Идея фикс

Глава 17

Пламену хотелось напиться. Он чувствовал себя полным идиотом, сомнамбулой, погнавшимся за привидением. Несколько часов он мчался по скоростной автостраде и заявился в причудливое место, никак не соответствовавшее его представлениям об отдыхе. Альфонсом он никогда не был, дамой тоже становиться не пробовал, хотя это и стало модным. Прелестницы, попавшиеся ему в холле самого высокого и фешенебельного отеля на побережье, казались переодетыми мужчинами. Они столь громким шепотом обсуждали вчерашние приключения, что и хохот, и отдельные словечки американского жаргона доносились от уголка отдыха до стойки портье.

Пожилой итальянец, приняв Пламена за своего соплеменника, с усмешкой кивнул в сторону дам:

— Американки! Особая порода. — Пламен не поддержал беседы. — Синьор надолго? — Портье распахнул книгу записи.

— На пару дней. — Пламен окинул быстрым взглядом гладкое одутловатое лицо шельмы и бывшего бабника, прикидывая, как подойти к интересующей теме. — Я разыскиваю одну синьору, — без обиняков начал он. — Ничего, кроме ее имени, мне не известно.

— Здесь дамы, как правило, меняют имена. И, знаете, можно даже по книге определить, какой кинофильм в какие месяцы имел успех. Когда прогремела Шарон Стоун, у меня здесь были сплошные Шарон, а сейчас косяком идут Селин.

— Это почему?

— Селин Дион поет песню в «Титанике», которую здесь везде крутят с утра до вечера. Грандиозный фильм, скажу вам, синьор. Очень впечатляет.

— Выходит, в полицию обращаться бесполезно? — настаивал на своем мрачный приезжий.

— Избави боже! У нас тут заповедник, свои секьюрити, свои места встреч и методы наказаний. К примеру, с кавалерами, нарушающими условия договора, здесь поступают весьма оригинально…

— Простите, а что насчет встречи? Вы сказали, есть определенные места?

— О, это ритуал! Все прибывающие сюда гости непременно посещают «Каскад». Отличный ресторан и очень недешевый. С «Каскада» преимущественно начинают, а потом… потом довольствуются пиццей прямо в постели. Мы держим специальных посыльных… — Портье маслено улыбнулся. — Самый активный спрос после трех ночи… Что делать — любовь разжигает аппетит.

— Благодарю за информацию. Там обязателен вечерний костюм?

— Достаточно пиджака. Работает прокат, где имеется одежда на любой вкус. Ничего не поделаешь, специфика! Многие дамы предпочитают «ковбоев» или мужчин, не похожих на тех, что толкутся дома в их гостиных… Ну, в молодежной, эксцентричной, скажем так, одежде.

— С этим у меня все в порядке. Пожалуйста, одноместный номер на два дня.

— Момент, синьор Бончев! — окликнул его портье, вручив ключи от комнаты. — В «Каскаде» есть бар. Вполне переносимо для кошелька и все хорошо видно. Вы точно никого не пропустите.

— Как раз то, что надо, — пробурчал Пламен и поспешил в свою комнату. Уже десять вечера, стоит поторопиться.

Через пятнадцать минут мрачноватый и не очень молодой мужчина занял местечко у барной стойки. «Только не напивайся. Будет стыдно, очень стыдно, если твоя погоня за прошлым и чистой совестью завершится очередной пьянкой». Он заказал легонький коктейль и, стараясь не упускать детали, огляделся. Главный зал ресторана под названием «Хрустальные грезы» выходил на широкую террасу, нависшую над водопадом. Здесь действительно было очень много хрустальных светильников, свисающих с потолка сталактитами и подсвеченных радужными бликами наподобие северного сияния. В левой части располагалась площадка для шоу, в правой, чуть на возвышении, — барная стойка. Если поднапрячься, то с табурета можно разглядеть чуть ли не весь зал. А вот толку от этого мало — столики прятались в лабиринте кабинок, тоже вроде «хрустальных», но не прозрачных, на террасе играл оркестр и пары тянулись туда, обтекая бар и сцену.

— Вам можно составить компанию? — На табурет рядом с Пламеном присела соблазнительная пышечка с огненными волосами.

— Чудесный парик, мэм. — Похлопав под мышкой, где профи обычно носят пистолет, он наклонился к курносому круглому лицу. — Я на работе, крошка. Выслеживаю опасного преступника. Прости, свидание в следующий раз.

