Храм

11

Свист еще немного покружил вокруг поляны, осторожно пробираясь в густом подлеске. Ни души.

Следы на утоптанной траве говорили красноречивей некуда – здесь прошла дюжина людей, вот тут кто‑то лежал, наверняка пленники, а потом все они ушли туда.

По тропе.

Вниз.

Свист глубоко вздохнул, стараясь унять волнение и начал долгий спуск. В этом месте обрыв превращался в крутой каменистый склон, поросший крючковатыми деревцами. Тропа цеплялась за стену обрыва, перепрыгивая узкие расселины, петляла между валунов и катилась все ниже.

Спуск занял несколько часов. Дважды Свист присаживался отдохнуть на камень, продвижение требовало нешуточного напряжения сил и внимания. Но гораздо труднее было найти правильные слова для себя самого, чтобы голос (не загадочный зов, а свой родной, тот, который столько раз убеждал его отказаться от опасных походов), уговаривающий повернуть, бросить рисковую затею, вернуться назад, не одолел его. Вернуться очень хотелось, но верные ноги делали шаг за шагом и несли его вниз. Спасибо им, а то бы он наверняка повернул.

Тропа была полна свидетельств того, что совсем недавно, день–другой тут прошло множество людей.

Меж тем, чем ниже он спускался, тем сильнее ощущал близость Нижнего Леса – воздух становился влажным, полным острых и незнакомых запахов.

Наконец он остановился. У самых его ног лежали верхушки местных деревьев с длинными, похожими на кинжалы, листьями. Зеленый океан простирался, насколько хватало глаз, где‑то далеко растворяясь в голубой дымке. До земли оставалось всего ничего.

Покинув каменистую тропу, он с опаской ступил на мягкую, податливую словно перина, почву Нижнего Леса. Тут оказалось не так уж и темно, солнце бросало косые лучи сквозь остролистые кроны так, что лес вокруг казался раскрашенным в полоску. От влажной земли подымался пар.

Первое время след упорно отказывался находиться, как будто нарочно прятался, паршивец. Но Свист не сдавался и вскоре уже шагал с оружием в руках, внимательно всматриваясь в неприметную тропку. Путь уводил его на северо–восток, прочь от обрыва.

Вскоре он понял, что дельце ему предстоит еще менее приятное, нежели казалось в начале. Одежда насквозь промокла и прилипала к коже, соленый пот заливал глаза, а над головой неотступно висела охочая до крови мошкара. Лес тут звучал совсем иначе, отовсюду неслись звуки, свидетельствующие о том, что здешняя чаща населена куда обильнее, нежели светлые опушки его родного леса: что‑то чавкало в кронах, хрустело ветками за поворотом тропы и с утробным ворчанием ломилось через подлесок совсем недалеко.

Ступать приходилось очень осторожно, то и дело земля под ногами норовила превратиться в топкую жижу, то тут, то там невидимые гады шевелили палую листву – это пугало Свиста. Когда же с одной из веток на его плечо упало крупное насекомое размером с флягу для воды, Свист едва не закричал от страха и омерзения. Отшвырнув членистоногую пакость как можно дальше, Свист замотал шею платком. Пускай и парко, зато подобная мерзость за шиворот забраться не сможет.

Много позже, изнуренный напряженным преследованием, он вышел к подножию крутобокого холма. На травянистых склонах деревьев не росло вовсе, только ползучие растения с большими лиловыми цветками. В зеленой шевелюре отчетливо была видна прорубленная дорожка, идущая вверх. Вершина холма оказалась плоской, как будто ножом срезали. Короной по ее периметру, на равном удалении друг от друга, стояли валуны, каждый ростом со Свиста, никак не ниже. Обращенные к лесу бока украшали выцветшие рисунки – клыкастые, рогатые и красноглазые лики угрожающе смотрели на пришельца.

Свист осторожно заглянул за круг камней. Посреди ровной площадки высился толстый, с руку крепкого мужчины, шест. На самой верхушке шеста имелось причудливое сооружение из костей, тряпок и еще не пойми чего.

