Хроники времен Екатерины II. 1729-1796 гг.

1. Письмо великого князя Павла Петровича Н. И. Панину от 2 сентября 1781 года[307]

Царское Село, сентября 2 дня, 1781

Граф Никита Иванович,

Отправляясь в чужие края для приобретения всего того, что только (можно — вставлено поверх строки — П.С.) из путешествия почерпнуть полезного для отечества, оставляю здесь детей моих под очами любезнейшей Матери моей, с полным следственно удостоверением о их сохранении и безопасности; покидаю на некоторое время отечество под Ея скипетром, а потому о благосостоянии его не имею сумнения.

Вы знаете мое сердце и душу и что я ни в чем другом не полагаю истиннаго моего удовольствия и верховной доверенности бытия моего, как в общем благе и его целости.

Сие чувство руководствовало и всегда руководствовать будет всем моим поведением. Оно соединяясь с сыновей любовью заставляет меня внутри души моей желать усердно, чтобы с настоящим царствованием продолжалось сколько возможно долгое благоденствие отечества.

Но природной мой перед ним долг и сердечная к нему привязанность столь велики, что одно его обезопасение занимает теперь всю мою душу и стало поводом сего письма моего, к вам моему истинному другу.

Воображая возможность произшествий, могущих случиться в мое отсудствие, ни чего для меня горестнее, а для отечества чувствительнее себе представить не могу, как естьлибы вышним провидением суждено было в самое сие время лишиться мне матери, а ему Государыни.

Таковое произшествие былобы истинное на нас посещение Божие.

Признаюсь вам, что щитаю оное таким ударом, которого возможность отдалил бы я совсем из моей мысли для моего спокойствия, естьлибы любовь моя к отечеству и долг мой пред ним не налагали на совесть мою обязательства огорчить себя воображением возможности сего произшествия для того, чтобы целость его и безопасность в толь несчастной момент не поколебимы остались.

Вот все мое намерение: а как основано оно на единой предосторожности, то и не хочу я волю мою теперь вам открываемою прежде времени облекать формой Государскаго повеления.

Я скажу вам только меры, которые признано надобным на сей нещастный случай и исполнение чего с полною доверенностию поручено вам, как моему искреннейшему другу, котораго любовь и усердие ко мне и отечеству и мне и ему, опытами совершенно доказаны.

Тобою вкоренены в меня все те чувствования, которые должны произвести благо нашего отечества.

В правоте души твоей и советах находил я всегда прямую стезю моего поведения, а отечество свою истинную пользу; и так погрешил бы я пред ним и пред собою, естьлибы не препоручил особенно вам исполнения всего того, что в отсудствие мое на таковой случай за нужно поставляю.

1-е. прошу вас и убеждаю, как скоро постиг бы момент нещастнаго произшествия, перейтить во дворец, и взять под ваше главное надзирание и попечение все то, что касаться может до сохранения и безопасности детей моих. С неограниченною доверенностию вручаю вам оное, и хочу, чтоб все вами по тому предприемлемое и разпоряжаемое имело силу и действие моего собственнаго повеления.

2-е. перенеся во дворец ваше пребывание, и поставя себя по воле моей попечителем детей моих, поручаю вам созвать немедленно (объявив сие — дописано сверху. — П.С.) полное собрание Сенату и Синода и прочесть (пред ними к протоколу — зачеркнуто. — П.С.) сиё мое к вам письмо, котораго содержание в тотже самой час и возымеет силу моей точной воли и повеления. (Обнародуй сие нещастное произшествие, а письмо сие объяви в Сенат — дописано снизу П.С.) при уверении о моем благоволение (к их верности и истинным заслугам сказать им — зачеркнуто. — П.С.) прикажи от имени моего Синоду, Сенату и трем первым коллегиям (чтобы возвестили в узаконенном порядке всем подданным нашего отечества о сем произшествии — зачеркнуто. — П.С.) о принятии от (всех — дописано сверху. — П.С.) них 2-ой присяги[308] (мне и сыну моему Александру как наследнику — дописано сверху. — П.С.) обнадежив непременностию попечения моего о истинном всех благосостоянии; объяви Синоду и Сенату и пр. что остались бы в прежней своего звании области до управления по государственным и текущим делам. (Равным образом составьте тогда немедленно и во дворце моем на время моего из отечества отсудствия и до моего возвращения особенной верховной свет, из особ, заслуживших мою доверенность кои суть: Граф Петр Иванович Панин[309],Фельдмаршал Князь Голицын[310], Фельдмаршал Граф Румянцев[311], оба брата Графы Чернышовы[312], Граф Брюс[313], Князь Репнин[314], Фельдмаршал Граф Разумовский[315], генерал-аншеф кн. Долгорукой[316], генерал-аншеф Вадковский[317] и Чичерин[318], коим заседать по старшинству чинов своих.

Симу Совету прочтите также сие письмо, содержащее в себе точную волю мою и объявите ему моим именем, что до возвращения моего вверяю вам обще с ними сохранение в ненарушимости государственнаго уже заведеннаго порядка и общей тишины вследствие чего — зачеркнуто. — П.С.).

3-е. Сенат, Синод, три первые коллегии, все протчие гражданские, военные и судебные места, шефы разных команд и установлений, словом сказать все места и все шефы без изъятия, должны без малейшей остановки отправлять по их званиям все обыкновенные текущие дела, на узаконенных основаниях, которые все имеют оставаться до моего возвращения точно в прежнем положении не вводя в нем никаких и ни малейших новостей и перемен по каким бы то придчинам и поводу ни было. (Верховной совет следуя сам симу правилу должен смотреть бдительным оком, чтоб оно везде и во всей точности соблюдаемо было — зачеркнуто. — П.С.)

4-е. вам мой искренний друг поручаю особенно в самой момент предпологаемаго нещастия, от котораго упаси нас Бог, весь собственной кабинет и бумаги Государынины собрать при себе в одно место, запечатать Государственною печатью, приставить к ним надежную стражу, и сказать верховному Совету волю мою, чтобы наложенные вами печати оставались в целости до моего возвращения.

5-е. Буде бы в каком ни будь правительстве, или в руках частнаго какого человека, остались мне неизвестные какие бы то ни было повеления, указы или разпоряжения в свет не выданные, оным до моего возвращения остаться не только без всякаго и малейшаго действия, но и в той же не проницаемой тайне, в какой по тот час сохранялись.

Со всяким же тем, кто отважится сие нарушить, или подаст на себя справедливое подозрение в готовности преступить сию волю мою, верховный совет имеет поступить по обстоятельствам как с сущим, или же с подозреваемым Государственным злодеем, представляя конечное судьбы его решение самому мне по моем возвращении. За сим пребываю вашим верным и благожелательным

Павел.

2. Записка разговора Его императорского высочества великого князя Павла Петровича с Королем Польским в бытность великого князя в Варшаве в 1782 году[319]

Запись наиболее замечательных высказываний великого князя в разговоре со мной[320]

Я не доверяю ему более, чем кому-либо другому.

Я был раздосадован, увидев, сколь посредственны наши укрепления в Киеве. Это место может оказаться слишком важным в условиях, когда император так сильно приблизился к нам.

Это человек столь беспокойный и столь фальшивый, что при нем нельзя спокойно лечь спать, не боясь быть разбуженным появлением какого-либо прожекта или неожиданной каверзой с его стороны.

Поскольку Вы знаете историю с медалью, отчеканенной к рождению моего второго сына, я могу Вам рассказать и остальное. Именно он задал моей матери вопрос, которым она было столь польщена — «Желаете ли Вы, Ваше Величество, чтобы я присоединился к Вам в Херсоне с маленькой или очень большой компанией?»[322] Судите сами о фальшивом и легкомысленном характере этого государя.

Польстив моей матери столь опасно, он тем же манером пришел ко мне в апартаменты и не только рассказал всю эту историю, но и вполне ясно дал понять, что насмехается над этой идеей[323]. Он сказал между прочим: «Императрица меня однажды спросила — не забыли ли Вы, что являетесь римским императором? Но не в моих привычках строить иллюзии насчет подобных «прекрасных химер»».

Я держался и буду держать с ним очень осторожно.

Внимательно наблюдая за ним, я нашел, что о его беспокойном характере можно судить по его внешности. Даже когда он молчит, он часто беззвучно шевелит губами, подобно человеку, повторяющему про себя какую-то роль. Постоянные движения пальцев показывают, что он себя не контролирует. Я хороших ходок. Но мне было очень трудно поспевать за ним, он ходит очень мелкими шажками, но чрезвычайно быстро.

Я рад тому, что слухи о его желании застать нас врасплох не оправдались. Мне было бы с ним очень неловко. Я не смог бы вести себя с ним так, как я веду себя с Вами в ответ на Вашу просьбу говорить предельно откровенно.

С досадой узнал я и о его идее сопровождать Нас в Италии. Это испортило бы все удовольствие от путешествия.

Надеюсь, Венецию я увижу без него.

Но чтобы заставить его забыть о замысле сопровождать меня, я буду вести себя с ним настолько холодно и церемонно, насколько это возможно. Попытаюсь предпринять следующее: по прибытии в Вену начну с того, что скажу, что останусь здесь на несколько дней, потом — еще на срок дней в 10, который нужно будет обязательно продлить.

Вставка на полях [Может так статься, что ему вдруг взбредет в голову осматривать со мной армейские части на всем протяжении нашей дороги. Но у меня есть отличное средство, чтобы избежать и этого. Просто буду просить его останавливаться в каждом полку — пехоты, кавалерии, гусаров и артиллерии.]

Признаюсь, к королю Пруссии я испытывал глубокое почтение задолго до того, как его увидел. Именно в таком расположении к нему я отправился в Берлин, и это правда, что я не мог не получить удовольствие от общения с ним, да и, как мне казалось, он сам беседовал со мной с большой охотой.

Тем не менее, несмотря на мое восхищение им, я заметил одну его черту, которая меня поразила. Он охотно смеялся над тем, что, по моему мнению, не должно бы казаться смешным подобному ему человеку. К примеру, я был удивлен, увидев его смеющимся до слез над перепалкой двух актеров из итальянской Оперы-буфф, показавшейся мне вполне заурядной — они просто срывали друг с друга парики.

Не хочу упоминать о поступках короля по отношению к его соседям. Однако не могу и молчать о том, как грубо и подозрительно он относится к своему прямому наследнику, которого я люблю всем сердцем и веду себя с ним столь же искренне, как и отвечаю Вам. За его честность и порядочность я Вам ручаюсь. Я не должен был бы говорить об этом. Это слишком напоминает мне собственную ситуацию.

Все как-то не так. Я хочу быть и являюсь хорошим сыном и хорошим подданным. Я действительно часто страдаю от того, что прекрасное образование, данное мне Паниным, и те природные качества, что дарованы мне Богом, остаются, так сказать, втуне. Я страстно желаю быть полезным моей родине, вернуть долг благодарности и любви, которую испытывает ко мне русский народ, пока возраст и здоровье позволят работать. Я искренне говорю, что страдаю от того, что вижу себя низведенным до бездействия, до самой унизительной никчемности. И тем не менее я нахожу в себе силы подчиниться судьбе, что и делаю сейчас. Вот почему меня задевает, что мои чувства и поступки неправильно истолковываются. В конце концов, вокруг меня достаточно шпионов, чтобы об этом знали. Кажется, что расстраивать и унижать меня без всякой на то причины и пользы при каждой встрече доставляет удовольствие.

На это я ему сказал: «Вам делает честь то, что Вы отвергли обращение тех в Москве, кто призывал Вас на трон во время той памятной прогулки верхом, что Вы совершили в 1774 году»[324]. Он мне ответил с удивлением: ко мне действительно обращались. Но это было не столь определенно, как Вам об этом, очевидно, рассказали. У меня нет никаких помыслов, которые могли бы беспокоить мою мать.

Тогда я ему сказал: «Да благословит Бог Ваше сыновнее послушание. Если же Вас кто-то и огорчает, так это, вероятно, те злые люди, которыми заполнены все дворы. Они пытаются продемонстрировать монарху собственную необходимость и полезность, внушая ему подозрения относительно его наследников».

Он мне ответил: «Согласен, именно это и происходит вокруг меня. Исключительный фавор Потемкина основывается не только на привязанности к нему, но и на опасениях в том роде, что Вы говорите. Тем не менее, опасения эти должны были бы сильно притупиться сейчас, когда я нахожусь вдалеке от своей страны. А потом, кто знает, вернусь ли я когда-нибудь из этого путешествия?»

Я сделал все, чтобы удалить из его головы эти пагубные идеи. Он воспринял все, что я ему рассказал, сердечно, заметив шутливо: «Ну, хорошо. Я вернусь через десять месяцев, поскольку данное мне разрешение ограничивается этим сроком». Тогда я ему сказал, также смеясь, чтобы он добавил еще десять месяцев: «Вы же видите, что уже в самом начале Вы вынуждены были сдвинуть сроки Вашего отъезда на несколько недель. Трудно предположить, что это не повторится по мере того, как Ваше путешествие будет продолжаться. Но, как бы там ни было, дайте мне надежду видеть Вас вновь на обратном пути». На это он мне сказал: «Я хорошо знаю, что увижу Вену, Италию и Францию, но не вполне уверен, каким путем захотят, чтобы я вернулся. Есть некоторые столицы, относительно которых у меня могут появиться трудности. Следовательно, я пока ни в чем не уверен». Я продолжил в том смысле, что «в любом случае можно быть уверенным, что Вам придется преодолеть какое-то расстояние по территории Польши. Если так, мы смогли бы снова увидеться в каком-нибудь месте, например, Белостоке, у моей сестры». «Ах если так — всем сердцем», — отвечал он мне с пылкостью.

Потом он вернулся к разговору о своем положении и Потемкине. Относительно последнего он подтвердил справедливость анекдота об Алексее Орлове, который, увидев однажды императрицу грустной и смущенной, приписал это опасениям относительно Потемкина, которого она сама сделала его слишком влиятельным. «Чем Вы огорчены, Государыня? Скажите лишь слово — и Ваша грусть пройдет. Во всяком случае, Вы можете рассчитывать на мои услуги». Он подтвердил, что Алексей Орлов сам рассказывал о предложении, сделанном им его матери. Когда же я напомнил ему о принципах чести, которых он так твердо придерживался, он сказал: «Дай, Боже, чтобы я никогда не отступил от них».

Когда речь зашла о Неаполе, он заявил: «Согласитесь все же, что моя встреча с Разумовским[325] будет очень забавной. По крайней мере, из нас двоих не я буду более смущен». В этой связи в другом случае он, говоря со мной, оценил свой первый брак как несчастливый. Казалось, он был расположен говорить об этом свободно, но я избежал разговора на эту тему.

Относительно кодекса законов, составленных его матерью, он однажды высказался о нем неодобрительно, дав понять, что считает крупным недостатком отсутствие в нем четкого порядка наследования трона. Как и в других случаях, я постарался избежать дискуссии на сей счет.

Из всех моих кузенов по Голштинскому дому только коадьютер Любека обладает характером, который можно уважать. Всем остальным место в клинике для душевнобольных. Поскольку я попытался попросить его сделать исключение для короля Швеции, он мне ответил, что действительно этот король обладает некоторыми качествами, скорее блестящими, нежели основательными, но один из его братьев демонстрировал признаки не просто помешательства, но даже буйного помешательства. Правда, он выказал большое сожаление относительно того Голштинского принца, который утонул. [Что же касается содомических вкусов короля Швеции, он говорил, что ему об этом ничего не известно — зачеркнуто.]

[О германской нации — зачеркнуто.] Несколько раз он затевал со мной разговор о немецкой нации, проявляя к ней самое большое уважение. Он с удовольствием повторил тот пассаж из Вольтера, где автор говорит, что французы ему кажутся детьми рода человеческого, англичане — людьми зрелыми, а немцы — стариками. Именно постоянству и твердому характеру немецкой нации он приписывает то усердие, с которым ее представители служат Прусскому королю, несмотря на его жестокость, несправедливость и капризы, которые он часто вымещает на своих подданных, гражданских и военных.

Каждый раз, когда он упоминал о Панине, он делал это с самой большой нежностью и крайним почтением.

Он выразил желание, чтобы нынешний брак герцога Курляндского был признан его матерью.

О Комарицком он мне наговорил тысячу приятных вещей. Он не только был крайне удовлетворен тем, как тот выполнил возложенные на него поручения, но оценил его в высшей степени приятным по своим манерам, даже сказав: «Если бы я не знал, насколько он к Вам привязан и как Вам полезен, уверяю, что просил бы Вас уступить его мне. По крайней мере, я Вас прошу разрешить ему еще раз повидаться со мной во время моего путешествия».

О Браницком он мне обронил несколько вещей, которые показывали полное неуважение к нему, вполне, впрочем, заслуженное.

Много спрашивал он меня и на свой собственный счет. Я прямо говорил ему и хорошее, и плохое из того, что я о нем думаю.

Кроме прочего, Великий князь сомневался даже в своем благородном рождении. Я разуверил его в этом.

Касательно Деболи он много говорил мне в его пользу. И между прочим следующее: «Это не тот человек, которого можно было бы назвать обаятельным и любезным, но это человек, который Вам верен, очень точен, предельно внимателен, чрезвычайно осторожен, честен, пользуется уважением. Следовательно, Вы можете быть им очень довольны».

О гетмане Разумовском он говорил мне как о человеке, находиться в обществе которого очень приятно.

О бывшем саксонском посланнике[326]. Он, как мне показалось, не знал, что именно по его нескромности до Императрицы дошла переписка Великого князя с графом Штакельбергом[327]. Когда я его спросил, почему посол не получил разрешения приехать в Вишневец, он ответил мне, что не знает. В остальном же, всякий раз, когда называлось имя графа Штакельберга, Великий князь отзывался о нем весьма положительно.

Поскольку, однако, он как-то обронил нечто, походившее на осуждение характера связей этого посла в Польше, в частности, с Понинским, я ответил ему: «Вспомните о том, какого рода поручения выполнял Штакельберг с 1773 по 1775 годы и Вы не будете удивляться, что он действовал как тот персонаж из Евангелия, который, увидев, что на его праздник не пришли те, кого он приглашал, позвал на него хромых и убогих. Так и Штакельберг, общаясь с подобными людьми, только выполняет поручения своего двора выразить им благодарность, действуя порой досадным для меня образом. Он, в частности, просит для них отличий. Но, слава Богу, время подобных людей скоро кончится. Надеюсь, что больше не будут возникать недоразумения подобного рода, и отныне мы придем к взаимному убеждению, что Россия должна смотреть и на тех, кто мне предан, как на своих лучших друзей в Польше. Я же, со своей стороны всемерно стараюсь увеличить в моей стране число тех, которые полагают, что каждый добрый поляк, выражающий чувство патриотизма, будет считаться хорошим русским. Я надеюсь все же, что постепенно и даже в недалеком будущем общественное мнение начнет называть русскую партию в Польше партией честных людей».

Эти мои слова, как мне кажется, доставили ему великое удовольствие.

Разговор на эту тему вызвал множество других замечаний с его стороны, относящихся как к Польше, так и ко мне лично. Вот основное из того, что он сказал:

— Довольны ли Вы тем, как устроен сегодня Постоянный совет?

К.: Не совсем.

В. К.: В чем Вы хотели бы его изменить?

К.: Я не хотел бы давать Вам поверхностного ответа. Я думаю, что Вам самому понравилось бы больше, если бы я проинформировал Вас на этот счет со всеми возможными деталями.

В. К.: Это верно.

К.: Хотя я стараюсь не позволять себе обольщаться, так как не привык к успехам, я все же верю в то, что когда-нибудь установлю с Вами прямую и регулярную переписку, к которой не будут иметь отношения наши послы.

