Игра без правил. Как я была секретным агентом и как меня предал Белый дом

1. Дорога к ЦРУ

Все началось ранней весной 1985 года. Президент Рейган только что был приведен к присяге на второй срок, а Дайана Плейм, бывшая школьная учительница из богатого пригорода Филадельфии Хантингтон-Вэлли, штат Пенсильвания, пила кофе и, просматривая газету «Филадельфия инкуайрер», вырезала из нее объявление и отложила в сторону, чтобы послать дочери, студентке старшего курса в Университете штата Пенсильвания.

«Однажды я наткнулась в газете на объявление о том, что ЦРУ проводит собеседование, — вспоминает Дайана Плейм. — Я вырезала его и отправила по почте дочери».

К тому времени, когда летом 2007 года миссис Плейм в подробностях излагала эту историю журналистам, ее дочь Валери Плейм Уилсон стала самой знаменитой из всех секретных сотрудников ЦРУ, рассекреченных собственным правительством.

Громкие скандалы вокруг ЦРУ случались и раньше. В 1970-х годах бывший агент ЦРУ Филип Эйджи опубликовал списки имен агентов ЦРУ в ходе тщательно спланированной им кампании, направленной на разоблачение внешней политики США. Позднее, во времена Никсона, общественность узнала о том, что агенты ЦРУ осуществили в ходе президентской избирательной кампании незаконное прослушивание штаб-квартиры Демократической партии в гостинице «Уотергейт». Летом 2007 года ЦРУ опубликовало на 702 страницах собственные документы, «фамильные драгоценности», раскрывающие подробности той роли, которую это секретное ведомство сыграло в годы холодной войны, занимаясь слежкой за американскими журналистами, засылая агентов в студенческие организации, выступавшие против войны во Вьетнаме, организуя политические убийства лидеров иностранных государств, утаивая от ФБР причастность ЦРУ к Уотергейтскому делу, а также обучая полицию в странах с авторитарным режимом методам борьбы с движениями левого толка.[55]

Однако события лета 2003 года, связанные с разглашением — да еще через центральную печать — причастности дочери Дайаны Плейм к секретной деятельности ЦРУ, не вписываются в общую картину шпионских скандалов. Разоблачение Валери Плейм не обусловлено ни политическими убийствами, ни тайными поставками оружия, ни какими-либо другими «шалостями» ЦРУ. Оно произошло на фоне закулисной политической склоки между Белым домом и ЦРУ — ни тем ни другим не хотелось брать на себя ответственность за недостоверные данные, использованные для оправдания вторжения в Ирак. Администрация Буша полагала, что отвечать должно ЦРУ, и в аппарате вице-президента даже подготовили соответствующий проект выступления для директора ЦРУ. Комиссии Конгресса по делам разведки, контролируемые республиканцами, горели желанием помочь Белому дому изложить дело следующим образом: за все недостоверные сведения, прозвучавшие в заявлениях Белого дома накануне войны в Ираке, отвечает ЦРУ.

Но тут на сцене появляется отставной дипломат и рассказывает совершенно иную историю. По словам Джозефа Уилсона, Белый дом не мог не знать, что все предвоенные заявления о том, что Саддам Хусейн якобы пытался закупить пятьсот тонн уранового концентрата, желтого кека, у мелкого африканского государства Нигер, являются фальшивкой. На каком основании? А на том, что Уилсон сам побывал в Нигере по распоряжению ЦРУ — в свою очередь выполнявшего поручение вице-президента проверить сведения об «урановой сделке» с Нигером, — после чего представил отчет, согласно которому эти сведения следовало считать фальшивкой.

В марте Комиссия ООН по безопасности ядерных объектов пришла к выводу, что документы, на основании которых США и Великобритания доказывали осуществление нигерской сделки, являются фальсификацией. Тем не менее США не остановили вторжение, и к лету 2003 года Белый дом был охвачен паникой: в Ираке не обнаружено и следа оружия массового уничтожения. Главный предлог для развязывания войны с треском рушился, на оккупированных территориях ширились антиамериканские выступления, а до следующих президентских выборов оставался всего год.

Паника еще больше усилилась после того, как 6 июля 2003 года Уилсон опубликовал свои обвинения в газете «Нью-Йорк таймс» под заголовком «Чего я не обнаружил в Африке». Нужно было срочно придумать, как бросить тень на этого Уилсона, посмевшего утверждать, будто Белый дом использовал заведомо недостоверные сведения, чтобы убедить американскую общественность в необходимости войны в Ираке. Вице-президент Дик Чейни со своими советниками тайно навели справки о Уилсоне через высокопоставленных лиц в ЦРУ и Госдепартаменте и выявили одну деталь, весьма полезную для того, чтобы развернуть всю историю в другом направлении. Оказалось, что жена Уилсона, Валери Плейм Уилсон, работает в ЦРУ. Мало того, она сотрудник особого подразделения, призванного противодействовать распространению оружия массового поражения.

И Белый дом развернул кампанию по нашептыванию журналистам: не стоит-де придавать слишком большое значение истории Уилсона, ведь его послали в Нигер главным образом благодаря его жене, сотруднику отдела ЦРУ по мониторингу за распространением оружия массового уничтожения, — она-то и помогла ему получить эти (неоплачиваемые!) гастроли. На полях оттиска статьи Уилсона вице-президент Чейни написал: «Уж не жена ли устроила ему турпоездку за казенный счет?»

Корреспондент «Нью-Йорк таймс» Джудит Миллер после двухчасовой беседы с Льюисом Скутером Либби, главой аппарата вице-президента, пометила у себя в блокноте: «Валери Флейм (так!) Уилсон». Беседа состоялась в одной из гостиниц в Вашингтоне, и Либби не включил ее в свой официальный календарь.

«Сам Уилсон в ЦРУ не работал, но его жена Валери Плейм — оперативный сотрудник Отдела по борьбе с распространением оружия массового уничтожения» — так писал в своей колонке Роберт Новак 14 июля 2003 года.[56] А советник президента Буша Карл Роув сказал телеведущему Крису Мэтьюсу, что жена Джозефа Уилсона — это отныне «доступная мишень».

В свое время Ричарду Никсону удалось скрывать свою осведомленность о незаконном проникновении в уотергейтский штаб соперников-демократов до тех пор, пока его не переизбрали на второй срок, хотя впоследствии обнародование этого факта вынудило его сложить с себя президентские полномочия. Администрация Буша не менее успешно контролировала средства массовой информации по вопросу о крайне противоречивых обоснованиях войны в Ираке, пока президент не был переизбран на второй срок в 2004 году. И только год спустя, в октябре 2005 тода, главе аппарата вице-президента Скутеру Либби было предъявлено обвинение, по которому он был осужден в 2007 году и приговорен к 30 месяцам тюремного заключения, 250 тысячам долларов штрафа и двум годам испытательного срока за дачу ложных показаний и противодействие расследованию участия сотрудников Белого дома в разглашении секретного агента ЦРУ Валери Плейм.[57]

2 июля 2007 года президент Буш отдал приказ о смягчении наказания Либби, оставив в силе обвинительный приговор присяжных, но избавив Либби от перспективы сесть на нары и стать первым со времен президентства Никсона сотрудником Белого дома, отбывающим тюремное заключение.

Но весенним утром 1985 года, перелистывая «Филадельфия инкуайрер», Дайана Плейм думала только о том, что в отличие от своих подруг ее дочь до сих пор не уверена, чем она хотела бы заняться. «Все ее подруги уже выбрали свою дорогу в жизни, — рассказывала Дайана Плейм. — Она собиралась было поехать с друзьями во Флориду на пасхальные каникулы, но поездка не состоялась, и она вернулась домой и сказала, что, пожалуй, примет участие в тестировании, объявленном ЦРУ. Господь послал нам с мужем, — продолжала Дайана Плейм, — замечательных детей. Ни с сыном (Робертом Плеймом — старшим сводным братом Валери), ни с дочерью у нас никогда не было проблем». Валери всегда была «очень ответственным и в то же время веселым, замечательным, гармоничным человеком». В младших классах она играла в хоккей, в старших — выступала за школу на соревнованиях по легкой атлетике. У нее всегда был тесный круг друзей, которые, по словам ее матери, «во всем хотели быть первыми» и оставались при этом хорошими, добрыми детьми.

Брат Валери Роберт, шестнадцатью годами старше ее, сын отца от первого брака, следуя семейной традиции, выбрал военную службу и стал морским пехотинцем. В 1967 году он служил во Вьетнаме и был тяжело ранен. Известие о его ранении обрушилось на семью внезапно. Однажды они узнали, что в их отсутствие к дому подходили двое военных. «Я кинулась к соседям, — вспоминает Дайана Плейм этот ужасный день, — и принялась стучать в дверь. Видели ли они десантников у дверей? Да, видели. Муж так и рухнул в кресло. Когда морпехи вернулись, я открыла дверь и спросила только: он жив или погиб?» Он был жив, но тяжело ранен во время разведывательной вылазки. Пуля разорвала артерию на правой руке. Его доставили в медпункт, где, по словам Дайаны Плейм, оказался хирург, проводивший инспекцию медицинского обслуживания армии США во Вьетнаме. Он осмотрел Роберта и сказал: «Я спасу вам руку». Понадобилось три года и четырнадцать операций, чтобы Роберт выздоровел.

Это переживание вызвало большие, хотя и не сразу заметные перемены в родителях Валери, особенно в отце, Сэмюэле Плейме, отставном полковнике и командире эскадрильи ВВС. «Мы были убежденными республиканцами, пусть и не имели партийных билетов, — говорит Дайана Плейм. — Но мой муж разочаровался в их политике после Вьетнама» (в том числе и потому, что США вели там боевые действия, хотя официально президент войны не объявлял).

