Глава 4

Конфликт произошел на следующее утро, во вторник.

Сидя на кухне, я поглощал апельсиновый сок, лепешки, поджаренную по-джорджиански ветчину, мед, кофе и дыню. Фриц, спустившись из комнаты Вульфа, куда он относил поднос с завтраком, сказал, что я нужен патрону. Это не было отклонением от установленных правил.

Вульф в это время никогда не спускался вниз. Прежде чем подняться в девять к себе в оранжерею, он обычно посылал за мной, особенно в случаях, когда я должен был получить с утра инструкции, не подходящие для передачи по домашнему телефону.

Фриц сказал, что приказа прийти немедленно не было, поэтому я спокойно допил вторую чашку кофе, а потом уже поднялся на второй этаж в комнату Вульфа, находящуюся точно под той, в которой так и не переночевала Присцилла. Вульф уже покончил с завтраком и выбрался из постели. Теперь он стоял у окна в своей жёлтой пижаме, массируя пальцами голову. Я пожелал ему доброго утра, и он был настолько добр, что ответил мне тем же.

– Сколько времени? – спросил он.

В комнате было двое часов: одни стояли на ночном столике, другие – висели на стене, но я решил проигнорировать их и посмотрел на свои.

– Позвони, пожалуйста, в офис Холмера ровно в десять и соедини меня с ним, – сказал Вульф. – Ходить к нему тебе совершенно незачем, поскольку мы более осведомлены, чем он. Но прежде не мешало бы позвонить на квартиру мисс Идз и узнать, дома ли она. Или ты уже сделал это?

– Нет, сэр.

– Тогда попытайся дозвониться до неё. Если её там нет, мы должны все подготовить, чтобы потом не терять времени. Свяжись с Солом, Фредом и Орри, пусть они будут здесь к одиннадцати, если это возможно.

Я покачал головой, с сожалением, но твёрдо:

– Нет, сэр, это невозможно. Ведь я уже предупреждал вас, что вы можете меня уволить. Я, конечно, не отказываюсь играть, но не стану способствовать несправедливым и недобросовестным действиям кого бы то ни было. Вы сказали ей сами, что мы забудем о её существовании до десяти часов этого утра. Так мы и должны поступать. Я же понятия не имею, о ком или о чем вы говорите. Вы хотите, чтобы я ровно в десять поднялся наверх и узнал, нет ли у вас для меня каких-либо поручений?

– Нет, – огрызнулся он и направился в ванную.

Дойдя до двери, он остановился и рявкнул через плечо, не поворачивая головы:

– То есть да! – и исчез.

Чтобы сэкономить время Фрица, я прихватил поднос с посудой. Обычно, если не было срочной работы, я не спускался в кабинет до получения утренней почты, то есть до восьми сорока пяти – девяти часов. Так что, когда несколько раньше десяти в дверь позвонили, я был ещё на кухне, обсуждая с Фрицем бейсбольные команды «Гигантов» и «Доджерсов».

Пройдя через прихожую и подойдя к входной двери, я остановился как вкопанный, увидев, кто к нам пришёл. Я всего лишь воспроизвожу случившееся. Насколько мне известно, никакие электроны не сновали ни в том, ни в другом направлении, когда я впервые увидел Присциллу Идз. За короткое время нашего с ней общения я не испытывал никакой слабости или головокружения. Но факт остается фактом: два самых моих точных предчувствия связаны именно с ней. В понедельник вечером, раньше, чем Холмер произнес о своей подопечной два десятка слов, я сказал себе: «Это она, именно та, что у нас наверху в комнате». Я был твёрдо уверен, что так оно и есть. Увидев инспектора Кремера из Манхэттенского полицейского отделения по расследованию убийств, я сказал себе: «Она мертва», и знал, что это так и есть. Я постоял несколько секунд, прежде чем решился открыть дверь.

Я приветствовал инспектора, который в свою очередь сказал мне: «Привет, Гудвин» – и прошествовал прямо в кабинет Вульфа. Я последовал за ним и прошел к своему письменному столу, отметив, что Кремер, вместо того чтобы, как обычно, подойти к красному кожаному креслу, сел в жёлтое, показав тем самым, что на сей раз собирается иметь дело не с моим патроном, а со мной.

