Холодные шесть тысяч

106. (Сайгон, 19 марта 1968 года)

Ты вернулся.

Здесь все живое. И зло тоже. Это — Вьетнам.

Стало больше солдат. Больше уволенных в запас узкоглазых марвинов. Они говорили про Тетское наступление. Буддистские храмы обшиты досками — от попадания снарядов, повсюду колонны грузовиков и зенитные орудия.

Ты снова здесь. Любуйся — Сайгон образца 1968 года.

Такси еле плелось — его с обеих сторон теснили армейские грузовики. Их выхлопы проникали через окна автомобиля, лезли в глаза и нос. Пит смотрел, курил и жевал резинку.

Он таки нарушил соглашение. За ночь успел из Фриско прилететь в Таншоннят. Он заманил Барби во Фриско. Пообещал романтический вечер, а остальное скрыл.

Она тут же разоблачила его. Сказала: ты хочешь вернуться во Вьетнам — и я это знаю. Он попытался отвертеться: мол, отпусти меня, надо встретиться со Стэнтоном и серьезно с ним поговорить. Она сказала: нет. Он сказал: да. Тогда они поссорились — орали как сумасшедшие, перепугали портье, посыльных и прочих сотрудников отеля, вплоть до управляющего.

Барби уехала обратно в Спарту. Он рыскал по городу. Из-за чертовых холмов сердце выпрыгивало из груди. Наконец он добрался до аэропорта и засел в баре. Там он встретил двух громил Карлоса — Чака Тиски и Нарди Скавоне.

Они шумно поприветствовали его и угостили выпивкой. Набравшись, принялись хвастаться. Рассказали, что прикончили Дэнни Брювика. Он был не один — со своей бывшей, Арден-Джейн. И рассказали, как убивали шкипера и его благоверную, — в деталях и даже со звукоподражательными подробностями.

Пит вышел из бара и побрел на посадку. Пристегнув ремни, проглотил таблетку нембутала и уснул. Когда самолет закачало, ему приснились головы, зажатые в тисках.

Такси плелось по улицам. Водитель объезжал процессии монахов и ругался вслух. И причитал: это наступление — беда, столько народу убили, и ваших тоже, все испортили. Виктор Чарльз — злые, вредные, о-о-о-очень плохие парни.

Машина подпрыгивала, ее потряхивало на ухабах, Пит с трудом дышал из-за выхлопов и едва не ударялся лбом о собственные колени.

Вот он, ночной клуб. Стены все еще исписаны вьетнамским граффити. Ты вернулся. Клуб все еще под охраной армии Южного Вьетнама. У дверей все так же стоят двое марвинов. Словом, ничего не изменилось.

Пит схватил свой вещмешок и сумку Уэйна с аккуратно завернутыми мензурками и пробирками. Оставить их тут, проверить лабораторию — и бегом в отель «Катина».

Водитель затормозил. Пит выбрался и потянулся. Марвины мигом подобрались — они знали, кто такой Пит: здоровенный полоумный лягушатник. Они его приветствовали. Пит вошел в клуб и мгновенно учуял героиновый осадок. А также вонь мочи, пота, засохшего дерьма и жженого порошка.

Собственно, ночного клуба больше не было. Он превратился в наркопритон. Ад на цокольном этаже. Река Стикс, мать ее так.

Узкоглазые балдеют на соломенных тюфяках. Валяются жгуты для перетягивания вен, зажигалки и ложечки. Пятьдесят торчков, пятьдесят матрацев, пятьдесят пусковых установок.

Узкоглазые готовят порошок, другие узкоглазые перетягивают жгутом вены, третьи ширяются, четвертые закатывают глаза, пятые уже балдеют, глупо ухмыляются и вздыхают.

Пит прошел мимо. И марвины, и люди из Канлао продавали ширево и шприцы. Поднявшись наверх, он увидел ту же картину: узкоглазые на матрасах, жгуты, иглы и раздавленные ампулы.

Тогда он поднялся на третий этаж и подошел к двери лаборатории. Там обнаружился тип из Канлао. Тот его заметил — ага, я его знаю — сумасшедший лягушатник.

Пит поставил сумку на пол и заговорил, перемежая английские и вьетнамские слова:

— Это оборудование. Уэйн Тедроу передал. Оставляю под вашим присмотром.

Тот улыбнулся и кивнул. Протянув руку, схватил сумку.

Пит сказал:

— Открой-ка. Хочу проверить лабораторию.

Тот явно напрягся и заслонил собой дверь. Достал из поясной кобуры пистолет и снял его с предохранителя.

Дверь открылась. Оттуда вышел вьетнамец. За его спиной Пит мельком увидел лотки, сортировочные желоба и пакетики с порошком.

Второй узкоглазый тоже напрягся и резко захлопнул дверь, встав так, чтобы закрыть Питу обзор. Потом накинулся на типа из Канлао, и оба быстро-быстро залопотали на своем языке, не спуская глаз с сумасшедшего француза.

У Пита поползли по телу мурашки. Пит насторожился — и весьма. На цокольном этаже продают ширево. Наверху пакуют дозы. И наверняка толкают их внизу. Что наводило на мысли о широ-о-о-окой сети распространения. И о приличной клиентуре.

Узкоглазый поспешил вниз, прихватив с собой вещмешок. Тип из Канлао внезапно смягчился. Пит поклонился и улыбнулся. И сказал — на пиджин-инглиш:

— Есть хорошо. Ты хороший человек. Теперь я ухожу.

Тот осклабился — на душе у него явно полегчало. Пит помахал ему на прощание. И спустился вниз. Зажав нос, быстро пошел через зал, задевая матрасы и ступая в кучки дерьма. Выбравшись наружу, увидел второго узкоглазого.

Тот быстро шел по улице в южном направлении, волоча тот самый вещмешок. Пит принялся за ним следить.

Человек с вещмешком добрался до пристани и свернул в город — на улицу Далто. Жара стояла невыносимая. Улица кишела народом. От такого количества узкоглазых на квадратный метр зарябило в глазах.

Пит сильно выделялся в этой толпе и пошел по-утиному, присев на корточки, так что его рост уменьшился чуть ли не вдвое. Узкоглазый спешил, расталкивая локтями процессии монахов. Пит еле поспевал следом.

Узкоглазый резко свернул на восток и поскакал по Тамлонг, вдоль длинного ряда складов. Тротуар стал уже, народу поубавилось, и Пит тут же заметил скопление бойцов Канлао. Классические головорезы в гражданской одежде — охрана одного из складов. Тут же стоянка такси — приличное количество машин поджидало клиентов на углу квартала.

Узкоглазый остановился. В его вещмешок сразу же заглянул один из охранников. Второй открыл перед ним дверь и пропустил внутрь. Еще один охранник резко захлопнул дверь и запер ее на два замка.

Пит свернул в проход между складами. Окна первого этажа были защищены решетками поверх стекол. Пит заглянул в окно и сквозь толстенное стекло увидел свет.

Набрал воздуху и схватил решетку. Рванул ее на себя, отогнув угол. Сунув кулак в образовавшийся паз, высадил стекло.

И увидел матрацы и жгуты, стянувшие белую кожу рук. Увидел, как американские солдаты покупают пакетики, готовят раствор и вводят его под кожу.

В ту ночь он плохо спал и видел странные сны. Сбой биоритмов из-за перелета, вдобавок наелся нембутала. Ему снились тиски и давешний оконный переплет. Сквозь который видно, как солдатики колются героином.

Он проснулся и немного пришел в себя. Гнев понемногу утихал. Он позвонил Стэнтону и сказал: я смертельно устал, у меня в глазах двоится. Давай встретимся завтра вечером, а? Стэнтон посмеялся и согласился: завтра так завтра.

Пит принял успокоительное и снова заснул. Проснувшись, вскочил. То, что ему снилось, было реальностью — реальностью, которую он видел сквозь толстое стекло.

Три солдатика. Один с татуировками. Другой слепой. И третий — с иглой в члене.

Пит сел в такси и скрючился на сиденье. Занял наблюдательный пост — возле отеля «Монтраше», где квартировал Джон Стэнтон.

Он чувствовал, что приходит в себя — помогло то, что выспался как следует. Итак, что мы имеем? Один наркопритон для солдат — по меньшей мере один — прямое нарушение правил.

Не продавать дурь американским солдатам. Это святотатство. Продашь — тебя ждет мучительная смерть. Стэнтон знал это. Стэнтон сам разрабатывал правила. И сказал, что мистер Као с ними согласен, и люди из партии Канлао тоже.

Мистер Као продавал наркоту по всему Сайгону. Канлао — его детище. Стэнтон лично знал мистера Као и цитировал его слова: моя не продает солдатам.

Жара стояла невыносимая — в такси можно было свариться заживо. Работал вентилятор, но он лишь гонял туда-сюда раскаленный воздух вперемешку с выхлопами.

В отеле толпились люди. Там любили собираться чины республиканской армии. Эркеры и противогранатные сетки.

Пит принялся наблюдать за дверью. Водитель врубил радио. Вьет-рок. «Блитлз» и «Блич бойз» по-вьетнамски.

9:46. 10:02. 10:08. Черт, так можно до скончания века…

А вот и Стэнтон. Выходит на улицу. В руках у него портфель. Он быстренько ловит такси. Пит подталкивает локтем водителя — давай, поехали вон за тем.

С водителем Питу повезло. Он не упускал из виду машину Стэнтона, в то же время стараясь остаться незамеченным. Ехали строго на юг — вот улица Тамлонг, те самые склады.

Стэнтонов возница затормозил. У того самого склада. К машине подошли двое охранников. Увидев Стэнтона, щелкнули каблуками. Один из них передал ему конверт. Пит наблюдал за сценой из машины — водитель поставил ее так, чтобы люди у склада не заметили.

Такси Стэнтона резко тронулось с места и поехало дальше на юг. Такси Пита пристроилось в хвосте. Между ними втиснулся грузовик. Внезапно преследуемый автомобиль повернул на запад. Питов возница проскочил на красный.

Но вот такси Стэнтона остановилось — наполовину проехав какой-то переулок. Снова складские помещения на весь квартал. Каждый склад охранялся людьми в форме Канлао. У обочины скопились машины такси. И в конце переулка — тоже.

Пит наблюдал — его водитель заглушил мотор, поставив автомобиль так, чтобы не бросаться в глаза. К Стэнтону снова подбежали охранники. Снова конверты. Дверь склада отворилась, и оттуда нетвердой походкой героиновых торчков вышли четверо американских солдат.

Машина Стэнтона круто развернулась и проехала прямо рядом с той, где сидел Пит. Тот сложился вдвое. Возница Стэнтона свернул на восток, а умница таксист Пита осторожно последовал за ним.

И снова машины, машины, машины. Затор. Двигались они точно улитки или черепахи. Пит был как на иголках — смолил одну за другой сигареты и жевал резинку.

Вот улица Тудо. Такси Стэнтона остановилось.

Пит знал это место. Магазин телерадиоаппаратуры и контора ЦРУ. Часовой у двери — морпех в каске и с карабином на изготовку.

Стэнтон выбрался из машины, прихватив портфель, и вошел внутрь. Пит стал смотреть в бинокль на дверь. Поначалу он никак не мог сфокусировать изображение — но вот у него получилось. Ага, окно. Черт, портьеры — сквозь них ничего не разобрать.

Тогда он навел бинокль на часового, максимально приблизив картинку. Пристально рассмотрел карабин. На стволе обнаружился серийный номер.

Сфокусировав картинку на максимальное приближение, он увидел, что номер престранный — с тремя нулями — точно такой же был на оружии, похищенном парнями Боба Релье.

Водитель выключил мотор, и Пит стал считать, сколько времени отсутствовал Стэнтон. Десять минут, двенадцать, четырнадцать.

Ага — Стэнтон вышел из здания, запрыгнул в такси и умчался. Пит подтолкнул водителя локтем — жди меня тут — и двинулся к зданию. Морпех мигом насторожился.

Пит улыбнулся:

— Все в порядке, сынок. Я сам из ЦРУ, просто заблудился. Не поможешь?

Парнишка расслабился:

— Эм… да, сэр!

— Я тут недавно. Не подскажешь, как проехать к отелю «Катина»?

— Эм… да, сэр! Езжайте строго налево по Тудо.

Пит снова улыбнулся:

— Спасибо, сынок. Кстати, что это за серийный номер на твоей винтовке? Сам когда-то служил в морской пехоте, но такого сочетания цифр что-то не припоминаю.

Часовой осклабился:

— Такие только в ЦРУ выдают, это их номера. На обычном оружии вы их не встретите.

У Пита поползли по телу мурашки. Его прошиб пот; он покрылся гусиной кожей.

Пит усек: дело нечисто. Но внешне был спокоен, не позволяя своему гневу выйти наружу. Добравшись до отеля «Катина», принялся накачиваться кофе, курить и думать.

Код с тремя нулями. Оружие из арсеналов ЦРУ, то есть на обычных военных складах оказаться не могло. Боб Релье солгал. Обманул команду. Ему потворствовал Джон Стэнтон. Боб врал об «ограблениях» и «хищениях».

А значит, оружие выдавал ему Стэнтон. Кому-то дал на лапу, с кем-то договорился. Со своими же, из ЦРУ. Цээрушники и получали доходы от торговли зельем. Оружие-то якобы покупалось. Отмывались наркодоходы. Кто-то из ЦРУ неплохо на этом наварился. Тот, кто предоставлял оружие. Стэнтон с Бобом тоже наварились. Кто еще? Логично было бы предположить, что и Карлос. Надо бы отследить хронологию. Надо довериться своей интуиции.

Стэнтон знаком с мистером Као. Тот толкает героин. Люди мистера Као делят с ними лабораторию. Мистеру Као принадлежат маковые плантации. Као поставляет зелье в Европу. И только туда. У Као в Сайгоне сеть наркопритонов. Куда ходят только узкоглазые. Као не продает солдатам.

Вранье. Као и Стэнтон — в сговоре. Это они контролируют всю сайгонскую наркоторговлю. Обслуживая как желтокожих, так и американских солдат.

В складских помещениях они устроили наркопритоны. Как минимум, таких мест семь. Прямое нарушение негласного кодекса команды. Нарушение, караемое смертью. Пощады нарушителю нет. За такое — только смерть.

Вернемся назад. В сентябрь шестьдесят пятого. Тогда Као начал продавать дурь. Он сообщил Стэнтону: я тут главный. Канлао — моя партия. Будем работать в одной лаборатории. Я не толкаю солдатам.

Стэнтону пришлось повиноваться. Као купил место в лаборатории. Так сказал Питу Стэнтон и в доказательство своих слов показал гроссбух. Приводил цифры и факты. Фальшивые доказательства.

А еще раньше Чан Лао Динь убил рабов, которые выращивали мак. И украл сырье. И выдержал пытки. Пит поджарил ему яички — с помощью Жана Меспледа.

Чан сказал: я краду сырье и продаю его марвинам. Пит настаивал: это не все. Месплед прибавил напряжение. Тогда Чан вырвался, выбежал в дождь и тут же был убит током.

Чан был ручным псом Стэнтона. Крал сырье по приказу своего хозяина — и передавал его Као. Именно Стэнтона так боялся Чан. Он ни за что бы не выдал хозяина и рад был изжариться заживо.

Вот оно что. Као и Стэнтон, стало быть, коллеги. Все началось в шестьдесят пятом. Нарушение кодекса карается смертью — постфактум.

И еще. Пит мотается туда-сюда, Уэйн тоже все время в разъездах. За лагерем почти не следят. Тем временем происходит, что называется, эскалация конфликта и в стране появляется больше солдат. Надо было раньше, что называется, думать.

Дерьмо начинает просачиваться. Правда, источник его пока неведом. Ведомо лишь одно: со Стэнтоновой подачи в притонах начинают продавать наркоту и американским солдатам. Это началось два года назад. Или год. Или после Тетского наступления.

Фальшивая торговля оружием. Стэнтон уличен в этом, и Боб тоже — оба нарушили кодекс. Кто еще нарушил кодекс? Кто еще наварился?

Пит беспрестанно курил и чувствовал, как покрывается крупными каплями пота. Получив ударную дозу кофеина, он лежал на кровати и думал. Одежда его промокла от пота.

Он понимал: его догадки верны. Но чего-то явно не хватает. Сердце его бешено колотилось, в груди щемило, ноги гудели.

Стэнтон сказал:

— У тебя усталый вид.

Они пили коктейли в баре отеля «Монтраше». Красная тревога: прибавилось охранников у входа и противогранатных сеток. И страха.