Место явно обжитое – вон черное пятно пепелища, оставшееся от костра, чурбанчик для сидения, под рогожей (или чем‑то похожим) запас дров. Песок, устилавший поляну, был неестественно чистым и сухим. Охотник зачерпнул горсть этого песка, потер, пропустил между пальцев – действительно теплый!

Свист сразу понял, что именно в этом месте ночевали те, за кем он гнался.

Тут, на вершине, все еще было светло, но у подножия холма, в джунглях собирались маслянистые сумерки. У охотника не оставалось иного выбора, кроме как заночевать прямо здесь. В конце концов, если бритоголовые отдыхали в кругу камней и с ними ничего не случилось, возможно и он эту ночь переживет.

Огонь разжигать не стал – пока еще хватало света, быстро перекусил, замотал голову платком, проверил и перепроверил оружие, а после, привалившись спиной к шесту, принялся ждать рассвета.

Когда окончательно стемнело, выяснилось, что валуны едва заметно светятся неверным, голубоватым светом. Где‑то в темноте жутко, протяжно, с визгом захохотали. Свист вскочил на ноги, поочередно наводя оружие то на один, то на другой просвет между камнями, силясь разглядеть, что там по ту сторону ограды. Но там стояла ночь, непроглядная и душная.

Свист до боли, до скрежета стиснул зубы, но винтовку опустил. Бритоголовые дикари как‑то должны тут выживать, норы в Нижнем Лесу к жизни непригодны, да и не видал он их на своем пути. Очевидно, что именно этот холм они использовали для ночлега – значит, он имеет те же свойства, что и норы.

Стараясь придать своим рассуждениям больший вес, Свист щелкнул предохранителем винтовки в знак того, что никакой опасности для него нет. Кажется, подействовало, но руки все равно дрожали – каждый житель Дома больше всего боялся остаться ночью под открытым небом. Каждый знал, что темнота укрывает что‑то куда страшнее и опасней медведей и рысей. Сколько раз Свист успевал с последними лучами светила юркнуть в нору, переводя дух, после бешеной гонки с тенями. Сейчас ему было как никогда страшно.

Собрав все силы, он сделал шаг к камням, еще один, и еще. Но как только у подножия холма послышался хохоток (как ему показалось, полный неприкрытой издевки) охотник тут же отскочил в центр поляны, сжимая ложе винтовки трясущимися руками.

Ужас накатывал волнами. Осязаемо ложился неподъемным грузом на плечи, придавливая, мешая дышать. А потом отпускал на время, чтобы снова вернуться, с едва слышным лесным шорохом.

Свист поднес ладони к ушам и открыл по шире рот – это называлось слушать тишину, Пластун научил. Таким образом гораздо легче отличать естественные звуки ночной чащи, от скрытых сигналов настоящей опасности.

«В ночном лесу много страшных вещей, готовых за просто так сгубить охотника», — говорил Пластун. – «Но еще больше их в твоем напуганном воображении. Не плоди зря страхи».

Наставник знал, что говорил, наставник всегда прав!

Свист снова присел у шеста. Он дал себе твердое обещание:

«Если выживу – с понедельника новая жизнь!»

И после некоторых раздумий добавил:

«А что такое понедельник?»

Проснулся легко. Донимавшие всю дорогу кровопийцы ночью куда‑то подевались – наверное, каменный круг так на них действовал. Даже роса, сделавшая склоны холма непроходимо скользкими, не тронула усыпанную песком площадку.

Перед тем как двинуться в путь, Свист изучал подходы к холму – не найдется ли следа ночного насмешника.

Не нашлось.

Охотник двинулся дальше.

Примерно в полдень он вышел к широкому оврагу, почти ущелью, глубиной в три человеческих роста. По дну оврага несла свои мутные воды неторопливая река. Прямо над обрывом торчали два приземистых, но довольно толстых столбика, накрепко вбитых в землю. Каково их назначение охотник так и не понял, но на другой стороне препятствия виднелись точно такие же.

Свист стал на краю оврага, прикинул расстояние – не перепрыгнуть. Перебраться по дну тоже никак не выйдет – он и глубины‑то не знает. А главное, что стены оврага были почти отвесными.