Я объяснил, что Вульф освободится не раньше, чем через два часа. Впрочем, Кремеру это и так было очень хорошо известно, поскольку он был прекрасно знаком с распорядком дня в нашем доме.

– Не могу ли я быть вам чем-либо полезен? – спросил я.

– Для начала, конечно, можешь, – проворчал он. – Этой ночью была убита девушка, и на её багаже, как это ни странно, оказались отпечатки твоих пальцев, к тому же очень свежие. Может быть, ты мне объяснишь, как они туда попали?

Я встретился с ним взглядом.

– Нет, так дело не пойдёт, – сказал я. – Мои отпечатки могут быть обнаружены на многих вещах женщин от штата Мэн до самой Калифорнии. Имя убитой женщины, её адрес и описание багажа?

– Присцилла Идз, дом 68 по Семьдесят четвертой улице. У неё чемодан и шляпная картонка, и то и другое из светлой коричневой кожи. Итак, как же на них оказались свежие отпечатки твоих пальцев?

Инспектор Кремер, конечно, не был сэром Лоуренсом Оливье, но до этого времени мне не пришло бы и в голову назвать его уродом. Но в тот момент меня вдруг осенило, что он очень уродлив. Его большое круглое лицо в теплое время всегда было красного цвета и как бы отекало, так что глаза превращались просто в щелочки, хотя и оставались такими же быстрыми и острыми.

– Вылитый бабуин. – Я не заметил, как сказал это вслух.

– Что?

– Ничего, – отрезал я, повернулся и набрал по домашнему телефону номер оранжереи. Через секунду ответил Вульф.

– У нас здесь находится инспектор Кремер, – сказал я ему. – Он сообщил, что обнаружена убитая женщина, по имени Присцилла Идз, а на её вещах найдены свежие отпечатки моих пальцев. Он интересуется, откуда они взялись и как все это произошло. Я когда-нибудь о ней слышал?

– Гр-рр!

– Да, сэр, я с вами совершенно согласен. Но я вот сомневаюсь… Вы не хотите спуститься?

– Нет.

– Так, может быть, мне подняться наверх?

– Нет. Ты все знаешь не хуже моего.

– Да, конечно, – вынужден был согласиться я. – Выкладывать все, что мне известно?

– Конечно. А почему бы и нет?

– Да, действительно, почему бы и нет. Она ведь теперь все равно мертва.

Я повесил трубку и повернулся к Кремеру.

Я готов согласиться с тем, что Кремер неплохо понимает Вульфа во многих отношениях, однако далеко не во всех. Например, он всегда преувеличивает аппетит Вульфа к звонкой монете, что, как я полагаю, вполне естественно. Ведь Кремер – честный фараон, взяток не берёт и самое большее, на что когда-либо может рассчитывать, – это добиться вознаграждения за свой труд, составляющего значительно меньшую сумму, чем та, которую я получаю у Вульфа. А годовой доход Вульфа исчисляется шестизначной цифрой. Я допускаю, что Вульфу совершенно нет дела до моего здоровья, но он вполне способен включить в смету расходов даже доллар для меня на такси. Тем не менее у Кремера на это своя собственная точка зрения.

Вот поэтому-то, когда он узнал, что у нас нет клиента, так или иначе связанного с Присциллой Идз, и нет никаких перспектив заполучить его, потому что она мертва, да и вообще, как он понял, у нас нет клиентов на примете, а следовательно, и шансов на гонорар, он начал называть меня Арчи, что случалось с ним и раньше, хотя и не так часто.

Он соответственным образом оценил данную мною информацию, исписав дюжину страниц в своём блокноте мелким аккуратным почерком и задав мне массу дополнительных вопросов, но не для того, чтобы подловить меня, а просто ради ясности. Он, правда, позволил себе довольно колкое замечание, назвав наш разговор с Холмером хитрой уловкой, так как его подопечная в этот момент была у нас в доме наверху, но я дал ему должный отпор.

