Хорал

Айк и Бобби

Они запрыгнули на велосипеды, выехали с домашней дорожки на гравийное покрытие Рейлроуд-стрит и направились на восток, к городу. Воздух все еще был прохладен, пах конским навозом, деревьями, сухой сорной травой, землей и чем-то еще, что они не могли назвать. Перед ними пара сорок раскачивалась, крича, на ветке виргинского тополя, потом одна из птиц упорхнула к деревьям возле дома миссис Фрэнк, а другая четырежды прострекотала, резко и коротко, и тоже улетела.

Они катили по гравийной дороге, миновали старый заброшенный газовый завод с высокими заколоченными окнами, свернули на тротуар Мэйн-стрит, подпрыгивая, пересекли железнодорожные пути и выехали на мощенную булыжником платформу у станции. Это было одноэтажное здание из красного кирпича с зеленой черепичной крышей. Внутри находился зал ожидания, душный и пыльный, три или четыре деревянные скамьи с высокой спинкой, похожие на церковные, выстроились в ряд лицом к поезду, а касса с единственным окном скрывалась за черной решеткой. У стены снаружи на брусчатке стоял старый зеленый молочный фургон на железных колесах. Фургон больше не использовался. Но Ральфу Блэку, начальнику станции, нравилось, как тот смотрится на платформе, так что он не стал его убирать. Забот у Блэка было немного. Пассажирские поезда останавливались в Холте лишь на пять минут, прибывали и уходили, этого времени хватало, чтобы два-три пассажира могли сесть или сойти, а сотрудник в багажном вагоне выбрасывал на платформу «Денверские новости». Газеты уже лежали там, стопка перевязана бечевкой. Нижние порвались при падении о грубые булыжники.

Мальчики прислонили велосипеды к молочному фургону, Айк складным ножом перерезал бечевку. Затем они сели на коленки, разделили стопку пополам и принялись скатывать газеты в трубочки и перетягивать резинками.

Они почти закончили, когда Ральф Блэк вышел из кассы и встал над мальчишками, отбрасывая на них длинную тень, заслоняя им свет, смотрел, как они трудятся. Костлявый старик с брюшком пожевывал сигару.

– Что-то вы, малыши, припозднились сегодня? – заметил он. – Газеты уже час тут лежат.

– Мы не малыши, – возразил Бобби.

Ральф рассмеялся.

– Может, и нет, – сказал он. – Но вы все равно опоздали.

Они ничего не ответили.

– Так ведь? – настаивал Ральф. – Я сказал, вы ведь все равно опоздали.

– А вам-то что? – спросил Айк.

– Что ты сказал?

– Я сказал…

Он не договорил и вместо этого продолжил скатывать газеты, сидя на коленках на булыжниках рядом с братом.

– Так-то, – поднажал Ральф Блэк. – Не стоит такое повторять. А не то кто-то может вас отшлепать. Хотите, чтобы я вас отшлепал? Я готов, видит бог.

Он уставился вниз, на их макушки. Они не желали ему отвечать и даже замечать его, так что он перевел взгляд на железную дорогу и сплюнул коричневый табак через их головы на рельсы.

– И прекратите прислонять свои велики к фургону. Я вас уже предупреждал, – произнес он. – В другой раз отцу вашему позвоню.

Мальчики закончили скатывать газеты, встали, чтобы убрать их в холщовые сумки на велосипедах. Ральф Блэк посмотрел на них с чувством удовлетворения, снова плюнул на путь и вернулся в кассу. Когда дверь закрылась, Бобби сказал:

– Он никогда нам такого не говорил.

– Он просто старый козел, – ответил Айк. – Он никогда нам такого не говорил. Поехали.

Они разделились и двинулись каждый по своему маршруту. Между ними лежал весь город. Бобби выбрал старую, более обжитую часть Холта, юг, где широкие ровные улицы были усажены вязами, акациями, каркасом[1] и вечнозелеными деревьями, где уютные двухэтажные дома окружали газоны, а к гаражам вели подъездные гравийные дорожки, в то время как Айк взял три квартала Мэйн-стрит по обе стороны улицы, магазины и темные квартиры над магазинами, а также северную часть города по ту сторону железной дороги, где было много пустырей, а дома были меньше, выкрашены в голубой, желтый или бледно-зеленый, на задних дворах часто водились куры в проволочных загонах, тут и там обнаруживались собаки на цепи, и заброшенные автомобили ржавели в зарослях костреца[2] и краснокоренника[3] под раскидистыми шелковицами.

Доставка «Денверских новостей» заняла около часа. Затем они встретились на углу Мэйн и Рейлроуд-стрит и погнали домой по колее гравийной дороги. Промчались мимо кустов сирени во дворике миссис Фрэнк, ароматные метелки уже давно отцвели и засохли, а листья в виде сердечек запылились от проезжавших автомобилей; миновали узкое пастбище, домик в ветвях серебристого тополя на углу, повернули к своей дорожке у дома и бросили велосипеды на лужайке.

Наверху в ванной они причесались мокрой расческой, уложив волосы волнами и слегка приподняв их ладошками над лбами. Вода стекала по щекам, затекала за уши. Мальчики вытерлись полотенцами и вышли в коридор, в сомнении встали у двери, а затем Айк повернул ручку, и они вошли в затемненную комнату.

Она лежала в гостевой постели на спине, рука все еще была запрокинута на лицо – поза выражала великое страдание. Худощавая женщина, будто захваченная невыносимыми раздумьями, бездвижная, казалось, даже не дышала. Они остановились в дверном проеме. Свет тонкими лучами пробивался по краям занавесок, и через всю комнату до детей доносился запах мертвых цветов из вазы на высоком комоде.

– Да? – спросила она.

Не пошевелилась, не двинулась. Произнесла это почти шепотом.

– Мама?

– Да.

– С тобой все хорошо?

– Можете подойти поближе, – сказала она.

Они подошли к постели. Она убрала руку с лица и взглянула на них – на одного мальчика, потом на другого. В тусклом свете их мокрые волосы казались очень темными, а синие глаза – почти черными. Они стояли у кровати и смотрели на нее.

– Тебе не лучше? – спросил Айк.

– Ты не хочешь встать? – спросил Бобби.

Ее глаза казались стеклянными, будто ее лихорадило.

– Вы уже готовы к школе? – спросила она.

– Да.

– Который час?

Они посмотрели на часы на комоде.

– Четверть восьмого, – сказал Айк.

– Вам пора. Не стоит опаздывать. – Она едва улыбнулась и протянула к ним руку. – Поцелуете меня перед уходом?

Они наклонились и поцеловали ее в щеку, один за другим, быстрыми застенчивыми поцелуями маленьких мальчиков. Ее щека была прохладной и пахла мамой. Женщина взяла их руки и прижала на мгновенье к своим прохладным щекам, разглядывая их лица и темные влажные волосы. Мальчики едва могли вынести этот взгляд. Они стояли в неловком ожидании, склонившись над постелью. Наконец она отпустила их руки, и они выпрямились.

– Вам уже пора, – проговорила она.

– Пока, мама, – сказал Айк.

– Надеюсь, ты поправишься, – сказал Бобби.

Они вышли из комнаты и закрыли дверь. Снова очутившись на улице под ярким солнцем, пересекли лужайку перед домом, затем Рейлроуд-стрит и пошли по тропинке через заросшую сорняками канаву, железнодорожные пути и старый парк к школе. Придя на игровую площадку, они разделились и присоединились каждый к своей группке друзей, принялись болтать с другими мальчиками из своих классов, пока не прозвенел первый звонок и их не позвали на урок.