Иначе представлял чувства совершенных людей Иисус Христос.
А. Роупер. С. 191.
Проповедь «Нагорная», — верно поняло христианство с первых веков: горнее слово, с неба на землю сходящее, самое небесное из всех на земле сказанных слов.
Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.
Блаженны плачущие, ибо утешатся.
Блаженны кроткие, ибо наследуют землю.
Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо насытятся.
Блаженны милостивые, ибо помилованы будут.
Блаженны чистые сердцем, ибо узрят Бога.
Блаженны миротворцы, ибо наречены будут сынами Божьими.
Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное (Мт.5; 3,10)
Д. Мережковский. С. 259.
Ослепляющий свет откровения, исходивший из учения этого молодого необразованного пришельца, проявляется особенно ярко на мрачном фоне левитского Закона и фарисейских традиций, против которых Он выступил, придя в Иудею. Даже в наши дни, полнота и неожиданная просветленность Нагорной проповеди поражает всякого критически изучавшего Ветхий Завет, как полуденное солнце среди глубокой ночи…
Д. Рид. С. 62.
В Ветхом Завете мы не находим заповеди: «возненавидь врага твоего», но, по-видимому, иудеи сами извлекли себе такую заповедь из заповеди о любви к ближнему, ибо «ближними» они считали только людей близких по вере, по происхождению или по взаимным услугам. Остальные, т. е. иноверцы, иноплеменники и люди, выказавшие их злобу, считались «врагами»… Иисус желает, чтобы Его последователи в нравственном отношении были выше иудеев и язычников, любовь которых к другим людям основана, в сущности, на себялюбии…
Архиеп. Аверкий. С. 121.
Нагорная проповедь немногими словами опровергла то, чему учили сотни страниц Ветхого Завета. Она противопоставила любовь ненависти, прощение отмщению, милосердие злобе, доброе соседство отчужденности, правосудие дискриминации, утверждение или новое подтверждение отказу, жизнь смерти. Как и главы «благословений-проклятий» Второзакония, Нагорная Проповедь начиналась благословениями, но на этом сходство кончалось. Второзаконие сулило материальные блага в виде новых земель, добычи и истребления врагов в награду за строгое соблюдение тысяч, порой глупейших, «законов и предписаний», многие из которых прямо предписывали убийство. Нагорная проповедь не обещала никаких материальных наград, а просто учила, что нравственное поведение, смирение, старание жить по правде, милосердие, чистота, миролюбие и праведность благословенны сами по себе и будут вознаграждены духовно. Во Второзаконии за благословениями следовали проклятия; в Нагорной проповеди никаких угроз нет, она не требовала, чтобы нарушитель был «побит камнями до смерти», «повешен на дереве» или, наконец, «искупил свое прегрешение ценой омовения рук в крови телицы». Худшее, что могло постигнуть грешника, это, «быть наименьшим в Царствии небесном», а самая большая награда праведнику была «назваться наибольшим в Царствии небесном».
Д. Рид. С. 63.
Само собою разумеется, что учение Иисусово было настолько отлично по своему характеру, настолько возвышеннее по своему содержанию, насколько храм голубого неба, под которым оно преподавалось, был выше душной синагоги или тесной школы…
Ф. Фаррар 2 . С. 117.
Здесь нет никакой философии. Его высказывания, из которых многое некоторые его спутники помнили слово в слово даже в глубокой старости, — это изречения ребенка, оказавшегося посреди чуждого, позднего и больного мира. Тут нет никаких социальных анализов, никаких проблем, никакой головоломки... У него была чистая и неиспорченная душа…
О. Шпенглер. С. 204.
Иисус не получил строгого иудейского образования, но это не мешало Ему без всякой робости, оглядок и колебаний говорить о том, что Он считал правдой. Не задумываясь ни о Себе, ни о Своих слушателях. Он бесстрашно выступал всегда, когда считал Своим долгом сказать правду и донести до мира слово Его Отца. При этом Он «говорил, как обладающий властью». Духовная мощь Его личности проявлялась в Его словах и заставляла слушателей восторженно цепенеть. Так что мы не удивляемся, читая о небывалом впечатлении, которое Он производил. «Никогда человек не говорил так, как этот Человек». Простота и обаяние Его учения, в сочетании с глубиной, прямотой и всеобщностью, истина Его слов глубоко поражали слушателей, порождая убеждение в том, что они имеют дело с небывалым великим Учителем. Вот почему Евангелия так богаты Его высказываниями. Вот почему неудивительно, что Человек, оставивший такое впечатление у современников, заставил великого Апостола Язычников спустя долгие годы вспомнить своего Учителя и сказать: «Надобно памятовать слова Господа Иисуса». То же самое впечатление Его учение оставляло и в последующие века — и если мы хотим разобраться в Его Личности как краеугольном камне христианства, следует обратить серьезное внимание на Его учение…
Т. Гриффит.
Цит. по: Д. Мак-Дауэлл 1 . С. 120.
Его учение, решительное и окончательное, стояло выше проповедей Моисея и пророков. Он ничего не добавлял к нему, ничего не изменял, не имел никаких «задних мыслей», никогда не «предполагал», не «догадывался». Его абсолютная уверенность в Своих словах так непохожа на подход учителей, которые были людьми, и на их человеческие учения…
Д. Мелдау.
Цит. по: Д. Мак-Дауэлл 1 . С. 77.
Молитва есть Его первое дело. До восхода солнца, когда все еще спали, Он оставлял дом и город, удалялся в уединённое место, вдали от шума и людей, ища уединения и безмолвия, дабы втайне беседовать с Отцом Своим.
А. Дидон. С. 298.
Я обращался к небесному Отцу Моему с молитвой, которую Я написал рукою Своей еще до того, как был во чреве Девы Марии, Моей Матери.
Слова Иисуса
Книга Иосифа Плотника. Апокриф (24).
Ученики, конечно, не раз видели Его на молитве, и вот, однажды, под впечатлением торжественных ожиданий чего-то великого и необычайного, они захотели и сами научиться от Него молитве. Когда молитва его окончилась, один из учеников подошел к Нему и сказал Ему: «Господи! Научи нас молиться, как и Иоанн научал учеников своих». Спаситель тотчас же преподал им ту дивную «молитву Господню», которая легла в основу всех христианских молитв.
А. Лопухин. С. 162.
У еврейских вероучителей было в обычае давать своим ученикам для постоянного повторения наизусть молитвы, в которых не позволялось изменять ни одного слова. Великий Пророк, преисполненный мыслей о необходимости покаяния, возрождения и веры в Мессию и духовные свойства Царствия Божия, должен был также преподать ученикам Своим молитву, в которой бы в сжатой форме выразились все эти истины.
«Когда молитесь, — ответил ученикам Иисус, — говорите Так: «Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое; да приидет царствие Твое; да будет воля Твоя и на земли, как на небеси. Хлеб наш насущный подавай нам на каждый день; и прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем всякому должнику нашему; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого».
А. Дидон. С. 298.
Простые слова, изменившие мир, были произнесены вполголоса среди небольшой горстки людей Человеком, который недавно вышел из дома Своих друзей и находился на окраине деревни. А слова эти говорили о том, что Бог — наш Отец, что Он Отец наш небесный, что Он существует, — но миру понадобится время, чтобы это понять. Иудеи, несомненно, знали Его. Но они верили в Отца грозного и жестокого в Своей мстительности. Они плохо Его знали, они не ведали, кто Он. Иисус учит, как говорить с Отцом, как можно получить от Него все, как не нужно бояться быть настойчивым и докучливым — именно этого Он и ждет от нас: детской непосредственности и слепого доверия маленьких детей к своему отцу. Он Отец наш, Царство Его еще не пришло, воля Его сталкивается с волей Его созданий, способных избирать зло, предпочитать его добру. «Да будет воля твоя...» на земле,с этой минуты. Царство Правды должно прийти сейчас! Пусть Он даст нам хлеб наш, пусть Он простит наши грехи и избавит нас от лукавого, того самого, в сообществе с которым обвиняют Иисуса Его враги.
Ф. Мориак. С. 147.
Человечество с этой минуты перестало быть сиротой…
Г. Честертон. С. 123.
При этом Христос рассказал им небольшую притчу. «Положим, — сказал Он, — что кто-нибудь из вас, имея друга, придет к нему в полночь, и скажет ему: друг! дай мне взаймы три хлеба; ибо друг мой с дороги зашел ко мне, и мне нечего предложить ему; а тот изнутри скажет ему в ответ: не беспокой меня, двери уже заперты, и дети мои со мною на постели, не могу встать и дать тебе; если, говорю вам, он не встанет, и не даст ему по дружбе с ним, то, по неотступности его, встав, даст ему, сколько просит; и Я скажу вам: просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам. Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят». Вот как сильна таким образом молитва верующего…
А. Лопухин. С. 162.
Однако, здесь же, в Капернауме, в синагоге Христу довелось испытать самое горькое разочарование из тех, которые возможны в человеческой жизни. Он в полной мере испытал горечь непонимания, даже со стороны самых ближайших и преданных людей…
Ф. Мориак. С. 109.
Пришло время говорить с учениками о самом главном…
В. Грундман. С. 123.
И тогда Иисус произнес слова, которые привели собравшихся в полное замешательство…
Прот. А. Мень 1 . С. 171.
Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни; ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день; ибо Плоть Моя истинно есть пища, и кровь Моя истинно есть питие; ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во мне, и Я в нем; как послал Меня живый Отец, и Я живу Отцем, так и ядущий Меня жить будет Мною; сей-то есть хлеб, сшедший с небес; не так, как отцы наши ели манну и умерли: ядущий хлеб сей жить будет вовек.
Иоанн. 6:53–58
Тогда Иудеи стали спорить между собою, говоря: как Он может дать нам есть плоть Свою?
Иоанн. 6:52.
Должно быть, раздался взрыв смеха…
Ф. Мориак. С. 109.
По своей необычайности и глубине это великое откровение о новозаветном способе приобщения человечества Божеству показалось странным не одним только иудеям, которые продолжали оставаться ослепленными предубеждениями и неверием, но и некоторым из ближайших последователей Христа.
А. Лопухин. С. 326.
Даже учеников Его все сказанное смутило до крайности. Некоторые из них роптали: «Трудно это слово. Кто может его слушать?» Иисус пытался объяснить им, что речь Его следует понимать в духовном смысле. «Слова, которые я сказал вам, — это дух и это жизнь. Но есть между вами такие, которые не веруют»…
Прот. А. Мень 1 . С. 172.
Настолько приземленные были их души, а плотская душа смертна. Они не искали истины, и она все более и более отнималась от них.
Ф. Фаррар 2 . С. 298.
Напрасны были новые свидетельства Христа с целью рассеять зародившееся в них семя сомнения и неверия. Они не очнулись от непонимания, и «с этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним». Это было печальное предзнаменование для дела Спасителя мира.
А. Лопухин. С. 326.
Он идет вперед, как бы ничего вокруг не видя и не слыша, — но все видит и слышит. Этот отход множества сердец, которые покидают Его, ни на мгновение не ускользает от Его внимания. Пламя, зажженное с таким трудом, грозит потухнуть. Короткими фразами Он продолжает лить на огонь нелепую, невыносимую истину: Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни…
Ф. Мориак. С. 110.
Хлеб, вода, вино символизируют пищу, необходимую для поддержания жизни тела. Трапеза же с Сыном Человеческим есть пища духа. Через Него, Существо из плоти и крови, совершается причастиебожественному бытию, достигается полнота Завета, соединение Творца и твари. В день умножения хлебов народ был свидетелем и участником этого «знамения», но не устоял перед земным соблазном. Теперь же подъем той необыкновенной ночи, когда Иисуса хотели даже провозгласить царем, миновал. Людям показалось, что они очнулись ото сна и пришли в себя. «Не он ли Иисус, сын Иосифа, отца и мать которого мы знаем? — с сомнением спрашивали одни. — Как же он теперь говорит: «Я сошел с неба»?» А другие считали себя обманутыми: «Как он может дать нам есть плоть?»
Прот. А. Мень 1 . С. 171–172.
В сумрачной синагоге осталось только двенадцать растерянных учеников, которые не знают, что Ему сказать. Он смотрит по очереди на каждого и вдруг с нежной любовью задает вопрос — печальный и очень человеческий. Здесь Бог на шаг отступает перед Рожденным женщиной:
« Не хотите ли и вы отойти?» Тогда Петр-Симон, полагая, что говорит от имени всех, восклицает: « Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни». На это восклицание, которое должно было утешить Оставленного, сначала не последовало никакого ответа. Двенадцать учеников, не отрываясь, смотрели на скорбное лицо Иисуса. Но достаточно было одного из них, чтобы омрачить свет, сияющий в глазах одиннадцати. Наконец, Иисус ответил: «Не двенадцать ли вас избрал Я?» И тихим, несомненно, голосом добавил горькие слова: «Но один из вас дьявол…»
Ф. Мориак. С. 111.
Если Иуда и вздрогнул от этих слов, то не подал виду, что они относятся к нему; остальные же замерли в ужасе…
Прот. А. Мень 1 . С. 172.
Сие говорил Он в синагоге, уча в Капернауме.
