Хорёк-писатель в поисках музы

Глава 21

Едва она взбила тесто и вылила в вафельницу первую порцию, как сверху донесся частый топоток: Баджирон спускался по лестнице. Через несколько секунд он появился на пороге кухни с одним-единственным листком бумаги в лапах.

— Готово! — объявил он. — Я закончил свой роман. Даниэлла ошеломленно уставилась на него.

— Как это, Баджи? Закончил?..

— Так это. Я написал «Там, где ступила лапа хорька».

Даниэлла взяла у него листок, быстро пробежала глазами давно знакомый ей первый абзац и дочитала остаток:

«И вот он осознал, что рассвет, который он приветствует в этот миг, станет для него началом новой жизни.

«Впервые отпрыск Ротскитов осмелится сбросить с себя бремя аристократии! — подумал он. — Театр зовет меня — и я откликнусь на зов».

И с этой мыслью он упаковал саквояж, оставил записку, в которой говорилось, что всем тяготам жалкого графского существования он решил предпочесть полнокровную жизнь актера-трагика, и покинул город, устремившись в далекие дали на поиски своей звезды».

«Конец»

Даниэлла подняла голову.

— Баджи?..

Баджирон испытующе глядел на нее. Глаза его сияли, плечи гордо распрямились, словно ему удалось наконец сбросить с себя тяжелый груз.

— Вот это... — осторожно проговорила она, — ...это и есть «Там, где ступила лапа хорька»?

— Не хотелось оставлять его незаконченным.

— Баджи?..

— Это — краткий роман. Я сегодня понял, что классика — это не для меня. Название — в самый раз для бестселлера, но как написать эту книгу, я не знаю. Мне с ней было тяжело. Совсем не весело. Никакого развлечения.

— Ты это не выбрасывай, — попросила Даниэлла, протягивая ему листок. — У меня такое чувство...

Баджирон коснулся листка, но так и не взял его.

— Сохрани его сама, — сказал он. — Это все, что мне удалось заставить себя не порвать.

— Баджи...

— Не волнуйся, Даниэлла. Иногда бывает так, что выбросить историю — это единственный способ ее сохранить. Если в ней что-то есть, она обязательно вернется — в другом обличье.

Едва он установил телефонный отвод под кухонным шкафом, как раздался звонок. Баджи только-только успел соединить провода, а потому от неожиданности дернулся так, словно его стукнуло током.

Только после третьего звонка он пришел в себя и снял трубку.

— О, Воксхолл! Как я рад вас слышать!

Затем он на какое-то время умолк. Он слушал своего издателя — того, кто поверил в него и в Стайка и стал ему настоящим другом.

— Только не у нас. Знаете, какое лето в Монтане? Если тебе не нравится погода, просто подожди пять минут — и все изменится...

Даниэлла вошла в залитую солнцем кухню и уселась на высокий табурет: ей хотелось послушать разговор.

«Почему он звонит? Будет что-то хорошее. Я точно знаю», — думала она.

— Да, сэр. Вы могли бы перенести свой офис с Манхэттена в наш Прыг-Вбок. Тут рядом с продуктовым магазином большущий дом пустует. Вы могли бы снять его задешево.

Долгая пауза.

— В самом деле? О Воксхолл! Спасибо вам!

Даниэлла впилась в него взглядом, просительно приподняв брови и вытянув лапы: «Ну пожалуйста, скажи! Что он говорит?»

— Как я рад это слышать! У меня даже слов нет... Вы не представляете, как это замечательно!

«Это не просто дружеский звонок», — подумала Даниэлла.

— Ну и ну! Столько читателей!..

Он раздул щеки, показывая Даниэлле, что не верит собственным ушам, и прошептал, прикрыв трубку:

— Ого-го!

Но Даниэлла поверила сразу.

«Мой Баджи — вне конкуренции, — подумала она. — Отныне и до конца своих дней Издательский дом «Хорек» не сможет получить книгу Хорька Баджирона ни от кого, кроме самого Хорька Баджирона. Все остальное будет лишь жалким подражанием».

— Каждый писатель мечтает о таком издателе, которому его книги нравились бы по-настоящему...

«Его издатель хочет еще одну историю Стайка, — сообразила Даниэлла. — Он бы не позвонил, если бы книжки про Стайка не продавались лучше некуда».

— Конечно. Я тщательно это обдумаю. А потом мы еще раз побеседуем.

Даниэлла пыталась понять, в чем же дело. Усы ее встопорщились, лоб собрался в складочки.

— Передам. И от нее вам привет, Воксхолл. Спасибо за звонок. Пока...

Даниэлла заставила себя подождать несколько секунд, а потом выпалила:

— Ну, что он говорит?

— Воксхолл передает тебе сердечный привет, — сообщил Баджирон. Он все еще пытался переварить неожиданную новость.

— Какой внимательный хорек, — заметила Даниэлла.

— Ему понравился «Стайк и пчелы-разбойники». Даниэлла соскочила с табурета и крепко обняла мужа.

— Еще бы! Как он может не понравиться?! Ура, Баджи!

— Он хочет, чтобы я и дальше писал книги о Стайке. Он говорит, что эти истории нравятся не только щенкам, но и их родителям. Взрослым. Они покупают Стайка как подарочную книгу. Воксхолл говорит, что теперь их не остановить — раз уж это началось...

— Ты сказал ему, что не хочешь навсегда войти в роль щенячьего писателя?

— Нет.

— Почему?

— Он говорил очень серьезно. Он хочет подписать контракт на новые книги. Еще на три повести.

— Контракт на три книги?! — Даниэлла готова была подпрыгнуть от радости. Но она поспешно усмирила свой восторг и внимательно взглянула на мужа.

— Что ты об этом думаешь?

— Я так долго считал, что моя судьба — «Там, где ступила лапа хорька»! Неужели я приехал сюда для того, чтобы писать роман, но так и не написать его?

— Ты пришел в этот мир, чтобы сделать лучшее, на что ты способен, — проговорила Даниэлла. — Если бы тебе суждено было написать об Урбене де Ротските, ты написал бы о нем, и ничто в целом свете не помешало бы тебе это сделать.

Баджирон с облегчением улыбнулся.

— «Там, где ступила лапа хорька» — книга не для меня, Даниэлла, — сказал он. — Не писать мне романов!

Даниэлла вслушалась, пытаясь понять, что же стоит за его словами. Нет, никаких душевных терзаний, никакой жалости к себе. Баджирон вовсе не чувствовал себя мучеником. Он преобразился до неузнаваемости — прямо у нее на глазах!

Даниэлла улыбнулась.

— «Прислушивайся к своей жизни, — процитировала она «Пчел-разбойников». — Она расскажет тебе все, что тебе нужно знать о том существе, которым ты можешь стать».

Он выслушал ее и сладко потянулся, сощурившись от солнечного света. Он уже и не помнил, когда в последний раз у него было так спокойно на душе.

— По-моему, жизнь советует мне воздержаться от всяческих перьев и фиолетовых чернил. На какое-то время. Может быть, даже навсегда. Все, чего я сейчас хочу, — быть тем существом, которое пишет о приключениях Колибри Стайка.