— Хмм! А я что — на отдыхе?

Пламен взглянул на часы: если в ближайшие полчаса он не увидит Лару, то славно напьется в ее честь и забудет обо всем. Напрочь. Навсегда.

— Потанцевать же тебе можно? — без особой надежды поинтересовалась рыжая. — Для конспирации.

— Не откажусь, мэм. — Придерживая даму за локоть, он повел ее к выходу на террасу окольными путями, плутая среди спрятанных столиков.

— Думаешь, он здесь? — насторожилась рыжая.

— Возможно, и так. — Он вздохнул, все больше входя в роль сыщика.

Пары танцевали тесно, томно, обнявшись. Молодежный репертуар тут, видимо, был не в ходу. Еще бы! Среднестатистический возраст дам на прикидку не меньше полтинника. А кавалеров — 25. Судя по обилию драгоценностей, мехов, сверкающих вечерних туалетов, музыку заказывали леди. Склонив голову к груди своей дамы, Пламен упорно прочесывал толпу, двигаясь «челноком».

Кажется, это был вальс-бостон или другой медляк, непосредственно переходящий в лирические ласки. Лишь отдельные виртуозы на мгновения разъединялись, проделывая смелые па. Пламена задел юный силач, извинился, но рыжая толстушка успела налететь на другую пару. Удерживая ее, Пламен толкнул в спину высокую блондинку, пробормотал «простите» и окаменел. Кажется, он на мгновение вырубился, лишившись слуха и зрения. Перед глазами стояло мельком попавшее в «объектив» лицо — Лара!

— Эй, тебе здорово отдавили ногу? Шпильки — страшное оружие. Кстати, меня зовут Кэт, — трясла его за руку толстуха. — Парень, ты жив?

Пламен лишь проглотил слюну — в горле мгновенно пересохло. Он боялся обернуться, убедиться в ошибке, но она сама выплыла слева, ведомая опытным танцором.

— Тот самый? — шепнула Кэт.

— Похоже…

Кэт рассмеялась:

— Я поняла! Никакой ты не сыщик. Ты жену выслеживаешь. Вон как облинял — ни кровиночки.

— Прости, мне надо выпить. И подумать. — Оставив партнершу у дверей зала, Пламен отправился к бару. Теперь он видел ее очень хорошо. Даже слишком. В синей тафте, в объятиях молодого парня. Молодого, сильного и красивого. И смотрела она точно так же, как тогда, в Крыму, на Пламена — радостными, манящими глазами.

Красивая стала, еще лучше… Но зачем ей жиголо? Таким женщинам должны дарить дворцы и драгоценности за одну ночь принцы или голливудские звезды… Он машинально заказал и выпил кампари. Не самый любимый напиток. Так что же, что?

«Постой, чего ты бесишься? Ты расстался с ней четверть века назад. Возможно, у нее уже такой сын, как этот красавчик. Мой сын… — Пламен с усилием растопырил пальцы — он едва не раздавил в кулаке бокал. — Вспомни, зачем приехал. За отпущением грехов. Проследишь ее до отеля, нанесешь визит завтра и выложишь все, что должен был сказать давным-давно. Потом попросишь прощения и удалишься». — Пламен поймал себя на том, что бормочет вслух. И еще на мысли бросить все и напиться до беспамятства. Забыться. Не мучить ни себя, ни ее, не расковыривать старые раны. Жить как жилось. Но именно этого он не мог сделать теперь. Не мог уйти, не посмотрев ей в глаза…

Лару охватила давно забытая легкость и бесшабашное веселье. Сид оказался славным парнем. Он нравился ей, несмотря ни на что. А она — ему.

— Давай начистоту… — предложила она, как только были заказаны изысканные блюда и официант удалился, пожелав им счастливого ужина. — Скажи прямо — ты жиголо?

Сид покраснел! Потом пристально взглянул на нее из-под густых нахмуренных бровей:

— Нет… Вообще-то я здорово умею врать. И сейчас должен делать именно это, но как назло не могу. Ты, вы… вы прекрасная женщина, Лара. Я бы непременно влюбился в вас по-настоящему. Но вышло так, что совсем недавно я встретил ту, которую не могу забыть. Это смешно?

— Так и должно быть, Сидней… Но бывает, к сожалению, редко. Не можешь забыть! Восхитительная старомодность. Я полагала, с романтическими иллюзиями у молодежи давно покончено.

