случай, если мы не сформулируем проблемы так четко, как вам хотелось бы, я хотел бы разделить заслугу — или вину — с парнями, которые будут разбираться с оппозицией шефа Акомоло ... доктором Колого и сэром Алакадой. ”

Шартель продолжал смотреть в угол, так что, возможно, он не заметил, как волосы встали дыбом от самообладания Койта. Или, возможно, заметил, потому что еще раз пробормотал.

“Вы знаете, в этом замешаны другие внешние силы. Одна из них — крупнейшее агентство в мире - во всяком случае, в политическом смысле. Она работала на Дальнем Востоке, в Европе, на Балканах, на Ближнем Востоке.... Он помолчал. - В Южной Америке.