В. К.: Относительно этого я Вам скажу откровенно — думаю, что в подобного рода переписке монархов всегда присутствует больше неудобств, нежели пользы. Но это ни в коей мере не должно уменьшить доверия, которое, как я надеюсь, Ваше Величество питает к моей искренней и прочной дружбе. Вот почему я осмеливаюсь повторить, что Вы можете достаточно смело доверить мне все, что Вы могли бы пожелать.

К.: Говоря вкратце, мои пожелания относительно Польши и меня самого исполнятся тогда, когда я увижу себя в состоянии стать союзником, полезным России. В силу формы нашего нынешнего правления Польша лишена реальной силы и возможности проявлять политическую активность, так что она, скорее, является тяжелым грузом для России. Мы постоянно жалуемся России на козни, которые чинят другие наши соседи. России часто не остается ничего другого, кроме как говорить с ними от нашего имени. Но именно это часто доставляет России трудности, стесняет ее, поскольку другие соседи несправедливы и настойчивы, и хотя Россия вполне чувствует, что слишком большие территориальные захваты других соседей в Польше могут стать невыгодными России, ей, разумеется, не пристало ссориться с другими державами из-за каждой жалобы со стороны Польши. Россия не встретила бы подобных затруднений, если бы Польша стала сильной и могла до некоторой степени сопротивляться другим своим соседям, избавившись попутно и от страха перед Россией и ее сокрушительной мощью, необходимой для того, чтобы Польша не прекратила пользоваться дружбой союзников и поддержкой России. Если будет так, мне кажется, что интересы самой России потребовали бы, чтобы она позволила нашему правительству стать на более прочную и солидную основу и отнеслась положительно к увеличению до некоторой степени нашей армии и улучшению нашей экономики. Без этого Польша останется такой же слабой и несчастной, как сейчас. А в будущем — даже больше, поскольку она является тем барьером, который отделяет Россию от остальной Европы, или скорее, тем плацдармом, который укрепляет ее против Запада. Если он окажется постепенно уничтоженным, то, не желая того, Россия войдет в непосредственное соприкосновение с державами гораздо более сильными, чем Польша, и, возможно, гораздо более расположенными к тому, чтобы дать почувствовать России плоды их зависти. В том же случае, если Россия поможет Польше стать чем-нибудь существенным, она приобретет союзника, интересы которого, равно как и его благодарность, станут залогом ее верности и пользы. Даже если бы Я сам не имел никаких личных обязательств перед Россией, один лишь мой патриотизм заставил бы меня думать так, как я Вам говорю. А сейчас скажите мне, довольны ли Вы тем, что я Вам сказал?

В. К.: Да, вполне. Это представляется мне ясным и верным, как математическая формула. Я даю Вам слово чести, что полностью разделяю Ваши чувства и поступлю соответствующим образом, когда буду обладать властью.

Весьма тронут Вашими словами, сказанными столь сердечно и любезно, а также тем, как Вы, Ваше Величество, и Ваши подданные приняли меня. Выражая благодарность за радушный прием, не могу не сказать, что, находясь в Вашей стране, испытываю это чувство вдвойне, потому что имя русского, пробуждает в душах поляков самые горькие воспоминания. Поверьте, я очень хорошо осведомлен о жалобах государственных мест и частных лиц против нас. Я смотрю на них как на постыдные пятна на моей одежде, которые трудно смыть. Не говоря уж о разделе, мерзости, совершенные нашими офицерами в Вашей стране, ужасны. Мне стыдно за них, и если б это зависело от меня, они бы уже давно были исправлены (тут он сам мне назвал наиболее серьезные вымогательства, которые были совершены русскими офицерами. Он даже указал на главных виновников, не забыв и последних похищений наших подданных по приказу Энгельгардта).

Потом он заговорил со мной о моем племяннике, сказав, что он нашел его сильно изменившимся к лучшему, в связи с чем он наговорил в его адрес много комплиментов.

Когда мой племянник сопровождал его в Броды, он действительно попросил у него прощения (по его собственным словам) за ту холодность, которую проявил по отношения к нему во время пребывания в Петербурге.

Однажды мне представился случай высказать Великому князю следующее: «Те из людей, на которых принято смотреть как на самых великих в своем роде, должны были бы защищаться от соблазнов славы той мыслью, что никогда никто не сделает ничего полезного и похвального, если ему не придет в голову мысль об этом. Но подобные мысли никому не приходят в голову сами по себе. Они ниспосылаются свыше вместе с решимостью и силой, необходимыми для их исполнения».

Великий князь был, казалось, сильно поражен этими словами и сказал мне: «Из всего того, что я слышал от Вас, ничто не вызывало у меня такого уважения и признательности к Вам. Более того, признаюсь, что я ожидал встретить в Вас другую манеру мыслить, более соответствующую тому, что называют философией и духом XVIII века.

Поэтому я был очень рад убедиться в том, что мы оба верим: каждому необходимо помнить, что над нами есть верховный судья, которому когда-нибудь придется отдать отчет во всех своих поступках. Надеюсь, что предстану перед Ним с чистыми руками».

В момент, когда мы расставались, у него на глазах были слезы и он мне сказал следующие слова: «Вы можете назвать меня бесчестным человеком, если я когда-нибудь перестану быть Вашим другом».

Вставка на полях [Он настойчиво просил меня снабдить его письмом к (неразборчиво), чтобы это дало ему предлог настаивать на его приезде в Вену в случае, если на этот счет возникнут затруднения.]

Его жена мне рассказала, что после рождения ее второго сына Императрица сказала ей: «Только что на Ваших глазах взошла звезда Востока». Далее она много говорила о Константинопольской империи, предназначенной ее второму внуку. Великая княгиня отважилась даже сказать ей: «Если Вы уготовали столь блестящую судьбу для этого ребенка, то что Вы оставите для тех, кто, возможно, появится еще?»

К этому ребенку приставили греческую кормилицу, и когда у той закончилось молоко, ему не хотели давать другую до тех пор, пока я и мой муж громко и твердо не настояли на этом как мать и отец.

Все разговоры Великой княгини свидетельствовали о нежности, которую она питает к своим детям и мужу, которого, казалось, она хотела заставить помнить об этом, так сказать, каждое мгновение. Не менее заботилась она и о том, чтобы проявлять себя мягкой, вежливой и даже любезной со всеми, не исключая прислугу. Она так стремилась показывать себя только хорошей супругой и матерью, что только случайно можно было убедиться в широте и разносторонности ее интересов, среди которых была даже алгебра.

Хотя, как мне показалось, она не питала к императору такой неприязни, как ее муж, она тщательно скрывала от него свои мысли на этот счет, опасаясь, очевидно, что это могло ему не понравиться.

Зато она, кажется, испытывает добрые чувства к прусскому принцу. Она сама сказала мне: «Судите сами, как неприятна мне была та холодность, с которой его приняли у нас, более того — настойчивое стремление как-то задеть или огорчить его»[328].

3. Шифр для переписки с великой княгиней Марией Федоровной во время пребывания великого князя в финляндской армии в 1788 г.

L’Imper. — Henri

Le Grand duc — Elisabeth

La Grande duchesse — Chretien

Puschkin — Marie

Potemkin — Fanchette

Soltikoff — Pauline

Le R. de Prusse — Albertine

Le R. de Suède — Mathieu

Bezborodko — Crispin

Zavadovski — Fiti

Chernischow — Pepin

Alex. Worontzow — Charle-Martel

Les deux Garçons — Bijou et joujou

Les Filles — La potée

Cobentzel — Fréron

Ségur — George

Nesselrode — Frinette

Kourakin — Mustapha

Keller — Amadé

Wadkowski — Jean

Le C^te Schouvalow — Victor

La Benckendorff — Monsieur

Benckendorff — Madame

La France — Gatschina

La Prusse — Pawlowskoe

La Russie — Belle-Vue

L’Autriche — Trianon

L’Empereur — Isabelle

La Suéde — S^t.Cloud

L’Angleterre — Etupes

La Finlande — La solitude

L’Armée de Potemkin — Le troupeau

L’Armée de Romanzoff — La Bergerie

L’Armée de Finlande — La Moute

Romanzoff — Pimbeche

Mamonow — Alexandrine

La Generale — Philippe

Sacken — Catau

Tutolmin — Petit

La Fermière — Le Chanoine

Импер. — Анри

Великий князь — Элизабет

Великая княгиня — Кретьен

Пушкин[329] — Мари

Потемкин[330] — Чепчик

Салтыков[331] — Полина

К. Пруссии[332] — Альбертина

К. Швеции[333] — Матье

Безбородко[334] — Криспен

Завадовский[335] — Фити

Чернышев[336] — Пепин

Алекс. Воронцов[337] — Шарль-Мартель

Сыновья[338] — Бижу и Жужу (комнатные собачки Марии Федоровны)

Дочери[339] — Детвора

Кобенцель[340] — Братец

Сегюр[341] — Жорж

Нессельроде[342] — Фринетта

Куракин[343] — Мустафа

Келлер[344] — Амадей

Вадковский[345] — Жан

Гр. Шувалов[346] — Виктор

Г-жа Бенкендорф[347] — Месье

Бенкендорф[348] — Мадам

Франция — Гатчина

Пруссия — Павловск

Россия — Бельведер

Австрия — Трианон

Император[349] — Изабелла

Швеция — Сен-Клу

Англия — Этюп

Финляндия — Одиночество

Армия Потемкина — Стадо

Армия Румянцева — Пастбище

Финляндская армия — Загон для баранов

Румянцев[350] — Наглец

Мамонов[351] — Александрина

Генеральша[352] — Филипп

Сакен[353] — Като

Тутолмин[354] — Малыш

Лафермьер[355] — Каноник

1. J’ai grand plaisir à me trouver ici.

1. Je prevois d’avoir une correspondance avec le Roi de Suéde.

2. Je suis toujours sobre malgré mon appetit.

2. Nos affaires vont mal.

3. C’est un pays curieux.

3. Nos affaires vont très mal.

4. Quelle lecture faites Vous?

4. Nous nous attendons à une bataille.

5. Paeziеllo Vous envoye-t-il de la musique?

5. Nous serons obligés d’abandonner toutes nos forteresses et de nous concentrer à Wybourg.

6. Un baiser de plus à Aléxandrine.

6. Vous serez obligés de quitter Petersbourg.

7. Occupez-Vous de Pawlowskoé.

7. Il règne de l’ordre à l’Armée.

8. Promenez Vous souvent, mon cœur.

8. Il règne du desordre à l’Armée.

9. Je me donne beaucoup d’exercise.

9. Puschkin me consulte.

10. J’ai beaucoup pensé aujourd’hui à la petite Mascha.

10. Puschkin ne me consulte pas.

11. Catherine devient-elle jolie?

11. Je suis content de Puschkin.

12. Joujou est-il toujours en faveur?

12. Je ne suis pas content de Puschkin.

13. Que fait le C^te Czernischew?

13. Je suis content de Wadkowsky.

14. Je me sers de Vos Meubles.

14. Je ne suis pas content de Wadkowsky.

15. J’ai besoin d’un pomeau de Canne.

15. Je suis content de ma situation.

16. Votre pomeau de Canne me sert toujours.

16. Je ne suis pas content de ma situation.

17. Envoyez-moi un cordon de Canne Noir.

17. Vos lettres sont perlustrées.

18. Que Vous ecrit-on de Turin?

18. L’Impér. m’écrit gracieusement.

19. Donnez-moi des Nouvelles de mes jeunes Chevaux?

19. L’Impér. m’ecrit froidement.

20. J’embrasse mon Ami Alexandre.

20. Je ne reviendrai pas de sitôt.

21. Soyez de bonne humeur, mon Ange.

21. Je reviendrai bientôt.

22. Occupez-Vous beaucoup.

22. Il y a des négotiations de paix sur le tapis.

23. Costia m’imite-t-il toujours?

23. Tachez de venir à Wybourg.

24. Vos cеrises sont aussi bonnes que celles de l’année-passée.

24. Je ne suis pas content militairement de Puschkin.

25. Catherine grandit-elle?

25. L’Impér. cherche à me chicaner.

26. Que Vous ecrit la Borck?

26. La Barbe perce prodigieusement.

27. La Duchesse de la Vallière Vous ecrit-elle?

27. Qu’est-ce que l’on dit de moi?

28. Que fait Bonne?

28. Parle-t-on du Bataillon en bien?

29. Le jeune Azor s’attache-t-il à Vous?

29. Parle-t-on du Bataillon en mal?

30. Ne savez-Vous rien de l’Hôpital de Gatschina?

30. Parle l’on du Regiment en bien?

31. Que font Vos Malades à Pawlowskoé?

31. Parle-t-on du Regiment en mal?

32. Parlez-moi de Pawlowskoé.

32. Que fait le parti Worontzow?

33. Que fait l’orangerie de Camennoy ostrow?

33. Comment êtes-Vous contente de Mamonow?

34. Mangez Vous beaucoup de Cérises?

34. Comment vont les affaires avec la Prusse?

35. Envoyez-moi des fruits.

35. Comment vont les affaires avec l’Autriche?

36. Comment Bonne se comporte-t-elle avec Joujou?

36. Fait-on de changemens avec les Enfans?

37. Les enfans grandissent-ils?

37. Comment Vous traite le public?

38. Alexandrine m’aime-t-elle toujours?

38. J’ai entendu dire du bien de Vous.

39. Il y a beaucoup de cousins ici.

39. J’ai entendu dire du mal du Vous.

40. Le terrain est bien pierreux.

40. Mon regiment a bien fait.

41. C’est un pays de lacs.

41. Mon regiment a mal fait.

42. Je suis content de mes chevaux.

42. Le Bataillon a bien fait.

43. Que fait Votre main?

43. Le Bataillon a mal fait.

44. Tavaille-t-on aux terrasses de Pawlowskoé?

44. Il y a de la Zizanie chez nous.

45. Que Vous ecrit Eugène?

45. On a voulu me meler dans les clabauderies.

46. Je trouve la frisure d’un tel si

46. On a voulu me brouiller avec le Nom commode.

47. Un tel est drôle comme un

47. Je reconnais de la fausseté en le Nom Coffre.

48. Où est Votre frère Ferdinand?

48. Envoyez-moi Benckendorff.

49. Refraichissez ma bourse vide.

49. Envoyez-moi Nicolay.

Pour indiquer que ces phrases sont employées dans la lettre comme chiffre, il faut cachetter les lettre avec le cachet en chiffre.

1. Мне очень приятно находиться здесь.

1. Я предвижу переписку с королем Швеции.

2. Я все время голоден, несмотря на аппетит.

2. Наши дела плохи.

3. Это любопытная страна.

3. Наши дела очень плохи.

4. Что Вы читаете?

4. Мы ожидаем сражения.

5. Паезиэлло по-прежнему шлет Вам музыку?

5. Мы будем вынуждены покинуть все наши крепости и сосредоточиться в Выборге.

6. Поцелуй еще раз Александрин.

6. Вам придется покинуть Петербург.

7. Занимайтесь Павловском.

7. В армии царит порядок.

8. Часто ли Вы прогуливаетесь, сердце мое?

8. В армии царит беспорядок.

9. Я очень занят.

9. Пушкин советуется со мной.

10. Я много думал сегодня о Машеньке.

10. Пушкин не советуется со мной.

11. Екатерина становится хорошенькой?

11. Я доволен Пушкиным.

12. Жужу по-прежнему в фаворе?

12. Я недоволен Пушкиным.

13. Что поделывает граф Чернышев?

13. Я доволен Вадковским.

14. Я пользуюсь Вашей мебелью.

14. Я недоволен Вадковским.

15. Мне нужна рукоять для трости.

15. Я доволен своим положением.

16. Ваша рукоять для трости по-прежнему служит мне.

16. Я недоволен своим положением.

17. Пришлите мне черную ленту на трость.

17. Ваши письма перлюстрируются.

18. Что Вам пишут из Турина?

18. Письма от Императрицы весьма любезны.

19. Напишите мне о моих жеребцах.

19. Письма Императрицы холодны.

20. Обнимаю моего друга Александра.

20. Я не вернусь скоро.

21. Оставайтесь в хорошем настроении, мой ангел.

21. Я скоро возвращаюсь.

22. Побольше занимайтесь чем-нибудь.

22. Проходят переговоры о мире.

23. Костя по-прежнему мне подражает?

23. Постарайтесь приехать в Выборг.

24. Ваша черешня так же хороша, как и в прошлом году.

24. Я недоволен тем, как командует Пушкин.

25. Подрастает ли Екатерина?

25. Императрица пытается меня скомпрометировать.

26. Что Вам пишет Барк?

26. Варвара удивительно проницательна.

27. Пишет ли Вам герцогиня де Лавалльер?

27. Что говорят обо мне?

28. Что поделывает Бонна?

28. Хорошо ли говорят о батальоне?

29. Маленький Азор по-прежнему привязан к Вам?

29. О батальоне говорят плохо?

30. Не знаете ли Вы чего-либо о гатчинском госпитале?

30. Хорошо ли говорят о полке?

31. Как поживают Ваши больные в Павловске?

31. О полке говорят плохо?

32. Расскажите мне о Павловске.

32. Чем занята партия Воронцова?

33. Как дела в оранжерее на Каменном острове?

33. Довольны ли Вы Мамоновым?

34. Много ли черешни Вы едите?

34. Как идут дела с Пруссией?

35. Пришлите мне фруктов.

35. Как идут дела с Австрией?

36. Как няня управляется с Жужу?

36. Меняют ли что-либо в отношении детей?

37. Растут ли дети?

37. Как к Вам относятся в обществе?

38. Любит ли меня по-прежнему Александрин?

38. Я слышал, как о Вас хорошо говорили.

39. Здесь много кузенов.

39. Я слышал, как о Вас плохо говорили.

40. Местность здесь каменистая.

40. Мой полк хорошо сражался.

41. Это страна озер.

41. Мой полк плохо сражался.

42. Я доволен своими лошадьми.

42. Батальон хорошо сражался.

43. Как Ваша рука?

43. Батальон плохо сражался.

44. Продолжаются ли работы на террасах в Павловске?

44. У нас полный хаос.

45. Что Вам пишет Эжен?

45. Меня хотели вовлечь в интриги.

46. Я нахожу прическу такого-то (имя) такой удобной.

46. Меня хотели поссорить с …

47. Такой-то (имя) забавен, как сундук.

47. Такой-то (имя) ведет себя фальшиво.

48. Где Ваш брат Фердинанд?

48. Пришлите ко мне Бенкендорфа.

49. Освежите мой опустевший кошелек.

49. Пришлите ко мне Николая.

Для того чтобы показать, что эти фразы использованы в письме как шифрованные, следует запечатать письмо шифровальной печатью.

