Игра в бары

Глава 2

Часы пробили шесть, когда послышался шум опускающегося лифта. Я сделал вид, что так занят разборкой письменного стола, что даже не повернулся при появлении Вульфа. Но все его действия я безошибочно определял на слух. Вот он идёт к своему креслу за огромным письменным столом, вот он старается поудобнее разместить в нём свои четыре тысячи унций, потом нажимает на кнопку, вызывая Фрица с пивом, ворчит, потянувшись за книгой, которую оставил двумя часами раньше с фальшивой десятидолларовой бумажкой вместо закладки.

Я даже ухватил краем уха разговор Вульфа с Фрицем, когда тот принес пиво.

– Это ты положил сюда деньги, Фриц?

Но тут я, конечно, вынужден был вмешаться:

– Нет, сэр, это я.

– Разумеется. Спасибо, Фриц, – сказал Вульф, открыл бутылку и наполнил стакан.

Он дал пене осесть, но не слишком, поднял стакан и сделал два солидных глотка. Поставив его обратно на стол, постучал пальцем по пачке новеньких пятидесяток, все ещё лежавших под пресс-папье, и спросил:

– Ну? Опять какой-нибудь вздор?

– Нет, сэр.

– Тогда что?

Я заговорил, и речь моя потекла плавно, с проникновенной искренностью:

– Я вспоминаю, сэр, наш разговор в пятницу о моих чрезмерных трудах и вашем банковском счете. Конечно, все это верно, но в то же время очень обидно. Я почувствовал, что, видимо, не вношу, как того следует, своей доли в общее дело, в то время как вы полностью отрабатываете свой хлеб в поте лица в оранжерее по четыре часа в день. Вот я и сидел сегодня здесь, переваривая все это, причём моему пищеварению никогда ещё так не доставалось. И как раз когда я был погружен в глубокие размышления, позвонили во входную дверь.

Он прореагировал на мои откровения именно так, как я и ожидал. Нашёл в книге нужное ему место и с невозмутимым видом принялся за чтение, как будто я ничего и не говорил. Я продолжал:

– Это была особа женского пола, лет двадцати с небольшим, с не имеющими себе равных глазами, прекрасной фигурой, очень блестящим, довольно внушительных размеров чемоданом и шляпной картонкой.

Она похвасталась прекрасной осведомленностью относительно расположения комнат вашего дома и нас с вами. Впрочем, мне кажется, она почерпнула эти сведения из газет. Я провел её сюда, и мы некоторое время поболтали. Она не пожелала сообщить мне своё имя и вообще что-нибудь о себе. Она не желает ни совета, ни какой-либо информации, ни даже детективных услуг – вообще ничего. Все, чего она хочет, это крова в нашем доме, а конкретнее – комнату с южной стороны, на неделю с питанием. Эта комната, как вы знаете, находится на том же этаже, что и моя. Вы, с вашим тренированным умом, конечно же, уже пришли к выводу, с которым я всегда вынужден смиряться под давлением вашей неоспоримой логики. Как оказалось, она не только читала обо мне, но также видела и мою фотографию и, естественно, не могла побороть непреодолимого желания провести вблизи меня, как она выразилась, «хоть одну восхитительную неделю». К счастью, монета у неё водится, и она оплатила своё недельное пребывание у нас вперёд, по пятидесяти долларов за день. Я, конечно, сказал, что беру эти деньги условно, в ожидании вашего согласия. И только после этого провел её в предназначенную для гостей комнату. Я помог ей распаковаться, просмотрел все её вещи, после чего запер. Сейчас она там.

Вульф повернулся в своём кресле так, чтобы на его книгу падало как можно больше света, то есть практически спиной ко мне.

Но я спокойно продолжал:

– Она мне сказала, что ей необходимо куда-нибудь уехать и задержаться там до 30 июня. Но это должно быть такое место, где никто не сможет найти её. Короче, ей понадобилось солидное прикрытие. Я, конечно, не стал давать ей никаких обязательств, но и не возражал против того, чтобы пожертвовать своим временем и удобствами, отказаться от привычки к восьмичасовому сну. Эта женщина показалась мне в достаточной степени образованной и воспитанной, и я подумал, что она, возможно, захочет, чтобы я читал ей вслух, так что мне придётся просить вас одолжить мне несколько книг. Ну, например, «Странствующие пилигримы» или «Евангелие от Ильи». Кроме того, она выглядит довольно неиспорченной и милой и к тому же обладает отличными ногами, так что, если она нам понравится во всех отношениях и окажется полезной, один из нас может на ней жениться. Как бы там ни было, поскольку за появление этой небольшой суммы денег ответствен я, вы можете теперь считать меня вполне достойным чека в оплату за мой скромный труд, первый вариант которого я разорвал в пятницу.