— Я тоже. — Сид пожал плечами: — Не пойму, как это произошло. Но произошло, это верно. Как ни печально осознавать.

— Надеюсь, мы не отменим ужин? После сегодняшней прогулки на катере и чудесного сна у меня волчий аппетит. — Неожиданно для себя Лара ощутила облегчение.

— О, конечно же! Спасибо. Спасибо, что не обиделись и не отказались провести со мной вечер. Мы сделали такой заказ! — Он тоже, похоже, почувствовал себя свободней.

— Но зачем тебе мое общество, мальчик? Не можешь ужинать в одиночестве? — Лара вновь стала собой — немного уставшей, немного циничной, немного разочарованной дамой. Призрак любви — настоящей или разыгранной, бывшей или будущей — улетел к пестрым сталактитам, насмешливо помахав крылышками.

— Я искал вас… Мне надо только одно — услышать от вас правду. Речь идет о серьезных вещах, — медленно, преодолевая сомнение, выговорил парень.

— Господи, ты из ФБР?

— У меня частное расследование. И веду я его чрезвычайно неловко. Ах, теперь все равно… Вам что-то говорит имя Келвина? Арчи Келвина?

— Н-нет… Нам доставили закуску. Приступим, а я пошевелю извилинами… Он музыкант?

— Бизнесмен, американец… — Сидней кивнул вопросительно смотрящему на шампанское официанту. Тот извлек изо льда бутылку и ловко открыл ее именно так, чтобы и хлопок был, и пена, но не на костюмах клиентов. Лара взяла бокал.

— За удачу, Сидней. Я полагаю, нам обоим она сейчас не помешает.

Они выпили и перешли к соблазнительно выглядевшим блюдам. Здесь предпочитали французскую кухню. Поэтому на столе появились волованы с паштетами из печени, лосося, осетрины. В качестве горячей закуски в сверкающей жаровне подали утиную печень, запеченную на свежем инжире с маслом, настоянном на цедре апельсина и лимона. Под эти кулинарные роскошества напоминание Сида о летнем отдыхе в семьдесят втором году выглядело старой сказочкой. Но Лара погрустнела.

— Я хорошо помню то лето. И твоего отца, только забыла его фамилию. Значит, Келвин… Возможно, господин Келвин рассказал тебе, что у меня был роман с болгарским фотографом… Семнадцатилетняя девчонка, впервые обнявшая мужчину… Нет, дело не в сексе. Вернее, не только в нем. До сих пор я считаю, что пережила единственную настоящую любовь в моей жизни… Чем меньше реальных оснований, тем дольше живет иллюзия. Когда двое провели вместе всего пару недель, а расставание оказалось сущим адом, то боль утраты остается навсегда… Возможно, если бы нам удалось пожениться, мы вскоре развелись бы. Причем с лютой враждой… Если любовь умирает сама, остается поганый привкус и тайная уверенность, что никакой любви и не было. А вот если ее убивают — остается иллюзия…

— Простите, Лара. Я затронул невеселую тему. Похоже, для всех участников этой истории то лето оказалось не лучшим. Я видел Анжелу и Снежину…

— О! Как сложилась судьба этих девочек?

— Я расскажу после того, как вы развеете мои сомнения… Снежина уверяет, что в плену у бандитов она передала вам пленку. Собственно, я разыскиваю ее.

— Пленку? Ах, да! Черная пластиковая фишка, не больше шашки. Я считала себя боевой девочкой — была уверена, что папа защитит меня от всего… Даже от диких налетчиков… — Лара горько усмехнулась.

— Бандиты отобрали пленку? — напрягся Сид, всеми силами желавший поставить точку в расследовании. Пусть хоть такую. Не станет же Арчи разыскивать бандитов?

— Они не обыскивали нас. Я сунула пакетик за подкладку бюстгальтера. Понимаешь, тогда в СССР хорошее белье было редкостью. А у меня, естественно, оно имелось — черный гипюр на атласной подкладке с твердыми чашечками… Да, у меня тогда уже была крупная грудь…

— Куда вы потом дели пленку? Передали милиции?

Лара посмотрела на него круглыми от удивления глазами:

— Почему в милицию? Господи, не знаю… Честное слово… Я и не вспоминала о ней. Такие события закрутились…

— Вы сунули белье в стирку, когда вернулись в Москву?

— Возможно… Конечно! Хотя… Нет… такие нежные вещи я стирала вручную. Машины у нас выпускало оборонное производство. Они работали, как мясорубка.