— Я устаю от перелетов. А то ты не знаешь.

— От ненужных перелетов — вдвойне.

Пит подобрался и принялся играть. Ты рассердился и никак не можешь успокоиться. И пусть он никогда не узнает, что тебе кое-что известно.

— Что ты хочешь сказать?

— То, что я не слепой. Ты прилетел, чтобы уговаривать меня расширяться, на что я не соглашусь, и не просто не соглашусь. Впрочем, я рад, что ты здесь. Ты заслужил того, чтобы услышать это лично.

Пит вспыхнул. Даже ощутил, как кровь приливает к лицу.

— Слушаю.

— Я распускаю команду. Всех — от лагеря «Тигр» до ребят в Бей-Сент-Луисе.

Пит вспыхнул. Точь-в-точь как любой больной-сердечник.

— Но почему? Назови хотя бы одну вескую причину.

Стэнтон ткнул в столешницу пластиковой вилочкой для маслин. Так сильно, что от нее откололся кусок.

— Во-первых, история с Хьюзом привлекла всеобщее внимание к Вегасу и Карлос с прочими мафиози решили возобновить мораторий. Во-вторых, война вышла из-под контроля и в стране слишком многие против. Слишком много газетчиков и телевизионщиков, которые слюной изойдут, узнав, что можно сделать репортаж о грязных делишках нечистых на руку цээрушников. В-третьих, толку от наших кубинских диссидентов немного. Кастро явно крепко держит власть, и все мои коллеги по управлению убеждены, что настало время прекратить операцию.

Пит снова вспыхнул. Он чувствовал, как лицо его багровеет. Покажи ему: ты в шоке, ты рассержен, ты вот-вот взорвешься.

— Четыре года, Джон. Четыре года и куча работы — ради чего?

Стэнтон глотнул мартини:

— Все кончено, Пит. Иногда тем, кто больше всех переживал, труднее всего в этом признаться.

Пит сжал свой бокал. Стекло треснуло, во все стороны брызнули осколки. Он схватил со стола салфетку и промокнул кровь.

Стэнтон подался к нему:

— Меспледа я уволил. Лагерь продаю людям Као и завтра же улетаю обратно в Штаты. Там распушу оставшихся ребят — в Миссисипи, а заодно напоследок смотаюсь на Кубу — надо же успокоить Фуэнтеса и Арредондо.

Пит крепко сжал салфетку. От виски на месте порезов защипало. Из ранок торчали осколки стекла.

Джон Стэнтон сказал:

— Мы сделали для Кубы все, что могли. Слабое, но все-таки утешение.

Засада номер два: шесть утра, стоянка такси у отеля «Монтраше», жара и выхлопы.

Пит скрючился на сиденье и не спускал глаз с входной двери. Логично предположить, что Стэнтон, распустив команду, начнет перегруппировывать прибыли, сокращать расходы и отсекать ненужные связи.

Пит зевнул, он практически не спал — до двух шатался по барам. В одном из них нашел Меспледа — злого и пьяного. Он бурчал и матерился по-французски.

Стэнтон его уволил. Месплед рвал и метал, ругая бывшего босса по-французски «свиньей» и чем покрепче.

Пит прощупал Меспледа. Кажется, тот не врал — пособником Стэнтона он точно не был. Пит решил испытать его и устроил экскурсию. К тем самым наркопритонам. Оба видели съезжавшиеся такси, выходивших оттуда солдат и тех же солдат, обдолбанно вываливавшихся из склада какое-то время спустя.

Месплед был в ступоре. Это Пит заметил сразу: его спутник искренне обалдел. On va tuer le cochon. Le cochon va mourir[162].

Пит сказал: да. Пит одобрил. Смерть предателю.

Жарко было и липко. Утро, а уже как в пекле. Вентилятор-то работал, но толку от него было маловато. Пит наблюдал за входной дверью и жевал резинку. Черт, долго…

6:18, 6:22, 6:29. Так можно и…

Вот он — Стэнтон. С чемоданом в руке. Сперва дела насущные? А потом уже в аэропорт?

Он уселся в такси. Машина тронулась — ме-е-е-ед-ленно. Пит толкнул локтем водителя — за тем такси, быстро.

Тот рванул с места. Между ними вклинилось еще одно такси. Водитель Пита ловко обогнал его. Тудо была запружена армейскими грузовиками — они попросту расталкивали прочий транспорт на дороге.

Такси Стэнтона свернуло на юг. Водитель Пита неотступно следовал за ним, соблюдая дистанцию в два корпуса автомобиля. Их подрезал рикша. Кули с поклажей — отличное прикрытие.

Движение стало медленным. Они свернули на юг и поехали к докам. Питов таксист оттеснил рикшу к обочине. Посигналил. Кули показал ему средний палец. Пит осторожно выглянул в окно и увидел антенну на такси, которое везло Стэнтона. Покачивается и подрагивает — превосходный ориентир.

Вот они, доки. Вот и склады. Дли-и-и-инные здания. Таксист Стэнтона затормозил и остановился. Пассажир вышел.

Рикша проехал мимо. И такси Пита тоже. Пит, скрючившись на сиденье, оглянулся. Стэнтон подхватил чемодан и пошел ко входу в склад. Отпер его. Делая вид, что спокоен как слон. Оглядевшись по сторонам, юркнул внутрь и закрыл за собой дверь.

Таксист остался ждать его. Питово такси развернулось; водитель поставил машину в конце квартала. Пит врубил вентилятор и принялся глотать горячий воздух вкупе с выхлопами.

Надо посчитать, сколько он там проторчит. Именно сейчас. Засекай время.

Пит посмотрел на циферблат часов — минутная стрелка медленно двигалась. Шесть минут, девять, десять…

Стэнтон вышел, держа в руках чемодан, и запер дверь. Побежал к такси. Перед тем как забраться внутрь, потянулся и зевнул. И такси покатило на север — к Таншоннят.

Пит расплатился с водителем, выбрался из машины и пошел пешком. Склад оказался огромным — с два футбольных поля. Один этаж, стальная дверь. Боковые проходы, окна в нишах, защищенные стальными же решетками.

Пит свернул в ближайший проход и снял плащ. Нашел подходящее окно, вытянул руки и отодрал кусок решетки. При этом снова повредил раненую руку — не извлеченные накануне осколки зашевелились.

Пит сжал руку в кулак и обернул плащом. Получилась этакая рукавица. Он выбил окно — осколки стекла влетели в помещение. Протиснулся в узкую раму и скатился на пол. Раны на руке саднили. Он выдавил капли крови. Нашарив на стене выключатель, зажег свет. Вспыхнувшие лампочки осветили пространство площадью в два футбольных поля.

Он увидел добычу. Стопки, ряды, груды и кучи добра.

Шестьдесят коробок высотой ему по пояс, наполненных золотыми часами. Норковые шубы, сваленные в кучи, точно тряпье, — итого таких куч, высотой ему до середины бедра, сорок три. Шестьсот японских мотоциклов, прислоненных один к другому. Антикварная мебель в двадцать три длиннющих ряда.

Новые автомобили, стоят стройными рядами. Тридцать восемь рядов по двадцать две машины в каждом — расположенных в порядке убывания длины. «Бентли», «порше», «Астон-Мартин DB-5», «вольво», «ягуары», «мерседесы».

Пит бродил между рядами и идентифицировал трофеи. На каждом — экспортный талон. Пункт отгрузки — Сайгон. Место назначения — США.

Все просто. Все схвачено. Все четко.

Товар приобретен на черном рынке. Явно не в Америке. В Европе, Великобритании, на Востоке. Руководил закупками Стэнтон, а друзья из ЦРУ помогали ему. Таскали деньги команды, отмывали их и закупались.

Команду Стэнтон распустил. Так что самое время отправлять добычу в Америку. Беспошлинно, между прочим. Явно не без помощи мафии. Карлос точно в деле. Они перепродадут добро практически по розничной цене — а Карлос поимеет с этого навар, и уже он расплатится с парнями Стэнтона. Миллионные прибыли чистыми.

Торговля наркотой. Наличные для команды. Не для них — для своей команды.

Пит обходил склад. Пинал покрышки. Вдыхал запах кожаных сидений, щелкал пальцами по антеннам, потирал розовое дерево и гладил мех.

СВОЯ команда.

Он принялся рассуждать логически. Не спешить, обдумать, сделать выводы. Стэнтон заходил сюда вместе с чемоданом. Зачем? Чтобы что-то оставить. Или забрать. Что именно?

Пит прошелся вдоль стен, простукав каждую. Голый цемент — ни тебе встроенных панелей, ни тайников — черт.

Проверил пол на предмет облупившейся краски или отличных по цвету участков. Ничего — сплошной цемент, прочный, безо всяких тайников.

Пит тщательно рассмотрел потолок. Он оказался того же свойства. Никаких заплат, наскоро заделанных швов, ничего подозрительного.

Сортира или кладовки тоже не оказалось, как и чулана. Четыре стены, дли-и-и-инное помещение размером с два футбольных поля.

Что-то где-то быть должно. И это «где-то» — здесь.

Машины, шубы, часы. Мотоциклы и антиквариат. На целый день работы. Ищи иголку в стогу сена. Но другого выхода все равно нет.

Он принялся заново обходить ряды — рылся в коробках с часами, перетряхивал шубы — пусто.

Он принялся заново обходить ряды — выдвигал ящики антикварных комодов розового дерева, рылся, копался и присматривался. Двадцать три ряда комодов и стульев — ничего.

У него заурчало в животе. Прошел не один час. Он не ел и, черт возьми, даже не спал.

Он приступил к мотоциклам. Открывал седельные багажники, отвинчивал крышечки бензобаков. Шестьсот мотоциклов — и ничего.

Тогда он принялся за автомобили. Ряд за рядом. Двадцать два раза по тридцать восемь. Открывал багажники, бардачки и капоты. Поднимал коврики под сиденьями. Даже в подвеску заглядывал, и под сиденья не забывал. Сперва «порше», потом «бентли». Пусто.

Стало темно. Пришлось действовать на ощупь. «Вольво», «ягуары», «DB-5». Очень скоро он насобачился, и дело пошло быстрее; припрет — и шрифт Брайля выучишь в пять минут.

Готово. Остались одни «мерседесы».

Начал с верхнего ряда. Вот она, первая машина — капот, крышки клапанов, воздушный фильтр, цилиндры. Стоп… что это за бугорок… шрифт Брайля отдыхает, блин…

Он еще раз тщательно ощупал выпуклость. Скользит под пальцами. Похоже на липкую ленту. Он дернул — что-то оторвалось. Что-то плоское и шершавое. Прямоугольное. Со страничками. Блокнот, не иначе.

Он схватил его. Потянувшись, открыл поворотное окно. Нащупал кнопку включения фар. Отличное немецкое качество — противотуманный свет врубился сразу же и на полную катушку.

Он уселся и при свете фар принялся листать блокнот. Странички, исписанные мелким почерком: имена, суммы, даты.

Значимые даты. Начиная с последних месяцев шестьдесят четвертого. Как раз то время, когда собралась команда.

Имена: Чак Роджерс, Чан Лао Динь, Боб Релье, Лоран Гери, Флэш Элорд, Гаспар Фуэнтес, Дик Венцель, Мигель Арредондо.

Выплаты, единовременные и ежемесячные — все втайне от него. Несколько раз встречались не повторяющиеся испанские имена, помеченные аббревиатурой КМ — вероятно, «кубинская милиция».

Некоторые имена не упоминались вовсе: его собственное, Уэйново и Меспледа.

Гери и Стэнтон проверяли людей на полиграфе. Результаты этой «проверки» — сплошная ложь. Флэш «проник» на Кубу — еще одна ложь. Кубинский «раскол» — тоже ложь — оплаченная вперед, как и безопасные рейды на Кубу. Как и служащие кубинской милиции, скормленные жадным до крови «партизанам». И оружие, отправленное на Кубу — кому? — может быть, ключ к разгадке.

Автомобили, часы, меха. Японские мотоциклы. Пидорские антикварные кушетки. Потраченные годы и сердечный приступ — ради ВОТ ЭТОГО.

Пит уронил блокнот на пол и выключил противотуманные фары.

Ему не хотелось света. Тем страшнее будет в темноте. ВСЕ ЭТО БЫЛО — ОДНА СПЛОШНАЯ ЛОЖЬ.

107. (Мехико, 26 марта 1968 года)

Это походило на детскую игру «Покажи и назови».

Все собрались в гостиной на вилле Сэма — коктейли с зонтиками, все дела. Обслуживал их дворецкий. Ни минуты покоя — то бутерброд подай, то джин с водой и сахаром.

Литтел показывал графики и диаграммы, прикрепленные к мольберту. Сэм и Мо смотрели на графики, Карлос вертел в пальцах коктейльный зонтик, Санто и Джонни зевали.

Литтел ткнул указкой:

— Мы получаем свою цену. Мистер Хьюз купит свои отели уже к концу этого года.

Сэм зевнул. Мо потянулся. Карлос откусил от своей кесадильи и принялся жевать.

Литтел продолжал:

— В Рино есть одна мусороперерабатывающая контора, так вот ее бы захватить первой. С профсоюзом тамошние не связаны — тем лучше для нас. С учетом всего вышесказанного мы укладываемся в график во всех сферах, кроме одной.

Мо рассмеялся:

— В этом весь Уорд. Вступление затягивается — а как до главного, так и замолкает.

Сэм сказал:

— Да, Уорд подразнить любит.

Санто сказал:

— Ну, не зря ж он в семинарии учился. А там их этому учат — демагогию разводить.

Литтел улыбнулся:

— Мистер Хьюз настаивает, чтобы мы насаждали в его отелях политику так называемой «седации» негров. Он знает, что это практически неосуществимо, но отступать не собирается.

Мо сказал:

— Да, черножопым бы седация не помешала. А то от них сплошная социальная нестабильность.

Сэм подхватил:

— После успокоительного особо не понасилуешь и не пограбишь.

Карлос возразил:

— Седация ваша — вчерашний день. Мы решили прикрыть Питову лавочку.

Литтел откашлялся:

— Но почему? Я думал, бизнес вполне доходный.

Сэм посмотрел на Карлоса. Тот покачал головой:

— Ну и что с того? Мы получили все, что хотели, и теперь прикрываем лавочку.

Они переглянулись: Джонни посмотрел на Санто, Санто посмотрел на Сэма.

Сэм прокашлялся:

— У нас есть прикрытие в Коста-Рике, в Никарагуа, в Панаме и Доминиканской Республике. Парням, которым я дал на лапу, много объяснять не потребуется.

Санто кашлянул:

— Американский доллар понимается без перевода. Говоришь «игра в казино», и всем все сразу становится ясно.

Джонни кашлянул:

— Зеленой бумажкой можно купить и правых и левых.

Санто поддакнул:

— Спасибо нашему бородатому приятелю.

Мо посмотрел на Санто, и Сэм тоже. Санто пробормотал: «Черт». Собравшиеся притихли и вновь принялись за коктейли и закуски.

Литтел зашуршал бумажками с графиками и диаграммами, размышляя об обмолвке Санто.

Они обманули Пита. Что-то связанное с Кубой — неясно только, что именно. Оружие шло Кастро, а не «левым» повстанцам? Очень вероятно. Они подкупали повстанцев — то самое «влияние», — и Пит стал куда менее «полезным». Может быть, вероятно, скорее всего.

Я ничего не скажу Питу, и они это знают — они мне доверяют, ибо они владеют мной.

Сэм прокашлялся и сделал знак дворецкому. Тот быстренько улетучился.

Карлос сказал:

— Мы все еще не сбрасываем со счетов вероятность того, что Джонсон решит баллотироваться на второй срок, но на девяносто девять процентов убеждены, что на выборы пойдет Никсон.

Санто сказал:

— Никсон — наш человек.

Сэм сказал:

— Джонсону уже не удастся пересмотреть политику Минюста. А вот новому президенту это вполне под силу.

Джонни добавил:

— А Хамфри слишком лоялен к черножопым. Что-то не представляю, чтобы он или Джонсон решили вдруг помиловать Джимми.

Санто резюмировал:

— Короче, мы ставим на Никсона. Больше чем уверен, что он таки будет баллотироваться.

Карлос сказал:

— В конце июня ты с ним встретишься, Уорд. А потом и уйдешь в отставку.

Санто улыбнулся:

— И кое-кто еще.

Сэм кивнул:

— Ага, ведь у нас в почте есть одна ма-а-а-аленькая коробочка.