Я достал чековую книжку из ящика письменного стола, где она уже лежала у меня наготове, и положил её перед Вульфом. Он опустил книгу, взял с подставки ручку, подписал чек и протянул мне. Его взгляд должен был означать дружеское одобрение и расположение.

– Арчи, – сказал он, – все, что ты сказал, выглядело весьма впечатляющим. В пятницу я, конечно, был несколько опрометчив в своих словах, но должен сказать, что и ты бываешь опрометчив в своих поступках…

Этот разорванный чек поставил меня в довольно затруднительное положение. Проблема была крайне щекотливой, но ты блестяще разрешил её. Применив одну из своих многочисленных остроумных и, я бы сказал, даже ребячьих выдумок, ты сделал абсурдной саму проблему и тем самым блестяще решил её. Я в высшей степени удовлетворен всем этим. – Он снял пресс-папье с пачки банкнотов, взял её в руки, выровнял и, держа в протянутой руке, сказал мне: – Я и предположить не мог, что в нашем резервном фонде есть несколько банкнотов достоинством в пятьдесят долларов. Но я считаю, что тебе лучше будет убрать их назад. Ты же прекрасно знаешь, что я не люблю, когда деньги валяются не там, где им положено быть. Я не беру их потому, что мы находимся под прицелом, и…

– Под каким прицелом? Ведь эти деньги взяты не из сейфа, а достались мне от той самой гостьи, которую я вам только что так красочно описал и которая все ещё находится взаперти в Южной комнате. Я ведь и на самом деле ничего не выдумал. Эта девушка у нас останется квартиранткой на неделю, конечно, если вы согласитесь с этим… Привести её сюда, чтобы вы сами взглянули на неё и могли решить, как нам поступить дальше?

Он вытаращил на меня глаза, потом потянулся за книгой и сказал:

– Ну что ж…

– О'кей, в таком случае я пойду за ней и приведу её сюда.

Я направился к двери, ожидая, что он остановит меня своим ворчанием, но этого, как ни странно, не случилось.

Я понял: он ничуть не поверил мне и решил, что все это розыгрыш.

Я сначала пошёл на кухню, чтобы попросить Фрица зайти на минутку в кабинет Вульфа, и составил ему почетный эскорт.

Но Вульф не оторвал взгляда от своей книги и даже не взглянул на нас.

– Мне необходимо кое-что прояснить с твоей помощью, – сказал я Фрицу. – Вульф считает, что у меня отсутствует чувство меры. Наша гостья, которой ты относил наверх напитки, в Южную комнату, она что – стара, измучена болезнями, бесформенна, уродлива, а может быть, даже и прихрамывает?

Сказав это, я посмотрел не на Фрица, а на Вульфа, чтобы увидеть, какое это произведет на него впечатление.

– О, что вы, Арчи, – с некоторым упреком сказал Фриц. – Совсем наоборот. Ничего похожего.

– Я с тобой полностью согласен. И ты оставил её там запертой, не так ли?

– Совершенно верно. Вот ваш ключ. Вы ведь мне сказали, что она, возможно, будет и обедать у нас.

– Да, да, мы тебе сообщим об этом, когда примем окончательное решение.

Фриц метнул в сторону Вульфа быстрый взгляд и, не получив ничего в ответ, резко повернулся на каблуках и вышел из кабинета.

Вульф дождался, пока не закрылась дверь в кабинет и не хлопнула затем на кухне. И только после этого отложил книгу в сторону.

– Так это все правда? – сказал он тоном, который был бы вполне уместен, если бы он узнал, что я напустил паразитов в его оранжерею. – Ты действительно поселил женщину в Южной комнате моего дома?

– Я ведь уже сказал вам, что поселил. Конечно, это не совсем точное выражение, – заметил я. – Слишком уж оно сильное и, потом, таит в себе намек на мой личный…

– Где же ты её подобрал?

