Я очнулся, когда кто-то попытался заклеймить мою шею куском раскалённого железа.
Ладно, на самом деле случилось не это, но в то время я ещё не до конца пришёл в сознание, и мне показалось, что всё было именно так. Я разразился проклятиями и принялся отмахиваться.
— Держите его, держите его! — решительно приказал кто-то. Чьи-то руки опустились на мои, снова прижимая их к гладкой, твёрдой поверхности подо мной.
— Гарри, — сказал Томас, — Гарри, полегче, успокойся. Ты в безопасности.
Свет ударил мне в глаза. Ощущение было не из приятных. Я щурился, пока не смог разглядеть перевёрнутую голову Томаса, нависшего надо мной.
— Наконец-то, — сказал Томас. — Мы уже начали беспокоиться.
Он отпустил мои руки и дотронулся до моей щеки в чём-то среднем между поглаживанием и пощёчиной:
— Ты всё не приходил в себя.
Осмотревшись, я увидел, что лежу на столе в квартире Молли, на том самом месте, где ранее в тот же день мы осматривали раны Тука. В воздухе стоял резкий запах дезинфицирующего средства. Я чувствовал себя ужасно, но не так ужасно, как в машине.
Я повернул голову и увидел жилистого маленького парня с копной чёрных волос, большим носом и блестящими, умными глазами. Он взял в руку металлическую миску и со звоном уронил в неё что-то из другой руки, в которой сжимал остроносые плоскогубцы.
— И теперь он сразу очнулся? — спросил Уолдо Баттерс, судмедэксперт и самый большой знаток польки в Чикаго. — Ещё скажите мне, что всё это не немного жутковато.
— О чём это ты? — удивился я.
Баттерс поднял металлическую миску, наклонив её так, чтобы я мог увидеть, что внутри. Там было несколько крошечных, блестящих, острых, окровавленных кусочков металла.
— Зубцы от рыболовных крючков, — сказал он. — Некоторые из них обломились и застряли у тебя под кожей.
Я хмыкнул. Теперь моё изнеможение в машине имело больше смысла.
— Да, — сказал я. — Когда железо попадает мне под кожу, оно, видимо, вступает в конфликт с могуществом Зимнего Рыцаря. Что буквально лишает меня способности здраво соображать.
Я начал подниматься.
Баттерс очень спокойно положил руки мне на грудь и толкнул меня обратно вниз. Сильно. Я, моргнув, уставился на него.
— Обычно мне не приходится применять силу, — сказал он извиняющимся тоном. — Я не очень люблю работать с людьми, которые ещё живы. Но если я делаю это, то я, чёрт возьми, собираюсь делать это правильно. Так что оставайся на месте, пока я не скажу, что ты можешь встать. Это понятно?
— А-а… Да, думаю, понятно.
— Вот и умница, — заметил Баттерс. — У тебя два гигантских синяка на месте предплечий. Ты покрыт рваными ранами, и пару их них нужно зашить. Некоторые уже начали воспаляться. Мне нужно все их вычистить. Мне будет легче работать, если ты не будешь дёргаться.
— Это я смогу, — ответил я. — Но я чувствую себя во всех смыслах лучше, старина. Гляди.
Я поднял руку и пошевелил пальцами. Их движения были немного стесненны. Я взглянул на них. Они были опухшими, покрыты фиолетовыми пятнами. Мои запястья и предплечья тоже были все в синяках и опухшие.
— Гарри, я однажды видел наркомана, который молотил кулаком по бетону, пока не сломал себе почти все кости в руке. И даже не поморщился.
— Я не под наркотиками, — возразил я.
— Нет? В функционировании твоего тела есть нарушения. Если ты чего-то не чувствуешь — это не значит, что этого нет, — твёрдо сказал Баттерс. — У меня есть теория.
— Какая теория? — спросил я, в то время как он начал обрабатывать мои порезы.
— Ну, допустим, ты королева фэйре, которой нужен смертный головорез. Ты хочешь, чтобы он действовал эффективно, но не хочешь делать его таким могущественным, что ты не сможешь им управлять. Мне кажется разумным, в этом случае поиграть с его болевым порогом. Это не сделает его неуязвимым, но заставит его так себя чувствовать. Он будет игнорировать такие болезненные вещи, как… как ножевые ранения или…
— Пули в кишках? — предположил Томас.