– Вы считаете это уловкой? Но ведь Присцилла пришла сюда без всякого приглашения, да и Холмер тоже. Ни с одной из сторон мы не заключили никаких соглашений и не принимали на себя никаких обязательств. Оба они не могли получить того, чего хотели. Интересно, как бы вы справились с подобной ситуацией?

– О, я совсем не такой гений, как Вульф. Он, должно быть, слишком занят, чтобы взяться за такую малоинтересную работу, какую предложил ему Холмер.

– И воспользоваться предложенным гонораром, вы это хотели сказать? Если уж говорить о занятости, то я надеюсь, что и вы не слишком-то заняты, чтобы ответить на один мой вопрос.

Он посмотрел на часы:

– Но я очень тороплюсь, так как в десять тридцать должен быть у окружного прокурора.

– Ну и что? У нас с вами ещё есть хотя и не часы, но минуты. Скажите, почему вам так важно было узнать, в какое именно время ушёл отсюда Холмер? Это произошло сразу же, как только пробило десять, а мисс Идз ушла от нас через час с лишним после него.

– Какую газету ты читаешь? – вдруг неожиданно спросил Кремер, доставая сигару.

– «Таймс», но сегодня я просмотрел только первую страницу и спорт.

– Но в «Таймс» не было сообщения об убийстве.

Немногим позже, после часа в прошлую ночь, в вестибюле дома на Восточной Двадцать девятой улице было обнаружено тело женщины. Её задушили с помощью какого-то шнура, что-то вроде веревки, но не слишком тонкой. Опознать её оказалось непросто, поскольку сумочку унесли. Как позднее выяснилось, она жила в соседнем доме, так что, в конце концов, нам не понадобилось много времени. Её звали Маргрет Фомоз. Она работала служанкой в доме мисс Присциллы Идз на Семьдесят четвертой улице. Как стало известно, в этом доме она находилась с утра до вечера, а жила на Двадцать девятой улице со своим мужем. Обычно она возвращалась домой около девяти часов, но вчера вечером позвонила мужу и сказала, что задержится и не придёт до одиннадцати. По его словам, она казалась расстроенной. На все его вопросы Маргрет ответила, что обязательно все расскажет, когда придёт домой.

– Значит, она была убита около одиннадцати?

– Пока неизвестно. Здание на Семьдесят четвертой улице – частный дом, переделанный на роскошные квартиры, по одной на каждом этаже. За исключением квартиры мисс Идз, которая занимает два этажа и имеет собственный, отдельный от всех лифт. Он так хорошо работает, что при нём нет обслуживающего персонала. Поэтому никто не мог видеть, кто приходил и кто уходил от мисс Идз. Судебный эксперт считает, что всё произошло между половиной одиннадцатого и полуночью.

Кремер снова взглянул на часы. Он сунул сигарету в левый угол рта и прижал её зубами. Кремер никогда их не раскуривал.

– Я был дома и лежал ещё в постели, – продолжал он, – когда мне сообщили о происшедшем. Роуклифф к тому времени уже направил на место четырёх человек – обычная формальность. Около четырёх утра один из них, по имени Ауэрбах, решил, что имеет неплохие мозги и стоит им дать шанс отличиться. Ему в голову пришла мысль, что он почему-то никогда не слышал раньше, чтобы похитители сумочек душили свои жертвы. К тому же всякая попытка к изнасилованию здесь исключалась. Он стал задавать себе вопрос, что же послужило поводом к убийству? Её сумочка или она сама?

Согласно показаниям мужа убитой, она никаких порочащих связей не имела, да и в сумочке ничего особенного не было. Но в списке содержимого сумочки, составленного с помощью того же мужа, один предмет показался Ауэрбаху заслуживающим более пристального внимания. Это были ключи от квартиры, в которой работала миссис Фомоз.

– О, этот парень далеко пойдёт и в один прекрасный день может занять ваше место.

– Он был бы рад сделать это и сейчас. Итак, он отправился на Семьдесят четвертую улицу, позвонил в апартаменты мисс Идз и не получил никакого ответа.