Они снова переглянулись: Калос, Санто, Мо и Сэм. Санто покраснел. Сэм сказал: «Блин».

Самолет стремительно набирал высоту. «Эр Мехико» — прямой рейс из Вегаса.

Саммит набирал обороты. Мафия одобрила его планы — никаких возражений, никаких споров. Мафиози странно «оговаривались». Ему от этих дурачеств ни жарко ни холодно — а вот Питу…

Бизнес они решили прикрыть. Что намекало: у Пита проблемы. Пит явно злится. Вероятнее всего, ни на Кубу, ни во Вьетнам он уже не мотается.

Лайнер зашел на посадку. Литтел увидел белые облака, а по краям — островки грязно-серых туч.

Прошлым вечером он звонил Дженис. Они долго говорили. Дженис была смертельно напугана. Недавно она ходила к врачу, и тот велел ей сдать анализы. И сказал, что у нее — серьезные изменения в состоянии внутренних органов. И что ей давно пора было лечиться. Когда у нее что-то болело, она думала, что это из-за побоев Уэйна-старшего, — и не обращала внимания. Между тем положение было очень серьезным. У нее подозревали злокачественную опухоль.

Голос у нее был напуганный. Скоро она справилась с собой, но продолжала ныть: я еще так молода, неужели, да не может быть. Он успокаивал ее как мог. Пожелав подруге спокойной ночи, долго молился за нее, перебирая четки.

Самолет выровнялся. Литтел закрыл глаза и стал думать о Бобби.

Бобби объявил о выдвижении своей кандидатуры на пост президента. Девять дней назад, на пресс-конференции. Бобби сказал: я хочу быть избранным. Бобби обозначил предвыборную программу. Закончить войну. Работать во имя мира. Искоренять нищету. Реформы и мирные соглашения. О мафии — ни слова.

Благоразумный Бобби. Мудрый Бобби. Трезвый политик.

На прошлой неделе звонила Барби. Она видела по телевизору Бобби — он объявлял о своем выдвижении. Однажды она встречалась с ним — весной шестьдесят второго. Тогда Питер Лоуфорд устроил вечеринку. Они немного пообщались. Тогда Бобби ей понравился — теперь она им восхищалась. Утверждала, что Бобби запросто надерет задницу Дику Никсону, и предсказывала ему быструю и легкую победу.

Мимо прошла стюардесса, катившая тележку с закусками. Литтел взял содовой и газету «Лос-Анджелес таймс». Сложил вдвое и пробежался по первой странице. В заголовках — сплошной Вьетнам.

Он перевернул страницу. Колонки и столбцы запрыгали перед глазами. «Марш бедноты», «перспективное проектирование», «движущая сила». И фотография. Спокойный Бобби Кеннеди, снятый на фоне поля для гольфа. На заднем плане — какие-то бунгало и роскошества. Очень знакомые места.

Литтел, сощурившись, присмотрелся. Стойте — что это…

Он увидел мостки и дверь. На ней стоял номер — 301. Дверь вела в бунгало. В котором якобы «собирались мафиози». Так ему сказал Дуайт Холли.

Литтел уронил газету. Мысли путались и наскакивали одна на другую. Улыбки боссов, их оговорки, «ма-а-а-а-ленькая коробочка».

108. (Лос-Анджелес, 30 марта 1968 года)

Набор для убийства.

Четыре шприца, заполненных готовым раствором героина и новокаина. «Магнум» сорок четвертого калибра, глушитель, рулон изоленты, большой бумажный пакет и упаковка ароматизированных влажных салфеток.

Вот мы и на месте. На пересечении Пятой и Стэнфорд. Трущобы, где живут бомжи и опустившиеся алкоголики.

Уэйн медлил, наблюдая за заброшенной гостиницей и покачивая пакетом. Он стоял возле банка крови, рядом с переговаривавшимися бродягами. Медсестры выстраивали доноров в очередь.

Он здесь. В отеле «Хилц», в номере 402, на четвертом этаже.

Уэйн наблюдал за парадной дверью. Наслаждался моментом и тянул время.

Он ездил на юг, к Бобу. И обнаружил, что бункер и хата Боба опустели. Вроде как их обнаружили. Вроде как полиция штата. У Боба были влиятельные друзья в некоем федеральном ведомстве. Так что в его обиталище побывали не самые дальновидные полицейские.

После этого Уэйн прилетел в Вегас и зашел в «Пещеру» проверить, не звонил ли ему кто. Обнаружил, что звонил Пит — он был в Спарте. И Сонни.

Сперва он перезвонил Питу — но там не брали трубку. Тогда он стал звонить Сонни. Нашел его в возбужденном состоянии. Оказалось, приятель Сонни видел Уэнделла. Тот придумал себе псевдоним — теперь он Абдалла Икс.

БАМ!

Стояла теплынь — двадцать семь градусов в полдень. Народу было — не протолкнуться: пьянчужки, безногие на тележках и нарумяненные трансвеститы.

Они толкали Уэйна, но тот ничего не чувствовал, так был поглощен своими мыслями. Лишь ощущал, как покрывается мурашками, как гудят ноги и стынет кровь в жилах.

И он вошел внутрь. Какой-то алкаш рухнул прямо ему под ноги — Уэйн едва успел увернуться. Поднялся на этаж и чуть не свалился сам. Еле удержался на ногах.

Вот она — лестничная площадка перед четвертым этажом. Он увидел проход и деревянные встроенные двери. Номер 400. Номер 401. Вот он — номер 402. Уэйн коснулся ручки. Повернул ее. Дверь отворилась.

Он дома. Освещен со спины. Света из окна вполне хватало. Уэнделл сидел на стуле с прямой спинкой, держа в руках стакан дешевого вина.

Уэйн вошел в номер и закрыл за собой дверь. Его едва не стошнило. Уэнделл увидел его, сощурился и пьяно осклабился.

— Где-то я тебя видел.

Уэйн не шевелился.

Уэнделл сказал:

— Напомни, ась?

Уэйн ответил:

— Даллас.

Его опять едва не стошнило.

Уэнделл глотал вино. Выглядел он паршиво — на руках следы от инъекций и «дорожки».

— Хорошо. Наверное, ты из обездоленных мужей. Я сделал парочку таких, как ты, вдовцами, так что круг, типа, сужается.

Уэйн окинул взглядом помещение. Увидел пустые бутылки и учуял запах блевотины.

— Дело было в конце недели. Припоминаешь? Как раз президента убили.

Уэйн сделал пару шагов и наподдал ногой, попав по стулу и сбив бутыль. Уэнделл шлепнулся на пол. И исторг вино и пену. Уэйн наступил ему на шею, пригвоздив к земле всем своим весом, и стал рыться в пакете.

Подхватил шприц. Уэнделл рванулся. Тогда Уэйн вкатил ему дозу в шею. Уэнделл задрожал, перестал дергаться, словил приход.

Уэйн отшвырнул шприц и достал второй. На сей раз дозу вколол в руки. Уэнделл напрягся, расслабился и обдолбанно ухмыльнулся.

И этот шприц полетел в угол. Третья доза пошла в бедра. Уэнделл дернулся и затих.

Готово. Теперь четвертый — в колени. Уэнделл осклабился до ушей. Уэнделл забалдел и откинулся.

Уэйн бросил шприц и достал из сумки изоленту. Оторвав уголок, замотал Уэнделлу рот. Сделал три плотных кольца и затянул петлю на шее жертвы.

После чего отбросил изоленту, достал «магнум» и взвел курок. Навертел на дуло глушитель и низко наклонился. Глаза Уэнделла закатились.

Уэйн схватил его правую руку и отстрелил все пальцы, включая большой. Уэнделл задергался. Но белый порошок его удержал. Глаза еще больше закатились.

Уэйн выбросил гильзы и перезарядил «магнум». Снова взвел курок. Уэнделла стошнило. Из ноздрей его хлынула пена. Он наложил в штаны.

Уэйн наклонился и тщательно прицелился. И отстрелил ему ноги в коленях. Брызнула кровь, и во все стороны разлетелись осколки кости. Уэйн достал из пакета салфетки.

Культи Уэнделла дернулись. Уэйн уселся на стул и стал ждать, пока тот истечет кровью.

Рейс у него был поздний. Он почти не помнил его — всю дорогу от Эл-Эй до Вегаса он дремал. И чуял запахи-призраки. Порох и кровь. Дешевое вино. Жженые волокна глушителя.

Самолет приземлился. Он вышел. И снова призрачные запахи. Горелая кость и блевотина. И ароматизированные влажные салфетки.

Он прошел по аэропорту Маккарран, нашел телефонную будку, связался с оператором и попросил набрать Спарту.

Восемь гудков. Никто не ответил. Ни Барби, ни Пита не было дома.

Тогда он вышел из будки и свернул к стоянке такси. К нему подошли двое и окружили его, постепенно приближаясь, — так два копа блокируют задерживаемого. Один — Дуайт Холли, второй — смуглый тип, кажется Фред Оташ.

Фред-вымогатель — что-то он схуднул — тощий как скелет.

Схватили его и потащили. Он мгновенно обмяк и ничего не чувствовал. И тут увидел две припаркованные рядышком машины: седан федералов и «кадиллак» своего папаши.

Между автомобилей они остановились. Его обыскали и отпустили. Он споткнулся и едва не упал. И снова почуял запах, которого не было, — запах мертвого Уэнделла.

Холли сказал:

— За Дерфи придется заплатить.

Оташ добавил:

— Это мы надоумили того ниггера, который стукнул Сонни.

Холли сказал:

— У меня есть образцы твоих отпечатков. Откажешься — я отправлю криминалиста, и он снимет их в комнате Дерфи.

Уэйн посмотрел на них, увидел их лица и все понял. Уэйн-старший, его речи и «перехваченная корреспонденция с угрозами».

Уэйн спросил:

— Кого?

Холли ответил:

— Мартина Лютера Кинга.

109. (Спарта, 31 марта 1968 года)

Новости по телевизору:

Линдон Джонсон снимает свою кандидатуру. Война окончательно подорвала его политическую репутацию, поэтому на второй срок он баллотироваться не станет. То есть противником Бобби станет Хамфри. По-видимому, гонка предстоит нешуточная.

Барби смотрела новости, а Пит — на Барби. Ей нравился Бобби. В Доме стояла холодрыга — сестра Барби, страшная скареда, экономила на отоплении.

Он прилетел в Спарту из Сайгона. Барби его встретила прохладно и всю дорогу бранила за то, что он нарушил договоренность.

Барби принялась переключать каналы. Передавали новости из Вьетнама и сообщения о забастовках в Мемфисе. Шестьдесят пострадавших, ущерб от грабежей, один чернокожий ребенок погиб. Туда прибыл сумасшедший Кинг. И пообещал: скоро будет еще одна забастовка, еще один «марш бедноты».

Барби смотрела новости. Пит смотрел на Барби. Она была в восторге. Пит жевал резинку — повинуясь велению жены не курить в помещении. Совал в рот по две палочки сразу и переживал.

Он звонил на хату Бобу — гудки показались ему какими-то странными. Вроде бы их разъединили — или сам Боб сбросил. Тогда он позвонил в «Пещеру» и оставил Уэйну сообщение. Тот не перезвонил. Тогда он перепугался, забил на идею рассказать все Уэйну и купил билет до Спарты.

Барби переключала каналы. Там Бобби, сям сумасшедший Кинг. Пит встал, заслонил собой экран и выключил телевизор. Барби выругалась.

Пит сунул в рот палочку жевательной резинки:

— Послушай меня. Кое-что из того, что я скажу, тебе понравится.

Барби улыбнулась:

— Собираешься навешать мне лапши на уши. Я уже вижу.

— Понравится тебе вот что. Мафия хочет прикрыть нарколавочку. Ну а мне ничего не остается, как послушаться их.

Она покачала головой:

— Если бы это было все, ты бы улыбался.

— Ты права. Есть еще кое-что…

— Я знаю, что есть. И это не самое приятное, что ты собирался сказать. Выкладывай.

Пит судорожно сглотнул и чуть не подавился жвачкой.

— Кое-что пошло не так. Мне надо будет подобрать Уэйна в Вегасе и еще раз смотаться на Кубу. И чтобы ты где-нибудь спряталась, пока все не закончится и я не заключу еще какую-нибудь сделку с мафией.

Барби сказала: нет.

Бум — вопрос закрыт — р-р-раз, и всё.

Пит сглотнул:

— Я продам такси и отель, и мы с тобой куда-нибудь переедем.

Барби сказала: нет.

Ни тебе барабанной дроби, ни торжественной паузы, ни изменений в тоне.

Пит сглотнул:

— Я могу все уладить. Да, риск есть, но, если бы не было вероятности, что боссы мне поверят, я бы не брался.

Но Барби была непреклонна.

Ни фанфар, ничего — просто одно слово: нет.

Пит сглотнул и закашлялся, подавившись жвачкой.

— Если я сейчас не займусь этим, то пойдут слухи. И плохие парни подумают: ага, он все знает и ничего не делает. Еще решат, что я слабак, — а это может навредить нам впоследствии.

Барби сказала:

— Нет. Что бы это ни было, это бред — и ты сам прекрасно знаешь об этом.

Ни просьб, ни упреков — я тебя знаю — вот и все. Слез тоже не было — они будут позже — ее глаза уже наполнились влагой.

Пит сказал:

— Вернусь, когда все будет кончено.

Чартерный перелет из Ла-Кросса в Вегас. Гуляки на борту, прокуренный салон и тесные кресла.

Гуляки оказались сотрудниками страховой компании и сектантами в придачу. Пили, менялись шляпами и непристойно шутили.

Пит пытался заснуть, но не мог не думать об ЭТОМ.

Он позвонил Стэнтону — издалека позвонил — из Сайгона в Бей-Сент-Луис. И заговорил о поездке на Кубу. Сказал: возьмите меня с собой — я хочу попрощаться.

Стэнтон согласился.

И Пит остался в Сайгоне. Заметал следы. Купил оружие и починил окно, которое разбил, чтобы пробраться на склад. Работал втайне от всех. Вставил стекла, заново приварил решетки. Позвонил Меспледу и пообещал: я справлюсь, я сам нарушу правила нарушителей.

Купил три пушки: «вальтер» и две «беретты». И три глушителя. А также три приспособления, чтобы крепить оружие к поясу брюк изнутри.

Трофеи. Добыча. Тачки, меха, антиквариат. Который доказывает, что все это — БОЛЬШАЯ ЛОЖЬ.

Летели неровно, то и дело попадая в зоны низкого атмосферного давления. Гуляки хохотали, лапали стюардесс и молились.

Воинственные призывы. Мы не можем просто так взять и уйти. И оставить Азию азиатам. Не имеем права выглядеть слабаками.

Пит закрыл глаза и услышал гуляк. И увидел: Бетти Мак — пришла к нему в двенадцатимиллионный раз. И Чак — фанат тисков. А вот Барби — говорит «нет», а в глазах ее стоят слезы.

Мы держимся. Покажем этим вьетконговцам, кто тут главный. А заодно и всяким пацифистам, мать их так и растак.

И все в таком духе. Со стереофоническим, мать его, эффектом. Он попытался заснуть — не вышло. И тогда он стал бороться с чувством морального и физического опустошения. И в голову ему пришла мысль.

К черту все. Вот прямо сейчас он бросит думать о том, что кто-то там нарушил какой-то кодекс.

Самолет приземлился. Пит выбрался и побрел к стойке авиакомпании «Эр Мидуэст».

Купил билет — потратился на первый класс до Милуоки, откуда ему предстояло лететь в Спарту. Получается, два билета в один конец.

До первого вылета оставалось четыре часа. Пит отправился в зал ожидания и сбросил на пол сумку с оружием. Растянувшись на четырех сиденьях, мгновенно провалился в сон. Было мягко и темно. Он укрылся газетами, как простынями.

Открыв глаза, он увидел лампы на потолке и Уорда Литтела. В руках у последнего был его билет — он заметил торчащий утолок.

— Ты собирался домой. Барби это понравится.

Пит сел, рассыпав газеты.

— Господи, ты меня напугал.

Уорд протер очки.

— Звонила Барби. Сказала, что ты уехал на юг выполнять какое-то безумное задание, и попросила остановить тебя.

Пит зевнул:

— И?

— И я кое-что прикинул и позвонил Карлосу.

Пит закурил. Было 6:10. Его самолет в семь.

— Не молчи. Я хочу понять, куда ты клонишь.