1. N’avez-Vous pas besoin d’un nouveau pomeau de Canne?

1. L’Impér. est indisposée.

2. Mes oiseaux ne m’occupent plus.

2. L’Impér. est malade.

3. On me reproche dе

3. L’Impér. est fort mal.

4. Bonne s’attache à moi.

4. L’Impér. me traite passablement.

5. Joujou est toujours Grand Aboyeur.

5. L’Impér. me traite bien.

6. Wirler m’a dit que le Maronier de mon petit Jardin devient plus beau de jour en jour.

6. L’Impér. me traite mal.

7. Bonne aime à être chez moi.

7. L’Impér. me parle peu de Vous.

8. Bonne me fait des infidélités.

8. L’Impér. me parle de Vous avec grand interêt.

9. Je n’ai pas de cœur à mes ouvrages.

9. L’Impér. parait fachée des nouvelles qu’elle a reçue de Finlande.

10. Mon clavecin est assez abandonné.

10. L’Impér. parait fachée contre Puschkin.

11. Lе grammaire Russe fait une de mes lectures.

11. Je crois qu’on lui a fait des faux rapports de Vous.

12. Je m’occupe de mon Tour.

12. On debite mille sottes nouvelles ici.

13. Aléxandre grandit à vue d’œil.

13. Je n’entends dire que du bien de Vous.

14. Constantin est toujours drôle.

14. L’Impér. est douloureusement affectée.

15. Aléxandrine est timide.

15. L’Impér. est confuse.

16. Hélène est toujours belle.

16. L’Impér. parait contente.

17. Marie me fait souvent rire.

17. L’Impér. parait affligée.

18. Catherine se fait jolie.

18. Nous sommes dans les plus grandes inquietudes.

19. La P^sse de Piémont m’écrit souvent.

19. On parle de quitter Petersbourg.

20. J’écris peu.

20. On parle d’aller à Moscou.

21. Eugène Vous présente ses Hommages.

21. Les Gardes doivent marcher.

22. Marie Vous baise les mains.

22. Il y a du remuе-мénage dans le Pays.

23. Costia est toujours en l’air.

23. On intrigue contre Puschkin.

24. Alexandrine commence à joliement écrire.

24. Mamonow est toujours pour nous.

25. Marie dit souvent.

25. Mamonow est contre nous.

26. Wirler me dit que mes orangeries sont bien Belles et rempries de Fruits.

26. J’ai besoin de Vous envoyer Nicolay ou Benckendorff.

27. La Duchesse de la Vallière me gronde sur mon silence.

27. J’ai des lettres du R. de Prusse pour Vous et il a envoyé la lettre de change.

28. Wirler m’a dit que les terrasses de l’orangerie avancent.

28. J’ai des lettres du R. de Prusse pour Vous, mais sans lettre de change.

29. Costia grandit assez.

29. Görtz est faux et je me sers aussi peu que possible de lui.

30. Azor Vous suit-il partout?

30. Bézborodko et Worontzow ont toujours la même influence.

31. Le C^te Puschkin se sert-il de ma Canne?

31. On me fait beaucoup la cour.

32. On continue à nettoyer le Bois à Pavlovskoe.

32. Je suis bien abandonnée et négligée.

33. Bijou est toujours sourd.

33. On perlustre vos lettres.

34. Mes cerises sont delicieuses.

34. Le credit de Mamonow baisse.

35. Je vois souvent votre petit Azor.

35. Il y a un nouveau Favori.

36. Eugène m’écrit rarement.

36. Les affaires vont mal aux Armées.

37. Ferdinand Vous presente les Hommages.

37. Les affaires vont bien aux Armées.

38. Guillaume ne m’écrit presque jamais.

38. Mamonow m’a fait faire une commission qui Vous regarde.

39. Mon beau-frère Vous présente ses Hommages.

39. Potemkin va arriver.

40. Mon frère ainé est presque toujours à Bodenheim.

40. Soltikow en agit honnêtement.

41. Ma sœur Vous fait ses complimens.

41. Mamonow m’a fait faire une commission qui me regarde.

42. Parlez-moi des rochers de la Finlande.

42. Le public est fort inquiet sur Vous.

43. Le journeau du Cabinet a été changé à Kamennoy Ostrow.

43. L’Impér. désire Votre retour.

44. Ma sœur gronde de se que je lui écris rarement.

44. L’Empereur veut faire sa paix particulière avec les Turcs.

45. La Borck est à Vos pieds.

45. L’Empereur a fait sa paix particulière avec les Turcs.

46. Marie est toujours une petite folle.

46. Keller m’a fait communiquer un papier qui contient des assurances d’amitié pour Vous.

47. Hélène est toujours étourdie.

47. Keller m’a fait communiquer un papier qui contient la Nouvelle que notre cour commencé à rechercher l’amitié de celle de Berlin.

48. Je suis brouillée avec mon clavecin.

48. Keller m’a fait communiquer un papier qui prouve que notre cour est toujours mal avec la Sienne.

49. Voulez-Vous un pomeau de Canne?

49. Potemkin ne fait toujours rien.

50. Alexandrine est toujours serieuse.

50. Romanzow ne fait rien.

51. La Bonhommie (Le Nom) d’un tel me fait toujours plaisir

51. On a voulu me brouiller avec (Le Nom).

52. Un tel est drôle comme un coffre.

52. Je reconnais de la fausseté en.

53. Je fache quelque fois Kourakin.

53. Il y a beaucoup de brouhaha chez nous.

54. Wirler m’a dit que nos Vignes sont peries.

54. L’Imper. me parle des affaires de Suéde.

55. Tout me peine.

55. Je suis fort genée.

56. Henri m’a dit que le beau lapin de la table ronde a peri.

56. On ne me géne pas.

57. La pêche de Camennoy Ostrow est jolie.

57. On m’a fait sentir de ne pas venir si souvent chez elle.

58. J’avoue que je suis de bien mauvaise humeur.

58. Je suis dans les plus vives inquiétudes sur vous.

59. Cette Année est cruelle pour moi.

59. On s’attend à une Bataille.

60. Vous rappellez vous de la fête du Hameau?

60. Dites à Puschkin qu’il soit sur ses gardes qu’on trâme contre lui.

61. J’ai toujours mal à la main.

61. On tâche de me faire des intrications.

62. Vous rappelez vous de la lecture de Tristam Shandy (Fils) du Curé de Waskefield (Filles).

62. On me gêne beaucoup sur mes fils, ou filles.

63. Leutnecker dit que mes filleuils vont bien.

63. Tutolmin se conduit bien.

64. Leutnecker dit que mes filleuils vont quahin quahà.

64. Tutolmin se conduit mal.

65. Je regrette quelque fois le Chalet.

65. Le parti de Worontzow et Bezborodko baisse.

66. Comment se conduit le petit Larionow?

66. Cobentzel tâche de me faire des insinuations.

67. Wirler dit que mes parterres de fleurs sont superbes.

67. Segur et Cobentzel sont toujours bien vûs.

68. Je recois rarement des lettres du Paris.

68. Segur et Cobentzel sont mal vûs.

69. L’orrangerie de Cammenoy Ostrow est assez vide.

69. Ma Cour du dimanche est vide.

70. Je travaille assez peu.

70. Ma Cour du Dimanche est nombreuse.

71. Mon tableau de pastel est bien conservé.

71. Il y a des dispotitions d’emeute à Petersbourg.

72. Je ne peins avec aucun plaisir.

72. Il y a eu un emeute à Petersbourg.

73. Je me souviens avec componetions.

73. On veut vous chicaner.

74. Que vos rochers doivent être tristes.

74. Le public desire votre retour.

75. Avez-vous des fruits et des legumes?

75. On parle de Négociations de paix.

76. La Newa est bien belle dans cette année.

76. On egsagèrent certaines choses.

77. La formière vous baise les mains.

77. Le public s’en aperçoit.

78. Nicolai nous baise les mains.

78. Elles faiblit.

Pour indiquer que ces phrases sont employé dans la lettre comme chiffre, il faut cachetter les lettres avec le cachet en chiffre.

1. Не нужна ли Вам новая…

1. Импер. плохо себя чувствует.

2. Я больше не занимаюсь своими птицами.

2. Импер. больна.

3. Меня упрекают в …

3. Импер. сильно больна.

4. Бонна все время следует за мной.

4. Импер. относится ко мне сносно.

5. Жужу все так же громко лает.

5. Импер. относится ко мне хорошо.

6. Вирлер сказал мне, что ореховое дерево в моем саду становится день ото дня все красивее.

6. Импер. относится ко мне плохо.

7. Бонна любит быть со мной.

7. Импер. мало говорит со мной о Вас.

8. Бонна мне изменяет.

8. Импер. говорит со мной о Вас с большим интересом.

9. У меня нет настроения работать.

9. Импер., кажется, в ярости от новостей, которые она получила из Финляндии.

10. Я почти забросила игру на клавесине.

10. Пушкин, кажется, привел Импер. в ярость.

11. Среди моего чтения есть русская грамматика.

11. Я думаю, что ей направляют ложные доклады о Вас.

12. Я занимаюсь своей Башней.

12. Здесь обсуждается тысяча новых глупостей.

13. Александр растет на глазах.

13. Я слышу о Вас только хорошее.

14. Константин, как всегда, забавен.

14. Импер. находится в расстроенных чувствах.

15. Александрин застенчива.

15. Импер. смущена.

16. Елена по-прежнему прекрасна.

16. Импер. выглядит довольной.

17. Мари часто заставляет меня смеяться.

17. Импер. кажется чем-то смущенной.

18. Екатерина становится хорошенькой.

18. Мы чрезвычайно обеспокоены.

19. Князь Пьемонтский пишет мне часто.

19. Идут разговоры об отъезде из Петербурга.

20. Я мало пишу.

20. Идут разговоры об отъезде в Москву.

21. Эжен передает Вам привет.

21. Гвардия должна выступить в поход.

22. Мари целует Ваши руки.

22. В стране намечаются перестановки.

23. Костя по-прежнему витает в облаках.

23. Против Пушкина интригуют.

24. Александрин начинает красиво писать.

24. Мамонов по-прежнему за нас.

25. Мари часто говорит: «Я хочу».

25. Мамонов против нас.

26. Вирлер говорит, что мои оранжереи прекрасны (Николаи) и полны фруктов (Бенкендорф).

26. Мне необходимо направить к Вам Николаи или Бенкендорфа.

27. Герцогиня де Лавальер сердится на меня за мое молчание.

27. У меня есть письма к Вам от короля Пруссии, и он направил также подменное письмо.

28. Вирлер сказал мне, что работы на террасах оранжереи продвигаются.

28. У меня есть для Вас письма от короля Пруссии, но без подменного письма.

29. Костя немного вырос.

29. Герц ведет себя фальшиво. Я стараюсь как можно меньше пользоваться его услугами.

30. Азор все время с тобой?

30. Безбородко и Воронцов имеют прежнее влияние.

31. Гр. Пушкин пользуется моей тростью?

31. При дворе ко мне относятся со вниманием.

32. Очистка леса в Павловске продолжается.

32. Я покинута и одинока.

33. Бижу по-прежнему глух.

33. Ваши письма перлюстрируются.

34. Моя черешня великолепна.

34. Влияние Мамонова снижается.

35. Я часто вижу Вашего маленького Азора.

35. Появился новый фаворит.

36. Эжен пишет мне редко.

36. В армии дела идут плохо.

37. Фердинанд шлет Вам привет.

37. В армии дела идут хорошо.

38. Вильгельм почти не пишет мне.

38. Мамонов дал мне поручение, касающееся Вас.

39. Мой двоюродный брат шлет Вам привет.

39. Ожидается приезд Потемкина.

40. Мой старший брат почти все время находится в Боденхейме.

40. Салтыков ведет себя прилично.

41. Моя сестра передает Вам привет.

41. Мамонов дал мне поручение, касающееся меня.

42. Расскажите мне о скалах в Финляндии.

42. Общество испытывает сильное беспокойство на Ваш счет.

43. В кабинете на Каменном острове сменили обстановку.

43. Импер. желает Вашего возвращения.

44. Моя сестра ворчит из-за того, что я ей мало пишу.

44. Император хочет заключить сепаратный мир с турками.

45. Борк у Ваших ног.

45. Император заключил сепаратный мир с турками.

46. Мари по-прежнему беспокойна.

46. Келлер передал мне бумагу, содержащую уверения в дружбе по отношению к Вам.

47. Елена по-прежнему глуховата.

47. Келлер передал мне бумагу, из которой следует, что наш двор начинает искать дружбы берлинского двора.

48. Я забросила свой клавесин.

48. Келлер передал мне бумагу, подтверждающую, что наш двор по-прежнему находится в плохих отношениях с его двором.

49. Хотите ли Вы пропуск?

49. Потемкин по-прежнему ничего не делает.

50. Александрин, как всегда, серьезна.

50. Румянцев ничего не делает.

51. Добродушие такого-то (имя) мне по-прежнему доставляет удовольствие.

51. Меня хотели поссорить с таким-то (имя).

52. Такой-то (имя) забавен, как сундук.

52. Я нахожу, что такой-то (имя) ведет себя фальшиво.

53. Я несколько раз разозлила Куракина.

53. Мы живем очень весело.

54. Вирлер сказал мне, что наши виноградники тронула гниль.

54. Импер. разговаривает со мной о шведских делах.

55. Все мне в тягость.

55. Я в крайне стесненном положении.

56. Анри сказал мне, что кролик с круглого стола подгнил.

56. Меня не стесняют.

57. На Каменном острове прекрасная рыбалка.

57. Мне дали почувствовать, чтобы я не приходила так часто к ней.

58. Признаюсь, что я в весьма плохом настроении.

58. Я испытываю сильнейшее беспокойство относительно Вас.

59. Этот год жесток по отношению ко мне.

59. Ожидается сражение.

60. Помните ли Вы о празднике в Гамо?

60. Скажите Пушкину, чтобы он был настороже. Против него интригуют.

61. Моя рука по-прежнему болит.

61. Мне пытаются делать неприятности.

62. Вы помните, как мы читали «Тристама Шенди» (сыновья) или «Кюре из Васкефильда» (дочери).

62. Мне создают трудности в связи с сыновьями или дочерьми.

63. Лейтнеккер говорит, что мои листочки растут хорошо.

63. Тутолмин ведет себя хорошо.

64. Лейтнеккер говорит, что мои листочки больны.

64. Тутолмин ведет себя плохо.

65. Я иногда жалею о Шале.

65. Партия Воронцова и Безбородко идет вниз.

66. Как ведет себя молодой Ларионов?

66. Кобенцель пытается делать мне внушения.

67. Вирлер говорит, что мои цветы на террасе великолепны.

67. Сегюр и Кобенцель по-прежнему в милости.

68. Я редко получаю письма из Парижа.

68. Сегюр и Кобенцель вне милости.

69. Оранжерея на Каменном острове почти пуста.

69. На мои воскресные выходы почти никто не приходит.

70. Я работаю мало.

70. На мои воскресные выходы приходит много народу.

71. Мой портрет пастелью хорошо получился.

71. Есть указания на волнения в Петербурге.

72. Я не занимаюсь живописью, так как это не доставляет мне никакого удовольствия.

72. В Петербурге имело место выступление.

73. Вспоминая, я замаливаю свои грехи.

73. Вас хотят скомпрометировать.

74. Как печальны должны быть Ваши скалы.

74. В обществе хотят, чтобы Вы вернулись.

75. Есть ли у Вас фрукты и овощи?

75. Идет разговор о мирных переговорах.

76. Нева очень красива в этом году.

76. Некоторые вещи преувеличиваются.

77. Ляфермьер целует Вам руки.

77. В обществе Вас высоко ценят.

78. Николай целует Вам руки.

78. Она слабеет.

Чтобы показать, что эти фразы зашифрованы, следует запечатать письмо шифровальной печатью.

1. Copie de la lettre, écrite à Mr. le Comte de la Colinière par Mr. le Comte de Ségur

à Varsovie ce 7 (15) février 1785

Petit à petit je me rapproche de vous mon cher Chévalier; et quoique je compte sur le désir que vous avés de me voir, il ne peut etre plus vif que le mien. Le Prince Henri m’a traité avec tant de bonté, de grace, et j’ose même dire d’amitié, qu’il m’a eté impossible de lui réfuser de rester à Berlin quelques jours de plus; depuis j’ai éprouvé tant de contrarieté dans ma route; j’ai trouvé tant de neiges, de degel, et de trous, que je n’ai pû arriver içi qu’avanthier: mes voitures ont été brisées, et peu s’en est fallû, que je ne le fusse moi-même. Je compte partir lundi prochain pour S^t. Petersbourg: j’éspere trouver de vos nouvelles à Riga, et que vous aurés pris la peine de parler à qui il sera nécéssaire pour qu’on m’épargne un peu les Excés d’inquisition de douane que plusieurs Ministres m’ont dit avoir éprouvés à cette frontière, par la faute des subalternes, et certainement contre l’intenton du gouvernement. Comme j’ai trouvé içi plusieurs personnes avec qui j’avois été lié à Paris, j’y mene une vie fort agréable; d’ailleurs c’est un usage établi d’y réçevoir parfaitement les Etrangers. La ville est cependant un peut attristée par une affaire aussi extraordinaire — dans son principe que dans sa marche; je ne vous en ferai aucun detail, parceque certainement vous la savés à Petersbourg, comme içi: une femme de mauvaise vie, lasse d’employer des moyens vulgairement malhonnetes pour gagner de l’argent, en a essayé de plus infames; par de doubles relations probablement fausses toutes deux, et des discours à double entente, elle a excitée beaucoup de trouble, d’inquietudes, a compromis plusieurs personnes, et a donné lieu à un procès, qui n’est pas encore jugé. Voilà, ce qu’il me paroit le fond de cette histoire, sur laquelle je ne me permettrai pour le moment aucune réfléxion

Vous ne m’avés pas mandé à Berlin que vous aviés été malade; j’ai seû par M^r. d’Aranza, que vous aviés eû un mal au jambe, qui vous avoit réténû au lit, assès long tems, j’aurois bien voulû apprendre que vous etes rétabli, et j’éspère à Riga en avoir la certitude; je compte y être le 27 ou le 28.

Toutes les nouvelles que j’ai réçues de Paris m’apprennent, que toutes les personnes qui nous interessent tous deux, se portent à merveille, et ne souffrent que de notre absence.

M. de Stackelberg soit me donner quelques rensegnements sur ma route; j’ai eté charmé de le trouver içi; il jouit parfaitement de la réputation qu’il mérite.

Je compte toujours trouver à Riga le domestique Russe, que je vous ai prié de m’y envoyer.

Adieu mon cher Chévalier vous connaissés mon tendre attachement.

De Ségur

Варшава, 4 (15) февраля 1785 г.

Мой дорогой шевалье, мало-помалу я приближаюсь к Вам. Хотя я и рассчитываю на Ваше желание увидеть меня, оно не может быть сильнее моего собственного увидеть Вас. Принц Генрих[358] принял меня с такой добротой, любезностью и, отважусь даже сказать, дружбой, что отказать ему остаться в Берлине еще на несколько дней было для меня невозможно. С тех пор я встретил столько препятствий на своем пути, пережил столько снегопадов, распутиц и ям, что смог добраться сюда только позавчера. Мои повозки были поломаны, и я сам едва не покалечился. В следующий понедельник я рассчитываю отбыть в Санкт-Петербург. Надеюсь получить от Вас новости в Риге, а также надеюсь, что Вы потрудитесь переговорить с кем надо, чтобы меня хоть как-то избавили от тех грубостей, которым, по словам нескольких посланников, они подверглись во время таможенного досмотра на границе по ошибке младших офицеров и, безусловно, против намерений правительства. Поскольку я встретил здесь нескольких людей, с которыми меня познакомили в Париже, моя жизнь здесь очень приятна. Впрочем, прекрасно принимать иностранцев уже вошло здесь в обычай. Город, правда, немного удручен одним делом, которое столь необычно по своему началу, как и по своему развитию. Не стану описывать Вам подробности, потому что Вы знаете о них в Петербурге не хуже нас: женщина с плохой биографией, которой наскучило зарабатывать деньги обычными непорядочными средствами, попыталась это сделать еще более постыдными. С помощью двусмысленных рассказов, оба из которых, вероятно, являются вымышленными, и двусмысленных разговоров она вызвала много беспокойства, опасений, скомпрометировала нескольких людей и дала основание для судебного процесса, который до сих пор не разрешен. Вот, что, как мне кажется, является сутью данной истории, о которой в настоящий момент я не позволю себе задумываться[359].

В Берлине Вы не уведомили меня, что были больны. Я узнал от г-на Аранза[360], что у Вас болела нога, которая достаточно долгое время продержала Вас в постели. Я очень хотел бы узнать, что Вы выздоровели, и надеюсь в Риге иметь в этом уверенность. Я рассчитываю быть там 27 или 28 числа.

Все новости, которые я получил из Парижа, говорят мне, что все люди, которые интересуют нас обоих, чувствуют себя прекрасно и страдают только от нашего отсутствия.

Г-н де Штакельберг[361] обещал сообщить мне некоторые сведения о моем дальнейшем пути. Я был рад встретить его здесь. Он, безусловно, заслуживает той репутации, которую имеет.