— И что, что же случилось? Стирали и не нашли кассету?

Лара отрицательно покачала головой:

— Ничего не нашла… Более того! Я не нашла самого бюстгальтера. Да, сейчас точно вспомнила, что даже огорчилась, потеряв любимую вещь…

— Выходит, пленка осталась в Крыму… — Сид расслабился, словно из него вытащили натянутую струну. — Уф! — С шумом выдохнул он. — Вечная ей память, этой треклятой пленке. Хотя нет — счастливой. Благодаря ей я встретил много хороших людей. И Софи.

— Ее зовут Софи? Ту девушку, которую невозможно забыть?

— Она дочь Снежины…

— А мою дочь зовут Мария. Она еще школьница… Сидней, тебя очень огорчила пропажа этой дурацкой кассеты? Может быть, ты мне не веришь?

— Верю. Если честно, я с самого начала предчувствовал, что затея Арчи окончится чем-то подобным. Отлично… Может, ему таким образом, через меня, хотелось встретиться с прошлым?

— Похоже на то. — Лара с улыбкой посмотрела на Сиднея. — Он выбрал отличную кандидатуру на роль «дублера». Я рада, что мы познакомились. У меня в последнее время была не слишком веселая жизнь. Я злилась на себя, на обстоятельства и готова была наделать кучу ошибок. А теперь мне легко и весело. Завтра я улечу домой и расскажу Машке, как чудесно провела время у озера.

— Хочешь, я расскажу о давних знакомых?

— Лучше потанцуем. У меня отличное настроение. Все же я не зря притащилась в это местечко, а ты уверял, что потрясающе танцуешь. Или это для конспирации?

— Арчи советовал мне не приставать сразу с расспросами. Он опытный сыщик.

— Еще бы! В те годы в СССР мог оказаться только американский шпион.

— И… — Сид замялся. — Он мне не отец.

— Вот это уже я не выдержу!

Смеясь, они вышли на веранду. Сид двигался прекрасно, поддерживая свою даму с нежным почтением.

— Все же немного жаль, что ты не жиголо! — засмеялась Лара. — Я ведь примчалась сюда со зла. На себя, на всех мужчин, за то, что они не похожи на того, первого. Ой! — Лару толкнул кудрявый брюнет. Она кивнула на него Сиду. — Что они такие, как этот грубиян. Даже толком не извинился.

— Сегодня я твой преданный кавалер, Лара. Я изо всех сил стараюсь казаться лучше, чем есть.

— Получается здорово. Но поверь мне, ты и в самом деле чудесный…

Они вернулись за столик, на котором произошла смена блюд. И даже нежные цветы в вазе сменились двумя крупными алыми розами.

— Одну в петлицу джентльмену, одну — мне, насколько я поняла эту символику. Но сначала попробуем, силен ли местный шеф в мясных блюдах… Ты можешь не отвечать, но я не могу не спросить. Что было на той пленке?

— Новая сказка, и уж действительно смешная. Но придумал ее не я — Арчи. Я только вошел в долю и выполнял поручение. Ведь он уже совсем старикан. Симпатичный старикан… Жаль… огорчится… Видите ли, Лара, на дне Черного моря уже целый век покоится клад. Мистер Келвин пребывает в приятнейшем заблуждении. Он полагает, что сумеет достать его.

Они шли к отелю Лары по набережной вдоль берега. Глядя на гладь озера, Лара отчетливо вспоминала черноморские ночи и шепот Пламена «обичам те»… Рассказ Сиднея о кладе звучал фантастически, но это не имело значения. Арчи Келвину, как оказалось, бывшему агенту разведслужб, не сиделось без дела, и он придумывал хитроумные способы разбогатеть. Ну, что ж, другие играют на бегах или в лото, лезут в различные телеконкурсы. Сидней, кажется, хорошо сознавал безнадежность своих розысков. Но он-то как раз остался в выигрыше — нашел девушку, которую не может забыть. А что нашла госпожа Решетова?