– А я и не подбирал. Как я уже имел честь вам доложить, она пришла к нам совершенно самостоятельно. Рассказывая вам все это, я ничего не выдумывал, а просто отчитывался за то, что произошло в ваше отсутствие, пока вы находились в своей оранжерее.

– Раз так, то отчитывайся подробно и передай мне дословно, о чем шла речь.

В сравнении с тем, что я уже сказал, давать пояснения было совсем несложно.

Я передал ему в мельчайших подробностях все обстоятельства, связанные с появлением в нашем доме женщины, начиная с того момента, когда я услышал звонок, отпер входную дверь и впустил её в дом, и кончая тем, как осмотрел её вещи и запер в Южной комнате.

Вульф откинулся назад в своём кресле и закрыл глаза, как это он делал всегда, когда мои отчеты были пространными и долгими. Когда я закончил, он не задал мне ни единого вопроса, а только пошире раскрыл глаза и рявкнул:

– Иди сейчас же наверх и верни ей деньги. – Он посмотрел на стенные часы. – Через двадцать минут у нас обед. Выведи её из дома не позже, чем через десять минут, только помоги ей упаковаться.

И тут вдруг вышла заминка. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что самым естественным и нормальным для меня было бы беспрекословно подчиниться его приказу. Тогда моя двойная миссия была бы полностью выполнена: я получил бы первоклассное подтверждение разборчивости патрона в клиентах и в то же время дубликат чека. Эта женщина хорошо послужила моей цели, так что самым разумным было бы отделаться от неё.

Но, очевидно, что-то в ней произвело на меня неизгладимое впечатление. Может быть, манера разбирать чемодан, поскольку я поймал себя именно на этой мысли.

Я сказал Вульфу, что, действуя в качестве его агента, уже обещал даме свидание с ним, и теперь мне крайне неудобно нарушить своё слово. Однако мои слова не произвели на него никакого впечатления, и он только хмыкнул. Я сказал, что он смог бы убедить её раскрыть свою тайну, назвать имя и рассказать о случившихся с нею неприятностях. В этом случае полученный нами от неё гонорар окупил бы, может быть, моё годовое жалованье. Послышалось снова неопределенное хмыканье.

Мне ничего не оставалось, как сдаться.

– О'кей, – сказал я. – Ну что ж, ей в таком случае придётся искать убежища где-нибудь в другом месте. Может быть, в восточном Гарлеме удастся найти что-нибудь подходящее. Но там слишком много разного сброда. Не стоило бы ей давать такого совета.

– Убежища? – переспросил Вульф.

– Да, при этом я совершенно случайно упомянул, что у нас будут подавать за обедом. Её это очень устроило, и она твёрдо решила, что останется у нас. Ваш отказ её конечно же очень огорчит. – Я пожал плечами, покачал головой и продолжил: – Ну что ж, ладно, ничего не поделаешь. Как-никак, а она ведь может быть и убийцей. Что с того, что мы выставим её из нашего дома перед самым обедом? Что с того, что я уговорил её на соленую треску, которую обещал к обеду, а теперь вынужден выгнать голодной? Кто я такой, чтобы мог поступать по своему усмотрению?

Я поднялся со стула, подошёл к столу и взял с него семь пятидесятидолларовых банкнотов.

– Это, – с сожалением заметил я, – возвращает нас к исходному моменту. Поскольку деньги будут ей возвращены, мне теперь ничего не удастся добавить к банковскому счету. Так что положение с моим чеком снова становится точно таким же, каким было в прошлую пятницу, а потому выбора у меня нет.

Я решительно шагнул к своему столу, чтобы взять чек, который он только что подписал, поднял его за середину верхнего краешка большим и указательным пальцами и…

– Арчи! – громовым голосом проревел Вульф. – Не смей! Я не разрешаю тебе делать это!

Но я все ещё не знал, каково будет его решение насчёт нашей постоялицы. Все висело в воздухе. Но так как Вульфу была ненавистна мысль, что кто-то уйдёт из его дома голодным, так как он, видимо, во что бы то ни стало захотел развеять свои сомнения относительно несъедобности соленой трески и так как существовала угроза уничтожения мною второго чека, он вовремя спохватился. Наша посетительница не была выдворена из дома до обеда.