Дайана и Сэм Плейм любили путешествовать, особенно по Европе, впоследствии и Валери последовала их примеру. Когда Дайане Плейм было уже под тридцать, она два года работала во Франкфурте, в американской школе при базе Третьей бронетанковой дивизии. «Я отправилась туда, чтобы подольше не выходить замуж, — смеется она. — Но домой вернулась вместе с Сэмом. В Германии я жила в общежитии для медсестер, не на основной базе, и рядом с госпиталем был офицерский клуб. Однажды вечером мы пошли туда с подругами, и вдруг ко мне подходит офицер и спрашивает „Не согласитесь ли выпить со мной?“» Она согласилась, как позже согласилась выйти за него замуж, и 13 августа 1963 года родила дочь Валери в Анкоридже, на Аляске, где Сэм служил командиром эскадрильи на местной базе ВВС. «Так получилось, что и брат мой был пилотом ВВС, и муж — полковник ВВС в отставке», — говорит она.

В 1966 году, когда Валери еще не было трех, семья перебралась в пригород Филадельфии, где выросла Дайана Макклинток Плейм. Валери училась в начальной школе Пайн-Роуд, а впоследствии в средней школе Лоуер-Морланд в богатом округе Монтгомери, а мать работала в школе в соседнем городке Абингтон.

Как описывает Валери Плейм в своих мемуарах, они с родителями часто паковали чемоданы и отправлялись в Европу рейсами первых, тогда еще бюджетных (дешевых), авиакомпаний. Дайана Плейм с ностальгией вспоминает, как в 1973 году они снимали виллу в Порто Санто-Стефано в Тоскане. Дайана выбрала виллу, откуда «открывался вид на Тирренское море, а все окна выходили на террасу». Позднее родители Валери не раз навещали дочь, когда она выполняла задания в Афинах, Лондоне и Брюсселе.

В Пенсильванском университете Валери изучала немецкий язык и бизнес и была членом женского студенческого общества. Как вспоминает Дайана Плейм, после первого курса Валери вместе с университетской подругой отправилась работать на туристское ранчо в Вайоминге, неподалеку от Йеллоустонского национального парка. На втором курсе она провела целый семестр в Германии, в Кёльне, изучая немецкий язык.

Зная о любви дочери к путешествиям, о ее интересе к международным событиям и истории, а также принимая во внимание семейную традицию государственной службы, Дайана Плейм вырезала объявление ЦРУ в «Филадельфия инкуайрер» и послала его Валери. Так Валери обрела профессию, в которой добилась успеха.

Ожидая результатов проверки, Валери сняла квартиру в районе Гловер-парк в Вашингтоне и устроилась на работу в знаменитом старинном универмаге «Вудворд и Лотроп» в центре города. Как сообщает «Вэнити фэйр», Плейм обручилась и вскоре вышла замуж за своего однокурсника Тодда Сеслера, который вначале намеревался работать в ЦРУ вместе с ней, но после передумал.[58] Брак оказался недолговечным.

Когда в 1985 году Валери начала работать в Управлении, оно переживало период бурного роста и масштабных преобразований. Директором ЦРУ в то время был Уильям Кейси, человек жесткий, убежденный антикоммунист, доверенное лицо Рейгана и, по мнению многих, лучший из всех директоров ЦРУ, хотя впоследствии несколько сотрудников Управления предстали перед судом по делу «Иран-контрас», участие в котором было санкционировано Рейганом и Кейси, несмотря на то что это шло вразрез с поправкой Боланда, согласно которой США не имели права оказывать военную поддержку антикоммунистической оппозиции в Никарагуа.

Валери Плейм была включена в инновационную программу подготовки кадровой элиты, внедренную с подачи Кейси и будущего директора ЦРУ Роберта Гейтса. В группах примерно по пятьдесят человек будущие аналитики и оперативники разведслужбы бок о бок осваивали теоретические основы деятельности Управления, а также государственное устройство и политические системы разных стран, прежде чем отправиться на «Ферму» для полувоенной боевой и оперативной подготовки. По словам ее однокурсников, ежегодно в программу подготовки стажеров включалось не более 250 прошедших по конкурсу курсантов. Осенью 1985 года сокурсники Валери знали ее как «Вал П.».

«Это было в годы правления Рейгана, и мы получили всестороннюю подготовку, — вспоминает Брент Каван. — Нам говорили, что, помимо зарплаты, в каждого из нас вложено по четверти миллиона долларов». Программа подготовки кадров, по словам Кавана, включала «широкий охват всех сторон деятельности ЦРУ: как работает наше правительство, как не срабатывают коммунистические системы, как работает Управление, что такое политическая экономия». Освоить все это — «задача не для слабаков», особенно если учесть, что учеба сопровождалась проверками физического и психического состояния, а также испытаниями на полиграфе (детекторе лжи).

В то же самое время Управление подвергалось поистине революционным изменениям в отношении подбора кадров. В прошлом ЦРУ предпочитало принимать в штат пресловутых «парней, которые учились в Йельском университете и сами были сыновьями парней, которые учились в Йельском университете и были сыновьями парней, которые учились в Йельском университете», по выражению Милта Бирдена, бывшего главы Отдела ЦРУ по СССР и Восточной Европе. Эта кадровая политика была унаследована ЦРУ от предшественника времен Второй мировой войны — Управления стратегических служб (УСС). Однако в 1980-х годах, во времена Рейгана — Кейси, ЦРУ формировало новый тип элитных кадров, и процесс отбора регламентировался теперь не столько принадлежностью к высшему классу и университетам «Лиги плюща», сколько способностями кандидатов.

«В то время они расширяли армию, расширяли Управление — мы боролись с Советским Союзом, мы боролись со шпионами», — поясняет Каван. По его словам, «в 1985 году ЦРУ отбирало людей молодых, способных и образованных. На собеседовании оценивался не только университетский диплом — Управлению требовались люди с широким кругом интересов, обладающие разносторонними дарованиями, умеющие ориентироваться в мире, толковые и находчивые».

Когда Плейм пришла в ЦРУ, демократизация в подборе кадров распространялась и на новые возможности карьерного роста для женщин. «Руководящие должности тогда занимали преимущественно мужчины, — вспоминает Ларри Джонсон, другой стажер набора 1985 года. — Она попала туда в начале переходного периода. Это было время социальных сдвигов, начатых, по иронии судьбы, при Рейгане. Билл Кейси, с каким бы презрением ни относились к нему некоторые, был лучшим директором ЦРУ за последние пятьдесят лет. Он горой стоял за своих людей. Были и у него провалы, но в целом он знал свое дело — разведку. Валери числилась среди „малышей“. Мне было тридцать лет, а ей двадцать два». Джонсон рассказывает, что он и другие стажеры постарше были «старшими братьями» для тех немногих курсантов, кто только что закончил колледж.

«Она держалась сдержанно и несколько замкнуто… не пыталась делать вид, будто представляет собой что-то особенное. И язык не распускала, — с одобрением вспоминает Джонсон. — Сейчас понимаешь, что она, тогда еще совсем зеленая, отличалась необыкновенной зрелостью и серьезностью. Понятно, она хотела, чтобы и ее воспринимали всерьез».

По словам Джонсона, среди пятидесяти курсантов их выпуска только трое достигли статуса самых засекреченных сотрудников ЦРУ, «агентов под неофициальным прикрытием» (НОП), — и Валери одна из них. Когда в 2003 году ее рассекретили, несколько ее бывших сокурсников, занятых кто в бизнесе, кто в правительстве, а один и вовсе действующий секретный агент Управления, — те, кто около двадцати лет назад знали ее только под именем «Вал П.», — открыто встали на ее защиту в знак протеста против того, как с ней обошлись.

Дайана Плейм признается, что, узнав от Валери по телефону о публикации Новака, она почувствовала даже облегчение. «Я понимала, что она страшно переживает. Но мне самой стало легче, оттого что больше не придется так волноваться за нее». Дайана Плейм «мало что знала» о карьере дочери в ЦРУ, что, возможно, и к лучшему. «Я понятия не имела, что она секретный агент. Она ни словом не обмолвилась об этом».

2. Командировка в Афины

3. Под неофициальным прикрытием

4. Работа на «Острове ненужных игрушек» (1997–2000)

В то время как Управление пыталось выжить и выстоять в условиях бесконечной смены, «чехарды» директоров, падения боевого духа и смещения приоритетов в концепции национальной безопасности, Плейм получила приказ вернуться домой из Брюсселя для консультаций.

В 1997 году, всего лишь год спустя после устройства на работу, она была отозвана в США и определена в новый Отдел по борьбе с распространением оружия массового уничтожения (ОБР) в составе Оперативного директората, куда, по единодушному мнению коллег, она попала в числе сотрудников, лично отобранных руководителем отдела. Но, со слов ее матери, непосредственной причиной, вернее, той, которая была озвучена тогда, стало опасение, что Плейм могла попасть в число разведчиков, выданных предателем Олдричем (Олдриджем) Эймсом, высоким чином из ЦРУ, который девять лет работал на русскую разведку, прежде чем был разоблачен в 1994 году. Как вспоминает Дайана Плейм, «Валери срочно отозвали из Европы. В Управлении опасались, что ее имя попало в тот самый список. Она была подавлена и угнетена тем, что после всех ее усилий, подготовки и работы, которая ей так пришлась по душе, ее вернули назад».

Похоже, так и не выяснилось, действительно ли Плейм попала в списки Эймса, переданные русским. По данным бывших руководящих работников разведывательного ведомства, Эймс, прежде чем его разоблачили, входил в состав аттестационной комиссии и имел доступ к досье (хотя настоящих имен там не содержалось) всех секретных агентов под неофициальным прикрытием, входящих в категорию «гражданских служащих разряда 12» (ГС-12) и ожидавших продвижения по службе до уровня ГС-13.[80] «Настоящих имен он не знал, но у него были все данные о них, в том числе их местонахождение», — отмечал бывший сотрудник разведки. По его словам, шеф Службы международного развития, руководящий программой НОП, «не смог установить, какие данные Эймс передал русским. Он так и не сказал, а может, сам не помнил».

