В этот день в редакции ожидались гости – редакторы других женских изданий – из Стокгольма, Парижа, Лондона – популярных как у себя на родине, так и за ее пределами. Были приглашены представители и других изданий, отнюдь не женских, с которыми успели сложиться просто деловые и дружеские отношения.
Энн не успела даже познакомиться со списком всех приглашенных – всю организацию этого мероприятия взял на себя старший менеджер – Ганс Шольц, и которому Энн всецело доверяла.
В одиннадцать, когда все приглашенные собрались в большом зале, который все шутливо называли презедентским, и были представлены друг другу, к Энн торопливо подошел один из сотрудников журнала и подал ей трубку радиотелефона. Она извинилась перед двумя англичанками, с которыми только что говорила, и отошла в сторону. Сказав всего пару фраз на немецком, она, неожиданно для англичанок, отчего те резко повернули головы и даже перестали говорить, перешла на чистейший русский. О чем говорила мадам Клайм англичанки не поняли. Но поняли одно совершенно отчетливо – разговор этот мадам был крайне неприятен. И как только мадам Клайм подошла к ним вновь, чтобы возобновить разговор, англичанки какое-то время не решались продолжить прерванную беседу – так изменилось и помрачнело лицо мадам.
Спас ситуацию Ганса Шольц – он увел англичанок с собой, предложив им ознакомиться со всеми выпущенными за неполный год номерами журнала «Eva». Через пару минут Энн уже слышала похвалы, расточаемые аскетически суровыми дочерями туманного Альбиона, отчего она улыбнулась и издалека помахала Гансу рукой. Этот знак внимания обрадовал Ганса – последнее время мадам была особенно грустна и не замечала кого-либо вообще.
Самому же Гансу мадам Энн понравилась с самого начала их знакомства, однако она пресекла все его попытки поухаживать за ней даже тогда, когда это было просто необходимо по правилам этикета. Он не понимал таких женщин и не считал настоящей женщиной ту, которая сильна и властна, а мадам Энн была именно такова. Хотя именно мадам он прощал все – силу и власть, деловитость и педантизм. Конечно ему нравились женщины, но нежные, послушные и мягкие, таких женщин в Германии уже не осталось – они еще были в России, по словам его друга тележурналиста, аккредитованного в Москве. Но, может быть, тот просто хвастался, зная вкусы своего приятеля относительно женщин, и желая его подразнить…
Ганс очень рассчитывал, что мадам Энн как-нибудь приедет к нему в его фамильный замок на берегу Рейна. Финансовые возможности семьи Шольц были весьма значительны, однако в их семье принято было не афишировать это, а просто работать, хотя бы на такой скромной должности, какая была у Ганса. Ему вообще хорошо работалось под руководством этой мадам. Он любил наблюдать за лицом Энн, когда у нее что-то не получалось или что-нибудь ломалось – лицо становилось беспломощным и Гансу казалось, что у нее в этот момент начинали дрожать руки. Чтобы увидеть такое выражение лица, ему даже пришлось как-то сделать глупость – спрятать ключи от ее машины. Мадам же в это время торопилась в аэропорт – встречать своего делового партнера из Швеции. Тогда Ганс выждал положенное время и предложил отвезти на своей машине. Отчего она одарила его своей странной улыбкой – беспомощной и даже застенчивой. И всю обратную дорогу Ганс размышлял о женщинах вообще и мадам Энн в частности. Картина получалась занятная – мадам не так уж и сильна, и этот факт ему понравился.
У него было много женщин и он даже когда-то был женат, но все его женщины были слишком деловиты и холодны, а ему всегда казалось, что деловитость – их главный недостаток. Потом он какое-то время работал в Японии и встретил очаровательную девушку, которую даже привозил в свой Детмолд, однако он ей показался слишком скучным. Не Ганс, а всего лишь его маленький город – со своим семидесятитысячным населением… Конечно, после двенадцатимиллионного Токио, хотя, какой кошмар – жизнь в таком мегаполисе… Мадам Энн другое дело, похоже, что ей больше всего нравится жизнь в провинции, она даже как-то ездила отдыхать в какой-то охотничий домик, кажется, это было около маленького городка Аугустдорфа. Тогда мадам приехала очень довольной, хотя и провела там всего три дня.
Прием подходил к концу, когда к Гансу подошла Тереза – секретарь-референт мадам Клайм – и шепнула ему на ухо, что в холле сидит какой-то человек с известием для мадам…
… После его ухода мадам Клайм долго сидела в каком-то оцепенении. Ситуация требовала немедленного ее разрешения и для этого нужно было срочно ехать. Но, может быть, она слишком придает этому значение? Чем может это ей грозить? Хотя… Пуганая ворона куста боится? Усмехнувшись про себя, мадам Клайм вышла из кабинета, твердо решив, что ехать ей все-таки придется.