Хьюстон, 2015: Мисс Неопределённость

Глава 16. Э. Смайлс, уклоняющийся от правосудия

Когда военный внедорожник вдруг затормозил и резко дёрнулся задним ходом, я было решил, моя «Подписка о невыезде» неожиданно кончилась. Подполковник Денежкин передумал, и послал машину, чтобы меня забрать. К примеру, в тринадцатую камеру. Бежать некуда. По снегу вдоль дороги можно пробраться разве что на лыжах.

Дверца водителя распахнулась. Как у многих импортных японских машин в России, руль находился справа. Это немного успокоило — машина ФСБ или полиции была бы с левым рулём. К тому же, «Исудзу» выглядел военным джипом только в движении. Пятнистая раскраска, слишком блестящая, чтобы быть камуфляжной, дополнительные фары на крыше, привинченная к борту малая пехотная лопатка, — всё указывало на творение рук талантливого умельца-любителя.

— Мистер Смайлс, да? Не убегайте, — сказал водитель. Одет совсем по-летнему, в шортах и футболке.

— Да.

— Садитесь в машину. Скорее. Ваши дочери здесь.

Я побарахтался в снегу и вылез на обочину.

— Вы кто? — одновременно, я старался посмотреть через тонированное стекло, кто на заднем сиденье.

— Папа, я тут, — пискнул голос Натали.

— Не спрашивайте, садитесь! — приказал водитель, — Вашей дочери надо в больницу!

— В какую ещё больницу?

— Я сказал: залезайте в машину! Объясню по дороге.

Вдруг я разглядел на переднем пассажирском сиденье домработницу Лесю, с заряженным арбалетом в руках! Не задавая лишних вопросов, открыл заднюю дверцу, пихнул внутрь чемодан и залез сам. На заднем сиденье была только Натали, причём сидела как-то странно, широко раздвинув колени. Не успел я захлопнуть дверь, машина рванула и понеслась по обледенелой дороге как на зимнем ралли. Парень за рулём разбирался не только в сапёрных лопатках и пластиковых шнорхелях.

— Где Соф? — спросил я.

Натали указала головой за спинку заднего сиденья. Заглянув туда, я понял, в длинном багажнике «Исудзу» лежит не просто форменная куртка НХЭЛ.

— Что случилось?

— Пап, ты только… В общем… Ну… — выглядело так, Натали не может выговорить слово, — Маму — убили!

— Что? — не понял я. Ограбили, избили — возможно, но это слово, — Ты сказала: убили?

— Убили! Только что!

— А Соф?

— Изнасиловали. Там бутылка торчит. Между ног! Понимаешь?

Это сон, подумал я. Просто ночной кошмар. Надо проснуться! Окажусь на уютных нарах в «Депутатском Зале».

— А ты? — спросил я. Внутри шевельнулась надежда, Нэт сейчас скажет: «Я спряталась в шкафу, не заметили!»

Но дочь чуть покусала губы и произнесла: — Меня — тоже насиловали. Но без бутылки.

Она прильнула ко мне, положив голову мне на плечо. Тут только я заметил, Натали сидит босая, и понял, отчего она так широко расставила колени.

— Больно?

Дочь усмехнулась, — Не то слово. И мерзко. Что вы, взрослые, нашли приятного в сексе?

На перекрёстке, внедорожник свернул по направлению к городу. Леся что-то сказала по-русски, и на передних сиденьях разгорелся жаркий спор. Я не понимал почти ни слова, но иногда проскакивало: «СПГ», «танкер», «доктор». Парень за рулём включил поворотник. Лихо развернув машину на пустом шоссе, помчался в противоположном направлении.

Не сводя глаз с тёмной дороги, объяснил манёвр по-английски, — Едем на завод СПГ.

— Почему на завод? — спросил я.

Леся повернулась на сиденье, — В городе больницы наверняка закрыты, а на заводе точно есть врач.

— Как минимум, на заводе есть вооружённая охрана, — кивнул парень.

От Ново-Холмска до завода СПГ — по дороге сорок миль, или как считают здесь — около семидесяти километров. Парень за рулём представился: Павел, жених Леси. Затем Леся рассказала о мародёрах и что видела Рэнди на полу в прихожей. Убитой.