Он прошел к швейцару и приказал ему открыть дверь квартиры. Когда они вошли туда, то увидели тело Присциллы Идз между ванной и холлом. Её ударили по голове кочергой, которая валялась тут же, а потом задушили чем-то тоже похожим на веревку. Шляпа лежала возле трупа. Жакет был на убитой. Так что, возможно, убийца уже поджидал, когда Присцилла вошла. Обо всём этом мы узнаем значительно больше, когда найдём шофера такси, на котором она приехала, что не представляет больших трудностей, особенно после тех сведений, которые я получил от тебя. Судебно-медицинский эксперт считает, что это убийство произошло между часом и двумя.

– Значит, домой она приехала не сразу. Как вы уже знаете, я посадил её в такси примерно без двадцати двенадцать.

– Да. Ауэрбах связался с Роуклиффом, и мальчики горячо принялись за дело. Качество полученных отпечатков было, конечно, ниже среднего, так как она, я полагаю, очень внимательно следила за чистотой – пыль везде была вытерта. Вершиной улова оказалась лишь коллекция отпечатков на багаже хозяйки. Когда было установлено, что отпечатки принадлежат тебе, Роуклифф сразу же позвонил мне, и я решил перед визитом к прокурору забежать сюда, по пути в нижнюю часть города. Роуклифф представления не имеет, как ему вести себя с Вульфом, а ты всегда оказываешь на него такое же действие, как пчела на собачий нос.

– Ну что ж, как-нибудь и я вам расскажу, какое действие он оказывает на меня.

– Лучше не стоит. – Кремер опять посмотрел на часы. – Я не возражал бы против того, чтобы всё-таки перекинуться хоть словечком с Вульфом. Но я прекрасно знаю, как он отреагирует, если поймет, что его беспокоят по такому пустяковому делу, как убийство какой-то женщины, так что я удовольствуюсь на сей раз теми сведениями, которые получил от тебя.

– И заметьте, я ничего не скрыл.

– Поверю, для разнообразия. – Он встал. – Особенно учитывая то, что у Вульфа в настоящее время нет клиента и пока не предвидится, насколько я понимаю. Он будет от всего этого совсем не в восторге, поэтому я тебе не завидую. Ну что ж, я ушёл. Я думаю, ты понимаешь, что, как свидетель, ты должен находиться поблизости.

Я согласился с ним и, проводив, пошёл было в кабинет, но, дойдя до двери, вдруг передумал, круто повернулся и направился к лестнице. Поднявшись на два этажа выше, я прошел в Южную комнату и, встав посредине, огляделся вокруг. Фриц ещё не успел побывать здесь, и комната была все в том же виде, в каком её оставила Присцилла: со сложенным покрывалом на одной из кроватей. Я подошёл поближе, приподнял покрывало и подушку, заглянул под них и снова опустил.

Потом я подошёл к большому бюро, стоящему в простенке между окнами, и принялся открывать и закрывать ящики. Не то чтобы я был не в своём уме.

Опыта детектива мне было не занимать, но произошло убийство, и этот случай меня слишком заинтересовал. Я хотел знать о нём как можно больше. В этот момент я находился именно в той комнате, где несчастная Присцилла собиралась ночевать. Я ни в малейшей степени не надеялся найти здесь что-нибудь, что могло бы помочь расследованию, поэтому и не был разочарован, ничего не обнаружив. Но кое-что я все же получил. На полке в ванной комнате лежала зубная щетка и бывший уже в употреблении носовой платок. Я взял их и унес в свою комнату, где положил на туалетный столик. Они до сих пор у меня в ящике, где я храню коллекцию различных профессиональных реликвий, напоминающих мне о том или ином деле, с которым мне приходилось сталкиваться.

Не было никакой нужды подниматься в оранжерею и затевать перебранку с Вульфом, поэтому я спустился снова в кабинет, уселся за письменный стол, разобрал и вскрыл утреннюю почту и принялся за свои обычные дела. Несколько позже я вдруг обнаружил, что вношу дату прорастания цимбидиум хлофордианум на карточку цимбидиум неувелоу. Я решил, что у меня нет таланта к подобной канцелярской работе, разложил все бумаги обратно по соответствующим папкам, сел на стул и уставился на свои пальцы. Существовало четыре тысячи вопросов, ответы на которые я хотел бы знать. Были и определённые люди, которых стоило бы расспросить, хотя бы сержанта Пэрли Стеббинса или Лона Коэна из «Газетт». Но, в конце концов, это был кабинет Ниро Вульфа и его телефон.

