Христос под следствием. Журналист расследует факты об Иисусе

Глава 7. ИДЕНТИФИКАЦИЯ ЛИЧНОСТИ. Были ли у Иисуса основания считать Себя Сыном Божьим?

Джон Дуглас обладает сверхъестественной способностью — читать мысли людей, которых он в глаза не видел. Специалист ФБР по составлению психологического портрета, он собирает информацию с места преступления и восстанавливает образ преступника, еще находящегося на свободе. Именно он обрисовал психологический портрет серийного убийцы, орудовавшего в лесах вокруг Сан-Франциско с 1979 по 1981 год. Дуглас пришел к выводу, что этого человека отличает не только звериная жестокость, — он еще имеет склонность к пиромании, а также страдает заиканием и недержанием мочи. Когда преступник был схвачен, прогноз Дугласа полностью подтвердился[68].

Дуглас — доктор психологии и многоопытный следователь, но благодаря природной способности «расшифровывать» человеческое поведение он прославился в первую очередь как мастер психологического профиля. Он — соавтор ряда популярнейших книг по этой теме. Джоди Фостер, получая «Оскара» за роль в «Молчании ягнят», со сцены поблагодарила Дугласа, назвав его прототипом своего партнера по роли — наставника из ФБР.

Как же Дуглас ухитряется разгадывать мысли и побуждения совершенно незнакомых ему людей? В своем интервью журналу “Biography” он утверждает: «Поведение есть отражение личности»[69]. Иными словами, Дуглас тщательно исследует все свидетельства, обнаруженные на месте преступления; если это возможно, беседует с жертвами, выясняет, как действовал преступник и что при этом говорил, — и на основе этих данных рисует его психологический портрет.

Но вернемся к Иисусу. Как нам разобраться в Его мотивах и намерениях, если мы никогда не разговаривали с Ним? Как нам узнать, что Он думал о Себе, Кем Себя считал, как понимал Свою миссию?

Дуглас наверняка ответил бы: «По Его поведению». Если мы хотим выяснить, Кем на самом деле считал Себя Иисус — Мессией и Сыном Божьим или просто Учителем и Пророком, — нужно посмотреть на то, что Он делал, что говорил, как относился к другим людям.

Что Иисус думал о Себе? Вот основополагающий вопрос. Некоторые исследователи считают, что божественность Иисуса — миф, порожденный наиболее рьяными Его последователями спустя много лет после Его смерти. Подлинный Иисус, утверждают они, перевернулся бы в гробу, если бы узнал, что на земле Ему поклоняются как Богу. И если сквозь толщу легенд докопаться до самых ранних сведений о Нем, то выяснится, что Он был всего-навсего странствующим проповедником, порой сеявшим в народе смуту, и никогда не мыслил Себя кем-то иным.

Таковы их взгляды; но подтверждает ли их история? Чтобы ответить на этот вопрос, я прилетел в Лексингтон, штат Кентукки, сел за руль и по горному серпантину, мимо живописных сельских домиков, направился в гости к известному ученому, автору нашумевшей книги «Христология Иисуса» (“The Christology of Jesus”).

Богословская семинария Эсбери — едва ли не единственная достопримечательность крохотного местечка Уилмор в Кентукки. Там я и нашел кабинет Бена Уизерингтона (Ben Witherington) — на четвертом этаже здания в колониальном стиле, расположенного в дальнем конце главной улицы. С истинно южным радушием этот уроженец Северной Каролины предложил мне уютное кресло и чашечку кофе — и мы приступили к беседе о том, кем же считал Себя Иисус из Назарета.

Тема эта, вне сомнения, была близка моему собеседнику. Среди его книг — «Иисус-Мудрец» (“Jesus the Sage”), «Многоликий Христос» (“The Many Faces of the Christ”), «В поисках Иисуса» (“The Jesus Quest”), «Иисус, Павел и конецсвета» (“Jesus, Paul and the End of the World”), «Женщины в служении Иисусу» (“Women in the Ministry of Jesus”); а его статьи об Иисусе можно найти и в специализированных словарях, и в научных журналах.

Уизерингтон учился в богословской семинарии Гордона-Конуэлла, где с отличием защитил диплом магистра богословия, и в Даремском университете в Англии — там он получил докторскую степень; его диссертация была посвящена Новому Завету. Он преподавал в Эсбери, в богословской семинарии Эшленда, на богословском факультете университета Дьюка, в семинарии Гордона-Конуэлла. Бен Уизерингтон — член Общества изучения Нового Завета, Общества библейской литературы, Института библейских исследований.

Уизерингтон говорит, как и пристало серьезному ученому, четко и внятно, осторожно взвешивая каждое слово. Но восторженные нотки в его голосе ясно показывают, что он по сей день относится к предмету своих изысканий с восхищением и даже благоговением. Я окончательно утвердился в этом, когда он повел меня в свою студию, напичканную достижениями новейших технологий. Я смотрел на лики Иисуса и слушал прекрасные песни о Нем, проникнутые духом сострадания, самопожертвования и человечности, исполненные величием Его жизни и служения. Для ученого, который пишет фундаментальные труды, снабженные огромным количеством ссылок и комментариев, эта видеомузыкальная композиция — попытка приблизиться к той стороне природы и жизни Иисуса, которая постигается только путями творчества.

Вернувшись в кабинет Уизерингтона, я решил начать с вопроса, который приходит в голову едва ли не каждому, кто в первый раз открывает Евангелие. Дождавшись, пока хозяин кабинета займет кресло напротив, я спросил:

— Скажите, верно ли, что Иисус довольно загадочно изъяснялся о том, Кто Он и Что Он? Он не называл Себя напрямую Мессией или Сыном Божьим и избегал подобных заявлений. Почему Он так поступал — потому ли, что действительно не думал о Себе в таких терминах, или же у Него были иные причины?

— Нет, дело не в том, что Он не думал о Себе в таких терминах, — ответил Уизерингтон, удобно устроившись в кресле и забросив ногу на ногу. — Просто если бы Он взял да и заявил: «Привет, ребята, Я — Бог», то иудеи восприняли бы это как «Я — Яхве». Ведь в те времена еще не было представления о Троице; люди знали только Бога-Отца, Которого называли Яхве, но не знали Бога-Сына и Бога-Святого Духа. И если бы кто-то назвал себя Богом, это было бы воспринято не иначе как явное богохульство. Поэтому, напрямую объявив Себя Богом, Иисус не смог бы донести до народа Свое учение. Кроме того, в те времена уже бытовало множество догадок о том, как будет выглядеть Мессия. Иисус же не хотел, чтобы Его втискивали в рамки каких-то предубеждений, поэтому, обращаясь к большим группам слушателей, Он очень тщательно и бережно выбирал слова. Как Он общался с учениками, в узком кругу — это отдельная история; но Евангелия рассказывают нам преимущественно о том, что Он говорил народу.

В 1977 году английский богослов Джон Хик (John Hick) и несколько его единомышленников опубликовали книгу, вызвавшую целую бурю дебатов. Авторы этой книги утверждали, что Иисус вовсе не мыслил Себя Мессией и Богом во плоти. Эти представления о Нем якобы возникли позже и закрепились в Евангелиях, потому-то мы теперь и считаем, что Иисус Сам называл Себя Богом.

Желая выяснить, верны ли эти утверждения, Уизерингтон «раскопал» самые ранние свидетельства об Иисусе, появившиеся во времена, когда Его образ еще никак не мог обрасти легендами. Он нашел факты, позволяющие с уверенностью судить о том, как воспринимал Самого Себя Иисус; и мне не терпелось узнать о его находках.

— Что мы можем сказать о том, Кем Иисус считал себя, исходя из Его отношений с другими людьми? — спросил я.

После небольшой паузы Уизерингтон ответил:

— Обратите внимание на Его отношения с апостолами. У Иисуса было двенадцать учеников, но заметьте — Сам Он не был одним из них.

Эту на первый взгляд незначительную деталь мой собеседник полагал чрезвычайно важной.

— Если двенадцать апостолов олицетворяют возрожденный Израиль, то каково же тут место Иисуса? — спросил он. — Иисус — не часть Израиля, не представитель возрожденного народа; Он — Тот, Кто создает, образует этот народ — как Бог в Ветхом Завете избирает Свой народ и учреждает двенадцать колен Израиля. Это — подсказка для нас; по ней мы можем догадаться, Кем считал Себя Иисус.

Другую подсказку, по словам Уизерингтона, можно увидеть в отношении Иисуса к Иоанну Крестителю:

— Иисус превозносил его выше любого из смертных: «Из рожденных женами не восставал больший Иоанна Крестителя». Но Сам Он в Своем Служении превзошел Иоанна Крестителя — хотя бы тем, что творил чудеса. Так что же Иисус думал о Себе Самом?

Еще одна подсказка — Его отношение к религиозным руководителям Израиля. Иисус говорит: человека оскверняет не то, что входит в уста, но то, что выходит из сердца. Это заявление ниспровергает основы религиозной жизни; по сути, оно противоречит огромному пласту Книги Левит с подробнейшими правилами соблюдения чистоты. Фарисеи были возмущены. Им хотелось, чтобы все оставалось как есть, — но Иисус сказал, что у Бога есть новые, иные замыслы. Следует задаться вопросом: Кто мог считать Себя вправе опровергнуть боговдохновенное Писание и заменить его Своим собственным учением?

Наконец, вспомним Его отношения — если их можно так назвать — с римскими властями. Почему они распяли Его? Если Он был всего-навсего безобидным странствующим мудрецом, рассказчиком увлекательных притч, почему же Он окончил Свои дни на кресте, да еще в дни Пасхи, когда евреи прощали друг друга и желали друг другу только добра? Почему табличка над Его головой гласила: «Царь Иудейский»? — Последняя фраза Уизерингтона повисла в воздухе, и после паузы он ответил на свой вопрос: — Либо Иисус Сам называл Себя Царем, либо Его считали Царем другие!

Отношения Иисуса с другими людьми проливают свет на то, Кем Он Себя считал. Но, по словам Уизерингтона, разобраться в этом нам помогают и Его деяния — в особенности чудеса. Услышав эти слова, я упреждающе поднял руку:

— Не хотите же вы сказать, что раз Он творил чудеса, значит, полагал Себя Богом? Ведь Его ученики вслед за ним тоже творили чудеса, однако вовсе не претендовали на божественность!

— Дело тут не в том, что Он творил чудеса, — ответил Уизерингтон, — а в том, как Он их истолковывал.

— Что вы имеете в виду? — спросил я.

— Иисус говорил: «Если же Я перстом Божиим изгоняю бесов, то, конечно, достигло до вас Царствие Божие». Как это не похоже на других чудотворцев! Какие бы удивительные дела они ни вершили, жизнь продолжала идти своим чередом. Для Иисуса же творимые Им чудеса были знаком приближения Божьего Царства, предзнаменованием того, каким оно будет, это Царство. Вот что отличает Иисуса от всех остальных!

— А можно подробнее? — снова перебил я. — Каким именно образом это Его отличает?

— Иисус считал, что Его чудеса приближают время, какого не бывало прежде, время Божьего царствования над миром. Он рассматривал Себя не просто как Чудотворца, но как Того, в Ком — и посредством Кого — исполнятся Божьи обетования. Что это, если не весьма прозрачно завуалированное объявление о Своей трансцендентности?

Я кивнул — многое для меня прояснилось. Но чтобы лучше понять, Кем мыслил Себя Иисус, я решил обратиться к Его собственным словам:

— Приверженцы Иисуса называли Его «Раввуни», или «Равви», — сказал я. — Не значит ли это, что Он просто учил людей, как и другие мудрецы Его эпохи?

Уизерингтон усмехнулся.

— Видите ли, — сказал он, — Иисус учил по-новому, принципиально иначе, чем другие. Свои речи Он начинал с фразы: «Истинно говорю вам…», что означало: «Я заранее клянусь, что все, о чем вы сейчас услышите, — чистая правда». Никто прежде не слышал о таком; это была подлинная революция в мышлении.

— Почему? — удивился я.

— По законам иудаизма, чтобы подтвердить, что человек говорит правду, требовались два свидетеля. Свидетель Х должен был подтвердить истинность слов свидетеля Y — и наоборот. Иисус же Сам свидетельствует, что Его слова — истина. Он подтверждает Свое учение не чьим-то, а собственным авторитетом. Итак, мы видим Человека, считавшего, что Ему дана власть свыше, причем власть большая, нежели та, которой обладали ветхозаветные пророки. Он верил, что Ему дано не только божественное вдохновение, как царю Давиду, но и божественная власть, а с нею — право говорить от лица Бога.

Но Иисус не только начинал Свои речи со слова «истинно». Обращаясь к Богу, называл Его «Авва», то есть «Отец».

— Скажите, — попросил я, — каким образом это помогает нам понять, кем считал Себя Иисус?

— В слове «Авва» слышится близость и тепло, какие бывают в отношениях между отцом и сыном, — объяснил Уизерингтон. — Любопытно отметить, что в раннем иудаизме именно так обращались ученики к любимому учителю. Иисус же называл этим словом Бога — и, насколько мне известно, больше так к Богу не обращался никто, кроме Самого Иисуса и Его учеников.

Я попросил Уизерингтона пояснить, почему, по его мнению, это важно. В ответ он сказал:

— Во времена Иисуса у иудеев не было принято открыто произносить Имя Бога. Не было слова священнее и возвышенней, чем это Имя; люди произносили Его чрезвычайно редко, с трепетом, боясь оговориться. О Боге говорили в третьем лице — например, так: «Святой Сущий, да будет Он благословен» — но никто не изрекал Его Имени, не обращался к Нему лично.

— А «Авва» — это личное обращение?

— Более чем, — ответил он. — Это — нежное, уменьшительное слово, с каким ребенок, например, обращается к отцу: «Папочка, милый, что ты хочешь, чтобы я сделал?»

— Секундочку! — Мне показалось, что я уловил явное несоответствие. — Иисус, молясь Богу, называл Его «Авва». Но разве это значит, что Он считал Себя Богом? Он ведь и Своих учеников учил молиться так же, и ни один из них не считал себя Богом!

— Важно то, — ответил Уизерингтон, — что раз Иисус называл Бога «Авва», значит, Он по собственной инициативе вступил с Богом в новые отношения, какие прежде были недостижимы. Вопрос в том, Кто может изменить условия отношения с Богом? Кем должен быть человек, изменивший Завет?

— Значит, вы считаете, что факт употребления Иисусом слова «Авва» действительно важен?

— Чрезвычайно важен, — подтвердил Он. — Это означает, что у Иисуса были близкие, родственные отношения с Богом — нечто немыслимое для иудаизма тех времен. Но это еще не все. Иисус учит, что такие отношения с Богом — отношения, при которых Бог — это «Авва» — возможны только через Него, Иисуса. «Никто не приходит к Отцу, как только через Меня». Эта фраза более чем доходчиво объясняет нам, Кем Он себя считал!