— Я пощупал пульс, — сказал Павел, — Однозначно. Примите соболезнования.

Минут через сорок «Исудзу» затормозил перед контрольно-пропускным пунктом. На свет фар из будки выскочили охранники. У старшего на поясе болталась кобура с травматическим пистолетом, что помоложе — сжимал помповое ружьё. Павел опустил стекло. Охранники расслабились, опознав и автомобиль, и водителя. После недолгих переговоров, массивные стальные ворота поехали в сторону.

Из домика выкатился ещё один, парень лет двадцати, весь как на пружинках, и тоже с помповым ружьём наперевес. Пожилой покачал головой и слегка покрутил пальцем у виска. Смутившись, молодой заскочил обратно, выбежал назад уже без оружия и помчался к припаркованному за воротами пикапу с надписью «SITE SECURITY». Автомобиль заурчал двигателем и замигал оранжевой мигалкой. Пожилой охранник что-то сказал Павлу и потопал к пикапу, сбивая по дороге снег с сапог.

— Едем на нефтеналивной, — перевела Леся, обернувшись к задним сиденьям, — Заводской врач на работу ещё не вышла, но медик уже на танкере.

У нефтеналивного пирса, одиноко ошвартовался старенький нефтяной танкер ледового класса, «Академик Доллежаль». Его огромных сестрёнок — танкеров для перевозки сжиженного газа, — сегодня в заливе не было.

Молодой охранник выскочил из пикапа и помчался к трапу. Под сапогами загремели стальные решётки настила. Леся и Павел тоже вышли из машины. Я открыл дверку и ступил на промёрзший асфальт, всё ещё плохо понимая ситуацию. Пожилой охранник деловито, но степенно обошёл «Исудзу» и распахнул дверь багажного отсека. Видно, пожилой — человек обстоятельный и никогда никуда не торопится, но всё само-собой получается у него быстро и с первого раза. Охранник приподнял куртку НХЭЛ. Я увидел, как напряглось его лицо.

— Плять![87] — сказал он коротко. Из моего более чем скромного набора русских слов, я понял, дело плохо. Леся кинулась помочь, но пожилой мягко выставил ладонь, запрещая прикасаться к Софи.

Охранник двинулся к пикапу, махнув Павлу следовать за собой. Из кузова мгновенно извлекли оранжевые пластиковые щит-носилки, — нам такие показывали на учениях по спасению на море. Пристроив эту штуковину у задней дверцы «Исудзу», Павел и охранник вместе подняли Софи и осторожно опустили её на щит. Охранник заменил курку на блестящее спасательное одеяло и зафиксировал Соф ремнями. По настилу нефтеналивного пирса уже гремели сапоги двух бегущих. Вернулся молодой охранник, а с ним мужчина лет тридцати, в тёмно-красном комбинезоне и в белой каске с эмблемой пароходной компании. Из-под каски умно блестели очки в золотистой тоненькой оправе.

— I am a ship doctor,[88] — произнёс очкарик, нарочито налегая на последнее «эр», как делают иностранцы, стараясь передать американское произношение.

Пожилой охранник что-то сказал врачу по-русски. Теперь пришла очередь доктора говорить «плять!»

— Несём девушку в изолятор, — сказал мне врач по-английски, — Беритесь за ручку слева сзади. Поднимаем по моему счёту «три». Идём короткими шагами, и не в ногу. На трапе осторожнее — там лёд. Раз. Два. Три!

Два охранника, Павел и я подняли носилки. Я вдруг опомнился: как же Натали? Но левая задняя дверь «Исудзу» уже была открыта, а младшая дочь бочком сползала с сиденья.

— Пап, неси Соф на баржу, — сказала она.

— Не баржа, а танкер, — автоматически поправил я.

— Ладно — на танкер. Я заберу чемодан, — Нэт встала, широко расставив ноги, поджимая голые пальчики на испещрённом отблесками льдинок асфальте.

— Как же ты пойдёшь?

— Не волнуйся, пап. Чемодан на колёсиках и не тяжёлый.

— Двинулись, — поторопил корабельный врач. Наша четвёрка, делая короткие шажки, чтобы не поскользнуться, направилась с носилками к пирсу.