В одиннадцать часов он, наконец, спустился вниз, вошёл в кабинет, прошел к своему огромному письменному столу, уселся поудобнее в кресло и принялся просматривать тонкую пачку поступившей за сегодняшнее утро корреспонденции, которую я положил. Там не было ничего особенно интересного и, конечно, ничего срочного. Он поднял голову и сказал, словно только что меня заметил:

– Было бы очень похоже на тебя, если бы ты в десять часов поднялся ко мне наверх за инструкциями, как это было условлено.

Я кивнул:

– Знаю. Но Кремер ушёл отсюда только спустя пять минут после десяти, и я знал, какова будет ваша реакция. Вы хотите услышать подробности?

– Начинай.

Я сообщил ему все, что узнал от Кремера. Когда я закончил, он хмуро посмотрел на меня из-под прикрытых век. Мы надолго замолкли.

Наконец Вульф заговорил:

– Ты все рассказал Кремеру?

– Да. Вы же сами сказали, чтобы я все выложил.

– Значит, Холмер скоро узнает, если ещё не узнал, о нашей стратегии. Я не думаю, что нам стоит тратить усилия на то, чтобы связаться с ним. Он ведь желал получить свою подопечную живой и невредимой, а теперь об этом не может быть и речи.

Я с ним не согласился и выразил это, хотя и в очень мягкой форме.

– Но ведь он, – сказал я, – наш единственный контакт, каким бы раздражительным он ни был. И мы могли бы начать с него. Ведь нужно же нам с чего-то начинать?

– Начать? – Вульф был мрачен. – Что начать? И для кого? У нас ведь нет клиента, а значит, и начинать нечего.

Самым простым и приятным для меня было бы рявкнуть во весь голос. Но я подумал: «А что потом?» – и умерил свою злость, заговорив ровным голосом:

– Я не отрицаю того, что в этом деле можно придерживаться одной точки зрения, но есть и ещё по крайней мере одна. Она, эта женщина, была здесь и искала себе убежище, а мы выгнали её одну в ночь. И вот теперь она убита. Я считаю, что есть вещи, которые вы, при вашем уважении к себе, о котором вы толковали вчера так много, не можете выносить. Я думаю, что у вас есть какая-то отправная точка для расследования этого убийства. И клиент – ваша порядочность.

– Вздор!

– Может быть. – Я продолжал оставаться совершенно спокойным. – Я хотел только подробно объяснить вам, почему я считаю, что мы должны поймать парня, который убил Присциллу Идз. Но я не хочу тратить ваше драгоценное время и свои слова на дальнейшие размышления. Ведь это не принесет вам никакой пользы?

– Нет.

– И вы не хотите даже обсуждать этот вопрос?

– А почему я должен его обсуждать? – Он махнул рукой. – Я ведь не связан никакими обязательствами, ни словами, ни деньгами. Ведь так?

– О'кей. – Я встал. – Думаю, мне понятно, что происходит. Но вы должны отдавать себе отчёт в том, что это дело близко меня касается, в отличие от вас.

Если бы вчера, прежде чем выпроваживать Присциллу, я узнал, чего она хочет, разве была бы она сейчас в морге? Я очень сомневаюсь в этом. Когда вы спустились вниз, и я сообщил вам о ней, вы велели мне вывести её из дома до обеда. Если бы я это сделал, была бы сейчас она в морге? Конечно нет. То, что она не ушла отсюда до полуночи и решила идти домой, совсем не важно, но я считаю – вина здесь лежит на мне. Может быть, она просто решила поменять одежду и багаж, а может быть, прекратить эту игру. Во всяком случае, она пошла домой, и вот что из этого получилось. И теперь это уже моя личная проблема.