Иоанн. 6, 59.
И, заглушая гул разделившейся на два лагеря толпы, без конца звучит один и тот же вопрос: «Как Он может дать нам есть Плоть Свою?»…
Ф. Мориак. С. 110.
Что удивительного, что хлеб и вино бывают Телом и Кровию Христовою и в них Христос почивает, как душа в теле...
И. Кронштадский. С. 114.
Прошли целые века и ряд потрясений над Капернаумом, в исполнение того проклятия, которое Пророк Галилеи изрек на него за то, что он не принял принесшего ему спасения. Неверный город исчез, но озеро, природа и небо не изменились. Это именно те самые холмы, на которые восходил Иисус, один или вместе с учениками, для молитвы и для беседы с народом; те самые тропинки, по которым Он ступал; те самые камни, выбеленные прибоем, на которых Он отдыхал; те самые берега, покрытые олеандрами и кактусами, по которым Он шествовал. Это тот же горизонт: к западу, около зеленеющей равнины Генисаретской, Вербная долина, с обрывистыми красноватыми скалами, по которым Он пришел из Назарета, и Медждельский холм со своей разрушенной башней, может быть древнее жилище Марии Магдалины; ближе к Капернауму Вифсаида, родина любимейших Его апостолов; к востоку город Юлия и уединенные горы, где в первый раз Он умножил хлебы, страна Гергесинцев и Керса, где он изгнал демонов; к югу безбрежное озеро и облитое светом небо.
А. Дидон. С. 286.
Среди слушателей Иисуса Христа в последнее время все чаще стали встречаться «иудеи», под которыми разумеются не простой народ, а книжники и фарисеи. Многие из них, слыша о проповеди и чудесах Спасителя в галилейских городах, специально прибыли сюда из Иерусалима, чтобы следить за Ним и готовить почву для формального обвинения Его пред верховным судилищем в подрыве религии и закона Моисеева. Последняя беседа Спасителя о причашении видимо привела их в ярость, и они дали знать в Иерусалим, чтобы там к празднику Пасхи сделаны были все приготовления для того, чтобы погубить ненавистного им пророка. Но Христос, прозрев в этом темный замысел злобы, на этот раз не пошел в Иерусалим и провел Пасху в Галилее, продолжая Свое служение…
А. Лопухин. С. 327.
Галилейский период жизни Иисуса имеет высшее значение для бедных иудеев тетрархии Антиповой. То, что произошло здесь, прогремело по всей вселенной; сказанные здесь слова раздались во всех четырех концах земли; дело, начатое на берегах Геннисаретского озера, распространилось повсюду; обнародованный на горе закон (Нагорная проповедь) будет не преходящим и частным законодательством, но законом вечным и всемирным, который должен руководить всяким, общим и частным, сознанием; чудеса, здесь совершенные, были не простым исцелением больных и несчастных, но знамением невидимого лечения страждущих сердец, расслабленных душ и ослепленных умов, которыми полон мир; апостолы, избранные здесь, являются великою Церковью, которая продолжается вместе с веками, покоряет землю и приобщает ее к Христу…
А. Дидон. С. 275.
ПРИТЧИ — ИГРУШКИ С НЕБЕС
Однажды некто Симон просил Иисуса вкусить с ним пищи…
А. Дидон. С. 338.
В одном из прибрежных городков Спаситель получил приглашение в дом фарисея, носившего весьма распространенное в то время имя Симона.
А. Лопухин. С. 281.
Он был из числа тех фарисеев, которые, не признавая в Пророке идеала Мессии, созданного их изощренной обрядностью и самолюбивой набожностью, относились к Нему с недоверчивым любопытством.
А. Дидон. С. 338.
Приглашение было сделано в духе фарисейской неискренности — просто с целью полюбопытствовать, что это за учитель из презренного Назарета, так что при этом не соблюдены были даже обычные правила гостеприимства, требовавшие от хозяина, чтобы он встретил гостя традиционным целованием, омыл ему ноги и доставил все необходимые удобства.
А. Лопухин. С. 282.
Он вошел, как обыкновенный гость, и как все возлег, по обычаю, на ложе, одном из назначенных для всякого гостя…
А. Дидон. С. 338.
Накрыт был стол, и все приглашенные гости возлегли за ним, как это было в то время в обычае у иудеев, подражавших грекам и римлянам…
А. Лопухин. С. 282.
И вот женщина того города, которая была грешница, узнавши, что Он возлежит в доме фарисея, принесла алавастровый (алебастровый. — Е. Г.) сосуд с миром…
Лука. 7:37.
При пиршествах двери дома на Востоке не закрывались, так что и всякий посторонний мог войти в него — если не принять участие в пиршестве, то хоть постоять и посмотреть на пирующих. Но на этот раз среди других взяла на себя смелость вторгнуться в этот почтенный дом одна личность, присутствие которой было не только нежелательно, но прямо оскорбительно хозяину. Одна несчастная, порочная, падшая женщина, известная в той местности своею худою жизнью, узнав, что Иисус возлежит в доме фарисея, осмелилась протиснуться через толпу других посетителей с аебастровым сосудом мира…
А. Лопухин. С. 282.
Старинное предание, преобладающее в восточной церкви… отождествляет эту женщину с Марией (из Магдалы), из которой когда-то изгнал Иисус семь бесов.Это выражение нельзя толковать в прямом смысле. Согласно с еврейскими понятиями, связывающими все прегрешения с действием злых духов, Григорий Великий объясняет, что овладание ею семью бесами означает множество накопившихся у Магдалины грехов…
Ф. Фаррар 2 . С. 132.
Она появляется во всех четырех Евангелиях с благовониями в руках, с чудными волосами и заплаканным лицом. У Луки она входит в дом фарисея. У евангелистов Матфея и Марка — приходит накануне страстей Господних к другому Симону, прокаженному, который живет в Вифании. Иоанн же называет ее Марией. Одни полагают, что это та Мария Магдалина, из которой Иисус изгнал семерых бесов; другие считают ее сестрой воскресшего Лазаря и Марфы. В сущности, это неважно. Женщина эта так занимала людское воображение, что рассказ о ее поступке мог претерпеть изменения; но остается главное: эта встреча воплощенной Чистоты и воплощенного греха, которая дана в утешение тем, кто не прекращает борьбы, кто не перестает воздвигать непрочные преграды против натиска страстей и вожделений.
Ф. Мориак. С. 83–84.
Мария вошла молча и под покрывалом, даже не замечая презрительных взглядов гостей, возмущенных и оскорбленных в своей высокомерной набожности ее присутствием.
А. Дидон. С. 341.
К тому времени уже для всех достаточно было доказательств, что Иисус из Назарета есть именно Мессия Христос. Но Он еще не был помазан, и это помазание должно было совершиться теперь...
А. Лопухин. С. 281.
Иисус возлежит за трапезой, и Его босые ноги выступают за край ложа. Грешница приближается сзади. Покрытая позором женщина не посмела подойти к Агнцу Божию спереди, «и, став позади у ног Его и плача, начала обливать ноги Его слезами и отирать волосами головы своей, и целовала ноги Его и мазала миром». Наблюдая эту сцену, Симон с облегчением вздыхает: теперь все ясно! Если бы Иисус был пророк, Он с отвращением содрогнулся бы от ее прикосновения…
Ф. Мориак. С. 83–84.
Но фарисеи не выражали своих мыслей вслух. Только холодное обхождение и презрительное выражение лица, чего он и скрыть не потрудился, указывали на то, что происходило в его сердце.
Ф. Фаррар 2 . С. 131.
Затем она разбила сосуд, согласно со старинным обычаем, состоящем в том, что разбивали посуду, которая употреблялась при угощении почетного гостя. Наконец, доводя свое поклонение перед Иисусом до крайностей, до сих пор невиданных, она пала к ногам своего Учителя и отерла их своими длинными волосами.
Э. Ренан. С. 264.
Большей чести нельзя было оказать, хотя бы посетителем был какой-либо царь. Весь дом наполнился благовонием…
Архиеп. Иннокентий. С. 58.
Величайшая честь, какую можно было оказать обыкновенному человеку или пророку на Востоке, заключалась в том, чтобы разбить хрупкий сосуд с благовонною жидкостью и умастить ею голову и ноги….
А. Дидон. С. 341.
Дом наполнился благоуханием, к великому удовольствию всех, за исключением скупого Иуды из Кариота. С точки зрения общины, привыкшей к бережливости, это было расточительностью. Жадный хранитель денежного ящика, каковым по преданию он был, вычислил тотчас же, за сколько миро могло быть продано, и сколько бы оно принесло денег в кассу для бедных.
Э. Ренан. С. 264.
Вдруг слышится голос Иуды, от которого вздрагивают и Он, и она: «Для чего бы не продать это миро за триста динариев и не раздать нищим?» Иисус смотрит на двух людей: женщину снедает любовь, мужчину — жадность и зависть. Он всегда говорил с Иудой серьезно и мягко, будто испытывая ужас перед его судьбой…
Ф. Мориак. С. 179.
Цена этого нарда в то время была сто динариев за фунт (Это была большая сумма для того времени. — Е. Г.).
Полная популярная библейская энциклопедия. С. 475.
…Когда ему сказали о бедных, он ответил довольно горячо: «бедных вы всегда будете иметь с собою, меня же не всегда будете иметь». И в порыве экзальтированного чувства он обещал бессмертие женщине, которая в эту критическую минуту дала ему доказательство своей преданности.
Э. Ренан. С. 264.
В Евангелиях не раз упоминается драгоценное нардовое миро, служившее предметом особенной роскоши при умащении головы и тела. Таким именно миром помазала голову Христу грешница в доме Симона-фарисея, а также и Лазарева сестра Мария, снова возбудившая негодование Иуды. С таким же миром, вероятно, и мироносицы шли ко гробу своего Учителя. Что же это за миро?
А. Лопухин. С. 887.
Древность была весьма хорошо знакома с нардовым миром. Так Птоломей говорит, что нард есть пахучее растение, которое растет, главным образом, в Рангамати, на границах страны, называемой теперь Бутан. Плиний различает в нем двенадцать видов. На первое место он ставит нард индийский, потом сирийский, галльский, нард критский. Нард индийский он описывает таким образом: «Это куст с широким и жестким корнем, но коротким, черным и хрупким, хотя и маслянистым в то же время. Запах, пожалуй, походит на запах кипариса; вкус терпкий, листья небольшие и идут пучками. Верхушки нарда развиваются в косматые колосья. Отсюда и происходит то, что нард так славится своим двояким произведением, косматым колосом и листвой». Вероятно, это и есть тот самый нард, который принесла Мария Магдалина. Другие сорта, представляющие собою ни что иное, как травы, стоили гораздо меньше, и их можно было достать за несколько динариев…
Полная популярная библейская энциклопедия. С. 475.
Нард, которым Мария сделала столь благочестивое и обильное возлияние, есть несомненно «спиканард», в приготовлении которого главным и самым дорогим составом был корень одного индийского растения… Это род валерианы, отличающийся резким ароматическим запахом, и употребляется в качестве состава в мастях (мазях. — Е. Г.) и благовониях, равно как и в качестве возбуждающего средства в медицине...
А. Лопухин. С. 888.
Нард, который возливала Мария, был принесен ею в алебастровом сосуде. Открытия, сделанные в Сидоне в 1887 году, могут дать нам понятие о форме и качестве этого сосуда, который был в значительном ходу в то время и который часто встречается при раскопках, производимых в Египте, Финикии и других странах. Вот что мы читаем в сообщении об открытиях, сделанных в этом древнем финикийском городе. «Раскопки (в Саиде или Сидоне) дали несколько alabastrum или алебастровых ваз, предназначенных для благовония. Они все из египетского алебастра, в виде груши, в 25 сантиметров высоты, без всяких других украшений, кроме замкнутых круговых линий, оставленных на выпуклости токарем; отверстие узкое (3 сантиметра), сама ваза хрупкая и имеет стенки не более сантиметра в толщину... Быть может, одну из ваз этого именно рода разбила Мария у Его ног. В этом сосуде, как говорит ев. Иоанн, содержался фунт нардового мира… Алебастровые вазы из Сидона могут содержать в себе много этого мира».
Полная популярная библейская энциклопедия. С. 34.
Мирра, (смирна) — есть благоуханная смола из бальзамного дерева, растущего в Аравии, Египте и Абиссинии. Смола эта отчасти сама собою истекала из дерева, отчасти добывалась посредством надрезывания коры дерева. Она масляниста, сгущаясь, получала цвет беловатый, отвердев же, становилась красноватою; вкус этой смолы остро-горький, запах особенно ароматичный: до того, что производил кружение в голове и даже потерю сознания. Мирра, или смола эта, по способности ее противостоять всякому гниению, у иудеев и египтян употреблялась на мазание и бальзамирование тел умерших. В Ветхом завете миро для священного помазания составлялось из смирны (иными словами — мирры. — Е. Г.), то есть смолы самотечной, корицы и пахучего тростника, из кассии (лекарственное растение из семейства бобовых.— Е. Г.) и оливкового масла. Этим миром, по повелению Божию, были помазаны Скиния Завета, потом Аарон и сыновья его для священного служения Богу, а после помазывались миром цари и пророки. Помазание миром есть высший, внешний, видимый знак освящения предмета и сообщения помазуемому человеку даров и сил Духа Божия. И в православной христианской Церкви от времен апостолов существует таинство миропомазания, чрез которое верующему при помазании освященным миром его головы, персей, глаз, ушей, губ, рук и ног во имя Св. Духа, подаются дары Св. Духа, растящие и укрепляющие в жизни духовной. Священным миром помазуются христианские храмы и цари при короновании на великое царственное их служение…
Д. Ростовский. С. 514–515.