В любом случае я рассчитываю встретить в Риге русского слугу, которого я просил Вас мне выслать.

Прощайте, мой дорогой шевалье, Вы знаете о моей нежной привязанности.

Де Сегюр

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.23, лл.54–55.

2. Copie de la lettre du comte Vergennes au comte de Ségur

от 6 июня 1785 г.

J’ai reçû, Monsieur, les cinq lettres que vous m’avés fait l’honneur de m’écrire les 26 et 28 Mai, 3 et 4 Juin, dont les Nos ne sont pas exacts. Celle du 26 Mai est № 16 — doit étre № 15; du 28 Mai est № 15 doit étre № 16. Les deux du 3 juin, sont № 17 doivent étre 17 et 18, celle du 4 Juin est № 18, mais doit étre № 19.

Je vous prie de faire rectifier vos minutes en conséquence de ce Tableau.

Le Roi a appris avec beaucoup de plaisir, Monsieur, que Sa Majesté Impériale en vous permettant de l’accompagner dans son voyage, vous avoit procuré une occasion de lui faire une cour plus particulière, et de voir une partie des grandes choses, qu’Elle a entreprises pour le bonheur de ses sujets.

L’Ukase qui règle les rangs et les prérogatives de la Noblesse, ne peut manquer de faire Epoque dans l’histoire de Russie, et d’assurer à l’Impératrice la réconnaissance de la posterité.

Je ne connois point, Monsieur, de Chevalier de l’ordre de St. Lazare, qui se nomme le Comte de Bussy. Peut-étre la personne qui se montre sous ce nom à Petersbourg est celle du nombre des Elêves de l’Ecole militaire auxquels on donnoit autrefois la petite croix de cet ordre, mais ce qu’elle dit de ses avantures en Pologne, me paroit fort suspect. Il seroit possible que ce voyageur qui prétend avoir une lettre de récommandation du Ministre du Roi à Copenhague fut un M. de la Motte, Chev. de St. Louis, dont le vrai nom ést, Fredefond de Marsillac, qui après avoir vécû d’éscroqueries en Pologne, et en Suéde vient de s’évader de Copenhague, ou il a fait beaucoup de dûpes. Il avoit trouvé de l’appui à la cour de Danemarc, et en imposoit par son effronterie, quoique le Chargé des affaires du Roi l’eût bien fait connoitre au Ministère Danois. On a voulû étre trompé, et on l’a été. La manière dont M. le Cte. d’Ostermann vous a prévénû, Monsieur, sur le françois inconnû, qui se présente à Petersbourg comme un homme décoré dans sa patrie, exige, que vous cherchiés les moyens de lui faire connoitre quel il peut être. Si ce que je me suis rapellé vous mèt sur la voye, vous pouvés assurer que M. de Marsillac est un homme fort dangereux, dont on pourra avoir des informations précises à Varsovie, puisqu’il paroit certain qu’on avoit envoyé de cette ville quelqu’un pour le faire arrêter à Stokholm. Je vous prie d’ailleurs, Monsieur, de témoigner à M. le comte d’Ostermann toute la sensibilité, que mérite son procedé dans cette circonstance. Les Cours s’épargneroient beaucoup d’embarras, et rendroient le métier d’éseroc bien difficiles, si elles s’entendoient toujours pour ne donner accès à aucun étranger qui ne fut bien connû, et nous serons toujours prêts à donner au Ministère Russe les informations, qu’il demandera sur les sujets suspects, qui se présenteront dans les Etats de l’Impératriçe.

Je viens, Monsieur, à la lettre, où vous rendés compte de ce que Sa Majesté Impériale a bien voulû vous dire par raport à M. de la Perouze, qui heureusement ne doit mettre en mer que Lundi prochain. Le Roi qui s’intéresse personnellement au succès de l’expédition confiée à cet officier, a été très touché de l’attention de l’Impératriçe, et Sa Majesté a ajouté aux ordres qu’Elle lui avoit donnés, pour le cas où il aborderoit sur les côtes dépendantes de l’Empire Russe, celui de chercher toutes les occasions de se rendre utile au Capitaine Commandant le Batiment Russe, employé dans les mers de Tschusky, et du Kamczatka. M. de la Perouze émmêne avec lui le fils de M. Lesseps, Consul à St. Petersbourg, auquel le Roi a assigné le traitement de Vice-consul, et qui par la connoissance qu’il a de la langue Russe évitera à nos Navigateurs les embarras que le Capitaine Cook a éprouvés, faute d’avoir un interprête pour cette langue.

6 июня 1785 г.

Милостивый государь, я получил те пять писем, которые Вы оказали честь мне написать — от 26 и 28 мая, 3 и 4 июля — и номера которых неправильны. Письмо от 26 мая, которое идет под № 16, должно быть под № 15, от 28 мая под № 15 должно быть под № 16. Два письма от 3 июня идут под № 17, а должны быть под № 17 и № 18. Письмо от 4 июня стоит под № 18, а должно быть под № 19.

Я прошу Вас внести исправления в Ваши копии в соответствии с этим списком.

Милостивый государь, король с большим удовольствием узнал, что ее императорское величество, позволив Вам сопровождать ее в своей поездке[363], предоставила Вам случай выразить особые знаки внимания к ней и увидеть часть тех великих дел, которые она затеяла ради счастья своих подданных.

Указ, который устанавливает титулы и прерогативы дворянства, не может не составить эпоху в истории России и обеспечить императрице признательность потомства.

Милостивый государь, мне вовсе не известно о рыцаре ордена Св. Лазаря, который называет себя графом де Бюсси. Возможно, личность, которая пребывает под этим именем в Петербурге, принадлежит к числу учеников военной школы, которым вручили когда-то маленький крест этого ордена, но то, что он говорит о своих похождениях в Польше, мне кажется подозрительным. Возможно, этот путешественник, который уверяет, что имеет рекомендательное письмо от королевского посланника в Копенгагене, является неким г-ном де Ла Моттом, шевалье де Сент-Луи, настоящее имя которого Фредефонд де Марсийак, который жил за счет мошенничества в Польше и Швеции, недавно бежал из Копенгагена, где он обманул многих простофиль. Он встретил поддержку при датском дворе и внушил ему уважение своей дерзостью, хотя королевский поверенный в делах сообщил о нем датскому правительству. Хотели быть обманутыми, таковыми и стали. То, каким образом г-н граф д’Остерман[364] Вас заранее предупредил, милостивый государь, о неизвестном французе, который представляется в Петербурге человеком, получившим у себя на родине награды, делает необходимым, чтобы Вы изыскали средства сообщить ему, кто может скрываться за этим человеком. Если то, что я помню, направит Вас на правильный путь, Вы сможете убедиться, что г-н де Марсийак человек чрезвычайно опасный, о котором точные сведения могут быть в Варшаве, поскольку из этого города, скорее всего, что-то послали для того, чтобы в Стокгольме задержали этого человека. Впрочем, прошу Вас, милостивый государь, засвидетельствовать г-ну графу д’Остерману всю признательность, которую заслуживает его поступок в сложившейся обстановке. Королевские дворы избежали бы многих затруднений и сделали бы ремесло мошенника очень трудным, если б давно договорились не позволять въезд любому малоизвестному иностранцу. Мы будем всегда готовы предоставить русскому правительству данные, которые оно попросит, о подозрительных подданных, которые могут появиться во владениях императрицы.

Милостивый государь, я перехожу к письму, где Вы пишете о том, что Ее императорское величество очень хотела рассказать Вам относительно г-на де Лаперуза, который, к счастью, должен выйти в море только в следующий понедельник. Король, который лично заинтересован в успехе порученной этому офицеру экспедиции, был очень тронут вниманием императрицы, и Его величество добавил к тем приказам, которые он дал ему на случай, если он высадится на берег, зависимый от Российской Империи, приказ изыскать все возможности быть полезным капитану русского корабля, который плавает вблизи Чукотки и Камчатки.

Г-н Лаперуз берет с собой сына г-на Лессепса, консула в Санкт-Петербурге, которого король назначил вице-консулом и который благодаря своему знанию русского языка позволит избежать нашим мореплавателям тех затруднений, который испытал капитан Кук, не имея переводчика с этого языка.

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.24, лл.150–152.

3. Copie de la lettre, écrite à Mr. le Comte de Ségur par son épouse

à Versailles ce 10 (21) décembre 1785

J’ai vû hier M. Grimm, nous avons beaucoup parlé de vous, et de la Russie, nous désirons fort, que vous puissiés être admis aux fetes particuliéres que l’Impératriçe donne a son Hermitage, ce sera un moyen de vous dédommager de la tristesse que le Ceremoniel de l’hiver impose, et d’avoir encore le bonheur de vour l’Impératriçe d’une manière plus particulière: que j’ai de regret de ne pouvoir pas aller vous trouver, je serois vraiment heureuse, de connoitre l’Impératrice, tout ce que vous m’en avez dit, tout ce que j’en entends dire, en peu de ligne à M. Grimm, me donne un regret particulier à Elle de ne point aller en Russie. Mon frère se dispose avec un grand empressement à aller vous voir, je vous laisse à juger, si je ne l’envie pas, ne pouvant pas cependant faire ce voyage, que je désire tant, je suis heureuse que ce soit mon frère qui le fasse, et je régarde que ce sera d’un avantage infini pour lui, d’aller vous voir, surement vous conceveres, et approuverés son projet; ne vaut il pas de la peine, qu’il prenne en voyageant mille connoissances non seulement précieuses, mais essentielles à son état, qu’en étudiant toutes les legislations, la politique, le Commerce des differens peuples, il gagne cette connoissance, que Montesquieu, a si bien prouvé être nécéssaire. Ne sera-t-il pas après les années d’instruction, bien plus propre à exercer les fonctions de Magistrat, de Législateur, et en un mot d’homme d’Etat, et d’homme utile à son pays, loin de perdre à ces voyages, il doit gagner beaucoup, et ne peut régretter la fonction peu importante qu’il feroit içi, et qui etoit commune avec un grand nombre de personnes; je crois mon cher amour, qu’en envisageant son voyage sous ce point de vue-là, vous l’approuverés: mandés moi, ce que vous en pensés pour moi, malgré la peine que j’aurai de me séparer de lui pour longtems, je sens que j’aurai un plaisir extrème à penser qu’il sera avec vous, quelque tems qu’il vous parlera de moi, de vos enfans, de votre pere, de vos plus chèrs intérêts içi, je pense anssi avec plaisir que la confiance, que mon frère aura en vous, lui sera aussi utile, qu’agréable, que vous lui procurés soit en russie, soit ailleurs, tous les moyens qui seront en votre puissance, pour lui faciliter l’instruction, et les connoissances, qu’il désire acquerir. Enfin vous aimés déjà mon frère, et vous l’aimerés j’éspère encore plus, lorsque vous le verrés loin du tourbillon de Paris; nous n’avons point de nouvelles, que je puisse vous mander, parceque ce sont des details de propos sans raisons, sans suites sur cette singulière affaire du Cardinal; il n’y a rien de nouveau depuis le décrét de prise de Corps. Le Parlement est occupé à present, à réfuser l’emprunt de M. de Calonne; il fait des courses de Paris, à versailles; il dit non, le Roi dit oui, et il aura surements raison, je ne pourrios pas vous donner plus de détails sur cette affaire là, je n’en entends rien; on parlat hier d’un lit de justice, je n’en serois pas fachée, parceque je n’en ai jamais vû. Laure vous écrit une lettre un peu folle, elle est de plus en plus aimable, et elle gagne beaucoup pour la raison, et la sagesse, j’éspère qu’elle sera aussi bonne, qu’elle aura d’ésprit, et qu’elle sera aimable, enfin qu’elle vous ressemble tout à fait: je vous prie de faire mes complimens à M^rs. fitzherbert, et d’Elis; parlés aussi de moi au Chevalier de la Colinière, et dites lui que le livre, qu’il desiroit pour l’Imperatriçe, lui parviendra bientôt.

Bonjour, mon amour, mon tout, comment vivre loin de vous, en honneur je ne sais plus comment m’en tirer, le courage est toujours prèt à m’y manquer: j’ai le cœur remplit de tristesse, l’ame d’amertume, et mon ésprit de régrets soignés vous du moins, portés vous bien, songés que vous etes tout pour moi, que je n’aime que vous, vous êtes mon ame, ma vie: o toi que j’adore, conserve ta santé!

La C^tesse de Ségur

Версаль, 10 (21) декабря 1785 г.

Вчера я видела г-на Гримма[365]. Мы много говорили о Вас и о России. Нам бы очень хотелось, чтобы Вы были допущены на частные вечера, которые Императрица устраивает в своем Эрмитаже. Это компенсировало бы Вам неизбежную скуку зимнего церемониала, не говоря уже о счастье видеть Императрицу в более приватной обстановке: как я сожалею, что не могу отправиться к Вам, я была бы по-настоящему счастлива познакомиться с Императрицей. Все, что Вы мне о ней рассказывали, все, что я слышу о ней и от Линя[366], и от г-на Гримма, заставляет сожалеть, что я не поехала в Россию. Мой брат очень хочет навестить Вас. Вам я оставляю судить, не завидую ли я ему, не имея возможности самой совершить столь желанное путешествие. Я счастлива, что едет именно мой брат, и полагаю, что пребывание у Вас будет ему чрезвычайно полезно. Безусловно, Вы одобрите и поддержите его замысел. Нетрудно доказать, что, путешествуя, он приобретет множество не только ценных, но и необходимых для его положения знаний. Изучая законодательные системы, политику, торговлю различных народов, он приобрел бы те сведения, необходимость которых столь хорошо доказал Монтескье. Не станет ли он после этих лет обучения гораздо более подходить для того, чтобы исполнять функции судьи, законодателя, одним словом, государственного человека, человека полезного своей стране? В этой поездке он, скорее, должен многое приобрести, нежели потерять. Он не может сожалеть о той незначительной должности, которую он получил бы здесь и которая не отличалась бы от той, что исполняют огромное число людей. Я считаю, любовь моя, что, рассматривая его путешествие с такой точки зрения, Вы поддержите его: сообщите мне, что Вы об этом думаете. Что же до меня, то, несмотря на боль, которую я буду испытывать, расставаясь с ним, я думаю, что мне будет в высшей степени приятно думать, что он будет находиться с Вами некоторое время, что он расскажет Вам обо мне, о Ваших детях, о Вашем отце, о самых дорогих Вам здесь интересах. Мне также приятно подумать, что то доверие, которое встретит в Вас мой брат, будет столь же полезно для него, как и приятно, что либо в России, либо в любом другом месте Вы употребите все средства, которые находятся в Вашей власти, чтобы способствовать его обучению, и получению тех знаний, которые он желает приобрести. Наконец, Вы же любите моего брата и, надеюсь, Вы полюбите его еще больше, когда Вы встретите его вдали от суматохи Парижа; новостей, которые я могла бы Вам поведать, у меня нет, поскольку они представляют собой всевозможные подробности по бессмысленному поводу, исключая те, что касаются дела Кардинала; после декрета о взятии под стражу нового ничего нет. Парламент сейчас занят тем, как отказать в займе г-ну де Колонну[367]; он носится из Парижа в Версаль; Парламент говорит «нет», король говорит «да», и, безусловно, парламент будет прав, я не могу изложить Вам больше подробностей об этом деле, я ничего о нем не слышу; вчера говорилось о королевском троне в парламенте, я не буду о нем огорчаться, ибо я никогда его не видела. Лаура[368] Вам пишет немного сумасбродное письмо, она становится все более милой, очень привлекает умом и сообразительностью. Надеюсь, она будет настолько же добра, как и умна и мила, словом, совершенно похожа на Вас. Я прошу Вас передать мои комплименты г-дам Фитцгерберту[369] и д’Элису; расскажите также обо мне шевалье де ля Колиньеру и скажите ему, что книга, которую он хотел получить для Императрицы, скоро будет ему доставлена.

Доброго дня, любовь моя, мое все. Как жить вдали от Вас; честно говоря, я совсем этого не представляю. Мужество всегда готово покинуть меня. Мое

сердце наполнено грустью, душа — горечью, мой ум — сожалением. По крайней мере, заботьтесь о себе, чувствуйте себя хорошо, думайте, что являетесь для меня всем, что я люблю только Вас, Вы являетесь моей душой, моей жизнью: ты, которого я обожаю, береги свое здоровье!

Графиня де Сегюр

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.24, лл.296–297об.

4. Сopie de la lettre, écrite à Mr. le Comte de Ségur par son épouse

ce 10 (21) décembre 1785

J’ai récu une de vos lettres du 20 qui est, s’il est possible encore plus aimable et plus charmante, que toutes les autres. Ah mon cher Amour! qu’il est cruet, d’etre separée de vous, vous etes chaque jour plus aimable et plus tendre pour moi; je ne puis vous exprimer tous les sentimens, que vous faites éprouver à mon cœur. Cette bien longue lettre, dont vous me parlés, ne m’est point encore parvenue. Votre Consul n’étant point encore arrivé, vous croïés bien, que l’attente de cette lette, me donne une vive impatience. N’aiés point de tourmemens sur celle écrite à Mr. de Chatellac, il ne fera rien, qui puisse vous fourmenter, j’en répons d’avance; je suis moi-meme inquiéte, de …… qu’elle vous occupe; qu’il est affreux, de ne pouvoir se comuniquer aucunes idées, aucunes réflexions, aucuns sentimens presque, car nos cœurs ne peuvent se livrer, comme ils en sentent le besoin, heureusement qu’ils s’entendent, et qu’ils sont toujours unis malgré la distancer, qui nous sépare. Mon Dieu, que tout ce que vous me dites sur l’ouvrage de Mr. de Florian, est joli. Mr. de Buffon prétend, qu’il avoit le sentiment de tout ce que vous en dites, mais qu’il lui manquoit la maniere d’exprimer le jugement qu’il porfoit, et que vous la trouvés toujours avec une précision une finess, un tact et une grace, qui n’appartient qu’à vous; en deux mots, vous exprimés clairement, profondement, agréablement ce que beaucoup de gens d’esrit disent au moins en quatre pages. Vous etes adorable mon cher cœur, parceque votre esprit, ah! que je vous aime, mon cœur ne peut vous dire tout ce que vous lui inspirés d’amour, de tendresse, d’ivresse, de passion.

La Comtesse de Segur

10 (21) декабря 1785 г.

Я получила одно из Ваших писем от 20 числа, которое, если это возможно, еще более приятно и прелестно, чем все другие. О, мой дорогой, любовь моя! Как это жестоко быть вдали от Вас. Каждый день Вы все более приятны и нежны ко мне. Я не могу выразить Вам всех тех чувств, что Вы пробуждаете в моем сердце. То достаточно длинное письмо, о котором Вы говорите, еще не дошло до меня, поскольку Ваш консул все еще не прибыл. Вы правы, что ожидание этого письма вызывает у меня сильное нетерпение. Не волнуйтесь о письме, написанном г-ну де Шателаку, он не сделает ничего того, что могло бы обеспокоить Вас. Я заранее отвечаю за него. Я сама обеспокоена тем, что оно тревожит Вас. Это ужасно быть не в состоянии поделиться мыслями, размышлениями и даже чувствами, ибо наши сердца не могут ввериться друг другу, когда чувствуют в этом необходимость. К счастью, они понимают друг друга и находятся всегда вместе, несмотря на расстояние, которое нас разделяет. Боже мой! Как мило все то, что Вы рассказываете мне о работе г-на де Флориана. Г-н де Бюффон утверждает, что он имел свое суждение обо всем, что Вы говорите, но не мог выразить их, как это делаете Вы, в Вашей обычной манере — с предусмотрительностью, изяществом, тактом и любезностью, которые присущи только Вам. В двух словах, Вы выражаете ясно, глубоко и приятно то, что большинство остроумных людей излагают по меньшей мере на четырех страницах. Вы прелестны, мой дорогой друг, потому что Ваше сердце еще контролируется Вашим умом. Ах, как я Вас люблю! Мое сердце не может передать всего того, что Вы пробуждаете в нем — любовь, нежность, упоение, страсть.