Примерно через час всё утряслось, если считать наше состояние хоть в чём-то приемлемым. Я сидел на вращающейся табуретке с кружкой растворимого кофе в руках. Натали — на койке, завёрнутая в одеяло, и тоже с кружкой, только ей дали горячий шоколад вместо кофе. Софи, после обезболивающего укола, спала на второй койке.

Корабельный врач открыл ключом шкаф, и наполнил мензурку из химической бутылки, — Хотите спирту в кофе?

Я отрицательно покачал головой. Доктор выдохнул и опрокинул мензурку себе в рот. Пару секунд постоял, крепко зажмурившись, потом вдохнул, утёр тыльной стороной ладони слезинки с глаз и потянулся за стаканом воды.

— Вообще-то я трезвенник, — сказал он, отодвигая опустошённые мензурку и стакан, — Но сегодня… Вы уж меня простите. Первый случай вагинального инородного объекта в моей практике. Видите, как руки трясутся?

В НХЭЛ правила жёсткие. Употребил алкоголь на работе — увольнение на месте. В курсе ли добрый доктор, этот вице-президент уже никого уволить не может?

— Как оцениваете состояние Софи?

— Состояние нормальное. Хотя, что может быть нормального в изнасиловании, да ещё бутылкой? Но с хирургической точки зрения, ей относительно повезло. Кровотечения из матки нет, а colporrhexis, то есть разрыв влагалища — небольшой. Я наложил семь скобок.

— Когда мы сможем ехать?

— Дайте дочери ещё часок полежать, — и прямиком в больницу. Ультразвук обязательно, потом — к гинекологу и к хирургу. — Он наклонился ко мне через стол и добавил шёпотом, чтоб Нэт наверняка не услышала, — И психиатра хорошего найдите непременно! Да, ещё вот, — он пододвинул ко мне две коробочки, — Антибиотик широкого спектра. Обе дочери пусть принимают по одной капсуле четыре раза в день, всего пять дней. Только…

— Что только?

— У этих таблеток… срок годности вышел. Рецепт-то я выписать не могу. В России нужны специальные бланки, а здесь танкер, а не поликлиника. Как доберётесь до больницы, покажите коробочки и попросите выписать рецепт на такие же таблетки. О-кей?

— А почему у вас на борту — просроченные медикаменты?

— По вашему приказу, мистер Смайлс.

— То есть? Я ничего такого не приказывал!

Врач покраснел: — Раньше мы меняли препараты перед каждым рейсом. В порт приходила машина с аптечного склада. Забирали старые медикаменты и выдавали новые. Лекарствам разве не всё равно где лежать три или четыре недели: у меня в холодильнике или при той же температуре на аптечном складе? А взятые с судов лекарства та машина везла в областную больницу — для немедленного использования. Для больницы выходило дешевле, а в судовых лазаретах — всегда свежие медикаменты.

— Логично. А сейчас разве не так?

— С августа прошлого года НХЭЛ отказалась от услуг аптечного склада. Копейку бережём — рубль теряем. Дальше — хуже! Давеча Промедол запретили! Борьба с наркотиками, говорят. Сдать всё наркосодержащее на берег! А я не сдаю. Хоть сажайте меня! Вот прикиньте: идём через океан, на полпути между Японией и Гавайи. Бац! У матроса — перелом бедра. До точки, где можно принять на палубу вертолёт, — девяносто часов, самым полным ходом. Чем я человека буду спасать, а? Ибупрофеном? Аспирином? Спиртом? А вот если бы я сдал наркотики, как предписано, ваша дочка так бы и лежала сейчас — с бутылкой из-под вискача между ног!

Я почесал лоб. В ноябре начальство Директората перевозок делало презентацию о снижении транспортных расходов. Я похвалил, что за полгода умудрились сократить затратную часть на двенадцать процентов. Теперь я вспомнил один слайд: про «бесполезные запасы медикаментов» на наших морских судах.

— Говоря по чести, я давал указание сократить транспортные расходы. Но кто так сокращает? Какой идиот решил, можно отправлять танкеры через океан без обезболивающих в лазарете?

— Без понятия. Хотя, в Августе топтался в порту один клоун из Директората перевозок. На чёрном «мерсе» с водилой, в костюмчике от «Армани», важный такой. Дзержинский, кажется?