— Или пули в кишках, да, — согласился Баттерс. — И большую часть времени, это, вероятно, даёт большое преимущество. Он может пробежаться по твоим врагам, словно кролик-Энерджайзер, а потом, когда всё закончится… Он чувствует себя прекрасно, но на самом деле его обманули, и его телу потребуется на восстановление несколько недель или месяцев. Если тебе не понравилась его работа, то вот он, весь на блюдечке, ослабленный и уязвимый. А если понравилась — ты просто дашь ему отдохнуть, чтобы потом использовать его ещё раз.
— Ничего себе, это так цинично, — сказал я. — И расчётливо.
— Но я ведь мыслю в правильном направлении? — спросил Баттерс.
Я вздохнул:
— Да, это звучит… очень похоже на Мэб, — особенно если слова Мэйв о том, что я могу представлять угрозу для Мэб, были правдой.
Баттерс глубокомысленно кивнул:
— Вот поэтому, каким бы сильным, проворным и быстро восстанавливающимся это тебя ни делало, помни одно: ты не более неуязвим перед травмами, чем прежде. Ты их просто не замечаешь…
Он немного помолчал, а затем спросил:
— Ты ведь даже не чувствуешь этого, да?
— Не чувствую чего? — спросил я, поднимая голову.
Он положил ладонь мне на лоб и снова заставил лечь.
— Я только что зашил трехдюймовый порез над одним из твоих рёбер. Без анестезии.
— Ха. Нет, я не… То есть я что-то чувствовал, но это не было неприятно.
— Это говорит в пользу моей теории, — кивая, сказал он. — Я уже разобрался с порезом у тебя над глазом, пока ты был в отключке. Вот красотища. Прямо до кости дошёл.
— Подарок от Капитана Крюка. И его крошечного меча, — ответил я и взглянул на Томаса:
— Крюк ведь всё ещё у нас, надеюсь?
— Он в плену на керамическом противне в духовке, — ответил Томас. — Я подумал, что он не сможет выбраться из груды стали, и ему будет о чём поразмыслить, прежде чем мы начнём задавать ему вопросы.
— Поступать так с одним из представителей Маленького Народца просто ужасно, старина, — сказал я.
— Я планирую начать делать пирог у него на глазах.
— Тонко.
— Спасибо.
— Как долго я был в отключке? — спросил я.
— Около часа, — ответил Томас.
Баттерс фыркнул:
— Я бы приехал раньше, но вчера вечером кто-то вломился в мой дом, и я убирал беспорядок.
Я поморщился:
— Ах, да. Точно. Прости за это, старина.
Он покачал головой:
— Я всё ещё, как бы это сказать, не могу поверить, что ты здесь вообще, если честно. Я имею в виду, мы же провели твои похороны. Мы говорили с твоим призраком. И это было не менее реально, чем сейчас.
— Ну извини, что подкладываю лежачих полицейских на пути у поезда твоих мыслей.
— В последнее время это больше похоже на американские горки, но хороший ум — гибкий ум, — сказал Баттерс. — Я разберусь с этим, не волнуйся. Он работал ещё минуту, затем добавил, уже вполголоса:
— В отличие от некоторых других.
— Хм?
Баттерс просто посмотрел через большую комнату, а затем вернулся к работе.
Я проследил направление, куда он указал взглядом.
Кэррин сидела, свернувшись калачиком, в кресле у камина, на противоположной стороне большой комнаты, обхватив руками колени и склонив голову на спинку кресла. Её глаза были закрыты, а рот был немного приоткрыт. Очевидно, она спала. Тихое сопение подкрепляло эту теорию.
— Ох, сказал я. — Э-э. Да. Когда я бродил вокруг призраком, непохоже было, что она действительно хорошо с этим справилась…
— Ты недооцениваешь ситуацию, — шепнул Баттерс. — Она прошла через многое. И ничто из этого не сделало её менее колючей.
Томас издал тихий звук согласия.
Она отдалилась от большинства своих друзей, — сказал Баттерс. — Больше не разговаривает с копами. Не общается со своей семьёй. Только с компанией викингов на тренировках. Бывает, я там зависаю, как и Молли. Я думаю, мы оба знаем, что она словно в аду.
— И тут появляюсь я, — сказал я. — О, Боже.
— И что? — спросил Томас.
Я покачал головой:
— Ты вроде как должен знать Кэррин.
— Кэррин, значит? — хмыкнул Томас.
Я кивнул:
— Для неё важно, чтобы всё подчинялось установленному порядку. Человек умирает — она может это понять. Человек возвращается с того света — это уже что-то из ряда вон выходящее.
