Холостой ход ОУН

Перекати-поле

Ранней весной 1969 года Томаш Билинский, который ещё только делал свою карьеру в зарубежной Организации украинских националистов, посетил Украину и довольно неожиданно заявился к своему двоюродному брату Оресту — учёному, уважаемому людьми специалисту. Орест о приезде Томаша не знал, только что вернулся из командировки и делился впечатлениями со своим коллегой. Таким образом, встреча и знакомство Томаша с коллегой брата оказались вполне неожиданными.

В детективных произведениях слишком часто случаются «неожиданные», а на самом деле хитроумно спланированные встречи. Ничего подобного в данном случае не было. Никто ничего не планировал, никто ни за кем не следил. Таким образом, любителей детективов здесь ждёт разочарование. И всё же дальнейшие события разворачивались по чисто детективному сюжету.

Коллега Ореста, которого вскоре в переписке между националистическим центром и Билинским начали именовать сначала Гресем, а потом Мироном и Петро, сразу привлёк к себе внимание Томаша. Ведь посланцу оуновского провода были нужны новые кандидаты для продажи зарубежному центру, нужны были «свои люди» в крае.

Билинский-Стефан вцепился в нового знакомого мёртвой хваткой, когда узнал от Ореста о его непростой биографии. Чем же заинтересовал новый знакомый оуновского эмиссара? Гипнотическое влияние на Стефана оказала бывшая причастность коллеги Ореста к националистической деятельности.

Восемнадцатилетним парнем попал Мирон в польскую тюрьму, и только приход в 1939 году на Западную Украину советских войск освободил его из ровенской тюрьмы. И Мирон покинул свою родину, а в 1940 году перебрался в Краков, вступив впоследствии в украинскую гимназию в Холме. Именно здесь незадолго до нападения гитлеровской Германии на Советский Союз Мирона втянули в Организацию украинских националистов, наделив громкой кличкой Гуляйполе.

В 1941 году, после начала войны, Гуляйполе с другими оуновцами подался на Украину устанавливать, как ему казалось, «самостоятельную» националистическую власть, дошёл аж до Житомира. Именно в этом городе произошли кровавые столкновения между враждующими фракциями Андрея Мельника и Степана Бандеры. В результате были убиты два видных члена провода ОУН, а группа оуновцев, и среди них Гуляйполе, арестованы немецко-фашистскими «блюстителями порядка». Когда арестованные оуновцы несколько охладели и осознали необходимость учтивого поведения на оккупированной гитлеровцами территории, они были освобождены и приставлены к делу.

Гуляйполе продолжил работу в ОУН и даже сделал заметную карьеру. В апреле 1943 года он занимался «политическим воспитанием» оуновцев в Здолбуновском районе на Ровенщине, а когда за несколько месяцев Здолбуновский районный провод ОУН был реорганизован в надрайонный, — стал здесь политическим референтом. Как было принято, новое назначение — новый псевдоним. Гуляйполе стал Буйным.

Когда нацистские СС и абвер переориентировали националистические формирования на диверсионную работу в тылу Красной Армии, Буйного в апреле 1944 года назначили политическим референтом так называемого 1-го округа УПА-«Юг», который назывался «Холодный Яр».

УПА Буйного, основательно избитые советскими войсками в Кременецком районе, перебазировались на Полесье и оттуда ещё дважды пытались осуществить свой «дранг нах Остен» (с немецкого «drang nach Osten»,буквально «натиск на Восток» — примечание переводчика), но опять же получили хорошую взбучку.

Зная порядки УПА, где битых не жалели, а уничтожали точно так же, как добивали раненых или душили удавкой расконспирированных, Буйный не стал дальше испытывать судьбу и покорно ждать, когда с ним поквитаются за неудачу в Кременецком районе, провал «восточных операций» и потерю подчинённых ему уповцев. Он сбежал из УПА, некоторое время скрывался от оуновской СБ и местных властей, но в конце концов решился и в январе 1945 года явился с повинной в милицию.

Бывшему функционеру ОУН и УПА поверили и дали возможность вернуться к мирному труду. Он получил высшее образование и до встречи с Томашем Билинским не имел ни малейшего представления, что может снова попасть в лапы националистов. Правда, последние не спешили. Они два года собирали на него и его родственников характеристики, отзывы. По всему видно, что националистическое прошлое Гуляйполя-Буйного, служба его братьев в оккупационных учреждениях (одного — в полиции, а второго — в профашистской украиноязычной газете) таки сыграли свою роль.

И вот в октябре 1971 года во время очередного своего визита во Львов Томаш Билинский встретился с Гуляйполем, наговорил ему комплиментов и уговорил того поддерживать с ним постоянную связь, а также выполнять некоторые поручения. Ещё раз в жизни человек потерял своё собственное имя и стал частью оуновской «клетки» под фальшивыми именами Гресь, Мирон, Петро.