Графиня де Сегюр

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.24, лл.298–299.

5. Copie de la lettre, écrite à Mr. le Comte Vergenne par Mr. le Comte de Ségur

ce 30 janvier 1786

Monsieur le comte,

Je me suis occupé de l’affaire du Sr. Boehmer jouaillier de la Couronne; avant de faire aucune démarche ministérielle j’ai écrit à M. le General Zoritsch, qui m’a répondû qu’il étoit très disposé à liquider cette dette, mais qu’il ne le pouvoit absolument pas dans ce moment-çi. Il m’a démandé jusqu’au mois de juin, temps où il envoye vendre à Riga les productions de ses terres; quoiqu’il tienne depuis près de 4 ans le même langage au S^r. Stender, Consul de l’Empereur, et chargé de la procuration de Boehmer, et que le produit de ses ventes soit réclamé par ses Créanciers avant mémo l’arrivée des marchandises; j’ai crû devoir attendre jusqu’au terme auquel il promet de payer; s’il ne satisfait pas à son engagement à l’éxpiration de ce tems jе ferai les demarches les plus pressantes pour le récouvrement de la somme dont M. Zoritsch est debiteur.

Joignant içi copie de la lettre que m’a écrit Mr. Zoritsch, et celle qu’il a écrite à Mr. Stender.

J’ai l’honneur d’étre.

Le Comte de Ségur

30 января 1786 г.

Г-н граф. Я занят делом г-на Бёмера[370], королевского ювелира; прежде чем сделать какое-либо правительственное обращение, я написал г-ну генералу Зоричу, который ответил мне, что он всеми силами желал бы погасить этот долг, но в настоящее время никак не может этого сделать. Он попросил у меня отсрочки до июня — времени, когда он посылает в Ригу продавать выращенное на его землях зерно. Хотя он повторяет то же самое вот уже четыре года подряд консулу императора г-ну Штендеру, имеющему поручение от г-на Бёмера, а доходы от его продаж будут затребованы его кредиторами еще до прибытия товаров, я полагаю, что должен подождать до того срока, когда он обещал заплатить. Если он не выполнит свои обязательства по истечении названного срока, я буду самым настойчивым образом требовать возвращения той суммы, которую должен г-н Зорич.

Прилагая здесь копию письма, которое г-н Зорич написал мне и г-ну Штендеру, имею честь быть…

Граф де Сегюр

6. Copie d’une lettre, écrite à Mr. Le Comte de Segur par Mr. Le Géneral Soritch

Monsieur,

Je vous rémercie beaucoup de l’obligeante lettre, que vous m’avés fait l’honneur de m’écrire au sujet de ma dette envers le Sr. Boehmer, jouaillier de Paris, par laquelle vous me faites connoitre vos bonnes intentions à mon égard, auxquelles je suis extremement sensible. Pour ce qui est des arrangemens, que je me propose de prendre pour l’extinction de cette dette, et dont vous vous lès bien etre instruit, Mr. Ständer, chargé de cette affaire dela part du dit Sr. Boehmer, et qui m’a transmis votre lettre, aura l’honneur de vous exposer ce que je viens de lui écrire sur ce sujet.

Agréés Mr. Le Comte, les assurances de mon attachement, et de la consideration tres diffinguée avec laquelle j’ai l’honneur d’etre.

Soritch

Милостивый государь. Я очень Вам благодарен за то любезное письмо, что Вы оказали честь мне написать относительно моего долга г-ну Бёмеру, парижскому ювелиру, где сообщаете мне о Ваших благих намерениях в отношении меня, к чему я в высшей степени чувствителен. Касательно мер, которые я намереваюсь предпринять для ликвидации этого долга и о коих Вы прекрасно осведомлены, г-н Штендер, которому это дело поручено от имени упомянутого г-на Бёмера и который передал мне Ваше письмо, будет иметь честь изложить Вам то, что я недавно ему отписал то этому поводу.

Примите, г-н граф, заверения в моей преданности и самом глубоком уважении, с которым имею честь быть.

Зорич

7. Copie de la lettre de Mr. Le Géneral Soritch

Les ésperances continuelles, que depuis un an, on n’a pas cessé de me donner touchant les sommes, que l’on m’avoit promises sur l’hypotheque de mes terres, me tenant sans cesse dans l’attente du moment, ou j’aurois pu acquitter ma dette envers Mr. Boehmer de Paris, m’ont fait garder si longtems le silence avec vous, et le peu d’effet, qu’ont produit ces promesses, m’ont mis dans l’impossibilité de remplir celle, que je vous ai donné par ma derniere, n’ignorant pas les mouvemens, que je me suis donnés, pour parvenir à cette fin, vous pourrés facilement vous imaginer, combien je suis faché du peu de succès, que j’y ai eu, et combien cette dette m’est devenu à charge, puis qu’elle m’empeche de disposer d’une parfie beaucoup plus considerable de mes biens, et par conséquent me prive aussi d’une partie des moïens, que je pourrois avoir, pour mettre ordre à mes affaires; mais ce qui me fait esperer, que je ne tarderai pas, à étre débarrassé de ce fardeau, c’est que l’hypotheque de mes terres de Livonie, vient d’etre usé, ce qui assurement va me mettre en état, de prendre avec vous tous les arrangemens propres à satisfaire Mrs vos Comettans. Je vous assure, Mr. que je n’omettrai rien, pour en venir à bout, le plutot possible, et qu’en tout cas, cela ne pourra etre differé que jusqu’au mois de Juin prochain, tems, ou les productions, que j’envoïe tous les ans à Riga, y arrivent ordinairement, et dont le produit suffira, pour vous rembourser au moins la moitié de la somme, supposé, que je ne réussisse pas auparavant à faire l’emprunt, que je cherche moïennant l’hypotheque de mes terres de Livonie. Il s’agit seulement d’avoir patience jusqu’à ce tems, apres quoi je ne fais pas ce qui pourroit empecher Mr. Boehmer, de m’accorder un delai de quelque tems pour le restant de ma dette, attendu que ses interets se trouvent en pleine sureté à cet égard.

Vous m’obligerés d’exposer à Mr. le Comte de Ségur, dont vous avés eu la complaisance, de me faire parvenir la lettre, les arrangemens, que je suis dans le cas de prendre pour la liquidation de cette dette, et qui sont annoncés dans cette lettre.

Постоянные надежды, которые вот уже год не переставали давать мне относительно тех сумм, которые мне обещали под залог моих земель, непрерывно держа меня в состоянии ожидания того момента, когда я смог бы выплатить мой долг г-ну Бёмеру из Парижа, заставили меня столь долго хранить молчание по отношения к Вам, а тот малый эффект, который принесли эти обещания, лишили меня возможности выполнить те, что я дал Вам в последнем моем письме; не говоря уже о доставленном мне беспокойстве. Вы можете легко представить себе, насколько я расстроен тем незначительным успехом, который имел в своих начинаниях, и насколько этот долг стал для меня обременительным, поскольку он препятствует мне распоряжаться гораздо более значительной частью моего имущества и, как результат, лишает меня также части тех средств, которые я мог бы иметь, чтобы привести в порядок мои дела. Я сохраняю, однако, надежду на то, что освобожусь от этого бремени, поскольку недавно я заложил свои ливонские земли, что, безусловно, вскоре повлечет за собой шаги, необходимые для того, чтобы удовлетворить Ваших доверителей. Уверяю Вас, милостивый государь, что ничего не упущу из вида, чтобы как можно скорее разрешить проблему долга, и что в любом случае ждать придется только до следующего июня, времени, когда те продукты, которые я посылаю каждый год в Ригу, обычно прибывают туда. Дохода от них будет достаточно, чтобы уплатить Вам по крайней мере половину суммы, предположив, что мне не удалось бы к тому времени сделать заем, который я хочу сделать путем заклада моих земель в Ливонии. Речь идет только о том, чтобы иметь терпение подождать до этого момента; после этого я не знаю, что могло бы помешать г-ну Бёмеру согласиться предоставить мне отсрочку на некоторое время по выплате остатка моего долга, ввиду того, что его интересы в этом отношении находятся в полной безопасности.

Вы мне окажете любезность, сообщив г-ну графу де Сегюру, от которого Вы имели любезность передать мне письмо, о тех мероприятиях, что я собираюсь предпринять для ликвидации этого долга и которые указаны в этом письме.

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.25, лл.45–47.

8. Copie de la lettre du Comte de Ségur au Comte de Vergennes

ce 11 (22) août 1786

Monsieur le Comte,

Je crois que l’affaire du Sieur Boehmer, que vous m’avés fait l’honneur de me récommander est terminée aussi bien qu’elle pouvoit l’étre. Le Sieur Hay et Compagnie viennent de réçevoir pour lui, la somme de soixante et trois mille livres, le reste de la dette sera acquitté l’année prochaine, le General Zorich, s’y est engagé, et jusqu’à ce que cette liquidation soit effectuée, les arrêts sur ses terres subristeront toujours.

J’ai l’honneur d’étre.

Le Comte de Ségur

11 (22) августа 1786 г.

Господин граф. Я полагаю, что дело г-на Бёмера, которое Вы оказали мне честь поручить, закончилось настолько хорошо, насколько было возможно. Г-н Хэй и Компания недавно получили для него сумму в 63 тысячи ливров. Остаток долга будет получен в следующем году. Генерал Зорич обязался это сделать. До тех же пор, пока не завершится выплата долга, решение об аресте его земель будет оставаться в силе.

Имею честь оставаться

Граф де Сегюр

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.25, л.47об.

9. Copie d’une lettre du comte de Ségur à la comtesse de Ségur

сe 2^e Juin 1789

Vous m’avés fait un extreme plaisir mon cher amour, en me donnant si promptement des nouvelles de l’ouverture des Etats et en m’en voyant le discours du Roi, le discours porte l’empreinte d’une bonté, d’une vertu, d’une sincerité qui doivent eteindre dans l’assemblée tous les flambeaux de la discourde, de l’esprit de parti et j’espere que ces fameux etats finiront comme ils ont commencé. Je suis cependant faché qu’on n’ait pas tout de suite decidé de voter par têtes, ces menagemens pour les differens partis ne concluent rien et peuvent mecontenter tout le monde. Et il me semble que le Ministre pouvoit aisement decider la votation par tête en disant que le Roi avoit assemblé les Etats non pour consulter chaque ordre mais pour consulter la Nation assemblée sur le salut general du Pays. La gazette de Mirabeau est malheureusement piquante et curieuse, j’espere que ce reptile dangereux que tout homme d’honneur devroit chasser du lieu ou il se trouve, que je ne souffrirois jamais près de moi, s’empoisonnera de son propre venin et perdra de lui meme une tete, que la justice auroit dû ecraser depuis longtems. Evrard va bientôt etre près de vous, que je l’envie, le poste de courier me semble aujourd’hui bien meilleur que celui de Ministre.

Adieu, mon ange, mille baisers à nos enfans.

2 июня 1789 г.

Любовь моя, Вы доставили мне огромное удовольствие, столь быстро сообщив мне об открытии Генеральных Штатов и прислав мне речь короля. Его выступление несет на себе отпечаток доброты, целомудрия, искренности, которые должны потушить в собрании все очаги разногласий, партийности. Я надеюсь, что эти славные Штаты закончатся так же, как и начались. Тем не менее, я раздосадован, что не было решено сразу проводить индивидуальное голосование. Эти церемонии для разных партий ничего не значат, они могут всех перессорить. И мне кажется, что министр легко мог принять решение об индивидуальном голосовании, указав, что король собрал Генеральные Штаты не для того, чтобы советоваться с каждым сословием в отдельности, но чтобы обратиться ко всей нации для спасения страны. К сожалению, газета, издаваемая Мирабо, чересчур язвительна и всюду сует свой нос. Надеюсь, эта опасная рептилия, которую всякий честный человек должен был бы гнать оттуда, где она находится, которую я никогда бы не подпустил к себе, отравится своим собственным ядом и сама сгубит свою голову, которую правосудие должно было бы уничтожить. Эврар[372] вскоре прибудет к Вам, так что я ему завидую. Должность курьера кажется мне сегодня намного лучше должности посланника. Прощайте, мой ангел! Тысяча поцелуев нашим детям!

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.30, л.212.

10. Copie d’une lettre du comte de Ségur à la comtesse de Ségur

ce 9^e juin 1789

La plupart de ceux qui refusent d’opiner par tete, n’en ayant apparement pas; sont par cela même, mon cher amour, infiniment excusable, j’espere cependant qu’il leur en viendra un jour et qu’ils sentiront qu’une Assemblée par ordre separé n’est point une Assamblée nationale et que pour rendre le Etats generaux, la 1^ere chose à faire est, de les generaliser. Si l’on s’obstinoit on pourroit amener la guerre civile, mais j’espere que la Noblesse et le Clergé sentiront qu’on ne peut resister à l’avis de 24 millions d’hommes. J’y trouve une d’autant plus grande injustice que les 2 premiers ordres ayant à eux deux autant de voix que le tiers ne doivent pas craindre que les opinions prevalent dans l’Assamblée réunie. Ainsi c’est offender le peuple sans raison que de lui refuser de se réunir à lui. Mandés-moi comment au milieu de la Noblesse de Paris pleine de pretentions, d’amour propre et d’eprit le Duc de Castries a trouvé le moyen d’etre élû. J’en suis tout etonné, je ne lui connoissois ni l’intrigue ni l’eloquence necessaires pour enlever les suffrages. Vous avés raison de penser que je suis vivement affligé de ne pas voir de près la descussion de ces grands interets, et l’on ne sent peut etre pas assés, combien vous sacrifions à notre pays dans cette circonstance d’autant plus que c’est le moment ou la nation nous recompense le poins de nos peines et s’occuppe le moins de nos travaux. Je suis comme vous las d’esperer, aussi je ne veux plus vous donner d’esperance, peut etre le retour d’Evrard les detruiroit.

Le P^ce de Nassau est bien heureux, sa femme est avec lui, je passe mes journées dans leur menage en me desolant de n’etre pas dans le mien. Il va partir ce cher Prince auquel vous devés de l’amitié, son depart m’attriste, les dangers sont si inseparables de la gloire et les evenemens si dependans du hazard que je suis reellement inquiet. Les nœuds de notre amitié se resserrent tous les jours, il m’a prouvé qu’il etoit mon ami. A propos d’amis, je sais que Choiseul est mon concurrent pour ce que je souhaite. Dites-en beaucoup de bien, c’est ainsi que nous devons rivaliser. Adieu, mon cher amour, je vais profiter du soleil et voir travailler mes ouvriers.

9 июня 1789 г.

Большинство тех, кто отказывается голосовать по головам (индивидуально), очевидно, не имея таковых, уже поэтому, любовь моя, заслуживают прощения. Я все же надеюсь, что настанет день, и они поймут, что собрание отдельных сословий вовсе не является национальным собранием и что для того, чтобы созвать Генеральные Штаты, первое, что нужно сделать, — это объединить сословия. Если бы было проявлено упорство, то дело могло бы дойти до гражданской войны. Но я надеюсь, что дворянство и духовенство поймут, что невозможно сопротивляться мнению 24 миллионов людей. Я нахожу в том тем большую несправедливость, что два первых сословия, имеющие в сумме столько же голосов, сколько и третье, не должны бояться, что противное им мнение одержит верх в объединенном собрании. Таким образом, отказываться объединяться с народом означает нанести ему оскорбление без всякого на то основания. Поведайте мне, как среди парижского дворянства, полного претензий, честолюбия и духа, герцог де Кастри нашел средство быть избранным. Я совершенно удивлен этому. Я не знаю за ним ни связей, ни красноречия, чтобы выиграть голоса. Вы правы, что я сильно огорчен, что не присутствую при обсуждении этих больших дел. И, возможно, мало кто понимает, скольким мы жертвуем в этой обстановке ради нашей страны. Тем более что настал момент, когда народ менее всего вознаграждает нас за наши труды и меньше всего заботиться о наших делах. Я, как и Вы, устал надеяться, я также не хочу более давать Вам надежд. Возможно, возвращение Эврара их разрушит.

Принц Нассау вполне счастлив. С ним его жена. Я провожу дни в их доме, жалея о том, что не у себя дома. Он вскоре уезжает, этот дорогой Принц, которому Вы обязаны дружбой. Его отъезд печалит меня. Опасности столь неотъемлемы от славы, а события так зависят от случая, что я действительно обеспокоен. Узы нашей дружбы крепнут с каждым днем. Он доказал мне, что является моим другом. Что касается друзей, то я знаю, что Шуазель[373] — мой соперник в достижении желаемого. Говорите о нем побольше хорошего, именно так мы должны соперничать. Прощайте, любовь моя, я воспользуюсь солнечной погодой и посмотрю, как трудятся мои работники.

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.30, лл.223–223об.

11. Copie d’une lettre du comte de Ségur au maréchal de Ségur

ce 3^e Juillet 1789

Je trouve mon cher Papa que votre accès de goutte a été un peu long, mais j’espere que l’air de Romainville et le calme dont vous y jouirés empecheront que de toute l’année vous n’ayés une autre attaque. Un des cousins de cette vilaine maladie m’afflige depuis quilques jours, c’est un rhumatisme dans le col et dans la tête, comme je trouve le siege du mal un peu près dela carvelle et que ce meuble est assès necessaire aux Negociateurs, je me menage de mon mieux et depuis 8 jours je ne suis pas sorti de chez moi. Nous n’avons aucune nouvelle de la guerre du Sud depuis l’affaire de Galatz mais le P^ce. Potemkin doit etre à present à la tête de son armée et selon toute apparence les Turcs qui payent toujours cher les leçons militaires dont ils ne profitent pas, vont au lieu d’attaquer la Crimée etre obligé de se defendre sur les Rives du Danube. Quant à la guerre du Nord elle a jusqu’à present été assès favorable aux Russes, ils ont pris S.^t Michel, Kristina et Kiri, plusieurs postes en Savolax, beaucoup de monde et de pieces de canons. Il est vrai que d’un autre coté 10 000 Suedois viennent d’entrer sur le territoire Russe vers Davidoff, mais je crois que ce corps a fait une marche un peu hazardée et si l’on se conduit bien, comme il risque d’etre coupé, on peut lui rendre sa retraite bien difficile.

De toutes parts on ne voit que la guerre ou allumée ou prête à l’etre, le mot de paix est sur toutes les levres mais dans bien peu de cœurs. Et tandis que tout le monde à l’air de jetter de l’eau sur cet incendie, deux ou trois personnes y jettent de l’huile ce qui ne contribue pas peu à la faire durer. J’espère que les jetteurs d’huile dans nos Etats generaux finiront par etre ramenés à la raison et que l’harmonie succedera à cette malheureuse sussion qui me desole, tout le monde veut payer voilà ce fond de l’affaire, il est facheux que les formes prennent tant de tems et qu’elles l’emportent et souvent sur le fond. La cour paroit desirer de sapposer aux innovateurs en fait de conglitution, je crains qu’elle ne s’en soit avisée que trop tard, il y a un an on pouvoit empecher, aujourd’hui il faudra ceder. Ce mot de liberté a passé par trop de bouches pour pouvoir en adoucir le son et le moindre obstacle en feroit un cri terrible. Et ce n’est qu’en le voyant bien adroitement qu’on se tire de pareils orages. Vous devés moins que jamais regretter le Ministere et les convulsions qui vous entourent doivent vous faire mieux sentir le prix de l’honorable repos dont vous jouissés. Adieu mon cher Papa recevés l’assurance de ma tendresse et de mon respect.

3 июля 1789 г.

