Храм

45

Пушистый зверек стремительно нырнул в спасительную тень, как только охотники показались из‑за поворота тропы. Свист прикинул, сколько они успели пройти, и решил остановиться.

Он повернулся к спутникам.

— Дрозд, Скальник, нам сейчас предстоит подняться в Дом. Сторожа, скорее всего, попросят нас почтить Светоносца и все такое, — он строго глянул на охотников, — так вот, я хочу, чтоб с вашей стороны не последовало никаких эксцессов. Вы хорошо меня поняли?

— Конечно, Свист, — быстро согласился Дрозд. После недолгой, но обстоятельной беседы с Домовым парень стал куда спокойнее.

— Скальник?

Тот криво и несколько раздосадовано улыбнулся.

— Слушай, Свист, ты конечно… — начал, было, он.

— Конечно я, Скальник, кто же еще! Учти, станешь бузить – выкину обратно в лес и не посмотрю, что мы с тобой на одной стороне сражались.

Голос десятника как никогда звучал веско и уверенно.

— И что вы все ко мне привязались? Ладно, постараюсь не слишком громко смеяться над их шутовским кривлянием. Все равно завтра же уйду за мерцалами, а то я еще толком не успел вернуться, но меня уже тошнит от всего этого.

До Рассветного Храма оставалось меньше четверти часа неспешной ходьбы. Вскоре послышался мерный перестук топоров, а после Свист стал примечать свежие пеньки, оставшиеся от деревьев, некогда стоявших по обе стороны раздавшейся вширь тропы. По мере их приближения топоры стучали все громче.

Тропа вывела их на опушку. Лес отступил, от самой площади протянулась оскалившаяся пеньками проплешина, оставшаяся на месте тенистой рощи. В десятке метров справа от тропы валили лес незнакомые Свисту люди. Завидев пришельцев, лесорубы отвлеклись от своей работы, тревожно переглядываясь.

— Хвала Свету, — быстро нашелся Свист.

— Хвала Светоносцу, — ответил Светляк, покидая густую тень.

Они радушно приветствовали друг друга.

— Кто это?

Свист указал на лесорубов, вернувшихся к работе.

— Новенькие. Те, кого привел Шип перед тем, как мы ушли забавляться с еретиками.

— Ну а лес‑то зачем валить?

— Дрова нужны, — уклончиво ответил паладин и указал в сторону площади.

Там, где начиналась мостовая кладка, на бывшей границе леса, возвышались поленницы. Почти в человеческий рост, аккуратные штабеля дров высились на равном расстоянии друг от дружки, образовав полукруг, отделяющий территорию возле пирамиды от всего остального пространства.

— Перед закатом мы зажигаем эти костры. Складарь как‑то хитро, по–своему, разводит огонь, что тот порою горит до самого утра.

— Символ, — догадался десятник и красноречиво покосился на Скальника. Но тот изо всех сил делал вид, что равнодушен к происходящему.

— Именно он.

— Так ведь и лес однажды кончиться может, — полу в шутку предположил Свист.

Паладин ничего не ответил, только плечами пожал.

— Почему так долго? – Светляк оглядел отряд, будто ожидал увидеть еще кого‑нибудь.

— Мы попали в засаду недобитых змеепоклонников, или может быть они просто возвращались откуда‑то с далекого промысла, и нечаянно наткнулись на нас, — соврал Свист, следуя уговору с Орехом. – Все наши пленники разбежались.

— Мелочи, — отмахнулся Светляк, — одним еретиком больше, одним меньше – какая разница? Главное, что сами целы остались. Я очень рад, что ты вернулся из похода невредимым.

После этих его слов десятник почувствовал себя виноватым за ложь.

— Мы пойдем, — Свисту хотелось закончить этот, ставший для него неловким, разговор.

Скальник, только и ждущий формальной возможности, вальяжно двинулся по направлению к пирамиде, остальные охотники потянулись за ним. Только Свист задержался, вдруг ощутив исходящее от паладина чувство напряженного ожидания.

— Свист, — тихо сказал Светляк, — выдастся свободная минутка – давай поговорим.

— Да конечно, Змеерез, всегда к твоим услугам.

Свист в шутку назвал собеседника именем, которое тот получил после битвы за деревню; вопреки ожиданиям, тот даже не улыбнулся.

Десятник быстро нагнал товарищей. Обернувшись, он увидел, как Светляк возвращается к лесорубам, что‑то им втолковывая. Паладин скорее охранял работников, нежели стерег их.

Веревочная лестница уже была спущена, и Свист подумал, что ее теперь и не убирают до самого вечера. Охотники поднялись в сторожку.

— Хвала Свету, — уже по привычке приветствовал всех Свист.

После недолгого разговора, в течение которого десятник вновь был вынужден повторить байку про нападение уцелевших дикарей, сторожа пропустили четверку дальше.