— Да. Директор перевозок.

— Директор перевозок, в задницу! Пароходом рулил только в детской ванночке. Гальюн от шлюпбалки не отличит, сопляк, а туда же — флотом командовать!

Дзержинский. Именно я принимал его на работу. Конечно, нанять директора — дело коллегиальное. Отдел HR подписал контракт на поиск топ-менеджера с одним из агентств. Четыре месяца искали, чуть всю Россию на уши не поставили. Переманили из «Газпрома». Парень мне понравился. Что такого, если молодой? Деловой, честолюбивый. Перспективный. Одет с иголочки. Английский — хоть сейчас в Оксфорде лекции читать. А оно вон как повернулось. Кстати, я тоже понятия не имею про эти, как доктор назвал? Клюз-балки?

В дверь каюты-изолятора постучали. Доктор быстро выдвинул верхний ящик стола и сбросил туда мензурку. На его утвердительное восклицание дверь приоткрылась, и в изолятор заглянул седой человек лет пятидесяти, чем-то неуловимо напомнивший мне подполковника Денежкина. Следом за головой, в дверь просунулся рукав потёртого чёрного кителя с четырьмя золотыми нашивками.

— Доброе утро, — сказал вошедший по-русски, но увидев меня сразу перешёл на беглый, хотя не особо грамотный английский, — Good Morning, мистер Смайлс! Надеюсь, к вам можно, доктор?

Доктор вскочил с кресла, — Конечно, Кэп. У меня — неожиданные пациентки.

Капитан пожал доктору руку.

— В курсе уже. Только выехал из гостиницы, мне вахтенный отзвонился. Как чувствуют себя пострадавшие?

Доктор почесал нос, — Прямой опасности для жизни нет, состояние стабильное. Но им надо к специалистам, и немедленно!

Неожиданно я вспомнил, где видел капитана. Прошлым летом я вручал ему и команде приз за полторы тысячи дней плавания без травм и происшествий. Только на торжественном собрании капитан был в белой рубашке с погончиками, а не в кителе.

— Капитан Воронов? — спросил я, протягивая руку.

— Воронцов, — поправил он, возвращая рукопожатие. Настоящий моряк, как клещами сжал, — Воронцов, Евгений Рудольфович. Мистер Смайлс, мне уже доложили, что произошло с вашей супругой. Соболезную.

Я кивнул, не зная что ответить.

— Если не возражаете, можно поговорить с вами с глазу на глаз? — продолжил капитан, — В изоляторе не совсем удобно. Пройдём в мою каюту?

По сравнению со спартанской металлической обстановкой корабельного изолятора, капитанская каюта выглядела шикарно. Стены отделаны полированным деревом, массивный стол и два кресла — тоже деревянные. На столе помещался бронзовый письменный прибор с двумя флажками, русским и американским. В простенках между огромными иллюминаторами висели портреты: по правую руку от стола — парадное фото Президента Путина, на фоне российского триколора, по левую — чёрно-белая сепия, вроде бы начала прошлого века. Серьёзный бородатый джентльмен в простом пехотном кителе с полковничьими погонами, несколько медалей на груди.

— Это… — прикинул я возраст человека на сепии, — Ваш прадед?

— Вы мне льстите, — усмехнулся Воронцов, — Это Николай Второй. Император.

— Простите, — я выглянул в иллюминатор. Ни пикапа с надписью «SITE SECURITY», ни как-будто военного «Исудзу» на площадке перед пирсом уже не было. Неудобно как получилось! Даже не поблагодарил спасителей!

Невозможно понять русских! С одной стороны — откровенные бандиты, убить человека проще чем плюнуть. Зато на другом конце спектра — кто? Герои! Леся и Павел. Ни свет ни заря, им звонит дочка большого босса НХЭЛ и его заносчивой жёнушки. В Америке, статистически-усреднённая мексиканская домработница просто сказала бы «щас» — и выключила мобильник. Как абсолютный максимум, набрала бы 911. Полиция? Вот вам адрес! Спасайте! Кто говорит? Домработница! Мне деньги плотют за мойку пола и глажку белья, а не дочек ихних спасать.