По сообщению Си-эн-эн, в 1995 году на закрытых слушаниях в Конгрессе тогдашний директор ЦРУ Джон Дейч признал, что «Эймс выдал более сотни разведчиков США. Десять из них были казнены. Другие попали под контроль КГБ. Эти подконтрольные агенты использовались Советами, чтобы передавать ЦРУ специально подготовленную информацию, которая затем попадала к ключевым политическим деятелям, включая президента».[81] По словам бывшего оперативного сотрудника, даже годы спустя то там, то сям происходили «странные вещи» и это вызывало в Управлении подозрение, что причиной могла служить информация, выданная Эймсом и только с большим опозданием обработанная и использованная русскими на практике. «Это похоже на огромный склад в конце фильма „Искатели утраченного ковчега“, — говорит бывший разведчик про все те сведения, которые Эймс передал русским. — В некоторых случаях понадобились годы, чтобы установить, что за тем или иным провалом Управления стоит информация, которую Эймс некогда „слил“ КГБ и которая теперь доставляет ЦРУ массу неприятностей, мягко говоря».

Возвращение домой обернулось для Плейм неким судьбоносным и счастливым событием. Как вспоминает Дайана Плейм, «в первые же выходные по возвращении ее приятельница, с которой она познакомилась за границей, турчанка, пригласила ее в посольство Турции на какое-то важное мероприятие. И там они с Джо нашли друг друга».

Джозеф Уилсон IV, бывший посол США в Габоне, будучи послом в Ираке, стал последним американским дипломатом, встречавшимся с Саддамом Хусейном. Ко времени встречи с Валери он занимал должность политического советника при генерале Джордже Джоулване, Верховном главнокомандующем объединенными силами НАТО в Европе, находившемся в штаб-квартире войск США в Штутгарте (Германия).[82] Он приехал в Вашингтон на прием, устроенный Американо-турецким советом в резиденции турецкого посла, одном из красивейших зданий Вашингтона; прием состоялся накануне церемонии вручения наград военнослужащим США, принимавшим участие в войсковых операциях в Боснии.

Уилсон вспоминает, что вечер, когда он встретил Валери на приеме, отличался каким-то особым очарованием: «Представьте себе роскошную парадную лестницу, которая ведет наверх в зал для приемов. Я стою у стены зала, буквально в последний раз оглядывая помещение… и у противоположной стены вижу красавицу-блондинку. В этот момент я буквально оглох и перестал воспринимать гул голосов трехсот человек гостей. Все окружающие вообще исчезли. Я видел только ее ослепительную улыбку, и мне казалось, будто она парит в воздухе. Я думал только о том, что я ее откуда-то знаю — но вот откуда? Она каким-то образом оказалась рядом со мной, и я понял, что на самом деле я ее не знаю». Но к этому моменту он уже был влюблен.

В то время Уилсону было сорок семь лет, и он как раз разводился с женой-француженкой, а Плейм было тридцать три. Они обменялись визитками, и он до сих пор не выдает название ее компании, только упоминает, что она числилась «вице-президентом» по международным делам.

— Она сказала мне, что живет в Брюсселе и работает в энергетической компании, — говорит он.

Плейм вернулась в Брюссель, чтобы, по словам ее матери, «свернуть дела». Уилсон отправился в Штутгарт. Несколько недель спустя она написала ему по электронной почте, указав в строке темы «г-ну послу». Они договорились пообедать вместе, когда он приедет в Брюссель по делам НАТО. Их отношения развивались так стремительно, что вскоре оба осознали неизбежность совместного будущего. «Мы решили, что созданы друг для друга, — говорит Уилсон. — Валери немного моралистка и, прежде чем позволить нашим отношениям перейти на другой уровень, сочла необходимым убедиться, что меня не отпугнет то, чем она на самом деле занимается. Она сказала: „Я должна тебе кое в чем признаться. Я работаю на ЦРУ“. И она очень нервничала при этом», — вспоминает Уилсон.

Она никогда не сообщала о своей принадлежности к ЦРУ никому, кроме ближайших родственников.

«Я спросил в ответ: „Единственное, что мне важно знать: Валери — это твое настоящее имя?“ Она сказала, что имя настоящее».

Позднее, в 1997 году, оба переехали в Вашингтон: Уилсон получил назначение в Совет национальной безопасности на пост советника Клинтона по африканским проблемам, а Плейм перешла на работу в Отдел по борьбе с распространением ОМУ. Они поселились вместе в отеле «Уотергейт», а 3 апреля 1998 года поженились в здании суда округа Колумбия; родители Плейм стали свидетелями на регистрации брака.

Плейм очень метко характеризует Отдел по борьбе с распространением ОМУ (ОБР) как «остров ненужных игрушек». По словам бывшего ответственного работника ЦРУ, сотрудники Оперативного директората относились к новым функциональным структурам вроде ОБР или его аналога, Антитеррористического центра (АТЦ), созданных в девяностые годы для контроля за растущими современными угрозами, как к бюрократическим выскочкам, которые нарушают привычное деление по географическому принципу. По словам этого сотрудника, работники ОБР — это «группа фанатиков», чьи международные операции создают серьезные осложнения для широкой сети агентов ЦРУ. Работники ОБР нередко вторгались со своими заданиями на чужие разведтерритории. Плейм подтверждает эти разногласия. «Более давние и опытные отделы взирали на ОБР с сильным подозрением и недоверием», — вспоминает она.

Основателем и первым начальником Отдела по борьбе с распространением ОМУ стал Джеймс (Джим) Пэвитт, всегда с иголочки одетый уроженец Сент-Луиса, опытный разведчик, в прошлом резидент в Люксембурге, начальник подотдела в Африканском отделе; позже он работал в Совете национальной безопасности (СНБ) под началом Брента Скоукрофта, консультанта Джорджа Буша-младшего по вопросам национальной безопасности. По воспоминаниям сослуживцев, Пэвитт имел репутацию дамского угодника, любил окружать себя красивыми женщинами. После работы в Белом доме при Буше-старшем Пэвитт был в 1993 году направлен в отдел, занимавший промежуточное положение между привычным делением на оперативную и аналитическую деятельность: в Центр по борьбе с распространением ОМУ (ЦБР), входивший в состав Разведывательного директората — аналитической команды ЦРУ. Президент Клинтон усиливал нажим на Управление, побуждая заниматься прежде всего отслеживанием и противодействием угрозе распространения ядерного, химического и биологического оружия. Работая в ЦБР при Разведывательном директорате, Пэвитт пришел к мысли о создании собственного центра в составе Оперативного директората, против чего активно выступал начальник тогдашнего центра в Разведывательном директорате Гордон Элер, рассматривая эту идею как посягательство на свою территорию. Но идея получила поддержку Тенета, предшественника Пэвитта на посту эксперта по разведке в Совете национальной безопасности. Как свидетельствует бывший ответственный сотрудник Управления, Клинтон полагал, что «нам необходимо усилить разведывательную деятельность и стать более настойчивыми в вопросах противодействия распространению оружия массового поражения. Обеспокоенность президента угрозой распространения оружия массового поражения нельзя назвать необоснованной. Джим получил добро от Тенета… Гордон Элер пришел в ярость. Руководство Оперативного директората сопротивлялось до последнего».

Но победу одержал Пэвитт. Получив карт-бланш от руководства, Пэвитт приступил к тщательному подбору сотрудников, часть из которых, по разным причинам, проявляли недовольство предыдущими назначениями. В этом свете вполне логично было привлечь к работе агентов НОП вроде Плейм.

«Джим был знаком с Валери, поскольку оба они работали в европейской службе, — сказал отставной сотрудник. — Он привел с собой целую команду, частично из тех, кого постигла неудача с предыдущим назначением, предложив им работу, и они были ему преданы. Они горели желанием показать всем [в Управлении], что они по-прежнему хорошие профессионалы… Он создал настоящий коллектив».

Уже одно из первых решений Пэвитта вызвало настоящий шок у руководства Управления. «В 1996 году развернулись дебаты по поводу использования агентов НОП в ОБР, — рассказывал тот же сотрудник. До тех пор все агенты НОП подчинялись Службе международного развития. — Но Джим не желал зависеть от [шефа этого отделения], он предпочел иметь агентов НОП в собственном распоряжении. Последовала жесткая подковерная борьба, и вновь победил Джим благодаря поддержке Тенета».

По словам сотрудника, именно в ОБР «рождались всякие странные идеи. Порой какая-нибудь из них срабатывала». Нарушая традиционные нормы ведения дел в Оперативном директорате Управления, ОБР сумел отличиться по крайней мере однажды — сенсационным разоблачением в 2003 году А. К. Хана, организовавшего подпольную торговлю ядерными материалами и оборудованием.

Абдул Кадыр Хан, пакистанец, получивший европейское образование и докторскую степень как специалист по металлургии, в начале семидесятых поступил на работу в голландском филиале «Уренко» (URENCO), международного концерна, работавшего над развитием центрифужной технологии обогащения урана. «Едва начав работать в „Уренко“, Хан принялся искать доступ к урановой центрифуге, по ходу дела приобретая знания и опыт», — пишет Гордон Корера в своей книге «Торговля бомбами» о ядерной сети Хана. В 1974 году Хан предложил себя премьер-министру Пакистана в качестве шпиона по ядерным технологиям:

Хотя уже в 1979 году Хан попал в поле зрения ЦРУ как руководитель секретной ядерной программы в Пакистане, в эпоху Рейгана антикоммунизм считался важнее антираспространения, а потому, как пишет Корера, США и ЦРУ тесно сотрудничали с руководством и спецслужбами Пакистана по тайным поставкам оружия для сил моджахедов, воевавших в Афганистане против Советской армии.