(Вот как объяснена история именно этого фунта нардового мира одним из апокрифов .— Е. Г.). Когда настало время обрезания, то есть восьмой день, когда закон предписывал обрезать перворожденного, они обрезали Его в пещере. И старая израильтянка сохранила крайнюю плоть, — другие говорят, что она сохранила пуповину, — и положила ее в алебастровый сосуд, наполненный маслом старинного нарда. И у нее был сын, торговавший благовониями, и она дала ему этот сосуд, говоря: берегись продать этот сосуд, наполненный благовониями нарда, хотя бы тебе предлагали триста динариев. И был это тот сосуд, который Мария грешница купила и возлила миро на голову и ноги Господа нашего Иисуса Христа, отирая их волосами своими…
Арабское Евангелие детства. Апокриф (5)
Если Христос родился в яслях и главное самооткровение о Своем мессианском достоинстве сделал бедной и греховной самарянке, то неудивительно, что и помазание Его (как Мессии) совершено было не первосвященником в торжественной обстановка храма, а при самых простых обстоятельствах, способных произвести смущение в неподготовленной душе…
А. Лопухин. С. 281.
Зная все помышления, но, не обличая вдруг это холодное фарисейское немилосердие и жестокость сердца, Иисус обратился к Симону…
Ф. Фаррар 2. С. 131.
Именно чтобы привлечь к Своим словам общее внимание, Он стал говорить с хозяином…
А. Лопухин. С. 283.
Обратившись к нему, Иисус сказал: Симон! я имею нечто сказать тебе. Он говорит: скажи, Учитель. Иисус сказал: у одного заимодавца было два должника: один должен был пятьсот динариев, а другой пятьдесят. Но как они не имели чем заплатить, он простил обоим. Скажи же, который из них более возлюбит его?
Симон отвечал: думаю, тот, которому более простил. Он сказал ему: правильно ты рассудил…
Лука.7: 40–43
Одною из поразительных особенностей учения и жизни Христа было то, что Он самые обыденные потребности жизни возводил на высочайшую степень и облагораживал даже все простое и обыкновенное. В Его обществе вечерняя трапеза, когда она не забывалась под грузом утомительных трудов, всегда оказывалась благоприятным временем для возвышенного назидания, преподававшегося не только апостолам, но и многим посторонним лицам, которые, по восточному обычаю, могли иметь свободный доступ в Его помещение…
А. Лопухин. С. 301–302.
Симон не понял значения притчи, а раскаявшаяся грешница внимала ей, вероятно, с учащенным биением сокрушенного сердца. Каково же должно было быть ее чувство, когда Иисус, не обращавший на нее до сего времени внимания, обернулся прямо к ней и, указав присутствующим на ее коленопреклоненный вид, так как она стояла на земле, стараясь скрыть обеими руками и волосами смущенное лицо свое, воскликнул к изумлению фарисея…
Ф. Фаррар 2 . С. 131.
…Видишь ли ты эту женщину? Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал; а она слезами облила Мне ноги и волосами головы своей отерла. Ты целования Мне не дал; а она, с тех пор как Я пришел, не перестает целовать у Меня ноги; ты головы Мне маслом не помазал; а она миром помазала Мне ноги. А потому сказываю тебе: прощаются грехи ее многие за то, что она возлюбила много; а кому мало прощается, тот мало любит. Ей же сказал: прощаются тебе грехи. И возлежавшие с Ним начали говорить про себя: кто это, что и грехи прощает? Он же сказал женщине: вера твоя спасла тебя; иди с миром.
Лука.7: 44–50.
«За то, что она возлюбила много...» Много возлюбила Христа, само собой разумеется. Но не подразумевается ли здесь также и то самозабвение, самопожертвование и мука, которые могут присутствовать в самых жалких любовных страстях? Все ли потеряно для Бога, если одно существо безрассудно отдается другому? Да, надо полагать, — все потеряно.
Но вдруг звучат слова… — самые соблазнительные из тех, которые посмел произнести этот Назарянин: четыре слова, неопровержимо выдающие в Нем Бога: «Прощаются тебе грехи твои…»
Ф. Мориак. С. 85.
Случай в доме Симона-фарисея со все полнотою показал, что для пробуждения дремлющей совести народа и уяснения великих истин нового царства недостаточно простого обыкновенного учения. Необходима была такая форма, которая бы изумляла и поражала слушателей своею занимательностью, наглядностью и выразительностью, — именно форма, которая такою неожиданностью поразила Симона-фарисея, отвергнув его ложное, нечеловеколюбивое отношение к кающейся грешнице. Так как подобная форма видимо поразила и всех слушателей, то Христос и воспользовался ею для дальнейшего объяснения проповедуемого Им учения. Отсюда Он начал ряд знаменитых притчей, которые отмечают собою период высшего развитая проповеди Христовой.
А. Лопухин. С. 285.
Все учение Иисуса, со всеми его существенными чертами, заключается в Его притчах...
А. Дидон. С. 347.
Форма совершеннейшая, в какую только могла отлиться Иисусова мысль, чувство и воля; внутреннейшая, на ядре их, оболочка; больше, чем одежда на теле, — тело на душе, — вот что такое притча. Явственней, чем на всех остальных словах Господних, отпечатлелось на притчах живое лицо Иисуса; внятнее слышится в них «живой, неумолкающий голос» Его, как бы само «дыхание божественных уст», — все еще веет в притчах...
Д. Мережковский. С. 266.
Говорят: «Стиль — это человек». Каков же стиль Иисусовых речений, если судить о них по Евангелиям? Очень многие из них представляют собой короткие, энергичные высказывания, едкие, часто метафоричные, даже загадочные, пересыпанные парадоксами. Вся совокупность речений, дошедших до нас преданий, содержит безошибочно угадываемые черты. Предположить, что это — искусная подделка, составленная раннехристианскими проповедниками, невозможно. За речениями несомненно стоит самобытная личность. Так и чувствуешь быстрый и ясный ум, проницательный и чуждый пустословия.
Ч. Додд. С. 36.
Притча (аполог) является весьма обычной на Востоке формой изложения, которая нередко встречается и в Ветхом Завете и, по-видимому, была весьма популярна в те времена. Притчей пользуются не только Евангелия, но и Талмуд, а Иосиф Флавий сообщает, что император Тиберий пытался посредством притчи защитить себя от нареканий за то, что редко менял чинов управления в провинциях…
Д. Штраус. С. 214.
Тиберий в первые годы продолжал политику своих предшественников. «Хорошей пастух, — говорил он, — стрижет своих овец, но старается не сдирать с них шкуры». Он не любил менять прокураторов; зная глубокую испорченность человеческой природы, он понимал их алчность и презрительно говорил о них: «Если прогнать мух, которые сосут кровь раненого в то время, когда они насытились, то те, которые заменят их, еще с большею жадностью будут сосать рану».
А. Дидон. С. 163.
Слово «притча» представляет собой перевод греческих слов «параволи» и «паримиа». «Паримиа» в точном смысле означает краткое изречение, выражающее правило жизни (таковы, например, «Притчи Соломоновы»); «параволи» есть рассказ, имеющий скрытый смысл и в образах, взятых из повседневного быта людей, выражающий высшие духовные истины…
Архиеп. Аверкий. С. 136.
Избирая форму притч, Иисус поступил соответственно закону человеческого разума, всего более соответствующему как природе Учителя, так и учеников Его. Вот одна из причин вечной свежести евангельских притч…
А. Дидон. С. 349.
Вся окружающая жизнь давала неистощимый материал для притчей Христа, Который с истинно божественною мудростью воплощал в них истину царства небесного. Сеятель на ближайшем косогоре, плевелы в поле, обычный росток горчичного семени, закваска в тесте, сокровище, случайно найденное пахарем, и многое другое в этом роде служило для Него поводом к изложению в самой увлекательной форме глубочайших истин, какие только способен воспринимать ум человеческий. Если и другие учителя пользовались не без успеха притчевою формою назидания, то только у Христа эта форма получила тот истинно божественный и возвышенный характер, который сделал притчу одним из сильнейших орудий внедрения величайших истин Царства Божия в сердце человечества.
А. Лопухин. С. 286.
Автор притч, по-видимому, искренне интересовался людьми; должно быть, Ему нравилось общаться с самым разным народом. Таким Он представлен в Евангелиях. Его приглашали на всякие праздники и пиры, и Он, как замечают Его противники, ходил туда гораздо чаще, чем подобало благочестивому человеку.
Ч. Додд. С. 41.
Как все великие люди, Иисус любил народ и чувствовал себя хорошо среди него. Евангельские истины как бы сочинены для бедных; им-то Иисус и возвещает благую весть о спасении .Все отверженные ортодоксальным иудейством были Его любимцами. Любовь к народу, сострадание к его беспомощности и чувство демократического вождя, который сознает в себе дух народной толпы и считает себя его природным истолкователем, обнаруживаются беспрестанно во всех действиях и речах Иисуса…
Э. Ренан. С. 16.
Его слова составляли столь неотъемлемую часть Его Самого, что в них не было бы большого смысла, если бы Он произносил их в качестве абстрактных истин, изрекаемых пророком или оракулом. Устраните Его — главный, хотя и не единственный предмет Его слов — и все изречения Христа потеряют смысл.
Ф. Хорт. С. 118.
Он учил своих слушателей с той простотой, в которой они нуждались: Он рассказывал занимательные истории, поучительный смысл которых надолго оставался в памяти, предпочитал доказательной аргументации острые афоризмы и непревзойденно владел сравнениями и метафорами. Использовавшаяся им притчевая форма не была на Востоке чем-то необыкновенным, и некоторые из его очаровательных аналогий восходят (сам Он, возможно, этого не осознавал) к пророкам, псалмопевцам и раввинам; и, тем не менее, прямота Его речи, живая и красочная образность, искренность и теплота характера возвысили Его изречения до вдохновеннейшей поэзии. Некоторые из Его слов темны, некоторые кажутся на первый взгляд несправедливыми, некоторые исполнены острого сарказма и горечи; почти все они являются образцами краткости, ясности и силы…
В. Дюрант. С. 612.
Ни один народный проповедник никогда не сравнится с Ним, даже по красноречию…
А. Дидон. С. 348.
В особенности в притчах Учитель был неподражаем. Ничто в иудаизме не послужило ему образцом для этого слога. Он сам создал Его…
Э. Ренан. С. 153.
Евангелисты говорят нам, что слово Его звучало властно. Это подтверждает и интонация многих речений. Во всех четырех Евангелиях Его постоянно повторяемое: «Верно вам говорю» («Говорю вам», «Уверяю вас») — неотъемлемый признак стиля. Иисус не только решительно высказывался о предмете спора — Он намеренно противопоставлял Свое суждение освященной веками Традиции и даже, кажется, иногда Закону Моисея, который считался боговдохновенным…
Ч. Додд. С. 44.
Обычно слово «аминь» встречается в конце молитв или высказываний, Иисус же использовал его в качестве вводной части своих изречений. В начале 60-х гг. был найден фрагмент документа, свидетельствующего о совершении сделки, и в этом документе современники Иисуса торжественно заявляют: «А m е n , amen , ani jo ashem »,что значит: «Аминь, аминь, я невиновен». Похоже, что Иисус позаимствовал эту основательную и убедительную формулировку из судебной присяги. В еврейском языке слова «вера» и «аминь» происходят от одного корня. «Аминь» фактически является единственным разрешенным утверждением: «Можешь этому верить; это правда».
Р. Сантала.С. 110–111.
Евреи любили выражаться таким образом. Знаменитые раввины отличались своими притчами и остроумными изречениями. Каждый народ отличается особым литературным складом.
А. Дидон. С. 348.
Был Соломон мудрее всех людей... и изрек он три тысячи притч, meshalum (III Цар. 4:31-33).
Но вот, здесь —(в притчах Иисуса .— Е. Г.) — больше Соломона (Мф. 12:42) —по слову самого Господа.
Д. Мережковский. С. 266.
…Не находим мы у Него также, как часто утверждали поверхностные люди, какого-либо органического соприкосновения с еврейской мудростью: стоит лишь прочесть Иисуса сына Сирахова, которого чаще всего привлекают для сравнения, и задаться вопросом: разве этот дух тот же самый? У Сираха, этого еврейского Марка Аврелия, даже самые прекрасные изречения, например: «Стремись к правде до самой смерти, и Бог защитит тебя» или: «В устах глупых сердце их, уста же мудрых — в сердце их» — звучат точно из другого мира, если сравнивать их со словами Христа: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю; блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят», «Возьмите иго Мое на себя, и научитесь от Меня; ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим. Ибо иго Мое благо и бремя Мое легко». — Так никто еще не говорил раньше, никто не говорил и после.