Уизерингтон заговорил о еще одной важной подсказке — о том, что Иисус не раз называл Себя «Сыном Человеческим», — но я уже знал от Крейга Бломерга, что это ссылка на седьмую главу Книги Пророка Даниила. И этот термин, подтвердил Уизерингтон, тоже позволяет нам понять, что Иисус осознавал Свою мессианскую роль и трансцендентную сущность.

Я умолк, пытаясь собрать воедино все, что услышал от Уизерингтона. Чудеса, которые творил Иисус, Его отношения с людьми, Его учение — все это открывает глаза на Его отношение к Самому Себе и Своей роли. Самые ранние свидетельства о Нем безоговорочно подтверждают, что Он считал Себя больше, чем Чудотворцем, больше, чем Учителем, больше, чем Пророком. У нас более чем достаточно оснований для вывода, что Он знал о Своей власти и Своей миссии. Знал, но до какой степени?

В первых строках Евангелия от Иоанна евангелист простыми, недвусмысленными и в то же время величественными словами дерзко утверждает божественность Иисуса:

Я помню, как поразили меня эти царственные слова, когда я впервые читал Евангелие от Иоанна. Я спрашивал себя: «А что бы сказал Иисус, если бы прочел, что написал о Нем Иоанн?» Может, Он отшатнулся бы в ужасе и воскликнул: «Иоанн ничего во Мне не понял! Разве это Я? Он все выдумал, Он приукрасил меня до неузнаваемости!» А может, Он бы удовлетворенно кивнул: «Да, Я именно таков, и даже больше…»?

Позже я наткнулся на размышления ученого Рэймонда Брауна (Raymond Brown): «Я не нахожу изъяна в той мысли, что если бы Иисус… прочел Евангелие от Иоанна, то решил бы, что оно вполне адекватно отражает Его природу»[70].

Конечно же, я не преминул спросить Уизерингтона, согласен ли он с Брауном — он, человек, потративший целую жизнь на изучение научных свидетельств о том, кем считал Себя Иисус.

— Да, — уверенно ответил он. — Мне очевидна его правота. Конечно, Иоанн привнес в портрет Иисуса свое видение, — но все же это верное изображение Иисуса как исторической личности. И я бы добавил еще вот что: даже если не брать в расчет Евангелие от Иоанна, остальные Евангелия не дают нам никаких, ни малейших оснований сомневаться в том, что Иисус был Мессией.

Я немедленно вспомнил историю из Евангелия от Матфея. Иисус спросил апостолов, кем они Его считают, а Петр без колебаний ответил: «Ты — Христос, Сын Бога Живаго». Иисус же не уклонился от темы, а подтвердил правоту Петра: «Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах» (См. Евангелие от Матфея 16:15 — 17).

Однако многие современные жизнеописания Иисуса, в том числе знаменитый фильм «Последнее искушение Христа», изображают Его как человека, охваченного сомнениями, страхом и тревогой, человека, которому неведомо, кто он такой и в чем его предназначение.

— Существуют ли свидетельства, — спросил я Уизерингтона, — что у Иисуса бывали личностные кризисы, когда Он не знал, для чего живет?

— Нет, — не раздумывая, ответил он. — Такого не было. Но у Него были кризисы иного рода — когда Его предназначение подтверждалось свыше. При крещении, во время искушения, во время Преображения, в Гефсиманском саду — вот моменты, когда Бог давал Иисусу подтверждения Его сущности и Его миссии. Например, на мой взгляд, не случайно Его служение началось только с момента крещения, когда Он услышал с небес голос Божий: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение».

— Так в чем же Он видел Свою миссию? — спросил я.

— Освободить народ Божий, народ Израиля.

— Именно Израиля?

— Именно, — ответил Уизерингтон. — У нас практически нет свидетельств того, что Его служение простиралось на язычников; это была уже миссия церкви. Понимаете, обетования пророков были обращены к народу Израиля — и именно к народу Израиля пришел Мессия.

В своей книге «Разумная вера» Уильям Лейн Крейг убедительно доказывает, что за первые двадцать лет, прошедшие с момента Распятия, уже сформировалась полноценная христология, провозглашающая Иисуса Богом во плоти. А Ярослав Пеликан (Jaroslav Pelikan), специалист по истории церкви, показал, что Иисус предстает перед нами Господом и Богом даже в самой ранней христианской проповеди, самом раннем свидетельстве о христианском мученичестве, самом раннем языческом упоминании о церкви и самой ранней церковной молитве (1 Кор. 16:22). «Из всего, во что верила церковь и чему она учила, — пишет Пеликан, — вытекает, что Иисусу Христу пристало имя «Бог»[71].

— Как вы думаете, — спросил я Уизерингтона, — могла ли возникнуть такая христология, да еще столь стремительно, если бы Сам Иисус не считал Себя Богом и Мессией?

— Нет, — жестко ответил Уизерингтон. — Если, конечно, вы не хотите сказать, что ученики Иисуса за эти годы полностью забыли, каким Он был, и что они не имеют никакого отношения к традиции, сложившейся за двадцать лет после Его смерти. Честно говоря, мне как историку такая постановка вопроса видится абсурдной.

В истории, добавил он, возможно все, но не все возможное равновероятно.

— Ну вероятно ли, к примеру, — спросил он, — чтобы подобная идея возникла ниоткуда, из воздуха, когда прошло всего два десятилетия после Распятия, и еще были живы люди, видевшие и помнившие Иисуса? С точки зрения истории эта гипотеза совершенно неправдоподобна. Вопрос в другом: что произошло за эти двадцать лет с умами и сердцами учеников, которые ранее ослушались, отвергли и покинули Его? Очевидно, с этими людьми произошло примерно то же, что испытал Иисус при крещении. Они получили подтверждение, что Иисус действительно Тот, кем, они надеялись, Он был.

Так кем же? Время нашей беседы истекало. Мне хотелось, чтобы Уизерингтон, подытожив все свои изыскания, поделился со мной выводами о том, кем, по его мнению, считал Себя Иисус. Я высказал эту просьбу и выжидательно подался вперед.

— Иисус считал Себя Тем, — уверенно начал он, — Кого Бог послал на землю ради полного и окончательного спасения человечества. Он знал, что Бог избрал Его для этой миссии, наделил силой и властью. Он говорил от имени Бога. Значит, слова Иисуса — это слова Бога, и дела Иисуса — дела Бога. Согласно иудейской традиции, доверенное лицо, действующее по поручению, — все равно что сам поручитель. Вспомним слова Иисуса: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне». Между поручителем и посланником существовала прочная связь. Иисус верил, что Он — Божий Посланник, чья миссия — искупление Божьего народа. Народ, погрязший в грехах, погибал, и Богу вновь предстояло сделать то, что Он уже не раз делал, — вмешаться в ход истории и повернуть Своих избранных на верный путь. Но этот раз был особенным. Бог давал Своему народу последний шанс.

Верил ли Иисус в то, что Он — Сын Божий, Помазанник Божий? Да, верил. Полагал ли Он Себя Сыном Человеческим? Да, полагал. Рассматривал ли Он Себя как Мессию? Да, рассматривал. Считал ли Он, что спасти этот мир может не только Бог? Нет. В это я не верю. И вот сложнейший из парадоксов: чтобы спасти мир, Бог отдал на смерть Своего Сына. Ему, Сыну, предстояло совершить самый человеческий из всех человеческих поступков — умереть.

Но Бог, по самой Своей божественной сути, умереть не может. Поэтому для спасения человечества Ему нужно было воплотиться в человека. Этим Человеком стал Иисус. И Он знал об этом. В Евангелии от Марка 10:45 Он говорит: «Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих». Что это — высшая форма мании величия или высшее проявление веры Того, Кто сказал: «Я и Отец — одно»? Эти слова означают: «Я имею право говорить от имени Отца; Я наделен властью действовать от имени Отца; отвергающий Меня отвергает Отца». Даже если отложить в сторону Евангелие от Иоанна и прочесть только синоптические Евангелия, мы все равно получим тот же ответ — ответ, который наверняка дал бы нам и Сам Иисус, если бы нам довелось спросить Его. Давайте зададимся вопросом: почему ни у какого другого еврея, жившего в I веке, нет в наши дни миллионов последователей? Почему «христианство» — а не, скажем, «движение Иоанна Крестителя»? Почему из всех выдающихся исторических личностей той эпохи, включая римских императоров, поклоняются и служат только Иисусу, а имена прочих покрылись пылью времен? Да потому, что Иисус — тот Иисус, живший в I веке, — это живой Господь. Вот почему. Остальные давно ушли и забылись, а Он и сейчас с нами.

Многие ученые, тщательно исследовавшие ранние свидетельства об Иисусе, пришли к тем же выводам, что и Уизерингтон. Вот что пишет Крейг: «Это был Человек, Который думал о Себе как о Сыне Божьем; Который утверждал, что имеет право говорить и действовать от имени Бога; Который считал Себя чудотворцем; Который верил, что бессмертие каждого человека зависит от того, уверует он в Него или не уверует»[72]. Далее Крейг заявляет нечто поистине исключительное: «Иисус знал, что Он — Христос; это явствует из двадцати процентов Его утверждений, аутентичность которых признана даже членами «Семинара Иисуса»[73]. С Крейгом согласен и богослов Ройс Гордон Грунлер (Royce Gordon Gruenler): Иисус претендовал на роль Бога, чему есть «совершенно убедительные» доказательства[74].

Эти претензии, говорит Крейг, были настолько из ряда вон выходящими, что неминуемо порождали вопрос о душевном здоровье Иисуса. Крейг отмечает, что Джеймс Дунн (James Dunn), завершая свое фундаментальное исследование по этой теме, был вынужден задать «один, последний вопрос, которым никак нельзя пренебречь: «Не был ли Иисус безумен?»[75]

…В аэропорту Лексингтона, в ожидании рейса в Чикаго, я бросил монетку в телефон-автомат и договорился об интервью с одним из ведущих психологов нашей страны.

1. Как по-вашему, почему Иисус не спешил во всеуслышание провозглашать Себя Богом? Каким образом такой поступок мог бы воспрепятствовать исполнению Его миссии?

2. Почему нам нелегко выяснить, кем полагала себя та или иная историческая личность? Что может пролить свет на эту тайну? Убедили ли вас «подсказки» Уизерингтона в том, что Иисус считал Себя Богом и Мессией?

3. Иисус учил Своих последователей обращаться к Богу со словами «Отче наш» или «Авва». Что это говорит нам об отношениях Иисуса с Отцом? Привлекают ли вас такие отношения? Почему?

Craig, William Lane. “The Self-Understanding of Jesus.” In Reasonable Faith, by William Lane Craig, 233 — 54. Westchester, Ill.: Crossway, 1994.

Marshall, I. Howard. The Origins of New Testament Christology. Downers Grove, Ill.: InterVarsity Press, 1976.

Moule, C. F. D. The Origins of Christology. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1977.

Witherington, Ben, III. The Christology of Jesus. Minneapolis: Fortress, 1990.

Глава 8. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА. В здравом ли уме был Иисус, когда объявлял Себя Сыном Божьим?

Такую поправку к закону предложил в 1997 году Дункан Скотт, сенатор от штата Нью-Мексико. Тем самым он более чем внятно выразил свое отношение к экспертам, свидетельствующим, что подсудимый невменяем и потому не может нести ответственность за совершенное им преступление. Надо сказать, что сарказм Скотта разделяют очень многие его коллеги, проголосовавшие за принятие этого издевательского предложения. Поправка едва не стала законом — она дошла до палаты представителей и только там была отвергнута[76].

Ни для кого не секрет, что представители судебной власти весьма скептически относятся к психологам и психиатрам, которые выносят заключение о состоянии душевного здоровья подсудимого, о его способности общаться с адвокатом и, следовательно, участвовать в собственной защите, а также о том, был ли он вменяем в момент совершения преступления. И все-таки большинство юристов признает, что специалисты в области психического здоровья оказывают правосудию огромную помощь.

Я хорошо помню случай, когда перед судом по обвинению в убийстве мужа предстала милая женщина, ни дать ни взять воплощение любящей матери и идеальной хозяйки. Симпатичная, хорошо одетая, улыбчивая — один взгляд на нее навевал мысли о тепле и домашнем уюте; казалось, она только что напекла целую гору печенья для соседских детишек. И когда психолог заявил, что в силу психической неадекватности она не способна отвечать перед судом, я лишь презрительно хмыкнул. Но тут адвокат подсудимой пригласил ее для дачи показаний.

Поначалу речь ее была вполне ясной и разумной, но постепенно приобретала все большую странность. Женщина спокойно, вдумчиво и очень серьезно рассказывала о том, как подвергалась поруганию со стороны целого ряда важных особ. В числе обидчиков были названы, в частности, Дуайт Эйзенхауэр и призрак Наполеона Бонапарта. К концу ее показаний никто из присутствующих уже не сомневался, что подсудимая не в ладу с реальным миром. По решению судьи она была помещена в психиатрическую лечебницу до тех пор, пока не обретет способность давать показания.

Внешность обманчива. Задача психолога в том и состоит, чтобы «заглянуть под маску» и сделать верные выводы о душевном здоровье человека. Психология не принадлежит к числу точных наук, в ней случаются ошибки и злоупотребления, но нельзя отрицать, что свидетельства психологов часто содержат весомые аргументы в защиту обвиняемых.

Какое отношение все это имеет к Иисусу? Доктор Бен Уизерингтон, о котором шла речь в предыдущей главе, на основе самых ранних исторических документов убедительно доказал, что Иисус считал Себя Богом во плоти. Отсюда естественным образом вытекает вопрос: а в здравом ли уме Он при этом был? Поиски ответа привели меня в пригород Чикаго, где живет и трудится один из ведущих психологов Соединенных Штатов.

Гари Коллинз (Gary Collins), получивший степень магистра психологии в университете Торонто и докторскую степень по медицинской психологии в университете Пурдью, тридцать пять лет исследует, разъясняет студентам и описывает в книгах особенности человеческого поведения. В течение двух десятилетий он преподавал психологию в Евангельской богословской школе Святой Троицы, где большую часть этого времени возглавлял соответствующее отделение.

Коллинз поражает оптимизмом и бьющей через край творческой энергией. Этот неутомимый человек — автор полутора сотен статей для научных журналов и других периодических изданий, редактор “Christian Counseling Today” и внештатный сотрудник “Journal of Psychology and Theology”. Помимо этого он написал сорок пять (!) книг на темы, так или иначе связанные с психологией. В их числе — «Величественный разум» (“The Magnificent Mind”), «Как помогать людям» (“How to Be a People Helper”), «Можно ли доверять психологии?» (“Can You Trust Psychology?”), а главное — «Христианское душепопечительство: подробное руководство»

(“Christian Counseling: A Comprehensive Guide”), всеобъемлющее пособие для психологов-христиан, уже ставшее хрестоматийным. Именно он осуществлял общую редакцию серии книг «В помощь христианскому консультанту» (“Resources for Christian Counseling”).