Дорогой папа, полагаю, Ваш приступ подагры затянулся. Однако надеюсь, что благодаря воздуху Ромэнвиля и тишине, которыми Вы насладитесь там, за весь год у Вас не будет другого приступа. Один из кузенов негодяйки болезни мучает меня вот уже несколько дней. Это ревматизм шеи и головы. Так как очаг боли недалеко от мозга, а предмет этот совершенно необходим тем, кто ведет переговоры, я максимально берегу себя и вот уже восемь дней как не выхожу из дома. После стычки при Галатце каких-либо других новостей о войне на Юге у нас нет. Правда, князь Потемкин должен быть сейчас во главе своей армии, и турки, которые всегда платят за военные уроки и не выносят из них никакой пользы, вместо того, чтобы напасть на Крым, по всей видимости, должны будут сражаться на берегах Дуная. Что касается войны на Севере, то до сегодняшнего времени она развивалась достаточно благоприятно для русских. Они захватили Сен-Мишель, Кристину и Кири, несколько пунктов в Саволаксе, много людей и артиллерийских расчетов. Правда, с другой стороны, десять тысяч шведов недавно вторглись на русскую территорию в направлении Давыдова. Но я полагаю, этот корпус совершил случайный переход, и если русское командование хорошо соображает, то, поскольку этот корпус рискует быть отрезанным, можно сделать его отступление достаточно трудным. С каждой стороны — только война, или начавшаяся, или готовая начаться. Слово «мир» у всех на устах, но совсем в немногих сердцах. И в то время как все готовы залить водой пожар, две или три личности подливают туда масла, которое немало способствует его продолжению. Надеюсь, что те, кто подливает масла в огонь в наших Генеральных Штатах, закончат тем, что будут выдворены по этой причине вон, и вслед за сим злополучным расколом, который меня огорчает, восторжествует гармония. Все хотят набить карманы — вот в чем суть дела. Досадно, что на формальности уходит столько времени, что часто это вредит сути дела. Кажется, двор желает помешать нововведениям в отношении конституции. Боюсь, что он узнал о ней слишком поздно. Год назад еще можно было помешать ей, сегодня же нужно с ней примириться. Это слово «свобода» прошло через слишком много уст, чтобы смягчить свое звучание, и малейшее препятствие превратило бы его в грозный крик. Только ловко лавируя можно избежать подобных волнений. Меньше, чем когда-либо Вы должны сожалеть об уходе из правительства. Те конвульсии, которые происходят вокруг Вас, должны заставить Вас лучше почувствовать цену почетного отдыха, которым Вы наслаждаетесь. Прощайте, дорогой папа, примите заверения в моей нежной любви и уважении.

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.30, лл.266–266об.

12. Copie d’une lettre du comte de Ségur à la comtesse de Ségur

Ce 10 juillet 1789

Mon cher cœur. Je viens de recevoir la lettre par laquelle vous m’annoncés l’arrivée d’Evrard, j’espere que j’en recevrai bientôt une qui m’annoncera son depart de Paris; vous sentés combien de motifs me font souhaiter son retour. Je suis parfaitement retabli du refroidissement dont je vous ai parlé et j’ai deja repris mon train de vie ordinaire, en tout je ne puis pas me plaindre de l’Eté, il est superbe et presqu’aussi chaud qu’un été de France. Seulement il est un peu triste pour moi car je n'ai pas vu l’imperatrice depuis qu’Elle est à Czarsko Zelo excepté à un seul spectacle. Elle a bien des contrariétés exterieures et domestiques et les soutient avec une force, un grandeur et une Noblesse digne d’Eloges. Peu de femmes seraient capables de certains traits d’Elle que je sais dont il ne convient pas de parler, et tout ce que je vois en Elle m’y attache chaque jour d’avantage. Consolez mon beau frere de votre mieux, mon cher amour. Je vous prie, soyés son bon Ange pour le dedommager du mauvais qui le persecute et faites des vœux un peu actifs pour ce que je desire et ce que j’attends. Boudés Laure et mes fils, il y a longtems qu’ils ne m’ont ecrit. Embrassez mon Pere.

10 июля 1789 г.

Сердце мое. Я только что получил письмо, которым Вы извещаете меня о приезде Эврара, надеюсь, что скоро получу и другое — о его отъезде из Парижа; Вы знаете, сколько причин заставляет меня желать его возвращения. Я полностью оправился от простуды, о которой говорил Вам, и вернулся к обычному образу жизни, в целом я не могу пожаловаться на здешнее лето, оно великолепно и почти такое же жаркое, как во Франции. Мне только немного грустно, что я не виделся с Императрицей с тех пор, как она уехала в Царское Село, если не считать одного спектакля. У нее сейчас немало затруднений, и внешних, и внутренних, но она переносит их с силой, величием и благородством, достойными всяческой похвалы. Немногие женщины могли бы проявить некоторые черты характера, о которых я знаю, но о которых не следует говорить. Все что я вижу каждый день, все больше привязывает меня к ней. Утешьте моего шурина, как сможете, любовь моя. Прошу Вас, будьте его добрым ангелом, помогите перенести преследующие его несчастья, а также проявите чуть больше активности в том, чего я желаю и ожидаю. Побраните Лауру и сыновей, они давно уже мне не писали. Поцелуйте отца.

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.30, л.279.

13. Copie d’une lettre du comte de Ségur à la comtesse de Ségur

à Petersbourg ce 14^e juillet 1789

Comme j’ai ecrit 3 depeches aujourd’hui, mon cher cœur, je crois que vous trouverés simple que je vous dise seulement un très petit mot. D’ailleurs je suis peu en train de cause, je me sens une extreme melancolie, elle ne vient cependant ni de ma position qui est la meme, ni de ma santé qui est très bonne. Elle est plutôt relative aux embarras exterieurs, aux tracas interieurs d’une personne à laquelle je dois beaucoup de reconnoissance, que j’aime de tout mon cœur, que j’admire plus que personne, que je ne vois pas depuis 2 mois et que je crois contrariée sous tous les rapports et de tous les cotés. Son genie et la force de son caractere lui font surmontes toutes ces contrarietés, mais interieurement Elle doit etre affutée, Elle doit soufrir, et il m’est impossible de ne pas etre peiné vivement quand je crois qu’Elle a quelque suget de chagrin.

J’eprouve aussi quelque inquietude pour mon ami le P.^ce de Nassau. Sa flotte a été si retardée dans son armement, que les Suedois ont eu le tems de se fortifier dans toutes les isles qui entourent Friedrichshamm, cette position est formidable et doit couter du sang, pour tout autre que Nassau elle seroit inattaquable. Je crois qu’il livre à present des combats ou il courrera de grands dangers et jusqu’à ce que j’en sache l’issue je serai dans des allarmes bien vives. Celles de sa femme sont excessives et le spectacle de son inquietade que je dois adosir augmente infiniment la mienne. Adieu, mon cher amour, respirez paisiblement l’air frais de Romainville, faites quelque sortilege pourque je puisse en avoir ma part et envoyés moi de bonnes nouvelles de nos Etats Generaux. La demarche du Tiers a du faire prendre une tournure decisive et cette discussion, je vous avoue, que je suis absolument de l’avis de la Chambre des Communes. Et si pour s’opposer à quelques deliberations trop précipitées, on aime mieux 2 chambres qu’une, il faut qu’elles soient constituées par les Etats Generaux rassemblés, mais la separation par ordre ne servirait jamais qu’à prolonger la fussion et à nourrir l’esprit de parti toujours l’ennemi de l’esprit public.

Adieu, mon amour, embrassés mon Pere, mes enfans et votre malheureux frere que je plains de tout mon cœur.

Петербург, 14 июля 1789 г.

Поскольку я уже написал сегодня три депеши, сердце мое, надеюсь, Вы поймете, почему я скажу Вам очень коротко только несколько слов. К тому же я немного не в своей тарелке и испытываю чувство крайней меланхолии, причиной которой, однако, являются не мои дела, которые остаются как прежде, не здоровье, очень хорошее. Она вызвана скорее как внешними затруднениями, так и внутренними неурядицами, которые переживает та, которой я так признателен, которую люблю всем сердцем и восхищаюсь более чем кем бы то ни было, и которую не вижу уже в течение двух месяцев, зная к тому же о неурядицах, обрушившихся на нее во всех отношениях и со всех сторон. Ее гений и сила характера помогают ей преодолеть все эти трудности, но душа ее, конечно же, глубоко уязвлена, она должна страдать, и мне невозможно избавиться от тяжести в душе, когда я знаю, что у нее есть некоторые основания печалиться.

Немного беспокоит меня и мой друг принц Нассау. Его флот был вооружен с опозданием, что дало шведам время укрепиться на всех островах, которые окружают Фридрихсгамм. Их позиции сейчас укреплены потрясающе, и взятие их должно стоить крови, для всякого другого, но не Нассау, атаковать их было бы немыслимо. Я полагаю, что он дает сейчас сражение, в котором подвергается большому риску, и пока я не узнаю об исходе, то буду оставаться в самом большом беспокойстве. Тревога его жены чрезмерна, и поскольку, являясь ее свидетелем, то пытаюсь ее смягчить, это в огромной степени увеличивает мои собственные беспокойства. Прощайте, любовь моя, дышите спокойно свежим воздухом Ромэнвиля, погадайте о том, что меня ждет, и пришлите мне добрые новости о наших Генеральных Штатах. Демарш, предпринятый третьим сословием, должен принять решающий оборот, признаюсь, что в отношении всех этих дебатов я абсолютно разделяю мнение палаты общин. Если, однако, для того чтобы предотвратить некоторые, чересчур поспешные шаги, предпочитают иметь две палаты вместо одной, нужно, чтобы они были учреждены всеми сословиями Генеральных Штатов, поскольку разделение по сословиям способствовало бы только продолжению раскола и питало бы партийный дух, всегда враждебный общественному благу.

Прощайте, любовь моя. Поцелуйте отца, детей и Вашего несчастного брата, которому я сочувствую всем сердцем.

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.30, лл.442–442об.

14. Copie d’une lettre du comte de Ségur à la comtesse de Ségur

à Petersbourg ce 17^e juillet 1789

Mon cher cœur. La nouvelle que vous m’apprenez est bien importante. Nous voici dans l’instant de crise le plus decisif et je vous avoue que je ne puis pas en attendre le resultat sans trouble et sans emotion. Je soupire après le premier jour de poste pour savoir l’effet de la Séance Royale, mais je crains encore qu’on n’y offre des partis conciliatoires qui ne seront plus acceptés, le moment des tergiversations est passé. Et le Roi n’a plus d’autre parti à prendre qu’à se decider pour la cause du tiers ou pour celle de la Noblesse. La derniere est plus favorable à la prerogative Royale, à la tranquillité publique, mais la premiere a pour elle la voix presqu’entiere de la Nation et il seroit sans doute imprudent de lui resister, au moins je ne le conseillerois jamais. Il y a deux ans l’autorité pouvoit se montrer, aujourd’hui elle doit ceder pour conserver quelque terrein; l’evenement prouvera que je vois juste. Au reste de quelque maniere que le combat se termine entre les privileges, les prerogatives et la liberté, il y a deja un grand bien d’opéré puisque les representans des 96/100 de la nation ont pris les dettes et les créanciers sous la garantie nationale. Cette deliberation noble et sage doit relever notre credit, rassurer nos amis et faire fremir nos Rivaux.

Je crains que cette lettre-ci ne trouve encore Evrard à Paris, s’il n’est pas parti, ne negligez pas de faire ce qui depende de vous pour qu’il m’apporte des reponses de Monsieur et de M^geur le C^te d’Artois.

Le P^ce de Nassau est tiré de la position critique ou je le croyois, les Suedois ont negligé de fortifier les isles et de lui disputer le passage, il est arrivé sans combat à Fredrichshamm avec sa flotte et ses troupes et bientôt nous entendrons probablement parler de ses exploits. Le C^te Momonoff est parti pour Moscou, je le regrette et je suis faché qu’il se soit eloigné de la Cour dans un moment où tous ceux qui sont attachés à sa celebre, bonne et grande Souveraine ne devroient pas la quitter d’un seul pas.

Il est heureux pour l’humanité que les grands hommes ne soient pas degoutés de la bienfaisance par la legereté ou l’ingratitude de leurs amis. La P^esse de Nassau me parle bien souvent de vous et avec enthousiasme, c’est un moyen sûr de gagner mon cœur et je suis vraiment touché de la vive amitié qu’elle me temoigne.

Ma santé va mieux, l’air de la campagne me fait de bien, il ne me manque rien que le bonheur, ce qui n’est pas une bagatelle, et il me manquera toujours, tant que je serai loin de vous.

Dites à Octave et à Philippe que je suis très content de leurs fables et demandés pardon à Laure de sa paresse, car je crains que ce ne soit de moi qu’elle tienne ce vilain deffaut là. Adieu, tout.

Петербург, 17 июля 1789 г.

Сердце мое, новость, которую Вы мне сообщили, весьма важна. Вот и настал момент самого решающего кризиса, и признаюсь, что я не могу ожидать его исхода бесстрастно. Я вздохнул, получив почту и узнав из нее о результатах приема у короля. Но я все еще опасаюсь, что шаги по примирению различных партий, которые будут предложены, не будут приняты, а возможности уладить все путем махинаций уже упущены. У короля не остается другой возможности, как решиться поддержать дело третьего сословия или дворянства. Последнее более благоприятно для королевских прерогатив, общественного спокойствия, но первое имеет на своей стороне голоса почти всей нации и сопротивляться этому было бы неосторожно, я по крайней мере никогда не посоветовал бы этого. Два года назад можно было бы демонстрировать власть, сегодня она должна уступить, чтобы сохранить за собой некоторое поле для действий; события докажут, что мои предвидения справедливы. В остальном же, как бы ни закончилось столкновение между привилегиями, прерогативами и свободой, уже достигнуто великое благо, поскольку представители 96 % нации распространили на долги и на кредиторов национальную гарантию. Этот мудрый и благородный шаг должен поднять наш кредит, успокоить друзей и повергнуть в трепет наших соперников.

Боюсь, что это письмо уже не застанет Эврара в Париже, если он еще не уехал, не упустите сделать все, что от Вас зависит, чтобы он привез мне ответы от их высочеств графа Прованского и графа д’Артуа[374].

Принц Нассау вышел из критической ситуации, в которой, как мне кажется, он находился, шведы недостаточно укрепили острова, для того чтобы затруднить ему проход, он без боя прибыл со своим флотом и войсками в Фридрихсгамм, возможно, мы скоро услышим о его подвигах. Граф Мамонов уехал в Москву. Я сожалею об этом и раздосадован тем, что он удалился от двора в момент, когда все те, кто привязан к его знаменитой, доброй и великой государыне, не должны покидать ее ни на шаг.

К счастью для человечества, великие люди не изменяют своей доброжелательности вследствие легкомыслия или неблагодарности их друзей. Жена принца Нассау часто и с энтузиазмом разговаривает со мной о Вас. Это верный способ завоевать мое сердце. Меня глубоко трогает та дружба, доказательства которых она мне дает.

Здоровье мое становится лучше, сельский воздух идет мне на пользу; мне не достает только счастья, что само по себе дело не шуточное. Но его я буду лишен всегда, до тех пор пока буду оставаться вдали от Вас.

Скажите Октаву и Филиппу, что я очень доволен сочиненными ими сказками, и попросите прощения у Лауры за ее лень, потому что боюсь, что этот отвратительный недостаток она унаследовала от меня. Прощайте, все.

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.30, лл.280–280об.,281.

15. Copie d’une lettre du comte de Ségur à la comtesse de Ségur

ce 24^e Juillet 1789

La réunion des trois ordres que vous m’avés apprise Mon Cher Amour, est certainement une des plus grandes nouvelles que je puisse recevoir. Ce mal, c’en est un, etoit devenu un bien indispensable et depuis 2 ans on avoit laissé faire trop de pas au peuple pour qu’il fut possible et prudent de l’arreter; il faut le considerer dans ces momens d’effervescence comme ces courriers fougueux qui s’emportent, qu’on ne peut retenir tout à coup sans danger et qu’un cavalier habilse contente de diriger adroitement vers son but en se laissant entrainer par eux. J’attends encore quelques postes pour me livrer à l’espoir des grands resultats que la réunion des ordres semble promettre et je vois encore dans la discussion des matieres de grands sujets de fussion à craindre pour l’assemblée. Nous avons toujours ici des embarras d’un genre different. La fureur de Selim prolonge la guerre et quelques retards malheureux ont laissé le tems à Gustave d’entrer sur le territoire Russe dont on a cherché à le chasser totalement tandis qu’on comptoit le prevenir, l’attaquer chez lui et le punir ainsi de son aggression. Cette circonstance change la nature de la campagne et ne permet pas encore d’en prevoir l’issue.

Je suis faché d’apprendre qu’on ne songe pas encore à me renvoyer Evrard et que vous ne puissiéz pas savoir positivement s’il m’apportera ce que je desire. Je le souhaite ardement mais je crains que notre espoir soit trompé. On a manqué les 4 mois d’été ou cela auroit été plus à propos et plus facile. Ne vous rebatés cependant pas, je suis trop loin pour insister avec fruit et ce n’est qu’à vous et à mon pere que je peux devoir le succès de cette demande que je crois cependant aussi utile aux affaires que necessaire à mon bonheur. Je jouis toujours à la campagne du plus beau tems du monde et je me louerois infiniment de cet etat s’il ne me privoit pas du plaisir de voir l’Imperatrice. Adieu, je vous quitte pour aller à une partie de peche qui me prendra toute la journée pour la Politique. Embrassés ma Laure et mes fils bien tendrement.

24 июля 1789 г.

Собрание трех сословий, о котором Вы мне рассказали, любовь моя, без сомнения, представляет собой самую важную новость из тех, что я мог получить. Это зло, потому что это зло превратилось в необходимое добро, и в течение двух лет допустили сделать слишком много шагов навстречу народу для того, чтобы сейчас было возможным, как этого требует осторожность, его остановить; в эти моменты общественного возбуждения на него надо смотреть как на ретивых лошадей, которые понесли и которых нельзя остановить сразу, без того чтобы подвергнуться опасности, опытный наездник должен в такой ситуации отдаться на их волю, пытаясь одновременно как можно более ловко направлять их к нужной ему цели. В ожидании почты я предаюсь надежде на важные результаты, которые обещает собрание всех сословий, и предвижу, что при обсуждении главных вопросов следует опасаться раскола в собрании. Здесь мы по-прежнему испытываем затруднения другого рода. Ярость, неистовство Селима ведет к затягиванию войны, некоторые досадные промедления дали время Густаву проникнуть на русскую территорию, с которой его уже было полностью прогнали и рассчитывали предупредить его действия, атаковать на его территории, наказав таким образом за его агрессию. Это обстоятельство меняет характер нынешней кампании и не позволяет еще судить о ее возможном итоге.

Я был раздосадован, узнав, что пока и не помышляют направить мне обратно Эврара и что Вам не удалось узнать точно, привезет ли он мне то, чего я желаю. Я хотел бы этого всей душой, но боюсь, что наши надежды будут обмануты. Упущено четыре летних месяца, когда сделать это было бы более уместно и легко. И все же не сдавайтесь, я нахожусь слишком далеко для того, чтобы настаивать плодотворно, и сейчас только Вам и моему отцу я могу быть обязан успехом этой просьбы, которую я, впрочем, полагаю столь полезной для дел, сколь необходимой для моего счастья. У нас здесь за городом по-прежнему стоит превосходная погода, и я был бы бесконечно доволен моим состоянием, если бы не был лишен удовольствия видеться с Императрицей. Прощайте, покидаю Вас, чтобы направиться на рыбную ловлю, которая на целый день отвлечет меня от политики. Нежно поцелуйте Лауру и сыновей.

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.30, лл.301–301об.