– Арчи, – сказал Вульф недовольно, – ни один мужчина не может считать себя ответственным за отсутствие того дара, который он обычно разделяет со своими коллегами, а именно – предвидения. Конечно, нельзя утверждать, что незнание не может стать причиной страданий. Это вульгарная софистика. Однако то, что нельзя винить себя за незнание будущего, – сущая правда.

– И все же это остается моей личной проблемой. Я могу смириться с отсутствием предвидения, но не намерен терпеть того, что какой-то чертов убийца может быть благодарен мне, пославшему жертву прямо к нему. Я, конечно, уйду от вас, если вы предпочитаете такой выход, но я хотел бы знать ваше мнение и просил бы вас принять решение незамедлительно… Жалованья, разумеется, я не возьму. На моё место вы можете взять Сола. Я перееду в отель, но вы, я полагаю, не будете возражать против того, чтобы я иногда забегал в ваш дом.

Он вытаращил на меня глаза:

– И ты собираешься заняться расследованием убийства мисс Идз в одиночку?

– Этого я пока ещё не знаю. Мне, конечно, может понадобиться помощник, но я могу и сам стать помощником.

– Пф! – Голос Вульфа был полон презрения. – Вздор! – сказал он. – Неужели Кремер такой уж неспособный работник? Или его люди ничего не умеют делать? Неужели они настолько никчемны, что ты станешь работать за них? Услышать такое от тебя? – Он покачал головой. – Нет, так не пойдёт, Арчи. Ты пытаешься принудить меня принять неприемлемое для меня решение. Я не возьмусь за слишком крупную и дорогостоящую операцию без каких-либо шансов получить гонорар лишь потому, что тебя уязвили обстоятельства. С твоей стороны было бы просто безумием пытаться раскрыть это дело. Да и к чему?

Я был слишком занят своими мыслями, чтобы отвечать на его вопросы. Сняв пиджак, я вытащил из ящика письменного стола кобуру и надел её на себя. Потом я вытащил «марли» 38-го калибра и коробку с патронами, зарядил пистолет, сунул его в кобуру и надел пиджак. Это было впечатляющим ответом Вульфу. Однако я проделал все это не только для Вульфа. На основе печального опыта прошлых лет я знал, что не стоит выходить из дома на расследование безоружным. Так что я, главным образом, действовал так из-за осторожности.

Я посмотрел на Вульфа:

– Я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы дать понять каждому, что теперь я работаю не на вас. Некоторые, конечно, могут мне не поверить, но тут уж я ничего не смогу поделать. Я ещё вернусь сюда за вещами, а если не смогу сделать этого допоздна, то позвоню вам и скажу, в каком отеле остановился. Если вы к этому времени предпочтете меня уволить, ну что ж, тем лучше. У меня нет больше времени обсуждать эту проблему, потому что я хочу перехватить одного необходимого мне для дела парня ещё до обеда.

Вульф сидел плотно сжав губы и мрачно смотрел на меня. Я повернулся и вышел. Проходя через прихожую, я прихватил свою соломенную шляпу. Нельзя сказать, чтобы я любил людей, болтающихся летом в шляпах, но мне необходимо было придать себе соответствующий вид. Спустившись по лестнице на семь ступенек, я повернул на восток, как будто твёрдо знал, куда мне нужно было идти.

Я прошел по Десятой авеню, свернул к нижней части города и на углу Тридцать четвертой улицы зашёл в аптеку. Там я заказал напиток с шоколадом и яичным желтком и стакан воды. Конечно, не существовало никакого парня, которого мне нужно было бы поймать до обеда. Мне просто хотелось поскорее уйти из дома. Раз не было никакой надежды склонить Вульфа на мою сторону, то это было просто необходимо. Разумеется, я не винил патрона, так как у него, в отличие от меня, не было личной проблемы. На ближайшее время я мог найти лишь одно применение моему времени и способностям. Мне необходимо было обнаружить, кто был убийцей, к которому я послал Присциллу Идз, усадив её в такси. Я должен был узнать его точный адрес и захватить с чьей-либо помощью или без неё.