Коллинз встретил меня в своем светлом и просторном кабинете в здании Американской ассоциации христианских душепопечителей — общественной организации, насчитывающей в своих рядах пятнадцать тысяч человек. Гари — ее президент. Выглядел он настоящим франтом — черные волосы с проседью, очки в тонкой серебристой оправе, темно-бордовый свитер с высоким воротом и широкие светло-серые брюки. Колпака со звездами и длинной белой бороды обнаружить не удалось.

Я повел рукой в сторону окна, где мягкими хлопьями валил снег, укрывая сосны:

— Вон там, в нескольких милях отсюда — психиатрическая лечебница. Если мы с вами отправимся туда, то непременно обнаружим как минимум одного пациента, заявляющего, будто он — бог. Мы знаем, что эти люди душевнобольные. Иисус тоже называл Себя Богом. Не значит ли это, что и Он был сумасшедшим?

Коллинз усмехнулся:

— Вам нужен краткий ответ? Тогда — нет.

Краткий ответ меня не устраивал. На мой взгляд, эта тема заслуживала подробнейшего анализа. Специалисты утверждают, что зачастую люди, страдающие различными маниями и галлюцинациями, большую часть времени выглядят вполне здравомыслящими, но при этом совершенно уверены в своей исключительности. Порой у них даже появляются последователи, верящие в их гениальность, величие, сверхъестественные способности. Может быть, предположил я, именно так обстояло дело и с Иисусом?

— Действительно, люди с психическими расстройствами кем только себя ни называют. — Коллинз заложил руки за голову. — Человек вполне может объявить себя Иисусом, президентом Соединенных Штатов, или, к примеру, знаменитым журналистом Ли Стробелом. Но психологу недостаточно слушать человека — он еще и наблюдает за его эмоциями. Люди, страдающие психическими расстройствами, часто проявляют неуместные эмоции. Например, им свойственны внезапные вспышки гнева, беспричинная депрессия, острое чувство тревоги. Эмоции же Иисуса всегда были адекватными. Например, Он плакал, когда умер Его друг Лазарь. Это совершенно естественная, здоровая эмоциональная реакция.

— Но Он же иногда гневался, — напомнил я.

— Да, но это был нормальный, здоровый гнев! Он сердился на тех, кто торговал в храме, бесстыдно набивая себе мошну за счет бедных и униженных. Это был праведный гнев, обращенный против явной несправедливости и дурного обращения с ближним, а не внезапное, ничем не оправданное раздражение.

Люди, пребывающие во власти иллюзий, зачастую неправильно воспринимают окружающий мир. Например, им кажется, что за ними следят, что их преследуют. Они выпадают из реальности. Они неверно истолковывают действия других людей, приписывают им поступки и намерения, которые тем и в голову не приходили.

И опять-таки, к Иисусу все это не имеет ни малейшего отношения. Он совершенно адекватно воспринимал действительность. Он не был параноиком, а реальные опасности осознавал и верно оценивал.

Психические расстройства часто влекут за собой расстройства мышления — человек не удерживает нить беседы, теряет логику, делает нелепые выводы. У Иисуса все было по-другому. Он всегда мыслил и говорил ясно, мощно, убедительно, Он был великолепным оратором, Он обладал поразительным умением читать в людских сердцах.

Еще один признак психического заболевания — поведение, не соответствующее ситуации. Например, человек странно одевается или совершенно не умеет входить в контакт. Поведение Иисуса вполне соответствовало социальным нормам; кроме того, Он вступал в тесные дружеские отношения с самыми разными людьми из самых разных слоев общества.

Коллинз умолк, но я чувствовал, что он еще не закончил.

— Что еще вы можете о Нем сказать? — спросил я, желая помочь ему.

Коллинз смотрел в окно, на прекрасный и мирный снежный пейзаж. Когда он снова заговорил, мне показалось, будто он делится воспоминаниями о старом друге:

— Он был добр, но сострадание не закрывало Ему глаз и не связывало рук. Его окружали толпы восторженных почитателей, но Он не ведал звездной болезни. Жизнь была сурова к Нему, но Он сохранял сдержанность. Он всегда знал, что делает и куда идет. Он искренне и глубоко заботился о людях, в том числе — о женщинах и детях, которым в те времена уделяли не так уж много внимания. Он принимал человека, отвергая его грех. Он был чуток к личным обстоятельствам и нуждам каждого.

— Итак, доктор — ваш диагноз?

— Диагноз таков: я не нахожу у Иисуса ни малейших признаков душевного расстройства, — заключил Коллинз и с улыбкой добавил: — Он был здоровее всех, с кем меня сводила жизнь, — включая и меня самого!

Итак, обращаясь к жизни Иисуса, мы не находим у Него признаков психического заболевания. Ну, а те, кто общался с Ним напрямую? Им-то было виднее — что сказали бы они?

— Кое-кто из живших в I веке не согласился бы с вами категорически! — сказал я. — Они-то считали Иисуса сумасшедшим. В двадцатом стихе десятой главы своего Евангелия Иоанн свидетельствует, что многие иудеи говорили: «Он одержим бесом и безумствует». Сказано сильно, не правда ли?

— Да, но специалист-психиатр вряд ли поставил бы такой диагноз, — возразил Коллинз. — Посмотрите, к чему относились эти слова, — к глубокому и мудрому учению о Добром Пастыре. Люди говорили так потому, что Его утверждения о Самом Себе были слишком далеки от их представления о норме, а не потому, что Он действительно был психически неуравновешен. И заметьте: тут же, в стихе двадцать один, другие люди возражают: «Это слова не бесноватого; может ли бес отверзать очи слепым?»

— О чем это говорит? — спросил я.

— О том, что Иисус не просто говорил о Себе нечто, что не вписывалось в рамки людского опыта. Он подкреплял слова делами — чудесными, добрыми делами. Например, Он исцелял слепых… Подумайте сами: вот если бы я объявил себя президентом Соединенных Штатов — что это было бы, как не безумие? Кто бы мне поверил? Из чего следует, что я президент? Где все президентские атрибуты? Где мой роскошный кабинет? Где моя охрана? А вот когда настоящий президент называет себя президентом — это совершенно нормально, потому что он действительно президент и может это доказать. То же и в нашем случае. Иисус не просто называл Себя Богом, но подтверждал Свои слова — чудесами исцеления, поразительной демонстрацией власти над природой, неслыханным дотоле надмирным учением, небывалым умением видеть насквозь человеческую душу — и, наконец, единственным в истории Воскресением из мертвых. Поэтому, когда Иисус называл Себя Богом, это не было безумием. Это было правдой.

Коллинз заговорил о чудесах Иисуса, и это напомнило мне о других возражениях.

— По-вашему, чудеса Иисуса подтверждают, что Он — Сын Божий. Но некоторые считают совсем иначе. Они говорят, что никаких чудес не было!

Я достал из портфеля книжку и зачитал слова критика-агностика Чарльза Темплтона:

— Может быть, — напрямую спросил я, — именно так объясняются все чудеса, которые якобы подтверждают божественность Иисуса?

Ответ Коллинза поразил меня.

— Я бы не сказал, что категорически не согласен с Темплтоном.

— Не сказали бы?!

— Ну да. Ведь Иисус мог лечить и внушением. Почему бы нет?

Лично я не нахожу в этом ничего странного. Порой в основе болезни лежат психологические причины, и когда человек обретает новый смысл, новый путь, новую цель в жизни, он просто отбрасывает болезнь в сторону. Она ему больше не нужна! Вы говорите об эффекте плацебо? Но если человек думает о том, что непременно выздоровеет, то зачастую ему и в самом деле становится лучше. Это давно установленный медицинский факт. Люди приходили к Иисусу, твердо веря, что Он исцелит их, — и Он их исцелял. Факт остается фактом: люди исцелялись, независимо от того, как именно Он это делал. Разумеется, — быстро добавил Коллинз, — это объяснение подходит далеко не для всех случаев исцеления. Психосоматическое лечение обычно требует времени; Иисус же исцелял мгновенно. К тому же, у многих через несколько дней после такого лечения симптомы болезни проявляются снова, а в Библии нет свидетельств о таких случаях. Наконец, Иисус исцелял такие недуги, как, например, полная слепота или проказа, а уж это никак нельзя объяснить психосоматическим лечением. И самое главное — Иисус воскрешал из мертвых! Что-что, а смерть не назовешь психологически обусловленным состоянием. Были и другие чудеса, не связанные с исцелением. Вспомним, например, как Он утихомирил бурю на море или превратил воду в вино. Очевидно, что объяснение этих чудес выходит за рамки естественных причин.

Что ж, возможно… Однако упоминание о превращении воды в вино вызвало у меня в памяти еще одно толкование поразительных чудес, совершенных Иисусом.

Вам когда-нибудь доводилось видеть, как гипнотизер на сцене вводит человека в транс, дает ему стакан воды, а потом внушает, что это вино? Человек облизывает губы, смакуя напиток, у него кружится голова и подкашиваются ноги, словно он и вправду хлебнул лишку. Английский автор Иэн Уилсон задался вопросом: уж не таким ли способом Иисус убедил гостей на свадьбе в Кане Галилейской, что Он превратил воду в прекрасный напиток?

По сути, идея Уилсона состоит в следующем: возможно, Иисус был гениальным гипнотизером, и именно этим объясняются все якобы сверхъестественные аспекты Его жизни — например, изгнание бесов, Преображение, при котором трое учеников видели, как «просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет», и даже исцеление недужных. В качестве доказательства Уилсон приводит современный случай: шестнадцатилетний мальчик, страдавший серьезным кожным заболеванием, необъяснимым образом был исцелен с помощью гипноза.

Что, если Иисус не воскресил Лазаря из мертвых, а лишь вывел его из глубокого гипнотического транса? Что же касается Воскресения, рассуждает Уилсон, то Иисус «вполне мог «запрограммировать» [у апостолов] галлюцинации, при которых они на протяжении определенного периода после Его смерти «видели» Его в определенных, обусловленных заранее обстоятельствах (преломление хлебов)»[78].

Этим, между прочим, можно было бы объяснить и загадочное евангельское упоминание о том, что Иисусу не удалось совершить много чудес в Его родном городе — Назарете. Уилсон пишет:

— Нельзя не признать, — сказал я Коллинзу, — что это весьма любопытное толкование чудес Иисуса.

На лице Коллинза отразилось недоверие.

— Какая вера в гипноз! — воскликнул он. — Мне бы такую… Ну что ж. Гипотеза интересная, но она не выдерживает критики. В ней полно изъянов.

И Коллинз принялся перечислять их:

— Во-первых, трудно загипнотизировать огромную толпу. Далеко не все в равной степени поддаются гипнозу. Что обычно делает гипнотизер? Он обращается к аудитории особым, умиротворяющим голосом, высматривает в зале людей, которые реагируют на этот голос, и вызывает их на сцену в качестве добровольцев. Он знает, что эти люди точно поддаются гипнозу. С толпой этот номер не проходит — гипнотизер встречает сопротивление. Иисус насытил хлебами и рыбой пять тысяч человек — что же, неужели Он всех их загипнотизировал?

Во-вторых, на скептиков и сомневающихся гипноз обычно не действует. Как же Иисус мог загипнотизировать Своего брата Иакова, который не верил в Него, но позже узрел воскресшего Христа? Как Он мог загипнотизировать Савла Тарсянина, противника христианства, если тот вообще впервые увидел Его только после Воскресения? Как Он мог загипнотизировать Фому, который не верил в Воскресение, пока не вложил пальцы в раны от гвоздей на Его руках?

В-третьих, можно ли объяснить гипнозом пустую гробницу?

— Наверняка кто-то скажет, что Иисус загипнотизировал апостолов, и потому им показалось, что гробница пуста! — вмешался я. — Даже если бы это было так, — ответил Коллинз, — вряд ли Он заодно загипнотизировал фарисеев и римских начальников. Уж они бы с радостью продемонстрировали народу тело! Однако они этого не сделали — а значит, гробница была пуста…

В-четвертых, обратимся еще раз к чуду претворения воды в вино. Иисус ничего не объявлял гостям на свадьбе, Он даже не сказал слугам, что вода превратилась в вино, — Он просто велел им зачерпнуть воды и отнести распорядителю пира, а уж тот, пригубив, сам сказал, что это вино. Никто не предупреждал его об этом, никто ему не подсказывал.

В-пятых, исцеление кожного заболевания, о котором говорит Уилсон, наверняка не было мгновенным?

Я сказал, что, согласно статье в “British Medical Journal”, за пять дней, прошедших после сеанса гипноза, с левой руки подростка сошла так называемая «рыбья кожа» — ихтиоз, — и потребовалось еще несколько дней на то, чтобы на смену ей наросла нормальная. Что же касается остальных частей тела, то успех гипноза был переменным — за несколько недель в норму пришло от пятидесяти до девяноста пяти процентов пораженных болезнью участков кожи[80].

— А теперь вспомните, — сказал Коллинз, — как в семнадцатой главе Евангелия от Луки Иисус исцелил десять прокаженных. Исцеление было мгновенным — и стопроцентным. Такое не объяснить одним гипнозом. Равно как и исцеление человека с иссохшей рукой в третьей главе Евангелия от Марка. Конечно, можно предположить, что люди были в гипнотическом трансе, и им просто показалось, что рука стала здоровой; но потом-то они узнали правду? Гипноз никогда не длится долго! И наконец: в Евангелиях подробно рассказано, что говорил Иисус и что Он делал; но ни одна строка и ни одно слово не дает нам оснований предположить, что Он занимался гипнозом. Вообще-то, я могу долго говорить на эту тему…

Я рассмеялся:

— Я всего лишь сказал, что это любопытное толкование; я не говорил, что оно убедительно! Однако в его пользу написаны целые тома!

— Меня всегда поражало, — ответил Коллинз, — с какой готовностью люди хватаются за все что угодно, лишь бы доказать, что Иисус не творил чудес.

Перед тем, как проститься с Коллинзом, я хотел узнать его авторитетное мнение по еще одному вопросу, который не дает покоя скептикам.

— Иисус изгонял нечистых духов, — начал я. — Он говорил с бесами, веля им покинуть тела людей, которые якобы были ими одержимы. Но можно ли в наше время всерьез верить, что те или иные болезни и странности в поведении вызваны вмешательством злых духов?

Коллинза нисколько не смутил мой вопрос.

— Я верю, что бесы существуют, — ответил он. — Это напрямую вытекает из моих богословских убеждений. В нашем обществе многие верят в ангелов. Люди знают, что существуют духовные силы, и нетрудно прийти к выводу, что некоторые из них злы. Когда творятся дела Божьи, эти силы могут им яростно сопротивляться. Именно это, скорее всего, и происходило во времена Иисуса.

Я отметил, что Коллинз сослался на свои богословские убеждения, но не на свой профессиональный опыт.

— А вы как психолог когда-нибудь сталкивались с бесами напрямую? — спросил я.

