Хорал

Виктория Рубидо

Вечером, когда девушка вышла из кафе, еще не было холодно. Но было свежо, и в душе рождалось осеннее предчувствие одиночества. Что-то невыразимое витало в воздухе.

Она направилась прочь от центра города, пересекла железнодорожный переезд и двинулась к дому в сгущавшихся сумерках. Большие фонари уже зажглись на перекрестках, их голубой свет проливался лужицами на мощеные тротуары, на крыльцах домов над закрытыми дверями тоже загорелись лампы. Девушка свернула на узкую улочку, прошла мимо низких домишек и приблизилась к своему. Он казался неестественно темным и тихим.

Она дернула дверь, но та была заперта.

– Мама? – позвала она. Постучала разок. – Мама?

Она встала на цыпочки и заглянула внутрь в узкое окошко в двери. В задней части дома горел тусклый свет. Единственная лампочка без плафона в закутке между двумя спальнями.

– Мама. Впусти же меня. Ты меня слышишь?

Она схватилась за ручку двери, тянула ее на себя, поворачивала, стучала в окно, отчего маленькое толстое стекло в нем дребезжало, но дверь не открывалась. Потом и тусклый свет в закутке погас.

– Мама. Не надо. Прошу.

Она прижалась к двери.

– Что ты делаешь? Прости меня, мама. Пожалуйста. Ты меня не слышишь?

Она подергала дверь. Приникла к ней головой. Дерево было холодным, твердым, и девушка ощутила усталость, разом накатившую на нее. К ней подкрадывалась паника.

– Мама. Не делай этого.

Она оглянулась. Дома и голые деревья. Прислонившись спиной к холодным доскам фасада, она сползла вниз, на пол крыльца. Казалось, она растворялась, уплывала прочь, блуждала в горестном оцепенении, не в силах поверить в происходившее. Всхлипнула. Окинула взглядом безмолвные деревья и темную улицу, дома напротив, где люди осмысленно двигались в ярко освещенных окнах, снова посмотрела на кроны деревьев, качнувшиеся от легкого ветра. Она сидела, пялясь в пустоту, не двигаясь.

Позже она вышла из этого состояния.

– Ладно, мама, – сказала она. – Тебе не стоит беспокоиться. Я ушла.

По улице медленно проехал автомобиль. Люди в машине глазели на нее, мужчина и женщина повернули в ее сторону головы.

Она сошла с крыльца, потуже запахнула легкую джинсовку на девичьей груди, на тонкой талии и побрела прочь от дома назад в город.

Теперь уже было совсем темно и зябко. Улицы почти пустовали. С заднего двора какого-то дома с громким лаем к ней выбежал пес, и она протянула к нему руку. Пес попятился и снова загавкал, его челюсть открывалась и закрывалась, как у заводного.

– Вот, – сказала она.

Он с опаской приблизился и обнюхал ее ладонь, но, едва она шевельнулась, снова принялся лаять. В доме позади него зажегся свет. В дверях появился мужчина и закричал:

– Черт возьми, а ну иди сюда!

И пес развернулся и потрусил к дому, остановился, погавкал еще и забежал внутрь.

Она шла дальше. Снова пересекла железнодорожные пути. Впереди на Второй улице светофор сменил цвет с красного на зеленый, потом на желтый, несмотря на поздний час, мерцал над черной, почти пустой мостовой. Она миновала темные магазины, заглянула в окна кафе: там было тихо, столики стояли ровными рядами, а знак «Пепси» на задней стене освещал аккуратные стопки чистых стаканов, выставленных на прилавке. Она направилась вверх по Мэйн-стрит к шоссе, пересекла его, прошла мимо безлюдной заправки с ярко освещенными бензоколонками – лишь оператор сидел за прилавком и читал журнал; свернула за угол и вышла к каркасному дому в трех кварталах от школы, где, как она знала, живет Мэгги Джонс.

Она постучала в дверь и застыла в ожидании. В голове не было ни одной мысли. Спустя какое-то время на крыльце над ее головой включилась желтая лампа.