Капитан пододвинул мне кресло, — Времени в обрез, поэтому давайте сразу к делу. Я полагаю, вам позарез хочется, чтоб ваши дочери как можно скорее вернулись в Штаты, не так ли?

— Кто бы на моём месте не хотел?

— Что-то подсказывает мне, вы сами не прочь унести ноги. НХЭЛ взята во временное управление, вам тут делать больше нечего. Того и гляди, уголовное дело заведут.

— Боюсь, как бы уже не завели, — признался я, — Вчера меня арестовали в аэропорту, а сегодня в три ночи — допрашивало ФСБ.

— Вот даже как! И вас отпустили?

— Пока отпустили, — соврал я. Сообщать про «подписку» не хотелось, — Но вы правы. Оставаться в России мне совсем ни к чему.

— Паспорт у вас с собой?

— К счастью да. И паспорта дочерей тоже.

— Великолепно! Мы бы и без паспортов обошлись, но с паспортами вообще всё в ажуре. У меня к вам будет взаимовыгодное предложение.

— Слушаю вас, — я подался вперёд. Если это такое же «взаимовыгодное» предложение, как сделал недавно подполковник Денежкин…

— Сначала я изложу ваши выгоды, мистер Смайлс. Можете сейчас заказать машину и поехать с дочерьми в областную больницу или в международную клинику «SOS»[89]. Любая больница на берегу — куда лучше корабельного лазарета. Однако… Вы представляете себе, что сейчас творится в городе?

— Думаю, да. Но «SOS» может организовать медицинскую эвакуацию в Японию.

— Эвакуацию? Вряд ли. Мне доложили, все врачи-иностранцы уже того… Как это по-английски? Само-эвакуировались.

— Правда? Но у нас же с «SOS» — контракт!

— В каждом приличном контракте — прописаны форс-мажорные обстоятельства! Народные волнения — обычно первым пунктом.

— Вы правы.

— Если «SOS» не работает, остаётся только улететь рейсовым самолётом или уехать поездом. Но самолётом — не получится. Билеты вы сейчас так просто не купите. Значит — поезд? Ваша дочь, насколько я понимаю в медицине, плохо перенесёт такое путешествие. Только подумайте: трёхдневное ожидание на переполненном беженцами вокзале.

Я кивнул. Даже если у Софи не будет медицинских осложнений, трёхдневное ожидание приведёт к необратимым последствиям. До назначенного подполковником срока осталось уже меньше трёх суток. Если меня посадят, что будут делать Соф и Нэт в чужой стране?

— Поэтому, оптимальным выходом для вас является уйти со мной в море. Сегодня, в одиннадцать пятнадцать. Лазарет на танкере — не больница, но койки там куда комфортней, чем скамейки на вокзале. На мой взгляд, Анатолий — лучший корабельный врач пароходства… Только вы ему не передавайте, а то слишком загордится.

— А куда идёт ваш танкер?

— Тут, мистер Смайлс, начинается вторая часть моего взаимовыгодного предложения. Текущее распоряжение — идти через Тихий океан в Лонг-Бич[90].

— Прямиком в США? Нам это подходит! Я готов заплатить, как за пятизвёздочный круиз.

Капитан улыбнулся, — Пассажиры на танкере ездят бесплатно! Но вам придётся оплатить багаж. Все сто шесть тысяч тонн.

— То есть?

— Есть опасение, в ближайшие часы приказ поменяют. Вместо Америки, пойдём во Владивосток или в Китай. В порту назначения танкер будет арестован.

— Кем арестован?

— Новым руководством НХЭЛ в Санкт-Петербурге.

— Нефть и так им принадлежит. Зачем арестовывать?

— Груз-то да, но не танкер! — капитан развернул флажок на письменном приборе, и я понял, что обознался: не американский, а либерийский. Шесть полосок вместо семи, поглядев мельком — легко перепутать. Все наши танкеры ходят под флагом Либерии.

— Понимаю, к чему вы клоните. Хотите украсть танкер!

— Можно и так назвать. Поэтому я и тороплю погрузку. Надеюсь, у меня реакция быстрее, чем у «переходных управляющих». Разница часовых поясов нам на руку. Пока они там просыпаются, едут на работу и откушивают утренний кофий, я уже буду любоваться через бинокль видом с моря на Риширияму![91]

— Что помешает управляющим послать радиограмму с новым приказом? Насколько я помню, маяк Ришири — как раз по дороге во Владивосток.