— Лично я — нет, но ведь далеко не вся моя жизнь протекает в медицинских учреждениях. А вот мои друзья, которые работают в больницах, утверждают, что сталкивались, — и, уверяю вас, это вовсе не те люди, которые склонны объяснять любую проблему вмешательством нечистой силы; скорее, скептики. Психиатр М. Скотт Пек (M. Scott Peck) кое-что пишет об этих вещах в своей книге «Дети лжи» (“People of the Lie”)[81].

Уилсон предполагает, что Иисус применял гипноз к людям, которым лишь казалось, что они одержимы бесами, и категорично заявляет, что ни один «здравомыслящий человек» не объяснит подобное состояние «действием нечистых духов»[82]. Я сказал об этом Коллинзу.

— Вообще-то нам, людям, свойственно видеть то, что мы хотим видеть, — ответил он. — Человек, отрицающий существование сверхъестественных сил, всегда найдет объяснение в рамках земных причин, пусть даже это объяснение будет притянуто за уши. Больного лечат и лечат, пичкают его все новыми и новыми лекарствами, но ему не становится легче. А все потому, что бывают случаи, которые не поддаются обычному медикаментозному и психиатрическому лечению.

— А как вы полагаете, можно ли считать те случаи, когда Иисус изгонял бесов, примерами психосоматического лечения? — спросил я.

— Иногда, в отдельных случаях — да; но опять-таки, нужно постараться увидеть полную картину событий. Взять хотя бы историю, когда Иисус, изгнав бесов, послал их в стадо свиней, и свиньи бросились с кручи в море? Похоже ли это на психосоматическое лечение? Я считаю, что Иисус действительно изгонял бесов, и думаю, что некоторые люди делают это и в наши дни. В то же время, сталкиваясь с упорным и неподатливым заболеванием, не стоит поспешно заключать, что дело в нечистых духах. Как сказал К. С. Льюис, существуют «два равносильных и противоположных заблуждения относительно бесов. Одни не верят в них, другие верят и питают к ним ненужный и нездоровый интерес. Сами бесы рады обеим ошибкам»[83].

— Знаете, Гари… возможно, в Американской ассоциации христианских консультантов эта идея и пользуется успехом, но светские психологи вряд ли согласятся, что верить в нечистую силу разумно и логично!

Эти слова, вопреки моему желанию, прозвучали слегка пренебрежительно, и я подумал, что Коллинз обидится, — но он не стал обижаться.

— Забавно, как все меняется, — задумчиво произнес он. — Современное общество помешано на «духовности». Это слово можно услышать где угодно и подразумевается под ним что угодно — кроме сверхъестественного. Интересно наблюдать, во что верят в наши дни психологи: одни помешаны на восточной мистике и эзотерике, другие — на шаманизме… Четверть века назад любого, кто заговорил бы об одержимости бесами, подняли бы на смех; сегодня многие психологи начинают понимать, что на земле и на небе есть много такого, чего наши теории объяснить не в силах.

По ходу беседы мы с Коллинзом немного отклонились от основной темы интервью. По пути домой, обдумывая наш разговор, я мысленно вернулся к главному вопросу, который привел меня к Гари: Иисус называл Себя Богом, но был ли Он Им?

Никто не утверждает, что Он намеренно вводил людей в заблуждение. Но вот теперь Коллинз, психолог с тридцатипятилетним стажем, говорит, что и душевнобольным Он тоже не был…

Так или иначе, у меня оставался вопрос: обладал ли Иисус всеми атрибутами Бога? Одно дело — заявлять о своей божественности, и совсем другое — воплощать в себе все божественные черты.

Остановившись перед светофором, я вынул из портфеля записную книжку и нацарапал: «Найти Карсона». Следующую тему я намеревался обсудить не с кем-нибудь, а с одним из ведущих богословов страны.

После встречи с Гари Коллинзом мне захотелось внимательно перечитать Евангелия — в частности, все, что говорил Сам Иисус. Я читал целый вечер, но не нашел ни слова, которое намекало бы на помешательство, бред или паранойю. Напротив: я был в очередной раз потрясен Его бесконечной мудростью, искренностью и проницательностью, Его поэтическим и ораторским даром, глубиной Его сострадания. Приведу слова историка Филипа Шаффа (Philip Schaff), сумевшего выразить это куда лучше, чем я:

1. Иисус утверждал, что Он Бог, — но и пациент психиатрической больницы может провозгласить себя богом. В чем отличия между этим заявлениями?

2. Прочтите заповеди Иисуса, обычно называемые заповедями блаженства (Евангелие от Матфея 5:1 — 12). Что вы можете сказать о Его уме, ораторском искусстве, даре сострадания, знании человеческой природы, умении внушать людям главные истины и, в конечном итоге, о психическом здоровье?

3. Вы узнали отношение Коллинза к той идее, что чудеса Иисуса можно объяснить действием гипноза. Кажется ли вам эта гипотеза перспективной? Поясните свою точку зрения.

Collins, Gary R. Can You Trust Psychology? Downers Grove, Ill.: InterVarsity Press, 1988.

______. Christian Counseling: A Comprehensive Guide. Waco, Tex.: Word, 1988.

______. The Soul Search. Nashville: Nelson, 1998.

Lewis, C. S. The Screwtape Letters. London: Collins–Fontana, 1942.

Глава 9. СЛОВЕСНЫЙ ПОРТРЕТ. Обладал ли Иисус всеми атрибутами Бога?

В чикагской квартире были убиты восемь студенток медицинского колледжа. В живых осталась одна-единственная девушка — она спряталась под кроватью и только поэтому уцелела. Оттуда, из своего прибежища, она успела хорошо разглядеть убийцу. Вскоре после этого ужасного события эта девушка, все еще дрожа от ужаса, составляла вместе с художником из полиции подробный словесный портрет преступника.

Рисунок, составленный по ее описанию, в мгновение ока был распространен по всему городу. Портрет преступника появился в полицейских участках, на вокзалах, в больницах, в аэропорту. Вскоре в полицию позвонил врач травматологического пункта и сообщил, что оказывал первую помощь человеку, похожему на преступника на портрете — «с таким же жестким взглядом». Так полиции удалось оперативно схватить Ричарда Спека, человека без определенных занятий, совершившего это ужасное преступление. Он был осужден и спустя тридцать лет умер в тюрьме[85].

С 1889 года, когда специалисты Скотланд-Ярда впервые на основании свидетельских показаний составили и нарисовали портрет преступника, судебные художники играют важную роль в обеспечении правопорядка. С полицией США сотрудничает более трехсот художников-графиков, и все больше отделений полиции переходит на компьютеризированную систему составления портретов — так называемый электронный метод воссоздания внешности. С помощью этого метода в 1997 году удалось, к примеру, схватить преступника, который пытался похитить женщину в торговом центре, всего в нескольких милях от моего дома в пригороде Чикаго. Жертва описывала внешность преступника, а специалист за компьютером подбирал нужную форму носа, линию рта, прическу и так далее. Портрет был разослан по факсу во все районные отделения полиции, и один из следователей сразу узнал в нем точную копию преступника, с которым ему уже приходилось иметь дело. К счастью, арестовать его удалось довольно быстро, и это действительно оказался незадачливый похититель[86].

Как все это связано с нашими попытками установить истину об Иисусе? Вот как: Ветхий Завет подробнейшим образом описывает нам Бога. Мы узнаем, что Бог вездесущ — Он существует сразу во всей Вселенной; Бог всеведущ — Ему известно все, что только может быть известно в вечности; Бог всемогущ — Ему подвластно все сущее; Бог предвечен — Он вне времени, и Он же — причина времени; Бог неизменен — Его атрибуты не меняются. Он добр, Он свят, Он праведен, Он мудр, Он справедлив.

Итак, Иисус утверждает, что Он — Бог. Но обладает ли Он всеми атрибутами божества? Иными словами, совпадает ли Его описание со «словесным портретом» Бога, который дан нам в Библии? Если нет — значит, Иисус не Бог.

Вопрос этот чрезвычайно сложен и с трудом поддается осмыслению. Так, например, когда Иисус читал Нагорную проповедь неподалеку от Капернаума, Он не находился в тот же момент в Иерихоне — так в каком же смысле Его можно называть вездесущим? Как мы можем называть Его всеведущим, если в Евангелии от Марка 13:32 Он Сам признает, что не знает будущего? Если Он предвечен и вне времени, почему Послание к Колоссянам 1:15 называет Его «рожденным прежде всякой твари»?

Все это поначалу может навести на мысль, что личность Иисуса не соответствует «словесному портрету» Бога. Но за годы работы я убедился в том, что первое впечатление чаще всего обманчиво. Вот почему меня так радовала возможность обсудить эту тему с доктором Карсоном (D. A. Carson), богословом, одним из самых выдающихся христианских мыслителей последних десятилетий.

Д. А. Карсон — профессор и научный сотрудник Евангельской богословской школы Святой Троицы, автор и редактор более четырех десятков книг. Среди них — «Нагорная проповедь» (“The Sermon on the Mount”), «Ошибки экзегетики» ( “Exegetical Fallacies”), «Евангелие по Иоанну» (“The Gospel According to John”), а также знаменитая, отмеченная наградами книга «Бог шутит» (“The Gagging of God”).

Карсон владеет четырьмя языками (своим прекрасным французским он обязан детским годам, проведенным в Квебеке). Он — сотрудник общества библейских исследований Тиндла, Общества библейской литературы и Института библейских исследований. Сфера его научных интересов широка чрезвычайно — исторические свидетельства об Иисусе, постмодернизм, греческая грамматика, богословие апостолов Павла и Иоанна…

Карсон начал свою исследовательскую карьеру с химии (степень бакалавра естественных наук в университете Макгилл), потом стал заниматься богословием и получил степень магистра, а затем отправился в Англию, где в престижном Кембриджском университете защитил докторскую диссертацию по Новому Завету. Он преподавал в трех разных колледжах и семинариях — до 1978 года, когда перешел на работу в школу Святой Троицы.

Я никогда прежде не встречался с Карсоном, и, направляясь в Евангельскую богословскую школу Святой Троицы, ожидал увидеть чопорного «ученого сухаря». Однако с первого же взгляда стало ясно, что передо мной хотя и самый настоящий ученый, но отнюдь не сухарь. Карсон буквально поразил меня теплотой и искренностью, а также терпением, с какими отвечал на мои вопросы, порой весьма язвительные.

Наша беседа проходила в просторной комнате отдыха преподавателей, где кроме нас не было ни души — шли рождественские каникулы. Мой собеседник был одет в белую ветровку, синие джинсы и кроссовки «Адидас». Мы познакомились, немного поболтали и пошутили о любимой нами Англии (Карсон в течение многих лет бывал там наездами, а его жена Джой — англичанка); затем я достал записную книжку, включил диктофон — и начался разговор, ради которого я приехал.

В первую очередь я хотел выяснить, почему сам Карсон считает Иисуса Богом.

— Какие слова и дела Иисуса убеждают вас в Его божественности? — спросил я. Я предполагал, что Карсон начнет рассказывать о чудесах, — но ошибся.

— Конечно, можно было бы сказать, что Иисус творил чудеса, — начал он, словно прочитав мои мысли, — но чудеса творили и другие; это условие необходимое, но недостаточное. Разумеется, главное и исчерпывающее доказательство Его божественной природы — Воскресение. Но самым поразительным из всего, что Он делал, мне кажется прощение грехов.

— Вот как? — я развернулся в кресле, чтобы сидеть с ним лицом к лицу. — Но почему?

— Понимаете ли… Если вы обидели меня, я имею право вас простить. Но вот представьте: вот вы меня обидели, и вдруг появляется кто-то третий и заявляет вам: «Я тебя прощаю». Что за дерзость?! Единственный, кто имеет полное право сказать так, — это Бог, потому что грех, пусть даже против другого человека, есть в первую очередь отрицание Бога и Его законов. Совершив прелюбодеяние и подстроив гибель мужа своей возлюбленной, царь Давид кается перед Богом в Псалме 50: «Тебе, Тебе единому согрешил я и лукавое пред очами Твоими сделал». Он признает, что, согрешив против ближнего, он в конечном итоге согрешил против Бога, сотворившего его по Своему образу, и потому нуждается в Божьем прощении.

И вот появляется Иисус и объявляет грешникам: «Я прощаю вас». Иудеи мгновенно углядели в этом богохульство: «Кто может прощать грехи, кроме одного Бога?» Вот почему для меня прощение грехов — самое удивительное из всего, что делал Иисус.

— Но Иисус не только прощал грехи, — добавил я. — Он утверждал, что Сам Он безгрешен. А безгрешность, безусловно, атрибут божества.

— Верно, — ответил Карсон. — В нашей культуре исторически сложилось так, что люди, которых считают праведниками, особенно чутки к собственным ошибкам и прегрешениям. Они осознают свои недостатки и слабости, свою похоть, свои обиды, и с Божьей помощью стремятся преодолеть их. И им это удается — да так хорошо, что окружающие называют их «святыми». А Иисус говорил с самым серьезным видом: «Кто из вас обличит Меня в грехе?» Если бы такое заявил я, то моя жена, дети и все, кто меня знает, не упустили бы случая припомнить мне все мои прегрешения. Ответом же Иисусу было молчание.

Да, нравственное совершенство и прощение грехов — несомненные признаки божества; однако, чтобы соответствовать «словесному портрету» Бога, Иисус должен был обладать и другими атрибутами. Мой первый вопрос прозвучал вполне безобидно; теперь же я всерьез вознамерился загнать собеседника в угол.

Я перелистал свои прежние записи — и обрушил на Карсона град вопросов:

— Скажите, доктор Карсон, как можно говорить о вездесущности Иисуса, если Он не мог находиться в нескольких местах одновременно? О каком всеведении может идти речь, когда Он Сам говорил, что Сын Человеческий не знает часа Своего возвращения? Кто может назвать Его всесильным, если в Евангелиях сказано, что в Своем родном городе Он «не совершил многих чудес»? — Для пущей убедительности я нацелил на него ручку и закончил: — Давайте честно признаем: сама Библия противится Его претензиям на роль Бога!

Карсон не стал увиливать, хотя и начал с того, что простых ответов на эти вопросы не существует. В конце концов, они нацелены в самое сердце доктрины воплощения: Бог становится человеком, дух облекается в плоть, бесконечное делается конечным, вечное — временным. Учение о воплощении занимает богословов уже много веков; и Карсон заговорил о том, как на протяжении столетий ученые отвечали на все эти вопросы.

— История знает несколько подходов к этой теме, — начал он «учительским» голосом. — Например, в конце девятнадцатого века великий богослов Бенджамин Уорфилд исследовал Евангелия на предмет разделения божественного и человеческого в Иисусе. Поступки Иисуса, указывающие на то, что Он — Бог, Уорфилд относил к Его божественной природе; все же, что предполагало ограничения, пределы, человеческие качества — к природе человеческой. Например, плакал ли Иисус — да, плакал; Его слезы говорили о Его человечности.

Мне показалось, что этот метод полон изъянов.