Мэгги Джонс открыла дверь в банном халате, ее черные волосы уже растрепались от сна. Лицо выглядело проще, чем днем, – не таким эффектным без макияжа и слегка припухшим. Пояс не был завязан, и, пока она отпирала дверь, халат распахнулся, и из-под него показалась нежно-желтая ночнушка.

– Виктория? Это ты?

– Миссис Джонс. Можно с вами поговорить? – спросила девушка.

– Ну, милая, да. Что стряслось?

Девушка вошла в дом. Когда они проходили через гостиную, Мэгги взяла с дивана плед и накинула его на плечи гостье. Затем они час сидели за столом в кухне в тишине ночи, разговаривали и пили горячий чай, пока все соседи спали, мерно дышали и видели сны в своих постелях.

Девушка сидела за столом, грея руки о кружку. Постепенно она начала рассказывать о своем парне. О том, как они проводили ночи на заднем сиденье его машины, припаркованной в пяти милях к северу от города, на проселочной дороге, обрывавшейся у заброшенной фермы с ветхим сараем и поломанным ветряным насосом, где редкие низкие деревца чернели на фоне темного неба, а ветер дул в открытые окна автомобиля, принося с собой запах полыни и летнего разнотравья. Как они любили тогда. Она кратко рассказала об этом. О том, как он пах в ее объятьях кремом после бритья, о касаниях его рук и поспешности, с которой они это делали, о тихих недолгих разговорах после. А потом они всегда ехали домой.

– Да, – сказала Мэгги. – Но кто он?

– Парень.

– Разумеется, милая. Но как его зовут?

– Я не хочу говорить, – сказала девушка. – Он не захочет ребенка. Он не признает его. Он не из таких.

– Что ты имеешь в виду?

– В нем нет отеческой любви.

– Но он должен взять на себя хотя бы часть ответственности, – возразила Мэгги.

– Он из другого города, – сказала девушка. – Не думаю, что вы его знаете, миссис Джонс. Он старше. Он не из школы.

– Как ты с ним познакомилась?

Девушка окинула взглядом безупречную кухню. Тарелки сохли на сушилке у раковины, белые эмалированные банки стояли ровным рядком под сверкающе чистыми навесными шкафчиками. Она укутала плечи в плед.

– Мы встретились летом на танцах, – проговорила она. – Я сидела у двери, он подошел и позвал меня танцевать. Он был красивым. Когда он позвал меня, я ответила: «Я тебя даже не знаю». А он возразил: «А что тут знать?» – «Ну, кто ты?» – спросила я. «А это важно? – спросил он. – Это не важно. Я просто прошу тебя выйти в зал и потанцевать со мной». Порой он так выражался. И я сказала ему: «Ладно. Посмотрим, умеешь ли ты танцевать, кто бы ты ни был, раз уж не хочешь представиться». Я встала, и он взял меня за руку и повел на танцпол. Он был еще выше, чем мне показалось сначала. Тогда все и началось. Вот так.

– Потому что он хорошо танцевал, – сказала Мэгги.

– Да. Но вы не понимаете, – продолжила девушка. – Он был милым. Он был добр ко мне. Он говорил мне приятное.

– Правда?

– Да. Он говорил приятное.

– Например?

– Например, однажды он сказал, что у меня красивые глаза. Он сказал, мои глаза – как черные бриллианты, сверкающие на фоне звездного неба.

– Так и есть, милая.

– Но никто и никогда мне такого не говорил.

– Нет, – согласилась Мэгги. – Они никогда не говорят.

Она выглянула в дверной проем, ведущий в другую комнату. Подняла свою кружку с чаем, отпила из нее и поставила на стол.

– Продолжай, – попросила она. – Хочешь рассказать до конца?

– Потом я начала встречаться с ним в парке, – сказала девушка. – Оттуда он меня забирал. Возле зерновых элеваторов. Я садилась к нему в машину, и мы ехали в кафе «У Шаттук» на шоссе, съедали по гамбургеру или что-то в этом духе, а потом катались часок по окрестностям с открытыми окнами, болтали, он говорил забавные вещи, радио было настроено на Денвер, ночной воздух наполнял машину. А после, спустя какое-то время, мы всегда приезжали к той заброшенной ферме и останавливались. Он говорил, что она только наша.