Поднос, уже приготовленный для отправки в Южную комнату, был обследован лично Вульфом, прежде чем Фриц отнес его наверх. Но это было все. Ничего более определенного не было сказано. Вопрос о незнакомке полностью игнорировался Вульфом и пока остался открытым.

Мы с патроном, как обычно, пообедали в столовой.

Когда с кофе было покончено, я последовал за Вульфом обратно в кабинет и тут же твёрдо решил, что первым вопросом повестки дня будет мисс или миссис Икс. Но он даже и не заикнулся об этом. После, как обычно у нас принято, плотной еды у Вульфа всегда оставалось четыре-пять минут для того, чтобы с удобствами разместиться в своём кресле. Завершив этот труд, он, как будто меня и не было в кабинете, взял книгу, открыл её и принялся за чтение.

Мне, конечно, не на что было жаловаться, так как я прекрасно понимал, что первый шаг должен был сделать он. А женщина все ещё гостила в нашем доме, наверху, запертая, хотя и накормленная, и теперь все целиком и полностью зависело только от Вульфа. Он мог просто промолчать и тем самым позволить ей остаться, что было крайне маловероятным. Но он также мог и приказать привести её вниз, в его кабинет, для беседы. Последнее, как я понимал, было ему крайне противно. Или же, наконец, он мог сказать мне, чтобы я вывел её из дома. Правда, я не собирался выполнять это приказание немедленно.

В любом случае он должен был все это проделать самостоятельно. Я вовсе не хотел давать ему зацепку ещё и потому, что, когда он начинал читать, мне даже не приходило в голову нарушать этот процесс.

Посидев молча минут пять и поглядев на него, я поднялся со стула и направился к двери. Но вдруг за своей спиной услышал его голос:

– Ты не собираешься выходить из дома?

Я повернулся и вежливо сказал:

– А почему бы и нет?

– И это все из-за женщины, которую ты протащил сюда просто контрабандным путем! Но ведь мы же условились, что после обеда ты от неё избавишься.

Это было совершенно неприкрытой ложью, поскольку подобного приказания я от него не получал, и он сам прекрасно знал об этом. Но я видел, что он явно приготовился к нападению и сделал первый выпад, так что теперь была моя очередь. Судьба нашей гостьи, вероятно, была бы решена очень быстро и бесповоротно, если бы нас вдруг не прервали. Неожиданно раздался звонок в дверь. С того места, где я стоял, до прихожей было только два шага, и я их решительно сделал. После наступления темноты я никогда не открываю дверь на звонок, прежде чем не включу свет над входом и не посмотрю сквозь прозрачное с одной стороны стекло.

На этот раз было вполне достаточно одного взгляда, чтобы определить, что человек, стоявший за дверью, был примерно вдвое старше меня. Он был высок и костляв, с квадратным, выступающим вперёд подбородком, в темно-серой, плотно сидящей на его голове шляпе, с портфелем под мышкой.

Я открыл дверь и спросил посетителя, как у него обстоят дела со здоровьем и что ему, собственно, здесь нужно.

Он, не задумываясь, ответил, что зовут его Перри Холмер и он срочно хочет видеть Ниро Вульфа.

Обычно, когда Вульф находился у себя в кабинете и являлся какой-нибудь незнакомец, я оставлял его подождать у двери, пока не схожу за соответствующими инструкциями. Но на этот раз, получив возможность направить течение мыслей Вульфа в другое русло, а также предотвратить выдворение нашей гостьи до наступления ночи, я пригласил этого человека войти, повесил его шляпу на вешалку и проводил в кабинет к Вульфу.

Сначала я подумал, что Вульф собирается подняться со своего кресла и выйти из комнаты, не сказав ни слова. Я наблюдал подобное не раз. Причём это проделывалось с таким видом, будто бы в комнате никого и не было. Я прекрасно видел, что именно такое желание промелькнуло в глазах патрона. Однако оно, видимо, было все же недостаточно сильным, и он остался сидеть в своём кресле, только с возмущением переводя свой взгляд с посетителя на меня.

– Мне необходимо вам объяснить, – начал Холмер, – почему я сразу же, и в такое время, обратился к вам. Ну, во-первых, я кое-что знаю о ваших потрясающих успехах и отличной репутации, но, кроме того, мне известно мнение о вас Дика Вильямса, вернее, Ричарда А. Вильямсона, торговца хлопком. Он сказал мне, что однажды вы сотворили для него чудо. – Холмер некоторое время вежливо помолчал, предоставив Вульфу возможность согласиться с этим лестным для него утверждением.