Г. Чамберлен. С. 19.
Если кто-то мог бы собрать из иудаизма всё то, что аналогично учению Иисуса, и объединить это в маленьком, удобном для использования томике, то все равно было бы невозможно составить работу, имеющую такую же ценность. Единство, аромат, дух и гений отсутствовали бы в ней…
С. Мантефиоре. С. 87.
Как ни прекрасны и глубоки многие притчи в Талмуде, левая критика только по недостатку религиозного и художественного вкуса может сравнивать их с евангельскими притчами: школьным потом пахнет от тех, а от этих — росною свежестью Галилейского утра; то, человеческое, отличается от этого, Божьего, как земные огни — от звезд небесных.
Д. Мережковский. С. 266.
В Евангельских повествованиях постоянно повторяется выражение: «Народ дивился учению Его…» Даже те, которых посылали с целью уловить Его на словах, возвращались пораженные. «Никогда человек не говорил так, как этот человек», — говорили они своим начальникам…
А. Дидон. С. 275–276.
И, приступив, ученики сказали Ему: для чего притчами говоришь им?
Он же сказал им в ответ: для того, что вам дано знать тайны Царства небесного, а им не дано... Потому говорю им притчами, что они, видя, не видят, и слыша, не слышат, и не разумеют.
Матфей. 13:10–13.
Глубокое понимание природы подсказывало Иисусу выразительные образы. Иногда замечательная тонкость, то, что мы называем остроумием, возвышала Его изречения; в другой раз их живая форма зависела от удачного, ко времени, употребления популярных пословиц: «Как можешь ты сказать брату твоему: дай, я выну сучек из глаза твоего, когда в твоем глазу бревно. Лицемер! вынь раньше бревно из глаза твоего, и тогда ты можешь вынуть сучек из глаза брата твоего».
Э. Ренан. С. 101.
Слово «притча» охватывает широкий спектр литературных форм, однако все те образцы, которые мы встречаем в Евангелиях, представляют собой немногословные и всегда реалистические зарисовки привычных ситуаций человеческой жизни. Это короткие рассказы о путнике, который был ограблен разбойниками и лежал израненный у дороги, пока отзывчивый прохожий ему не помог; о дельце, который вверил своим подчиненным деньги, и о том, как они ими распорядились; о людях, нанятых на временную работу в винограднике, и о том, как они заспорили, сколько за какое время платить. Сжатые бытовые зарисовки: рыбаки вытаскивают невод с уловом, дети ссорятся на базарной площади, мальчик наблюдает за работой отца и, подражая ему, учится ремеслу. Подчас простой оборот вызывает наглядный образ: «Когда зажигают светильник, не ставят его под горшок»; «Не ставят заплаты из новой ткани на старую одежду».
Ч. Додд. С. 37–38.
Индусы предпочитают небылицы и фантастические рассказы, греки и римляне — разговоры и басни, иудеи — притчи и пословицы. Избрав этот род народного образования, Иисус придал ему простоту, истинность, умеренность и прелесть, каких до Него не знали. Большая часть Его притчей врезалась в память народа; они осуществляют собою прекрасное во всей его полноте, человечество их знает и наслаждается ими, ребенок разбирает их по складам, взрослый в них вдумывается; невежда понимает их, глубоко мыслящий человек находит в них бесконечный свет.
А. Дидон. С. 348.
Его проповедь была сладостной и нужной, полной простоты и благоухания полей. Он любил цветы, и они служили Ему очаровательными примерами. Птицы небесные, море, горы, игры детей — все это затрагивалось в Его поучениях.
Э. Ренан. С. 152.
Наверное, во всей словесности нет ничего равного по совершенству притче о полевых лилиях. Вот Он берет маленький цветок и говорит, как он прост, даже бессилен; потом вдруг расцвечивает его пламенными красками, и цветок становится чертогом великого, славного царя; и тут же обращает в ничто, словно бросает на землю, — «...если же траву на поле, которая сегодня есть, а завтра пойдет в печь, Бог так одевает, кольми паче вас, маловеры». Когда я читаю эту притчу, мне кажется, что по мановению руки, силою белой магии возникает Вавилонская башня, только добрая, не злая, а на ее далекой вершине стоит человек, вознесенный превыше небес по звездной лестнице легкой логики и вдохновенного воображения. С литературной точки зрения эта притча лучше всех наших книг, хотя привел Он ее вскользь, невзначай, словно сорвал цветок. Само ее построение показывает нам, насколько Он выше простых проповедников опрощения. Только очень тонкий и очень высокий ум (в самом лучшем смысле слова) способен сравнить низшее с высшим, а высшее — с высочайшим, мыслить на трех, а не на двух уровнях. Только очень мудрый человек поймет, например, что гражданская свобода выше рабства, но духовная свобода выше гражданской. Так не мыслят упростители Писания, призывающие к «евангельской морали», которую одни зовут простой, другие — сентиментальной. Так не мыслят те, кто довольствуется призывами к миру во что бы то ни стало. Кстати, поразительный пример такого хода мысли — слова о мире и мече. Человек, лишенный этой силы, не поймет, что, хотя добрый мир лучше доброй ссоры, добрая ссора лучше худого мира. Таких сравнений в Евангелии немало, и я не перестаю дивиться им. Так, объемное тело глубже и выше двухмерных существ, обитающих на плоскости.
Г. Честертон. С. 218.
Иисус любил парадоксы, и в иносказании о верблюде и игольном ушке Он образно показал тот потенциал, которым обладает Бог. «Человекам это невозможно, Богу же все возможно». Верблюд фигурирует также и в другом месте Евангелия, где Иисус осуждает фарисеев: «Вожди слепые, отцеживающие комара, а верблюда поглощающие…»
Р. Сантала. С. 144.
Мы можем вспомнить и другие речения, которые выражают ощущение чуда или тайны в привычных явлениях природы: «человек, который бросит семя в землю, и спит и встает, ночью и днем, а семя всходит и тянется вверх, он сам не знает как», «ветер, где хочет, веет, и голос его слышишь и не знаешь, откуда приходит и куда уходит». Ясно, что перед нами — поэтическая натура. Об этом всегда нужно помнить, если мы пытаемся, постичь учение Иисуса…
Ч. Додд. С. 37.
Иисус сказал: Был человек богатый, у которого было много добра. Он сказал: Я использую мое добро, чтобы засеять, собрать, насадить, наполнить мои амбары плодами, дабы мне не нуждаться ни в чем. Вот о чем он думал в сердце своем. И в ту же ночь он умер. Тот, кто имеет уши, да слышит!..
Евангелие от Фомы.
Апокриф (67).
Слово Иисуса обладает творческою силой.
А. Дидон. С. 399.
Отнятые у небесных детей, Ангелов, и подаренные людям, детям земли, игрушки — вот что такое притчи.
Д. Мережковский. С. 268.
И опять начал учить при море; и собралось к Нему множество народа, так что Он вошел в лодку и сидел на море, а весь народ был на земле, у моря. И учил их притчами много…
Марк. 4:1–2.
День, в который молодой плотник из Назарета начал рассказывать пред всеми свои притчи, большею частью уже известные, но которые, благодаря ему, должны были обновить мир, не был великим происшествием. Это был еще один раввин (в действительности лучший из всех) и вокруг него несколько молодых людей, жадно слушающих его и ищущих неизвестного.
Э. Ренан. С. 109.
...Если рассмотреть всю совокупность притч, нельзя не заметить, что многие из них вращаются около одной общей темы: наступает некий «час» — критический момент, когда надо действовать решительно. Вот крестьянин терпеливо следит, как растет посеянное им: сперва зелень, потом колос, потом полное зерно в колосе. Он не может вмешаться, посеянное — в ведении природных сил. «Когда же созреет плод, он тотчас посылает серп, потому что настала жатва». Если упустить время, урожай погибнет. Торговцу драгоценностями предложили необычайно ценную жемчужину, о которой он мечтал всю жизнь, и он сразу же должен купить ее, даже если надо отдать все состояние, иначе она достанется другому. Ответчику лучше бы помириться с истцом, пока они еще на пути в суд. Управитель, которого хотят прогнать, должен сообразить немедленно, как ему избегнуть нищеты. Образы, сменяющие друг друга, говорят об одном: пора решать.
Ч. Додд. С. 50.
…Его поучения не были пространны и представляли нечто подобное «суратам» (сурам. .— Е. Г.) Корана, но, соединенные вместе, образовали впоследствии эти длинные собеседования, которые были записаны Матфеем. Никакой переход не соединял эти отрывки; однако, по большей части, они проникнуты и соединены одним и тем же вдохновением.
Э. Ренан. С. 152.
…Мне хочется поставить следующий вопрос: почему Христос говорит притчами? Почему Он допускает мысль, что некоторые люди будут слушать и не услышат, будут видеть и не увидят? И почему Его ученики в этом отношении занимают особое положение? Им все как будто открывается. Если они сами не поняли, то Спаситель Христос им разъясняет... Во-первых, надо ясно себе представить, что притча — не просто иллюстрация в книге, на которой ребенок может увидеть то, чего он еще не умеет прочесть. Притча — рассказ многогранный, рассказ, в котором есть множество оттенков, разных смыслов; его содержание может быть понято каждым человеком в меру его чуткости, понимания, способности уловить намерения говорящего. В этом отношении понимание притчей зависит от того, до чего ты сам дорос, от того опыта, который в тебе сложился. Древнее присловье говорило: подобное подобным познается... Если в притче прозвучит какое-нибудь слово или проглянет понятие, о котором ты имеешь хоть смутное представление, ты вдруг улавливаешь смысл этой притчи хотя бы в одном только отношении; и притча становится в тебе началом дальнейшего развития; словно, как сказано в притче о сеятеле… — и начинает прорастать. В этом отношении притча очень важна.
Митр. А. Сурожский. С. 114–115.
…О чем бы Он ни говорил, Он предпочитает язык конкретных представлений и образов общим или отвлеченным суждениям. Так, вместо того чтобы сказать: «Милостыню не подают напоказ», Он говорит: «Когда творишь милостыню, не труби перед собой». Желая сказать, что человеческие отношения гораздо важнее религиозных обрядов, Он прибегает к образу: «Если ты принесёшь дар твой к жертвеннику и там вспомнишь, что брат твой имеет что-нибудь против тебя, — оставь дар твой перед жертвенником, и иди, прежде помирись с братом твоим, и тогда приди и принеси дар твой». Не случайно в обеих картинах почти комическая несообразность. Иногда образ — нарочито гротескный. «Что ты смотришь на соринку в глазу брата твоего, а бревна в твоем не замечаешь?»
Ч. Додд. С. 37.
Ведь представьте себе, кто окружал Спасителя Христа. Вокруг Него всегда была несметная толпа народа — очень пестрая, разнообразная. Были там люди, уже в значительной мере созревшие к пониманию того, что Христос говорил: у них и внутренний опыт, и умственное уразумение своего опыта и жизни были глубоки. Были люди, в которых уже созрел вопрос, он был ясен их уму, сердце рвалось, но еще не находило себе ответа; в притче они могли найти этот ответ. Эти люди уже созрели к тому, чтобы услышать притчу и уразуметь ее. Были другие люди, у которых постепенно только-только пробивалось осознание какого-нибудь вопроса или которых тревожило какое-нибудь внутреннее переживание. Они как бы чуяли, что им надо понять нечто, и не могли уловить, что именно. (Мы все это состояние знаем). А Христос расскажет притчу — и вдруг в этой притче они узнают и свой вопрос, и свое недоумение, и свое искание и, может быть, находят полный или частичный ответ на те проблемы, которые у них постепенно складывались, но еще не созрели. А иные люди, находившиеся вокруг Христа, ничего подобного не переживали, и поэтому, когда доходило дело до притчи или даже до прямого ответа Христа на тот или другой поставленный Ему вопрос, они, вероятно, пожимали плечами: «Что за странный вопрос? И что за нелепый, непонятный ответ?» Эти люди слышали, но до них не доходило, видели — и все равно не уразумевали. Это бывает и с нами постоянно. Мы слышим чьи-нибудь слова, но так заняты собственными мыслями или переживаниями, что никаким образом не можем уловить того, что человек нам говорит. Или видим что-то, видим совершенно ясно, но не хотим видеть, наше зрение как бы затуманено. И, как сказано в этой притче, слыша не слышим, и видя не видим. Неверно думать, будто притча сказана так, чтобы мы не поняли: сказано так, чтобы понимали те, которые созрели, для которых понимание является необходимостью, для которых оно будет источником роста, нового шага в глубины.
Митр. А. Сурожский. С. 115–116.
Он видит природные добродетели человека (трогательную любовь отца к сыну-повесе, привязанность пастуха к стаду), однако замечает и то, как причудливо сложны его побуждения. Вот человек встает среди ночи, чтобы выручить соседа — но лишь потому, что тот слишком навязчив!
Ч. Додд. С. 123.