— Разве она не католичка? — спросил Томас. — Их Бог вроде как сделал то же самое?
Я пристально посмотрел на него:
— Да. И это, конечно, делает всё намного проще.
— С медицинской точки зрения, — сказал Баттерс, — я довольно уверенно могу сказать, что ты никогда не умирал. Или, по крайней мере, никогда не доходил до такой точки, чтобы тебя уже нельзя было реанимировать.
— А что, ты там был? — спросил я.
— А ты? — парировал он.
Я фыркнул:
— После того, как меня подстрелили, всё стало чёрным, а потом я очнулся. Призраком. Потом всё стало белым, и я снова очнулся. Всё болело. Чтобы восстановиться, потребовалась уйма физиотерапии.
— Ого, серьёзно, физиотерапия? — спросил Баттерс. — И как долго?
— Одиннадцать недель.
— Да, тогда я склоняюсь в пользу комы.
— А все эти ангелы и призраки, — спросил я, — на что их тогда стоит списать? По твоему медицинскому мнению?
Баттерс поджал губы и сказал:
— Хитрожопых никто не любит, Гарри.
— А мне он в принципе никогда не нравился, — доверительно сообщил ему Томас.
— А почему бы тебе не заняться чем-нибудь полезным? — сказал я. — Сходи на улицу, посмотри, вдруг там кто-нибудь затаился и только и ждёт, когда мы выйдем наружу, чтобы убить нас.
— Потому что Молли должна пойти со мной, или меня не пустят обратно, а она отправилась улаживать дела с твоими маленькими разведчиками, — ответил Томас. — Ты волнуешься, что эта шайка фэйре использует твою кровь, чтобы выследить тебя?
— В этом я не уверен. Использовать её сложнее, чем думает большинство людей, — сказал я. — Нужно не дать ей засохнуть, и она не должна быть чем-то разбавлена. Шёл дождь, так что если кто-то хотел заполучить мою кровь, они должны были добраться до неё довольно быстро… но, казалось, что Ситх не давал им скучать.
— Ситх? — спросил Баттерс.
— Не тот, о ком ты подумал, — сказал я.
— Ну вот, — он явно был разочарован.
— Кроме того, — сказал я Томасу, — я скорее беспокоюсь не о том, что они могут выследить меня, а о том, что с её помощью они могут заставить моё сердце остановиться. Или, знаешь ли… заставить его взорваться прямо в груди.
Томас прищурился:
— Они могут так сделать?
— О, Боже мой, — сказал Баттерс, заморгав. — Как в тот раз?
— Да, они могут сделать это, и, да, вероятно, если ты имеешь в виду все эти убийства вокруг наркотика Третий Глаз, — ответил я им обоим. — Баттерс, как у тебя там? Ещё не закончил?
— Голод мне в глотку, — сказал Томас, внезапно став серьёзным. — Гарри… разве мы не должны рисовать круги или что-то в этом роде?
— Нет смысла, — ответил я. — Если у них есть твоя кровь, то ты у них в руках, и точка. Может, если только я сбегу и спрячусь где-нибудь в Небывальщине, да и это не наверняка поможет.
— А как много крови им нужно? — спросил Баттерс.
— Это зависит от множество факторов, — ответил я. — От того, насколько эффективна их магия… от их уровня навыков. От того, насколько свежая кровь. От дня недели и фазы луны, насколько я знаю. Я не экспериментировал с этим. Чем больше энергии они хотят направить в тебя, тем больше крови им нужно.
— И что это значит? — спросил Баттерс. — Сядь, чтобы я мог тебя перевязать.
Я сел и поднял руки, чтобы они не мешали.
— Следящее заклинание почти не требует энергии, — объяснил я. — Для него им почти ничего не понадобится.
Баттерс несколько раз обмотал мой живот полосой марлевой повязки.
— Но если они хотят, чтобы твоя голова взорвалась, им понадобится намного больше?
— Зависит от того, насколько они хороши, — сказал я. — Им не нужно растирать твою голову в порошок. Может, они набьют льда тебе в нос. Меньше силы, но она сконцентрирована на меньшей площади, понимаешь?
Я слегка вздрогнул:
— Если они получили мою кровь и могут использовать её, меня поимели, вот и всё. Но пока этого не случилось, я буду считать, что у меня ещё есть шанс и буду действовать соответственно.
После этого наступила тишина, и я заметил, что и Баттерс, и Томас просто уставились на меня.
— Что? Магия опасная штука, парни, — сказал я.
