— Лежи не вставай, — я открыл глаза и попытался подняться. Наташа устроилась между нашими с Лианой койками и присматривала за нами, как бы мы не свалились в проход. — Сейчас проедем опасное место и тогда остановимся.
— Опасное? — я всё-таки приподнял голову и выглянул в псевдоиллюминатор. За окном мелькала пустыня, ещё дальше чернела земля.
— Да. Кластер скоро должен пойти на перезагрузку, — крикнул с места водителя Гном. — Нам надо проскочить его как можно быстрее.
— Жми тогда!
— Жму.
— Что там за чернота в окошке, — я показал на обугленную землю.
— Это чернота. Мёртвый кластер, там жить нельзя, — сказала Наташа.
— Почему?
— По всему. Человек там умирает за час, если вырядится в скафандр нолдов, то немногим больше. Техника не работает, радиосвязь не проходит. Ничего не растёт.
— Если всё-таки надо его пересечь, то как?
— Искать место, где кластер становится узким, и ты гарантированно пройдёшь его минут за десять. Дальше, головокружение, обезвоживание, тошнота, смерть. Сродни полученной чудовищной дозы радиации, — пояснил папаша Кац. — Помнишь я тебе рассказывал, как японский трактор заглох в Чернобыле сразу после того, как попал на крышу четвёртого энергоблока.
— Помню.
— На черноте глохнут моторы, отказывает электроника, даже снаряды пролетая над ней падают сразу. Ну и понятное дело заражённые тоже обходят эти места стороной.
— Если сейчас начнётся перезагрузка, то уйти на черный кластер нельзя?
— Минут на десять, пожалуй, можно, если перезагрузка успеет закончиться за это время, то останемся живы. Правда потеряем броневик, вытолкать с черноты его нам уж точно не удастся.
— Нет, это нам не подходит. Гном, жми на газ, мы потерпим. Сколько я спал?
— Четыре часа, спи ещё. Я посижу рядом, — Наташа поправила мне подушку.
— Не усну уже. Папаша, какие прогнозы насчёт ноги?
— А ты сам посмотри, — засмеялся Кац. — Ты чего не помнишь, как я тебе жемчужину скормил?
— Смутно. Я отрубался уже. Ого! — я откинул одеяло и увидел уже сформировавшийся коленный сустав и часть голени. — Ну ты подумай, сколько увечий можно было бы вылечить.
— Только не на Земле. Там обычный перелом срастается неделями.
— Я в детстве с велосипеда упал и сломал ногу. Пока она заживала, я целый год пропустил и в школу пошёл в восемь лет, — сказал Гном.
— Беда, закончил хоть? — поинтересовался я.
— Так я сюда попал в шестнадцать лет, не успел десятый класс закончить.
— Неуч?
— Завуч, — рассмеялся Гном.
— Лиана не просыпалась?
— Нет, в коме по-прежнему.
— И как теперь быть с ней?
— Очень просто, я за ней ухаживаю. Папаша Кац, кормит Лиану через зонд, — обыденно сообщила Наташа. — Царапины её уже зажили, организм борется с отравлением.
— Если ей дать жемчуг? У нас ещё осталось?
— Осталось, но это не поможет мне кажется, — ответил Кац, — хотя если она за неделю не выйдет из комы, то попробую дать.
— Уф, выехали! — крикнул Гном. — Теперь можно и остановку сделать. Мальчики направо, девочки налево.
После получасовой остановки продолжили движение. Дорога шла по полям. Слева и справа раскинулись бескрайние просторы, засеянные овсом. Всё это мне напомнило среднюю полосу России. Солнце стояло в зените, броневик тарахтел дальше. Сколько мы уже на нём проехали без дозаправки, хотя Гном сказал он на батареях. Я слабо представлял какие нужны батареи, чтобы ехать уже несколько дней.
— Сколько отсюда до Пекла, Гном? — как-то само собой вырвалось.
— Прямо отсюда? Ну… до Острова нам осталось километров сто и от него до Вавилона ещё пятьсот. Сам Вавилон примерно в десяти километрах от «края» периферийных районов Пекла. Вот считай шестьсот с хвостиком.
— А до центра Пекла?
— Если ты захотел помереть, то есть более простые способы, — подал голос папаша Кац. Наташа усмехнулась, помня о нашем разговоре.
— Я не знаю, Лесник, — признался Гном. — Это по слухам шестьсот до Вавилона, но кто их там мерил. Сегодня кластеры встали так, завтра эдак. Вот тебе и объезд, а объедешь ты или нет никому не известно. Нас уже сколько раз пытались отправить на тот свет, а мы отъехали то всего ничего.