И только в конце девяностых, продолжает Корера, «ЦРУ и МИ-6 [британская служба безопасности] решили более энергично приняться за ядерную сеть Хана и выяснить, что она собой представляет… Небольшая трансатлантическая команда, разрабатывая Хана, сосредоточилась прежде всего на определении ключевых участников его сети, а затем приступила к сбору подробной информации об их деятельности… Старая добрая стратегия вербовки послужила ключом к раскрытию сети А. К. Хана. По словам главы секретной службы ЦРУ, понадобилось „десять лет кропотливой работы, включая многомиллионные затраты на вербовку информаторов, тайные ходы, виртуозные ухищрения и бесконечное терпение, в недостатке которого нас так часто упрекают, чтобы вначале выследить, а затем разоблачить Хана“».[84]

Это подтверждается и свидетельством Тенета:

Расследуя планетарную по размаху деятельность Хана, в конце 1990-х годов ЦРУ удалось выяснить, что Хан в числе своих международных поездок трижды посетил Африку, включая крошечное, нищее государство Нигер, чьей главной статьей экспорта является уран.

Вот что пишет об этом Корера:

ЦРУ решило выяснить это. В своей книге Плейм упоминает о том, что она работала в одном помещении с группой, занятой этим делом: «Мое рабочее место находилось в помещении, которое мы с коллегами окрестили „секретным беличьим дуплом“: солнечный свет проникал сюда редко, окон не хватало. Здесь же располагалась небольшая группа сотрудников, неусыпно следившая за пакистанцем А. К. Ханом, наладившим целую сеть по распространению ядерного оружия». В то время Уилсон, муж Плейм, только что создал собственную консалтинговую фирму, сосредоточенную главным образом на услугах для клиентов, желающих инвестировать в Африку, на которой он специализировался, много лет проработав там на дипломатическом поприще, а впоследствии, при Клинтоне, возглавляя сектор Африки в Совете национальной безопасности. Уилсон планировал деловую поездку в Африку. Воспользовавшись этим, ЦРУ предлагает Уилсону, как нередко предлагало другим бизнесменам, собрать любую возможную информацию о поездке Хана в Нигер — и Уилсон соглашается.

Поездка Уилсона в Нигер в 1999 году с поручением от ЦРУ впервые получила огласку на заседании Комитета по разведке Сената США в 2004 году в докладе о предвоенных данных разведки:

По всей вероятности, последняя цензурная купюра касается Хана. Сам Уилсон в дипломатической автобиографии не упоминает поездку 1999 года в Нигер, скорее всего, потому, что, хотя открыто он об этом не пишет, ЦРУ взяло с него подписку о неразглашении.

Даже после того, как Комитет Сената по разведке обнародовал подробности его поездки 1999 года, Уилсон не комментировал это и ссылался на государственные отчеты. Собранные из разных источников данные сводятся к следующему: в 1999 году ЦРУ обратилось к Уилсону с просьбой во время поездки в другую африканскую страну остановиться в Нигере и попытаться прояснить вопрос об урановых сделках.

В структуру ЦРУ входит Отдел национальных ресурсов, чья работа состоит в том, чтобы обращаться к крупным, пользующимся доверием ЦРУ руководителям — например, генеральному директору какой-нибудь нефтяной компании или, как в случае с Уилсоном, бизнес-консультанту, имеющему опыт поездок и давние связи с Западной Африкой, — с просьбой в рамках своей деловой поездки представить краткую сводку для Управления по тому или иному вопросу или осторожно навести справки — исключительно на добровольных началах, из чувства патриотизма. Отдел национальных ресурсов как раз и осуществляет такие контакты с целью получения информации. Как пояснил один из руководящих сотрудников ЦРУ, пожелавший остаться неназванным, «такая практика существует уже много лет». Американские бизнесмены, посетившие какую-либо страну и склонные поделиться информацией, работают с Отделом национальных ресурсов, выросшим на основе Отдела сбора внутренних данных времен холодной войны.

Государственные отчеты, упомянутые выше, показывают, что ЦРУ настораживали поездки Хана в Нигер и Западную Африку. По словам источника, располагающего информацией по делу Хана, «Контору интересовало, что он замышляет? Каковы конечные цели?».

Но согласно докладу Комитета по разведке и данным Гордона Кореры, Уилсон не нашел доказательств, что поездка Хана в Нигер имела какое-либо отношение к урану. Корера пишет: «Уилсон рыскал по пыльным улицам Ниамея и опрашивал немногочисленное население города, не встречал ли кто группу приезжих. Уилсон разговаривал с местными политиками, таксистами и всеми, кто мог наткнуться на такую группу. Но поездка ничего не дала, и ЦРУ отчета по этому делу не составило».[88] В докладе сенатского Комитета по разведке говорится несколько иное: ЦРУ составило отчет по поездке Уилсона, но не дало ему хода: «поскольку бывший посол не выявил информации» о Хане «во время своего визита в Нигер, ОБР не стал рассылать разведывательную сводку по этой поездке».

Совершенно очевидно, что какое-то документальное подтверждение поездки Уилсона в Нигер в 1999 году существовало. И в нем содержалась одна деталь, которая впоследствии привлекла внимание аппарата вице-президента Чейни. Обнародование документов ЦРУ в 2007 году в ходе процесса по делу бывшего главы аппарата вице-президента Льюиса Скутера Либби обнаружило нечто поразительное.[89] Согласно Джефу Ломонако, соредактору протоколов процесса по делу «Соединенные Штаты против И. Льюиса Либби», «весной 2003 года ЦРУ заявляет, что было две линии сообщений по Нигеру — Ираку, и одна исходила от засекреченного источника, посетившего Нигер в начале 2002 года, то есть от Джозефа Уилсона». В июне аппарат вице-президента получил эту информацию и быстро вычислил, что неназванный секретный источник — не кто иной, как Уилсон. К июлю Либби совершенно очевидно узнал и о поездке Уилсона в Нигер в 1999 году, о чем говорит пометка «Хан + Уилсон» на той же странице, где сделана запись о поручении вице-президента провести беседу с корреспонденткой «Нью-Йорк таймс» Джудит Миллер, — речь идет о той самой встрече, в ходе которой он раскрыл, что жена Уилсона работает в ЦРУ.[90]

Действительно, записи Либби от 8 июля 2003 года показывают, что Чейни задал ему вопрос о предполагаемой попытке закупить у Нигера уран, предпринятой А. К. Ханом.[91] Свидетельские показания в суде убеждают нас в том, что приблизительно в то время, когда вице-президент задал свой вопрос, а Либби сделал пометку «Хан + Уилсон», Либби выяснял у юридического советника в аппарате вице-президента Дэвида Аддингтона, какого рода документация может существовать, если супруг сотрудницы ЦРУ выполнял задание Управления по сбору информации, а также есть ли у президента право уполномочить раскрытие секретных данных. Складывается впечатление, что вице-президент и его помощник прикидывали правовой риск от утечки секретной информации — как по поводу статуса Плейм, так и по документам ЦРУ, относящимся к поездке Уилсона в Нигер в 1999 году для выяснения возможных контактов А. К. Хана, — предположительно с тем, чтобы акцентировать роль жены Уилсона в связи с его поездкой, а попутно пояснить, кто такая его жена и где она работает. Иными словами, подстраховать версию аппарата вице-президента о том, что Уилсон не заслуживает доверия, потому что благодаря протекции своей супруги просто воспользовался возможностью «прокатиться» за казенный счет.

Тогда окажется, что, хотя Уилсон по меньшей мере дважды ездил в Нигер по поручению ЦРУ, в 1999 и 2002 году, и оба раза пришел к выводу, что беспокойство по поводу нелегальной торговли ураном не имеет под собой оснований, ведомства ЦРУ и Белого дома расходятся во мнениях: по мнению последнего, в одном из отчетов ЦРУ по результатам поездки Уилсона можно было усмотреть намек на то, что Ирак пытался получить уран в Нигере. На худой конец, аппарат вице-президента мог использовать оба эпизода, чтобы очернить Уилсона.

У Отдела по борьбе с распространением ОМУ (ОБР) были несомненные успехи вроде кампании по разоблачению А. К. Хана, но были и несомненные провалы. В главе о работе в ОБР Валери пишет: «Я обнаружила, что меня переполняют патриотические чувства и возрожденное осознание собственной нужности… Приходилось прилагать неимоверные усилия и привлекать порой в качестве агентов самые невероятные кадры для того, чтобы грамотно расставить приманки и ловушки и как можно ближе подобраться к намеченной цели… Оперативная работа нравилась мне именно такими обходными маневрами и внезапными поворотами. Думай на ходу и не забывай, что „закон бутерброда“ может сработать, когда меньше всего этого ожидаешь, — вот залог успеха. Неплохо также всегда иметь про запас план „Б“ и строго соблюдать правила безопасности… С такой перспективной установкой и мощной поддержкой со стороны руководства оперативники отдела расторопно провели несколько замысловатых операций, имевших целью внедрение в сети поставки оружия и их последующую ликвидацию. И хотя все мы радели за общее дело, в коллективе царил дух здорового соперничества, каждый старался отличиться и провести операцию наиболее эффективно и творчески».

Один такой случай, когда перспективная установка, творческий подход и привлечение «самых невероятных кадров» столкнулись с действием «закона бутерброда», описал журналист Джеймс Ризен в своей книге «Состояние войны». Поражающая воображение операция «Мерлин», о которой поведал Ризен, состояла в следующем: ОБР решил представить бывшего русского инженера-ядерщика как безработного специалиста, жаждущего за большие деньги продать секретные ядерные технологии. По плану, русский специалист должен был продать Ирану копии российских чертежей ядерной бомбы, в которые предварительно были внесены преднамеренные «просчеты» американскими ядерщиками из Национальных лабораторий Сандиа в штате Нью-Мексико. Согласно книге «Состояние войны», суть плана заключалась в том, что Иран, затратив не один год на создание ядерной бомбы по заведомо дефектным чертежам, сфабрикованным ЦРУ, во время испытаний обнаружит, что оружие это не работоспособно.

Однако, по данным Ризена, план осложнился тем, что русский специалист мгновенно заметил отклонения в чертежах и, не получив удовлетворительного объяснения от сотрудников ЦРУ, забеспокоился, не намерено ли ЦРУ его подставить. В панике он нашел для себя выход — написал письмо, извещающее иранскую миссию МАГАТЭ в Вене, что вложенные в конверт чертежи содержат неточности. Одним ударом он лишил смысла всю операцию и к тому же потенциально помог Ирану решить некоторые технические проблемы с разработкой собственной ядерной бомбы. Как говорит Ризен, эта опрометчивая операция была порождена отчаянием после серии провалов других тайных операций — столь же творческих и нестандартных способов проникнуть в развитие ядерной программы Тегерана, ни один из которых не сработал.[92]

Дополнительные сведения о том, что во время службы Валери ОБР проводил операции по сбору данных об иранской ядерной программе, открылись в ходе расследования по делу Либби. 1 мая 2006 года ведущий новостного кабельного телеканала Эм-эс-эн-би-эс Дэвид Шустер со ссылкой на источники в спецслужбах сообщил, что «Валери Уилсон три года назад принимала участие в работе группы, занимавшейся оперативным сбором данных о военных ядерных технологиях в Иране. По словам того же источника, рассекречивание агента Уилсон нанесло ущерб дальнейшей деятельности правительства по отслеживанию ядерных планов Ирана».[93]

5. Дорога в Ирак (2001–2003)

Вернувшись в Управление в апреле 2001 года — уже под фамилией мужа, после рождения близнецов и годичного отпуска, проведенного дома, — Валери Уилсон вместе с еще одним оперативным сотрудником приступила к работе в группе по Ираку в составе ОБР. Согласно опубликованным данным, в том числе изложенным в ее собственных воспоминаниях, оперативная деятельность Уилсон требовала высокого уровня секретности и состояла в координации операций ОБР с использованием агентов НОП для вербовки иракских аспирантов, ученых и бизнесменов, предположительно связанных с производством оборудования для программ создания оружия массового поражения в Ираке. ОБР также предпринял попытку взять в оперативную разработку иностранного агента, сотрудника одной из взаимодействующих с Вашингтоном спецслужб, который помог бы шире осветить положение дел. Параллельные усилия предпринимались Отделом национальных ресурсов ЦРУ по привлечению к сотрудничеству живущих в США родственников иракских высокопоставленных чиновников и ученых для сбора информации по предполагаемым военным программам.

Задача, поставленная перед Валери, приобрела особую настоятельность, когда администрация Буша решила перенести войну с терроризмом на иракский режим Саддама Хусейна, после того как 11 сентября 2001 года «Аль-Каида» осуществила авиационные атаки на Всемирный торговый центр и Пентагон. Многочисленные детали публикаций указывают на то, что вскоре после 11 сентября Валери Уилсон была назначена руководителем оперативной группы по Ираку в ОБР ЦРУ. По мере того как США приближались к развертыванию военных действий, иракская группа Уилсон получила статус Объединенной оперативной группы по Ираку (ООГИ). Валери Уилсон пишет: «Я координировала установление контактов с… учеными во всем мире, назначала проверки на детекторе лжи для выяснения подлинности некоторых странных утверждений, которые нам доводилось слышать, и поддерживала постоянную связь с нашими вербовщиками и сотрудниками, занимавшимися сбором и обобщением агентурных данных на местах, а также с экспертами по разным странам».

Пока Валери Уилсон занималась зарубежными операциями по сбору и проверке разведданных по предполагаемым программам производства оружия массового поражения в Ираке, ЦРУ получило сведения — сначала в октябре 2001-го, а затем в феврале 2002 года — от итальянской военной разведки СИСМИ (SISMI): по их сведениям, Ирак заключил контракт с Нигером на закупку пятисот тонн необогащенного урана, или желтого кека. Впоследствии итальянские данные на поверку оказались основанными на грубых подделках, пущенных в оборот бывшим итальянским военнослужащим, превратившимся благодаря тесным связям с итальянскими спецслужбами в ловкого торговца информацией.[94] Хотя многие сотрудники ЦРУ, Управление разведки и исследований Государственного департамента США (УРИ) и ФБР с самого начала скептически отнеслись к итальянскому сообщению — прежде всего потому, что урановые месторождения Нигера находились под контролем французского консорциума, потому, что процедура транспортировки пятисот тонн урана не могла пройти незаметно, а также потому, что в то время у Ирака не было возможности осуществить процесс обогащения желтого кека, не говоря о том, что 550 тонн урана уже хранилось на складах, опечатанных МАГАТЭ, — это сообщение привлекло внимание аппарата вице-президента, поручившего ЦРУ со всей тщательностью проверить, не намеревается ли Ирак возобновить программу производства ядерного оружия. Валери Уилсон описывает поистине небывалую заинтересованность, которую аппарат вице-президента проявил к итальянскому сообщению. Она пишет:

Как свидетельствует рассказ Валери, Джозеф Уилсон знал, что его поездка была организована в связи с запросом вице-президента. Но согласно документам, обнародованным во время суда над Либби, Чейни утверждает, будто бы в то время он не знал, что ЦРУ отправило кого-то — и тем более не знал, кого именно, — для проверки информации по его запросу. Однако, согласно докладу сенатского Комитета по разведке «Этап-1» о предвоенных разведданных, 14 февраля 2002 года Чейни был поставлен в известность о том, что ЦРУ проверяет информацию по Нигеру, используя для этого засекреченные ресурсы.[95]

Итак, согласившись предпринять эту неоплачиваемую поездку (ЦРУ покрывало только транспортные расходы) и получив консультации в Госдепартаменте, Уилсон в конце февраля 2002 года полетел в Нигер, где в течение восьми дней встречался с бывшими нигерскими чиновниками и бизнесменами, европейскими экспатриантами и другими людьми, выясняя обстоятельства дела.[96] Буквально через несколько часов после возвращения двое сотрудников ЦРУ, включая аналитика, который первым предложил кандидатуру Джо для этого задания, явились к нему домой, чтобы заслушать его отчет. Валери заказала обед из китайского ресторана и оставила их одних.

Уилсон сообщил гостям свое мнение и привел доводы в пользу своей точки зрения: весьма сомнительно, чтобы подобная урановая сделка имела место. Урановые шахты находятся под контролем французского консорциума, доставку и транспортировку пятисот тонн урана через Сахару невозможно было бы утаить, не заручившись согласием французского консорциума, и вообще уран в Нигере находится под пристальным надзором. Он также упомянул, что бывший высокопоставленный государственный чиновник в Нигере рассказывал ему о встрече с делегацией Ирака на конференции Организации африканского единства, которая состоялась в Алжире в 1999 году. К бывшему премьер-министру Нигера Ибрагиму Майяки обратился западноафриканский бизнесмен Барака, предложивший ему встретиться с иракской делегацией; как говорил Майяки Уилсону, он тогда встревожился — не потому ли иракская делегация проявляет такую заинтересованность во встрече с ним, что речь пойдет об уране. Но когда встреча состоялась, вопрос об уране не поднимался, так что тревога оказалась ложной, как сообщил Майяки Уилсону, а тот, в свою очередь, передал это сотрудникам ЦРУ.[97] Кроме того, Уилсон добавил следующее: «Я был доволен тем, что слухи о попытке Ирака закупить уран в Нигере и тем более о якобы имевшей место подобной сделке не получили подтверждения, но на случай, если необходимо было бы провести дополнительное расследование, мой совет был очень прост: обратиться к французской компании по добыче урана, к КОГЕМА».[98]

На основе данных, предоставленных Уилсоном, ЦРУ составило отчет и дало ему ход по установленным каналам 8 марта 2002 года. Как пишет Валери, «существует стандартная процедура рассылки таких отчетов во все правительственные инстанции, связанные с разведкой, в частности в Управление разведки и исследований Государственного департамента США (УРИ), Агентство национальной безопасности (АНБ), Пентагон, а также в распоряжение командования групп войск США за рубежом. Мы имели все основания полагать, что их сводный итоговый отчет будет согласно установленному протоколу в обязательном порядке направлен в аппарат вице-президента». Бывший директор ЦРУ Джордж Тенет говорит, что этому отчету, основанному на данных неназванного засекреченного источника, был дан обычный ход в разведывательном и политическом сообществе, в том числе и в аппарат вице-президента, хотя сам Чейни в это время был в отъезде, и, по всей вероятности, пресс-секретарь Чейни не уведомил его об этом напрямую.[99]

Как бы то ни было, ЦРУ со всей определенностью рекомендовало Белому дому воздержаться от ссылок на предполагаемую сделку между Ираком и Нигером и не использовать ее в качестве аргумента при обсуждении смежных вопросов, тем более на самом высоком уровне. В октябре 2002 года Тенет лично настоятельно советовал заместителю советника по национальной безопасности Стивену Хедли и советнику по национальной безопасности Кондолизе Райс убрать из назначенной на 7 октября речи Буша в Цинциннати ссылку на урановую сделку Ирака с Нигером, утверждая, что сведения недостоверны. Тогда Тенету удалось убедить их — ненадолго. Два месяца спустя сотрудник Совета национальной безопасности Роберт Джозеф, в обход Тенета, получил от Алана Фоли, главы Центра контроля над вооружениями и нераспространением ОМУ (ЦКВ), добро на упоминание об «урановом досье» в докладе президента «О положении в стране», с которым Буш выступил в Конгрессе в январе 2003 года. Джозеф просил согласия Фоли на следующее утверждение в речи Буша: «Нам также известно, что [Саддам Хусейн] пытался закупить уран в Африке». Однако Фоли попросил Джозефа отнести это утверждение к недавно обнародованному официальному британскому докладу, и в результате в речи Буша прозвучало следующее: «Правительству Великобритании стало известно, что Саддам Хусейн недавно предпринял попытку закупить в Африке значительное количество урана». Эти шестнадцать слов вскоре заставят Белый дом сожалеть о сказанном.[100]

Когда сторожевой пес ООН по ядерным технологиям, МАГАТЭ, получил доступ к документам, на которых основывали свои заявления вначале итальянцы, а затем Великобритания и президент Буш, очень скоро выяснилось, что эти документы были грубой фальшивкой. Вслед за тем США вторглись в Ирак — и обнаружили, что никакого оружия массового поражения там нет. Джозеф Уилсон имел все основания полагать, что Белый дом намеренно преувеличивал достоверность разведданных.

Валери Уилсон, раскрывая некоторые подробности своих обязанностей в то время, пишет, что для ее группы значительный интерес представляли международные «сети поставки оружия», которыми мог воспользоваться Ирак. Валери описала одну из непростых зарубежных операций, которой ей довелось руководить:

Покуда группа Валери намечала для разработки объекты из числа студентов и зарубежных бизнесменов, предположительно имевших полезную информацию или как-то связанных с гипотетическими ядерными проектами Ирака, другая команда в ЦРУ, Отдел национальных ресурсов, тот самый, что курировал командировку ее мужа в 1999 году, искал выход на американских родственников иракских ученых и чиновников, чтобы с их помощью получить информацию из Ирака.[101] Джеймс Ризен в своей книге «Состояние войны» подробно описывает одну такую операцию ЦРУ по вербовке женщины-врача иракского происхождения, Савсан Альхаддад, которая работала в то время в клинике Кливленда и у которой в Ираке оставался брат-инженер.

Прилетев в Багдад и тайно переговорив с братом во время ночных прогулок или при включенном телевизоре и выдернутом из розетки телефоне во избежание прослушивания, Савсан была потрясена: брат заверил ее, что никакой ядерной программы в Ираке уже не существует. Как пишет Ризен, «Савсан продолжала задавать предписанные вопросы, но Саад счел, что это не иначе как плод чьей-то воспаленной фантазии».[103] «У нас просто нет возможности что-либо делать, — говорил ей брат. — Нам не хватает оборудования и ресурсов даже для обычных вооружений. Мы самолет-то сбить не в состоянии. У нас совсем ничего не осталось». Однако, пишет далее Ризен, когда Савсан, вернувшись из Ирака, передала сведения, полученные от брата, сотрудникам ЦРУ в одной из гостиниц Вирджинии, они не поверили ни одному его слову. Церэушник Крис сказал ее мужу: «Мы полагаем, что Саад лжет. Мы полагаем, что он знает гораздо больше того, что пожелал ей рассказать». Крис улыбнулся и откланялся. Отчет Савсан Альхаддад был приобщен к делу вместе с другими отчетами бывших иракцев, которые согласились встретиться в Багдаде со своими родственниками — специалистами по вооружениям. Все они, общим числом около тридцати человек, показали одно и то же. Все доложили ЦРУ, что иракские специалисты утверждают: программы по разработке химического, биологического и ядерного оружия в Ираке давно прекращены. Сотрудники ЦРУ, заключает Ризен, «проигнорировали эти свидетельства и не стали даже посылать доклад по „семейным“ отчетам в аппарат президента».[104]

Аналогичная ситуация имела место в отношениях между Белым домом и разведывательным сообществом почти по всем вопросам, касавшимся разведданных по Ираку и мнимому оружию массового уничтожения, — а это как раз то, чем тогда занималась Валери. Как показывают многочисленные свидетельства, администрация Буша была склонна прислушиваться к ЦРУ только в тех случаях, когда Управление приводило данные, подкреплявшие намерение Белого дома оккупировать Ирак. И руководство ЦРУ, оценив крайне политизированную обстановку, из кожи вон лезло, выпячивая именно те далеко не всегда достоверные данные — вроде урановой сделки Ирака с Нигером, — в которых остро нуждался Белый дом, стремившийся внушить народу идею настоятельной необходимости войны с Ираком.[105]

Как утверждает один из бывших высокопоставленных чинов ЦРУ в отставке, «когда речь шла об информации, поддерживавшей необходимость вторжения в Ирак, планка была очень низкой. Когда дело доходило до информации, не подтверждавшей наличие в Ираке оружия массового уничтожения, планка поднималась невероятно высоко… С самого начала вся информация отбиралась и интерпретировалась таким образом, чтобы подтвердить нужные Белому дому выводы. Никакая информация ЦРУ не могла заставить правительство признать, что у Ирака нет ОМУ».

Журналисты Майкл Исикофф и Дэвид Корн так описывают предвоенную разведку в своей книге «Спесь»:

Как утверждает один из участников ООГИ, «рабочая гипотеза была такова: мы имеем дело с менталитетом, схожим с тем, что наблюдался у советских специалистов. Люди жили в обществе, где ложь стала образом жизни, способом выжить. Мы не удовлетворялись их первым ответом, когда слышали, что ничего такого нет в помине или что они-де сами никакого отношения к ОМУ не имеют». Ни Уилсон, ни другие сотрудники ООГИ не знали, получают ли они достоверные ответы или просто недостаточно хорошо поработали, чтобы найти свидетельства наличия ОМУ в Ираке Саддама Хусейна. Как вспоминает сотрудник группы, «тот факт, что мы не получили информацию, подтверждавшую наличие ОМУ, еще не означал, что такого оружия нет».[106] Но, как установили Исикофф и Корн, группа Валери Уилсон занималась сбором информации, а не ее анализом. Именно аналитики из ЦКВ — Центра по контролю над вооружениями и нераспространению ОМУ — снова и снова интерпретировали информацию из Ирака превратно.

Журналисты Питер Эйснер и Кнут Ройс в своей книге о нигеро-урановой фальшивке «Итальянское письмо» пришли к аналогичному выводу: ЦКВ играл неприглядную роль тайной «группы поддержки» в структуре ЦРУ, поставляя угодные правительству данные по Ираку как раз тогда, когда оно особенно в них нуждалось. Журналисты заключают, что пока одни подразделения ЦРУ собирали информацию о далеко не ясном положении дел с вооружениями в Ираке, ЦКВ преследовал свои цели.

Несомненная ирония заключается в том, что впоследствии именно Белый дом подставил Валери Уилсон в ходе подковерной борьбы вокруг предвоенных разведданных. Из воспоминаний Валери очевидно, что она не входила в число вольнодумцев в разведке, которые открыто высказывались против того, что режим Саддама Хусейна будто бы представляет угрозу для США, и особое мнение которых свелось к подстрочным примечаниям (сноскам) в «Национальной разведывательной оценке» по Ираку в октябре 2002 года. Оперативная группа Валери по Ираку (ООГИ) в составе ОБР исходила из убеждения в том, что Ирак продолжает поиск материальных ресурсов для развертывания программ по разработке оружия массового поражения. Вот как говорит об этом сама Валери: «Теперь, когда я пишу эти строки в 2007 году, четыре года спустя после вторжения в Ирак, когда имеются подтверждения манипуляций с разведданными и провалов разведки накануне войны, легко поддаться ревизионистской идее, что все данные о наличии ОМУ в Ираке были сфабрикованы. И хотя нельзя отрицать, что войну спровоцировали влиятельные идеологи, которым она была нужна для подтверждения их геополитических теорий, и что разведывательному сообществу не хватило здравомыслия в суждениях весной и летом 2002 года, тем не менее Ирак… безусловно, являлся опасным государством-изгоем, попиравшим международные договоры и соглашения ради собственного превосходства в регионе». Однако, сколько бы ее группа ни разделяла установки Белого дома, она не могла игнорировать реальные факты и разведданные, противоречащие этим установкам, и вся деятельность группы отнюдь не строилась на желании кому-то в угоду подтасовывать такие данные. Установки установками, но это не помешало Валери критически отнестись к словам политика, занимавшего, по общему мнению, осторожную позицию относительно последствий вторжения в Ирак. Валери пишет о докладе госсекретаря США Колина Пауэлла в ООН в 2003 году: «Выступление было эффектным, но я знала, что ключевые положения в нем не выдерживают критики».

Деятельность Валери проходила в обстановке, когда правительство поощряло разведданные, оправдывавшие вторжение, и пресекало все, что могло вызвать сомнения в его необходимости. Однако ЦРУ допускало и собственные промахи, главным образом в том, что некритически отнеслось к исходным установкам: непрозрачность Ирака и его очевидные уловки могли свидетельствовать отнюдь не о том, что Ирак скрывает запасы запрещенных вооружений или программы их разработки, но о том, что тиранический режим отчаянно пытается скрыть свою уязвимость, потому что такого оружия у него нет. Как выразился один крупный американский эксперт по вооружениям в интервью Бобу Дрогину из «Лос-Анджелес таймс», «мы стали заложниками собственных убеждений. Мы говорили, что Саддам Хусейн только и знает, что увиливать да обманывать. И когда мы ничего не обнаружили, мы, вместо того чтобы усомниться в собственных установках, заявили, что это только подтверждает наши догадки». Валери вторит этим словам: «По мере того как проходило лето, наши страхи, что американские войска будут внезапно атакованы с применением ОМУ… сменились недоумением: почему нам по-прежнему не удается найти ни одного тайного хранилища ОМУ в Ираке? У меня душа уходила в пятки при мысли, что Саддам осуществил величайшую разведывательную дезинформацию всех времен: он заставил весь мир поверить, будто располагает значительными запасами ОМУ… тогда как на самом деле он не располагал ничем».[109]

Такова была атмосфера в феврале 2002 года, когда ЦРУ предложило Джозефу Уилсону совершить поездку в Нигер с целью проверки одного такого свидетельства: что Ирак намеревается закупить огромную партию — свыше пятисот тонн — желтого кека, или уранового концентрата, у Нигера. Джо Уилсон проверил и счел, что свидетельство не заслуживает доверия, о чем и доложил ЦРУ. Время докажет, что Джо Уилсон был прав. И последствия этой поездки обнажат дефекты в правительственном обосновании войны, а также склонность разведывательного сообщества США выпячивать те разведданные, которые оправдывают развязывание военных действий, и затушевывать те, которые представляют такое решение более чем сомнительным.

Ярость Белого дома, которому бросили открытый вызов, обнародовав сведения, полученные послом Уилсоном, толкнет его на мстительное по своей сути разглашение секретного статуса оперативника ЦРУ Валери Уилсон — что фактически поставит крест на ее разведывательной карьере. Белый дом и послушные ему ведомства развернут организованную кампанию по дискредитации Джо Уилсона, неустанно нашептывая журналистам: мол, «не слишком усердствуйте» с Уилсоном, ведь его отправили в Нигер только потому, что его жена — агент ЦРУ по ОМУ, так что его разведывательная (неоплачиваемая!) командировка в Нигер не более чем турпоездка за казенный счет, которую она ему по-родственному устроила.[110]

Даже самому оголтелому политикану трудновато подать недельную неоплачиваемую командировку в одну из самых нищих стран мира, чтобы выудить информацию у отставных чиновников, в качестве увеселительной прогулки, а потому все разглагольствования о семейственности не могли скрыть очевидный факт, на котором настаивал Джо Уилсон: Белый дом, обращаясь к американскому народу, преувеличил необходимость войны. И факт этот не смогли опровергнуть все возглавляемые ЦРУ охотники за иракским ОМУ, когда в недалеком будущем они представили в Конгрессе результаты своих изысканий, подтвердившие, что оружия массового поражения в Ираке нет.

6. Рассекреченная (2003–2007)

Когда летом 2003 года был раскрыт секретный статус Валери Уилсон, она раздумывала над предложением перейти с оперативной на руководящую должность в Отделе по борьбе с распространением ОМУ (ОБР) Оперативного директората. Поначалу она отвергла это предложение (должность начальника Аттестационной службы в составе ОБР), но согласилась на него осенью 2003 года, как раз когда Министерство юстиции уже начало следствие по факту обнародования ее агентурного статуса. «Не успела я принять дела… как ко мне пришли из ФБР», — пишет она.

Комитет по разведке Сената США занялся расследованием предвоенных разведывательных данных. Возглавлявший Комитет Пат Робертс, сенатор-республиканец из Канзаса, тесно связанный с Белым домом, в частности с Чейни, потребовал, чтобы расследование прежде всего сосредоточилось на ошибках разведывательного сообщества. Он настаивал на том, что только после президентских выборов 2004 года Комитет может обратиться к расследованию других факторов, включая роль одного из управлений военной разведки — Отдела специального планирования, иракского лидера в изгнании Ахмада Чалаби и движения «Иракский национальный конгресс», повлиявших на ошибочные суждения и заявления ведущих политиков США о том, что ожидается обнаружить в Ираке. В дальнейшем Робертс более двух лет тормозил эту вторую фазу расследования, упорно доказывая, что огласка должна проводиться поэтапно, и ослабляя тем самым вероятный общественный резонанс.[111]

Валери Уилсон и ее коллеги из ЦРУ, давая свидетельские показания перед Комитетом, вскоре обнаружили, что республиканцы из числа его членов полагали, что в отношении четы Уилсон вполне допустима игра без правил, включая клеветнические нападки, подрыв профессиональной репутации и даже сведение счетов. Как впоследствии выяснится, Робертс постоянно позволял аппарату вице-президента вмешиваться в ход расследования, чтобы оградить Белый дом и аппарат вице-президента от необходимости проходить через процедуру расследования в Конгрессе.[112] В публикации Джонатана Ланди (январь 2007 года) приводятся слова нынешнего председателя Комитета (представителя Демократической партии) о том, что Чейни «оказывал постоянное давление на бывшего председателя Комитета по разведке, дабы притормозить расследование всех обстоятельств того, как администрация Буша использовала недостоверные данные по Ираку». В интервью новый председатель-демократ «[Джей] Рокфеллер заявил, что Чейни „не только по слухам“… подталкивал сенатора-республиканца от штата Канзас Пата Робертса затягивать это расследование… Рокфеллер назвал вмешательство Чейни „постоянным“. Он также добавил, что знает о том, что вице-президент регулярно проводил партийные совещания, на которых передавал республиканцам — членам Комитета прямые директивы Белого дома».

Когда 14 июля 2003 года Роберт Новак в своей газетной колонке раскрыл имя и статус Валери, ее давние коллеги, некоторые еще по стажерской практике, знавшие ее только под именем Вал П., пришли в ужас — и негодование. Они принялись звонить друг другу, совещаясь, как обеспечить поддержку. «Мы узнали, что раскрыли кого-то с нашего курса, — говорит Джим Марчинковский. — Но мы не знали фамилий друг друга, да к тому же она с тех пор успела сменить фамилию». Марчинковского вряд ли можно причислить к противникам администрации Буша. Будучи первым председателем отделения Республиканской партии в Университете штата Мичиган, он получил премию от Джека Абрамоффа (позднее дискредитировавшего себя лоббиста республиканцев, тесно связанного с Белым домом при Буше) как глава самого быстрорастущего студенческого партийного отделения в стране. Он активно участвовал в вовлечении студентов Мичиганского университета в президентскую кампанию Рейгана в 1980 году. За свою карьеру Марчинковский успел побывать агентом ЦРУ, служащим ФБР, военным моряком, государственным обвинителем и к 2003 году занимал должность заместителя прокурора города Ройял-Оук, штат Мичиган.[113] В 1992 году он в качестве кандидата от Республиканской партии безуспешно участвовал в выборах в Законодательное собрание штата. Впоследствии он спонсировал выборную кампанию Буша — Чейни в 1999 году, вложив средства в фонд, возглавляемый Лорой Буш.

Марчинковский вспоминает, как получил электронное сообщение от Ларри Джонсона, бывшего однокурсника: «Это ведь наша Вал! Мы должны что-нибудь предпринять». Группа ее однокурсников и коллег подписались под письмом в редакцию «Лос-Анджелес таймс», и оно было опубликовано в октябре 2003 года. В письме, автором которого был Марчинковский, говорится: «Публичное раскрытие личности, „выдача“, если угодно, засекреченного разведчика на моей памяти никогда не практиковалась правительством США как намеренная политическая акция… Раскрытие Валери Плейм, которая, как я не без оснований полагаю, работала в качестве секретного агента, представителем аппарата одного из высших руководящих лиц страны — деяние в высшей степени возмутительное, и за него кто-то должен держать ответ. Этот случай особенно огорчает меня, поскольку она была моим другом и коллегой по Управлению».[114]

Вскоре после этого группа бывших однокурсников выступила в вечерней программе «Найтлайн» телекомпании Эй-би-си; среди них была коллега Валери по ЦРУ, тоже в прошлом тайный агент, которая появилась в кадре с затененным лицом и измененным голосом.

Хотя за плечами у Марчинковского имелся опыт работы агентом ФБР и ЦРУ, адвокатом и прокурором, он не был готов к тому, с чем столкнулся, когда предстал перед Комитетом Пата Робертса для дачи показаний по утечке информации о Валери Плейм. «Мы направили письмо в Комитет Сената по разведке, заявив, что хотим кое-что рассказать им», — вспоминает Марчинковский. Письмо подписали шесть бывших сотрудников ЦРУ, включая однокурсников Валери по набору 1985 года: сам Марчинковский, Брент Каван, Ларри Джонсон и Майкл Гримальди. «Они долго тянули с ответом. Потом наконец Том Дэшл (тогдашний лидер демократического меньшинства в Сенате) связался с нами, сообщил: „Я собираюсь провести слушания в политическом комитете Демократической партии“ — и попросил нас прийти. Заседание политического комитета должно было состояться в пятницу 24 октября 2003 года. Едва стала известна дата заседания, — вспоминает Марчинковский, — мой начальник здесь, в Детройте, получил письмо по факсу от кого-то из сенатского Комитета по разведке. Вкратце там говорилось следующее, причем в высокомерно-пренебрежительном тоне: „Кто-то из ваших подчиненных уверяет, что располагает информацией“. Для меня это звучало примерно так: „Что это у вас за придурок там ошивается? Если хочет высказаться, пускай явится в четверг к часу дня“». Марчинковский пояснил, что это означало ровно за день до заседания Комитета по политике Демократической партии.

Марчинковский показал мне электронное письмо, посланное 20 октября 2003 года Биллом Дунке, тогдашним руководителем персонала при Комитете по разведке, почему-то на имя начальника Марчинковского. «Комитет по разведке Сената США получил письмо по факсу из вашей канцелярии за подписью Джеймса Марчинковского, — писал Дунке, помощник Робертса по персоналу, обращаясь к начальнику Марчинковского.[115] — Господин Марчинковский, по его словам, располагает „важной информацией“, которую хочет донести до Комитета… В письме говорится, что „время дорого“. В связи с этим я настоятельно прошу, чтобы господин Марчинковский как можно скорее связался со мной, чтобы обсудить его выступление на заседании Комитета». Совершенно очевидно, что под видом небрежного приглашения выступить перед Комитетом Дунке намеревался поссорить Марчинковского с начальником. Однако он в этом не преуспел, поясняет Марчинковский, поскольку начальник, его старинный друг, с которым они много лет работали вместе, вполне одобрительно отнесся к желанию Марчинковского искать справедливости для бывшей коллеги, Валери. И когда он сказал боссу: «Они ославили мою однокурсницу», тот ответил: «Все ясно. Задай им жару».

«На следующий день я уже летел в Вашингтон», — продолжает Марчинковский. Как выяснилось, остальных коллег в это время в городе не было, и кончилось тем, что в четверг 23 октября 2003 года Марчинковский в гордом одиночестве предстал на закрытом слушании перед Комитетом по разведке. Марчинковский заявил сенаторам, что разглашение статуса Плейм собственным правительством является «беспрецедентным актом. Мы вместе с ней учились. Мы восемнадцать лет хранили тайну. Белый дом предал нас всех». Марчинковский уже приготовился выступить на следующий день на открытом заседании Комитета по политике Демократической партии в Сенате. «Я сказал, что она являлась тайным агентом и я знал об этом. Все отнеслись к этому очень серьезно». После выступления ему начали задавать вопросы. Один из членов Комитета, умеренный республиканец Чак Хагель, ветеран войны во Вьетнаме, спросил его, неужели он думает, что Белый дом организует расследование против себя? Марчинковский отвечал, что, если Генеральный прокурор США попытается устрашить федеральных судей, вряд ли стоит думать, что судьи не готовы устрашить какого-то советника президента, — и в этот момент на заседании появился глава республиканской фракции в Сенате, близкий к Белому дому, Кристофер «Кит» Бонд, сенатор от штата Миссури. «Он начал с места в карьер, — рассказывал Марчинковский, — и заявил: „Я не намерен сидеть здесь и слушать, как этот тип нападает на моего друга Эшкрофта, Генерального прокурора страны“». По словам Марчинковского, все это вылилось в беспорядочную перебранку, и в конце концов член Комитета от демократов Дайана Фейнстейн обвинила Бонда в запугивании свидетеля.

После того как Марчинковский закончил давать показания и ответил на вопросы, он вышел из здания через черный ход и пошел пешком через сквер от Капитолия к железнодорожному вокзалу Юнион-стейшен. Он присел на скамейку, чтобы осмыслить все, что произошло, и тут зазвонил его мобильный телефон. Звонила секретарь Тома Дэшла, которая готовила на завтра заседание Комитета по политике. «Она сказала мне: „Джим, Пат Робертс только что заявил, что твои показания разглашению не подлежат. Я не знаю, что ты собираешься сообщать завтра, но он объявил это секретной информацией“».

Марчинковский, сам юрист и заместитель прокурора города, был потрясен. «Я сидел на парковой скамье в состоянии шока. Я не знал, что делать. И тут до меня дошло, почему Комитет по разведке назначил закрытое заседание как раз за день до открытого заседания Комитета [по политике] Демократической партии. Пока об этих открытых слушаниях не было известно, Комитет по разведке и знать о нас не хотел. А теперь они быстренько налепили на нас ярлык секретности — в этом и состояло их намерение»: не дать коллегам Валери из ЦРУ публично свидетельствовать о том, что с ней произошло и почему это следует расценивать как предательство по отношению к любому сотруднику ЦРУ.

Марчинковский позвонил близкому другу, адвокату из Детройта, и попросил у него совета, как у юриста, что делать в такой ситуации, поскольку он рассказал Комитету по разведке как раз то, что собирался рассказать завтра в Комитете по политике, а Робертс со всей очевидностью пытается заблокировать его показания, без всяких на то оснований объявив их секретной информацией. «Знаешь, что я скажу тебе, Джим, — ответил ему друг. — Я уже знаю, что ты собираешься сделать, а потому сразу начну обзванивать всех твоих друзей, чтобы они собирали деньги на освобождение тебя под залог». «Я сказал ему, — вспоминает Марчинковский, — „Смейся, смейся. Я вот сижу здесь в парке один-одинешенек, и мне говорят, что я нарушаю все мыслимые и немыслимые законы“. А он мне и говорит: „Угу. И я точно знаю, что ты сделаешь завтра“». Собравшись с духом, Марчинковский перезвонил помощнице Дэшла. «Позвоните Робертсу и скажите ему, что я сказал, чтобы он убирался ко всем чертям» — так, по его словам, заявил ей Марчинковский.

Не дав себя запугать (один из работников аппарата Конгресса подтвердил, что Робертс не имеет полномочий объявлять что-либо секретной информацией), Марчинковский явился на заседание для дачи свидетельских показаний вместе с бывшим ответственным сотрудником ЦРУ Джонсоном и бывшим главой Антитеррористического центра ЦРУ Винсентом Каннистраро. Они выступили публично перед сенаторами-демократами, и, когда Дэшл уже собрался завершать слушания, Марчинковский заметил, что член Комитета по разведке сенатор-демократ Джей Рокфеллер что-то шепчет ему на ухо.

«Дэшл объявил, — вспоминает Марчинковский, — что у сенатора Рокфеллера есть вопрос. И сенатор Рокфеллер посмотрел прямо на меня. „Я хочу задать господину Марчинковскому, как юристу, один вопрос: как по-вашему, может ли Белый дом вести расследование против себя самого?“» Задав вопрос, который вызвал столь бурную реакцию на состоявшемся накануне закрытом заседании Комитета по разведке, Рокфеллер широко ухмыльнулся.

После заседания, как рассказывал Марчинковский, Рокфеллер стиснул ему руку и спросил, улыбаясь: «Как вам понравилась вчерашняя перебранка?»

В январе 2007 года, после того как демократы получили большинство в обеих палатах Конгресса, Рокфеллер возглавил Комитет по разведке, а Кристофер Бонд стал вместо Робертса главой республиканской фракции.

Весной 2007 года была опубликована «Оценка предвоенной разведки по Ираку» — часть давно ожидаемого расследования по предвоенным данным («Этап-2»), обнародование которой Робертс всеми силами и так успешно оттягивал, — стало понятно, что теперь кампанию против Уилсонов будет продолжать Бонд.[116] Доклад в основном состоит из двух рассекреченных оценок Национального совета по разведке, которые сосредоточены преимущественно на послевоенной обстановке в Ираке. «Перед войной разведывательное сообщество пришло к выводу, что установление стабильного демократического правления в Ираке будет процессом затяжным, сложным и, возможно, бурным, — констатирует Комитет по разведке. — Разведывательное сообщество отмечало, что политическая культура Ирака „не способствовала развитию либерализма или демократии“ и „практически не имела общественного фундамента для развития широкого участия населения в демократических процессах“… Перед войной разведывательное сообщество отмечало также, что, по всей вероятности, „Аль-Каида“ использует возможность развернуть активную деятельность и усилить террористические атаки во время и после войны в Ираке».

Члены Комитета от республиканцев выразили недовольство тем, что доклад страдает «необъективностью», и вице-председатель Бонд, а вместе с ним сенаторы Оррин Хатч и Ричард Берр принялись высказывать «особые мнения», снова нацелившись на чету Уилсон. «Хотя это и не имеет прямого отношения к теме данной публикации, — записали они, — здесь вполне уместно обсудить дополнительную информацию, которая обнаружилась в одном из более ранних отчетов о предвоенной ситуации… и касается разведданных по урановой сделке между Ираком и Нигером… Дополнительная информация… подтверждает сведения, полученные Комитетом, о том, что именно с подачи г-жи Уилсон посол Уилсон был привлечен к изучению вопроса об урановой сделке между Ираком и Нигером…»

Что же касается фактов — а они, согласно докладу, свидетельствуют о том, что администрация явно игнорировала довоенные предупреждения о проблемах, с которыми столкнутся США в попытках установить демократию в Ираке, — то по этому поводу трио несогласных сенаторов не особенно нашлось что сказать.

2 июля 2007 года президент Буш заменил приговор Скутера Либби с тюремного заключения на условное. Как отмечают обозреватели процесса над Либби, полное помилование лишило бы Либби возможности заявить о своем праве не свидетельствовать против себя, чтобы избежать свидетельских показаний в Конгрессе — не только о собственной роли, но и о роли вице-президента и самого президента в санкционировании разглашения тайны личности Валери Плейм в печати. «Если бы Буш помиловал Либби, он и вице-президент Чейни, по существу, отказались бы от собственных доводов, которыми они успешно пользовались четыре года, чтобы избежать упоминания об их роли в этом деле, — писал Джеф Ломонако.[117] — А процесс над Либби со всей очевидностью показал, что президент и вице-президент сыграли значительную, внушающую беспокойство роль по самому существу этого дела… Опубликованные доклады показывают, что Буш распорядился в том роде, чтобы Чейни „дал этому ход“ — подразумевая под „этим“ информацию, которая могла бы дезавуировать выступление Джо Уилсона против действующей администрации. Иными словами, если Буш и Чейни упоминали имя жены Уилсона еще до того, как журналистам было дано соответствующее распоряжение, значит, фактически президент дал указание своему подчиненному раскрыть для прессы принадлежность Плейм к ЦРУ».

Плейм официально уволилась из ЦРУ 9 января 2006 года. Она служила Управлению и своей стране более двадцати лет.

В начале 2007 года, когда суд над Либби наконец начался, Уилсоны с детьми уехали в Нью-Мексико, чтобы попробовать начать жизнь сначала.