Вульф так и сделал, наклонив свою огромную голову на целую восьмую дюйма.

– Я, конечно, не прошу для себя чуда, – продолжал Холмер, – но мне необходима быстрота, смелость и необычайная проницательность.

Он устроился в кожаном кресле, стоящем около письменного стола Вульфа, придерживая свой портфель у локтя на подлокотнике. У него был хорошо поставленный баритон, такой же жесткий, как и он сам.

– И особенно секретность. Мне очень хорошо известно, что все это у вас имеется. Что же касается меня, то я – старший партнер юридической фирмы с самой надежной репутацией, офис которой размещается на Уолл-стрит. Дело заключается в том, что молодая женщина, интересы которой я представляю, внезапно исчезла, и есть основания опасаться, что она может совершить нечто опрометчивое и даже подвергнуться крайней опасности. Её необходимо немедленно отыскать и сделать это так быстро, как только возможно.

Я открыл ящик стола, чтобы вытащить записную книжку, и потянулся за ручкой. Что может быть приятнее такого дела? Исчезнувшая молодая особа и старший партнер уолл-стритовской юридической фирмы с самой надежной репутацией, настолько обеспокоенный, что даже на ночь глядя пришёл к нам за помощью, предварительно не позвонив. Я смотрел на Вульфа и с трудом удерживал улыбку.

Его губы были плотно сжаты, выдавая тем самым недовольство перед неизбежной работой. Когда на Вульфа надвигалась работа, он становился мрачен. Чаще всего он никак не мог найти причин для благовидного отказа, не мог изложить в убедительной форме своих извинений. Все это он ненавидел.

– У меня есть определенное предложение, – продолжал Холмер. – Я заплачу вам пять тысяч долларов, если вы обнаружите её и позволите мне связаться с ней до 29 июня, то есть в течение шести дней, считая с сегодняшнего дня. Я заплачу и вдвое больше: десять тысяч, если вы доставите её в Нью-Йорк, живую и невредимую, к утру 30 июня.

Я смотрел на него с живым интересом, когда он говорил о пяти тысячах долларов, а потом о десяти, но когда я услышал о дате – 30 июня, я тотчас же опустил глаза. Это все, конечно, могло быть и простым совпадением, но у меня появилось внезапно предчувствие того, что здесь что-то не так. А мой опыт уже давно научил меня не пренебрегать подобными предчувствиями. Я поднял глаза настолько, чтобы видеть лицо Вульфа, но на нём не проскользнуло и тени того, что произнесенная дата поразила его так же, как меня.

– А не лучше ли вам обратиться в полицию? – спросил он.

Холмер покачал головой:

– Как я уже имел честь сказать вам, здесь необходимо полнейшее соблюдение секретности.

– Это понятно, раз вы решили обратиться за помощью к частным детективам. Расскажите мне о вашем деле, только кратко и ясно. Поскольку вы, как сами изволили сказать, юрист, то должны знать, что мне необходимо решить, возьмусь ли я за эту работу.

– А почему бы вам не взяться за неё?

– Не знаю, не знаю… Вы лучше расскажите мне все подробности дела.

Холмер выпрямился в кресле. Я решил, что его манера сжимать и разжимать пальцы – не установившаяся привычка, просто он был на пределе.

– В любом случае, – начал он, – это конфиденциально. Имя молодой женщины, которая исчезла, – Присцилла Идз. Мне известна вся её жизнь до малейших подробностей. Я – её опекун. Кроме того, я управляю её собственностью, согласно завещанию отца Присциллы, умершего десять лет назад. Она проживает в квартире на Восточной Семьдесят четвертой улице. Я должен был приехать туда сегодня вечером, чтобы обсудить с ней кое-какие деловые вопросы. Войдя в квартиру немногим позже восьми, я её не нашёл. Горничная была крайне встревожена, поскольку ожидала свою хозяйку домой к обеду, а от неё до сих пор не было никаких известий…

– Таких подробностей мне не нужно рассказывать, – нетерпеливо перебил его Вульф.

– Хорошо, я постараюсь изложить все короче, – согласился Холмер. – Я обнаружил на её письменном столе адресованный мне конверт. Там лежала записка, написанная её рукой.