— Ты прав, Гном. Дорога до Пекла измеряется не в километрах, а в везении, — согласился я.
— Тебе грех жаловаться, Лесник. Удачи тебе не занимать, — сказала Наташа. — Даже когда я, будучи фиолетовой и злая на весь мир и то вас пожалела. Могла ведь там на дороге и оставить.
— Вот ты коварная, Наташка, — засмеялся Гном. — Мы же к вам с миром приехали.
— Я не телепат. Интересно Аристарх слез с наркоты?
— Не уверен, — хрена лысого он получил, а не слез. Слабый.
— С какой? Чисто профессиональный интерес, — спросил папаша Кац.
— Мы сидели на самом паршивом спеке. Черняшке.
— Ой вэй, зачем же вы это сделали?
— Сама не знаю, Михей «посоветовал».
— От такой дряни самим очень сложно отказаться. Практически невозможно и если он колется больше недели, то процент излечения резко стремится к нулю, молодые люди.
— Значит помер. Жалко, неплохой был человек.
— Лесник! Там опять люди на дороге! — закричал Гном.
— К бою, — прохрипел я, хватаясь рукой за поручень, — хрен мы им дадимся на этот раз.
— Им похоже до нас уже неплохо всыпали, — пробормотал папаша Кац всматриваясь в изображение на «лобовом» стекле. Вдоль дороги сидели вооружённые люди до них было метров триста. Они тоже заметили броневик и сейчас напряжённо всматривались. У двоих были бинокли, но возможности командирского броневика нолдов была конечно же несравнимо круче. На псевдоиллюминаторах можно было приблизить объект примерно с двухкилометровой дистанции, может и дальше, но это было пределом в Улье. Дальше шёл горизонт.
— Гном, тормози. Наташа, придётся тебе выйти к ним и объяснить ситуацию. Сюда никого не веди, если кто-то увяжется за тобой, то Гном его снимет.
— Я поняла, Лесник. Не беспокойся, — она взглянула на меня как-то по-особенному и вышла из броневика без оружия. Впрочем, оно ей было не нужно. Походка у неё была что надо, она шла словно артистка. К нам в часть как-то приезжал ансамбль, девушки оттуда ходили по сцене также. Одна нога ставится перед другой и так поехали, раскачивая попкой в обтягивающем комбинезоне. Лямки комбеза подчёркивали её безупречную грудь, а нолдовский ствол на поясе говорил о том, что девушка не так проста, как кажется. При всём этом она загадочно улыбалась. Стронги вдалеке буквально вырывали бинокли друг у друга, желая подробнее разглядеть красотку. Наконец между ними состоялся контакт. Разговор длился минут десять после чего Наташа по рации передала что всё хорошо, и Гном поехал к ней.
— Лесник, старший от них хочет переговорить с тобой, — Наташа залезла в броневик.
— Прямо со мной? Я здесь никого не знаю.
— Хватит тупить, Женя. Со старшим он хочет поговорить, — Наташа кинула на меня испепеляющий взгляд. Я кивнул. Она открыла люк и махнула рукой высокому широкоплечему мужчине. Где-то в глубине меня уколола ревность. Чуть-чуть. Смешно, да? То Натаху Гному сватаешь, то обещаешь найти красавца, а когда он находится, то ревнуешь, причём у тебя есть молодая жена, правда временно не доступная. Чего у меня, блядь с башкой творится? А что вы хотите? Сами побывайте в пасти паука-людоеда…
— Джон, — представился мачо.
— Лесник. На больничном.
— И кто же так постарался?
— Паук два кластера назад.
— Черно-бурый? С клешнями? — уточнил Джон.
— Он. Встречали?
— Да, эта скотина у нас троих сожрала. А вы как же живы остались? — удивился мужик.
— А мы его сами сожрали, — засмеялась Наташа.
— Слабо верится, ну хорошо если так. Вы откуда едете?
— Из Центра в Остров, — я не стал пока ничего рассказывать. Я не знаю кто это, Наташа тоже. Единственная кто мог его узнать лежит в коме, хотя может папаша Кац, знает кого из них.
— И мы из Центра в Остров.
— Так вы из того каравана? — оживилась Наташа.
— Нет больше каравана, — он горестно повесил голову.
— Как это? — на этот раз не поверил уже мы.
— Нолды, много нолдов пролетало на своих кораблях разбомбили нас. Поймали нас на марше в предыдущем кластере и залили сверху газом. Они им обычно травят заражённых, но в этот раз мы выступили в их роли. Вы не представляете какая это ужасная смерть. Человек выплёвывает свои лёгкие, а затем растворяется изнутри. Те, кто с испуга забежал на черноту умерли там. Кто-то прямо на дороге, мы из тех, кому посчастливилось выжить. Мы встали лагерем в лесу, но боимся идти вперёд.
— Можете расслабиться, — похлопала его по плечу Наташа. — Нолдов больше нет. Все они мертвы.
— Центр выстоял?
— Центр выстоял, а вы почему ушли? — спросил до сих пор молчавший папаша Кац. Судя по его редкой шевелюре, вставшей дыбом, он был крайне раздражён.
— Мы решили попытать счастья в Острове. Нам показалось что там будет лучше. Больше воздуха, нет той тирании, которая царит в Центре и вообще спокойнее, — развёл руками Джон.
— В общих чертах понятно, — сказал я. — Рыба ищет, где глубже, человек, где лучше. Папаша Кац, мы не осуждаем их.
— Ну а как…
— Закрыли тему, — Кац захлопнулся на полуслове. — И так что сейчас? Сколько вас выжило?
— Пять сотен может быть, не больше.
— Почему дальше не пошли? Ведь до Острова уже рукой подать.
— Беда не приходит одна, — красавчик опять свесил клюв к полу. — Нас постигла другая напасть. Дальше по дороге засели сектанты и не дают нам пройти.
— Вас же пятьсот человек? — воскликнула Наташа! Всё-таки здорово, что они свалили из Центра. Жанна, наверное, перекрестилась, когда они ушли. Если там все такие обсосы как этот, то скатертью дорога.
— Главный у сектантов Святой Иннокентий, — выпалил Джон.
— Таки святой? — не сдержался Кац. — Неплохо при жизни святым заделаться. Устраиваются же люди. — С завистью в голосе пробормотал папаша Кац.
— Он сам так себя назвал. Но святость его другого толка. Он умеет приказывать людям.
— Постой, как нимфа? — спросила Наташа.
— Почти, с заражёнными у него плохо, вернее вообще никак. А вот людей он быстро вокруг пальца обводит.
— Не понял. Что значит «обвёл вокруг пальца»?
— Забубнил, заговорил, очаровал, загипнотизировал, — Джон попробовал подобрать слова. — Таким образом четыреста человек из выживших перешли к нему в лагерь.
— Сами ушли? — уточнил Кац.
— Да. После того как мы выбрались в этот кластер после бомбёжки нам повстречался Иннокентий. Он тут же сориентировался и начал свои проповеди. С ним вместе были несколько десятков человек. После двухчасовой проповеди четыре пятых ушли с ним. На нас его слова не произвели такого впечатления, и мы остались здесь приходить в себя. На следующий день от него появились люди и передали ультиматум. Или мы присоединяемся к ним или хрен кто пройдёт дальше. Вот сидим, думаем, как дальше быть.
— Давно сидите? — едко спросил папаша Кац.
— Уже недели три. Припасы какие были кончаются, что делать так и не знаем.
— Не пробовали просто пришить это святого Кешу? — подал голос Гном. Молодец парень, зрит в корень.
— Как?
— Ну зайти в лагерь и выстрелить ему в лоб, — пожал я плечами.
— Вы думаете это так просто? Как выяснилось он там не один. С ним как минимум сотня его преданных ему людей. Наши так, довесок. Кто-то, конечно, стал ярым фанатом святого Иннокентия, кто-то, наоборот, следующей ночью вернулся к нам. Но таких мало. И с оружием у него всё в порядке. Вас он тоже кстати тормознёт, — пообещал Джон.
— Надорвётся, — рассмеялась Наташа.
— Там дорога заминирована, колёса повредите и встанете. Запасные есть? Нет? Ну вот значит встанете. А так-то да, пушка у вас хороша, но боюсь вы ей больше наших уложите, чем его.
— Как он воздействовал на тех, кто ушёл? — спросил папаша Кац.
— Он читал свою проповедь о том, что мы должны жить в гармонии с этим миром. Улей любит нас, и он тоже. Кругом все братья и сёстры. Все, даже заражённые. Они даже больше, потому что поддались злому духу и нам предстоит помочь им освободиться от чар.
— Вот долбоёб, — разозлилась Наташа, — и что поверили?
— Как видите. Но это не всё. Ушли с ним те, кому он после проповеди дал причастия. Лепёшку из хлеба.
— Лжепророк. Психотропные лепёшки. Рецепт понятен мне. Кац предлагает сделать в Улье на одного святого меньше.
— Да, да. Мы за! — обрадовался Джон.
— Кац, объясни, — потребовала Наташа.
— Всё просто. Святой Иннокентий сильный ментат с задатками телепата. Плюс ко всему прочему балуется галлюциногенами и подмешивает их другим. Где берёт интересно? — объяснил Кац. — Если ему заткнуть рот и привести ко мне, то я сделаю из него достойного гражданина.
— Лоботомию? — улыбнулась Наташа.
— Что-то похожее, да. Мне ещё дед рассказывал про карательную психиатрию в СССР.
— Далеко он от вашего лагеря обосновался?
— Километров десять дальше по дороге. Они там даже пропускной пункт выстроили, но пока никто не проезжал с нашей стороны. Они дождутся Островитян, там Удмурт, жёсткий мужчина он этого святого на гребной винт намотает обязательно, — мстительно сказал Джон.
— Ну пока они узнают, пока приедут у меня борода в хрен упрётся, — не согласился ждать папаша Кац.
— Лучше и не скажешь, — согласилась Наташа. — Лесник?
— Что Лесник? Ты же видишь, — я показал на ногу. — Когда вырастет?
— Два дня. Послезавтра будешь бегать, — авторитетно заявил Кац.
— Значит так. Через два дня на третий я пойду на разведку. Потом буду думать. Потом земля обетованная примет в своё лоно святого Иннокентия. Не фига нам здесь с вами рассиживаться. У нас график, — я поднял указательный палец.
— Да, у нас график, — закивал Кац. — Выбиваться никак нельзя.
— Показывай дорогу в лагерь, Джон. Нам надо отдохнуть, — закончила разговор Наташа.
Через двадцать минут были на месте, проехав немного по дороге и свернули в начавшийся после полей лес. Лагерь «ушельцы» разбили на берегу речки, обнеся его высоким частоколом в два ряда и третий ряд вкопали под углом наружу, вероятно от заражённых. Неплохо они здесь устроились за три недели. В сам лагерь я не заходил на своей ноге, но Гном быстро всё разведал и доложил. Шесть больших землянок. Две женские и четыре мужских, пару деревянных строений, баня, столовая под открытым небом. В кластере стоял вечный август, загорай не хочу. Стаб известный и на этот раз не блуждающий, но никому не интересный. Поля с диким овсом, грибы, ягоды и магистральная дорога. Вот, пожалуй, и все достопримечательности. Подозрения мои отпали, это и правда были беженцы из каравана. Кац даже встретил двух знакомых с кем тут же отправился бухать и хвалиться историями, начиная с многострадального Запорожья. Папаша будет им вешать лапшу до утра, в чём я ни капли не сомневался. Вместе с ним я отправил Наташу и Гнома. Одну на поиски жениха, другого вынести с поля боя на себе знахаря если что, а сам завалился в броневике. Как только они ушли я тут же отрубился. Проснулся, однако, от того, что кто-то дубасил по входному люку. Я с трудом поднялся и цепляясь как мартышка поскакал к двери. Изнутри желающего войти можно было рассмотреть в появившемся окошке на внутренней стороне люка. Я щёлкнул тумблером и увидел по ту сторону Наташу.
— Ты чего так рано? — я попрыгал на свою койку.
— Да устала я чего-то. Джон этот ещё липкий какой.
— Мне показалось, что он тебе понравился.
— Вот именно, что показалось. Ты знаешь, Жень. Вот смотрю я на него, и невольно сравниваю с тобой, и такая хрень получается, — она уселась рядом со мной и протянула мне фляжку. Я принюхался и узнал самогон. На сон грядущий самое то. — Да, рослый, красивый, бабам нравится, но что-то в нём гнилое такое. Не мой типаж. Вот ты мой. — Она приблизилась ко мне и погладила по щеке. Затем её пальцы проворно пробежали вниз. Я не заметил, как оказался без своей пижамы. Её не смутил даже обрубок ноги, я заметил они здесь все такие напористые, не чета нашим лётчицам на аэродроме. Хотя женщин в улье было в два раза меньше, чем мужчин, но как это ни странно выбирали они с кем им спать. Этого правила придерживались все.
— Натаха, ну ты чего? Жена же рядом лежит.
— Ну и пусть лежит, она не обидится, — заверила меня девушка. — А мы и не расскажем, да?
— Ага, — где-то я уже это слышал, причём совсем недавно!