Кто разрешит еврейский вопрос и глубокую трагедию Израиля? Где его обетованный Мессия? В этом сущность еврейского вопроса.
В 1930 году я был у Стены плача в пасхальную субботу. Я стоял среди группы еврейской молодежи. Евреи дружелюбно объясняли мне смысл происходящего, содержание молитв и обрядов. Во время этой беседы я спросил их: „Почему вы, евреи, не веруете в Иисуса Христа как в Мессию?“ — „Потому что Он нарушил закон“. — „В чем нарушил? Читали ли вы Евангелие?“ — „Нет, это нам запрещено“. Конечно, тут не было ответа на еврейский вопрос.
И не несут ли ответственность за подобный наивный ответ слепые вожди, которые, поставив между Христом и евреями стену предупреждения и неведения, воздвигли перед народом Завета „Стену плача“?!
В 1930 году я читал студентам еврейского университета в Иерусалиме лекцию о взглядах Владимира Соловьева по еврейскому вопросу. Я постарался яснее представить ответ этого великого мыслителя и друга Израиля на еврейский вопрос. После моей лекции говорил профессор Кляузнер. Он одобрял призывы гения идеализма, но вместе с тем возражал против его веры в Богочеловека — Христа. Ответив на его возражения, я поставил студентам все тот же вопрос Христа: „Кто из вас обличит Меня в неправде? Если же Я говорю истину, почему вы не верите Мне?“ Студенты молчали... Это было благородное молчание, поскольку никто из них не решался говорить против Христа.
Но, конечно, и здесь еще не было ответа на еврейский вопрос.
Я посетил главного раввина в Иерусалиме и спросил его:
— Не можете ли Вы как руководитель духовной жизни народа объяснить, как Вы веруете в Мессию и Его пришествие?
В пространной речи он дал мне возвышенное понятие о Мессии как о совершенной и святой Личности.
— Почему же Иисус из Назарета не может быть признан этим Мессией? Старец с глубоким волнением ответил:
— Не будем касаться этого вопроса.
И тут тоже не было ответа... В этой уклончивости я почувствовал лишь то, что своим вопросом коснулся его раны.
Другой раввин в Бессарабии советовал мне совсем не касаться религиозного вопроса в моих лекциях перед еврейской публикой, а относительно Христа сказал: „У нас этот вопрос уже давно разрешен“.
Но как не касаться вопроса, который так больно затрагивает целый народ? И не показывает ли болезненное беспокойство при самом упоминании вопроса, что установленный ответ на него отнюдь не удовлетворяет совесть народа?!
Однажды в одном городе я читал лекцию на тему: „Христос и евреи“. Театр, в котором собрались около тысячи человек, на три четверти был заполнен евреями, и оживленная свободная беседа после лекции носила вполне мирный характер.
„1900 лет тому назад иудейский первосвященник сам поставил этот вопрос, обратившись к Иисусу: „Ты ли Христос, Сын Благословенного? Иисус сказал: Я.“ (Мк. 14:61). Могла ли быть неправда в этом ответе? Или в нем был самообман? Но, будучи праведным, мог ли Он сказать неправду? И, будучи мудрым, мог ли Он впасть в самообман? Поистине, „Он не сделал греха, и не было лжи в устах Его“. Да, это Он — истинный Мессия, Который пришел дать с Сиона спасение Израилю“.