Уорд откашлялся:

— Кое-что мне объяснил Карлос, а кое-что я сам…

— Господи, просто скажи…

— Карлос прикрывает ваш бизнес. Который, собственно, был частью хитроумного плана по переброске оружия Кастро, чтобы тот переправлял его повстанцам в Центральной Америке. Все это часть плана по обустройству казино за границей.

Ага — пазл сложился. Стэнтон и Карлос, афера с оружием, вот она — БОЛЬШАЯ ЛОЖЬ.

— Это было неправдой, Уорд. Все это.

— Знаю.

— Боб Релье. Что…

— Он забросил своих клановцев и занялся другой операцией. С ним работает Уэйн, и Карлос сказал: это все, что я знаю.

Пит выхватил у него билет. Уорд отобрал его обратно.

— Ты летал в Сайгон. Там ты кое-что понял. Это я узнал со слов Барби.

Пит схватил сумку. Пушки лязгнули.

— Не заставляй меня ждать. Ты говорил с Барби, говорил с Карлосом, а потом нашел меня. Начнем с этого.

Уорд поправил очки:

— Карлос узнал, что Стэнтон, Гери и Элорд утаивают часть его доли прибыли. Вот он и хочет, чтобы ты убрал их вместе с кубинскими связными. Если ты сделаешь это, а также окажешь еще одну маленькую услугу, можешь быть свободен.

Раздался голос из динамика: пассажиры рейса номер сорок девять до Милуоки, бла-бла…

— Думаешь, он сдержит слово?

— Да. Они хотят покончить с этой историей и заняться другими насущными делами.

Пит заглянул в гейт. Экипаж уже на месте, кто-то катит багажные тележки.

— Позвони Барби. Скажи, что я чуть не вернулся.

Уорд кивнул и смял билет.

— Еще одно.

— Что там?

— Карлос хочет, чтобы ты снял с них скальпы.

110. (Мемфис, 3 апреля 1968 года)

Красный Кролик скоро станет Мертвым Кроликом.

Уэйн подъехал к тротуару, припарковался и стал наблюдать за мотелем «Нью ребел».

К мотелю подкатил «мустанг». Оттуда выбрался стрелок. К нему подошел Фред О. Он совсем отощал — чтобы изменить внешность, ему пришлось голодать. Джим Рей тоже худющий — этот от кристаллического метамфетамина.

Они смеялись и в шутку подталкивали друг друга. Фред О. вручил Джимми коробку — в которой явно содержалось нечто длинное и громоздкое. Винтовка калибра 30.06. С оптическим прицелом, переделанная для стрельбы пулями с мягким наконечником — они так деформируются при выстреле, что баллистическая экспертиза представляется весьма затруднительным делом.

У Джимми была винтовка, у Боба — такая же, и у Фреда — номер три. Из этой третьей был произведен один испытательный выстрел, на ней были отпечатки пальцев Джимми.

День икс — уже завтра. Джимми может выстрелить, а может и зассать. На этот случай есть Боб — запасной стрелок. Руководил Джимми Фред О. Он утверждал: мой подопечный будет стрелять. Он был уверен в этом.

План заключался в следующем. На месте имелась дешевая гостиничка. Жили там по преимуществу пьянчуги. Зато располагалась она прямо напротив мотеля «Лоррейн», в котором квартировал Кинг. В его номере, 306, имелся балкон. А в дешевых меблирашках — свободная комната. Которую снял Фред О., для пущей уверенности заплатив за неделю вперед.

Он сделал вид, что «заселился». «Съедет» он завтра, а на его место заселится Джимми. В ту самую комнату, рядом с общей ванной. Может, выстрелит. Может, зассыт — тогда выстрелит Боб.

Возле захудалой гостинички — купа деревьев и кусты. Словом, прикрытие. Ведь окна гостинички выходят на Главную улицу, а «Лоррейна» — на Малберри.

Джимми стреляет и уходит — далеко от Малберри. Вытирает винтовку и бросает ее у дверей. Прячущийся в это время поблизости Фред О. забирает винтовку, а вместо нее подбрасывает другую — с отпечатками Джимми.

Джимми скрывается на хате, где его ждет Уэйн. Дешевая меблированная квартира, а там — пустые бутылки, пакетики из-под зелья и использованные иглы. Следы порошка, причиндалы для приготовления и приличная доза кристаллического метамфетамина.

И предсмертная записка, подделанная Фредом Оташем.

Я — торчок. Я убил Ниггерского Короля. Теперь мне страшно. Я сбежал из Джефф-сити и отказываюсь возвращаться обратно. Я — герой. Я — мученик. Эй, мир, получил?

Уэйн выжидает, а потом вкалывает Джимми дозу и стреляет в него. Джимми умирает, не успев выйти из прихода. Паника. Самоубийство. Классический убийца-одиночка — застрелился в метамфетаминовом дурмане.

Уэйн не сводил глаз с мотеля. Фред О. стоял снаружи, а Джимми вошел внутрь. Фредди заметил Уэйна и подмигнул. Тот подмигнул в ответ, завел мотор и поехал к мотелю «Лоррейн».

Припарковавшись совсем рядом с мотелем, он принялся рассматривать стоянку и балкон, гостиницу, зелень вокруг и улицы. Деревья и кустарники оказались достаточно густыми и прилегали к бетонной стене. На Главную улицу вела узенькая тропинка. Они спрячутся в густой зелени. Или станут стрелять, или нет. Они выберутся на Главную улицу.

Уэйн наблюдал за мотелем. Там болтали, стоя на балконе, чернокожие люди.

Копов в поле зрения не обнаруживалось — тут Дуайт Холли был прав. Он настроил радио на полицейскую частоту. Мемфис лихорадило. Акции и марши протеста — чрезвычайная ситуация — вся полиция на ушах. А в планах — эскалация общественного недовольства. В том числе — еще один марш, запланированный на пятое апреля.

К тому времени он будет мертв. Мемфис взорвется. Уэйн знал это. Джимми будет стрелять. Так сказал Фред. А Фред был уверен.

У Джимми совсем поехала крыша. Он учился гипнозу, посещал курсы барменов и кололся метамфетамином. А также покупал журналы с порнокартинками. Ширялся и смотрел порнушку. Вдобавок он вступил в Общество друзей Родезии и искал женщин по объявлениям в газете. И сделал пластическую операцию по изменению формы носа.

Джимми выслеживал доктора Кинга в Эл-Эй 16–17 марта. За ним наблюдал Фред О. Еще тогда Фред знал, что Джимми непременно будет стрелять. Сам же он маскировался под «Рауля».

Дуайт получил наводку — ему прислал записку с нарочным информатор из ФБР. Красный Кролик едет в Мемфис. Будет там 28 мая. Организует забастовку мусорщиков.

Уэйна Дуайт завербовал 30 марта. «Рауль» подначивал Джимми Рея, соблазняя его подачками: наличными и амфетамином. Прямо по курсу — Мемфис.

СЕЙЧАС. Так сказал Фред. А он знал, что говорит. Джимми совсем издергался. Он жаждет вознаграждения и верит в игрушечный святой Грааль.

Уэйн наблюдал за балконом. Увидел суетящихся людей.

Дуайт знал: преподобному угрожали и здесь. Ему сообщили мемфисские федералы. За время пребывания в городе Кинг получил девяносто одно послание с угрозами — в основном от клановцев. Кинг чихать на них хотел. Плевать с высокой колокольни. Он вообще мало пекся о собственной безопасности.

Уэйн наблюдал за балконом. Уэйн заметил доктора Кинга. Он узнал его давно. Их пути пересекались. Странное совпадение.

Он был в Литтл-Роке — помогал навязывать интеграцию. Там он видел доктора Кинга. А еще он видел злополучный порнофильм, снятый ФБР. И Кинга в нем. Он убил Уэнделла Дерфи, которого нашел его отец. Кинг послужил делу его мести.

Он стал соучастником заговора Уэйна-старшего. Дуайт его завербовал. Уэйн-старший сказал: ты научился. Ты заплатил. Ты честно заработал этот выстрел.

Папаша хвастался: Уорд Литтел уходит в отставку, а я популярен у мормонских лидеров. Так что его место у Хьюза займу я. Это уже точно, я знаю. Мне позвонил Карлос Марчелло. Мы говорили. Обсудили отставку Литтела и общие дела. В том числе и место советника Хьюза.

Карлос сказал: Литтел работал на Хьюза и на меня. Ты можешь занять оба его поста. Литтел подкупает Никсона, а потом уходит. И на его место заступаешь ты. Будешь обрабатывать Никсона, выполнять наши просьбы и станешь нашим гарантом.

Уэйн-старший ответил: вы знаете моего сына, химика. Он перерос Пита Б.

Карлос ответил: найдем ему местечко. И распрощаемся с Питом Б.

Уэйн смотрел на балкон и видел, как смеется Кинг. Как Кинг хлопает себя по коленям.

Я умею ненавидеть. Я убил пятерых. Ты не умеешь ненавидеть лучше меня.

111. (Бей-Сент-Луис, 3 апреля 1968 года)

Время отплытия — 21:16. Легкий ветерок. Курс на юго-юго-запад.

Последний раз везут оружие на Кубу. Прощальная гастроль их команды.

Пит прогуливался по палубе. Брюки жали — за поясом он припрятал три пушки. Рубаху пришлось надеть навыпуск. Отчего выпирал живот. Глушители натирали кожу.

Он прилетел на место с опозданием — отплытие пришлось задержать. В Вегасе он пытался найти Уэйна, но был замечен. И ему позвонил Карлос.

Карлос — всегда Карлос. К черту Большую Ложь. Карлос сразу взял быка за рога.

— Ну узнал ты. И что? Ты никогда тупым не был, Пит.

— Боб куда-то уехал. Он работает с Уэйном. И не должен пострадать, как остальные.

— Не надо строить из себя потерпевшего. Привези мне скальпы. Помни — ты мой должник за Даллас.

Катер бросало из стороны в сторону. Пит гулял по палубе, обдумывал и боролся со страхом.

Они на нижней палубе. Как их убрать — по одному или всех вместе? Может, заглянуть в оружейный склад, взять там обрез и одной огромной очередью покончить с этим? И сам управляй катером — ты же умеешь. И плыви в кубинские воды. Замани на встречу Фуэнтеса и Арредондо. Убей, сними скальпы и выбрось трупы. И с остальными так же.

Шесть трупов со знатной прической. Кто нарушит правила — с того снимут скальп.

Катер шел гладко. Автопилот и спокойные воды Мексиканского залива.

Пит забрался на капитанский мостик и проверил показания приборов. Все в порядке. Ты в этом разбираешься, а значит, справишься со всем.

Он спустился вниз. У него защемило в животе — страшно. Главная каюта забита народом: Стэнтон, Гери, Элорд, Дик Венцель.

Пит нервничал, дергался. Пит ударился головой о балку перекрытия.

Стэнтон заметил:

— Этот катер явно сделан не для великанов.

Гери отозвался:

— Сам мучаюсь.

Флэш посмеялся:

— Ну, для меня это не проблема.

Венцель улыбнулся:

— Ты шпендик, но шпендик опасный.

Все засмеялись, и Пит тоже. У него закружилась голова.

Четверо мужчин — оружия на поясе он не заметил. Хорошо. Все расслабленны, попивают вискарь — это ему тоже на руку.

Н-да, упущение — надо было принести секоналу и подсыпать им в бухло, а потом перестрелять, сонных.

Стэнтон сказал:

— Дозаправимся на Снайп-Ки.

Венцель сказал:

— Нас ждут на расстоянии восьмидесяти узлов. Это единственное место, где можно встретиться до того, как взойдет солнце.

Пит кашлянул:

— Все из-за меня. Я опоздал.

Флэш покачал головой:

— Мы бы не вышли без тебя. Это же последний раз.

Гери покачал головой:

— У тебя всегда был, как это… энтузиазм.

Венцель глотнул виски:

— Я буду скучать по нашим вылазкам. Как любой белый человек, я ненавижу красных.

Флэш улыбнулся:

— Ну я-то не белый человек.

Венцель улыбнулся в ответ:

— В душе — еще какой белый.

Пит притворился, что зевает. У него закололо в груди. Часто-часто колотился пульс.

— Я устал. Пойду-ка прилягу.

Все заулыбались и закивали. И с ухмылками растянулись в креслах.

Пит вернулся в каюту, запер дверь и огляделся. Четыре отсека, низкие переборки, четыре спальных мешка. Пожалуйста, напейтесь и вырубайтесь по одному.

Он открыл грузовой трюм. Катер перекатывался на волнах, точно был легкой скорлупкой. Слишком легкой. Его сносило течением так, будто не было в трюмах никакого груза.

Открыв дверь склада, он включил свет.

Бац!

Пусто. Никакого оружия, никаких боеприпасов. Всегда забитый под завязку, в этот раз склад был пуст.

У него защемило в животе. Бешено заколотилось сердце. Без оружия — а значит, эта поездка неспроста. Для того, чтобы убрать лишних. Например, тебя. И выбросить за борт. И Фуэнтеса с Арредондо тоже.

Катер качнуло. Пит удержался на ногах. И подошел к стойке с винтовками. И почувствовал, как по груди бегут мурашки — огромных, заразы, размеров.

Стал доставать обрезы и проверять затворы. Извлекать из патронников пули. Руки-крюки: четыре обреза, пули падают и катятся по полу, а рук, чтобы поймать их, не хватает.

Он принялся ловить пули и рассовывать в штаны. Даже в зубы набил. Потом завозился с винтовками. Поставил их обратно в стойку. И тут услышал, как заскрипела дверь грузового трюма.

Обернувшись, он увидел Венцеля. Должно быть, вид у него был дурацкий. Точно его застигли на месте преступления с пулями в зубах.

Венцель запер дверь, подошел ближе и сжал кулаки:

— Что ты, черт возьми…

Пит огляделся и увидел сигнальный пистолет. Совсем близко — висит на вбитом в стену крюке.

Он выплюнул пули и отошел. Схватив со стены пистолет, прицелился и нажал на курок. Из дула вылетел язык пламени и опалил Венцелю лицо. Тот взвизгнул. Волосы его вспыхнули, и он принялся хлопать себя по щекам, пытаясь сбить пламя, которое между тем перекинулось на одежду и от груди добралось до самых ног.

Пит шагнул к Венцелю и ухватил его за шею, сбив пламя. Крутанул шею налево, обжигая руки, потом направо. Венцель задергался и обмяк. С его бровей срывались язычки пламени. Пит швырнул его на землю, содрал с него рубашку и загасил пламя.

Дверь осталась закрытой — ни вони, ни гари, никто не почует. Пит напряг руку. На месте ожогов вспухли волдыри. Пит постарался принять удобное положение.

Пора. Скоро они его хватятся и начнут искать. Катер швыряет во все стороны — автопилот же. Так что Венцеля могут позвать в любой момент.

Пора. Пит подобрался и прислушался, прислонившись к двери.

Тишина. Он вытащил «вальтер» и взвел курок. Открыл дверь: проход, четыре каюты — по две с каждой стороны. Метрах в десяти — главная каюта, перпендикулярно остальным; дверь в нее закрыта.

Пит стал подбираться к дверям, медленными маленькими шажками. Подошел к двери первой каюты и заглянул внутрь, приоткрыв дверь. Никого.

Подобрался ближе. Крадучись подошел ко второй каюте, осторожно приоткрыл дверь и сунулся туда. Пусто.

Таким же манером, стараясь ступать медленно и неслышно, подошел к третьей каюте. Заглянул — и увидел Флэша. Тот спал в своем мешке.

Пит вошел внутрь и прицелился. Приставил дуло ко лбу жертвы над линией волос, крепко прикрутив глушитель. Выстрелил один раз. Раздалось «пф-ф-фт». Мозги жертвы брызнули во все стороны, оросив кровать.

Пит так же, на цыпочках, вышел. Медленно прокрался к четвертой каюте. И точно так же заглянул в дверь. Никого.

Пит стал медленно пробираться дальше. Преодолевая дрожь, открыл дверь главной каюты. Пусто — свистать всех наверх. Теперь тс-с-с-с — глубо-о-о-окий вдох.

Вдохнув и выдохнув, он стал медленно пробираться наверх, делая крошечные шажки. В груди все так же щемило, каждый вдох давался с трудом, тряслись руки. В какой-то момент подвел сфинктер, и он почувствовал запах собственного дерьма и пота, а также жженых волокон глушителя.

Крошечные шаги — теперь еще три. На верхнюю палубу… только бы не оступиться.

Он достал одну из «беретт» и взвел курок. Дальше стал двигаться с двумя пистолетами. Дышалось с трудом. Медленно…

Вот она, палуба. Дыхание окончательно сперло. Отнялась левая рука. Боль пронзила тело — от сердца до предплечья; артерии стали ни к черту.