Разговор с Билинским-Стефаном закончился обозначением конспиративного устного и вещевого пароля для связи с оуновскими курьерами-эмиссарами и, конечно же, определением характера деятельности и информаций, ожидаемых Стефаном и его шефами из зарубежного оуновского центра.

Через полгода после этой встречи Стефан побывал в Англии и подробно доложил о ней и её результатов своему шефу, одному из руководителей оуновской службы безопасности так называемого территориального провода ОУН, руководителю Украинской информационной службы Илье Дмитриву. Акции Стефана выросли ещё больше, а в отчётах провода ОУН появилась новая «организационная клетка» на территории Украины, под которую, в зависимости от удачного манипулирования, можно было получать новые материальные и финансовые дотации.

В том же 1972 году Греся вызвали для встречи в Польшу. Оттуда он вернулся с новыми заданиями от зарубежного провода ОУН, с аппаратом «Минокс» для фотографирования и рецептом тайнописи.

И всё же зарубежные проводники ОУН, хотя и доверили Гресю некоторые из своих тайн, не спешили с официальным вовлечением его в ОУН. Лишь в феврале 1974 года во время пребывания Греся в Польше его непосредственный шеф Стефан предложил восстановить членство в Организации украинских националистов. Этому акту, очевидно, предоставлялось несколько большее, чем того заслуживает, значение.

Гресь, конечно, давно был готов к такому шагу. Ведь дело не в устном согласии, а в практической работе, которую он уже выполнял в течение нескольких лет по заданиям, поступавшим от Стефана. В феврале 1974 года Гресь впервые подписал составленную им информацию организационным псевдонимом Мирон.

Кстати, через такую же церемонию официального вступления в ОУН после многолетнего промедления, церемонию, сведённую к ритуальной формальности, прошёл и руководитель «группы патриотов в крае» Билинский-Стефан. Правда, в данном случае это произошло лишь на шестом году непосредственных контактов с оуновскими начальниками за рубежом, когда он уже сам считался краевым проводником.

С каждым годом задачи для Мирона из зарубежного националистического центра становились всё сложнее. Например, при встрече со Стефаном в ноябре 1974 года Ярослав Стецько требовал от своих сообщников в крае:

- организовать новых сторонников;

- наладить надёжную связь с руководством ОУН;

- создать во Львове «мёртвый пункт» — тайник, при этом предложил подыскать таковой на Лычаковском кладбище;

- проникать в партийный и военный аппараты, Комитет государственной безопасности и милицию;

- изучать командный состав Советской Армии, выискивать офицеров, которых при необходимости можно было бы использовать в интересах зарубежного центра...

Перечень поручений Стецько можно было бы продолжить, но и названного достаточно, чтобы составить представление о направлении и характере деятельности, определённой председателем провода ОУН для Мирона и других «своих людей» провода в крае.

Требуя от Мирона информацию, зарубежный центр в свою очередь снабжал его соответствующей информацией, пропагандистскими материалами для личного пользования и, главным образом, для дальнейшего распространения на Украине.

Например, во время встречи в январе 1976 года Стефан передал Мирону:

- приветствие от Пятого большого сбора ОУН — 25 экземпляров;

- постановления Четвёртого БС ОУН — 4 экземпляра;

- обращение провода ОУН — 25 экземпляров;

- материал о Романе Шухевича — 25 экземпляров.

Кроме журналов, отпечатков отдельных статей, другой националистической литературы и нескольких проявленных плёнок с материалами националистического содержания, Мирон получил также плёнки к фотоаппарату «Минокс».

Характерно, что при встрече в Польше с Дорошенко — Святославом Панчишиным, Стефан также передал ему плёнки и националистические издания, но совсем другие, чем те, которые получил Мирон.

Переписка с Мироном через Стефана уже не удовлетворяла зарубежный центр, и впоследствии с ним была установлена непосредственная связь. Появились новые термины для обозначения группы оуновских «сообщников» типа Мирона: «опорные пункты», «патриоты в крае» и даже «националистическое движение на Украине».

Значительная часть этой переписки контролировалась работниками КГБ благодаря честным людям, которые добровольно стали на страже государственной безопасности своей Родины. Они смогли повлиять на настроения Мирона, убедить его, а через него и его зарубежных наставников в необходимости воздержаться от террористических и других экстремистских акций на территории Украины. Как бы там ни было, а руководители провода ОУН согласились с предложенной через Мирона тактикой «сохранения организационных кадров», прикрываясь которой можно было оправдывать перед зарубежным центром невыполнение многих его явно неприемлемых поручений.