— Если так подходить к вопросу, то не получится ли у нас Иисус шизофреник? — спросил я.

— Возможно — если подходить неразумно. Все христианские конфессии сходятся в том, что божественность и человечность Иисуса различны, но объединены в одной Личности. Вы боитесь прийти к выводу, что у Него было два разума — человеческий разум Иисуса и божественный разум Христа? Но такое мнение существует — и, возможно, в нем что-то есть.

Есть и другое объяснение — кеносис, что в переводе с греческого означает «опустошение». Оно вытекает из второй главы Послания к Филиппийцам, где апостол Павел говорит нам, что Иисус, «будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу, но уничижил Себя». Более точным переводом было бы «опустошил». Он стал Никем.

Звучало довольно туманно.

— Вы не могли бы пояснить? — попросил я. — Опустошил от чего именно? Кажется, я случайно попал в самую точку. Карсон удовлетворенно кивнул:

— В том-то и вопрос. Люди столетиями предлагают самые разные ответы на него. Может быть, Он опустошил Себя от Своей божественности? Но тогда Он перестал бы быть Богом. Может быть, от божественных атрибутов? С этой идеей я совсем не могу согласиться: как отделить атрибуты от сущности? Если у вас имеется животное, которое выглядит как лошадь, пахнет как лошадь, движется как лошадь и обладает всеми атрибутами лошади, — значит, у вас имеется лошадь. Я не понимаю, как можно освободиться от атрибутов божественности и при этом оставаться Богом. Есть еще одна точка зрения: «Он избавился не от атрибутов как таковых, а от их использования» — то есть речь идет о самоограничении. Это уже ближе, хотя так бывало не всегда: Он прощал грехи, как может прощать только Бог, — это атрибут божества.

Иные пошли дальше: «Он опустошил Себя от самостоятельного и независимого использования божественных атрибутов». То есть, Он действовал как Бог толькотогда, когда Его Небесный Отец давал Ему на то разрешение. И, надо сказать, это еще ближе. Проблема только в том, что в определенном смысле предвечный Сын всегда действовал в соответствии с заповедями Отца. И все-таки это близко к истине.

Я чувствовал, что мы кружим где-то у центра мишени — но попадем ли в яблочко? То же, вероятно, ощущал и Карсон.

— Строго говоря, — сказал он, — вторая глава Послания к Филиппийцам не объясняет нам, от чего именно избавился Иисус. Он опустошил Себя; Он стал никем. Давайте будем честны перед собой: сколь бы ни был сложен вопрос об опустошении, ясно одно — по сути, он сводится к Воплощению, одной из главных тайн христианства. Бесформенный, бесплотный, всеведущий, вездесущий, всесильный Дух — и конечные, осязаемые, материальные, бренные создания. Идея превращения первого во второе окутана великой тайной. Потому христианское богословие состоит не в том, чтобы всему найти объяснение и оправдание, а в том, чтобы собрать воедино все библейские свидетельства и найти способы их синтеза, которые будут логичными и последовательными, даже если некоторые места так и останутся без объяснений.

Таким витиеватым способом Карсон пытался сказать, что богословов устраивают логичные и стройные теории, даже если они не объясняют всех нюансов Воплощения. В каком-то смысле это показалось мне разумным. В конце концов, если Воплощение — истина, то не удивительно, что ее не постичь ограниченным человеческим разумом.

Я подумал: действительно, если Иисус по доброй воле «опустошил» Себя, отказавшись от применения божественных атрибутов, то понятно, почему Его всеведение, всемогущество и вездесущность обычно не проявлялись в Его земном бытии, — хотя Новый Завет ясно свидетельствует о том, что Иисус обладал всеми этими качествами.

Но это было далеко не все, что я хотел узнать. Я перевернул страничку в записной книжке и приступил к вопросам иного рода — о тех стихах Библии, которые, как мне казалось, прямо противоречат утверждениям Иисуса о Его божественности.

Чтобы соответствовать библейскому «словесному портрету» Бога, Иисусу, в частности, надлежало быть предвечным и несотворенным. Книга пророка Исаии 57:15 называет Бога «вечно Живущим». Но, сказал я Карсону, некоторые стихи Священного Писания явно намекают, что Иисус был сотворен!

— Например, — начал я, — в Евангелии от Иоанна 3:16 Иисус назван «Единородным» Сыном Божьим, а в Послании к Колоссянам 1:15 — «Первенцем». Разве отсюда не следует, что Он был Созданием, а не Создателем?

Как я уже говорил, одна из сфер научных интересов Карсона — греческая грамматика; к ней-то он и обратился, отвечая на мой вопрос.

— Начнем с Евангелия от Иоанна 3:16, — произнес он. — В Библии короля Иакова этот текст древнегреческого оригинала переведен как «Его Единородный сын». Те, кто считает этот перевод правильным, обычно связывают эти слова с Воплощением — то есть с тем, что Иисус рожден от Девы Марии. На самом же деле, греческое слово подразумевало нечто иное, а именно — «единственный», «неповторимый». В I веке оно обычно употреблялось в значении «единственный и любимый». Таким образом, Евангелие от Иоанна 3:16 скорее говорит нам, что Иисус — единственный и любимый Сын Божий, нежели что Он онтологически был рожден во времени.

— Хорошо. А остальные стихи? — спросил я.

— Что ж, посмотрим на Послание к Колоссянам 1:15. Библия короля Иакова употребляет в этом стихе слово «Первенец». Подавляющее большинство толкователей, как консервативных, так и либеральных, признает, что в Ветхом Завете первенец по закону получал львиную долю наследства, а если речь идет о царском роде, то именно первенец сменял на престоле отца. Таким образом, первенец наследовал все отцовские права. Ко II веку до Рождества Христова в некоторых регионах это слово окончательно утратило оттенок первородства; оно несло в себе лишь идею власти, вытекающей из положения полноправного наследника. Именно в этом смысле, как признают практически все ученые, оно и применено по отношению к Иисусу. В свете этого изначальное значение слова «первенец» отчасти уводит нас в сторону от истины.

— А какой перевод был бы адекватным? — спросил я.

— Думаю, что уместнее было бы перевести это как «высший наследник».

Казалось бы, с этим стихом из Послания к Колоссянам мы разобрались; но Карсон на этом не остановился:

— Если уж говорить о Послании к Колоссянам 1:15, то этот стих следует воспринимать в контексте другого — девятого стиха второй главы, где тот же автор пишет: «Ибо в Нем обитает вся полнота Божества телесно». Автор не может противоречить сам себе! Вот почему термин «Первенец» вовсе не исключает предвечности Иисуса — ведь она входит в понятие «всей полноты Божества».

Ответ был исчерпывающим. Но у меня оставались и другие каверзные вопросы. Например, в десятой главе Евангелия от Марка некто назвал Иисуса «благим учителем», на что Иисус немедленно ответил: «Что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог».

— Разве этими словами Иисус не дает понять, что Он — не Бог? — спросил я.

— Нет. Мне кажется, он всего лишь хотел, чтобы этот человек как следует подумал о том, что сказал. Параллельный эпизод в Евангелии от Матфея изложен несколько шире и не оставляет впечатления, будто Иисус принижает Свою божественность. По-моему, Он просто хотел сказать: «Погоди-ка! Почему ты называешь меня «благим»? Не слишком ли легко ты относишься к словам? Уж не пытаешься ли ты подольститься ко мне?» Да, если подходить серьезно, то благ один лишь Бог. Но, говоря это, Иисус не подразумевал: «…и потому не называйте Меня так». Он имел в виду совсем другое: «Понимаете ли вы, что говорите? Осознаете ли смысл своих слов? Действительно ли относитесь ко Мне как к Богу?» Его слова можно воспринимать и так: «Я — Тот, о Ком ты говоришь; твои речи умнее тебя!» или «Не смей называть Меня так; в следующий раз ты вместе со всеми будешь кричать «этот грешник Иисус»». Так как же нам толковать эту фразу, учитывая все остальное, что говорит и делает Иисус?

В других стихах Нового Завета Иисус столько раз назван «безгрешным», «святым», «праведным», «чистым», «непорочным» и «отделенным от грешников», что ответ был очевиден.

Но если Иисус Бог, то какой — равный Отцу или какой-то «нижестоящий» бог, обладающий атрибутами божества и все же не вполне соответствующий «словесному портрету» Бога, нарисованному в Ветхом Завете?

— В Евангелии от Иоанна 14:28 Иисус говорит: «Отец Мой более Меня». И некоторые делают из этого вывод, что Иисус был неким «второсортным» богом. Правы ли они? — спросил я Карсона.

Он вздохнул.

— Мой отец был проповедником, и дома у нас бытовала присказка: «Текст без контекста — тридцать три подтекста». Стих, приведенный вами, очень важно рассматривать в контексте. Иисус известил учеников, что скоро покинет их. Видя, как удручены и подавлены Его апостолы, Он сказал: «Если бы вы любили Меня, то возрадовались бы, что Я сказал: иду к Отцу; ибо Отец Мой более Меня». Иными словами, Он дал понять, что возвращается к славе, по праву принадлежащей Ему; поэтому, если ученики понимают, Кто Он, и действительно любят Его, они должны радоваться, что Учитель вновь возвращается туда, где Он больше, чем на земле.

В Евангелии от Иоанна 17:5 Иисус говорит: «И ныне прославь Меня Ты, Отче, у Тебя Самого славою, которую Я имел у Тебя прежде бытия мира». Фраза «Отец Мой более Меня» — о том же. Говоря, что кто-то больше нас — то есть более велик, — мы не подразумеваем превосходства в онтологическом смысле. Если, к примеру, я скажу, что президент США «более» меня, это не будет означать, что я считаю его высшим существом. Он значительнее меня во всем, что касается военной мощи, искусства политики, общественного признания, — но при всем при том он такой же человек, как и я.

Так что, когда Иисус говорит: «Отец Мой более Меня», следует вникнуть в контекст и задаться вопросом, подразумевает ли он: «Отец Мой более Меня, потому что Он — Бог, а Я — нет». Честно говоря, такая ситуация кажется мне смехотворной. Представьте: я поднимаюсь на кафедру и обращаюсь к прихожанам: «Торжественно заявляю вам: Бог более велик, чем я!» Глубокомысленное наблюдение, ничего не скажешь!

Подобное сравнение имеет смысл только в одном случае: когда оба стоят на одном уровне, и речь идет только об установлении каких-то границ. Иисус ограничен Воплощением, Ему предстоят крестная мука и гибель, но потом Он вернется к Отцу и к славе, которую имел у Отца прежде бытия мира. По сути, Он говорит ученикам: «Вы плачете по Мне, а должны бы радоваться, потому что Я возвращаюсь домой». Вот что означают слова «Отец Мой более Меня».

— Значит, — уточнил я, — в этом стихе не кроется отрицание Его божественной природы?

— Нет, — уверенно произнес он. — Безусловно, нет. Это со всей очевидностью вытекает из контекста.

Библия учит, что Отец добр и любит Своих детей. То же говорит Новый Завет об Иисусе. Но если Он добр, как же Он может отправлять людей в ад? К тому же в учении Иисуса об аде сказано больше, чем в остальном Писании. Не противоречит ли этот факт утверждениям о Его благости, кротости и милости?

Задав Карсону этот вопрос, я сопроводил его весьма резкими словами агностика Темплтона: «Как мог сострадательный и милосердный Отец Небесный сотворить бесконечный ад и веками посылать туда миллионы людей только за то, что они не могут или не хотят принять некие религиозные убеждения?»[87]

Этот вызывающий вопрос ничуть не рассердил Карсона.

— Давайте-ка проясним, — сказал он. — Для начала, я вовсе не уверен, что Бог посылает людей в ад просто потому, что они не придерживаются определенных убеждений.

Он немного подумал и, стремясь дать максимально полный и подробный ответ, начал издалека — с темы, которую большинство современных людей считает нелепым анахронизмом. Он заговорил о грехе.

— Представьте себе Бога в начале Творения, с мужчиной и женщиной, которых Он сотворил по Своему образу и подобию. Первая их мысль, как только они просыпаются поутру, — мысль о Боге. Они искренне любят Его. Им радостно делать то, что Он им велит. Их отношения с Богом и между собой полны гармонии.

Но человек пал: он взбунтовался против Бога. Сотворенный по Его образу, он возомнил себя центром Вселенной. Не буквально, конечно, — но Адам и Ева мыслили именно так. И именно так мыслим мы с вами. Все, что мы называем «социальной патологией» — война, злоба, насилие, тайная зависть, гордыня, комплекс неполноценности, — связано в первую очередь с тем, что из наших отношений с Богом ушла гармония. Вслед за грехом в мир вошло страдание.

В глазах Бога это ужасно, это омерзительно. Что же Ему делать? Если Он скажет: «Ну и ладно, Мне это безразлично», — значит, Его не волнует зло. Это как если бы мы с вами сказали: «Ах, истребление евреев — ну, мне это безразлично». Разве не страшно подумать, что Бог может быть равнодушен к таким вещам?

Но если Он неравнодушен к таким вещам, значит, Он неравнодушен и к тому, что люди, которых Он сотворил по Своему образу и подобию, потрясают перед Его ликом жалкими кулачками и распевают вместе с Фрэнком Синатрой: «Я делаю то, что хочу». Такова подлинная природа греха.

Исходя из этого, люди приговариваются к аду не потому, что они верят не в то, что нужно, хотя в общем и целом они славные ребята. Люди приговариваются к аду, потому что отвергают своего Создателя и хотят быть «пупом земли». В аду содержатся не кающиеся грешники, которых недобрый Бог не желает выпускать оттуда, а те, кто, презрев вечную жизнь, стремится быть центром Вселенной и упорствует в своем бунте против Бога. Что же Богу остается делать? Если Он скажет, что Ему это безразлично, значит, это не тот Бог, которому мы служим, а какой-то другой, равнодушный и откровенно жестокий. Если бы Он поступал иначе с теми, кто дерзко Его отвергает, то тем самым свел бы на нет Свое божество.

— Да, — перебил я, — но, похоже, людей ужасает сама мысль о том, что Бог обрекает Свои создания на вечную муку. Ведь это жестоко, разве не так?

— Во-первых, — ответил Карсон, — Библия учит, что за разные грехи полагаются разные наказания, потому я не уверен, что все страдают в равной мере. Во-вторых, если Бог сложит руки и откажется от этого падшего мира, то все плохое, вся низость и жестокость, которая есть в человеке, вырвется на волю — и тогда ад настанет на земле. Мы сами его тут устроим. Если мы допустим мысль о том, что всех грешников следует собрать в одном месте, где они никому не сумеют причинить вреда, кроме как друг другу, — то что мы получим, как не идею ада? В каком-то смысле ад — то, что грешники творят сами для себя, и то, к чему они стремятся, отказываясь от покаяния.

Карсон умолк, и мне показалось, что он закончил; но он произнес еще одну очень важную вещь:

— Библия ясно утверждает, что в конце не просто свершится справедливость, но и все увидят, как она свершится, — и ни один человек не посетует, что с ним обошлись неправедно.