Он принялся жадно хватать губами воздух вместе с солеными брызгами. Рухнув на колени, выронил оружие из левой руки. «Беретта» застучала по тиковым доскам. Достаточно громко — он услышал, как кто-то закричал. За его спиной раздался шум.

Стэнтон. Это он кричал: «Дик!», потом: «Пит!» На нижней палубе. Метрах в сорока. На корме, там, где вращающиеся сиденья.

Пит подался вперед. Левая рука не слушалась. О доски палубы с треском сломались зубы. Он перекатился, жадно глотая воздух, и выплюнул осколки зубов.

Голос Гери — на корме слева:

— Я его не вижу.

Голос Стэнтона — уже с задней лестницы там же, на корме:

— Думаю, он напал на Дика.

Тут же раздался звук передергиваемого затвора и взводимого курка. Левую руку вновь пронзила боль — она по-прежнему отказывалась подчиняться и бессильно повисла вдоль тела.

Он судорожно вздохнул. Болело и пекло везде — в груди, в руке. Вскоре ему удалось отдышаться. И он пополз. На трех конечностях. С соответствующей скоростью. Ему попался смотанный в бобину канат. Отличное прикрытие — большой моток, толстая веревка.

Тут раздался звук шагов, и Пит увидел штанины и босые ноги. Гери — он быстро шел в его сторону.

У него снова перехватило дыхание и перед глазами замелькали звездочки. Картинка поплыла — у Гери разом стало двенадцать штанин и ступней. Он прицелился, надежно укрытый канатом. И быстро выпустил шесть пуль. Гери вскрикнул и рухнул на палубу, держась за ноги. Выстрелил — но пули пролетели слишком высоко и Прошили парус.

Пит вдохнул воздух, и ему стало легче. Ухватился за балку и прицелился на уровне головы. Ме-е-е-едленно нажал на курок. И затвор заклинило. От сухой вспышки разлился свет, и он увидел Гери с израненными ногами.

Он услышал шарканье ног. Далеко, на корме. Кто-то спешил подняться по задней лестнице. Он достал третью пушку. Но снова подвело сердце, и он уронил ее.

Гери выстрелил. Пули посекли канат и отскочили. Пит выкатился из укрытия и пополз, отталкиваясь обеими ногами и одной рукой. Гери увидел его, упал ничком и стал стрелять.

Пули свистели над головой, царапали планшири, впивались в тиковое дерево. Шесть пуль, семь, полная обойма.

Гери отбросил оружие. Пит подобрался ближе. Оттолкнулся здоровой рукой и прыгнул. Оскалив зубы, вцепился Гери в щеку. Ткнув пальцами, высадил ему глаз.

Гери заорал и двинул кулаком в оскаленные зубы Пита. Тот вцепился ему в руку и прокусил ее до кости. И сделал здоровой рукой «козу».

Гери завизжал — пронзительно — полурыдание, полувопль. Пит схватил его за глотку. Переломал кости шеи. Гери бился в конвульсиях, Пит перекатился и принялся лягаться. Сильным ударом правой ноги он сбил Гери с палубы прямо в воду. Услышал всплеск и крик.

Судорожно вдохнув воздух, он слегка пришел в себя и пополз, отталкиваясь рукой. Сквозь тиковые доски верхней палубы слышался какой-то шум.

Это был Стэнтон — он внизу. Сталь с лязгом бьется о сталь. Стэнтон спустился в трюм и выбирает винтовки. Вот что означал звук.

Пит судорожно схватил ртом воздух и поднялся на колени. На сей раз подвел мочевой пузырь. И снова перехватило дыхание. Он с трудом сделал глубокий вдох. И пошел, шатаясь, кренясь на один бок. Спустился по лестнице и попытался высадить дверь. Безрезультатно — он слишком ослаб — дверь не поддавалась.

Он пнул дверь, толкнул ее. Снова навалился всей тяжестью. Бесполезно. Надо куда больше силы. Дверь забаррикадирована — не пробьешь — на лестницу путь закрыт.

Пит упал и растянулся на полу. Сквозь тиковые доски было слышно, как сталь лязгает о сталь. Помещение три на десять метров. Доски в этом месте, разумеется, износились. Так что тиковое дерево вполне можно сломать.

Пит сумел подняться на колени. И пополз. Грудь его судорожно вздымалась — он хватал воздух. Дополз до якорного клюза. Выпрямился. Призвал на помощь образ Барби. Сел на корточки и выставил вперед правую руку. Ухватил якорь за шток и рванул. И встал.

Он думал, что дыхалка не выдержит. Однако обошлось. Левую руку точно обожгло.

Он зашатался — его повело метра на четыре к правому борту. Собрав всю свою ярость, он уронил якорь на палубу.

Раздался оглушительный треск — истертые тиковые доски поддались, и якорь рухнул вниз. И расплющил Джона Стэнтона на месте.

112. (Мемфис, 4 апреля 1968 года)

Обратный отсчет.

17:59. Пешка пробилась в ферзи — Красному Королю шах и мат. Мы уже близко. Кинг — вон он, стоит на балконе с каким-то негром. Под балконом толпятся те же негры. Он разговаривает с ними. Все веселятся. Внизу — припаркованные автомобили.

Джимми в гостиничке. Джимми будет стрелять. Так сказал Фред О. Джимми смоется. Я подброшу третью винтовку. Это тоже сказал Фред.

Уэйн наблюдал за балконом. Как и Боб Релье, он был надежно укрыт от посторонних глаз густой зеленью. Кругом ползают жучки и муравьи, пыльца лезет в нос.

Боб держал в руках винтовку номер два и целился вверх, направив глазок прицела прямо на балкон. Уэйн держал в руках бинокль и старался сфокусировать его на объекте. То есть на Кинге. Он видел его глаза, его кожу.

Боб сказал:

— Похоже, спускаться он не собирается. Если Джимми не выстрелит в течение минуты, стреляю я.

Код «красный» — все системы готовы — ПОШЕЛ! Ни охранников отеля, ни копов в пределах видимости не обнаруживалось, равно как и федералов или машин, похожих на машины федералов. Их тачка была припаркована на Главной улице. Как и машина Фреда О.

Кто-то из них выстрелит — либо Боб, либо сам Джимми. И Джимми смоется. Но они его опередят. Сбегут по тому же узенькому проходу. Они моложе, быстрее бегают. Вдобавок смогут срезать через флигель гостинички.

Забьются в тачку и смотаются. Как и Джимми. Фред О. бросит третью винтовку в том самом проходе, возле «Кэнип новелти».

Уэйн добирается до хаты. Куда является и Джимми. И совершает самоубийство.

Время 18:00 ровно. Пешка атакует Красного Короля.

Уэйн настроил бинокль и увидел глаза Кинга. И его щеки.

— Я его вижу. Если Джимми промажет или только ранит, я тебя прикрою.

— Я хочу, чтобы он зассал. И ты это знаешь.

— Оташ говорил, что он надежный.

— Он чокнутый и всегда был таким.

Уэйн наблюдал за Кингом и вспоминал отрывки из давешней порнухи: трясущийся матрас, складки жира на животе преподобного и летящую на пол пепельницу.

Уэйн вздрогнул. Боб тоже. Уэйн видел, как у Боба вздуваются вены на шее. И тут они услышали резкий хлопок и увидели красную кровь на черной коже. И одновременно с этим еще один хлопок.

Уэйн увидел, как пуля вошла в шею преподобного. Как кровь брызнула из раны. И то, как Кинг осел и рухнул.

Хата представляла собой двухкомнатную квартиру, обставленную дешевой мебелью, километрах в шести от Саут-Мейн.

Уэйн высадил Боба, зашел внутрь и принялся ждать. Гребаный Джимми зассал и слинял.

Фред О. велел ему идти на хату, мол, там тебя встретит мой друг с деньгами, визой и родезийским паспортом.

Уэйн сидел и ждал. И слушал полицейскую рацию. Позвонил Фред О. и рассказал, о чем болтают копы.

Ему удалось подбросить винтовку и остаться незамеченным. Джимми запрыгнул в машину и был таков. Явились копы. Нашли винтовку и принялись проверять.

Поговорили со свидетелями — и вскоре получили описание. И передали ориентировки: разыскивается белый мужчина на белом «мустанге».

Неверно: машина у Джимми была желтая.

Фред О. снова позвонил. Он горевал: сбежал наш орел, почуял, что жареным запахло. Изолировался, значит, от «Рауля». Пушка у копов — скоро ей займутся федералы. Вот они помучаются.

Пули-то с мягким наконечником. Фиг что определишь. Для баллистической экспертизы ничего хуже не сыщешь. Винтовка калибра 30.06. Такие всегда используют наемные убийцы. И всем это известно.

Доверьтесь мистеру Гуверу. Он все поймет. Так говорит Большой Дуайт. И Уэйн согласился: да, мы прикрыты. Мы оба так считаем.

Боб был убит горем. Ему так и не довелось выстрелить. Обездоленный клановец. Он рассмеялся и поймал такси. И смотался в Уэст-Мемфис, штат Арканзас.

Уэйн сидел и ждал. Потом плюнул на Джимми.

И сжег «предсмертную записку». И смыл в унитазе кристаллы метамфетамина. И разбил шприц. Надев перчатки, прибрался в хате. Включил радио.

Посмертные восхваления и последние новости. Толпы скорбящих негров на улицах. Кругом мятежи, хаос, поджоги и грабежи.

Уэйн открыл окно, услышал сирены и увидел стремительно распространявшееся пламя.

И подумал: и я сделал это.

113. (Вашингтон, округ Колумбия, 6 апреля 1968 года)

По телевизору — прямая трансляция новостей.

Литтел смотрел Эн-би-си. Передавали, что люди скорбят. Что негритянское население бунтует. Литтел смотрел круглосуточные новостные трансляции, не отрываясь от экрана.

Есть жертвы: в Балтиморе — четыре человека, в Вашингтоне — девять. Лихорадит Детройт, Сент-Луис, Чикаго и Нью-Йорк. Вспышка народного гнева в одном городе Породила цепную реакцию. Масштабы ущерба уже сейчас были весьма велики.

Литтел приоткрыл окно — в ноздри тут же ударил запах дыма. Где-то хлопали выстрелы.

Диктор теленовостей сообщил: в Вашингтоне негры увидели белого человека, окружили его машину, извлекли его оттуда и расправились с ним на глазах других негров.

Литтел смотрел новости — уже сорок восемь часов без перерыва. Он прилетел в столицу по делам профсоюза. Узнав о случившемся, заперся в своей квартире и прилип к телеэкрану.

Скорбел и смотрел телевизор. Прокручивал в голове возможные сценарии: мистер Гувер, Дуайт Холли, «Черный кролик».

Попытки шантажировать Бейярда Растина, досада от того, что они сорвались. Провокации во время «марша бедноты». Временные рамки, цепь событий, выводы за и против. Расследование ФБР, вероятность фальсификации результатов, уроки Далласа.

Он заперся в квартире, плакал и думал. Жучок в отеле «Эль-Энканто». «Маленькая коробочка» мафии. Прослушивание номера Бобби. Доступ к планам его предвыборной кампании.

Он прокручивал сценарии. Соединял их воедино: от Кинга до Бобби. Оставался дома, в безопасности. И решил позвонить Дженис.

Недавно она узнала страшную вещь. Восемь дней назад врачи сообщили, что у нее рак.

Рак желудка. Метастазы медленно распространялись по организму, уже пошли в селезенку. Из-за судорог, маскировавших симптомы, упущено много времени — следовало бы выявить рак гораздо раньше.

Она может выжить — а может и умереть. Но операция необходима. Дженис сказала: дайте подумать. Дайте мне время.

Он сказал ей: ты же любишь «Дезерт инн». Перебирайся ко мне. Расслабишься, в гольф поиграешь.

Она послушалась и переехала в его номер. Они много говорили. Дженис честила своего бывшего мужа. Плакала и утверждала, что он, Уорд, разговаривает во сне. Он спросил: и что же я говорю? Она ответила: ты зовешь Бобби и Джейн. И замолчала, кокетливо захлопав глазками.

Он утешил ее, как мог, и сказал: пусть режут. Она набралась смелости и согласилась. На следующей неделе Дженис должна была лечь на операционный стол.

Бюллетень.

У Дженис — серьезная болезнь. Пит чуть не умер. С ним случился сердечный приступ — на борту катера, в открытом море.

Пит убил четверых и избавился от тел. После чего развернул катер; вызвал по рации Бей-Сент-Луис и попросил береговые службы связаться с его другом в Вашингтоне.

Литтел получил послание и тут же позвонил Карлосу. Тот пообещал выслать своих людей, чтобы те замели следы. Пит вернулся в Бей-Сент-Луис. Ему повезло: никто не видел, что на катер грузились пятеро.

Вскоре прибыли и люди Карлоса, которые прибрались в каютах и прочее. Пит попал в больницу, где ему сделали операцию — подлатали сердце.

Тромбоз коронарных артерий. На сей раз — средней степени тяжести. Тебе еще повезло.

Пит поправлялся после операции. Литтел звонил ему. Пит сказал, что четверых он убрал, а оставшихся двоих не успел.

Литтел позвонил Карлосу и передал слова Пита. Карлос сказал: ну и черт с ними. Пусть живут.

Пит перезвонил Литтелу и попросил: не говори Барби, не пугай ее. Позволь мне самому разобраться в своих проблемах. Позвони Милту Черджину, скажи, что я в порядке, и попроси позаботиться о коте.

Литтел пообещал, что все сделает, и перезвонил Питу через час. К телефону подошла медсестра и сообщила, что Пит выписался — «самовольно». К нему пришел посетитель, который «явно его напугал». Звали его «кажется, Карлос». Четыре часа назад это было.

Литтел принялся переключать каналы. Показали Бобби — торжественно-скорбного. Бобби гневно обличал расизм и оплакивал гибель доктора Кинга.

Картина складывалась очень нехорошая: жучки для мафии и борцов с ней, мятежи и бунты. Ему стало ясно: дело плохо.

Он схватил свой органайзер и нашел телефон Пола Горвица.

Они договорились о встрече. Пол сказал, что готов рискнуть. Встретимся в шесть вечера в том же китайском ресторане Эдди Чана.

Литтел принялся думать, чем рискует он сам.

Жучок в номере отеля. И то, чем это может быть чревато. Надо рискнуть. Надо сказать Полу, чтобы предупредил Бобби.

Литтел принялся одеваться в маскировочный костюм. Нацепил бороду и костюм из твида. И вышел из квартиры.

Пошел пешком — в нарушение комендантского часа. Услышал вой сирен, увидел перекрытые дороги столицы. Увидел пожар в паре километров от своего дома. До его ушей донесся рев разномастных клаксонов.

Он пошел быстрым шагом. В твидовом костюме скоро стало жарковато. Ветерок нес по улице хлопья сажи. Рядом притормозил автомобиль, оттуда высунулся негр и стал громогласно поносить белых. Еще один негр швырнул банку пива. Третий метнул пепельницу — разлетелись во все стороны окурки.

Литтел свернул на Коннектикут-авеню. Водопроводные трубы прорвало: кругом сновали пожарные со шлангами, а возле пожарных машин толпились копы.

Китайский ресторан был открыт. Эдди Чан славился своей храбростью. К тому же у него столовались местные копы.

Литтел вошел внутрь и устроился в кабинете в дальнем углу. Бармен включил телевизор. Прямая трансляция с улиц. Негры с канистрами бензина и перевернутые автомобили.

Трое мужчин пялились в экран. Этакие добродушные мужланы в касках и с пивными животиками.

Один из них прокомментировал картинку на экране: «Чертовы обезьяны».

Второй добавил: «А мы им еще какие-то права дали».

Третий поддакнул: «И что взамен? Вот это?»

Литтел расслабленно откинулся на диванчике — в позе, которая больше пристала слабому старику, и стал припоминать разные истории из жизни южан.

Вошел Пол Горвиц. Увидев Литтела, он поправил брюки и подошел к нему. И тут же принялся отряхивать рукава пальто — с них посыпался сигаретный пепел.

— Час назад сенатор Кеннеди говорил с агентом ФБР, который показал фотографию человека, очень похожего на вас, только без бороды. Сказал, что вас зовут Уорд Литтел, и назвал вас «провокатором». Сенатор, увидев фото и услышав имя, очень взволновался.