Активность Мирона на некоторое время даже выдвинула его на первое место среди «единомышленников» на Украине. Но со временем основная роль и «лавры» руководителя перешли к Панчишину-Дорошенко, который действовал в тесном контакте с работниками Комитета государственной безопасности и чётко играл определенную ему роль. А провод ОУН всё настаивал на активизации деятельности «патриотов в крае», требовал более полной информации о всё более глубоких слоях политической и общественной жизни Советской Украины, которые могли бы пригодиться для расчёта со специальными ведомствами западных стран.

Рассказывая о Мироне, мы уже упоминали, как оуновские главари пытаются использовать вовлечение в ОУН для усиления морального давления на избранного ими кандидата. Мирону и некоторым из других уже упоминавшихся лиц пришлось присутствовать при ещё одном мистически-масонском спектакле, разыгранном с участием весьма амбициозного оуновского лидера из Соединённых Штатов Америки — Игоря Шперналя.

Шперналь родился в начале 1930-х годов в Тернопольской области (в то время в составе Второй Польской республики — примечание переводчика), в 1944 году вместе с отцом, бывшим немецким полицаем, выехал на Запад и в конце концов оказался в США. В молодости был активистом Союза украинской молодёжи, даже возглавлял её филадельфийский отдел, а впоследствии стал референтом главной управы.

В сентябре 1979 года прибыл в Польшу, посетив перед тем Англию и Западную Германию. Там Шперналя основательно проинструктировали относительно задачи, которую ему предстояло выполнить во время пребывания в Польше. Говорил с ним сам председатель провода ОУН-р Ярослав Стецько.

Подстегиваемый самовлюблённостью, Шперналь заявил на специально организованной ради его приезда встрече «единомышленников» из Польши и Украины, что он состоит в центральном проводе ОУН, хотя формально и не избирался его членом. Все участники встречи оказались намного старше Шперналя, намного больше видели в своей непростой жизни и сделали свой вывод из довольно своеобразного положения Шперналя в центральном проводе. Ведь и раньше бывало такое, когда агент немецкой, английской или американской разведки, приставленный ею к проводу ОУН, имел больше прав, чем действительные его члены, избранные Большим сбором или назначенные председателем провода. Не удивительно, что Стефан решил устроить перед «влиятельным» гостем помпезно-показательную демонстрацию своей и своих единомышленников преданности ОУН и её атрибутике.

На встречу со Шперналем, кроме Стефана, прибыли Мирон из Украины и Ян-Гордон (здесь представили его Янеком) из Вроцлава.

Когда Стефан привел Шперналя к себе домой, все четверо поклялись перед крестом и жёлто-голубым флажком, что не будет измены. Слова клятвы произносил Стефан, а за ним повторяли все присутствующие.

Шперналь на правах председательствующего (а как же, прибыл с полномочиями провода и самого Стецько) прежде всего рассказал о своих заслугах перед ОУН и о положении за рубежом. После него говорил Мирон, пересыпая рассказ выражениями-лозунгами вроде «Украина живёт! Украина борется!», «Борьба распространяется по всей Украине!». Именно это и хотелось услышать заокеанскому гостю. Когда Мирон закончил своё патетическое выступление, в котором не было

ни грана от логической оценки настоящего положения в крае, растроганный Шперналь бросился к нему и картинно расцеловал.

Искусственный пафос встречи ещё больше разжег оуновского эмиссара, и он предложил явно нереальный план: высылать верную национализму молодёжь на Запад, хоть и группами по 50 человек, для соответствующей подготовки и последующей переброски обратно на Украину для организации оуновской работы.

В то время ОУН-р готовилась к своему очередному Большому сбору, и Шперналь предложил Стефану, Гордону и Мирону разработать и переслать на Запад заявления по вопросам, которые бы способствовали поднятию авторитета «группы патриотов в крае», всей ОУН-р и его самого, Игоря Шперналя, как полномочного представителя председателя провода Ярослава Стецько. Эти заявления должны поддержать политическую и организационную линию ОУН-р по таким вопросам:

— Относительно Хельсинкских договоренностей. В частности, желательно было бы добиваться в заявлении с края освобождения из заключения отдельных «политических заключённых» и дать проводникам ОУН-р полномочия вести от их имени такую «освободительную» кампанию за рубежом;

— Отношение к Олимпийским играм 1980 года, конкретные предложения о делегировании «своих людей», способных выполнить поручение зарубежного центра ОУН;

— Церковные дела, особенно в связи с 1000-летием крещения Руси. С края зарубежный центр ожидает поддержки идеи создания греко-католического патриархата, а также положительного отношения к проблемам «православной украинской церкви».