Я не мечтал о славе детектива и участии в шествии по Бродвею на белом коне с головой преступника на острие копья. Я хотел только обрести чью-нибудь помощь в этом деле. Она была мне необходима. Я мог пойти к инспектору Кремеру, объяснить ему все и предложить свои услуги на тот случай, если он захочет взять меня в качестве консультанта на это расследование. Я, может быть, так бы и сделал. Но вовсе не хотел, чтобы тупица Роуклифф отдавал бы приказания. Ничто в мире не может оправдать человека, добровольно отдающего себя в руки Роуклиффа. Поэтому такую возможность я тотчас же отмел. Но что тогда? Если я отправлюсь в апартаменты Присциллы, меня туда попросту не пустят.

Если свяжусь с Перри Холмером, то он даже не станет со мной разговаривать. Я находил изъяны в любом своём плане.

Покончив с напитком и со стаканом воды, я зашёл в телефонную будку, набрал номер «Газетт» и вызвал Лона Коэна.

– Прежде всего, – сказал я ему, – этот звонок сугубо личный. С Ниро Вульфом он не связан никоим образом. Учти это и будь любезен сообщить мне все факты и выводы и даже слухи, прямо или косвенно связанные с мисс Идз и её убийством.

– Газете это будет стоить денег, сынок, – сказал он. – Каждая моя минута – золото. Я сейчас очень занят.

– Я тоже. Но я не могу ждать, когда выйдут газеты. У неё остались какие-нибудь родственники?

– В самом Нью-Йорке нет, насколько мне известно, но имеется парочка тёток в Калифорнии.

– Ты имеешь какие-нибудь сведения, которые можешь сообщить по телефону?

– И да, и нет. Но вообще-то в этом деле нет ничего особенно выдающегося. Тебе известно о завещании её отца?

– Мне абсолютно ничего неизвестно.

– Ее мать умерла, когда она была ещё совсем ребенком, а отец – когда ей было пятнадцать. Звонкая монета, ценные бумаги, которые он ей оставил, а также страховка не были чем-то выдающимся, но он оказался владельцем девяноста процентов капитала корпорации «Софтдаун» – полотенечно-текстильного дела стоимостью в десять миллионов долларов. Опекуном был назначен его друг и юрист Перри Холмер. Восемьдесят процентов дохода от вверенного попечению имущества отходило к Присцилле. На двадцать пятый день её рождения её собственностью должно было стать все. В случае её смерти раньше этого срока капитал стал бы собственностью служащих корпорации. Их имена указаны в списке, который является частью завещания, с указанием отходящей каждому суммы. Большая часть капитала попадет сейчас к кучке заправил, насчитывающей менее дюжины человек. Она убита за шесть дней до своего дня рождения. Тебе, конечно, эти сведения кажутся не имеющими выдающегося значения.

– Нет, нет. Теперь я готов держать пари, что это далеко не так. Чертов дурак! Я, конечно, имею в виду её отца. А как насчёт парня, за которым она была замужем? Я слышал, она с ним убежала. От кого она убегала, если её отца уже не было в живых?

– Не знаю… может быть, от поверенного; он ведь был её опекуном.

– Вряд ли. Ведь она встретила будущего мужа во время своего путешествия на юге. Я думаю, что в Нью-Йорке об этом знают очень мало.

– А что ты имел в виду, когда сказал мне, что Вульф никоим образом не связан с этим делом?

– Именно это и имел в виду.

– Ага! – Лон задумался. – Полагаю, ты зашёл к приятелю… Передавай ему привет. Он приготовил что-нибудь стоящее?

– Пожалуй, да. Я куплю тебе бифштекс у Пьера в семь тридцать.

– Это лучшее предложение, которое я сегодня получил. – Он с шумом вдохнул воздух. – Я надеюсь, что смогу им воспользоваться. Позвони мне в семь.

– Идет.

Я повесил трубку, открыл дверь будки, достал носовой платок и вытер лицо. В будке было слишком жарко. Я нашёл манхэттенскую телефонную книгу, выбрал нужный мне адрес, вышел на улицу и взял такси, чтобы направиться в восточную часть города.

Загрузка...