Говоря о притчах в целом, я хотел бы обратить ваше внимание еще на одно: на любовь Христа к природе. Это очень важная черта в Нем. Очень большое число притчей Христа основано на созерцании природы, на том, как Он ее видит. Если можно о Боге, ставшем человеком, употребить такое сравнение, Он ее видит, как художник. Он в ней улавливает глубину, красоту, чистоту; тогда как мы очень часто на природу смотрим только со своей (утилитарной) точки зрения. Я не помню, кто говорил, что художник смотрит на поле и думает: «Какая красота!»; а крестьянин посмотрит и скажет: «Богатая жатва!» То же самое можно сказать и об отношении к людям. Мы смотрим друг на друга и видим только то, на что наше сердце способно отозваться. Один человек видит красоту другого, его (или ее) лица или всего облика — видит только эту внешнюю красоту. Другой же, вглядываясь в эту красоту, прозревает за ней внутренний строй человека. Иногда он видит, что за этой красотой кроется страшное, соблазнительное уродство; а порой видно, что эта красота является сиянием внутреннего света. И вот Христос именно так смотрит на природу. Он — Человек, но Человек без греха. Он смотрит на природу не с точки зрения земледельца и не с точки зрения того, кто хочет обладать природой, властвовать над ней. Он смотрит на нее как на выражение премудрости Божией, которая создала такую красоту, вложила в нее такой глубокий, тонкий смысл.
В наше время очень важно вернуться к Христову отношению к природе, к ее красоте, к ее значению самой по себе, а не только в соотношении с нами. Вглядываясь в нее, важно думать не о том, какую пользу мы можем получить от нее, или какая опасность в ней кроется. Мы можем смотреть на природу как на нечто вызванное к бытию Богом не только для того, чтобы явить совершенную красоту, но и для того, чтобы в свое время, освободившись от того гнета греха, который положил на нее человек, она могла стать частью Божественного Царства, когда Бог будет все во всем. Есть место у апостола Павла, где он говорит, что вся тварь стонет в ожидании откровения чад Божиих (см. Рим. 8, 19—22). Стонет вся природа, вся земля, все небо, все мироздание, ожидая момента, когда человек вернется к Богу и сможет повести все созданное к Богу, когда он сумеет, став сам обоженным существом, то есть существом, в котором живет Бог и которое укоренено в Боге, привести все созданное в глубины Божественной жизни, подобно тому как пастух ведет стадо. Это наше призвание.
Митр. А. Сурожский. С. 116–117.
Многие смягчают значение самых суровых Его слов, усматривая в них преувеличения, свойственные восточным языкам. И, однако, евреи возмущались: «Какие странные слова! Кто может это слушать?» Значит, раздражали они даже привыкших к гиперболам семитов. Некоторые из слов этих и теперь кажутся жестокими и отталкивающими. Абсолютная любовь возмущает посредственность, шокирует воображающих себя избранниками, отвращает утонченных. И, несомненно, враги (и даже мнимые друзья) ненавидели бы Его еще сильнее, если б не подменяли образом слащавого, приторного раввина того Человека, который на самом деле жил и проявил «цельный», в метафизическом смысле этого слова, характер, характер действительно непреклонный. Сегодня многим мешает ненавидеть Христа собственное невежество. Настоящего — они бы Его не вынесли…
Ф. Мориак. С. 49–50.
После этих предварительных замечаний можно перейти непосредственно к притчам Христа, изложенным в четвертой главе Евангелия от Марка. Первой идет притча о сеятеле.
Митр. А. Сурожский. С. 119.
Слушайте: вот, вышел сеятель сеять; и, когда сеял, случилось, что иное (зерно) упало при дороге, и налетели птицы, и поклевали то. Иное упало на каменистое место, где немного было земли, и скоро взошло, потому что земля была неглубока; когда же взошло солнце, увяло и, как не имело корня, засохло. Иное упало в терние, и терние выросло, и заглушило семя, и оно не дало плода. И иное упало на добрую землю и дало плод, который взошел и вырос, и принесло иное тридцать, иное шестьдесят, и иное сто. И сказал им: кто имеет уши слышать, да слышит! Когда же остался без народа, окружающие Его, вместе с двенадцатью спросили Его о притче.
И сказал им: вам дано знать тайны Царствия Божия, а тем внешним все бывает в притчах; так что они своими глазами смотрят, и не видят; своими ушами слышат, и не разумеют, да не обратятся, и прощены будут им грехи. И говорит им: не понимаете этой притчи? Как же вам уразуметь все притчи? Сеятель слово сеет. Посеянное при дороге означает тех, в которых сеется слово, но к которым, когда услышат, тотчас приходит сатана и похищает слово посеянное в сердцах их. Подобным образом и посеянное на каменистом месте означает тех, которые когда услышат слово, тотчас с радостью принимают его, но не имеют в себе корня и непостоянны; потом, когда настанет скорбь или гонение за слово, тотчас соблазняются. Посеянное в тернии означает слышащих слово, но в которых заботы века сего, обольщение богатством и другие пожелания, входя в них, заглушают слово, и оно бывает без плода. А посеянное на доброй земле означает тех, которые слушают слово и принимают, и приносят плод, один в тридцать, другой в шестьдесят, иной во сто крат
Марк. 4:3–20.
Первый вопрос, который вызывает во мне только что прочитанная притча, следующий: неужели есть люди, которые обречены не понимать, потому что они представляют собой ту или другую неплодородную землю? Неужели только некоторые, изображенные здесь как поле доброй, плодородной земли, могут понять и потому найти спасение? Если так, то была бы глубокая несправедливость в Боге и была бы большая неправда. Нам надо понять очень важную вещь: эта притча не определяет людей вообще, разделяя их на категории. Эта притча нам говорит о тех состояниях, которые бывают в нас. Каждый из нас меняется изо дня в день. То человек чуток — и может каждое живое слово воспринять в глубину души, и там это слово, как семя в поле, начинает оживать, прорастать, и в свое время даст богатый плод. В другие моменты мы бесчувственны, не способны отозваться не только на притчу — не способны отозваться даже на горе самого близкого, родного нам человека, когда мы окаменеваем от своего горя или от своей какой-то внутренней озабоченности. Тогда хотя семя падает в нас, хотя мы слышим, что друг нам говорит что-то очень важное о своем горе: у него ребенок умер, жена его бросила, с ним случилось нечто, что кажется ему непоправимым, — но мы не слышим, потому что все падает на камень, каким стало наше сердце. В другое время бывает, что мы отзывчивы, но эта отзывчивость поверхностная; мы еще остались поверхностными людьми, у нас нет той глубины, которая способна воспринять то, что до нас доходит извне. Это может относиться к горю другого человека или к его радости. Человек приходит к нам с горем, и мы короткое время — час, полтора — можем с ним посидеть, слушая его, утешая, можем ласково обнять его плечи рукой. А когда он уйдет — готовы стряхнуть с себя все его горе и погрузиться в нашу обычную жизнь, в самые плоские вещи. Мы свое дело сделали, «утешили» другого человека, приняли участие в его горе, теперь его горе осталось при нем, «а я-то при чем? Я теперь могу и в кино пойти, и книгу почитать, или к друзьям зайти, или чем-то заняться, что мне нужно...» Вот на что указывает эта притча, когда говорит о людях, которые поверхностны, в ком корня нет, глубины нет. Да, слово падает в их души и взрастает — лишь на время. Когда речь идет о слове Божием, увы, бывает то же самое. Падает это семя на такую почву и на время укореняется, потому что мы с радостью его приняли, с интересом, с живостью — но глубины-то у нас нет. Может быть, горе не вспахало нашу душу; может быть, земные, человеческие радости до нас никогда не доходили, мы только пригубливали, и никогда глубоко не пили из кубка горя или радости, и поэтому живем-то мы недостаточно глубоко... А то бывает (о чем тоже сказано в этой притче), что мы воспринимаем слово, но столько забот, столько нужд в нашей жизни; когда же нам заботиться об услышанном? Вечность — она еще впереди, «успеется», а сейчас надо богатеть, надо с друзьями побыть, мало ли что еще надо сделать. И тогда оказывается, что заботы века сего,как говорит притча, заглушают слово, нам некогда заняться вечностью, нас занимает только время. У Достоевского есть замечательное место, где он вспоминает свой приезд в Неаполь. Он стоит на палубе корабля и видит неописуемую красоту: голубое бездонное небо и природу, горы, город, море. Он весь охвачен этой красотой, а вокруг, приехавшие одновременно с ним, и не смотрят на природу, на небо. Это все успеется, сейчас им надо заняться своим багажом, высадиться как можно скорее, раньше других, чтобы успеть найти извозчиков... Достоевский смотрит и говорит: да, а небо-то глубокое, бездонное, но небо всегда будет, «успеется» на него посмотреть, а теперь надо высадиться... Не так ли мы живем очень часто — не только по отношению к Богу, но и по отношению к людям? Слишком часто, почуяв нечто глубокое, на чем мы могли бы остановиться, мы это отстраняем, потому что есть что-то другое — мелкое, ничтожное, но что «надо» сделать сейчас. Оно от нас может уйти, багаж мой может остаться на корабле, или я его потеряю по дороге — на небо я успею посмотреть... Так бывает и с Богом. И к Богу я «успею» дойти... Об этом есть и другая притча…
Митр. А. Сурожский. С. 114–115.
…Один человек сделал большой ужин и звал многих, и когда наступило время ужина, послал раба своего сказать званым: идите, ибо уже все готово. И начали все, как бы сговорившись, извиняться. Первый сказал ему: я купил землю и мне нужно пойти посмотреть ее; прошу тебя, извини меня. Другой сказал: я купил пять пар волов и иду испытать их; прошу тебя, извини меня. Третий сказал: я женился и потому не могу прийти. И, возвратившись раб тот донес о сем господину своему...
Лука. 14:16–21.
Притча продолжается, но я на этом остановлюсь, потому что это единственное, что я хотел вам в ней прочитать. Здесь представлена ясная картина того, что с нами бывает. Мы призваны в Царство Божие, то есть, призваны вступить с Богом в отношения такой близости, такой взаимной любви, чтобы стать Его самыми близкими друзьями. Но для этого, конечно, надо найти время для Него, надо просто найти время с Ним пообщаться, так же как мы находим время для друзей. Мы не называем другом человека, который лишь иногда, встретив нас на улице, скажет: «Ах, как я рад тебя видеть!» — и потом никогда не покажется у нас на дому, будь у нас горе, будь у нас радость. Тут то же самое. Господин (под именем господина тут говорится о Боге) пригласил друзей на брак своего сына. И каждый из них начал отказываться. «Я купил клочок земли, теперь я обладаю землей, она моя...» И он не понимает, что говорит совсем «не то»: потому что в тот момент, когда он «овладел" землей, он стал рабом земли. Он не может от нее оторваться, не может ее оставить ради того, чтобы разделить радость самого близкого своего друга; земля его держит в плену. Не обязательно, чтобы это было большое богатство, это может быть самая ничтожная привязанность. Подумайте о том, что случится, если вы в руку возьмете даже мелкую монету, с которой ни за что не хотите расстаться. Зажали ее в кулак — что же вы теперь можете делать этим кулаком? Ничего. А этой рукой? предплечьем? плечом? Ничего не можете делать, иначе выроните эту монету. И в результате, потому что вы взяли в руку самую ничтожную монетку, грош какой-то, оказывается, вы все свое тело, все свое внимание, все свое сердце поработили этому грошу, этому медяку. Этот образ всем нам должен бы быть понятен. Поэтому человек, который говорит: «Я теперь хозяин земли", — на самом деле только раб этого кусочка земли, поля, в которое он как бы пустил корни, — и эти корни не дают ему никуда от поля отойти. Другой человек купил пять пар волов, у него дело, у него призвание, он что-то должен с этими волами делать: то ли обрабатывать землю, то ли впрячь их в тачку, чтобы таскать какое-то свое богатство. Он тоже не может пойти на зов своего друга, у него «дело есть», у него призвание есть, он что-то должен совершить на земле. Когда он совершит это на земле, ну, тогда он может вспомнить о небе, тогда и о Боге можно будет вспомнить, о друге можно будет вспомнить, о нуждах чьих-то можно вспомнить, о чьей-нибудь радости можно будет вспомнить...
О радости как раз говорит третий пример. Третий приглашенный отвечает своему другу (или Богу): «Я только что женился сам и не могу прийти на твой пир. Как я могу прийти на твою радость, когда мое сердце переполнено моей собственной? Для твоей радости в моем сердце места нет. Если я приду на твою радость, я должен на минуту забыть свою. Нет, этого я не сделаю!..» Разве это не то, что так часто мы делаем в том или другом виде? Я хочу сказать, что у нас сердце чем-то переполнено, и в нем нет места, чтобы разделить чужую радость или чужое горе. Страшно подумать! Но вот об этом нам говорит эта притча.