Шперналь заявил, что желательно также получить из края и другие заявления, меморандумы о работе очередного Большого сбора ОУН.

Он же поделился с участниками встречи своим опытом проведения организационной работы, сообщив при этом, что для осуществления отдельных акций на территории Украины бандеровский провод ОУН практикует использование украинцев из США и других западных стран, которые выезжают в Советский Союз по частным делам. Правда, делается это во многих случаях под «чужим флагом» от имени мельниковской ОУН или Зарубежного представительства Украинского главного освободительного совета (ЗП УГОС). Дело в том, что на случай провала эмиссаров бандеровские верховоды предпочитают оставаться в тени. К тому же появляется возможность скомпрометировать как неудачников конкурентов из ОУН-м или ЗП УГОС. Гордый такой «мудростью», Игорь Шперналь рекомендовал применять те же методы и в работе в крае.

Нет смысла освещать весь ход встречи с Шперналем, его глобальные обещания и восхваления. Он вдохновенно играл свою роль полномочного посланника провода ОУН. А закончился весь этот спектакль тем, что присутствующие расписались на жёлто-голубых флажках, заранее заготовленных в двух экземплярах. Один остался у Стефана, а второй повёз с собой Шперналь. На нём четыре имени-псевдонима: Игорь, Стефан, Янек, Мирон. Договорились также, что дату подписания Шперналь проставит уже после возвращения в США. Конспирация, видите ли. А вскоре на Украину поступило сообщение из-за границы, что Мирон кооптирован в состав центрального провода ОУН и «за заслуги в работе» награждён «высокой наградой — Золотым крестом имени Бандеры»...

Выступая на пресс-конференции в Киеве в сентябре 1988 года, представитель Комитета государственной безопасности Украинской ССР заявил, что в ходе операции против Заграничных частей ОУН, кроме уже названных Стефана и Гордона в Польше и Мирона во Львове, был выявлен также факт вербовки бандеровским центром ещё одного из бывших оуновцев — Славутича в Киеве.

Славутич стал членом ОУН во время немецко-фашистской оккупации Украины и после изгнания захватчиков продолжал поддерживать непосредственные связи с главарями так называемого краевого провода ОУН. Его преступная деятельность завершилась осуждением в 1947 году к пяти годам заключения. Кстати, в Дубравном исправительно-трудовом лагере он познакомился и даже сблизился с бывшим митрополитом униатской церкви, нацистским коллаборационистом Иосифом Слипым.

Это обстоятельство позже сыграло далеко не последнюю роль для принятия зарубежными оуновцами решения о восстановлении Славутича в членстве ОУН. Очевидно, в выгодном для эсбистов из Зарубежных частей ОУН плане характеризовали Славутича и его родственники в США и Канаде. Да и разве мог, скажем, родной брат Славутича сказать что-то плохое? Ведь негативная характеристика близкого родственника автоматически бросила бы тень на него самого. Он же дорожил своей юридической практикой, а о методах службы безопасности знал больше других, потому что ещё в период немецко-фашистской оккупации западноукраинских земель прошёл основательную стажировку как переводчик в нацистской СД.

Относительно же знакомства Славутича с Иосифом Слипым, то сообщил об этом бандеровцам Мирон, назвав своего протеже «безгранично преданным нашему делу».

Тот же Мирон во время встречи в Польше с эмиссаром центрального провода Игорем Шперналем в 1979 году предложил кандидатуру Славутича на пост первого заместителя председателя провода ОУН-р. Это вызвало недовольство Билинского-Стефана, вождистские претензии которого горячо поддержал его ближайший помощник Гордон, и Шперналь повёз с собой предложение рекомендовать на пост заместителя Стецько более известного за рубежом Стефана.

Однако рекомендация Мирона всё-таки сыграла свою роль, и в 1980 году Славутич был кооптирован в состав центрального провода ОУН-р.

Благодаря Святославу Панчишину, Юрию Иванченко и другим участникам операции «Бумеранг» практическая деятельность Славутича, как и Мирона, полностью контролировалась органами государственной безопасности и направлялась на фактическое содействие положительному решению задач, определённых планами чекистов.

Это и перевесило чаши весов правосудия в сторону освобождения Славутича от уголовной ответственности. Ведь своими действиями, как заявил на пресс-конференции представитель КГБ, ни Славутич, ни Мирон «не нанесли существенного вреда интересам нашего государства». Более того, став невольными участниками осуществляемой КГБ СССР — МВД ПНР операции, они, как и некоторые другие такие же лица, не имевшие контактов с органами государственной безопасности, в определённой степени даже способствовали решению поставленных задач, в частности их мнения, некоторые письма и предложения, адресованные главарям ЗЧ ОУН, способствовали укреплению доверия к Панчишину и Иванченко.