16. Copie d’une lettre du comte de Ségur à la comtesse de Ségur

ce 4^e Aoust 1789

Mon cher cœur, j’ecris aujourd’hui à M. de Montmorin et dans ma depeche je lui parle en termes pressans d’une affaire qui vous interesse. Je detaille tous mes motifs de maniere à rendre la replique difficile, il faut que vous et mon pere vous agissiez de concert avec moi, c’est le moment decisif, car ne voyant pas d’apparence à l’expedition d’un courrier pour le mois prochain, j’ecris en chiffre par la poste ce que vour savés que j’aurois ecrit par ce courrier. J’attends la reponse avec une extreme impatience j’espere qu’elle m’arrivera les 1^ers jours d’8^lre, ne laissés pas de repos jusqu’à ce qu’on me l’ait envoyé. Nous n’avons ici aucune nouvelle qui puisse vous interesser. Nous en attendons des armées et ce ne sera probablement que dans 3 semaines que nous en recevrons d’inportantes. Je vous quitte pour ecrire à votre frere. Une petit isle dans mon jardin me sert de cabinet. J’y suis sans vent, sans soleil sous des arbres bien verts avec un excellent dejeuner que mangent Genet, Gerdret, Barthelemy, Peyrac, M. de Laval et quelques françois qui ont affaire à moi. Je suis couché sur un joli divan, ayant un aigle à coté de moi et mon kalmouk, des cignes, des oyes qui animent ma piece d’eau et un Renne qui se promene dans mon bois devant mes yeux. Adieu mon cher amour je serai dans l’inquietude jusqu’au moment ou je saurai si le Roi cède ou resiste à la motion du rappel des trouppes.

4 августа 1789 года

Моя дорогая, сегодня я пишу г-ну де Монтморену[375] и убедительно рассказываю ему в своей депеше о том деле, которое Вас интересует. Я подробно описываю все мотивы своего поведения, чтобы ему было трудно отказать. Необходимо, чтобы Вы и мой отец согласовывали свои действия со мной. Это решающий момент, ибо, не имея возможности послать курьера в следующем месяце, я пишу шифром по почте то, что, как Вы знаете, я написал бы с этим курьером. Жду ответа с крайним нетерпением. Надеюсь, он придет ко мне в первых числах января. До тех пор, пока мне его не пришлют, можете отдыхать. Какой-либо новости, которая могла бы Вас интересовать, у нас здесь нет. Мы в ожидании известий из армии и, возможно, не ранее чем через три недели мы получим что-либо важное. Я покидаю Вас, чтобы написать Вашему брату. Небольшой островок в моем саду служит мне кабинетом. Я пишу там, не чувствуя ветра; мне не бьет солнце в глаза, я сижу под зеленой листвой деревьев, за отличным обедом, который разделяют со мной Жене, Жердре, Бартолеми, Пейрак, г-н де Лаваль и несколько французов, которые имеют ко мне дело. Я лежу на моем милом диване, рядом со мной орел, мой плед, лебеди, гуси, которые оживляют мой пруд, и северный олень, гуляющий по моему лесу перед моими глазами. Прощайте, любовь моя, я буду волноваться до тех пор, пока не узнаю, уступил ли король предложению об отзыве войск или нет.

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.30, лл.318–318об.

17. Copie d’une lettre du comte de Ségur à la comtesse de Ségur

à Petersbourg ce 7^e Aoust 1789

Mon cher cœur, vous m’aviés instruit de coup d’autorité fait par le Roi, du renvoy de M. Necker, du changement de tout le Ministere et vous jugés facilement, quelle inquietude m’avoit donné la nouvelle d’une operation si tardive et si tranchante dans un instant ou toute la Nation etoit animée par l’enthousiasme de la liberté. Aujourd’hui mes craintes se sont confirmées et j’ai sçu par un courier Russe la revolte du peuple, l’affaire de la Bastille, le rappel des Ministres, la nomination de M. de S^t Priest, le depart de M. le C^te d’Artois et le parti qu’a pris le Roi de venir à l’assemblée nationale et de se mettre sous la garde du peuple dont cette demarche a ranimé l’amour et la confiance. Je crains encore mille details que j’ignore; je tremble pour tout ce qui m’est cher, je ne pense pas sans fremir que vous et ma famille vous vous trouvés dans le foyer de cette explosion. J’attends avec effroy les nouvelles de ce qui c’est passé dans nos provinces, mais j’espere au moins que l’assemblée nationale contente de sa victoire et gemissant des meurtres qui ont ensanglanté et taché son triomphe sentira la prompte necessité de mettre de la mesure dans ses arretés et de donner de la force au pouvoir executif qui peut seul nous donner une sureté interieure et exterieure et qui seul peut empecher les ambitieux citoyens de se dechirer eux memes. Je suis dans l’impatience de savoir si l’ordre nouveau d’administration prend une forme un peu solide, si M de S^t Priest reste en effet mon Ministre, si M. de la Vauguyon retourne en Espagne ou si l’on a donné cette Ambassade vacante. Je seche dans l’attente des couriers et de la poste, je desire des lettres de vous et de Lafayette qui me rassurent. On dit qu’il commande la garde bourgeoise de Paris et qu’il est Vice President de l’assemblée. Dites lui qu’au milieu de toutes ses affaires l’amitié reclame un mot de lui. Ma santé souffre de toutes ces agitatons et me rend un congé indispensablement necessaire.

Adieu, mon cher amour, puisse le ciel qui protege la vertu veiller sans cesse sur vous ou m’enlever la vie.

La vertu de mon pere, son age et son grade me font esperer que les factions le respectent. Le repos de la France a disparu lorsqu’il a quitté le Ministere.

7 августа 1789 г.

Моя дорогая, Вы известили меня о решении короля уволить г-на Неккера, о смене всего правительства, и Вы легко можете судить, какое беспокойство вызвала у меня новость о столь запоздалом и решительном шаге в тот момент, когда вся нация была воодушевлена свободой. Сегодня мои опасения подтвердились. Я узнал от русского курьера о народном восстании, о деле с Бастилией, отставке министров, назначении г-на Сен-При, отъезде графа д’Артуа и решении короля прибыть в национальное собрание и отдать себя под защиту народа, у которого этот шаг пробудил любовь и доверие. Я также боюсь тысячи тех деталей, которые я не принимаю в расчет. Я опасаюсь за всех, кто мне дорог. Я не могу думать без содроганий о том, что Вы и моя семья находитесь в самом очаге этих потрясений. Я с ужасом ожидаю новостей о том, что произошло в наших провинциях, но надеюсь, по крайней мере, что национальное собрание, довольное своей победой и стонущее от убийств, которые запятнали кровью его триумф, почувствует необходимость принять меры и вынести соответствующие постановления, а также наделить силой исполнительную власть, которая единственная обеспечивает нашу внутреннюю и внешнюю безопасность и которая одна может помешать властолюбцам растерзать самих себя. Мне не терпится узнать, будет ли новый административный порядок более крепким, действительно ли г-н Сен-При останется моим министром, вернется ли г-н де ла Вогийон в Испанию или это посольство останется вакантным. Я томлюсь в ожидании курьеров и почты, я хочу получить от Вас и Лафайета письма, которые меня успокоят. Говорят, он командует буржуазной гвардией Парижа и является вице-президентом собрания. Скажите ему, что среди всех его забот дружба требует от него написать мне хоть слово. Мое здоровье страдает от всех этих волнений, делает отпуск совершенно необходимым.

Прощайте, любовь моя, пусть небо, которое защищает добродетель, всегда хранит Вас или отнимет у меня жизнь.

Добродетели моего отца, его возраст и звание позволяют мне надеяться, что мятежники проявят к нему уважение. Для Франции закончились спокойные времена, когда он покинул правительство.

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.30, лл.336–336об.

18. Copie d’une lettre du comte de Ségur à la comtesse de Ségur

à Petersbourg ce 11^e Aoust 1789

L’Imperatrice a eu la bonté de m’envoyer, mon cher cœur, la lettre que vous m’aviés ecrite par le courier Russe, elle m’a tiré d’une terrible inquietude, car depuis que je savois le depart de M. Necker et l’arrivée du Baron de Breteuil et du Marechal de Broglio, je ne revois que guerre civile & carnage. Ce coup de vigueur etoit tardif, mais je croyois qu’on etoit sûr des troupes, j’etois certain de la fermeté des Etats Generaux, ainsi la guerre me paroissoit inevitable. Jugés si je ne devois pas fremir en pensant que vous, que mon Pere, mon frere, le votre et Lafayette se trouveroient peut etre au milieu de toutes ces fureurs qui accompagnent les guerres intestines. Enfin vous m’avés envoyé tous les details les plus rassurans, nous avons acheté de peu de sang la plus complette revolution, l’harmonie paroit retablie, la bonté du Roi permet l’energie des operations, la constitution va se faire et nous allons devenir d’ici à 6 mois le peuple le plus libre et le plus puissant de l’Europe si on a le bon esprit de laisser à la Puissance Executrice assès de force pour contenir l’interieur et agir librement au dehors.

Les Ennemis de l’Etat auront bien mal employé l’argent qu’ils ont semé chez nous pour allumer une guerre civile.

Je suis enchanté et non pas surpris du courage avec lequel vous avés traversé Paris. Vous avés toutes les vertus et le courage en est une. J’attends avec bien de l’impatience des nouvelles certaines de la Nomination des nouveaux Ministres. Adieu mon cher cœur je me porte beaucoup mieux je vous embrasse et je vous quitte pour ecrire à Lafayette et à mon Pere.

Петербург, 11 августа 1789 г.

Моя дорогая, императрица была так любезна, что передала мне письмо, которое Вы написали с русским курьером. Оно ужасно меня взволновало, ибо с тех пор как я узнал об отставке г-на Неккера и приезде барона де Бретейля и маршала де Брольи, я представлял себе только гражданскую войну и резню. Этот энергичный шаг был запоздалым, но я полагал, что в твердости войск были уверены. Я был убежден в решительности генеральных Штатов, так что война мне казалась неизбежной. Судите сами, мог ли я не содрогаться, думая, что Вы, что мой отец, мой брат, Ваш брат и Лафайет, возможно, находятся в центре всех этих ужасов, которые сопровождают междоусобные войны. Наконец, Вы послали мне описание наиболее успокаивающих подробностей. Мы купили малой кровью наиболее завершенную революцию. Казалось, установилась гармония. Добродетели короля позволяют действовать быстро, конституция вот-вот будет принята, и мы станем через шесть месяцев самым свободным и могущественным народом Европы, если хватит благоразумия оставить исполнительной власти достаточно силы, чтобы поддерживать внутреннее спокойствие и проводить внешнюю политику. Враги государства мало заработают с тех денег, которыми они сорили во Франции, чтобы разжечь гражданскую войну.

Я очарован и отнюдь не удивлен смелостью, с которой Вы проехали через Париж. Вы обладаете всеми добродетелями, и смелость — одна из них. Я жду с большим нетерпением новостей относительно назначения новых министров. Прощайте, моя дорогая, я чувствую себя намного лучше. Обнимаю Вас и покидаю, чтобы написать Лафайету и моему отцу.

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.30, лл.337–337об.

19. Copie d’une lettre du maréchal de Ségur au comte de Ségur

à Petersbourg ce 11 Aoust 1789

La lettre que vous avés eu la bonté de m’ecrire m’etoit bien necessaire, elle a dissipé les horribles inquietudes qui me consumoient, votre grade, la consideration dont vous jouissés, votre vertu, celle de ma femme ne pouvoient me rassurer. Je sais de quoi le peuple est capable dans les momens d’effervescence, souvent il pleure le lendemain les victimes qu’il a sacrifiées la veille et il fremit et s’etonne de sa propre fureur, mais il n’est plus tems et son repentir ne console pas les cœurs qu’il a dechiré. Votre relation m’apprend la plus singuliere revolution qui ait jamais existé, je la prevoyois, je savois qu’elle seroit complette, mais je craignois, qu’elle ne fut achetée par les longues horreurs d’une guerre civile. La bonté, la vertu de Roi nous en a preservé. Il n’a pensé qu’un instant et peut etre trop tard à soutenir son pouvoir par un coup d’autorité. Il a suivi le mouvement de son ame, il a cedé au vœu unanime de la Nation, il lui donne une liberté qu’elle auroit tôt ou tard arraché, puisse-t-elle ne pas abuser de ce don precieux, puisse l’assemblée nationale songer que si la liberté peut augmenter l’industrie, la richesse, le credit, le bonheur d’un empire aussi vaste d’une maniere magique, il faut pour operer ce chef d’œuvre, que la Nation donne à son chef, au pouvoir executif assez de force pour etouffer les dissensions intestines et pour en imposer aux ennemis de l’Etat. Si l’assemblée se penetre de cette grande verité, je benirai la revolution. Le Roi lui meme ne la regrettera pas, il aura acquis une couronne plus solide, ses Ministres n’auront perdu que le pouvoir de faire du mal, funeste avantage qu’aucun honnette homme ne peut regretter. Mais pour annoncer à l’Europe que c’est cette politique sage qu’on veut suivre, je voudrois que l’assemblée nationale commence par livrer aux loix les factieux insolens qui ont osé attaquer temerairement dans leurs discours que dictoit le delire, le frere et l’epouse de leur Roi. Et ce seroit cette motion que je ferois si j’etois admis parmi les representans d’une Nation qui a toujours applaudi l’héroisme et detesté la ferocité.

J’espere qu’actuellement nos travaux vont etre rapides, les 3 ordres sont d’accord, le Roi se réunit à eux, toute la Nation n’a qu’un meme avis sur les bases de la constitution et je me flatte qu’un prompt consentement aux impots et aux emprunts necessaires va regenerer notre credit, faire palir nos rivaux, ranimer la confiance de nos amis et nous rendre en peu de tems le peuple le plus respectable de l’Europe. L’inquietude que je ressentois et que je m’efforcois en vain de dissimuler m’avoit rendu malade. Je renais en apprenant que le sang a cessé de couler et que la revolution est fait. L’Imperatrice a eu la bonté dans cette circonstance d’entrer dans mes peines et d’en parler à ceux qui l’approchent avec cette bienveillance touchante qui La fait adorer quand on La connoit. Recevés je vous prie avec votre bonté ordinaire l’assurance de ma tendresse et de mon respect.

Петербург, 11 августа 1789

Письмо, которое Вы соблаговолили написать мне, было для меня очень необходимым. Оно рассеяло те ужасные опасения, что меня терзали. Ваше звание, уважение, которым Вы пользуетесь, Ваша добродетель, добродетель моей жены не могли меня успокоить. Я знаю, на что способен народ в моменты возбуждения. На следующий день он часто оплакивает жертвы, которые принес накануне и содрогается перед своей собственной яростью. Но уже поздно, и раскаяние народа не разжалобит тех сердец, которым он причинил боль. Из Вашего рассказа я узнал о самой необычной революции, которая когда-либо происходила. Я предвидел ее, я знал, что она не была бы завершена, но я боялся, как бы она не была приобретена за счет долгих ужасов гражданской войны. Доброта, достоинства короля спасли нас от нее. Лишь на мгновение и, возможно, слишком поздно он подумал о том, как поддержать свою власть силой. Он последовал движению своей души, он уступил единогласному желанию нации, он дал ей свободу, которой она рано или поздно добилась бы. Может ли она не злоупотребить этим драгоценным даром? Может ли национальное собрание понять, что если свобода может чудесным образом объединить промышленность, богатство, доверие и счастье столь обширной империи, то для того, чтобы этот шедевр создать, надо, чтобы Нация дала своему главе и исполнительной власти достаточно силы, чтобы погасить внутренние разногласия и внушить врагам уважение к нашему государству? Если собрание проникнется этой великой истиной, я благословлю революцию. Король сам не будет сожалеть о ней. Он получит более крепкую корону. Его министры потеряют только власть поступать плохо — пагубное преимущество, о чем каждый честный человек не может сожалеть. Но, чтобы объявить Европе, что именно этой мудрой политике мы хотим следовать, я хотел бы, чтобы национальное собрание начало с того, что предало правосудию тех дерзких мятежников, которые нагло осмелились подвергнуть нападкам в своих речах брата и супругу короля, свидетельствуя тем самым о своем помешательстве. И именно это предложение я бы сделал, будь я среди представителей Нации, которая всегда рукоплескала героизму и ненавидела жестокость. Надеюсь, в настоящее время наши дела пойдут быстро, три сословия находятся в согласии, король присоединился к ним, вся Нация имеет единое видение основ конституции. Я льщу себя надеждой, что быстрое согласие относительно налогов и предоставления необходимых займов восстановят наш авторитет, отпугнут наших соперников, вернут доверие к нам наших друзей и в короткий срок сделают наш народ снова самым уважаемым в Европе. Беспокойство, которое я испытывал и от которого безуспешно старался избавиться, привело к тому, что я заболел. Узнав, что революция свершилась и кровь перестала литься, я выздоровел. В этой обстановке императрица соблаговолила проникнуться моими муками и говорила о них со своими приближенными с той трогательной доброжелательностью, которая заставляет обожать ее всех, кто ее знает. Прошу Вас, примите с Вашей обычной добротой заверения в моей любви и уважении к Вам.

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.30, лл.338–339.

20. Copie d’une lettre du comte de Ségur au marquis de La Fayette

à Petersbourg ce 11^e Aoust 1789

Mon cher Lafayette. Je ne vous ferois pas compliment sur le commandement que Paris vous a donné si vous l’aviez eu 2 jours plutot, mais le sang françois qui a coulé n’a point souillé vos mains et vous n’aves été placé à la tête d’une armée nationale que pour ramener l’ordre et escorter l’entrée triomphante d’un Roi citoyen qui a sçu vaincre l’orgueil du throne et qui a mieux aimé ceder à son peuple que de combattre pour un pouvoir que des flots de sang devoient payer. Vous savés combien je craignois de voir commencer cette revolution qu’avoient amenée l’imperitie de quelques Ministres, le poids des impots et l’ambition irritée des Parlemens, je la craignois parcequ’elle auroit detruit la france, si un concours presque miraculeux de circonstances n’avoit fait evanouir tous les obstacles qui devoient vous arreter dans vos operatons. En un mot je voyois que nous abandonnions une constitution Monarchique temperée par l’opinion publique et qui nous avoit couvert de gloire depuis Louis XIV pour former une autre constitution qui paroissoit exiger des siecles de combats, de disputes et de faiblesse. Les ordres jaloux l’un de l’autre, les provinces divisées par leurs Privileges, les deputés genés par des pouvours limitatifs, l’interet des Militaires, l’ambition des Ministres, l’autorité de la Cour, tout paroissoit annoncer des orages sans fin, des malheurs sans terme, une destruction sans ressource.

Heureusement les ordres contre toute attente se sont réunis, l’assemblée a eu le courage de proscrire les pouvoirs qui leurs servoient d’entraves, l’interet public a fait sacrifier les privileges, le Ministere n’a pris que trop tard le parti de vigueur qui auroit pu amener une guerre civile et le Roi eclairé sur le voeu unanime de la Nation par l’energie de l’assemblée, le delire du peuple et l’indecision des troupes a pris lui meme l’enseigne de la liberté et s’est glorifié de titre de premier citoyen d’un people libre, benissez sa vertu, couronnez sa magnanimité, imitez sa moderation, servez vous de votre credit pour faire promptement sentir l’instante necessité de donner au pouvoir executif toute la force qui lui est necessaire. Les individus souffrent souvent, quand le throne s’empare du pouvoir legislatif, j’en conviens, mais lorsque le pouvoir legislatif empiete sur l’executif l’Etat tombe et se detruit, il est la proye de l’ambition de ses voisins ou de ses divisions intestines. Songès que rien n’est parfait dans le monde et que les passions menent toujours les hommes. Ceux que cette epoque a couvert de gloire, ceux que sont enyvrés des hommages de leurs egaux, doivent penser qu’ils seront bientot l’objet de leur envie. Le Throne seul peut contenir tous ces interets opposés sans cesse prets à se choquer et à se combattre. D’ailleurs la france ne peut enchainer ses ennemis, arreter ses rivaux, servir ses amis, proteger son comerce, conserver sa sureté, etendre ou maintenir son influence que lorsque le chef de la Nation pourra rapidement developper à propos des forces menaçantes, songez que les Loix doivent etre ses seules entraves et que pour defendre l’Etat ou attaquer les ennemis, il a besoin du credit le plus etendu et de la plus libre activité, faites promptement et fortement germer ces verités utiles dans une assemblée ou votre celebrité vous donne une juste influence, et que le heros de la liberté soit aussi le plus ferme appuy d’un pouvoir sans lequel cette liberté ne peut se conserver un seul instant et sans lequel la faiblesse de l’anarchie remplaceroit bientot d’une maniere plus horrible le poids d’un joug arbitraire dont notre Roi lui meme nous veut degager.