На темной воде плясали цветные блики от огней набережной, пахло водорослями и сладкими ночными цветами. Хорошее оформление, конечно, великое дело в лирических историях. Но как ужасна освещенная сцена, если на ней нет актеров, способных сыграть хороший спектакль…

— Ненавижу пустыню… — неожиданно для себя сказала Лара. — Раскаленный песок, от которого нет спасения… Наверняка я бы не смогла почувствовать что-нибудь, кроме отвращения, среди бескрайнего мертвого, палящего жаром песка. Это я о фильме «Английский пациент». Желтое, мертвое, перетекающее волнами пространство, конечно, здорово выглядит на пленке, стильно и вроде не слащаво. Пустота и безжизненность окружения подчеркивают внутренний накал чувств. А вот если люди испытывают друг к другу те же чувства под пальмами у кромки лазурного прибоя — слащаво, банально. Я — заурядная бюргерша. Обожаю пальмы и кромку прибоя.

— Мне довелось видеть пустыню лишь с самолета, когда летел в Каир… — Сид достал из петлицы смокинга красную розу и задумчиво покрутил ее. — Может, я скажу пошлость, но этот цветок нравится мне больше. Больше всех песков в мире. Он похож на Софи… Думаю, что я нашел клад, Лара. Только, к несчастью, не для себя. Не может же Сидней Кларк стать родней графини и премьера Фаруха?!

— Все возможно… Я уверена — все. Любовь — могучее оружие, я не сумела им воспользоваться. И не смогла исправить ошибку… Но мы пришли. Вон и мой домик — уютный и тихий. Лишь в холле горит свет.

Свернув на аллею, ведущую к отелю, Сид остановился:

— Завтра я уеду. Спасибо за чудесный вечер.

— Ты не позволил мне оплатить свою долю в счете. Можно было бы ограничиться баром на пляже. Непозволительная расточительность.

— Расточительность — не что иное, как умение доставлять себе удовольствие. Так утверждает Арчи, оправдывая свое безденежье. Но я с ним согласен. Разве ты одела бы столь восхитительное платье в пляжный бар? А мой вечерний костюм? Не смейся — он взят напрокат. Тоже из опыта Арчи. И потом, когда еще я смогу повести даму в такой ресторан? Возможно — никогда. Не вспоминать же мне, краснея от стыда, как я взял деньги у приглашенной на ужин очаровательной женщины?

— Спасибо, Сидней… Мне тоже почему-то кажется, что этот вечер я буду вспоминать довольно часто. Прощай. Будешь в Москве — непременно заходи в гости и передай привет мистеру Келвину. — Вместо того чтобы протянуть руку, Лара положила ее на плечо Сида и поцеловала его в щеку. — Завидую Софи.

В это мгновение некто огромный и страшный, хрустя ветками, выскочил из дебрей постриженного кустарника и сбил Сида с ног. Лара тихо взвизгнула, отпрянув в сторону. Резко вскочив, Сид ударил в колени нападавшего, повалил его и двинул в челюсть. Тут же из темноты появились двое крепких парней в летних костюмах и предъявили жетоны:

— Охрана курорта. Нужна помощь, синьора?

— На нас напал какой-то человек… — Лара смотрела на поднимающегося с дорожки мужчину. А он на нее, так, словно увидел привидение.

— Здравствуй, Лара, — сказал Пламен по-русски, размазывая сочащуюся из носа кровь.

— Ты?! — она попятилась, качая головой. — Не может быть…

Секьюрити сориентировались:

— Выходит, мы здесь лишние?

— Да, да. Это мой друг…

Охранники исчезли. Трое молча стояли на освещенной голубоватыми фонарями дорожке. Сид, морщась, разминал ушибленное колено.

— Сидней, это Пламен Бончев. Тот самый, — наконец сказала Лара и обратилась к Пламену: — Сидней — друг мистера Келвина, того, что отдыхал тогда в Крыму.

— Черт! Дерешься ты здорово! — Пламен легонько толкнул парня.

— Простите… Я думал… Меня вы тоже неплохо приложили. И без всякого повода.

— Ты приставал к даме…

— Перестаньте… Поднимемся ко мне и выпьем кофе. Ведь нам надо поговорить, да? — предложила Лара.

— Не думаю, что удобно ночью посещать номер одинокой леди двум столь драчливым кавалерам, — возразил Пламен. — Я знаю здесь маленькое ночное кафе. Абсолютно пустое.

— Согласна. — Лара посмотрела на Сида: — Идем?

— Полагаю, вам надо побеседовать, а мы с тобой, Лара, почти простились. Завтра я уезжаю. Если возникнут проблемы — комната 27, отель «Сирена». Приятно было познакомиться, синьор Бончев. Желаю удачи, господа. — Откланявшись, Сид быстро зашагал вниз к озеру.