Это нам очень важно воспринять, потому что иначе мы будем продолжать жить, пуская корни в землю, думая, будто мы ею обладаем, тогда как мы рабы ее. («Земля» здесь обозначает все то вещественное, что нас может поработить: богатство в каком бы то ни было виде). Или у нас высокое представление о нашем призвании; нам надо что-то совершить громадное. Я художник, я писатель, я умный человек; скажем даже: я священник, я проповедник, я богослов; мне некогда заняться Богом, потому что я занимаюсь объяснением другим людям того, Кто Он, что Он говорил о тайнах Царства Божия... Жутко подумать об этом по отношению к себе, но также и к другим! Теперь мы сумеем, может быть, понять, какой свободы от нас требует эта притча; свобода эта не означает отказ, а — независимость. Ведь большей частью то, что мы называем любовью, это порабощение другого и одновременно порабощение себя самого, это такое отношение к кому-то, когда мы к этому человеку привязаны, как осел привязан к стене; это не любовь. Такая привязанность — нечто совсем другое; это рабство. Мы призваны к такой любви, которая отрекается от себя, которая отрешенно и пламенно обращена к другому и способна видеть его или ее, а не себя в отражении…
Митр. А. Сурожский. С. 114–115.
И тогда хозяин, разгневанный на всех этих непочтительных и неотзывчивых друзей, велел своим рабам немедленно идти по улицам и переулкам и звать всех нищих, увечных, хромых, слепых; когда это было исполнено и еще оставалось место, он послал своих рабов созывать даже бесприютных странников у заборов и при дорогах. Нравственное приложение притчи было ясно для всех присутствующих. Преданное миру сердце, поглощенное хозяйственными ли хлопотами, накоплением богатства или просто чувственностью самодовольной жизни, несовместимо с истинным стремлением к пиршеству в Царстве Небесном. Язычники и отверженные, блудницы и мытари, придорожные рабочие и уличные нищие там могут оказаться скорее, чем книжники со своею самодовольной ученостью и фарисеи со своею показною набожностью. «Ибо сказываю вам, — прибавил Спаситель от Своего собственного лица, чтобы ближе приложить к ним это нравоучение, — что никто из тех званных не вкусит Моего ужина». Итак, «много званных, но мало избранных».
А. Лопухин. С. 416–417.
Господин сказал своему рабу: Пойди на дороги, кого найдешь, приведи их, чтобы они поужинали. Покупатели и торговцы не войдут в места моего отца.
Евангелие от Фомы.
Апокриф (68).
Притча эта была ярким и глубоким изображением дела Самого Христа. На пир Своего благовестия Он призывал всех, но большинство званных, тех именно, к которым Он прежде всего обратился с благовестием, отказались от Него, поглощенные мелочной суетой. Главнейшие вожди народа и высшие классы вообще, как теперь становилось очевидным, окончательно отказались принять благовестие. Зато на него с полною искренностью откликнулись все те страждущие и обремененные, все нищие, увечные и хромые, все мытари и грешники, которые, будучи обездоленными в этом мире, легче открывали дверь своего сердца для нового благовестия, возвещавшего им царство в ином, лучшем мире…
Труды Киевской Духовной Академии Т. 2. С. 5.
Во время проповеди Христа один из Его слушателей вдруг прервал Его речь и обратился к Нему с просьбою помочь ему в достижении выгодного для него раздела имущества с несговорчивым братом. Такая неуместная просьба ясно показывала, до какой степени этот человек был жалким рабом мира сего, и чтобы показать ненадежность и суетность благ этого мира, Спаситель, отказавшись, конечно, от участия в улаживании дела по вопросу о разделе наследства, сказал притчу о богаче, который, получив чрезвычайно большой урожай, не знал, что ему делать с этим богатством. Все, что он придумал, это расширить свои житницы, чтобы тогда в грубом самодовольстве «многие годы» наслаждаться этим богатством. Но он забыл, что самая жизнь человеческая всецело находится в руке Божьей, и так как он думал основать свое счастье исключительно на богатстве, то и прогремел ему грозный приговор Божий: «Безумный! в сию ночь душу твою возьмут от тебя; кому же достанется то, что ты заготовил?» — «Так бывает, — заключил Божественный Проповедник, — со всяким, кто собирает сокровище для себя, а не в Бога богатеет».
А. Лопухин. С. 311.
Во дни последних Своих проповедей, Господь отошел на некоторое расстояние от Иерусалима, но не выходил за пределы Иудеи. Сейчас нельзя было далеко уходить от этого города, но не следовало и торопить время страданий. Настали последние дни беспечности и мира, когда Он раскрывает Свое сердце и рассказывает притчи, которыми до сих пор живет человечество.
Ф. Мориак. С. 144–145.
Во время (последнего Своего путешествия в Иерусалим, уже предчувствуя смерть) Иисус с учениками Своими нередко оказывался среди фарисеев, которые также шли в Иерусалим. Он видел их по-прежнему самонадеянными, довольными своею праведностью и уничижающими других. Ученики Его, конечно, не избегли этого уничижения, и любовь Его к слабым и отвращение к фарисейской гордости внушили Ему одну из тех притч, где фарисейство изображено бессмертными чертами с истиной поразительной.
«Два человека, — сказал Иисус этим мнимым праведникам, — вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как сей мытарь. Пощусь два раза в неделю; даю десятую часть из всего, что приобретаю. Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне, грешнику! Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет; а унижающий себя возвысится».
А. Дидон. С. 534–535.
Они слушают Иисуса с самодовольством, которое Его сердит. Не думают ли они, что им что-то причитается? Творец жизни ничего не должен Своему созданию. Нет никаких формальных прав там, где царствует любовь. Как объяснить им это? Притчу они воспримут лучше, нежели прямое наставление. Итак, Иисус начинает: «Царство Небесное подобно хозяину дома, который вышел рано поутру нанять работников в свой виноградник...»
Ф. Мориак. С. 168–169.
Чтобы еще полнее и нагляднее разъяснить эту мысль, Христос рассказал им притчу о плате работникам в винограднике. Хозяин виноградника нанимал рабочих в три приема, так что первые нанятые им работали целый день, вторые несколько часов и третьи всего один час. Первых он нанял по динарию в день, а остальным, которые стояли праздно на рынке, предложил работать без определенного условия, обещая только должным образом вознаградить их. При расчете вечером хозяин велел своему управителю рассчитаться с рабочими и начать расчет с нанятых последними. Так как они пошли на работу по первому приглашению, с полным доверием к хозяину, и видимо усердием старались наверстать краткость времени, то хозяин велел дать им по динарию, так, будто они проработали целый рабочий день. Такая щедрость хозяина пробудила в других рабочих надежду, что он, соответственно их более продолжительной работе, заплатит им больше условленного динария. Но когда хозяин их рассчитал также по динарию на человека, то они подняли ропот и упрекали его за то, что он сравнял их с последними, которые работали лишь один час, между тем, как они переносили зной и тягость целого дня. Но этот ропот обнаружил в них неверность принятому ими на себя обязательству и неосновательный расчет на получение большего сравнительно с тем, на что они шли, и такое недовольство встретило справедливый укор со стороны хозяина, который сказал одному из недовольных: «Друг! я не обижаю тебя; не за динарий ли ты договорился со мною? Возьми свое, и пойди; я же хочу дать этому последнему то же, что и тебе. Разве я не властен в своем делать, что хочу? Или глаз твой завистлив от того, что я добр?» Таким образом, и награда в царстве небесном будет зависеть не от первенства по времени признания и не от продолжительности пребывания в этом признании, а от степени верности долгу, усердия в труде и премудрой благости Божией, оценивающей людей не только по внешнему труду, сколько по внутреннему существу. Потому-то, опять добавил Христос, «будут последние первыми, и первые последними».
А. Лопухин. С. 430–431.
К чему было рассказывать притчу о работниках последнего часа, раз она до сих пор служит для людей соблазном? Плата одна — и тем, кто трудится не покладая рук от зари, и тем, кого Он нанял в середине, а также и в конце дня. Будем ли мы искать этому объяснение? Бог не обязан давать нам отчет. Он ничего не отнимает у тех, кто весь день трудился на жаре, но щедро одаривает и пришедших последними, потому что судит по их любви. Но если б и не было в них вовсе никакой любви, то раз Он их любит, их предпочитает, раз они соответствуют таинственному представлению Христа о человеческой привлекательности — что можем мы на это сказать? Он по-царски одарит их недостающей им любовью. А мы сами, созданные по подобию Божию, — управляли ли мы когда-нибудь движениями своего сердца?
Ф. Мориак. С. 168–169.
Одна из его лучших притч — это притча о человеке, раненом на дороге в Иерихон.
Э. Ренан. С. 128.
Однажды некий законник встал и, искушая Его, сказал: «Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» Отвечая, Христос опять отбросил весь груз левитского закона, восстановив две истины: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим... и ближнего твоего, как самого себя». И тут последовала коварная ловушка: «а кто мой ближний?».
Д. Рид. С. 65.
Христос знал, что если спросить собственного мнения этого законника по этому вопросу, то оно было бы крайне узко и ложно; поэтому Он ответил Сам или, вернее, дал законнику средство ответить на него — одной из самых трогательных притчей.
А. Лопухин. С. 385–386.
…И в ответ Иисус придумывает историю о человеке, на которого по дороге из Иерусалима в Иерихон напали разбойники — эту дорогу арабы называют «Красный Подьем» из-за цвета тамошней почвы.
Ф. Мориак. С. 144–145.
Кто из смертных сумел бы ответить, как Иисус? Конечно, нашлись бы люди, которые, как и Он, открыто высказали бы свои взгляды, зная, что рискуют жизнью: людей, готовых идти на мученичество не так уж мало. Но Он сделал больше: как опытный фехтовальщик, он обезоружил противника, выбив шпагу из его рук. Его провоцировали заявить открыто, что «язычники» тоже «ближние», и этим осудить самого себя в нарушении закона. По сути Христос так и ответил, но Его слова совершенно посрамили спрашиваемого; редко случалось законникам терпеть такое унижение. Левитско-фарисейское учение признавало «ближними» только иудеев, а из всех отверженных язычников самаряне считались самыми отвратительными… Даже прикосновение к самарянину оскверняло и считалось злейшим «нарушением»… Целью вопроса было спровоцировать Христа на такой ответ, который поставил бы Его под самое суровое наказание; однако, избрав для ответа притчу о самарянине, Христос проявил поистине сверхчеловеческие смелость и гениальность, рассказав, как «некоторый человек ...попался разбойникам... которые изранили его и оставили едва живым. По случаю один священник шел той дорогою... а также один левит (обычный укор Христа тем, кто искал предать Его смерти)»…
Д. Рид. С. 65–66.
Но выдумана ли эта история? Дорога действительно опасна. Кажется, будто Учитель присутствует там, на месте событий, Он не выдумывает их, а видит совершающееся сейчас, в момент рассказа, как видит все, и, возможно, все это происходит лишь в нескольких стадиях от того места, где Его окружила взволнованная кучка слушателей и чистосердечный книжник всем сердцем внимает каждому Его слову.
Ф. Мориак. С. 144–145.
Он рассказал, как однажды человек, проходя скалистым ущельем, ведущим из Иерусалима к Иерихону, попал в руки разбойников, частые нападения которых дали самому проходу зловещее название «кровавого пути». Грабители-бедуины, бросили его на дороге обнаженным, истекающим кровью и полумертвым. Священник, возвращаясь этим путем в свой священнический город, увидел его, но тотчас же перешел от него на другую сторону дороги...
А. Лопухин. С. 385–386.
…Левит проходит тоже и не останавливается.
Э. Ренан. С. 128.
Но вот идет презираемый священниками самарянин. Он перевязывает путнику раны, промыв их сначала вином и, смазав маслом, сажает на осла, привозит вечером в гостиницу, оставляет для него те немногие деньги, что у него были с собой, и обещает доплатить остальное на обратном пути. Он задерживается в дороге, он лишает себя всех своих наличных денег.
Ф. Мориак. С. 144–145.
…Cамарянин, один вид которого возбудил бы в несчастном ограбленном иудее трепет племенной вражды и самую тень которого он почел бы осквернением, — добрый самарянин этот — образ того Божественного Проповедника, Которого отвергали и презирали люди, но Который пришел исцелить раны человечества, не находившие для себя целебных средств ни в обрядовом, ни в нравственном законе.
А. Лопухин. С. 385–386.
Мораль тут ясна — истинное братство создается между людьми любовью к ближнему, а не религиозной верой. «Ближний», который по верованию иудеев мог быть только единоверцем и иудеем, по понятиям Иисуса, означал человека, чувствующего жалость к себе подобному, без различия веры. Братство людей, в самом широком его значении, вытекало из всех поучений Иисуса…
Э. Ренан. С. 128.
Прижатый в угол законник, не посмел произнести грязное имя «самарянин», но ответил: «тот, кто проявил милосердие», и, видимо, только потом сообразил, что тем самым он присоединился к осуждению тех, от чьего имени он действовал: священника и левита.
Д. Рид. С. 66.
…Тогда Иисус сказал ему: иди, и ты поступай так же...
Лука. 10:37
Этими немногими словами Христос, не делая прямого намека, заставил спрашивавшего самого осудить всю расовую ересь, на которой был построен фарисейский закон…
Д. Рид. С. 65–66.
…И вопрос: «Кто из этих троих... оказался ближним попавшему в руки разбойников?» Законник: «Сотворивший ему милость». Иисус: «Иди, и ты поступай так же». Вывод достаточно категоричный, однако собеседник сам подошел к ответу, деятельно помогая его обосновать. Власть Иисуса проявляется здесь в том, что он исподволь подводит человека к черте, где нужно принять решение. Но если тот отклонял вызов, Иисус просто отворачивался от него.