– Но он никогда не приезжал забрать тебя к твоему дому?

– Нет.

– Ты не хотела этого?

Девушка покачала головой.

– Не при маме же. Я попросила его так не делать.

– Понимаю, – откликнулась Мэгги. – Продолжай.

– Больше и рассказывать нечего, – закончила девушка. – Когда начались занятия в школе, в конце августа, мы еще пару раз катались вместе. Но что-то изменилось. Не знаю что. Он ничего не говорил. Он не предупредил меня. Просто перестал меня забирать. Однажды он просто больше ко мне не приехал.

– Ты не знаешь почему?

– Нет.

– Ты знаешь, где он сейчас?

– Не уверена, – сказала девушка. – Он что-то говорил про Денвер. Он знал кого-то в Денвере.

Мэгги Джонс пристально изучала ее. Девушка выглядела уставшей и грустной; закутавшаяся в плед, она была похожа на жертву крушения поезда или наводнения, на печальный обломок катастрофы, которая обрушилась на нее, сбила с ног и понеслась дальше. Мэгги встала, взяла их кружки, выплеснула остатки чая в раковину. Остановилась у стола, глядя на девушку.

– Но, милая, – воскликнула она горячо, – ради Бога! Неужели ты ничего не знала?

– О чем?

– Вы вообще как-то предохранялись?

– Да, – ответила девушка. – Он предохранялся. Но пару раз защита рвалась. По крайней мере, он так говорил. Он мне так сказал. После, когда я возвращалась домой, я пользовалась горячей соленой водой. Но не помогло.

– В смысле, горячей соленой водой?

– Я впрыскивала ее внутрь.

– Но ведь это больно?

– Да.

– Ясно. И теперь ты хочешь его оставить.

Девушка взглянула на нее быстро, испуганно.

– Ведь ты не обязана, – сказала Мэгги. – Я схожу с тобой к доктору, помогу тебе поговорить с ним. Если ты этого хочешь.

Девушка отвернулась от стола в сторону окна. Стекло отражало все предметы в кухне. А вдалеке виднелись темные дома соседей.

– Я хочу его оставить, – все еще глядя в окно, произнесла она мягким и ровным голосом.

– Ты уверена?

– Да, – сказала она.

Повернулась к Мэгги. Ее глаза казались очень большими и темными, она не моргала.

– Но если ты передумаешь…

– Знаю.

– Ладно, – проговорила Мэгги. – Думаю, нам лучше уложить тебя спать.

Девушка поднялась из-за стола.

– Спасибо вам, миссис Джонс, – поблагодарила она. – Спасибо, что вы так добры ко мне. Я не знала, что мне еще делать.

Мэгги Джонс обняла ее.

– О милая, – вздохнула она. – Я так тебе сочувствую. Тебе будет так нелегко. Ты еще этого не знаешь.

Так они и стояли на кухне в обнимку.

А потом Мэгги сказала:

– Здесь еще живет мой отец. Не знаю, как он это воспримет. Он старенький. Но я буду рада, если ты останешься здесь. А дальше посмотрим.

Они вышли из кухни. Мэгги нашла девушке длинную фланелевую ночнушку и постелила ей в гостиной на диване. Девушка легла.

– Доброй ночи, миссис Джонс.

– Доброй ночи, милая.

Девушка закуталась в одеяла. Мэгги вернулась в свою спальню, а потом девушка уснула.

Ночью она проснулась оттого, что кто-то кашлял в соседней комнате. Она вгляделась в незнакомую темноту. Странная комната, странные вещи. Где-то тикают часы. Села. Но больше никаких звуков не было. Она снова легла. Уже почти уснув, услышала, как он встал с постели и прошел в ванную. Она слышала звук льющейся мочи. Смыв. После он вышел и встал в дверном проеме, уставившись на нее. Старик с седой шевелюрой в мешковатой полосатой пижаме. Он прокашлялся. Почесал худой зад, смяв пижамные штаны. Стоял и смотрел на нее. Затем он прошлепал по коридору в свою постель. После этого она постепенно снова погрузилась в сон.