— Только сразу на обряд очищения, а то Светолюб нам головы снимет, — напутствовал их один из сторожей.

— Тотчас поищем Ведуна, — ответил Свист, даже не думая этим заниматься.

— Ведун не станет тратить на вас четверых время, идите сразу в молельню – там точно есть кто‑нибудь из паладинов. Он вам поможет.

Когда они отошли подальше от сторожки, Скальник прошипел:

— Когда мне понадобится помощь одного из этих зомби – я спрыгну с обрыва, предварительно намотав свои кишки на ближайшее дерево.

Свисту нечего было ему возразить.

— Я не пойду, — заявил Дрозд. – Всему есть предел.

Они остановились на перекрестке. Десятник оглядел собравшихся, и сокрушенно покачал головой.

— Ладно, Змей с вами. Только старайтесь не попадаться им на глаза.

Со времен похода, Свист безошибочно чувствовал ближайших товарищей. Так и сейчас он знал, что стоит ему подняться на два яруса, а там пройти по коридору с разрисованными стенами, и чуть дальше, за поворотом он найдет Ореха. Поколебавшись немного, он решил сперва повидаться с воеводой, отложив другие дела и встречи на потом.

Миновав два лестничных пролета, раскланиваясь с обитателями Дома, многих из которых он встречал впервые, Свист вышел к Залу чужой памяти. С последнего его посещения картин на стенах сильно прибавилось.

Все стены довольно таки длинного коридора были украшены меловыми картинами. Рисунки изображали то человеческую фигуру, стоящую в лучах ослепительного света, то людей с непропорционально широкими плечами, держащих оружие в гротескно мускулистых руках. Нашелся здесь и огромный гад, извивающийся под сапогом могучего воина, условно похожего на Ореха. В углу же притаилось нечто с багровой кожей и огромными клыками в зубастом зеве. Напротив, картинок, что были здесь раньше – тех, которые рисовали охотники задолго до Свиста, теперь было и не разглядеть.

Свист замедлил шаг, оглядываясь по сторонам. Поодаль, сработанные из необструганных жердей, стояли невысокие леса. Наверняка неизвестный Свисту художник задумал облагородить еще и потолок.

За углом, у низкого дверного проема подпирал плечом стену Крепыш. Скрытая в тени, у его бедра нашлась увесистая дубинка.

— Привет, Свист, — радушно улыбнулся широкоплечий парень. – Воевода ждет тебя.

Он посторонился, давая Свисту пройти.

В небольшой комнате с окном, закрытым глухим деревянным щитом, царил полумрак, только несмелый огонек дрожал под плафоном керосиновой лампы.

— У тебя винтовка? – вместо приветствия громко удивился Орех.

— Ну да, — опешил Свист.

Орех покинул свое место и поднялся на ноги.

— Сколько у тебя патронов?

— Почти три магазина, Домовой отсыпал.

— Давай все сюда, — воевода сунул ему под нос шапку.

Свист, не совсем понимая, что происходит, грохнул прикладом об пол и протянул воеводе три магазина.

— Так что произошло?

— Нам нельзя больше оружие носить в Доме – вот, что произошло, — проворчал Орех. – Не понимаю, почему у вас его не отобрали на входе.

Свист пожал плечами, а Орех завернул оружие и боеприпасы в какую‑то тряпку и спрятал подальше.

— Ты выглядишь не очень‑то счастливым. Недостаточно чествовали победителя? – произнеся эти слова, охотник усомнился, не слишком ли много желчи в них прозвучало.

Орех укоризненно глянул на младшего товарища, но решил пропустить шпильку мимо ушей.

— Ведун как‑то все так интересно повернул, что я уже затрудняюсь сказать, чья это была победа, и кого над кем.

— Ну, а насчет оружия‑то что?

— Да вот, теперь даже охотникам, пока они в Рассветном Храме, нельзя иметь при себе никакого оружия. Это якобы оскверняет узы братства и взаимной любви.

— Что вот так прямо все оружие по своим чуланам хранят?

— Не все! Паладинам можно таскать любой арсенал.

— Как так?

— А они уже настолько просветлены, что им он им вроде как не помеха. Да и винтовки наши не в чуланах, а в специальном месте, у Складаря под неусыпным присмотром.

— Тревожный звоночек!

— Да, мне нужно поговорить с Ведуном. Когда вернулся – просто не успел, а потом ливер прихватило, — он провел рукой по животу. – Гроза мне дает какие‑то пилюли, но что‑то не очень‑то помогает.

Свист склонил голову, присматриваясь к воеводе. Вокруг талии усача обвилось мерзкое создание, похожее на ползучее растение, покрытое острыми шипами, глубоко вонзившимися под кожу. Лианоподобное тело медленно сдавливало свою жертву, роняя на пол зловонные капли едкого ихора.