— Как выйдем из российских территориальных вод, у нас в радиорубке случится небольшой пожар. При тушении безнадёжно поломаются и «Инмарсат», и коротковолновый трансивер. УКВ[92] в ходовой рубке есть, лоцмана вызвать и причалить сможем без проблем. По инструкции, срывать рейс и возвращаться в порт не будем. А дойдём до Лонг-Бич — там и починимся.

— А если за вами вышлют катер береговой охраны?

— Есть неплохой шанс, что сегодня новички вообще не среагируют, а там — суббота и воскресенье. Менегеры будут культурно отдыхать, с бухлом и бабами. Да если и среагируют, пограничное начальство в Ново-Холмске — тоже люди, в пятницу после работы хотят выпить! Пока Санкт-Петербург и Ново-Холмск договорятся, вертолётом нас уже не достать! Патрульный катер наверняка будет ждать за проливом Лаперуза. Они там всегда японские траулеры пасут. А мы пойдём на юг. На маяк Ришири, вокруг Саппоро и через пролив Цугару — в Тихий.

— Прямо пиратская операция! А команда-то посвящена в ваши планы?

— А как же! Для них и стараемся! Если танкер арестуют и поставят в порт на прикол, всю команду придётся списать на берег. Разбирательства не меньше года. Пока юристы карманы набивают, что морякам остаётся? А если «переходные управляющие», не дай Бог, выиграют арбитраж, будет ещё хуже. Танкер-то уже старичок — вполне могут продать на металлолом. В Бангладеш его, в говняную Чаттагонгу, под газовый резак! Или посадят на танкер новую команду, с каким-нибудь перспективным московским юношей в качестве капитана. Идиот всех угробит, судно утопит, да ещё и море засрёт в придачу.

— А если танкер уйдёт в Штаты?

— Если уйдём в США, канцеляристы в Петербурге — пускай письма пишут. Руки коротки. Холдинг поставит нас работать по канадским платформам или делать рейсы на Аляску. Мы же танкер ледового класса, таких рабочих лошадок в мире не так уж много.

— А ваша семья? Вы же русский?

— С чего вы взяли? По паспорту я эстонец! Ну, конечно, не настоящий эстонец, а один из эт-тих. Советских оккупантов! Зато женат на китаянке, а обе дочки — родились в Канаде. Счастливая интернациональная семья, — Воронцов взглянул на меня и подавил улыбку. Наверное, вспомнил про мою семейную ситуацию, подумалось мне.

— А семьи вашей команды?

— Русских на борту всего четверо. Доктор и стармех — холостяки. У старпома жена недавно получила «Зелёную Карту»[93]. Старший электрик так запутался с бабами, сам не прочь удрать на какое-то время. Детей у него вроде нет. По крайней мере тех, о которых ему уже сообщили… Кроме русских, в команде семнадцать филиппинцев. Им-то что Россия, что Канада, что Америка — по барабану, лишь бы чем семьи кормить у себя на родине.

— Так. Ваш интерес понятен. А при чём тут я?

— Побег в США происходит в любом случае. Танкер юридически чист: российскому владельцу не принадлежит, под флагом России не зарегистрирован, и даже не в России построен. В команде тоже нет сотрудников российских компаний. А вот сто шесть тысяч тонн нефти марки «Альбатрос» у меня в танках, это же собственность НХЭЛ. Продать не могу — скажут: украл. Слить в море? Рыбку жалко, да и всё одно скажут: диверсия, саботаж. Два часа назад, нефть была нерешаемой проблемой. И тут Бог вице-президента послал! Приду в Лонг-Бич, свечечку за вас в Православном храме поставлю. Килограмм на десять-пятнадцать, такую вот скромненькую свечечку!

— Вы в курсе, НХЭЛ я уже не распоряжаюсь?

— Главное, у вас есть генеральная доверенность от холдинга. Всё, что надо сделать: как выйдем из порта, подпишете договор поставки и коносамент[94] на весь груз. Реквизиты компании-получателя я вам дам. Передадим бумажки по факсу и продублируем по электронной почте. Вдруг: бах! Короткое замыкание, «Инмарсат» сгорел! Дальше наслаждайтесь тихоокеанским круизом, заботьтесь о дочках. Сауну любите? У нас сауна отличная, и даже бассейн небольшой имеется.