Литтел поднялся. Колени его дрожали. Вставая, он задел крышку стола. Попытался было заговорить, но язык не слушался его, и он лишь за-за-забормотал, заикаясь.

Пол ухватил его за полы пальто, подтянул к себе и сорвал с него бороду. Влепил ему оплеуху, толкнул и сбил с него очки.

Люди в касках повернулись на табуретах и посмотрели на них. И осклабились.

Один из них показал жетон агента ФБР.

Второй сказал: «Привет, Уорд!»

Третий заявил: «Мистеру Гуверу все известно».

114. (Лос-Анджелес, 8 апреля 1968 года)

Какой-то полоумный арабчик. У него еще имя и фамилия одинаковые.

Это Уэйн предложил. Говорил, как-то он его прижал — арабчик задолжал казино «Золотой пещеры». У него дома имелись листовки расистского содержания, вдобавок ублюдок таскал с собой пистолет.

У Уэйна было задание — перлюстрировать почту. И знаешь что, ублюдок отправлял Бобби К. письма с угрозами. Такую чушь писал: «Еврейские свиньи», «Смерть РФК!».

Пит ехал по автострадам, петлял по Эл-Эй — на по-стариковски маленькой скорости.

Чувствовал он себя слабым, выпотрошенным. Теперь он передвигался крошечными шажками и прерывисто дышал. Опирался на тросточку и смотрел под ноги. Немного утешало то, что с каждым днем дышать становилось легче.

Ты молод и силен. Так сказали врачи. Следующий приступ может стать последним. Так сказал хирург. Тебе сделали надрез на груди и прочистили сосуды. Наложили швы и скобы. Ты сбежал из больницы. Купил хирургические ножницы и аккуратно снял себе швы. Дезинфекцией и анестезией тебе служил виски.

Пит медленно, по-стариковски, ехал по центру Лос-Анджелеса. К нему в больницу приходил Карлос. И сказал: отлично поработал на катере. И упомянул про «маленькое одолжение». Я знаю, для тебя это не новость, тебе Уорд уже сообщил.

Пит сказал: разумеется, я вам услугу, а вы мне отставку.

Карлос сказал: езжай в Эл-Эй и найди Фреду Оташу «козла отпущения». И добавил: Фред мне нравится. Его рекомендовал мистер Тедроу. Который мне тоже симпатичен. Отличный мужик. Скоро Уорд уходит в отставку, и Тедроу займет его место.

Пит сбежал из палаты и прилетел в Лос-Анджелес, где встретился с Фредом О. Тот отощал до неузнаваемости — и рассказал почему.

Он обрабатывал человека, которого хотели сделать «козлом отпущения» в убийстве Кинга. Потратил на это восемь месяцев. Покушение готовил Боб Релье. Поддержку в органах обеспечивал Дуайт Холли. Руководил Уэйн-старший. Его сын теперь отделился от него и работал сам по себе. В данном случае — был на подхвате.

Он убил Уэнделла Дерфи. Полиция Лос-Анджелеса получила по рукам: не трогать. Тем не менее у них были вопросы. Похоже, это месть — погибший убил вашу жену — мы бы хотели поговорить об этом.

Пит проанализировал детали, расспросил Фреда О. И вспомнил про «маленькую услугу». Черт. Мафии нужен «козел отпущения». Они собрались грохнуть Бобби.

Фред О. подтвердил догадку. Но имен называть не стал. Пит вспомнил про арабчика. Фред О. — ливанец. Назовем это оптимальным вариантом.

Пит стал рассказывать про Сирхана Сирхана. Про его политические воззрения. У Фреда О. потекли слюнки. Пит вылетел в Вегас, поцеловал кота — в знак приветствия и на прощание — и перерыл номер Уэйна. Нашел копии писем с угрозами, просмотрел их и откопал писульки арабчика.

«Смерть РФК! Смерть, смерть, смерть!»

Он позвонил Сонни Листону и спросил: где вы прижали арабчика? Сонни ответил: мотель «Пустынный закат». Пит приехал в мотель, подкупил портье и пролистал журнал регистрации посетителей.

Вот он: Сирхан Б. Сирхан, Пасадена, Калифорния.

Он вылетел обратно в Лос-Анджелес и набрал номер автоинспекции, где ему дали полные данные Сирхана. Он позвонил Фреду О. и сказал: сиди тихо, я за ним прослежу и узнаю, сгодится или нет.

Прошлой ночью позвонил Карлос и осторожно расспросил его. Мол, ты обо всем догадался, я знаю, мне Фред О. сказал. Собственно, ничего удивительного в том, что ты все знаешь, нет.

И сразу же взял быка за рога: Бобби — слабое место Уорда. Ты же его знаешь. Уорд Литтел — мученик-либерал. Прерви контакт с Уордом — на время. Уорд умен, а кое-какие вещи просто нюхом чует.

Пит сказал: конечно, я так и сделаю. Ты же знаешь, как я хочу уйти.

Карлос рассмеялся. Пит же вспомнил Даллас. Джекова голова хрясь! Джеки низко-низко пригибается, чтобы ее не достала пуля.

Сирхан обитал в стареньком деревянном домишке рядом с общеобразовательной школой Мьюра. Тачка Сирхана: тюнингованный до неприличия драндулет, блестящие колпаки, малиновый, как любят черные, «форд».

Пит подъехал, припарковался и стал ждать, жуя резинку «Никоретте». Он думал о Барби. По радио передавали ее песни. И новости — представьте себе, убийца Кинга все еще гуляет на свободе!

Он размышлял об Уэйне — убийце чернокожих. И о том, что произошло со времен истории с Уэнделлом Дерфи. Уэйн действовал инстинктивно, часто на пари с самим собой. Папаша использовал его — и завербовал. Месть за непослушание папочке.

Покрутив ручку радио, он снова услышал про Кинга — и новости о ходе предвыборной кампании Бобби.

Из дома вышел Сирхан. Он двигался рывками. Походка у него была крайне забавной. Он курил и просматривал программы скачек. Чуть не налетел на дерево и вписался лицом в забор.

Мимо проходили двое ребятишек. Они уставились на Сирхана: ну и придурок, глянь!

У него была забавная походка и забавный вид. Буйная шевелюра и большие зубы. Сирхан выбросил сигарету и зажег новую, явив полоску желтых зубов. Забрался в машину, резко развернулся и поехал на юго-восток.

Пит сел ему на хвост. Сирхан был фанатом скачек. Наверное, едет в Санта-Аниту, на ипподром.

Сирхан и водил-то презабавно. Размахивал руками, перескакивал с одной полосы на другую. Пит неотступно следовал за ним — сидя на хвосте. К черту меры предосторожности — парень совсем ку-ку.

Они ехали на юго-восток. Вот уже Аркадия. Вот он, ипподром. Сирхан все напутал и поставил машину совершенно не по правилам. Пит припарковался рядом.

Сирхан выбрался из машины, достал пинтовую бутыль водки и сделал несколько маленьких глотков. После чего направился к турникетам. Пит последовал за ним, тяжело опираясь на трость.

Сирхан бодро чесал вперед забавной своей походкой. Пит шел за ним медленно, как старый больной-сердечник. Сирхан добрался до турникетов и сунул кассиру мелочь: «Открытая трибуна». Пит тоже купил дешевое место. Отдышался и ме-е-е-едленно побрел за Сирханом.

Тот активно работал локтями, расталкивая народ. На него косились — это что еще за чучело?

Сирхан остановился. Достал расписание заездов и принялся сверяться с ним. Водил пальцами по бумаге, ковырялся в носу, извлек и стряхнул с пальца засохший комок слизи. Наслюнив кончик карандаша, обвел имена лошадей. Поковырялся карандашом в ушах, извлек ком ушной серы, понюхал его и выбросил.

И пошел к кассам. Пит поковылял следом, опираясь на трость. Сирхан извлек пачку долларовых банкнот и сунулся в окошко, где принимали двудолларовые ставки. И поставил на шесть заездов. На аутсайдеров — по два доллара на каждого. Говорил он тоже смешно и неестественно — и очень быстро.

Кассир сунул ему квитанции. Сирхан стал быстро подниматься по лестнице, на каждой седьмой ступеньке прикладываясь к бутылке. Глоток — шесть ступеней — еще глоток. Пит считал ступени, следовал за Сирханом и кривился от омерзения.

Вот они — дешевые места на открытых трибунах. Сирхан принялся рассматривать соседей. Ме-е-е-едленно. Изучающе. Глаза его метали молнии, сверкали и блестели. Пит все понял: он ищет демонов — евреев.

Сирхан стоял неподвижно и не спускал глаз с окружающих. Искал взглядом еврейские шнобели, пытался учуять еврейский дух. Потом отправился на свое место. Рядом с ним сидели симпатичные девчонки. Окинув соседа оценивающим взглядом, они скривились и поморщились.

Пит уселся скамейкой выше. Оттуда было отлично видно паддок, скаковой круг и ожидавших у входа лошадей.

Зазвонил звонок. Лошади рванули с места, и Сирхан точно помешался. Принялся орать: «Вперед! Пошла!» — и прочее в этом духе. Когда полы его рубахи поползли вверх, на поясе обнаружились патронная сумка и короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра.

Сирхан хлестал водку, вопил что-то по-арабски и колотил себя в грудь. Девчонки отсели; лошади пересекли финишную черту. Сирхан разодрал квитанцию в клочья. Потом заскучал и зарысил по стадиону, пиная бумажные стаканчики. Принялся изучать расписание скачек и ковыряться в носу, извлекая огромные комки слизи.

Какие-то типы присели рядом — морпехи в парадной синей форме. Сирхан пододвинулся к ним и стал нести чушь и пускать по кругу бутыль.

Морпехи пили водку. Пит прислушался и вот что услышал:

— Все наши бабы достаются жидам.

— Им платит Роберт Кеннеди.

— Я вам говорю.

Солдатики гоготали и стебались над придурком. Сирхану не понравилось, и он потянулся за бутылью. А они принялись перебрасывать ее друг другу и заржали еще пуще. Сирхан был коротышкой, а они — высоченными лбами, так что ему пришлось подпрыгивать.

Бутыль летала по воздуху. Кто-то упустил ее, и она пушечным ядром рухнула вниз и разбилась. Солдатики рассмеялись. Смеялся и Сирхан — неестественно скрипучим, как у мультяшного Даффи Дака, смехом.

Люди, сидевшие поблизости, тоже посмеялись. Среди них был кучерявый толстяк в иудейской шапочке-кипе и с мезузой на шее. Сирхан обозвал его «еврейским вампиром» и еще парой неприличных слов.

Пит смотрел скачки и шоу Сирхана Сирхана.

Тот поедал шоколадки, ковырялся в зубах, ушах и пальцах ног, проигрывал ставки, скучнел, приставал к блондинкам и нес ерунду. Про евреев, РФК, «гнойных кукол Сиона» и арабское восстание. Выискивал в толпе евреев, чесал в паху, снимал туфли, потом прошагал в паддок. Пит не отставал. Сирхан стал докучать жокеям.

Когда-то я и сам был жокеем. Грумом, точнее. Ненавижу сионских свиней. Жокеи только хмыкнули — да пошел ты, на верблюде ты ездил, а не на лошади.

Сирхан побрел в бар. Пит последовал за ним. Сирхан пил водку из стопок, закусывая шоколадками, и жевал кубики льда.

Он по-прежнему выискивал евреев. Тщательно вглядывался в любое лицо со шнобелем крупнее среднего. Пересаживался с одного табурета на другой. Потом направился в сортир. Пит следил за ним.

Сирхан потащился вдоль писсуаров. Наконец он выбрал кабинку. Срал долго и громко. А когда вышел, над толчком было нацарапано: «Сионские свиньи! Евреи-кровопийцы! Смерть РФК!»

Пит позвонил Фреду О. Сказал: отличный кандидат. И поехал в центр, в здание суда, где располагалась служба контроля над проведением скачек. Купил пачку рисовых хлопьев, достал оттуда игрушечный жетон полицейского и, обманув тамошнего сотрудника, попросился проверить личные дела жокеев и прочих работников ипподромов.

Сотрудник показал ему нужный шкаф — с шестью литерными ящиками. После чего зевнул и отправился пить кофе. А Пит выдвинул ящик с литерой «С» и принялся перебирать папки. Вот он, «Сирхан, Сирхан Б.».

Пролистнув две страницы дела, Пит прочитал, что Сирхан таки был грумом. Несколько раз падал с лошади и сильно ударялся головой; слишком много пил и играл. И допускал антисемитские высказывания.

Там же он нашел записку: контролирующий орган отправил Сирхана к психоаналитику. По иронии судьбы — тоже сыну Сиона: доктору Г. Н. Блюменфельду в западный Лос-Анджелес.

Пит рассмеялся, вышел из здания суда, бросил монетку в щель таксофона и набрал номер Фреда О. И сказал: «Отличный выбор».

Он быстро и жестоко уставал. Это его убивало — за день он выматывался сильнее, чем раньше за неделю. В сорок семь — ходить с тростью!

Он приехал в свой мотель, съел прописанные врачами таблетки и принял капли, разжижающие кровь. Сунул в рот палочку «Никоретте» и поужинал низкокалорийной пищей, которая больше пристала какому-нибудь кролику.

Он вымотался и выдохся. Попытался заснуть, но никак не мог отвлечься от размышлений о недавних событиях.

Барби. Бойня на катере. Большая ложь. Уэйн. Убийство Кинга. Бобби.

Отношения с Барби имели смысл, а все остальное — нет. А Барби Бобби нравился. Она будет оплакивать Бобби. И может быть, поймет, что он причастен к его смерти. После чего скажет, что «это был последний раз». Или взбесится и бросит его. Уйдет насовсем — из-за Бобби и Джека.

Это его пугало. Это, и только оно. Он больше не сердился из-за того, что ничем не поможет Кубе. И больше ничего не страшился, кроме одного: потерять любимую женщину.

Я слишком устал от всего этого. Я уничтожен и разбит. Я раздавлен.

Перелистав «Желтые страницы», он нашел адрес психоаналитика и уснул.

Проспав шесть часов, он проснулся вполне бодрым. Даже смог выйти на улицу без трости. Г. Н. Блюменфельд практиковал на улице Пико, в западной части города.

Полтретьего утра — город еще спит.

Он припарковался у тротуара. Рассмотрел дом: оштукатуренное одноэтажное здание, шесть дверей в ряд. Достал свой фонарик-авторучку, перочинный ножик и пластиковую карту. Выбрался из машины и, пошатываясь, побрел — где моя трость, я вас спрашиваю?

Он добрался до двери и осветил замок. Вскрыл его с помощью лезвия и карточки. Так же покачиваясь, вошел. Отдышался и затворил за собой дверь.

Гостиная. Обои с рисунками в виде клоунов, письменный стол и кушетка. Боковая дверь, а на ней — кадуцей и табличка: «Г. Н. Блюменфельд». Он дернул за ручку — дверь отворилась. Кресло врача, картотечный шкаф и кушетка.

Дыхание по-прежнему было прерывистым, вдобавок закружилась голова. Он прилег на кушетку и засмеялся: я Сирхан Сирхан, берегись, РФК!

Отдышавшись, он перестал смеяться. Пощупал пульс: вроде в норме. Осветил картотечный шкаф, выдвинул нужный литерный ящик и стал в нем рыться. Нашел: одна папка, два листка — суммарный отчет о трех визитах.

Он принялся читать. Некоторые формулировки мгновенно бросились в глаза. «Нарушения памяти». «Импульсивное влечение к перемене мест». «Рассеянность». «Легко впадает в зависимость от более сильных личностей мужского пола, в особенности благосклонно настроенных».

Превосходно. Фред О. захлебнется слюной. Привет, наездник на верблюде!

115. (Озеро Тахо, 2 июня 1968 года)

Он отсиживался в укромном месте.

Хижина, принадлежащая Уэйну-старшему, — уединенное четырехкомнатное жилище. Довольно высоко в горах. Отличный вид и горные речки, кишащие форелями.

После Мемфиса эта хижина стала его домом. У него был телефон, оборудованный маскиратором речи, запас провианта и телевизор. Ему было о чем подумать — а главное, было на это время.

Надо ждать. Федералы рано или поздно поймают Джимми, а полицейское управление Лос-Анджелеса перестанет искать убийцу Дерфи.

Боб Релье тоже залег на дно. У него имелась какая-то халупа в районе Финикса. Правда, Уэйну жилось не в пример шикарнее. Он звонил по телефону и смотрел телевизор.