Adieu mon cher Lafayette, vous devez juger si j’attends avec inpatience de vos nouvelles.

Петербург, 11 августа 1789 г.

Мой дорогой Лафайет. я не стал бы Вас поздравлять с тем поручением, которое Вам дал Париж, получи Вы его двумя днями ранее. Однако пролившаяся французская кровь вовсе не испачкала Ваши руки. Вы были поставлены во главе национальной армии только для того, чтобы установить порядок и охранять триумфальный въезд в Париж короля, гражданина, который сумел побороть гордость трона и предпочел уступить своему народу, а не сражаться за власть, цена которой была бы оплачена потоками крови. Вы знаете, как я боялся начала этой революции, вызванной нерасторопностью нескольких министров, тяжестью налогов да раздраженным властолюбием парламентов. Я боялся ее, ибо она разрушила бы Францию, если б почти чудесное стечение обстоятельств не заставило рассеяться все те препятствия, что должны были Вас остановить в Ваших действиях. Одним словом, я видел, как мы отказались от монархии, ограниченной общественным мнением и прославившей нас со времен Людовика XIV, чтобы выработать другую форму правления, которая, казалось, покончит с веками борьбы, споров и слабости. Завидующие друг другу сословия, провинции, находящиеся в разногласиях по поводу своих привилегий, депутаты, стесненные ограничительными полномочиями, корыстные интересы военных, властолюбие министров, авторитет двора — все, казалось, предвещало взрыв гнева, которому не будет конца, горе, которому не будет предела, разрушения, которым не будет остановки.

К счастью, сословия против всякой на то надежды сумели объединиться; собрание нашло в себе мужество отказаться от тех полномочий, которые препятствовали объединению сословий; общественный интерес заставил пожертвовать привилегиями; правительство же лишь слишком поздно приняло то твердое решение, которое могло бы привести к гражданской войне. Король, осведомленный собранием о единогласном желании Нации, неистовстве народа и нерешительности войск, сам поднял знамя свободы и покрыл себя славой первого гражданина свободного народа. Благословите его добродетель, коронуйте его благородство, подражайте его умеренности, используйте Ваш авторитет, чтобы быстро заставить осознать настоятельную необходимость дать исполнительной власти всю силу, которая ей нужна. Личности часто страдают, когда законодательная власть захватывается троном, — я с этим согласен. Но как только законодательная власть присваивает себе исполнительную, государство рушится и погибает. Оно становится добычей честолюбия соседей или внутренних междоусобиц. Поймите, в мире нет ничего совершенного, страсти всегда движут людьми. Те, кого эта эпоха покрыла славой, те, кто опьянен преклонением перед ними себе равных, должны думать о том, что скоро они станут предметами их зависти. Трон единственный может сдержать все эти противоположные интересы, будучи всегда готовым к оскорблениям и борьбе. К тому же Франция сможет подавить своих врагов, остановить своих соперников, помочь друзьям, защитить свою торговлю, обеспечить свою безопасность, увеличить или сохранить свое влияние, только когда глава государства сможет быстро разобраться, от каких сил исходит угроза. Поймите, что единственными препятствиями ему должны быть законы, что для защиты государства или наступления на врагов ему необходимы большее доверие и большая свобода действий. Заставьте эти истины быстро и крепко «прорасти» в собрании, где Ваша известность дает Вам справедливое влияние, и пусть герой свободы станет также наиболее крепкой опорой власти, без которой эта свобода не может просуществовать даже мгновения и без которой непрочность анархии заменила бы вскоре в самой ужасной форме силу деспотического гнета, от которого король сам хочет нас избавить.

Прощайте, мой дорогой Лафайет. Судите сами, с каким нетерпением я жду новостей от Вас.

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.30, лл.340–341об.

21. Copie d’une lettre du comte de Ségur à la comtesse de Ségur

à Petersbourg ce 18^e Aout 1789

La nouvelle que vous m’avés donnée dernierement, mon cher cœur de l’inhumaine execution de foulon et de Berthier, m’a plus afligé que tous les autres des ordres precedens. Ces deux victimes n’etoient pas dignes de l’estime publique et meritoient peut etre que les tribunaux les punissent, mais ce qui me fait fremir c’est que 8 jours après la revolution, lorsque le calme est revenu le peuple de sang froid se rend justice lui meme, fait des atrocités et n’est retenu ni par les ordres de ses chefs ni par le respect des loix ni par les suplications de Lafayette. Que fait donc sette garde bourgeoise, n’a-t-elle de force que contre le Roi et ne peut-elle retablir l’ordre dans Paris? Elle seroit bien inutile si elle laissoit la populace maitresse de la vie des citoyens. Le sort du Baron de Bezenwald me touche infiniment, il est dur de se voir exilé à son age, on est injuste à son egard, il a fait le devoir d’un Lieutenant Colonel des Gardes et le peuple devroit respecter un vieux General qui a combatu 40 ans pour la patrie. Je viens de lire dans la gazette de hambourg un article qui m’inquiete, je vois que mon frere n’est plus chez M. le Duc d’Orléans, votre lettre ne m’en parle pas. J’espere que vous me manderés comment cela s’est passé. Si le tort est du coté du Prince ou de mon frere et si cet evenement ne lui attire pas la haine populaire je ne puis trop vous repeter combien vous devés dans cet instant prendre garde dans cette circonstance à votre langage, à reprimer tout mouvement d’indignation, à faire aller votre voiture doucement dans les rues, à ordonner à vos gens d’etre sages, à eviter tout ce qui peut choquer le peuple. Je trouve affreusement imprudent à vous d’etre restée si longtems à Romainville dans un moment ou la campagne doit etre en proye au brigandage des gens sans aveu. De grace songés que ma vie et mon bonheur dependent de votre repos et de votre sureté.

Le Prince de Nassau vient d’avoir un succès. Les Suedois ont attaqué son avantgarde, il les a repoussé après 5 heures de combat et les a chassé des isles qui les protegoient, il s’est conduit avec sa valeur ordinaire et quoique ce ne soit qu’une affaire d’avantgarde, le succès est assés important parce qu’il s’est emparé des passages qui le genoient et il se trouve à portée de faire une attaque generale dont nous aurons bientot des nouvelles. Je vous prie de repandre ceci dans Paris parce que je veux contribuer à sa reputation comme il a travaillé à la mienne. Les 2 grandes flottes Russes et Suedoises se sont battus mais de loin, le combat est insignifiant, le seul resultat est que l’Escadre Russe de Cronstadt a operé sa jonction avec l’Escadre Russe de Copenhague et que les Suedois ont manqué leur but puisqu’ils ne se sont battus que pour empecher cette jonction. Le P^ce Potemkin vient d’envoyer ici une grande nouvelle. Le General Russe Souwarow et le General Autrichien P^ce de Cobourg ont attaqué ensemble 30 000 Turcs près de foczany, il les ont battus et ont pris leur camp, leurs canons, leur bagage, leurs drapeaux et la ville de foczany, je voudrois qu’une paix prompte fut le resultat de ces victoires et vous devinerés bien pourquoi.

Adieu mon cher cœur, embrassez mon Pere, mon frere, mes enfans et dites à Lafayette de m’ecrire, j’ai grand besoin d’avoir de ses nouvelles. Adieu, voilà une bien longue lettre pour un paresseux, un jour de depeches.

Петербург, 18 августа 1789 г.

Дорогая моя, новость, которую Вы мне недавно передали о бесчеловечной казни Фулона и Бертье, огорчила меня больше, чем все остальные. Эти двое убитых не были достойны общественного уважения и, возможно, заслуживали того, чтобы судьи их наказали, но что заставляет меня содрогнуться, так это то, что восемь дней спустя после революции, когда вновь установилось спокойствие, народ сам хладнокровно вершит правосудие, совершает злодеяния, и его не могут сдержать ни приказы его вождей, ни уважение к законам, ни просьбы Лафайета. Что тогда делает его буржуазная гвардия? Она сильна только рядом с королем? Она не может восстановить порядок в Париже? Она была бы и вовсе ненужной, если б оставила чернь распоряжаться жизнями граждан. Меня глубоко трогает судьба барона Безенвальда. В его возрасте трудно видеть себя изгнанником. По отношению к нему это несправедливо. Он выполнил долг гвардейского подполковника, и народ должен был бы уважать старого Генерала, 40 лет воевавшего за родину. Я недавно прочитал в гамбургской газете статью, которая вызывает у меня беспокойство. Я знаю, что мой брат больше не находится у герцога Орлеанского. Ваше письмо не сообщает мне об этом. Надеюсь, Вы меня известите, как это произошло. Не ошибка ли это в отношении Принца и моего брата и не навлечет ли это событие на него народную ненависть? Я не могу слишком часто повторять Вам, насколько в этой обстановке Вы должны быть аккуратны в своей речи, сдерживать любой порыв негодования, осторожно ездить в своей коляске по улицам, приказать Вашим людям вести себя смирно, избегать всего, что может задеть народ. Я нахожу для Вас чрезвычайно неразумным оставаться в настоящее время так долго в Ромэнвиле, сельской местности, которая должна находиться во власти темных личностей, занимающихся разбоем. Ради бога, подумайте, что моя жизнь и мое счастье зависят от Вашего спокойствия и безопасности.

Принц Нассау недавно добился успеха. Шведы атаковали его авангард. После пяти часов сражения он оттеснил их и выгнал шведов с островов, которые их защищали. Принц вел себя с обычной смелостью и, хотя это был только авангардный бой, успех достаточно важен, потому что он захватил переправы, которые ему мешали, и может предпринять генеральную атаку, о чем вскоре у нас появятся новости. Я Вас прошу распространить эту информацию в Париже, ибо я хочу внести вклад в создание репутации Принца так же, как он потрудился на мою. Оба великих флота, Русский и Шведский, вступили в перестрелку, правда, на большом расстоянии. Сражение было незначительным. Единственный результат заключается в том, что Русская кронштадтская эскадра соединилась с Русской копенгагенской эскадрой. Шведы не достигли своей цели, поскольку сражались только для того, чтобы помешать этому соединению. Князь Потемкин только что прислал сюда важную новость. Русский генерал Суворов и австрийский генерал Принц Кобургский совместно атаковали 30 тысяч турок около Фокшан. Они разбили их и захватили их лагерь, пушки, обоз, знамена и город Фокшаны. Я хотел бы, чтобы результатом этих побед стало быстрое заключение мира, Вы наверняка догадаетесь почему.

Прощайте, сердце мое. Обнимите моего отца, брата, детей и скажите Лафайету, чтобы он написал мне. Мне очень нужно иметь от него новости. Прощайте. Вот достаточно длинное письмо для лентяя, особенно в день отправки депеш.

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.30, лл.349–350.

22. Copie d’une lettre du comte de Ségur à la comtesse de Ségur

ce 21 Aout 1789

Pourquoi, mon cher amour, n’etes vous pas ici, loin de tous ces orages qui vous afligent et qui m’inquietent. On est tranquille à Petersbourg, on y gagne des batailles de 3 cotés, on ne s’y attrouppe que pour chanter des Te Deum et l’on n’y parle d’autres tetes coupées que de celles des Turcs qui se les font trancher par leurs Visirs et par leurs Pachas quand leurs ennemis les leur laissent. Je suis à present au comble de la joie. L’Imperatrice est revenue de Czarsko Zelo. Elle nous a vû hier de C^te Cobenzl et moi à l’hermitage et ma reçu avec sa bonté accontumée; je ne l’ai jamais vû si gaye, ni plus aimable, nous y avons passé une soirée charmante, celle d’aujourd’hui ne le sera pas moins car je soupe avec Elle chez M. Zouboff, son Aide de camp, c’est un jeune homme fort bien elevé, d’une tournure fort noble, fort douce et dont le ton et les manieres me plaisent infiniment.

Les nouvelles que vous m’avez données dernierement m’ont mis du baulme dans le sang. Je suis charmé que la paix regne dans Paris, on me marque qu’on en chasse tous les vagabonds, j’espererai de voir renaitre un calme durable lorsque le peuple aura abjuré sa haine injuste et lorsque les personnes distinguées qui ont quitté la france pourront y revenir sans danger. La gazette de Hambourg parle beaucoup des complots des Anglois en Bretagne, d’une lettre de M. le Duc de Dorset à M. le C^te d’Artois, d’un avertissement donné par M. de Montmorin aux Deputés Bretons pour veiller à la sureté des ports de Bretagne, je vois que toutes ces nouvelles sont fausses puisque vous ne m’en parlez pas. Dites à M. de Montmorin que quelque affaire qu’il eut, il devroit bien m’ecrire un mot. J’ai grand besoin d’avoir de ses nouvelles. Adieu, mon cher cœur, grondés Lafayette de ce que le patriotisme rend son amitié muette dans un moment où mon cœur suit tous ses mouvemens, tous ses succès, toutes ses inquietudes. Embrassés mon Pere et mes enfans et donnés vous à vous meme mille baisers bien tendres.

J’ai à recevoir à diner une trentaine de personnes ce qui me force à vous quitter.

21 августа 1798 г.

моя дорогая, почему вы не здесь, вдали от всех этих волнений, которые огорчают Вас и беспокоят меня. В Петербурге тихо, здесь выигрывают сражения на трех направлениях, собираются только для того, чтобы пропеть Отче наш и не говорят об отрубленных головах, кроме турок, которым рубят головы их визири и паши, тогда как враги им их оставляют. Сейчас я на вершине радости. Императрица вернулась из Царского Села. Она нас принимала вчера в Эрмитаже — графа Кобенцеля[376] и меня — и приняла меня со своей привычной добротой. Я никогда не видел ее такой веселой, ни более приятной. Мы провели там очаровательный вечер. Сегодняшний будет не менее очаровательным, ибо я ужинаю вместе с ней у г-на Зубова, ее адъютанта. Это молодой человек, достаточно хорошо воспитанный, очень благородного и приятного склада, тон и манеры которого мне крайне понравились. Новости, которые Вы мне недавно передали, льют бальзам на мои раны. Я рад, что в Париже царит мир. Мне говорят, что там хватают всех бродяг. Я буду надеяться, что, когда народ отречется от своей несправедливой ненависти и выдающиеся личности, покинувшие Францию, смогут вернуться, не подвергаясь опасности, восстановится прочный покой. Гамбургская газета много рассказывает о кознях англичан в Бретани, о письме герцога де Дорсе к графу д’Артуа, о предупреждении г-на де Монтморена бретонским депутатам, чтобы те следили за безопасностью портов Бретани. Я убежден, что все эти новости неправдоподобны, поскольку Вы мне о них не сообщаете. Скажите г-ну де Монтморену, что, несмотря на свою занятость, он мог бы также написать мне. Я очень нуждаюсь в указаниях от него. Прощайте, моя душечка, пожурите Лафайета тем, что патриотизм его нем, тогда как моя душа следит за всеми его побуждениями, всеми его успехами, всеми его волнениями. Обнимите моего отца и детей и примите сами тысячу ласковых поцелуев

Я должен принять к обеду около тридцати человек, что заставляет меня закончить это письмо.

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.30, лл.351–351об.

23. Copie d’une lettre du comte de Ségur à la comtesse de Ségur

ce 4^e 7^bre 1789

Je vous trouve un peu severe, mon cher Amour, pour le V.^te de Noailles, il me semble qu’on ne peut pas dire qu’on vole une motion dans une assemblée publique, chacun est le maitre de dire ses pensées, le V.^te a eu le bonheur de parler le premier et d’entrainer les avis dans une journée qui sera à jamais celebre. Mirabeau lui a fait une sortie injuste, ses parèns ont des pensions, mais lui il n’en a pas et le sacrifice de la féodalité est toujours beau dans la bouche d’un Noble. Je suis fort aise que M. Necker l’ait emporté pour l’emprunt, mais je ne serai tranquille que lorsque la charte de constitution qu’on retarde sera faite. Elle seule peut ramener le calme en fixant les pouvoirs, jusques là nous serons comme des gens dont on a renversé la maison et qui n’en ont pas encore de nouvelle. On reste ainsi exposé à de rudes orages. Je viens enfin de recevoir une depeche de Versailles, je suis charmé qu’on se soit rappellé que j’existe, je commencois a craindre un oubli total. Sachés je vous prie si le M^al de Beauveau est content de mon travail, j’attache un grand prix à son opinîone. Je ne compte pas expedier de Courier de si tôt, j’a ecrit par la poste sur ce qui nous interesse, c’est à vous à appuyer cette demarche, il en est tems.

Le P^ce de Nassau après sa victoire a debarqué à la tête de 5000 hommes, il vouloit entourer à Equefors le Roi de Suede avec l’aide de 2 Generaux Russes qui commandoient chacun à peu près autant de trouppes. Le Roi de Suede n’a pas attendu le combat, il s’est enfui avec son armée. Nassau le poursuit, la campagne de Gustave III n’est pas brillante. Il a été obligé de bruler tous les batimens que les Russes n’ont pas pu prendre. Adieu, mon cher cœur, je me porte assés bien, mais le mauvais tems va arriver & j’en crains beaucoup l’influence. Embrassez ma Laure et mes fils, ainsi que notre Pere.

4 сентября 1789 г.

Моя дорогая, я нахожу, что Вы слишком суровы по отношению к виконту де Ноайлю. Мне кажется невозможным говорить, что в национальном собрании господствует одна идея. Каждый волен выражать свое мнение. Виконту повезло, что в тот день, который навсегда останется знаменитым, он выступал первым и определил ход мыслей других. Мирабо поступил несправедливо по отношению к нему, его родители получают пенсии, а сам он нет, и отказ от феодальных прав всегда красиво звучит в устах дворянина. Я очень рад, что г-н Неккер переиграл Мирабо в отношении займа, но я успокоюсь, только когда конституция, с которой запаздывают, будет готова. Она единственная может восстановить порядок, определив распределение полномочий. До тех же пор мы будем подобны людям, у которых дома все перевернуто вверх дном и которые об этом еще не знают. Таким образом, нужно быть готовым к суровым испытаниям. Наконец я получил недавно депешу из Версаля. Я рад, что там вспомнили о моем существовании. Я начинал бояться всеобщего забвения. Прошу Вас, узнайте, доволен ли маршал де Бово моей работой. Я придаю большое значение его мнению. Я не рассчитываю скоро послать курьера. Я написал по почте о том, что нас интересует. Вам самое время поддержать это обращение.

Принц Нассау после своей победы высадился во главе пяти тысяч человек. Он хотел окружить Шведского короля в Эквефорсе с помощью двух русских генералов, каждый из которых командовал примерно таким же количеством солдат. Король Швеции не ожидал сражения. Он бежал вместе со своей армией. Нассау его преследует. Кампания Густава III не блестящая. Он был вынужден сжечь все свои корабли, чтобы русские не смогли их захватить. Прощайте, моя дорогая, я чувствую себя достаточно хорошо, но вскоре наступит плохая погода, и я сильно боюсь, как она на меня будет действовать. Обнимите Лауру и моих сыновей, а также нашего отца.

АВПРИ, ф. Секретнейшие дела (перлюстрация), оп.6/2, д.30, лл.381–381об.