Между тем, определенная и великая миссия была поручена еврейскому народу, для которой он был избран. Каждый народ имеет свое особое призвание, каждый призван сказать свое слово человечеству.
И не каждый ли человек имеет свое особое, личное священное призвание: выявить правду Божию ему одному свойственными дарами?
Гоголь и Достоевский верили в такое „мессианство“ русского народа. И придет некогда час, когда в муках и страданиях родится на радость миру это особое „русское слово“, особое откровение о жизни. Мицкевич был вдохновлен мистической верою в особое призвание польского народа.
Евреи же, по существу, являются народом призванным, избранным. И тут, как всегда, „благородство обязывает“, noblesse oblige; а с уклонением от обязанностей, связанных с избранничеством, теряется и присущее ему достоинство.
Как уже отмечено, на еврейский народ была возложена величайшая миссия: возвестить всем народам веру в Единого Бога. Но это еще не все: веру в Единого Бога проповедовали еще греческие мыслители Сократ и Платон, хотя и не так ясно, как Библия. Сущностью еврейского избранничества было явление из этого народа Самого Бога на земле, откровение о пути к непосредственному общению с живым Богом в лице Его воплощения — Мессии, пришествие Которого должно было совершиться в среде еврейского народа.
Все религии мира с разной степенью напряжения и глубины устремляются к Богу, ища доступа к Нему. Но Бог — сущность, недосягаемая для человека. Жажда найти путь к Нему присуща всем народам: она-то и создала потребность в Спасителе, Который должен прийти и преобразить человека, приблизив его к Божеству. Эту веру в Посредника и Искупителя можно наблюдать в неясных чаяних древних сказаний и обрядов, в греческих мистериях, в учении Зороастра и других мудрецов Востока (из их среды и были три волхва, пришедшие для поклонения Иисусу Христу, когда Он родился в Вифлееме).
Свойственный евреям „священный материализм^ способность воплощать духовное начало и одухотворять материю, и был той чертой, в силу которой, по мнению В. Соловьева, Бог благоволил воплотиться именно в среде этого народа.
Веками шло его приготовление к восприятию Мессии. О Нем пророчествовали священнодействия храма, самое его устройство и все священные предметы (вплоть до первосвященнических одежд)5, о Нем „говорили в законе Моисей и пророки“.
Итак, слово о Боге и посланном Им Спасителе — таково священное задание, возложенное на еврейский народ.
Остается ли еврейский народ верным этой задаче? Не является ли уклонение от исполнения последней основным источником его страданий?
В самом деле — сохраняют ли евреи наших дней ту пламенную веру в Бога, которая исторгла из груди пророка Исаии молитву: „О, если бы Ты расторг небеса и сошел! горы растаяли бы от лица Твоего, как от плавящего огня“ (Ис. 64:1-2).
Увы! О еврейской интеллигенции и образованной еврейской молодежи нельзя дать положительного отзыва в этом смысле.
Однажды в Праге я посетил местное общежитие студентов-евреев; во время беседы на религиозную тему я спросил студентов:
— Кто из вас верит в Бога?
— У каждого есть свой бог, — ответил один из них уклончиво.
— Это не ответ на мой вопрос. Кто из вас верит, согласно Библии, в Бога Авраама, Исаака и Иакова, в Бога, Который нас создал, а не в того бога, которого мы создали?
— Ну, в такого Бога никто из нас не верит.
— В таком случае я здесь среди вас единственный еврей, — сказал я, смеясь, — потому что я верю в Бога по Библии, в Бога Авраама, Исаака и Иакова. И впредь я буду пытаться обратить вас не в христианскую веру, а прежде, пожалуй, в иудейскую.
Атеизм стал как будто даже типичной чертой еврейского студенчества. Я, конечно, не стану обобщать этого наблюдения, потому что мне известны и иные факты из жизни еврейского народа. Если в 1922 году еврейская молодежь в Одессе устроила в Судный день антирелигиозное шествие мимо синагог с кощунственным криком: „Прочь Бога!“, то справедливость требует упомянуть и тот факт, что этот призыв остался без отклика со стороны верующих. На известном антирелигиозном диспуте с А. В. Луначарским, происходившем в Москве в 1920 году, наряду с нами, оппонентами из христиан, выступал с благородной и смелой защитой веры в Бога упомянутый раввин Я. И. Мазэ.
Но при всем этом я просил бы каждого сознательного еврея ответить па вопрос: верит ли оп в Бога, и притом в Него Одного, всецело живою верою? Ибо, если у нас религия не на первом месте, то ее у пас совсем пет, как справедливо говорит Д. Рескип. Ведь Библия учит прежде всего нравственному единобожию, этическому монотеизму.
И не является ли всякое предпочтение внешнего внутреннему и материального духовному идолопоклонством?
Во всяком случае несомненно то, что еврей, утративший веру в Бога, перестал быть евреем.