Он присел на столбик, плюнул в реку.

«Обойти?» — думал Свист. – «Неизвестно сколько времени придется потратить».

Но как‑то же дикари, уведшие Пластуна, смогли попасть на тот берег. Может, им веревку перебросили?

Свист поднялся на ноги и принялся обшаривать ближайшие заросли. Почти сразу в густых побегах сочной травы он наткнулся на меховую шапку, мокрую от росы и кишащую муравьями. Сомнений в том, кому принадлежал этот предмет туалета, не возникало! Потерять ее Пластун никак не мог, а значит, специально подкинул – весточку подал.

Воодушевленный приветом от учителя, Свист принялся прочесывать подлесок, заглядывая под каждый куст. Спустя четверть часа безрезультативных поисков, он все же нашел едва приметный схрон – под кустом, укрытая широкими листьями, нашлась свернутая в бухту веревка.

Охотник вернулся к оврагу, размотал веревку, на конце которой обнаружилась петля. Все тут же стало ясно.

Примерившись, он попытался забросить петлю на столбик по ту сторону оврага – не вышло. Ровно, как и во второй раз, и в десятый. Спустя множество безуспешных попыток петля все же стянулась вокруг столба, и Свист смог перебраться по веревке на противоположный берег. Сперва он хотел спрятать веревку, но как ее было отвязать на той стороне? Так что он просто махнул рукой и углубился в джунгли.

Вскоре тропка, по которой он двигался, вышла на широкую, хорошо утоптанную дорожку. Наконец, он остановился у перекрестка – к основной дороге примыкала малоприметная тропинка, уходящая куда‑то на восток вглубь леса. В высокой траве у обочины стоял толстый деревянный столб. На лишенном коры дереве скалились знакомые по ночной стоянке лики.

Очевидно, это был некий указатель направления или отмечающий важный поворот ориентир. Охотники Дома так же ставили камни–путевики, что бы легче было ориентироваться в лесу.

Пока Свист решал, куда ему следует направиться – дальше на север или свернуть, со стороны маленькой тропки послышались голоса. Через несколько десятков метров тропинка, изгибаясь, круто забирала вправо, к югу, так что увидеть, кто там идет Свист не мог. Но, кто бы то ни был, вряд ли он будет дружелюбным по отношению к непрошенному гостю, запросто разгуливающему по здешним угодьям.

Решив не рисковать, оставляя у себя за спиной возможного врага, Свист юркнул в тень низких кустов, где и затаился.

К столбу–указателю вышли двое.

Сидя в зарослях, Свист смог хорошенько их рассмотреть. Как и те, которых прикончил Орех, эти двое носили звериные шкуры, прошитые грубыми нитками и схваченные на талии веревочным кушаком. Головы выскоблены, а на лбу у каждого имелась отметина – синий змей, ползущий от переносицы к макушке.

У этих двоих даже самопалов не было – только копья, топор, да странная разрисованная трубка. На поясе того дикаря, что повыше, висела объемистая кожаная сумка – наверняка для добычи.

— Сегодня меньше, чем обычно, — прогудел долговязый.

— Я говорил, надо было еще немного подождать, может день–другой. Тогда и улов был бы лучше, — у второго недоставало зубов, он отчаянно шепелявил и поминутно сплевывал.

— Змей Ручья меня подгонял, — зло скривился высокий дикарь. – Говорит: Тайра, а почему ты давно слез не носил, или Змей тебе уже не владыка? Сам знаешь, чем такие разговоры заканчиваются. Не хочешь, а побежишь в лес за добычей, в каменную дыру нос сунешь, только бы не слышать от шамана слов таких.

И добавил после паузы.

— Спасибо тебе, что со мной пошел.

— Сочтемся, — улыбнулся тот, что пониже.

Они свернули на главную дорогу и зашагали на север. Шли спокойно, без всякой опаски. Охотник выждал еще немного и, осторожно выбравшись на тропу, двинулся вслед за разговорчивыми варварами, готовый чуть что прыгнуть в кусты.