Ч. Додд. С. 45.
Однажды Он стал рассказывать им притчу о блудном сыне... Притчу ли? Нет, подлинную историю — историю всех возвращений к Богу после безумств, через которые многие проходят в молодости… Сын потребовал у отца свою долю наследства и предался распутству. Но он предавался своим страстям безрассудно, пренебрегая расчетливостью и хитростями, которые обеспечивают безнаказанность стольким преступникам. Безумства довели свинопаса до полной нищеты. Ему пришлось отбирать свою еду у свиней. И тогда он вспомнил об отчем доме... Почувствовать себя богатым юношей, выросшим в роскоши удобного большого дома, полного кладовых и слуг! Он знал запах нашего кухонного сала, аромат мяса, поджаренного на огне из виноградных лоз, сердечную почтительность старых слуг, родившихся в поместье.
Сперва именно это влечет блудного сына, как и всех блудных детей. Но это еще не любовь. Однако его принимают с необычайной радостью, закалывают тучного теленка, дарят перстень и одежду... А старшему сыну, который был всегда верен, достаются лишь упреки за ревность. Несправедливость милосердия! Тот, кто рисковал, играл и проиграл, предает себя Отцу, потому что ничего более не имеет, и нередко оказывается выше исправных богомольцев, следующих всем правилам благочестия и тщательно следящих, чтобы и тень упрека не упала ни на одну ступеньку той лестницы совершенства, которую они строят день за днем. Старший сын и не подозревает о радости, которую Отец и Бог испытывает, когда Его жалкое, но вновь обретенное чадо вздыхает: «Отче! Я согрешил против неба и перед Тобою и уже недостоин называться сыном Твоим...» Господь особенно ценит самоуничижение человека, который, испробовав все пути и дойдя до крайней степени страдания, возвращается с сознанием своего ничтожества, в прямом смысле слова уничтоженный, и отдается на Его милость с тем же чувством, с каким по закону человеческого правосудия он, отдался бы в руки палача.
Ф. Мориак. С. 232–233.
Вот бесчестный управитель, которого хотят прогнать, обеспечивает свое будущее по меньшей мере сомнительной сделкой. Безусловно, он негодяй — но какой образчик находчивости в отчаянной ситуации!
Ч. Додд. С. 38.
Сказал же и к ученикам Своим: один человек был богат и имел управителя, на которого донесено было ему, что расточает имение его; и призвав его, сказал ему: что это я слышу о Тебе? дай отчет в управлении твоем, ибо ты не можешь более управлять. Тогда управитель сказал сам в себе: что мне делать? господин мой отнимает у меня управление домом: копать не могу, просить стыжусь; Знаю, что сделать, чтобы приняли меня в домы свои, когда отставлен буду от управления домом. И призвав должников господина своего, каждого порознь, сказал первому: сколько ты должен господину моему? Он сказал: сто мер масла. И сказал ему: возьми твою расписку и садись скорее напиши: пятьдесят. Потом другому сказал: а ты сколько должен? Он отвечал: сто мер пшеницы. И сказал ему: возьми твою расписку! и напиши: восемьдесят. И похвалил господин управителя неверного, что догадливо поступил; ибо сыны века сего догадливее сынов света в своем роде.
Лука. 16:1–8.
Иногда Учитель, более сведущий в делах небесных, чем земных, обучал еще более странной политической экономии. В причудливой притче один управитель восхваляется за то, что прибрел себе друзей между бедными за счет добра своего господина, ради того, чтобы бедные в свою очередь ввели его в царствие небесное. А так как бедные будут распорядителями этого царствия, то, по-видимому, они будут принимать только тех, кто им подает милостыню. Предусмотрительный человек, думая о будущем, должен стараться расположить их в свою пользу. «Фарисеи, будучи скупыми, — говорит евангелист, — слышали это и смеялись над ним». Слышали ли они также следующую грозную притчу? «Был один богатый человек, который одевался в пурпур и тонкие одежды и каждый день ел вкусно. Был также бедняк, по имени Лазарь, который лежал у его дверей, покрытый язвами, и жаждал насытиться крошками падающими от стола богатого. И псы приходили лизать его раны. Вскоре случилось, что бедняк умер и был отнесен ангелами на лоно Авраама. Богач умер также и был похоронен. Из недр ада, будучи в муках, он поднял глаза свои и увидел Авраама и Лазаря на лоне его. И возопив, сказал: отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой, потому что я страшно мучусь в пламени сем. Но Авраам ему сказал: сын мой, вспомни, что ты получил свою часть добра в жизни своей, а Лазарь свою часть зла. Ныне же он утешен, а ты страдаешь». Не вполне ли это справедливо? Позднее эта притча была названа притчей «о злом богаче». Но, в сущности, это просто притча о «богаче». Он в аду, потому что был богат, потому что не раздавал своего добра бедным, ел хорошо, в то время, как другие у дверей его ели плохо, ничего не ели. Наконец, однажды, когда Иисус, не доходя еще до таких крайностей, предлагал лишь в виде совета, что тот, кто желает быть совершенным, должен продать свое имущество и раздать нищим, Он все-таки в заключение присовокупляет этот суровый приговор: «легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому войти в Царство Божие».
Э. Ренан. С. 156–157.
Впрочем, несколько повелительный тон таких речений, уравновешивает другая особенность Его учительства, тоже подчеркнутая в Евангелиях. Мы не раз видим, как Иисус, аргументируя, приводит к доказательному выводу. Такие диалоги обычно очень кратки, однако сквозь сжатость и стилизацию нетрудно различить настоящий спор. Довольно часто Иисус постепенно подводит собеседника к ответу на его же вопрос — вопрос при этом предстает в совершенно ином свете. Многие притчи, явно служили этой цели: слушающему предлагалось вынести суждение о вымышленном происшествии, чтобы затем приложить его к реальному, нынешнему случаю.
Ч. Додд. С. 44–45.
Но вот приближаются фарисеи. Голос Господа тут же меняется, становится грозным. Он знает, что они посланы синедрионом, чтобы играть в смертельные «кошки-мышки», чтобы уловить Его в сети своего хитроумия, уловок своих…
Ф. Мориак. С. 184–185.
Сын Человеческий удовольствовался тем, что заставил их выслушать еще одну притчу, в коей под покровом иносказания раскрыт был нечистый образ мыслей иудейских первосвященников, указана вся, так сказать, превратная и жалкая система их действий в отношении к Мессии.
«Один богатый человек, — сказал Господь, — насадил у себя виноград и прилагал о нем особенное попечение: оградил его оградою, выкопал в нем колодец и поставил башню для стражи. Так как дела требовали присутствия его в другом месте, то он, при своем отправлении туда, отдал виноградник виноградарям, с условием, чтобы они каждый год доставляли ему известное количество вина и плодов. Когда наступило время собирать плоды, он послал своих слуг к виноградарям за условленною частью. Но виноградари приняли их вражески: иных прибили, другим камнями проломили голову, иных убили до смерти (как, например, в древности по наущению иудейского священства убили пророков Исайю, Иезекииля, Амоса). Хозяин винограда, несмотря на такую несправедливость и злобу, послал к виноградарям других слуг, но они и с ними поступили не лучше прежнего: иных убили, других отогнали с бесчестием... Наконец долготерпеливый хозяин послал в третий раз слуг, но опять без успеха.
Казалось, время было уже суда и мести; но домовладыка был черезвычайно добр. «Что мне делать? — размышлял он. — Пошлю к ним еще сына моего возлюбленного, не может быть, чтобы злоба их простерлась до того, чтобы презреть моего собственного сына». Сын пошел, но виноградари, едва только завидели его, решились единодушно погубить. «Это единственный наследник, говорили между собою изверги, — если мы убьем его, то виноградник будет наш», — и, схвативши юношу, убили и выбросили вон из виноградника».
(При этих словах в слушателях обнаружилось сильное негодование).
«Но хозяин виноградника, — продолжал Иисус, — не всегда будет оставаться в дальней стороне, он возвратится, и как, думаете вы, поступит он с виноградарями»?
«Таких нетерпимых злодеев, — отвечали книжники, — он предаст тяжкой казни, а виноградник отдаст другим работникам, которые будут доставлять ему плоды исправно и в назначенное время».
Отвечать таким образом, произнося на самих себя суд, можно было, или совершенно не поняв притчи, или приняв личину явного бесстыдства. Не понять было нельзя; покров иносказания слишком был прозрачен, и каждый видел, что под господином виноградника разумеется Бог, под виноградником — народ иудейский, под слугами — пророки, под единородным сыном — Мессия Иисус; следовательно, под негодными виноградарями — современные Иисусу правители и вожди народа иудейского. Пример пророка Исайи, употребившего подобную притчу с полным разъяснением, устранял любое недопонимание. Значит, языком книжников говорило бесстыдство, желавшее сделать вид, будто не узнает себя в том, что так ярко изображено. «Так, — подтвердил Господь, — хозяин виноградника предаст казни негодных виноградарей, и виноградник будет отдан другим, лучшим…» Тон голоса и взор показывали, что грозные слова относятся прямо к членам синедриона.
«Избави Бог»! — воскликнул один из них, как бы пораженный угрозою…
Архиеп. Иннокентий. С. 104–105.
Тот, кто имеет уши, да слышит!
Евангелие от Фомы.
Апокриф (69).
Чтобы сорвать с лицемеров саму маску, которою они прикрывались, показать, что не страх или что либо подобное заставляет Его не отвечать на вопрос синедриона, а единственно уверенность в бесполезности ответов, Господь обратился к посланным с новым вопросом, на который им нельзя уже было не отвечать, хотя ответ клонился к совершенному их посрамлению, — и, по обыкновению своему, заключил этот вопрос в притчу. «Может быть, — сказал Он, — взглянув пристально на книжников, — вам легче будет дать мнение вот на это дело. У одного человека было два сына. Однажды он подошел к первому и сказал: сын, поди работай сегодня в винограднике моем. Но сын был столь груб, что решительно отвечал: не хочу! Но после одумался и пошел. Отец обратился к другому сыну и сказал ему то же, что первому. Сей, со всем уважением отвечал, что он немедленно пойдет в виноградник; однако же не пошел. Который из двух, — прибавил Господь, посмотрев на книжников, — исполнил волю отца? » — «Разумеется, первый», — гордо отвечали книжники, не видя еще, куда клонится притча, и решительным ответом желая показать, что они ни в коем случае не относят ее к себе. «Не то же ли самое, — возразил Господь, происходит с вами? — Иоанн пришел к вам путем правды, жил и учил, как пророк; но вы не поверили ему, не принесли покаяния, им заповеданного, вы, кои, подобно тому второму сыну, непрестанно твердите, что согласны исполнять волю Отца. Напротив, люди, вами презираемые, мытари и грешники, оказывавшие до сей поры непокорность воле Божьей, поверили Иоанну, покаялись и принесли плоды, достойные покаяния. По крайней мере, этот пример должен был тронуть вас и пробудить. Но вы остаетесь упорными и нераскаянными. И вот, говорю вам, — прибавил Господь, возвысив голос, — мытари и грешники войдут, и скоро, в Царствие Небесное; а вы, которые думаете, что имеете полное право на него, будете изгнаны из него». Произнести эти слова, обращенные к первосвященникам, в присутствии всего народа, значило поразить их как громом. Все, чего они надеялись достигнуть своим торжественным явлением к Иисусу, было потеряно; — самое достоинство их служило им теперь в тягость. С радостью они вступили бы в спор с Иисусом: но неуверенность в своих силах связывала язык; еще охотнее употребили бы силу, но народ был на стороне Иисуса. Не зная, на что решиться, они невольно оставались пред Ним, как осужденные — для слушания последнего приговора.
Архиеп. Иннокентий. С. 102–104.
И чем проще истина, тем она прекрасней.
Ф. Мориак. С. 136.
Поскольку во мнении иудеев о земном царстве Мессии было не все ложное и несбыточное, а была и истина, то нельзя было в настоящем случае сказать ученикам вообще: «ваши ожидания напрасны!» Они не были бы напрасны, если бы ученики и все иудеи сумели отличить пришествие Мессии первое и уничиженное — от пришествия второго, славного и величественного, и не смешивали духовного, всемирного владычества Его с земным господством над Иудеею. Чтобы узнать им истинную точку зрения на предметы и дать ключ к пониманию наступающих событий, которые действительно содержали в себе весьма много превышающего их тогдашние понятия и чудесного, Господь обратился к обыкновенному своему способу образной речи — к притче.