— Ну что… составишь мне компанию? — Пламен тревожно взглянул на Лару.

Она легко содрогнулась и вдруг стала опускаться, держась за живот… Да она хохотала! Согнувшись, прижав ладони к животу, Лара смеялась, содрогаясь всем телом. Потом села на каменный бордюр, поджала колени и спрятала в них лицо. Смех прекратился, она тихо всхлипывала и не прекращала лить слезы всю дорогу.

В кафе она сразу же юркнула в туалетную комнату и долго плескала в лицо холодной водой, потом смочила носовой платок и приложила ко лбу. Мысли яснее не стали. Так бывает во сне: изо всех сил мучительно страшишься понять нечто — нечто очень простое, необходимое, важное. И не можешь.

— Извини, я напугал тебя. — Встревоженный Пламен ждал ее за столиком. Перед ним матово запотели два высоких бокала с крюшоном и дымились чашечки «капуччино».

— Все в порядке. Не могу привыкнуть к чудесным случайностям. Хотя именно эту ждала всегда. Даже в московском метро заглядывала в лица кудрявых брюнетов.

— Это не случайность, Лара. Я узнал, что ты была в Милане, но опоздал. Некто Бонован предположил, что ты могла отправиться в эти места, и я рискнул.

— Случайность… Нет — куча случайностей! Я ведь и сама не понимала, зачем приехала сюда, а не вернулась домой. Ты мог не найти меня.

— Должен был. Давно должен был. — Он опустил глаза и мучительно поморщился. — Не хочешь ударить меня? Ну, тогда обругай, прокляни.

— Поздно. У меня уже и зла нет. — И в самом деле, справившись с волнением неожиданной встречи, Лара смотрела на него холодно и отстраненно.

— Ты вправе ненавидеть меня, вправе презирать, но ты должна знать, почему я не разыскал тебя в то лето.

— Я и тогда знала. Увлекся другой — это вполне нормально.

— Пожалуйста, не перебивай меня… То, что произошло с нами в Крыму, оказалось серьезнее, чем я думал… Да, вокруг было полно прехорошеньких малышек. Но я тосковал о тебе. Не сильно, не до смерти, не так, чтобы бросить все к черту и рвануть в Москву правдами и неправдами… Думал: вот отработаю договор, получу деньги — и махну. Намечал встречу на осень… И тут… тут ты сказала, что беременна… И что у тебя трудности. Я понял — медлить нельзя и с трудом оформил себе поездку в СССР. Можешь не верить, но на следующий день меня арестовали. Они уже давно следили за мной, и в Москву, конечно, не выпустили бы, но приглядывались, выявляя связи. Знаешь, в чем обвинили меня? — Пламен хмыкнул. — В шпионаже. Ведь у меня были контакты с иностранцами, а некий американец усиленно предлагал контракт в его рекламной фирме. Он оказался цэрэушником. И вроде, как они якобы установили, хотел завербовать меня. Но не успел. Все это раскручивали целых пять месяцев. Когда меня отпустили за недостаточностью улик, я сразу рванулся звонить тебе. Твоя мама сказала, чтобы я навсегда забыл этот телефон, что ты вышла замуж за знаменитого шахматиста и очень счастлива… До меня тогда дошло. Тот парень еще в лагере увивался возле тебя.

— Господи… Мама ничего не сказала мне!

— Не вини ее. Какой я был бы парой для дочери крупного русского министерского чиновника? Ведь меня все еще держали под подозрением. Перекрыли выезды за рубеж… Это был тяжелый период… Я стал бороться, за меня вступились правозащитники, начался скандал в прессе… Когда я заявил, что вынужден эмигрировать, меня отпустили в Америку… Но было уже поздно. Нашему ребенку к тому времени исполнилось уже пять лет.

— Ребенка не было… — Лара перевернула на блюдце чашечку с кофейной гущей. — У меня был стресс… Я сильно тосковала. Замуж вышла, как во сне. В больницу попала прямо из ресторана, где устраивали банкет… Врачи засуетились — невеста в фате, в кружевах, на носилках… Ребенка сохранить не удалось. Это была пятимесячная девочка… — Она с усилием взяла себя в руки, отгоняя подступившие слезы. — Потом было много всего. Сейчас у меня растет дочь Маша — она уже окончила первый класс.