ФБР удалось установить, что Рей подался в Англию. Поиски переместились туда. Рано или поздно его найдут — арестуют или убьют при задержании. Он поведает им про «Рауля». А они скажут: ты что, с ума сошел? Какой еще «Рауль»?

Отец звонил ежедневно и делился новостями. Мол, теперь я работаю с Карлосом. У него есть парочка записей с поста прослушивания — их прислал ему мистер Гувер. Карлос напуган. Говорит, Бобби собирается идти на нас войной. Давайте его быстренько уберем.

Его папаша судачил о том о сем и хвастал без удержу. Видишь, сколько я знаю? Для мафии я теперь свой человек.

Готовит дело Фредди О. Обрабатывает нового стрелка. Пит Б. у него на подхвате. Отец злорадствовал. И снова принимался безудержно хвастать.

Пит убил людей из своей команды — на катере, в открытом море, избавился от лишних. Мне Карлос рассказывал. Уэйн-старший хвастался, как мальчишка. Твой папочка много чего слышал.

История с финансированием повстанцев была надувательством чистой воды. Мафия чихать хотела на инсургентов. Мне Карлос рассказывал. Уэйн же отмахнулся: мол, мне все равно.

Он смотрел телевизор. Про войну, про политику. Папашу просто распирало. Бобби уже не жилец. Я познакомлю Никсона с мафией.

Уэйн и от этого отмахнулся. Что ж, вполне удачно. Уэйн подумал, что обстоятельства складываются как нельзя лучше для него. Он уже предвидел, как оно все будет.

Кинг мертв. Скоро умрет и Бобби. Народ побунтует и успокоится. Один «марш бедноты» уже провалился. Поскольку все были заняты беспорядками и их подавлением, марша попросту никто не заметил. Хаос — штука утомительная, а дураки выдыхаются быстро. Вот и после смерти Кинга так было — пошумели и перестали. Убьют Бобби, и на троне воссядет Дик Никсон. Страну полихорадит, а потом все стихнет.

Их план сработает, и скоро воцарится мир. А заправлять всем будут такие, как он. Он это видел, чувствовал, знал.

Ты начнешь действовать. У тебя есть свой план. Ты звонишь. Слушаешь. Думаешь.

Он позвонил отцу и дал ему выговориться. Тот трепался и бахвалился без умолку.

Литтел уйдет в отставку, а на его место возьмут меня. Я буду водить за нос и Хьюза и мафию. Дик Никсон будет иметь дело сперва со мной, а уж при моем посредстве — с мафией.

Уэйн слушал и задавал наводящие вопросы, мягко подначивая отца: мол, я хочу знать больше. Вот папаша и рассказал ему.

Это я руководил Мейнардом Муром. Он был моим информатором. Я спонсировал большую часть далласской операции. Это я отправил тебя туда. Купил тебе кусочек истории. Это ведь ты убил Мура, правда? Значит, ты тоже прикоснулся к истории.

Уэйн ловко уклонился от выпада. Он уже пересмотрел свое отношение к Далласу. Мур и финансирование некой операции — вчерашний день. Вот презрение и высокомерие куда более актуальны.

После Далласа твоя жизнь пошла наперекосяк. Ты потерял жену. Тебя самого едва не убили. Там был Уэнделл Д. Ты провел с ним уик-энд. Смена кадра: вот ваша последняя встреча.

Уэнделла нашел его папаша — с помощью Дуайта Холли. Они нашли его и долго пасли — для тебя. Уэнделл убил еще трех женщин. После того, как убил твою жену, и до того, как ты сам до него добрался.

Уэйн-старший злорадствовал. А как тебе вот это? Пит убил ребят из своей команды. Этого хотел Карлос. Он же сказал, что Пит может «уйти в отставку». И солгал. И объяснил Уэйну-старшему почему.

Пит был человеком темпераментным и непредсказуемым. Человеком с идеалами. Пита и Барби уберут после Бобби. Есть у Карлоса человечек по прозвищу Чак Тиски. Чаку убить — раз плюнуть.

Высокомерие. Просчет. И абсолютное презрение — к ТЕБЕ.

У него есть время. У него есть телефон. Линия ФБР и маскиратор. Вот он и позвонил. Не Барби и не Питу. Он позвонил Дженис. И слушал, пока она говорила.

У нее рак. Была операция. Опухоль вырезали, но метастазы уже расползлись по внутренностям. Осталось ей максимум полгода. Она винила во всем себя — из-за судорог не заметила симптомов болезни. Судороги появились после того, как Уэйн-старший избил ее.

Она скрывала приговор врачей. Уорд ничего не знал, но пригласил переехать в его номер. Она все еще обожала гольф и запросто обыгрывала соперников.

Силы покидали ее. А Уорд так ничего и не заподозрил. Впрочем, Уорд есть Уорд, что с него взять-то? Он стал говорить во сне — звать Бобби и Джейн. Все рылся в каких-то гроссбухах — их было два комплекта. Держал он их в тайнике. Таился от нее, но допустил оплошность — и она нашла тайник.

В нем оказались те самые бухгалтерские книги пенсионного фонда. Цифры и кодовые обозначения. И целый блокнот компромата на мафию. Исписанный довольно корявым почерком, явно женским. Наверное, писала та самая «Джейн».

Уорд размножал ее писанину на мимеографе и писал сопроводительные записки. Снова ему не удалось уберечь свою тайну. Она проследила за ним и подсмотрела, чем он так занят.

Применив нехитрый трюк с карандашом, она исчеркала лист планшет-блокнота и смогла прочесть всю сопроводительную записку. Уорд написал некоему Полу Горвицу из команды Бобби. Уорд умолял, унижался, упрашивал. Говорил: это еще не весь компромат. Я не шпион, нет. Прошу вас, не надо меня ненавидеть.

Он выставил себя жалким. Так сказала Дженис.

Он снова позвонил ей. Она уклонилась от разговора про свою болезнь и говорила только об Уорде. Его гложет чувство вины. Он становится настоящим параноиком. Путается в мыслях и несет чушь. Говорит, что им занимаются федералы, а мафия собирается убить Бобби.

Все время прослушивает записи его голоса. Поздно ночью, когда думает, что я сплю. Сам он спит отвратительно. Молится за упокой души Мартина Лютера Кинга. Десять дней назад он вообще уехал неизвестно куда, не позвонил даже. Наверное, совсем спятил.

Мне его не хватает. Вот возьму и сожгу его драгоценные гроссбухи. Может, тогда хоть немного очухается и придет в себя.

Уэйн сказал: не делай этого. Дженис рассмеялась: да пошутила, пошутила. Уэйн предложил ей увидеться. Сказал: я скоро буду в Вегасе проездом. Встретимся в номере Уорда.

Дженис согласилась.

Он желал ее. Пусть умирающей; какой угодно. Он знал это. Дженис заставляла его думать. Всё, впрочем, заставляло.

Ему мучительно захотелось вернуться на четырнадцать лет назад. И он позвонил своей матери в город Перу, штат Индиана.

Услышав его голос в трубке, она обалдела. Он дал ей время успокоиться. Постепенно лед стал таять. Пережив несколько мучительных пауз, они разговорились. Он соврал про то, как у него дела и чем он жил все это время. Она принялась хвалить его:

Ты рос добрым мальчиком. Зверюшек любил — койотов из капканов выпускал, все такое. Был умненьким — решал сложные задачи, лучше всех в классе успевал по химии. Был толерантным — запросто играл с цветными ребятишками. И умел любить.

Однажды я забеременела. Это было в тридцать втором — за два года до того, как появился ты. Твоему отцу приснился сон — что родится девочка. А он хотел мальчика.

Тогда он ударил меня в живот кастетом. Ребенокумер. Его сон сбылся — это была девочка. Мне врач сказал.

После этого Уэйн попрощался с ней. Мать благословила его.

Уэйн долго думал. Потом позвонил Дженис и назначил ей свидание.

116. (Лонг-Бич, 3 июня 1968 года)

Боб-би! Боб-би! Боб-би!

Толпа скандировала. Толпа сходила с ума. Говори, Бобби, говори — мы слушаем!

Бобби забрался на платформу грузовика, схватил микрофон и закатал рукава рубахи.

Саутглен-молл. Три тысячи сторонников ловят каждое слово. Народ на парковке беснуется. Детишки сидят на плечах папаш. На подставках — динамики.

Народ любил Бобби. Зрители надрывали связки и срывались на визг. Смотрите: Бобби улыбается и встряхивает волосами! Слушайте Бобби!

Пит наблюдал — как и Фред О. Оба не сводили глаз с Бобби и его телохранителей. Наблюдали за командой следивших за порядком копов. Их было мало — Бобби любил общаться с народом на близком расстоянии и класть хотел на личную безопасность.

Фред пристально смотрел за перемещениями копов. Запоминал, где они стоят, как перемещаются — словом, все нужные детали.

Фред познакомился с Сирханом. «Случайно», на ипподроме. Шесть недель тому назад это было. Фред устроил для Сирхана Сирхана представление — избил еврея. Здоровенного жирдяя со шнобелем и в кипе.

Фред набил ему морду на глазах у объекта. Сирхану представление понравилось. Фред немедленно втерся к нему в доверие — меня зовут Билл Хабиб, я тоже араб.

Ублажение, подстрекательство, вербовка, лапша на уши — все как полагается. Фред сделался закадычным дружком Сирхана. Покупал ему выпивку и поносил евреев.

Они виделись каждый день. И, как заклинание, повторяли проклятия в адрес Бобби К. Встречались почти тайком. Фред старался не набирать вес: худоба была ему лучшей маскировкой.

Фред подначивал Сирхана и изучал его. Вскоре он знал, сколько вранья тот может проглотить. Сколько может выпить. До какого градуса можно накалить в нем ненависть. Как его разговорить. Как сделать так, чтобы он с пеной у рта орал: смерть Роберту Кеннеди! Как напоить его в стельку. Как довести до провалов в памяти. Как заставить мотаться по предвыборным митингам. Как уговорить пострелять по мишеням в холмах — прямиком в сердце картонному Бобби К.

Фред подначивал Сирхана. И вот что говорил.

Тот крепко пьет. Каждый вечер. И со мной, и без меня. Постоянно мотается на встречи Бобби с избирателями. Всю страну объездил. И всегда при нем револьвер. Я следил за ним и все видел. Так что я знаю.

Он ненавидит Бобби. Логика у него, правда, жутко искаженная. В корне неверная, зато удобная. Он ненавидит евреев. Ненавидит Израиль. Ненавидит сиониста Бобби. А еще ненавидит Бобби за то, что он, мать его, Кеннеди.

Сейчас он дозрел окончательно. Он готов к употреблению. Этот человек — настоящий психопат, страдающий провалами в памяти и утративший всякую смекалку от постоянных возлияний.

Фред выбрал место и сообщил об этом Сирхану. Напоил его и позволил ему самому выбрать место — спустя две бутылки. Сирхан попросту узурпировал его идею и теперь думал, что сам дошел до этого. Пьяное откровение или вроде того.

Завтра вечером. Отель «Амбассадор». Там Бобби будет праздновать победу и говорить с избирателями.

Бобби устанет. Надо будет успевать все и сразу — не каждому такое под силу. В проходе расположена кухня отеля. Все коротко и быстро. Интуиция — великая вещь.

Фред знал тамошнюю кухню. Расспросив наемных полицейских, которых привлекли к обеспечению порядка во время церемонии, он узнал вот что.

Будет тесновато — будут вооруженные охранники. Что могло означать сумятицу, смятение и временное помешательство.

Фред предполагал подобное развитие событий и предсказывал, что будет именно так.

Охранники похватают пушки и начнут палить по Сирхану. Рикошетом заденут и Бобби К. Фред сказал: объект будет стрелять. У Фреда имелся опыт общения с сумасшедшими. Фред — «Рауль» — обрабатывал Джеймса Эрла Рея.

Пит оглядел толпу. Толпа орала и бесновалась. Рев толпы заглушал слова Бобби.

Колонки запищали. Во все стороны разнеслось мнимое эхо. Голос Бобби сперва сделался басом, а потом фальцетом. Бобби вещал банальности. Пит услышал: «закончить эту нелепую войну» и «наследство преподобного Кинга».

Бобби нравился его жене. Барби с восторгом внимала его антивоенным призывам. Пит ей не звонил, она ему тоже. И не писала. С тех пор, как он уехал из Спарты. Не объявилась она ни после трагедии на катере, ни после операции на сердце.

Толпа вопила. Пит огляделся вокруг и увидел телефонную будку. Она располагалась ближе к дороге, то есть в относительном отдалении от основного источника шума. Далеко от Бобби.

Пит стал к ней пробираться. Люди, увидев его трость, расступались. Добравшись до будки, он отдышался и принялся совать в щель монетки.

Дозвонившись до оператора, он попросил соединить его с «Пещерой». На тамошнем коммутаторе он расспросил, не оставили ли ему какого сообщения.

Барби не звонила. Зато звонил Уэйн: я на озере Тахо. Срочно свяжись со мной — напрямую по этому номеру.

Пит скормил автомату еще пару монет, дозвонился до девушки-оператора и поспросил соединить с озером Тахо. После двух гудков раздался голос Уэйна.

— Алло!

— Это я. Где тебя…

— Литтел что-то задумал. Собирается предотвратить убийство. Привези его сюда. А Барби скажи, чтобы укрылась в безопасном месте.

117. (Сан-Диего, 3 июня 1968 года)

Бобби возносился над толпой.

Рубил ладонью воздух и встряхивал волосами. Возносил хвалу преподобному Кингу, призывал на помощь воспоминания о нем, кричал и разглагольствовал.

И это работало. Все в нем звучало — и загар, и громогласность, и по-простецки закатанные рукава.

Толпа вопила и неистовствовала. Сотни людей, как один человек, в унисон аплодировали и приветствовали своего Бобби. Две тысячи человек, сдерживаемые лишь веревочным заграждением. На парковку все прибывали и прибывали новые люди.

Литтел наблюдал за происходящим и умолял: Бобби, посмотри на меня. Я здесь. Не надо меня бояться. Я больше не причиню тебе зла. Я — пилигрим. Я боюсь за тебя. И страх этот оправдан.

Бобби стоял на платформе. Откидной борт трясся и подпрыгивал. Позади Бобби стояли помощники. Они поддерживали его, чтобы не свалился.

Оглянись. Посмотри вниз. Видишь, я здесь!

Его мучил страх. Страх, который родился две недели назад. Страх рос и множился. Он соединил точки линиями и прочел иероглифы.

Картинка в новостях, отель «Эль-Энканто», номер 301. «Ма-а-а-аленькая коробочка», о которой упомянул Сэм. Карлос и «небольшая услуга», которую должен был оказать Пит. Страшные совпадения, иероглифы, недостающие кусочки пазла.

Когда его торкнуло, он больше не мог думать ни о чем другом. Не мог спать. И тогда он уехал из Вегаса. Прилетел в Вашингтон и принялся названивать Полу Горвицу.

Тот сбрасывал его звонки. Тогда он стал звонить мистеру Гуверу и Дуайту Холли. Та же реакция. Он поехал в штаб-квартиру ФБР — охрана у дверей выставила его вон.

После чего он вылетел в Орегон и предпринял попытку связаться с членами предвыборного штаба. Но и там его задержали сотрудники службы охраны. И показали ему список «известных врагов» кандидата, где значилось и его имя.

Он стал увещевать охрану: я чувствую беду. Пожалуйста, поговорите со мной. Они грубо оттолкнули его и тоже выставили вон.

Пазл окончательно сложился. Он и правда чувствовал опасность. Мистер Гувер знал — как знал и о том, что станет с Джеком.

Он прилетел в Санта-Барбару, снял номер в отеле и принялся следить за «Эль-Энканто». В частности, за номером 301. Отследив, куда идут провода, нашел пост прослушивания.

Номер 208 — расположенный метрах в пятидесяти от триста первого. На посту круглосуточно дежурили агенты.

И он приступил к наблюдению. Переодевался и изменял внешность. Работал день и ночь. Шесть дней и шесть ночей ждал. Но на посту все это время кто-то находился — и днем и ночью.

Его накрыло — шесть дней и шесть ночей он, не смыкая глаз, наблюдал за номером 208. Ему стали мерещиться чудовища. Перед глазами плыли черные точки.

На седьмой день полил дождь. Агент остался на посту, хотя его смена закончилась.

Повезло. Агент отлучился — отправился в номер 63 в сопровождении «девушки по вызову».

Литтел рванулся к номеру 208, подобрал отмычку к замку, заперся изнутри и обшарил номер. Нашел расшифровки аудиозаписей. Просмотрел те, что были сделаны в середине марта, и вот что обнаружил.