«Один человек, — сказал Он, — высокого происхождения, отправлялся в далекую страну, для принятия царского достоинства: в получении венца царского он уверен был столько, что пред отшествием своим сделал все нужные распоряжения, чтобы, во время отсутствия, обыкновенные доходы его ни мало не потерпели убытков. Из десяти избранных рабов его каждому дано было по мине с тем, чтобы они употребили эти деньги в дело. После того он отправился. Но из сограждан многие, хотя без всякой с его стороны причины, не были расположены к нему. Чтобы удалить его от престола, они отправили посольство к тому царю, который должен был утвердить права его на царство. Всякого другого, говорили посланные, мы скорее согласимся иметь царем, только не его. Но представления их не имели никакого действия: нелюбимый наследник возвратился царем. Начался отчет в деньгах, вверенных рабам. «Государь, — сказал с радостью первый, — посмотри: мина твоя принесла десять мин!» «Прекрасно, — отвечал царь, — ты добрый слуга; я вверил тебе мало, но ты сделал много: возьми в управление десять городов!» «И я сделал пять мин из одной», — сказал другой. «Получи и ты награду за труды, — отвечал царь, — пять городов будут в твоем управлении». «А я, — начал говорит третий, — ничего не сделал и не делал из твоей мины. Зная, что ты весьма скуп и жесток, жнешь, где не сеял, берешь, где не клал, — я заботился только о том, чтобы сохранить ее в целости, и для сего держал ее в потаенном месте, завернувши в плат. Вот она! Ни более, ни менее, как была взята!» «Твоими же словами, — сказал царь, — я осужу тебя, злой раб! Ты знал, что я человек жестокий, который более требует, нежели дает, жнет, где, не сеял, собирает, где не расточал: для чего же ты не отдал серебра моего в оборот, чтобы я, возвратясь, получил его с лихвою? Возьмите у него, — сказал он прочим слугам, — сию мину и отдайте тому, у кого десять мин...»
Такая награда одного человека показалась им слишком великою, особенно в сравнении с тем, у кого все отнималось. «Государь, — заметили они, у него и так уже десять мин». «Что за нужда? — отвечал царь. — Имеющему (и хорошо употребляющему) дано будет, а у неимеющего (употребляющего неправильно, или вовсе не употребляющего) и то, что он имеет отнимется!..»
Архиеп. Иннокентий. С. 23–25.
Итак, смотри: свет, который в тебе, не есть ли тьма?
Лука. 11:35.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ИИСУС ПРОТИВ
БОЙТЕСЬ ЗАКВАСКИ ФАРИСЕЙСКОЙ
Закон, для «исполнения» которого Иисус Христос пришел в этот мир, разросся к тому времени в гигантскую массу законообразований, удушавших все живое своей сложностью и буквоедством…
Д. Рид. С. 62.
Продолжительный мир, сохранявшийся в правление Иоанна Гиркана по окончании им своих войн, был посвящен раввинами на создание знаменитой «ограды» вокруг Закона, с целью навсегда воспрепятствовать религиозному отступничеству и разложению, которое почти погубило иудейство под владычеством сиро-греческой династии. С этого времени мы и начинаем слышать о «необщительности» иудеев по отношению к другим народам. Среди них появилось фарисейство, с его обрядовою отчужденностью и оно не отступало пред самыми крайними выпадами, на которые только был способен религиозный фанатизм. Эта радикальная партия стала известною под названием «фарисеев», т. е. отщепенцев, между тем как окружавшая царя придворная партия, которая довольствовалась признанием лишь писанного закона, в насмешку была названа «саддукеями», то есть праведниками.
А. Лопухин. С. 272.
Кажется, никогда еще Закон не находил более пламенных заступников, как в тот момент, когда уже жил Тот, который всей силой своего гения и своей великой души должен был отменить его…
Э. Ренан. С. 286.
Бог знал, утверждали раввины, что в последующие века Израиль будет уведен в плен чужеземным народом, который скопирует записанный закон, и поэтому Он дал, израильтянам закон устный, чтобы Его воля могла тайно соблюдаться среди них... Те, кто посвящали себя изучению отеческих преданий, «видели свет великий», ибо Бог просвещал их очи и показывал им, как они должны были действовать в отношении позволенных и непозволительных вещей, чистых и нечистых, о которых недостаточно полно и ясно говорится в Св. Писании. Хорошо было предаваться чтению Св. Писания, но тот, кто прилежно изучает отеческие предания, получает награду от Бога, а кто посвящает себя толкованиям на эти предания, имеет самую великую награду. «Библия подобна воде, предания подобны вину, а толкования на них подобны ароматному вину». «Сын мой! — говорит Талмуд, — внимай более словам книжников, чем словам закона».
А. Лопухин. С. 331–332.
Талмуд вплоть до настоящего времени является циркулирующей через сердце кровью еврейской религии. Какие бы законы, обычаи или церемонии мы не наблюдали — независимо от того, являемся ли мы сторонниками ортодоксального, консервативного, реформаторского иудаизма или мы просто — порывистые сентиментальные люди — мы все следуем заповедям Талмуда. Это наш общий закон.
Г. Вук.
Цит. по: Д .Дюк. С. 71.
Таким образом, конечным авторитетным источником для ортодоксального иудаизма является Вавилонский Талмуд (один из двух главных сводов этой грандиозной книги. — Е. Г.). Сама Библия занимает второе место за ним в действительности. Если не в теории…
Универсальная Еврейская Энциклопедия. С. 637.
…Иисус убеждал народ, что Он пришел не отвергать закон, но повиноваться ему и исполнять его в точности, хотя в то же самое время учил, что такое послушание не должно простираться до мелочности и буквоедства левитов. Должно переносить волю и сердце к внутреннему смыслу и духу, содержащемуся в заповедях. Он исполнял этот древний закон, строго соблюдая его сам и, уча соблюдать его крепко всех, кто веровал в Него, как в Искупителя. Учением своим Он дал этому ветхому закону более общее значение, более глубокую силу.
Ф. Фаррар 2 . С. 114.
Иисус не говорил ничего против Моисеева Закона, но можно заметить, что Он находил его недостаточным, и это сквозит в Его речах. Он беспрестанно повторяет, что надо делать более того, чем требуют древние ученые. Он запрещает всякое жестокое слово, запрещает развод и клятву, порицает возмездие, осуждает лихоимство, находит, что сладострастное желание так же преступно, как и прелюбодеяние. Он требует всеобщего прощения обид...
Э. Ренан. С. 83.
…Иисус считал, что еще хуже, если кто-то назовет другого «дураком». Это очень распространенное оскорбление среди евреев и арабов.
Р. Сантала. С. 145.
Тора (библейское пятикнижие. — Е. Г.) была только началом; на нее было нагромождено множество интерпретаций и разъяснений раввинов, а старейшины, как усердные шелковичные черви, все шире плели свои нити, с целью уловить в них малейшие из всех возможных человеческих поступков. Целые поколения законников трудились над решениями вроде того, что нельзя есть в субботу яйцо, большая часть которого была снесена курицей еще до появления на небе второй звезды. Закон и комментарии к нему составляли целую библиотеку, а комитету международных юристов, призванному дать о нем свое мнение, потребовались бы годы, чтобы лишь просмотреть горы накопленных рассуждений.
Д. Рид. С. 62.
Эти предания постоянно возрастали и составляли особый закон, который переходил из уст в уста, от поколения к поколению, пока, наконец, для их изучения и разработки не возникли целые школы, из которых самыми знаменитыми и были школы Гиллеля и Шаммаи, живших за поколение до Христа и даже, быть может, в первые годы Его детства. Во время Его земной жизни все еще считалось основным правилом, чтобы они не предавались письму. Первое собрание и формальное соединение в одно целое всех многочисленных фрагментов было делом раввина Иуды, так называемого «святого», и его именно кропотливому труду обязаны возникновением огромные фолианты Талмуда. И замечательная вещь, что этот самодельный закон, с его человеческими преданиями, под влиянием узкого законничества фарисеев, получил с течением времени даже большее значение, чем сам закон Моисеев. Когда Св. Писание и предание оказывались несогласными между собою, то высшее значение придавалось последнему…
А. Лопухин. С. 331.
Известен знаменитый вопрос, составлявший предмет прений между этими двумя главными фарисейскими школами: позволительно ли есть в день субботы или праздника яйцо, снесенное в день субботы? Добродушный Гиллель с неумолимою строгостью отвечал: «Нет»; суровый Шаммаи оказался более снисходительным в этом частном случае. На практике перевес оставался на стороне более строгого учителя; но зато Шаммаи запрещал в день субботы обучать детей и ходить за больными, а за три дня до субботы воспрещал отправляться в море и начинать осаду города.
А Дидон. С. 156.
Точные блюстители законов, но в смысле совершенно противоположном духу пророков, которые видели религию в любви, божественной и человеческой, фарисеи полагали благочестие в ритуалах и в церемониях, в постах и в публичных покаяниях. Их можно было видеть проходящими по улицам среди бела дня с лицом, покрытым пеплом, выкрикивающими молитвы с сокрушенным видом и раздающими милостыню напоказ. Живя в роскоши, домогаясь всеми средствами лучших мест и власти, они, тем не менее, стояли во главе влиятельнейшей партии и держали в руках весь народ.
Э. Шюре. С. 383.
Фарисеи превратили закон в мелочную казуистику, дававшую предписания для всякого отдельного действия, а Христос поднимал закон на степень живого принципа, действующего в совести. От внешних законнических требований Он переходил к тому духу, который заключался в законе. Внешние постановления можно было и оставить, если соблюдалась та жизненная идея, которая заключалась в них. Целой жизни недостаточно было для того, чтобы в точности изучить все раввинские предписания, касающиеся чистоты и жертвоприношений, а Христос в действительности отменял их все, открыто провозглашая, что «милость лучше жертвы»…
Главные обязанности, конечно, внушались, потому что они огненными и неизгладимыми чертами были выбиты на гранитных скрижалях и были доступны непосредственному разуму и чувству даже простого народа; но закон, заключавший в себе глубокую жизненность и предназначавшийся быть прогрессивным откровением, превратился у них в закон обрядовых действий и предписаний, в запутанную систему казуистики, под влиянием которой простые и величественные постановления Моисеева закона превращались в ряд изумительно тонких, а вместе с тем и изумительно пустых и нелепых правил и предписаний. Так, в скрижалях закона Моисеева повелевалось соблюдать и освящать день субботний, и на этом простом и ясном повелении раввинская ученость изобрела и нагромоздила целую массу самодельных произвольных предписаний…
А. Лопухин. С. 332, 915.
…Суббота была установлением Моисеевым. Нет, больше того! Она была установлением первобытным, изначальным и почиталось неким символом избранничества, которое отличало евреев как особый народ от всех язычников. Она, эта суббота, была знаком их исключительных привилегий, центром их бесплодного формализма. Их предания, их патриотизм, их упорство крепко связано было с мелочным соблюдением субботы. Она, по их мнению, не только соблюдалась на небесах, прежде сотворения человека, но народ израильский был избран единственно только для ее соблюдения… Обожание субботы только увеличивалось от насмешек, неудобств и потерь, которые евреи должны были выносить за это от язычников. Но они были так упорны, что из-за соблюдения субботы проигрывали битвы; беспрекословно дозволяли неприятелю умерщвлять их целыми отрядами и глядели спокойно даже на гибель Иерусалима. Такое соблюдение субботы сопровождалось самыми мельчайшими, достойными сожаления аккуратнейшими и совершенно ничтожными ограничениями. Пророк назвал ее наслаждением: поэтому всякий еврей, например, обязан был, хочешь не хочешь, есть по субботам не менее трех раз в день.
Ф. Фаррар 2 . С. 193.
Они учили, что в четвертой заповеди запрещалось в субботу целых тридцать девять родов работы, причем каждый род в свою очередь становился предметом новых рассуждений, толкований, разграничений и предписаний. Одним из правил, например, объявлялось непозволительным завязывать или развязывать узел в субботу. Но ведь узлы бывают различного рода, и потому раввины изощрялись в тонком разграничении между ними, и серьезно спорили и рассуждали о том, нет ли и такого рода узлов, которые по самому их характеру или по особым условиям их завязывания могут и не подходить под запрещение. И действительно, некоторые приходили к тому убеждению, что если узел был такого рода, что его можно было развязать одной рукой, то развязывание его не считалось нарушением субботы. Но к таким узлам, как узлы на корабле или на навьюченном верблюде, не позволялось прикасаться в этот день...
А. Лопухин. С. 915.
…Нельзя было ни зажигать огня, ни готовить пищи. Согласно упорной и узкой во взглядах школы Шаммая, никто не смел ни помочь больному, ни развеселить печального; даже меры по сохранению жизни считались нарушением субботы.
Ф. Фаррар 2 . С. 193.
Одно, например, из этих забавных правил строго запрещало переносить в субботний день самомалейший предмет с одного места на другое, кроме случаев самой крайней необходимости…
А. Дидон. С. 248.
Ты не должен, — говорят субботние правила, — проходить источник на ходулях, потому что, в сущности, ты несешь ходули; женщина не должна надевать лент, если они не нашиты на ее платье; нельзя выдергивать больной зуб и больной не может полоскать рта уксусом, а должен поднести ко рту и проглотить; никто не смеет написать двух букв кряду. Больной не должен посылать за лекарем; при наружной болезни никто не должен ни натирать, ни припаривать больного места; портной не должен выходить из дома в пятницу на ночь, не оставивши дома иглы, чтобы она не оказалась как-нибудь при нем в субботу; повар не должен надевать на голову повязки, потому что это означает в некотором смысле нести на себе что-нибудь…
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги