И сердца боль

38

Отец сам встретил его в аэропорту. Андрей отдал последние деньги на билет и первым рейсом вылетел в Москву.

Они ехали молча. Им не нужны были слова. Отец и сын и так понимали друг друга.

Сергей Петрович видел, как изменился Андрей. Повзрослел, что ли? С лица исчезла юношеская открытость, черты огрубели, стали мужественные. В глазах решимость и уверенность в своих силах.

Невольно Сергей Петрович залюбовался сыном. Но его беспокоила эта упрямая складка у рта, как у матери. Он не знал, что ему сказала Марго перед тем, как сын на следующее утро «сбежал» (так выразилась Марго), но зная свою жену, вполне догадывался, какой «счет» она ему предъявила.

Однако Андрей все же уехал! Уехал с единственной целью — никогда больше не возвращаться.

Сергей Петрович мог гордиться своим сыном! Андрей не позволил ей подсчитать его убытки! То, что сам Сергей Петрович не осмелился сделать в течение двадцати лет! А сын смог!

Но сейчас было не до семейных склок.

Марго, впавшая в тихую истерику в первые дни после «побега» сына, использовала все свое влияние, чтобы найти его. Нужно ли говорить, что очень скоро она знала все про Олю. Стала спешно собираться, но тут Сергей Петрович впервые «взбунтовался» по-настоящему. Он так яростно доказывал, что она еще больше оттолкнет Андрея от себя, если сейчас поедет к нему со своими требованиями, что Маргарита Львовна сдалась.

Тихо, тайком от него, она плакала в ванной, гремела на кухне своей идеальной посудой, забросила доклады и тезисы, глотала какие-то таблетки.

Вернувшись однажды домой, он обнаружил жену на полу, бледную и без сознания.

Сначала ее увезли в простую клинику, но потом кто-то «сверху» распорядился отправить ее в кардиохирургический центр, куда очередь была расписана на годы вперед.

Очнувшись, Маргарита Львовна первым делом спросила про Андрея. И тогда Сергей Петрович пообещал ей позвонить сыну…

Сейчас они ехали в эту клинику, и каждый думал о своем.

Андрей боялся расспрашивать отца, как все случилось. Боялся, что все произошло из-за него. Боялся, что вина, пусть даже косвенная, ляжет на него тяжелой каиновой печатью. Боялся и был уверен, что страхи не напрасны.

Мать — суровая, стойкая женщина. Никакие внешние обстоятельства не могли бы поколебать ее волю, ее веру в свои силы. А вот внутренние, семейные…

Думать об этом не хотелось. Все получалось так гадко, так нехорошо… Что теперь?

— Ты не должен себя винить, — сказал неожиданно отец, будто угадав его мысли. — Это бы рано или поздно произошло. Не дома, так на одном из ее заседаний.

— Она переживала?

— Переживала? — усмехнулся отец и слукавил. — Думаешь, по ней было видно? Вся в себе! Мне как-то раз пришла в голову забавная мысль, что если бы Марго по несчастливой случайности вдруг проглотила бы гранату с сорванной чекой, внутри нее произошел бы всего-навсего еле слышный хлопок!

Отец пошутил (что с ним случалось редко), но смеяться не хотелось. Андрей отвернулся к окну.

— Ей будут делать операцию? — снова спросил Андрей.

— По всей видимости. Врачи говорят, что процент успеха 50 на 50.

Отец говорил об этом так просто, будто это не его жена разделена страшной чертой и любой неосторожный шаг грозит катастрофой, гибелью. Андрею стало не по себе. Он замолчал, боясь подвигнуть отца на новые невольные признания нелюбви к матери.

Так и доехали до самого центра молча.