Хроника трагического перелета

Глава девятнадцатая

Всю ночь с 8-го на 9-е и до половины следующего дня Васильев провел в мастерских. Собственно, помощи от него большой рабочему люду не было: «Подайте (а позже уж и «подай») разводной ключ — да не тот, барин» (а позже уж и «Куда смотришь, садова голова, не тот, а вон энтот»), и он, обзывая себя в душе жалким гуманитарием, суетился, как мог.

К утру понемногу понимал: не успеют. Ну, а коль не успеют, значит, Господь так судил. В безумном этом предприятии помешают ему участвовать исключительно внешние обстоятельства, и совесть его, значит, чиста.

Правда, сказал ему ввечеру, расставаясь, Ефимов:

— Шанс долететь имеешь только ты.

Выходит, не судьба.

Но к вечеру мастер сообщил, что его спрашивают господин с дамой.

Он вышел из цеха. Шел сильный дождь, с зонтиков господина и дамы струились потоки воды, однако, невзирая на ненастье, располагавшее к хандре и квелости, его Лидия пребывала в явной аффектации:

— Александр! Мсье Кузминский решил протянуть тебе руку помощи!

Симпатичнейший Саша Кузминский, вместе с которым в Этампе, в школе Блерио, мытарились, на старых аппаратах учились, в одной комнатешке жили в «Отеле трех королей», провинциальном трактире со сварливо скрипучей лестницей, сварливо скрипучие нотации инструктора мсье Колена выслушивали и весьма туманные указания: «Желаете повернуть машину вправо, двиньте вперед правую ногу, влево — левую» (крутились на земле, точно на карусели). И «бреве де пило» вместе получали — у Васильева 225-й нумер, у Кузминского — 227-й, и у «Трех королей» вспрыскивали торжество, ощущая себя впрямь королями…

Кузминский опускает глаза, вертит тросточкой в луже:

— Вот видишь ли, Александр… Помнишь, мне не хватило на аппарат? Ах, ты не знаешь, да, не хотел у тебя одалживаться. Французы говорят, что кредит портит отношения… А мои старики… В Сенате — у папа за спиной: «Бедный Кузминский, два сына у него умные, третий — летун». Я на рулетке тогда выиграл. Представь, четыре тысячи триста, как один сантим. Но уж поломал, теперь у меня новый. Почти новый, и чудный безотказный «Гном»… Однако, Александр, я много летаю, намерен еще больше, ты удивишься, но я наметил себе путешествие в Китай и даже Гонконг. Так что…

— Я буду осторожен.

— Уверен. Но не о том. Вопрос деликатного свойства. Все затраты пополам. Надо же нанять авто с запасными и механиком. Поеду с ним, не волнуйся, сам…

— Я тоже! — воскликнула Лидия Владимировна. — Александр позволит! — И в знак того, что никакие преграды ее не остановят, свернула зонтик, подвергнув шляпку буйству стихий.

— И призы, прости, пополам. Надеюсь, ты не считаешь это несправедливым?

— Не считаю.

Москва ждала авиаторов. На Страстной площади, на Театральной, у Красных ворот вывешены были большие транспаранты, на коих студенты-добровольцы должны были отмечать оранжевыми бумажками, кто из участников в какой час завтрашнего дня в каком пункте трассы находится, и уже весь день девятого подле них праздная или пренебрегшая субботними делами публика оживленно спорила, Сергея Исаевича ли ждать первым — «Этот не подведет! Над пирамидами летал — Наполеон!», либо Васильева — «Молод, молоко не обсохло!» — «Зато Ефимова победил!»

Другие газетные сенсации казались нестоящими.

Ну, эко дело, депутат Государственной Думы октябрист Глебов, обозревая воздухоплавательную выставку, случайно положил в карман инструмент-уклономер ценою в десять рублей, на чем был пойман служителем за рукав («Господа, он же октябрист, — позволил себе сострить хроникер. — Эта партия предоставила себя течению правительственных событий и нуждается в уклономере, показывающем, насколько она уклонилась от официальной линии»).

Ну, среди паломников, совершавших целование креста в Царицынском монастыре, обители отца Илиодора, обнаружены в мужском платье две прехорошенькие девицы. Опять же эко дело: «диавольское наваждение» — пояснил всесильный иеромонах…

Нет, нет, нет: главное — завтра полетят!

В Москве погода стояла ясная.