— Ну да, для всех нас, — сказал Баттерс, — Но, Гарри, ты же…
— Что? Неуязвим? — Я отрицательно покачал головой. — Магия похожа на всю остальную жизнь. Не имеет значения, сколько парень может выжать лёжа или может ли он ломать деревья голыми руками. Ты всаживаешь ему пулю в мозг, он умирает. Я довольно хорош в том, чтобы вычислить, где нужно встать, чтобы избежать пули, и могу отстреливаться гораздо лучше, чем большинство людей, но я так же уязвим, как и все остальные.
Я нахмурился при этой мысли. Так же уязвим, как и все остальные. Что-то беспокоило меня, забрезжив на уровне моего подсознания, но я не смог вытащить это на свет. Пока что.
— Заметьте, — сказал я, — что, если бы они собирались убить меня таким способом, у них было достаточно времени, чтобы уже сделать это.
— Исключая возможность, что они приберегут это на будущее, — сказал Баттерс.
Я постарался не начать рычать вслух:
— Да. Спасибо. Ты уже закончил?
Баттерс оторвал последний кусок лейкопластыря, закрепил с его помощью концы повязки и вздохнул:
— Ага. Просто попробуй не… ну, не двигать, или не прыгать, или не делать чего-нибудь активного, или не трогать ничего грязного, или не делать чего-либо ещё в этом духе, что, как я знаю, ты в любом случае намерен делать в ближайшие двадцать четыре часа.
— Двенадцать часов, — сказал я, спуская ноги со стола.
— Ох, — вздохнул Баттерс.
— Где моя рубашка? — спросил я, вставая на ноги.
Томас пожал плечами:
— Сожжена. Хочешь мою?
— После того как ты разукрасил её всю своими кишками? — переспросил я. — Фу.
Баттерс моргнул и пригляделся к Томасу.
— Боже мой, — сказал он. — Тебя подстрелили.
Томас показал Баттерсу большой палец:
— На ваших экранах снова доктор Маркус Уэлби.
— А я бы предпочёл Дуги Хаузера, пожалуй, — сказал я.
— Может, сойдёмся на МакКое? — спросил Томас.
— Прекрасно.
— Тебя подстрелили! — выходя из себя, повторил Баттерс.
Томас пожал плечами:
— Ну да. Слегка.
Баттерс испустил чудовищный вздох. Потом взял бутылку дезинфицирующего средства, рулон бумажных полотенец и приступил к обработке стола:
— Боже, я ненавижу это Франкенштейн-ранения-Гражданская Война медицинское дерьмо. Дай мне секунду. И ложись.
Я оставил их и направился через основную часть квартиры к моей спальне. Гостевой спальне Молли, если быть точным. Я открыл дверь так тихо, как только мог, чтобы не разбудить Кэррин, и вошёл, чтобы надеть другую подержанную рубашку.
Я нашел одну, полностью чёрную с белой эмблемой Спайдер-Мэна. Чёрная униформа. Та самая, которая заставила Спайди ненадолго сменить команду, и, в конечном счёте, принесла ему все виды бед. Она казалась подходящей случаю.
Я быстро надел её, повернулся и почти выпрыгнул из обуви, когда Кэррин тихо закрыла за собою дверь спальни.
Я стоял там долгое мгновенье. Единственным источником света был одинокий горящий свечной огарок.
Кэррин взглянула на меня с нечитаемым видом.
— Ты не звонил, — сказала она, один уголок её рта изогнулся в выражении, которое не было улыбкой. — Не писал.
— Ага, — сказал я. — Кома.
— Я слышала, — она скрестила руки на груди и прислонилась спиной к двери. — Томас и Молли говорят, что это действительно ты.
— Ага, — сказал я. — Как ты нашла меня?
— Следящее устройство. Когда в этом городе взорвали бомбу в последний раз, это было в здании твоего офиса. Я слышала, что ещё одна рванула на улице, а затем сообщили о взрывах и стрельбе на озере сразу после рассвета этим утром. Не так уж и сложно.
— Как ты выследила меня?
— Не тебя, — сказала Мёрфи. — Я наблюдала за квартирой Томаса и последовала за парнем, который шёл за тобой. — Она рассеянно передвинула ногу, касаясь тыльной стороны икры, словно путаясь унять зуд. — Его зовут Туз… вроде бы, верно?
Я кивнул:
— Ты вспомнила правильно.
— Я стараюсь приглядывать за плохими парнями, — сказала она. — И совершенно независимо от… Я слышала, теперь ты принадлежишь Мэб.
Эти слова ударили меня, как плевок в лицо. Кэррин была детективом долгое время. Она знала, как обрабатывать подозреваемого.
Итак, думаю, я был под подозрением.
— Я не кокер-спаниель, — сказал я спокойно.
— Я не это имела в виду, — сказала она. — Но там, снаружи, есть существа, способные делать что угодно с твоей головой, и мы оба это знаем.
— Так вот что, по-твоему, со мною случилось? — спросил я. — Что Мэб извратила мой рассудок?
Выражение её лица смягчилось.
— Я думаю, она сделает это медленнее, — сказала она. — Ты… человек крутого нрава. Твои способы решения проблем, как правило, решительны и быстры. Это способ твоего мышления. Я готова поверить, что ты нашёл какое-то средство удержания её от… Ну, не знаю. Переделывания тебя.
— Я сказал ей, что если попытается, начну буянить.
— Боже, — сказала Кэррин. — А ты ещё не начал?
Она не сдержала улыбку. И на секунду всё стало почти хорошо.
Но потом её лицо снова помрачнело:
— Я думаю, что она сделает это медленнее. По дюйму в то время, когда ты не видишь. Но даже если она не станет…
— Что?
— Я не сержусь на тебя, Гарри, — сказала она. — И не ненавижу тебя. Я не думаю, что ты испорчен. Многие люди попадали в ту же ловушку, что и ты. Люди, которые были лучше, чем любой из нас.
— Ааа, — сказал я. — В Злая-Королева-Феерии ловушку?
— Господи, Гарри, — тихо сказала Мёрфи. — Никто не начинает вдруг беспричинно хихикать и носить чёрное, собираясь добровольно превратиться в мерзкое чудовище. Как, чёрт возьми, ты думаешь, это происходит?
Она покачала головой с болью в глазах:
— Это случается с людьми. Обычными людьми. Они принимают сомнительные решения, на которые могут быть очень веские причины. Они делают выбор за выбором, и никто из них не совершает массовые убийства святых, не убивает сотни детёнышей тюленей и не является наёмным убийцей с нарушенной психикой. Но это накапливается. И потом в один прекрасный день они оглядываются вокруг и понимают, что они уже так далеко за чертой, что даже не могут вспомнить, где она была.
Я отвернулся от неё. Что-то болело в моей груди. Я промолчал.
— Ты понимаешь это? — спросила она меня ещё более тихим голосом. — Ты осознаёшь, на какую предательскую почву ты вступаешь?
— Вполне, — ответил я.
Она кивнула несколько раз и сказала:
— Полагаю, это уже что-то.
— Это всё? — спросил я её. — Я имею в виду… это единственная причина твоего прихода сюда?
— Не совсем, — сказала она.
— Ты не доверяешь мне, — заявил я.
Она не смотрела мне в глаза, но и не прятала взгляда:
— Это во многом будет зависеть в от ближайших нескольких минут.
Я сделал несколько вдохов, пытаясь оставаться спокойным, непредвзятым, уравновешенным.
— Хорошо, — сказал я. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?
— Череп, — сказала она. — Я знаю, что это. Так же, как Баттерс. И… он слишком могуществен, чтобы оставаться в неправильных руках.
— Что означает — в моих? — спросил я.
— Я скажу тебе, что я знаю. Я знаю, что ты вломился в его дом, когда он был на работе, и забрал, что хотел. Я знаю, что ты оставил Энди с порезами и синяками. И я знаю, что в процессе ты разрушил часть квартиры.
— Ты думаешь, это означает, что я пошёл по кривой дорожке?
Она чуть наклонила голову набок, словно раздумывая над этим:
— Я думаю, ты, вероятно, действовал исходя из соображений какого-нибудь безрассудного героя-одиночки. Предположим… что я обеспокоена тем, что у тебя и так есть над чем поработать.
Я думал было огрызнуться на неё, но… она была права. Боб был слишком мощным ресурсом, чтобы позволить ему попасть в руки кого-либо, кто не стал бы использовать его разумно. Я управлял гоночной шлюпкой «Зимний Рыцарь» на максимальной скорости всего только около двенадцати часов, а уже столкнулся с осознанием нескольких тревожащих фактов о себе. Двенадцать часов.
На что же я буду похож через двенадцать дней? Двенадцать месяцев? Что, если Кэррин права, и Мэб доберётся до меня постепенно? Или ещё хуже: что, если я был всего лишь человеком? Насчёт этого она тоже была права. Власть развращает, и люди, которые были развращены ею, похоже, никогда не осознавали, что это происходит. Я только что сказал Баттерсу, что не являюсь неуязвимым для магии. Какой высокомерной жопой я был бы, если бы полагал, что морально непогрешим? Считал бы, что я мудр, умён и здравомыслящ достаточно, чтобы избежать ошибок власти, ловушек, которые и лучших, чем я, людей превратили в нечто ужасное?
Я не хотел, чтобы она была права. Мне не нравилась сама идея.
Но отрицание подходит для детей. Я должен был вести себя по-взрослому.
— Хорошо, — сказал я, перехваченным горлом. — Боб в той сумке в гостиной. Верни его Баттерсу.
— Спасибо, — ответила она. — И я нашла место, где ты оставил мечи.
Она говорила о двух Мечах Креста, двух из трёх святых клинков, предназначенных для рук праведников в борьбе против истинного зла. Я оказался чем-то вроде няньки для них, будучи их хранителем. В основном они пылились без дела в моей квартире.
— Вот как? — сказал я.
— Я знаю, как они сильны, — продолжила она. — И я знаю, как они уязвимы в неправедных руках. Я не скажу тебе, где они. И не позволю им вернуться к тебе. Я не торгуюсь.
Я медленно выдохнул. Постепенно нарастающий тяжёлый гнев стянул мои кишки в узел.
— Это… было моей ответственностью, — сказал я.
— Верно, было, — согласилась она. Было что-то абсолютно непреклонное в её голубых глазах. — Больше нет.
В комнате вдруг стало слишком жарко:
— Предположим, я не согласен.
— Предположим, так и есть, — сказала она. — Что бы ты делал на моём месте?
Я не помню движения. Я помню только, как моя ладонь впечаталась в дверь в шести дюймах от головы Кэррин. Удар прозвучал словно выстрел, и я остался стоять, нависая над ней, тяжело дыша, и, чёрт подери, наша разница в размерах была практически комична. Если бы я захотел, то мог бы почти полностью сомкнуть пальцы одной руки вокруг её горла. Её шея сломалась бы, если бы я сжал их.
Она не вздрогнула. Не пошевелилась. Она смотрела вверх на меня и ждала.
Я ужаснулся, когда осознал, что мои инстинкты кричали мне — сделай это, и я вдруг осел, опустив голову. Моё дыхание вырывалось сбивчивыми рывками. Я закрыл глаза, пытаясь взять его под контроль.
А потом она коснулась меня.
Она легко опустила ладонь на мое избитое предплечье. Двигаясь осторожно, как будто я был сделан из стекла, её пальцы скользили по моей руке к ладони. Она нежно взяла её и опустила, избегая любого принуждения. Потом она взяла мою правую руку левой рукой. Мы постояли так минуту, соединив наши руки и склонив головы. Казалось, она поняла, что я пережил. Она не давила на меня. Она просто держала меня за руки и ждала, пока моё дыхание снова не успокоится.
— Гарри, — тихо произнесла она тогда. — Ты хочешь, чтобы я доверяла тебе?
Я резко кивнул, не доверяя себе достаточно, чтобы говорить.
— Тогда ты должен дать мне хоть что-то. Я на твоей стороне. Я пытаюсь помочь тебе. Не беспокойся об этом.
Я вздрогнул.
— Хорошо, — сказал я.
Её ладони были маленькими и тёплыми в моих.
— Я… мы долгое время были друзьями, — сказал я. — С того тролля на мосту.
— Да.
В глазах всё расплывалось, дурацкие штуки, и я закрыл их.
— Я знаю, я облажался, — сказал я. — И теперь мне придётся жить с этим. Но я не хочу потерять тебя.
В ответ Мёрфи подняла мою правую руку и прижала к своей щеке. Я не открыл глаза. Я не услышал этого в её голосе или дыхании, но я почувствовал, как немного влаги коснулось моей руки.
— Я тоже не хочу потерять тебя, — сказала она. — Это пугает меня.
Я не доверял своей способности говорить ещё долгое время.
Она медленно опустила мою руку и очень осторожно отпустила меня. Затем повернулась к двери.
— Кэррин, — сказал я. — Что, если ты права? Если я изменюсь? Я имею в виду… стану действительно ужасным.
Она оглянулась достаточно, чтобы я мог видеть её профиль и тихую, грустную улыбку:
— В последнее время я сталкиваюсь со множеством чудовищ.