Я ухватился за последнюю фразу:

— Иными словами, в час Суда никто на свете не сможет сказать, что Бог был к нему несправедлив? Все признают, что Бог судит мир и человечество по законам высшей справедливости?

— Это так, — твердо сказал Карсон. — В этом мире мы каждый день сталкиваемся с несправедливостью. Но в Судный День справедливость свершится — и это увидит каждый. Никто не сможет сказать: «Это несправедливо!»

У меня оставался один очень важный вопрос. Я глянул на часы и спросил:

— У вас найдется еще несколько минут?

Карсон уверил, что да, и я заговорил на тему, вызывающую множество споров.

— Если Иисус — Бог, Он должен быть совершенен с точки зрения нравственности. Однако некоторые критики христианства утверждают, что именно здесь Он «не дотягивает» до идеала, поскольку, по их мнению, молчаливо оправдывает такую отвратительную и позорную практику, как рабство. Мортон Смит (Morton Smith) пишет:

Выходит, Иисус ничего не делал для искоренения рабства. Как же примирить это с Божьей любовью ко всему человечеству?

— Почему Иисус не провозгласил в полный голос: «Рабство — это зло»? — спросил я Карсона. — Почему Он ничего не сделал для ниспровержения социального института, который принижал людей, сотворенных по образу Божьему? Не говорит ли это о Его нравственной ущербности?

Карсон выпрямился в кресле.

— Честно говоря, я думаю, что люди, высказывающие эту идею, упускают самое главное. Если позволите, я попытаюсь нарисовать картину рабства — древнего и современного, поскольку совершенно очевидно, что в нашем обществе это понятие приобрело оттенок, которого не было в древнем мире.

— Продолжайте, прошу вас, — произнес я.

— В своей книге «Раса и культура»[89] (“Race and Culture”) исследователь Томас Соуэлл (Thomas Sowell), афроамериканец, подчеркивает, что вплоть до нашей эпохи рабство было присуще всем без исключения мировым культурам, — начал Карсон. — Хотя рабство и было связано с завоеваниями, роль его была в первую очередь экономической. Законов о финансовой несостоятельности в те времена не было, поэтому человек, который не мог расплатиться с долгами, продавал себя или свою семью в рабство. Становясь рабом, он избавлялся от обязанности выплачивать долг и получал работу, а, следовательно, и возможность выжить. Выходит, рабство не всегда было худшим выходом из положения.

Пожалуйста, поймите меня правильно: я совершенно не намерен романтизировать рабство. Однако во времена Древнего Рима рабы были очень разными: одни прислуживали и выполняли черную работу, другие же занимались преподаванием и имели примерно такое же образование, как у нынешних докторов философии. Кроме того, институт рабства не предполагал расовых различий. В Америке дело обстояло иначе: рабами были черные, только черные и все черные. Это было ужасно хотя бы потому, что на долгие годы породило несправедливую идею о превосходства белой расы — предрассудок, с которым многим из нас приходится бороться по сей день.

А теперь посмотрим, как обстояло дело в библейские времена. По еврейскому закону, каждый юбилейный год полагалось отпускать всех рабов. На практике это означало, что запрет на рабство вступал в силу раз в семь лет. Неизвестно, всегда ли и всеми ли выполнялся этот закон, но все знали: так повелел Бог. Иисус рос и воспитывался с этим знанием.

Но не будем забывать о Его миссии. Он пришел на землю не затем, чтобы свергнуть римское владычество и разрушить римскую экономику, включавшую в себя рабство. Он пришел освободить людей от их грехов, преобразить их, чтобы они полюбили Бога всем сердцем, всей душой, всем разумом и всей силой, чтобы они возлюбили ближнего своего, как себя. Могло ли это не повлиять на саму идею рабства?

Посмотрите, что пишет апостол Павел в Послании к Филимону о беглом рабе по имени Онисим. Павел не говорит, что рабство необходимо отменить, — за такие слова его бы просто казнили. Вместо этого он настойчиво просит Филимона отнестись к Онисиму не как к рабу, а как к самому Павлу, как к брату во Христе!

Итак, чтобы избавиться от рабства, мало изменить экономику — люди должны измениться сами, под действием преображающей силы Евангелия. Все мы видели, чем кончается насильственное разрушение экономической системы и навязывание нового порядка. На идее «нового человека» зиждились все коммунистические идеалы. Беда в том, что найти этого нового человека коммунистам так и не удалось. Они свергли тех, кто угнетал крестьян, но это не значит, что крестьяне стали свободными, — просто одно иго сменилось другим. Чтобы по-настоящему что-то изменить, сначала нужно преобразить человеческое сердце. Это закон. И в этом заключалась миссия Иисуса.

Соуэлл затрагивает еще один принципиально важный вопрос: как все-таки прекратилось рабство? Стимулом к этому, отмечает он, послужило евангельское пробуждение Англии. В начале девятнадцатого века англичане парламентскими средствами добились отмены рабства у себя дома — и постепенно, не без помощи военной силы, уничтожили работорговлю во всей Атлантике. В свое время одиннадцать миллионов африканцев были отправлены в Америку, и многие не пережили путешествия. Еще тринадцати миллионам предстояло стать рабами в арабском мире.

И опять-таки англичане, под влиянием тех, чьи сердца преобразил Иисус, воспротивились этому, отправив свои канонерки в Персидский залив.

Ответ Карсона показался мне разумным не только с точки зрения исторической истины, но и в контексте моего жизненного опыта. Много лет назад я познакомился с одним бизнесменом — оголтелым расистом. На людей другого цвета кожи он смотрел свысока и пренебрежительно. Он не скрывал своего презрения к афроамериканцам, выплескивая желчь в издевательских шутках и ядовитых замечаниях. Это был настоящий фанатик, на которого не действовал никакой здравый смысл, никакие аргументы.

Затем он уверовал в Иисуса. И я с изумлением наблюдал за тем, как вместе с преображенной Богом душой менялись его убеждения и ценности. Он начал понимать, что не вправе питать злобу к кому бы то ни было, ибо Библия учит нас, что каждый человек сотворен по образу и подобию Бога. И сегодня я могу положа руку на сердце сказать, что этот человек искренне заботится о других и принимает их такими, какие они есть, в том числе и людей иного цвета кожи.

Этого человека не изменили ни законы, ни доводы разума, ни попытки воззвать к его лучшим чувствам. Его изменил Бог — явно, всецело и навсегда. И это лишь один из примеров силы Евангелия, о которой говорил Карсон, — силы, преображающей мстительную ненависть в доброту, бессердечность — в милосердие, алчность — в щедрость, жажду власти — в бескорыстное служение, а стремление властвовать и порабощать — в человеколюбие. И это целиком и полностью согласуется со словами апостола Павла из Послания к Галатам 3:28: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе».

Наша беседа, временами достигавшая довольно высокого накала, длилась более двух часов — мне пришлось несколько раз менять пленку в диктофоне. Чтобы облечь все услышанное в письменную форму, понадобилось бы гораздо больше места, чем занимает эта глава. На все мои вопросы Карсон отвечал подробно и логично, со знанием дела, прекрасно аргументируя свои доводы. Однако главный вопрос — о том, что же такое Воплощение, — так и остался без ответа. Но сам факт Воплощения, согласно Библии, сомнению не подлежит, пусть даже мы и не знаем, как именно Дух облекается плотью. В Иисусе Христе, говорит Новый Завет, проявились все атрибуты Бога:

Ветхий Завет, рисуя портрет Бога, называет Его Альфой и Омегой, Господом, Спасителем, Царем, Судией, Светом, Скалой, Искупителем, Пастырем, Творцом, дающим жизнь, прощающим грехи и обладающим высшей властью. Просто поразительно, до какой степени все это совпадает с новозаветным описанием Иисуса[90]!

И Сам Иисус говорит в Евангелии от Иоанна 14:7: «Если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца Моего». Вот вольный перевод этого стиха: «Посмотрите на портрет Бога в Ветхом Завете и убедитесь, что Он как две капли воды похож на Меня».

1. Прочтите в Послании к Филиппийцам 2:5 — 8 о том, как Иисус «опустошил» Себя, «быв послушным даже до смерти, и смерти крестной», и подумайте, почему Он так поступил? Затем прочтите стихи 9 — 11. В чем состояла Его миссия? На основании чего в один прекрасный день весь мир поймет, что Иисус — Господь?

2. Не стала ли идея ада препятствием на вашем духовном пути? Какие мысли и чувства вызвала у вас позиция Карсона?

3. Карсон раскрыл смысл стихов Библии, на первый взгляд позволяющих предположить, что Иисус — творение Божье или «второстепенный бог», меньший, нежели Бог-Создатель. Находите ли вы его аргументы убедительными и почему? Согласны ли вы с тем, что для верного понимания стихов Писания необходим контекст, в том числе и исторический?

Harris, Murray J. Jesus as God. Grand Rapids: Baker, 1993.

Martin, W. J. The Deity of Christ. Chicago: Moody Press, 1964.

McDowell, Josh, and Bart Larson. Jesus: A Biblical Defense of His Deity. San Bernardino, Calif.: Here’s Life, 1983.

Stott, John. Basic Christianity. Grand Rapids: Eerdmans, 1986.

Zodhiates, Spiros. Was Christ God? Grand Rapids: Eerdmans, 1966.

Глава 10. ОТПЕЧАТКИ ПАЛЬЦЕВ. Отождествляется ли личность Мессии с Иисусом — и только ли с Ним?

Был ничем не примечательный субботний день. После обеда житель Чикаго Кларенс Хиллер красил перила в своем двухэтажном доме на 104-й Западной улице. Спать в этот вечер Хиллеры отправились довольно рано… Тому, что произошло в эту ночь — ночь на 19 сентября 1910 года, — суждено было навсегда изменить уголовное право Соединенных Штатов Америки.

Супруги Хиллеры проснулись задолго до рассвета и обнаружили, что газовая лампа возле комнаты дочери почему-то не горит. Это показалось им подозрительным. Кларенс вышел посмотреть, в чем дело. Его жена услышала звуки потасовки, грохот двух тел, катящихся с лестницы, два выстрела и хлопок входной двери. Она выбежала из спальни. Кларенс лежал у подножия лестницы — мертвый.

Меньше чем в миле от дома Хиллеров полиция задержала Томаса Дженнингса, ранее судимого за кражу со взломом. Одежда его была в крови, левая рука повреждена. То и другое он объяснил тем, что попал под трамвай. В его кармане полицейские обнаружили пистолет — точно такой же, как тот, из которого был застрелен Кларенс Хиллер. Для предъявления обвинения этого было явно недостаточно, и полиция начала обшаривать дом Хиллеров в поисках дополнительных улик. Вскоре выявился один бесспорный факт: убийца проник в дом с заднего двора, через окно кухни. Детективы вышли на улицу — и рядом с окном, на белоснежной краске, которую Кларенс любовно наносил на перила всего за несколько часов до смерти, обнаружили четкие отпечатки четырех пальцев левой руки.

Дактилоскопия тогда была в диковинку — мир впервые узнал о ней на международной полицейской выставке в Сент-Луисе. Еще ни один человек в Соединенных Штатах не был осужден за убийство на основании отпечатков пальцев.

Несмотря на протесты защитников, называвших это доказательство «ненаучным и недопустимым», четверо полицейских засвидетельствовали, что следы на белой краске идеально совпадали с отпечатками пальцев Томаса Дженнингса — и только его одного. Присяжные признали его виновным, Верховный Суд штата Иллинойс в своем эпохальном постановлении подтвердил приговор, и Дженнингс был повешен[91].

Дактилоскопия основана на одном простом факте: отпечатки пальцев каждого человека уникальны и неповторимы. И если отпечаток на том или ином предмете в точности повторяет узор на пальце того или иного человека, следователи могут с полной уверенностью утверждать, что этот человек прикасался к этому предмету.

Во многих уголовных делах именно отпечатки пальцев сыграли роль главного доказательства. Помню, как отпечаток большого пальца на целлофановой обертке пачки сигарет стал неоспоримой уликой, позволившей осудить 21-летнего взломщика за убийство студентки колледжа[92]. Один-единственный отпечаток пальца сыграл решающую роль в судебном процессе!

Каким образом все это связано с Иисусом? А вот каким. Существует доказательство, аналогичное отпечаткам пальцев и позволяющее с поразительной точностью установить, что Иисус и вправду Спаситель Израиля и мира.

В древнееврейских Писаниях, которые христиане называют Ветхим Заветом, содержится несколько десятков только наиболее существенных пророчеств о Мессии, которого Бог пошлет на землю ради искупления Своего народа. Вместе взятые, эти пророчества образуют своего рода «отпечатки пальцев», соответствовать которым может лишь Помазанник. С помощью этих «отпечатков» народ Израиля мог разоблачить самозванцев и подтвердить личность настоящего Мессии.

Мессия по-гречески — Христос. Был ли Иисус Христом? Исполнились ли в Нем чудесным образом пророчества, написанные за сотни лет до Его рождения? Как нам узнать, что Он — Тот единственный, Кому принадлежат пророческие «отпечатки пальцев»?

Я мог спросить об этом самых разных ученых, обремененных многочисленными степенями и званиями. Однако мне хотелось поговорить с кем-то, для кого эта тема означает нечто большее, нежели предмет сугубо исследовательского интереса. Так я оказался в довольно неожиданном месте на юге Калифорнии.

Куда разумнее всего отправиться тому, кто хочет задать вопрос на библейскую тему? Естественно, в церковь! Но, сидя с пастором Луисом Лапидесом (Louis Lapides) в его маленькой церквушке после воскресного богослужения, я испытывал какое-то особое, необычное ощущение. Церковные скамьи и витражи — не совсем та обстановка, в какой ожидаешь увидеть еврейского парня из Ньюарка, штат Нью-Джерси!

Для Лапидеса, выросшего в традиционной еврейской среде, вопрос о том, был ли Иисус долгожданным Мессией, явно выходит за рамки умозрительных построений. Это — личный вопрос, жгучий и животрепещущий. Я затем и разыскивал Лапидеса, чтобы узнать, как он пришел к своему выбору.

В Далласском баптистском университете Лапидес получил степень бакалавра богословия, а в семинарии Тальбота — степень богословия и магистра практического богословия, специализируясь в Ветхом Завете и семитических исследованиях. В течение десяти лет его служение было связано с «Миссией избранного народа» (“Chosen People Ministries”) — он рассказывал студентам-евреям об Иисусе. Он преподавал на отделении библейских исследований в университете Биолы, семь лет вел семинары «Путешествие по Библии», был президентом всеамериканской организации, объединяющей более пятнадцати мессианских церквей.

Лапидес строен и худощав, он носит очки и говорит очень тихо, зато улыбчив и всегда готов от души посмеяться. Он радушно принял меня в братстве «Бет-Ариэль» в Шерман-Оукс, Калифорния. Мне не хотелось с места в карьер вдаваться в нюансы Священного Писания; вместо этого я попросил Лапидеса рассказать о его духовном пути.

Он сложил руки на коленях, окинул взглядом отделанные деревом панели, словно прикидывая, с чего начать… и я услышал удивительную историю — о пути из Ньюарка в Гринвич-Вилледж, затем во Вьетнам и, наконец, в Лос-Анджелес; о пути от сомнений — к вере, от иудаизма — к христианству, от «какого-то Иисуса» — к Иисусу-Мессии.

— Как вы знаете, я из еврейской семьи, — начал Лапидес. — Семь лет ходил в синагогу — готовился к бармицве. Эти занятия считались в семье очень важными, но все-таки вера не слишком затрагивала нашу повседневную жизнь. Мы работали по субботам, не придерживались правил кашрута… — Он улыбнулся. — Но все-таки в главные праздники мы ходили в другую, более ортодоксальную синагогу — отец каким-то образом чувствовал, что если серьезно относишься к Богу, то идти надо именно туда.

Я спросил, что говорили ему родители о Мессии.

— Ничего, — ответил Лапидес, столь же спокойно, сколь и лаконично.

Я был поражен. В первый миг мне даже показалось, что я его неправильно понял.

— То есть вы хотите сказать, что в семье об этом вообще не говорили?!

— Никогда, — подтвердил он. — И, насколько я помню, на занятиях в синагоге — тоже.

— А об Иисусе? — спросил я, изумленный донельзя. — Его Имя когда-нибудь упоминалось?

— Разве что пренебрежительно, — усмехнулся Лапидес. — Всерьез — никогда. Свои первые впечатления об Иисусе я получил в католических церквях: распятие, терновый венец, капли крови… Тогда все это казалось мне бессмысленным. С какой стати поклоняться человеку, пригвожденному к кресту? Мне ни разу не приходило в голову, что Иисус имеет какое-то отношение к еврейскому народу. Я воспринимал Его как языческого бога, бога неевреев.

Я подозревал, что отношение Лапидеса к христианам все-таки выходило за рамки простого непонимания.

— Скажите, — спросил я, — вы считали, что начало антисемитизму положили христиане?

— Слово «христианин» означало для меня то же, что «нееврей», «язычник»; а нас учили относиться к таким людям с осторожностью, потому что среди них встречаются антисемиты, — дипломатично ответил Лапидес.

— Вы хотите сказать, — не унимался я, — что христиане вызывали у вас неприязненное чувство?

На сей раз он не стал подбирать слова:

— По правде говоря, да. Когда мне впервые предложили почитать Новый Завет, я искренне полагал, что в руках у меня пособие по антисемитизму: как ненавидеть евреев, как их убивать, как их истреблять. Я думал, что это — настольная книга американских нацистов.

Я покачал головой, опечалившись мыслью о том, сколько еще еврейских детей считает христиан врагами.

Лапидес сказал, что в юном возрасте он пережил несколько неприятных эпизодов, поколебавших его приверженность иудаизму. Заинтересовавшись, я принялся выспрашивать подробности. Начал он с истории, которая явно причинила ему самые большие страдания.

— Когда мне было семнадцать лет, родители развелись, — сказал он, и по его дрогнувшему голосу я понял, что даже по прошествии стольких лет ему больно говорить об этом. — И это сильно подействовало на веру, которая жила тогда в моем сердце. Я думал: «Где же Бог? Почему они не пойдут к раввину и не попросят совета? Что проку в религии, которая не способна помочь людям на деле? Что проку в вере, которая не может удержать моих родителей вместе?» Их брак распался — и вместе с ним откололся кусочек моего сердца.

А главное — в иудаизме я не ощущал личной связи с Богом. Было множество традиций, красивых ритуалов, но Бог был далеко, где-то там, на горе Синай, отстраненный и недоступный: «Вот вам Закон; соблюдайте его, и все будет хорошо, пока, увидимся позже!» А я был тут, на земле — подросток, в котором бушуют гормоны, — и думал: «Знает ли Бог о моих заботах? Нужен ли я Ему? Если да, то почему я этого не чувствую?»

С развода родителей у Лапидеса началась эпоха бунтарства. Он увлекся музыкой, был без ума от книг Джека Керуака и Тимоти Лири, в колледж поступать не стал, целыми днями торчал в кофейнях Гринвич-Вилледж. Тут подоспел армейский призыв, и в 1967 году он оказался на другом конце света, на грузовом судне с бомбами и ракетами на борту — лакомой цели для вьетконговцев.

— Помню, когда мы только прибыли во Вьетнам, нам объяснили: «Двадцать процентов из вас, скорее всего, будут убиты, а остальных ждут венерические болезни, алкоголизм и наркомания». Я подумал, что у меня нет даже одного шанса из ста вернуться домой нормальным человеком. Это было очень страшное время. Я видел страдания. Я видел мешки с солдатскими трупами. Я видел разруху и голод. И там, в солдатской среде, я столкнулся с антисемитизмом. Ребята с Юга однажды ночью даже соорудили горящий крест — по ку-клукс-клановской традиции. Мне тогда захотелось отдалиться от своего еврейства. Возможно, поэтому я с головой ушел в религии Востока.

Лапидес читал книги по восточной философии; оказавшись в Японии, ходил по буддистским храмам.

— Я насмотрелся на зло, и оно не давало мне покоя. Я пытался понять, как вера может преодолеть зло. Тогда я говорил: «Если Бог есть, мне все равно, на какой Он горе — на Синае или на Фудзи. Я приму Его в любом случае».

Лапидес уцелел во Вьетнаме и вернулся домой — с новообретенным пристрастием к марихуане и намерением стать буддийским монахом. Он пытался вести жизнь аскета, ограничивая себя во всем, дабы избавиться от плохой кармы прошлых перерождений, — но вскоре осознал, что никогда не расплатится за все свои грехи…

Лапидес замолчал.

— Я впал в уныние, — сказал он наконец. — Помню, как стоял в подземке и раздумывал: «Броситься под поезд? Может, это и есть ответ на все вопросы? Я избавлюсь от этого тела и сольюсь в единое целое с Богом». Я пребывал в полном смятении. Хуже того — я начал экспериментировать с ЛСД.

Решив начать все сначала, Лапидес перебрался в Калифорнию, где и продолжил свои духовные искания.

Я ходил на буддистские собрания, но находил там лишь пустоту, — рассказывал он. — Китайские буддисты были атеистами, японские поклонялись статуям Будды, суть дзен-буддизма от меня ускользала. Я ходил на собрания сайентологов, но там все было основано на жесткой иерархии и подавлении личности. А индуистские боги устраивали дикие оргии или вовсе оказывались синими слонами. Все это казалось мне бессмысленным и не наполняло душу покоем.

Лапидес даже бывал с приятелями на собраниях сатанистов:

— Я смотрел на это и думал: «Тут что-то происходит — но это «что-то» очень плохое». Что-то творилось в моем одурманенном наркотиками сознании. Я говорил друзьям, что зло реально, что оно живет в мире и может управлять людьми, что я чувствую его силу. В зло я поверил без труда — слишком уж много мне пришлось его повидать… — Он усмехнулся с грустной иронией. — Похоже, я признал существование дьявола задолго до того, как принял Бога.

В 1969 году любопытство привело Лапидеса в Сансет-Стрип — поглазеть на проповедника, который цепями приковал себя к трехметровому кресту в знак протеста против владельцев местной таверны, выживавших его из помещения миссии. Там, на улице, Лапидес познакомился с христианами и самонадеянно попытался поразить их воображение восточной философией.

— Там, — указал он на небо, — нет никакого Бога. Бог — это мы все. Я — Бог. Ты — Бог. Вы просто этого еще не поняли.

— Если ты Бог, — ответил один христианин, — то почему бы тебе не создать, к примеру, камень? Бог — Творец; сотвори и ты что-нибудь!

В своем воспаленном наркотиками воображении Лапидес сотворил камень.

— Смотри! — воскликнул он, протягивая пустую ладонь. Собеседник усмехнулся:

— Вот она, разница между тобой и Богом. То, что создано Богом, видят все. Его творение объективно, а не субъективно.

Это отложилось в голове у Лапидеса, и он подумал: «Если я найду Бога, то Он будет объективный. Хватит с меня восточных учений о том, что во мне живет целая Вселенная и я сам могу творить миры. Если Бог существует где-то еще, помимо моего сознания, Он обязан быть настоящим!» И когда собеседник-христианин произнес имя Иисуса, Лапидес парировал: «Я еврей! Я не могу верить в Иисуса!» Тут в разговор вступил еще один человек — пастор. Он спросил: «А ты знаешь пророчества о Мессии?»

«Пророчества о Мессии? — растерялся Лапидес. — Никогда о них не слышал!» Служитель церкви перечислил несколько ветхозаветных пророчеств.

«Стоп! — подумал Лапидес. — Да это же иудейские Писания! Причем тут Иисус?»

Пастор предложил ему Библию. Лапидес скептически скривился: «Там небось и Новый Завет есть?» Пастор кивнул. «Ну ладно, Ветхий Завет я прочту, — заявил Лапидес, — а тот, второй, даже открывать не собираюсь».

Ответ священнослужителя поразил его. «Хорошо — сказал тот. — Прочти Ветхий Завет — и попроси Бога Авраама, Исаака и Иакова — Бога Израиля — дать тебе знак, что Иисус — Мессия. Потому что Он и есть твой Мессия. Сначала Он пришел спасти еврейский народ, а потом уже стал Спасителем всего мира».

Эта мысль изумила и потрясла Лапидеса. Он вернулся домой, открыл первую книгу Ветхого Завета — Бытие — и принялся искать Иисуса среди слов, написанных за много сотен лет до рождения плотника из Назарета.

— Вскоре, — продолжал Лапидес, — я стал читать Ветхий Завет ежедневно, и изо дня в день открывал для себя новые пророчества. Например, во Второзаконии сказано, что придет пророк, который будет больше Моисея, и все мы будем слушать его. Я читал и думал: «Кто же может быть больше Моисея? Только Мессия — такой же великий, как Моисей, и столь же почитаемый, но обладающий большей мудростью, величайший из учителей». Ухватившись за эту мысль, я продолжил поиск.

Лапидес жадно читал Ветхий Завет, пока не дошел до главы 53 Книги Пророка Исаии и не замер, пораженный. Перед ним была картина, ясная до прозрачности и идеально отшлифованная; пророчество, облаченное в строки высокой поэзии. То был портрет Мессии, явившегося пострадать и умереть за грехи Израиля и всего мира; портрет, написанный за семьсот лет до Рождества Иисуса.

Лапидес узнал Его мгновенно: это был Иисус из Назарета! Теперь-то он понял смысл статуй, виденных им в детстве в католических храмах: Иисус страдающий, Иисус распятый, Иисус, Который, как он теперь понимал, «изъязвлен был за грехи наши», когда «понес на Себе грех многих».

Ветхозаветные евреи, желая искупить свои грехи, приносили в жертву животных; и вот пришел Иисус, жертвенный Агнец Божий, раз и навсегда заплативший Своей Кровью за грехи всех. В Нем сбылся Божий замысел об искуплении.

Это открытие было столь ошеломляющим, что Лапидес поначалу просто побоялся ему поверить. Ему проще было думать, что это фальшивка, что христиане подделали ветхозаветный текст и извратили слова Исаии, подгоняя их под пророчество об Иисусе Христе. И Лапидес вознамерился разоблачить обман.

— Я попросил мачеху выслать мне еврейское Писание. И что же я обнаружил, получив его? Я обнаружил, что там написано то же самое — слово в слово! Деваться было некуда. Пришлось посмотреть правде в глаза.

Лапидес читал и перечитывал ветхозаветные пророчества о Мессии. Их оказалось более четырех сотен. Исаия раскрывал подробности Его рождения (непорочное зачатие); Михей указал место рождения (Вифлеем); Книга Бытия и пророк Иеремия проследили Его родословие (потомок Авраама, Исаака и Иакова, из колена Иудина, дома Давидова); Псалмы предсказали предательство и лжесвидетельство, особенности смерти (в те годы еще не было такой казни, как распятие, но в Псалтири сказано, что Его руки и ноги будут пронзены), Воскресения (Тело Его не подвергнется распаду, но высоко вознесется) и многое другое[93]. Каждое из этих свидетельств наступало на горло безверию Лапидеса — и в конце концов он решился…

— Я решил открыть Новый Завет и прочесть хотя бы страничку, — рассказывал он. — Я с трепетом открыл Евангелие от Матфея и устремил взгляд в небеса, ожидая, что грянет гром, и молния поразит меня на месте.

Но гром не грянул, а от первых же слов Евангелия от Матфея у меня перехватило дыхание: «Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова…»

Я по глазам видел, как взволновало Лапидеса это воспоминание.

— Вот это да! — подумал я. — Сын Давидов, Сын Авраамов… все подходит! Я перешел к повествованию о Его рождении и увидел, что Матфей цитирует из Книги Пророка Исаии 7:14: «Дева во чреве приимет и родит Сына», — а потом из Книги Пророка Иеремии. «Но это же о еврейском народе! — недоумевал я. — При чем тут язычники, не понимаю!» Я не мог оторваться от Евангелий. Дочитав их до конца, я понял, что в руках у меня вовсе не нацистский манифест, а связующее звено между Иисусом и еврейским миром. Я перешел к Книге Деяний — и, подумать только, там шла речь о том, как евреям донести весть Иисуса до язычников-эллинов! Все с точностью «до наоборот»!

Точность, с какой сбылись предсказания пророков, потрясла Лапидеса. Он начал говорить всем вокруг, что именно Иисус и есть долгожданный Мессия. В то время он понимал это лишь умом, не сердцем, но все равно это открытие перевернуло его жизнь.

Я осознал: чтобы принять Иисуса в свою жизнь, я должен буду в корне изменить ее: отказаться от наркотиков, пересмотреть свое отношение к сексу и так далее — объяснил он. — Но тогда я еще не понимал, что Бог поможет мне осуществить все эти перемены; я думал, что мне придется перестраивать судьбу в одиночку.

Однажды Лапидес с компанией друзей отправился в пустыню Мохав. Дух его в то время был смятен и тревожен; снились кошмары — огромные псы, набросившись с разных сторон, раздирали его на части. Сидя в чахлых зарослях, он вспоминал слова, сказанные ему кем-то в Сансет-Стрип: «Ты либо с Богом, либо с дьяволом; третьего не дано».

Он видел воплощенное зло, верил в него — и на этой стороне ему быть не хотелось. «Боже, — взмолился Лапидес, — я изнемог от борьбы. Я должен уверовать в то, что Иисус — Мессия, так, чтобы не осталось и тени сомнений! Я знаю, что Ты, Бог Израиля, хочешь, чтобы я в это поверил!»