— Выходит, ты все же сумела устроить свою жизнь… — Пламен вздохнул. — Слава богу, мне стало легче… Все эти годы я жил с ужасной тяжестью на душе… Но не хотел беспокоить тебя, ворошить прошлое… Ты очень красива, Лара. Ты превратилась в восхитительную женщину. Я рад, что у тебя хорошая семья.

Она усмехнулась:

— Помнишь у Пушкина стихи, обращенные к няне: «Выпьем, дряхлая старушка…»? Так вот — Арине Родионовне было сорок два. Как мне… А ты все же стал знаменит?

— Стал. И знаменит, и богат, и свободен. Но вот со счастьем — не вышло. Конечно, было всякое. — Он улыбнулся: — Покуролесил. Но горя было больше… Я женился в тридцать пять. Клара напоминала мне тебя. Нежный, прекрасный цветок… У нее было слабое сердце…

— Не удалось вылечить?

— Я потерял жену и неродившегося ребенка… Странно, словно прошел по той же тропинке испытаний вслед за тобой… Выходит, я потерял двоих детишек… Больше у меня не было. Печальный день. Вернее, ночь… Пожалуй, я выпью что-нибудь покрепче.

— Мне очень жаль… — Лара покрыла своей ладонью его смуглую руку и заглянула в глаза. — Мы оба — не слишком удачливы в этой жизни. Хотя, кажется, имели все, чтобы быть счастливыми. Странно… Ты встречался со Снежиной?

— Очень давно. Она бросила сцену, стала графиней и вполне благополучна. У нее дочь и сын.

— Я знаю. Сидней недавно навестил их. И еще ту русскую девушку, что пела в ансамбле. Теперь она поет в церковном хоре.

— Анжела, кажется? Удивительно… Такая была отчаянная крошка. Помню, как отбивал ее от поклонников.

— Теперь она не окружена роскошью и вниманием мужчин. Живет со старенькой мамой. Одевается в темное. Сидней даже не решился подарить ей яркий шарф от Версаче, который передал Арчи… — Лара перевернула чашку, вглядываясь в рисунок на донышке.

— Ты умеешь гадать? — Пламен перевернул и свою чашку.

— Эй, неправильно, надо от себя.

Он повернул блюдце вокруг оси.

— Теперь так?

— Хитрый.

— Ну и что там у тебя?

— Вполне реалистическая картинка. Дорога. Смотри — общее темное поле разделено белой полосой, — объяснила Лара.

— А что за точка посередине?

— Это я. Одинокая понурая фигура.

— Слишком большая и толстая. Похоже на целую компанию. А что у меня на донышке? — Он удивленно присмотрелся. — Кажется, Эрнст Хемингуэй. Борода, мужественное лицо… Понял! Я же снимал рекламную серию к парфюмерии «Прощай, оружие»!

— Ты живешь в Америке?

— Теперь в Милане. Мы с Кларой сбежали сюда от нью-йоркского смога. И еще потому, что мне предложили хорошую работу. У меня своя студия, дом… Только в нем немного… Немного чересчур свободно. Хочу купить квартиру в Милане.

— Обожаю этот город… Так ее звали Клара?

— Да. Почти совпадение. — Пламен поспешил переменить тему. — А где ты живешь?

— В хорошем старом районе, в центре Москвы. И вообще, у меня вполне устроенная жизнь… Завтра уеду домой.

— Позволь отвезти тебя? Мой автомобильчик прямо как самолет.

— Позволяю… — Ларе все время казалось, что они говорят не о том, упорно избегая главного, важного. Возможно, это последняя встреча, и сколько раз потом, вспоминая разговор, она будет укорять себя за то, что не сказала самого нужного.

Пламен думал о том же. Отлично, что у Лары хороший муж, дочь, дай бог ей счастья… Именно об этом он и молил всегда высшие силы… Но это не вся правда. Не вся.

— Лара, ты помнишь наряд рабыни?

Она с усмешкой кивнула:

— Я все помню.

— Я тоже… Ну, например, как нас схватили бандиты в ресторане.

— А как ты вытащил меня из объятий «султана»? Кстати, он стал премьер-министром Фаруха и предполагает, что является отцом дочери Снежины.

— Вот это да! А я и не заметил, что у них было нечто этакое.

— Я тоже… Я вообще ничего не замечала, кроме тебя, кроме своей влюбленности… Боже, до чего же я была счастлива!.. Но как быстро прошло все… И каким призрачным оказалось счастье.