— А ты не пей то, что она тебе дает.

Орех криво усмехнулся.

— Почему?

— Вот просто попробуй, хуже тебе не станет. Обещаю.

Свист внутренне приготовился к длительному и отчаянному спору, но Орех неожиданно согласился.

— Свет с тобой! – он устало опустился на табурет. – Послушаюсь своего десятника. Если не тебя, так кого же мне еще слушать?

Помолчали

— Ты думаешь, существует реальная опасность? Поэтому и Крепыш в коридоре с дубиной караулит?

— Не думаю – предполагаю. Точнее, не исключаю.

— Зачем ему это? – спросил охотник, имея в виду главу светопоклонников.

Воевода передернул плечами – жест говорил скорее о том, что Орех, подозревая ответ, просто не хочет его называть.

— Думаю, нам пора идти. Ведун не объявлял окончательной победы, пока не вернутся последние из нашего войска. Вы, тобишь. Наверняка, за сегодняшним ужином, или как там у них это теперь зовется, мы отпразднуем нашу победу.

Орех снял со стены лампу и поднял ее над головой, освещая дальние закутки комнаты.

— Поищи‑ка мой наплечник, он должен валяться где‑то там, в углу.

Вскоре Орех, сопровождаемый Свистом, покинул свое обиталище. Полированный металл наплечника ловил мягкий свет лампы, а у бедра степенно покачивался рог.

— Вы двое можете идти – переоденьтесь, отдохните, и как следует приготовьтесь к предстоящему ужину.

— Что значит «приготовиться»? – спросил Свист.

— Сами решайте.

Орех зашагал в сторону лестницы, печатая шаг как на параде.

— Очухался вроде, — тихо сказал Крепыш, пряча свою палицу под куртку.

— Чего он сделал?

— В себя приходить стал, говорю. Вчера вообще плохой был: рожа зеленая, под глазами круги черные. Я не на шутку перетрухнул, как бы наш вождь того, не околел.

— Ореху для смерти одной брюшной хвори будет мало, — попытался отшутиться Свист.

— Ты посоветовал ему не пить лекарства, которые Тетка Гроза дает, — Крепыш не спрашивал. – Прости, я ненароком услыхал, тут звук по–особому гуляет. Я то же самое говорил Ореху, еще только когда его первый раз скрутило, но меня он почему‑то не послушал, а вот к твоим словам отнесся серьезней.

— Ты думаешь?..

Свист не закончил фразы, будто боялся, что их могут подслушать.

— Будь я на месте кое–кого, я бы именно так и поступил, — парень почти беспечно пожал плечами.

Непривычно было слышать подобные рассуждения от простоватого Крепыша, которого все считали веселым увальнем, и относились к нему с доброжелательной снисходительностью.

— Орех, кажется, не считает, что существует реальная опасность.

— Орех может и ошибаться. Он сам учил меня, что ко всему нужно подходить критически и ничему за просто так не верить.

— Ты прав, Крепыш. Прав. Но я пойду, хочется освежиться и немного перевести дух с дороги.

— А на обряде ты уже был?

— Нет еще. Но думаю, что все же зайду, незачем давать лишние поводы для пересудов.

Крепыш кивнул и убрался в боковой коридор, оставив Свиста одного.

Охотник отправился на поиски воды, спеша смыть с себя пыль и усталость выпавших ему испытаний последнего времени. В ближайшей умывальне он прихватил большой таз с водой, кусок мыла и поспешил к себе.

Он остановился на пороге комнаты, служившей ему долгое время. Сейчас здесь было тихо и прохладно, пыль успела покрыть тонким слоем его сундук и застеленную колючим одеялом кровать.

Охотник стянул с себя пахнущую потом и порохом одежду, бросил прямо на пол. Ополоснувшись над тазом и едва не поскользнувшись на мокром полу, он наконец смог переодеться. Подумав немного, он сунул за пазуху небольшой нож в старых потертых ножнах, незаметно пристроив его под рубашкой. Раньше он и подумать не мог о нем как об оружии – разве что выбившуюся из одежды нитку обрезать, или хлеб покромсать. Охотник сделал это не столько из реальных опасений за собственную безопасность, ведь он все еще не верил в то, что домочадцы могут быть враждебны к нему, сколько из внутреннего протеста перед глупым, как ему казалось, запретом.

Охотник прошлепал босыми ногами к окну и выглянул в трапезный зал.

Дикари в рабских одеждах из мешковины расставляли столы, накрывая их невесть откуда взявшимися скатертями. Противоположная стена пестрила полотнами с заповедями Светоносца, но Свист не стал их читать.

У жаровни, бросая на стену длинную тень, притаилась маленькая фигурка в темном балахоне, перекроенном из старой рабочей спецовки. Из‑под драного подола виднелись грязные, босые ноги.

Свист отвернулся.