Он потянулся за своим портфелем, открыл его и извлек оттуда небольшой, сложенный вдвое листок голубой бумаги, но снова опустил его обратно, чтобы достать из футляра очки и надеть их на нос. Потом опять взялся за листок.

– Вот, послушайте, что здесь написано: «Дорогой Перри…» – Он замолчал и, подняв подбородок, посмотрел сначала на меня, потом перевёл взгляд на Вульфа. – Она называет меня по имени, – объяснил он, – с того времени, как ей исполнилось двадцать лет, а мне сорок девять. Это было предложение её отца.

Он явно жаждал комментариев, и Вульф вынужден был пробормотать:

– Но ведь это же не имеет существенного значения для дела.

Холмер кивнул:

– Я просто упомянул об этом, но будем читать дальше.

Холмер медленно сложил записку и снова убрал её в портфель.

– Возможно, мне следует объяснить вам смысл этой даты – 30 июня. В этот день моей подопечной исполняется двадцать пять лет и, согласно условиям её отца, опекунство над ней заканчивается. Она войдёт в полное владение своей собственностью. Таково было завещание. Но есть и некоторые осложнения, как это почти всегда бывает при назначении опекунства. Основной капитал Присциллы составляют девяносто процентов акций крупной и весьма процветающей корпорации. Среди части управляющих и директоров бытует мнение о том, что моя подопечная нуждается в контроле. Это-то и есть первое, и очень важное, осложнение. Второе – бывший муж моей подопечной.

Вульф нахмурился:

– Он жив?

Патрон никогда не вёл дела, связанные с супружескими скандалами.

– Да, – коротко ответил Холмер и тоже нахмурился. – Это было непростительной ошибкой со стороны Присциллы. Она убежала с ним в Южную Америку, когда ей было всего девятнадцать лет, оставила его тремя месяцами позже и развелась в 1948 году. Правда, дальнейших осложнений между ними не было. Но две недели назад я получил письмо, присланное на моё имя, как управляющему её собственностью, в котором, видите ли, утверждается, что, согласно подписанному моей подопечной вскоре после замужества документу, половина её состояния законным порядком переходит к нему. Я сомневаюсь в этом…

Тут я решил вмешаться, так как уже достаточно томился в неизвестности.

– Вы говорите, – выпалил я, – её зовут Присцилла Идз?

– Да, она вернула свою девичью фамилию после развода. А имя её мужа – Эрик Хаф. Я сомневаюсь…

– О, мне кажется, что я где-то её встречал. Я думаю, вы настолько предусмотрительны, что захватили с собой её фотографию? – Я встал и подошёл к нему. – Мне хотелось бы взглянуть на неё.

– Конечно, конечно, – торопливо сказал он, хотя ему и не нравилась роль допрашиваемого. Он вынужден был покорно протянуть мне фотографию, которую извлек из своего портфеля. – Я захватил её из квартиры. У меня три отличные фотографии. Смотрите…

Он передал мне ещё две. Я взял их и стал внимательно рассматривать. Тем временем Холмер продолжал:

– Я очень сомневаюсь, чтобы его притязания имели под собой законную почву, но в нравственном отношении здесь, несомненно, могут возникнуть серьезные затруднения. Для моей подопечной они весьма нежелательны. Письмо я получил из Венесуэлы, и она, я думаю, могла отправиться туда, чтобы повидаться с ним. Присцилла, видимо, имела намерения вернуться сюда до 30 июня. Сколько же ей понадобится времени, чтобы добраться до Каракаса самолетом? Я думаю, что не более двенадцати часов. Вы должны знать, что она очень упорна в своих намерениях. Я считаю, что в первую очередь необходимо будет проверить всех пассажиров, летящих в Венесуэлу, и сделать все, чтобы дать мне возможность связаться с нею прежде, чем она увидится с этим Хафом.

Я передал Вульфу фотографии молодой женщины.

– На неё стоит взглянуть, – сказал я ему. – Я как будто уже видел её, и не только на фотографии. И, как мне кажется, совсем недавно. Я, конечно, не помню, где и когда, но именно в тот день у нас на обед была треска. Я не…

– О чём, чёрт возьми, ты там бормочешь? – сердито сказал Вульф.

Я посмотрел ему в глаза.

– Вы слышали, – сказал я и сел.