Хочу харчо (Рассказы, Монологи, Сценки, Пьесы)

Брюки товарища Синицына

Жизнь наша полна сложностей и загадок. Иногда сделаешь что-нибудь эдакое, ненужное, а зачем сделал, почему — непонятно.

Всегда получается: себе же хуже!

Вот как-то летом иду я по улице.

Солнце светит, тепло… Навстречу идут прохожие… Симпатичные, милые люди… Я иду, улыбаюсь… Мне хорошо!

Вдруг вижу: идет мужчина с портфелем… Солидный такой мужчина, значительный… На нем — коричневый костюм. И вот в этом коричневом костюме я замечаю недостаток: брюки расстегнуты.

Другой бы на моем месте прошел мимо — и ноль внимания!.. А я глупый… Мне больше всех надо!

Я хочу предупредить товарища, чтоб он, значит, не конфузил себя…

Я кричу ему:

— Товарищ! Товарищ!

Он не слышит.

Я снова кричу:

— Товарищ! Минуточку!

Он не слышит, идет быстро.

Я бегу за ним.

Он — за угол. И я — за угол. Он входит в какой-то большой дом, я — за ним. Он идет по коридору, я его почти догоняю, но тут он входит в какой-то кабинет, я — за ним, а секретарша меня не пускает.

— Вы к кому, товарищ? — спрашивает.

Я говорю:

— Я вот к этому товарищу, который прошел.

Она говорит:

— А по какому вопросу?

А по какому я вопросу? Я не знаю, по какому я вопросу…

Я говорю:

— Я по внутреннему вопросу!

Она говорит:

— К товарищу Синицыну нельзя! Он занят.

Я говорю:

— Да мне, девушка, на минутку, только пару слов ему сказать!

Она говорит:

— Скажите мне, я передам!

Я говорю:

— Вам не могу! Вопрос очень щепетильный…

Она говорит:

— Ну, тогда записку напишите, я передам.

Ладно, думаю, записку так записку…

Беру лист бумаги, пишу… Интеллигентно так пишу, чтоб, если кто в записку заглянет, не ставить товарища Синицына в неловкое положение…

Я пишу: «Уважаемый товарищ Синицын! Прошу обратить Ваше внимание на определенную часть туалета, в смысле — брюки, поскольку в них отмечается некоторое несовершенство в смысле пуговиц. С искренним уважением…» Ну и подпись…

Секретарша берет у меня бумагу и говорит:

— Сейчас отнесу! А вы, товарищ, пока здесь подождите…

Я говорю:

— Мне ждать нечего… Я пойду.

Она говорит:

— Нет, посидите… Может быть, у товарища Синицына возникнут какие-нибудь вопросы…

Какие вопросы — непонятно. Но я сижу, жду. Чего жду — не знаю. Через несколько минут выходит секретарша, выносит мою бумагу, а на ней красным карандашом крупно написано: «МИШУЛИНУ, РАЗОБРАТЬСЯ!!»

Я оторопел, верчу бумагу в руках и спрашиваю:

— Что это значит?

Секретарша говорит:

— Все в порядке. С этой резолюцией идите к товарищу Мишулину!

Я удивляюсь:

— При чем здесь какой-то Мишулин?.. Ваш начальник чего-то не понял… Это я ему писал… Дайте я объясню…

Секретарша говорит:

— Ничего не надо объяснять! Товарищ Мишулин — заместитель товарища Синицына… Идите к нему в 12-й кабинет.

Я возмущаюсь:

— Да что вы, ей-богу! Глупость какая!..

Она говорит:

— Не морочьте голову, товарищ… Идите скорее к Мишулину, а то он в главк уедет!

Положение идиотское!.. Другой бы плюнул и ушел, а я нет… Я иду в 12-й кабинет… Я бегу, потому что Мишулин в главк может уйти! У 12-го кабинета очередь… Сидят люди с бумагами, ждут… Я тоже сижу, жду… Чего жду непонятно!

Вызывают. Вхожу.

Товарищ Мишулин, коренастый такой, говорит по телефону…

Я говорю:

— Товарищ Мишулин, получилась глупая ситуация…

Он меня не слушает. Он одной рукой по телефону разговаривает, другой берет мою бумагу, читает и справа крупно пишет: «СОГЛАСЕН!»

Я обалдел. Говорю:

— Товарищ Мишулин, с чем вы согласны?!.. Вы меня послушайте…

Он говорит:

— Мне все ясно! Идите в 27-ю комнату, согласуйте с Рязанцевым!

Я кричу:

— При чем здесь Рязанцев?!.. Вы вникните в суть… Я ведь что хотел…

Он говорит:

— Идите, идите, мне некогда… Пусть Рязанцев подпишет, а потом пойдете в общий отдел…

Я говорю:

— При чем здесь общий отдел?

Он говорит:

— Идите скорее, а то Рязанцев на обед уйдет!

Я бегу. Я уже нервничаю. Я уже боюсь упустить Рязанцева.

Рязанцев мою бумагу подписывает, меня не слушает, посылает в общий отдел.

В общем отделе одни женщины сидят, мне с ними вообще говорить не о чем; они берут мою бумагу, ставят на ней номер и печать, кладут в папку и говорят:

— Все в порядке, идите — вас вызовут!

Плюнул я, повернулся и пошел.

Думаю: «Горите вы здесь все синим пламенем!.. Что я из-за вас, переживать должен?!..»

Иду по коридору, вижу: идет дорогой мне товарищ Синицын, в коричневом костюме, брюки у него расстегнуты.

Я обрадовался, кричу:

— Товарищ Синицын!

Он — от меня. Я — за ним! Он — в кабинет. Я — за ним, а секретарша меня не пускает.

Я ору:

— Дайте мне сказать ему два слова!

Она говорит:

— Товарищ Синицын занят. Пишите бумагу!

Я говорю:

— Я не буду писать бумагу! Я уже писал бумагу… Я больше к Мишулину и Рязанцеву ходить отказываюсь… У меня уже печать стоит!.. У меня уже бумага в деле в общем отделе!!

Стою я бледный, меня всего трясет.

Секретарша говорит:

— Не волнуйтесь, товарищ! Сейчас все выясним! — Звонит она по телефону, чего-то выясняет и говорит:

— Вашей бумаги в общем отделе уже нет.

— Как — нет? — спрашиваю. — А где ж она?

— Не знаю, — говорит секретарша. — Очевидно, пошла по инстанциям… Заходите в понедельник, тогда и выясним…

Тут я не выдержал, каюсь… Нервы подвели.

Оттолкнул я секретаршу, ворвался в кабинет и кричу:

— Товарищ Синицын, так вас растак!!! Что здесь у вас творится?

Гляжу — а у него все в порядке.

— Вам что, товарищ? — спрашивает.

— Ничего! — говорю я. — Так… Проверка слуха…

Повернулся и пошел…

Иду весь злой и думаю — сам он застегнулся или на мое заявление отреагировал? Ведь если бумага так быстро пошла по инстанциям, то чего ж я наорал на человека?