— Быстро… Жизнь прокатила, грохоча вагонами, словно скорый поезд, я остался на перроне, так и не решившись впрыгнуть в вагон… Черт! Я должен, должен был разыскать тебя! Убрать с дороги этого шахматиста, пусть он хоть трижды знаменит и заботлив. Ты не можешь любить его!

— Мы давно развелись с Зиновием. Он, кажется, живет в Израиле. Моя дочь от другого мужа…

— Ну и что?! Да какая разница! Я не должен был отдавать тебя другому… Вцепиться в поручни несущегося состава и карабкаться на лязгающие ступеньки… До крови, до разрыва сердца!

— Может, и мне следовало сделать попытку забыть обиду, найти тебя и узнать о случившемся… Как много ошибок мне бы удалось избежать.

— Эх, если б можно было начать все сначала! Частенько я уничтожаю негативы, рву распечатки и начинаю все заново… А вот с собственной судьбой деликатничаю, позволяя ей растоптать себя…

— Прекрати. Ты молод, ты признанный мастер. Поезд еще не промчался. Есть шанс вскочить в последний вагон.

Глаза Пламена блеснули огнем и погасли.

— Невозможно… Разве ты не поняла — я снова прыгнул мимо. Моя удача — это ты. Мне никогда не угнаться за ней…

Лара проспала всего два часа — в восемь утра под ее окнами сигналил автомобиль. Она выглянула: у желтого «Порше» стоял Пламен, а рядом с ним Сид. Накинув халат, Лара сбежала в холл.

— Доброе утро. Прими поскорее душ, мы едем, — объявил бодрый и веселый Пламен. Когда они расставались, он был мрачнее тучи.

— Куда? Мы договорились выехать через два часа, чтобы успеть к московскому рейсу.

— Все объясню по пути. Надо подбросить парня.

Лара беспорядочно засунула в чемодан вещи и быстро оделась. В дверь тихо постучали:

— К тебе можно? — На пороге стояла одетая в вечернее платье Рона. — Сейчас возвращалась со свидания и увидела в холле двух потрясающих джентльменов. Они к тебе! Поздравляю, — вот это темп!

— Сама удивляюсь. — Лара кивнула на чемодан: — Мы уезжаем. Счастливого отдыха, дорогая.

В машине Сид молчал. В отличие от Пламена он выглядел сонным и мрачным. Курорт остался позади, шоссе поднялось на холм, откуда открывался вид на синее озеро и дремлющие в густой зелени особняки. Солнце уже взошло, но повсюду еще блестела роса — алмазная россыпь, украсившая праздничный убор земли.

— Чудесные все же здесь места, — вздохнула Лара. — Интересно, чей указующий перст послал меня сюда и кто из высших затейников организовал нашу встречу?

— Серж Бонован, — в один голос откликнулись мужчины.

— Пока его не канонизировали в святые угодники, я поставлю свечу Деве Марии. В Домском соборе. Ради таких редких праздников, таких ослепительных вспышек и крутится лента серенького и вроде бессмысленного бытия.

— Меня тоже преследует странное чувство — будто происходит что-то очень важное, — сказал Сид. — Мне не удалось уснуть, и когда я увидел Пламена, то почувствовал облегчение… Понимаете? Ну не должны мы были расстаться просто так! Не может быть у длинной, запутанной истории простенький конец.

— И я подумал то же самое! Вскочил, схватился за голову: нельзя же так! Съездил вчера парню в ухо, получил от него зуботычину и гуд бай! Он родился и вырос за те годы, пока мы медленно шли навстречу друг другу. Мы все-таки шли, Лара! Мы поняли, что больше тянуть нельзя.

— Это ты понял, а я слепо неслась куда-то на привязи у интуиции. Она волокла меня, словно хозяйка за ошейник упирающуюся собачонку… Отлично, что ты прихватил Сиднея. Мы успеем посидеть в ресторанчике. Или…

— Именно. Или, — согласно кивнул Пламен. — Все уже решено, синьора Решетова. Позвольте вашей интуиции и дальше волочить вас за ошейник. Только теперь поводок из рук этой не очень надежной дамы перехватил я.

В открытые окна салона врывались потоки воздуха, взлохмачивая волосы, овевая упругой волной лица, надувая парусом рубашку Пламена и взметая флагом лазурный шарф Лары. У всех троих был такой вид, словно они спрыгнули с парашютами и теперь летели навстречу земле. Чудесной, загадочной, полной открытий — той, на которую они еще не ступали.