Рассказывая мне об этом, Лапидес замялся, затрудняясь облечь в слова то, что произошло с ним дальше. После нескольких секунд молчания он продолжил:

— Не знаю, как описать. Могу лишь сказать, что Бог воззвал к моему сердцу, и это была самая что ни на есть объективная реальность. Он показал мне, что Он существует. И тогда, там, в пустыне, я сказал со всей искренностью, на какую способен: «Боже, я впускаю Иисуса в мою жизнь. Я не понимаю, что мне с Ним делать, но хочу, чтобы Он был со мной. Я превратил свою жизнь в бедлам; прошу, преобрази меня!» И Бог внял моей молитве. Я начал преображаться, и этот процесс продолжается поныне. Мои друзья увидели, что жизнь моя изменилась, и никак не могли понять, почему. «Что случилось с тобой там, в пустыне? — спрашивали они. — Ты отказался от наркотиков; ты стал совсем другим!» Я отвечал им: «Не могу объяснить, что произошло. Я знаю только, что в мою жизнь вошел Некто, и этот Некто свят и праведен; благодаря Ему я с радостью смотрю в будущее и ощущаю себя целостным».

В этом последнем слове для Лапидеса, похоже, заключался главный смысл.

— Целостным, — повторил он мне, — как никогда прежде.

Несмотря на все перемены к лучшему, его не на шутку тревожила перспектива объяснения с родителями. Они восприняли новость со смешанным чувством.

— Поначалу, — вспоминал Лапидес, — они обрадовались, что я бросил наркотики и на душе у меня спокойно. Но причина этих перемен повергла их в изумление. На их лицах ясно было написано: «Иисус?! Почему вдруг Иисус, а не что-то другое?» Они не знали, как к этому отнестись. И, — голос его погрустнел, — похоже, по сей день не знают.

Лапидес молился, чтобы Бог послал ему жену, и цепь удивительных событий привела к встрече с Деборой. Дебора — тоже еврейка и тоже христианка — пригласила его в свою церковь. А пастором этой церкви оказался тот самый человек, который когда-то в Сансет-Стрип уговорил Лапидеса почитать Ветхий Завет!

Лапидес рассмеялся:

— Видели бы вы, как у него отпала челюсть, когда я появился на пороге церкви! В этой церковной общине оказалось полным-полно бывших хиппи, бывших байкеров и бывших наркоманов с Сансет-Стрип. Была там и горстка переселенцев с Юга. На еврейского юношу из Ньюарка, который сторонился незнакомых и непохожих людей, опасаясь столкнуться с антисемитизмом, столь разношерстная компания «братьев и сестер» оказала самое благотворное воздействие.

Через год после знакомства Лапидес женился на Деборе. Они дали жизнь двоим сыновьям — и братству «Бет-Ариэль», которое стало домом для всех евреев и неевреев, ищущих целостности во Христе.

Лапидес завершил свой рассказ и умиротворенно откинулся на спинку кресла.

Я не решался прервать паузу. Церковь дышала покоем; витражи под калифорнийским солнцем переливались алым, синим и желтым. Я молча сидел, размышляя над услышанной только что историей обретения веры. Война и наркотики, Гринвич-Вилледж, Сансет-Стрип и пустыня… как все это не вязалось с благообразным и благополучным священнослужителем, сидевшим напротив!

Но история Лапидеса вызвала у меня целый ряд вопросов, которые я не мог обойти стороной. С его разрешения я начал с того, что особенно меня волновало:

— Вот вам было совершенно очевидно, что ветхозаветные пророчества сбылись именно в Иисусе. Почему же тогда евреи не признают Его Мессией?

Оказалось, что этот вопрос Лапидес сам задает себе уже добрых тридцать лет, с тех пор, как с подачи незнакомого христианина прочел еврейское Писание.

— Ну, я-то прочел… — вздохнул Лапидес. — Но удивительно, сколь невежественны в этом вопросе многие евреи, хотя еврейский народ и славится высоким интеллектом! А есть еще и разнообразные антимиссионерские организации, которые проводят в синагогах семинары, пытаясь доказать, что пророчества о Мессии не сбылись. Люди слушают их и уже не считают нужным самостоятельно читать эти пророчества и делать собственные выводы. «Наш раввин сказал, что это никакой не Мессия — и все тут!»

В таких случаях я говорю: «Неужели вы думаете, что ваш раввин сказал что-то новое, неслыханное в истории христианства? Ученые сотни лет исследуют этот вопрос; существуют горы книг — причем великих книг, — где содержатся христианские ответы на все подобные возражения». Если людям интересно, я подсказываю им следующий шаг.

Я поинтересовался, не подвергается ли еврей, обратившийся ко Христу, остракизму, не становится ли изгоем в своей среде.

— Этот фактор, безусловно, существует, и его нельзя сбрасывать со счетов, — ответил Лапидес. — Некоторые люди отказываются верить в исполнение мессианских пророчеств только потому, что боятся быть отвергнутыми своей семьей и своим кругом. А это тяжкое испытание, поверьте, уж я-то знаю.

И все-таки некоторые, наиболее распространенные аргументы против мессианства Иисуса поначалу могут казаться вполне убедительными. Их-то я и перечислял Лапидесу один за другим, в ожидании его возражений.

1. Просто совпадение

Во-первых, спросил я Лапидеса, могло ли быть так, что исполнение пророчеств в Иисусе — просто совпадение? Вдруг Иисус — всего лишь один из множества людей, чьи «отпечатки пальцев» случайно совпали с «отпечатками» Мессии?

— Исключено, — прозвучало в ответ. — Шансы на это столь ничтожны, что ими можно пренебречь. Как кто-то подсчитал, вероятность исполнения хотя бы восьми пророчеств — один к ста миллионам миллиардов. Это число в миллионы раз больше общего числа людей, населявших нашу планету за всю ее историю! А если взять такое количество серебряных долларов, то они покрыли бы всю площадь штата Техас слоем в два фута! Теперь представьте, что один из этих долларов помечен, и вам завязывают глаза и предлагают найти его на территории штата. Каковы шансы, что вам это удастся? — Он помолчал и сам себе ответил: — Примерно таковы же, как на то, что в ком-то по чистой случайности исполнились хотя бы восемь пророчеств.

Пытаясь разобраться в пророчествах о Мессии, я читал исследование, о котором говорил Лапидес. Математик Питер У. Стоунер (Peter W. Stoner) подсчитал также, что вероятность осуществления сорока восьми пророчеств — один к триллиону триллионов триллионов триллионов триллионов триллионов триллионов триллионов триллионов триллионов триллионов триллионов триллионов[94]!

Столь огромное число не укладывается в человеческом сознании. Оно сравнимо с количеством атомов в триллионе триллионов триллионов триллионов миллиардов вселенных размером с нашу вселенную!

— Отсюда следует, — заключил Лапидес, — что исполнение ветхозаветных пророчеств невозможно. Но Иисусу это удалось — и только Ему одному, за всю историю!

На ум мне пришли слова апостола Петра: «Бог же, как предвозвестил устами всех Своих пророков пострадать Христу, так и исполнил» (Деяния Святых Апостолов 3:18).

2. Переделанные Евангелия

— А не может ли быть, — спросил я Лапидеса, — что авторы Евангелий нарочно изменили в них кое-какие подробности, чтобы казалось, будто Иисус исполнил пророчества? Вот, например, пророчество гласит, что кости Мессии не сокрушатся. Может быть, Иоанн нарочно выдумал историю о том, как римские солдаты перебили голени у разбойников, распятых с Иисусом, а Его не тронули? Далее: в пророчествах сказано о предательстве за тридцать сребреников; что, если Матфей слишком вольно обошелся с фактами, утверждая, что Иуда предал Иисуса именно за эту сумму?

Это возражение подействовало на моего собеседника не сильнее, чем предыдущее.

— Бог в Своей мудрости устроил так, что и внутри, и вне христианского сообщества действует система взаимно уравновешивающих и сдерживающих факторов, — пояснил он. — Когда Евангелия пошли в мир, еще были живы очевидцы описанных событий. Наверняка кто-то сказал бы Матфею: «Ты же знаешь, что дело было не так. Если хочешь поведать историю праведности и истины, не пятнай ее ложью!»

К тому же, заметил Лапидес, если Матфей солгал, выходит, он добровольно пошел на смерть ради того, кого не считал Мессией? Нелепость! Более того, будь в Евангелиях явные подтасовки, евреи не преминули бы разоблачить их.

— Кто-нибудь наверняка заявил бы, — сказал Лапидес, — что он был там и видел, как римские солдаты перебили кости Иисусу на кресте. Но, хотя в Талмуде Иисус упоминается только пренебрежительно, там нет ни слова о том, что исполнение пророчеств было сфальсифицировано. Ни единого слова!

3. Нарочно исполненные пророчества

Некоторые скептики утверждают, что Иисус нарочно построил свою жизнь так, чтобы она соответствовала пророчествам.

— Ведь можно же было прочесть у пророка Захарии, что Мессия въедет в Иерусалим на осле, и сделать именно так? — спросил я.

— Ну, по отношению к некоторым пророчествам такое и впрямь можно допустить, — уступил Лапидес. — Но со многими другими ничего подобного не получилось бы. Как, к примеру, Иисус мог подстроить, чтобы синедрион предложил Иуде за предательство ровно тридцать сребреников? Как мог Он подстроить Свое родословие, место рождения или способ собственной казни? Как мог Он предусмотреть, что Его голени на кресте останутся целыми, или что солдаты разыграют в кости Его одежду? Как мог Он подстроить Свое Воскресение, а главное — родиться именно в такой момент?

Последний довод подстегнул мое любопытство.

— В какой — «в такой»?

— Книга Пророка Даниила 9:24 — 26 предсказывает, что Мессия придет через некоторое время после того, как царь Артаксеркс I издаст указ, повелевающий всем евреям вернуться из Персии и восстановить стены Иерусалима, — объяснил Лапидес.

Лапидес подался вперед:

— То есть Мессию с волнением и надеждами ожидали именно в тот момент истории, когда родился Иисус, — сказал он. — Тут уж ничего нельзя было подстроить заранее[95].

4. Контекст

Существует еще одно распространенное возражение. Те фрагменты Священного Писания, которые христиане считают пророчествами о Мессии, — действительно ли они указывают на пришествие Помазанника, или христиане вырывают их из контекста и искажают смысл?

Лапидес вздохнул.

— Знаете… я читаю книги, авторы которых не оставляют камня на камне от того, во что мы верим. Не самое приятное времяпрепровождение — но я их читаю, изучаю каждое возражение, а затем исследую контекст и лексику оригинала. И всякий раз пророчества выдерживают испытание и оказываются истиной!

Вот что я скажу скептикам: не верьте мне на слово, но не верьте на слово и вашим учителям! Не пожалейте времени, проведите собственное расследование! Сегодня уже никто не может сказать: «Мало информации». Существует великое множество книг в помощь вдумчивому исследователю.

И еще одно: искренне попросите Бога разъяснить вам, вправду ли Иисус — Мессия. Именно так поступил я — и без всяких «учителей» мне стало ясно, Кто идеально соответствует «отпечаткам» Мессии.

На мой взгляд, Лапидес вполне убедительно опроверг аргументы против мессианства Иисуса. И все же особенно сильное впечатление на меня произвела история его духовного пути. О ней-то я и размышлял в самолете, возвращаясь в Чикаго.

Я вспоминал, сколько подобных историй мне доводилось слышать, в особенности из уст умных и преуспевающих евреев, которые изначально намеревались доказать себе и другим, что Иисус не был Мессией.

Я вспомнил Стена Тэлчина, бизнесмена с Восточного побережья. Его дочь, поступив в колледж, признала Иешуа (Иисуса) своим Спасителем и Христом — и отец решительно вознамерился развенчать «культ» христианства. Каково же было его изумление, когда предпринятое им исследование привело — причем не только его самого, но и жену, и вторую дочь — все к тому же Мессии! Впоследствии Тэлчин стал пастором, а его книга «Найти истину...» (“Betrayed!”) была переведена на двадцать с лишним языков[96].

Еще мне вспомнился Джек Штернберг, выдающийся хирург-онколог из Литтл-Рока, штат Арканзас. Выводы, к которым он пришел, читая Ветхий Завет, потрясли его настолько, что он обратился к трем раввинам и попросил их опровергнуть мессианство Иисуса. Но они не сумели этого сделать — и тогда он тоже во всеуслышание объявил, что обрел целостность во Христе[97].

Наконец, я вспомнил Питера Гринспена, акушера-гинеколога из Канзас-сити, доцента медицинского факультета Университета штата Миссури. У него, как и у Лапидеса, духовный поиск начался с иудаизма. Собственные открытия привели его в смятение, и он обратился к Торе и Талмуду, желая найти опровержение того факта, что Иисус — подлинный Мессия. Вместо этого он окончательно убедился, что Иисус чудесным образом исполнил все пророчества.

Чем больше Гринспен читал книг, авторы которых стремились развенчать доказательства мессианства Иисуса, тем больше изъянов и слабых мест находил он в их аргументах. Как ни парадоксально, пишет он, «я уверовал в Иешуа благодаря тем, кто своими книгами пытался увести меня прочь от этой веры»[98].

Как и Лапидес и многие другие, Гринспен убедился в истине слов Евангелия от Луки: «надлежит исполниться всему, написанному о Мне в законе Моисеевом и в пророках и псалмах» (Лук. 24:44). Все исполнилось; исполнилось в Иисусе и только в Нем — единственном за всю историю, чьи «отпечатки пальцев» идеально совпали с отпечатками Божьего Помазанника.

1. Независимо от того, еврей вы или нет, — не доводилось ли вам на пути к Богу проходить какие-то из этапов, которые проходил Лапидес? Научил ли вас чему-то его духовный опыт?

2. Лапидес считает, что камнями преткновения на его дороге к Иисусу стали неверные представления о собственном еврействе и образ жизни, далекий от библейских заповедей. Было ли в вашей жизни нечто такое, что мешало вам стать христианином? От чего вам пришлось отказаться, и чего все-таки оказалось больше — потерь или приобретений?

3. Лапидес считал христиан антисемитами. Ассоциативный тест, проведенный недавно в Университете Восточного побережья, показал, что со словом «христианин» чаще всего ассоциируется слово «нетерпимость». Испытываете ли вы какие-то предубеждения по отношению к христианам? Если да, то где, по-вашему, они коренятся — и как влияют на ваше восприятие Благой Вести?

Fruchtenbaum, Arnold. Jesus Was a Jew. Tustin, Calif.: Ariel Ministries, 1981.

Frydland, Rachmiel. What the Rabbis Know about the Messiah. Cincinnati: Messianic, 1993.

Kaiser, Walter C., Jr. The Messiah in the Old Testament. Grand Rapids: Zondervan, 1995.

Rosen, Moishe. Y’shua, the Jewish Way to Say Jesus. Chicago: Moody Press, 1982.

Rosen, Ruth, ed. Jewish Doctors Meet the Great Physician. San Francisco: Purple Pomegranate, 1997.

Telchin, Stan. Betrayed! Grand Rapids: Chosen, 1982.