Дикари о чем‑то переговаривались, но с такого расстояние разобрать слова было никак невозможно. Наконец, они покинули основную дорогу, свернув куда‑то на запад, у такого же столба, как и прошлый.

Свист подождал, пока перестанет качаться задетая аборигенским плечом ветка, и приблизился к развилке. Почти затоптанные, следы говорили, что отряд, за которым он гнался, ушел вперед. Но близился вечер, а это значит, что парочка, за которой Свист крался последний час, должна спешить к ближайшему Убежищу.

Поколебавшись немного, Свист свернул вслед за двумя дикарями, надеясь, что они выведут его к безопасному месту для ночевки.

Остаток пути пришлось проделать чуть ли не ползком, то и дело таясь в лесном разнотравье, под аккомпанемент разгулявшихся к вечеру сверчков.

Его расчет оказался верным, тропинка вышла к маленькому пруду, на берегу которого круг охранных валунов дал приют двум людям. Свист поглядел на дикарей через целик винтовки, ловя мушкой бритую голову. Но передумал – неизвестно, сколько в окрестных лесах засело бритоголовых, а звуки выстрелов точно их переполошат так, что о дальнейшем продвижении можно будет забыть.

Осторожно, стараясь не шуметь и поминутно замирая, охотник пополз в обход озера, чтобы зайти с другой стороны Убежища. Спустя какое‑то время он оказался за спиной отдыхавших в безопасности дикарей.

Вечер планомерно стирал краски, окуная Нижний Лес, пруд и тропу во тьму. Только камни волшебной препоны едва заметно светились. Дикари ужинали, до Свиста долетел запах чего‑то съестного, и негромко переговаривались между собой. О чем они говорят, охотник вслушиваться не стал – некогда.

Свист вынул нож – старый, зазубренный, он скорее был надежным инструментом и помощником, нежели оружием. Пригнувшись, охотник почти бегом преодолел оставшееся до убежища расстояние. Вскочив на покатый валун, Свист бросился на ближайшего дикаря, полоснув того ножом по лицу. Истошно заверещав, бритоголовый закрыл изуродованное лицо руками, сквозь пальцы обильно текла кровь. Товарищ раненого вскочил на ноги, и дернулся было к копью, что стояло рядом. Свист настиг его, сбил с ног, прижал к земле, навалившись всем весом, и несколько раз вонзил нож тому под ребра. Дикарь испустил дух, продолжая тянуться к древку.

Не теряя времени, Свист добил раненого противника и только потом тяжело опустился на песок. От пережитого напряжения его трясло, пальцы сами собой выпустили скользкий от крови нож.

Спустя несколько минут Свист осмотрел пожитки убитых им людей. Ничего особенного: немного еды в жестяных банках, большая фляга с каким‑то терпким отваром, пару бинтов.

И три зеленых мерцала в стеганом ягдташе.

Ровный зеленый свет залил песок Убежища, превратив его на время в изумрудную пыль. Свист некоторое время любовался мерцающими предметами, потом вернул их в сумку и прикопал под шестом.

Отдохнув немного и успокоив дыхание, Свист взялся за веревочный кушак убитого им врага – сипло выругавшись от натуги, охотник перевалил тело через ограду и направился ко второму мертвецу – не ночевать же рядом с покойниками, авось кто‑то (скорее что‑то) ночью падаль подберет.

«Спасибо, что пошел со мной», — Свист вспомнил слова дикаря.

Свист глянул на долговязый труп, и ему вдруг сделалось не по себе.

Наутро песок оказался чист. Ни одной капли крови найти не удалось, для этого Свист даже разгреб немного песок сапогом – чисто. Тела дикарей тоже пропали. Собственно, на то и рассчитывал охотник.

Предстоял долгий и трудный день.

Свист выбрался на основную дорожку, время от времени замирая и вслушиваясь, не идет ли кто, и бодро затрусил дальше – на север.

Развилки и путевые столбы теперь встречались куда чаще и, хотя он пока не встречал более туземцев, было видно, что места эти довольно людные.

Его продвижение сильно замедлилось – приходилось осторожничать.