15 и 16 марта. Расшифровки разговоров трех человек. Бобби, Пол Горвиц и один неизвестный. Бобби не стеснялся в выражениях и много говорил. Бобби обличал мафию.

Просмотрев журнал учета рассылок — на предмет записей от тех же дат, — Литтел обнаружил, что 20 марта копии этой расшифровки были переданы мафиози. Карлосу, Мо Д., Джону Росселли, Санто Т. и Сэму Джи.

Все случилось этим утром. Двенадцать часов назад.

Он отследил маршрут передвижений Бобби. Отправился на юг, в Сан-Диего. Позвонил в тамошнее отделение ФБР. Агент-командир повесил трубку. Тогда он позвонил в тамошнее полицейское управление и рассказал всю историю. Принявший звонок сержант крепко рассердился. Заорал и отрезал: «Ваше имя в списке». И швырнул трубку на рычаг.

Тогда он поехал прямиком на митинг. Приехал раньше намеченного времени и увидел техников, монтировавших колонки. Литтел попытался заговорить с ними и с наблюдавшими членами предвыборного штаба. И вновь получил от ворот поворот. Ушел, а потом вернулся. Но толпа поглотила его.

Литтел смотрел на Бобби и махал руками: умоляю, посмотри на меня! Бобби разглагольствовал, энергично жестикулировал. Его любви хватало на всех собравшихся. Он подпускал избирателей очень близко — как только возможно.

Литтел махал руками. Тут что-то кольнуло его — иголка, булавка или сучок. Мгновенно закружилась голова — БАЦ — и он увидел Фреда Оташа, то-о-о-ощего…

118. (Лас-Вегас, 4 июня 1968 года)

Бесшабашная Дженис — как же ее иссушила болезнь.

В черных волосах появились седые пряди, волосы утратили прежний блеск. Морщины и болезненная худоба.

Уэйн вошел в номер. Дженис заперла дверь. Уэйн обнял ее — ощутил ребра и пустоты. Прежде упругая грудь стала дряблой.

Дженис высвободилась из его объятий. Он взял ее руки в свои.

— Ну, учитывая обстоятельства, выглядишь очень даже.

— Я не собираюсь пудриться и румяниться. Я еще живая!

— Не надо так говорить.

— Уж позволь мне. Ты — мой первый кавалер после того, как Уорд меня покинул.

Уэйн улыбнулся:

— А ты — моя первая партнерша. Самая первая.

Дженис улыбнулась в ответ:

— Ты имеешь в виду твой первый бал в Перу, штат Индиана, или единственный раз, когда мы этим занимались?

Уэйн крепко сжал ее руки:

— У нас и не было второго шанса.

Дженис рассмеялась:

— Ты сам не искал встречи. Таким образом отстранялся от отца, знаю.

— Я жалею об этом. То есть об этом аспекте.

— Хочешь сказать, тебе понравилось, но ты сожалеешь о том, что тебя подвигло, и о том, что ты выбрал не то время?

— Я жалею, что тебе пришлось платить.

Дженис сжала его руки:

— На что ты намекаешь?

Уэйн покраснел. Черт — в его-то возрасте.

— Просто подумал: почему бы и не повторить.

— Да ну. Теперь, когда я в таком виде…

— В первый раз редко получается так, как хочешь.

Вышло все нежно. Так, как он хотел и планировал.

Тело ее тоже иссушила болезнь — острые кости, обтянутые посеревшей кожей. Горьковатый привкус дыхания. Раньше от нее пахло джином и сигаретами с ментолом — и ему это нравилось.

Они катались по кровати. Кости ее задевали ему кожу. Они долго ласкались и целовались. Ее грудь утратила былую упругость. Ему это нравилось. Прежде она была высокой.

Силы еще не покинули ее — она его отталкивала и притягивала, прижималась и хваталась. Они перекатывались; она целовала его тело, он — ее.

Вкус ее говорил о болезни. Сначала это ошеломило его, но вскоре он привык. И стал пробовать ее там. Целовать новые шрамы. Дыхание ее стало слабым и прерывистым.

Он притянул ее ближе — она откинулась назад, помогая ему войти в нее. Протянув руку, он включил лампу, стоявшую тут же, на столике. Кровать залило светом.

Луч выхватил ее лицо и запрыгал на седых волосах, отразился в глазах.

Они принялись двигаться. Прижались друг к другу и замерли, смотря друг другу в глаза. Потом снова принялись двигаться, синхронно, и кончили вместе, практически одновременно. И закрыли глаза.

Дженис включила радио. Станция KVGS — «музыка у барной стойки».

Зазвучал голос Барби. Они так и покатились от хохота, сминая простыни. Уэйн сделал потише. Под мурлычущий аккомпанемент «Бондсменов» Барби запела «Сумерки».

Дженис сказала:

— Ты ее любишь. Мне Уорд говорил.

— Я перерос это увлечение. Или она.

Барби продолжала — зазвучала веселая «Шансон д’амур». Дженис сделала радио тише. Барби не смогла взять высокую ноту, но аккомпанировавшие «Бондсмены» выручили ее.

— Как-то мы случайно встретились в баре, года два назад. Выпили и обсудили кое-каких мужчин.

— Жаль, меня там не было.

— Ты там был.

— И всё?

Дженис прижала палец к губам:

— Больше ничего не скажу.

Барби запела мечтательную «Secretly» Джимми Роджерса.

Дженис вздохнула:

— Люблю эту песню. Она напоминает мне одного мужчину — мы встречались, когда она была в моде.

— Моего отца?

— Нет.

— А он знал?

— Узнал, да.

— И что он сделал?

Дженис поднесла палец к губам.

— Тихо. Я хочу послушать.

Барби пела — и даже ни разу не сфальшивила. Потом пошли помехи, и от мечтательного настроения не осталось и следа.

Уэйн вырубил звук и подобрался ближе к Дженис. Поцеловал ее и коснулся ее волос. Потом посмотрел в глаза:

— Если я предложу тебе помочь поквитаться с ним — ты согласишься?

Дженис ответила:

— Да.

Она уснула. Приняла обезболивающее и стихла. Уэйн разбросал ее волосы по подушке, укрыл ее пледом. Взглянул на часы — было 18:10.

Он сходил в машину и взял оттуда две сумки, ручку и блокнот. Вернувшись, запер дверь на щеколду и пошел в гостиную. Простукал стены. Пустот не обнаружилось.

Тогда он вернулся в спальню и стал обыскивать ее, пока Дженис спала. Выстукивал и щупал. И тут — ни пустот, ни швов.

Остался кабинет Литтела. Здесь ему удалось обнаружить тайник, расшатав одну из стеновых панелей.

Полки, короткоствольный револьвер тридцать восьмого калибра и какие-то гроссбухи. Компромат на профсоюз тимстеров и мафию, собранный Арден-Джейн.

Второй том — страница 84. Свидетельства против Чака «Тиски» Аюппы и Карлоса М. До Арден-Джейн донесся слух, она нашла ему подтверждения и записала все в тетрадь.

Март пятьдесят девятого. Окрестности Нового Орлеана. Карлос дает работу Чаку «Тиски»: его обманул «ублюдок каджун». Карлос сказал: ублюдка надо убрать. Чак повинуется. Убивает каджуна и закапывает тело. Напротив палатки с сосисками — километрах в тринадцати от Форт-Полка. Будете искать — найдете кости.

Уэйн вырвал страницу 84. Взял блокнот и написал записку:

Порывшись в столе Литтела, Уэйн нашел конверт. Сложил вчетверо записку и вырванный из тетради лист и сунул туда.

Запечатал и написал адрес: Карлосу Марчелло, отель «Тропикана», Лас-Вегас.

Сунул гроссбухи в мешки и вышел из кабинета. Перед тем как уйти, выключил в спальне свет и поцеловал спящую Дженис.

Коснувшись ее волос, сказал: «Я люблю тебя».

119. (Озеро Тахо, 4 июня 1968 года)

Новость дня! Все кончено! Бобби победил!

В теленовостях передавали цифры — проценты по округам и тому подобное. Решительная и безоговорочная победа Бобби.

Пит смотрел телевизор. Смотрел и Уорд — в полукоматозном состоянии. В контуженном — точно. После звонка Уэйна они с Фредом отыскали его и накачали секоналом. Пит привез его сюда, в горную хижину Уэйна-старшего.

Сам Уэйн был в Вегасе. Фред О. уехал в Эл-Эй. Фред обрабатывал Сирхана.

Уорд спал, вытянув руки вдоль тела, точно мумия в склепе. Проспал шестнадцать часов. Его пришлось приковать наручниками к кровати. Он проснулся и увидел Пита. И все понял. Но разговаривать отказался наотрез. Так и молчал. Но Пит знал, что он захочет смотреть.

Пит приготовил блинчики. Уорд и есть отказался. Пит включил телевизор, и они принялись ждать. Уорд смотрел новости предвыборной кампании. Пит вертел тростью.

Он звонил Барби. Та послала его подальше: да пошел ты, не буду я ни убегать, ни прятаться.

Пит попытался улестить Уорда. Умолял: поговори со мной, прошу тебя. Уорд покачал головой и закрыл уши.

Экстренный выпуск! Прямая трансляция из отеля «Амбассадор»! Бобби объявляет о своей победе!

Крупный план: растрепанный Бобби с ухмылкой до ушей.

Зазвонил телефон. Пит схватил трубку.

— Да?

Голос Уэйна:

— Это я.

Пит посмотрел на экран. Сердце его бешено заколотилось. Боббифилы восторженно приветствовали Бобби.

— Где ты?

— Я только что говорил с Карлосом. Он кое-что решил касательно вас с Барби, но я его отговорил. Вы свободны и можете делать все, что захотите, а Уорд с этого момента в отставке.

— Господи Иисусе…

— Даллас и все, что после, дружище. Я всего лишь плачу долги.

Картинка поплыла, но тут же устаканилась. Пит почувствовал, как бешено колотится сердце.

Бобби спрыгивает с трибуны и машет рукой. И делает шаг назад. Камера едет к двери — прощай, Бобби, — и отъезжает назад.

На экране мелькают поклонники Бобби. Тут один из микрофонов улавливает звуки выстрелов и крики.

О Господи!

О нет!

Только не…

На сенатора Кеннеди только что…

Пит нажал кнопку на пульте. Экран погас.

Уорд зажал уши руками, крепко зажмурился и завопил.

120. (Озеро Тахо, 9 июня 1968 года)

По всем каналам — одно и то же.

Панегирики. Месса. Похороны. Поминки — по Кингу и по Бобби.

Он смотрел телевизор. И днем и ночью. Четыре дня уже смотрел.

Одно и то же.

Заварушка на кухне отеля «Амбассадор». Копы держат Сирхана. Федералы — Джеймса Эрла Рея. Его поймали в Лондоне. «Меня подставили». Знакомая история.

Скоро все закончится. Эти новости сменятся другими. Жизнь, в конце концов, продолжается — не так ли?

Литтел переключал каналы. Снова и снова он видел Эл-Эй и Мемфис.

Ему хотелось есть. А еда закончилась. Пит оставил запасов на два дня. И обрезал телефонный провод. Сказал: можно дойти до Тахо пешком, а там сесть на поезд до Вегаса.

Пит лукавил. Знал, что он этого не сделает. Что останется тут. Разгадал его намерения и оставил свой револьвер. И просто сказал:

— Они и Кинга убили. Ты должен это знать. Я твой должник.

Литтел сказал: прощай. Одно слово. Пит пожал ему обе руки и ушел.

Литтел принялся переключать каналы. Триада: Джек, Кинг и Бобби. Три похоронные процессии — искусно смонтированная нарезка. Три окна в траурной рамке.

Это я их убил. Это я во всем виноват. Их кровь на моей совести.

Он ждал, не сводя глаз с экрана. Надо увидеть всех вместе. Он стал переключать каналы. Нашел, где показывали по двое. Повезло — вот все трое.

Старая съемка — еще до шестьдесят третьего.

Белый дом. Джек сидит за письменным столом, а Кинг с Бобби стоят рядом. Картинка на минуту застыла: все трое, все вместе.

Литтел схватил револьвер и сунул дуло себе в рот. С оглушительным ревом картинка погасла — ни Джека, ни Кинга, ни Бобби.

121. (Спарта, 9 июня 1968 года)

Кот шипел, огрызался и метался по клетке.

Такси подпрыгивало на ухабах, и клетка стукалась о его колени. Спарта в цвету — комары, лютеране и деревья.

Он не стал сообщать о том, что приедет. С собой у него были документы: договоры купли-продажи. Он продал и казино и такси. Себе в убыток. Такси купил Милт Ч.

Кот шипел. Пит чесал его за ухом. Такси свернуло.

Дыхалка снова работала нормально. Трость ему больше не требовалась. Но он все еще быстро уставал. Вымотанный, выпотрошенный, высушенный и выпитый до дна. Но выпущенный наконец на свободу.

Он попробовал сожалеть. О том, что сталось с Уордом. Пробовал опасаться, думая об Уэйне. Но так и не мог сконцентрировать внимание на чем-то одном. Ты вымотан, выпотрошен, высушен и выпит до дна. Но выпущен наконец на свободу.

Кот зарычал. Такси снова повернуло на юг — водитель стал читать фамилии на табличках. И затормозил, едва не задев тротуар.

Пит вышел. И увидел Барби — вон она, деревья, черт возьми, обрезает. Услышав подъехавшее такси, она обернулась и увидела Пита.

Пит вскочил на ступеньку лестницы. Барби спустилась двумя ступеньками ниже. Пит подпрыгнул и осилил все три.

122. (Лас-Вегас, 9 июня 1968 года)

Вот он и дома.

Горит свет. Окна не закрыты шторами, а одно приоткрыто, чтобы впустить прохладу.

Уэйн поставил машину, побрел по дорожке и открыл входную дверь.

Он сидит в баре. Это ежевечерний ритуал. На нем — ночной колпак, при нем — трость.

Уэйн подошел к нему. Отец улыбнулся и повертел тростью.

— А я знал, что ты заедешь.

— Откуда?

— Ну… в последнее время произошли якобы не связанные друг с другом события, имеющие непосредственное отношение к нашему с тобой процветающему партнерству.

Уэйн выхватил у отца трость, повертел ею и проделал пару отцовских фокусов.

— Хорошее начало.

Уэйн-старший подмигнул:

— На следующей неделе я встречаюсь с Диком Никсоном.

Уэйн подмигнул в ответ:

— He-а. С ним встречаюсь я.

Уэйн-старший гоготнул: фу, как противно.

— Скоро и ты с ним встретишься. Хочешь — устрою тебе отдельную ложу в день инаугурации.

Уэйн повертел отцовской тростью:

— Я говорил с Карлосом и людьми мистера Хьюза. Мы пришли к соглашению: место Уорда Литтела займу я.

Уэйн-старший дернулся и медленно — точно в замедленной съемке — улыбнулся и сделал себе коктейль. Одна рука напряженно вцепилась в перила. Вторая осталась свободной.

Их взгляды встретились. Оба смотрели друг другу в глаза — долго, черт побери, бесконечно.

Уэйн достал наручники. Ухватил отца за запястье и приковал к перилам. Наручники были первосортные — фирмы «Смит и Вессон», позаимствованные у лас-вегасской полиции.

Уэйн-старший рванулся было, но цепочка наручников выдержала. Затрещала доска перил. Достав нож, Уэйн выбросил лезвие и перерезал провод телефонного аппарата, стоявшего в баре.

Уэйн-старший дернулся. Опрокинул табуретку, пролил коктейль.

Уэйн повертел тростью:

— Я вернулся в лоно прежней веры. Мистер Хьюз был счастлив узнать во мне доброго мормона.

Отец рванулся. Звенья цепочки противно заскрежетали.

Уэйн вышел и остановился возле своей машины. Вдалеке мерцали огни Вегасского бульвара. И тут он увидел свет — это были фары приближавшегося автомобиля.

Машина подъехала к дому и остановилась. Из нее вышла Дженис. Покачнулась, но удержалась.

В руках она вертела клюшку для гольфа. Из тех, что зовутся «айронами». С большой головкой и толстой рукояткой.

Проходя мимо Уэйна, она взглянула на него. Он почуял ее отравленное болезнью дыхание. Она вошла в дом, небрежно бросив дверь открытой.

Уэйн поднялся на цыпочки. Мысленно нарисовал рамку кадра. Он все увидел в окно. Головка биты описала дугу. Раздался крик его отца. Кровь забрызгала тиковые доски.