— Моя подпись будет выглядеть необычно. Коносаменты на спот подписывают в Директорате продаж.

— А вы считаете, если я возьмусь чьи-то подписи подделывать, это более законно? У вас же доверенность есть? Есть. Оплату покупатель перечислит НХЭЛ, до последнего цента. Никто и капли нефти не украл, всё честно-благородно. И легально. Я полагаю, начальство из Директората продаж нашим коносаментом уже не интересуется. Кто в Японии, а кто и в КПЗ.

— В КПЗ? Не в курсе, за что их-то повязали?

— Не первый год нефть вожу. Идём в Сингапур. Заливают два отсека чистым «Альбатросом», а в бумажках на весь танкер: «газовый конденсат, стабилизированный». За разницей в спотовых ценах следите?

— Конечно.

— В Сингапуре разница ложится на секретный счёт в каком-то китайском банке. Там сто тысяч долларов, тут сто тысяч долларов, вроде мелочь, а в конце тяжёлого трудового дня получается совсем нехило!

— А доказательства у вас есть?

— Какие доказательства? Я же не лаборатория, чтоб стабилизированный конденсат от «Альбатроса» отличать! Что я конденсат по запаху различаю, хоть с закрытыми глазами, Прокуратура к сведению не примет. В Прокуратуре все уже куплены, и не по одному разу.

— Вы и имена знаете? Кто это делал?

— Весь Директорат продаж и добрая половина Директората перевозок поучаствовали! Всё начальство было в доле.

Я незаметно сжал кулак.

— Дзержинский?

— Не-е-ет! Молодой, амбициозный дурачок-новичок. Сухопутная крыса. Специфики морских перевозок не знает, да и кишка тонка по-крупному воровать. Его так называемые подчинённые — резвились вовсю. Теперь они в Японии, а пацан будет срок мотать. Хотя… Честно говоря, мне этого морального урода нисколько не жаль.

— Скажите, капитан… Только честно. Меня вы тоже считаете моральным уродом?

Капитан посмотрел на меня пристально, слегка пошевелил кустистыми бровями.

— Правды хотите? Не поздновато? Если честно, думал вы тоже урод. Но со вчерашнего дня полагаю, вы ещё не совсем пропащая личность.

Я сглотнул.

— Почему вы считаете, не совсем пропащая?

— Ощущение такое. Ваш Директор перевозок карьеру по трупам делает, и знает это. Воры из его Директората — ещё хуже. Им кошелёк важнее даже карьеры, не говоря уж о людях. При прочих равных — вы всё-таки думали о компании. Когда в Ново-Холмске заварушка началась — в Америке были?

— Да.

— Признайтесь: за семьёй прилетели, или думали, что сумеете спасти НХЭЛ?

— Честно? Семья важнее… Но, знаете, вы правы. Если бы даже знал на сто процентов, что семья уже в Японии, всё равно бы в Ново-Холмск прилетел.

— Вот видите? И поэтому кое на что годитесь, не то что ваш Дзержинский. А теперь давайте смотреть правде в глаза. НХЭЛ вы не спасёте — поздно уже. Семью… Спасли частично. Простите за бестактность, трудно у меня с английским в таких высоких материях. Танкер ледового класса «Академик Доллежаль», с командой, — будете спасать? От Санкт-петербургских клоунов?

— Буду! — решился я. Терять всё равно нечего. Не смогу похоронить Рэнди по-человечески, пронеслось в голове. Но сразу выпрыгнула другая мысль: Рэнди уже не помочь, но надо вытаскивать из этой дыры дочерей. Спасти, что можно.

— Вот и хорошо, — сказал капитан. Вдруг, будто прочитав мои мысли, добавил: — Если каждый из нас спасёт что может, много хорошего ещё можно спасти.

Он протянул мне руку через стол. Сжал снова, как клещами, — До выхода в море — два часа. Я пока бумагами займусь.

Но сразу заняться делами капитану не удалось. Не успел я повернуться к двери, привинченный к стене корабельный телефон крякнул зуммером.