Игра в «Городки»

Первый раз я снялся в кино, когда мне было 15 лет.

Сыграл в эпизодике юного партизана-поджигателя.

Фильм назывался «Великое противостояние». Время действия — 1812 год. Наполеон приближается к Москве, а я — среди тех, кто ее поджег, чтобы не досталась супостату. За что меня французы и расстреляли.

Умирал я молча. Я канючил у режиссера, чтобы он разрешил мне немного покорчиться и постонать, но он запретил:

— Тебе попали и в сердце, и в голову. Одновременно!

Я, может быть, один из немногих, кто снимался еще в советской рекламе. Ее тогда показывали в кинотеатрах перед фильмами. Когда мне исполнилось 16, меня пригласили на Одесскую киностудию для съемок в рекламе Сберегательного банка СССР. Единственный вопрос, который мне задали, был:

— Умеешь ли ты управлять мотоциклом?

— Умею! — соврал я.

— А если сзади будет сидеть девушка?

— Это было бы очень хорошо. Я с пассажиром еще лучше езжу. Мотоцикл становится тяжелее, и им легче управлять!

Вот и весь кастинг. Зря они мне поверили! Мало того, что сам чуть не убился, так еще мог угробить одну очень симпатичную одесситку. В этом ролике мои «бабушка и дедушка» ночью откапывали клад. В металлической коробке лежала сберегательная книжка на имя их внука. Это был какой-то специальный вклад, деньги по которому можно было по лучить только по достижении внуком шестнадцатилетия.

И они дарили мне мотоцикл — роскошную красную «Яву», и я на ней вышивал вдоль моря со своей подружкой, которая держала меня нежно за плечи. После того как на первой же минуте я уехал на обочину и перевернулся, вместо меня ездил уже дублер.

Я думал, что этот мой кинопозор никто никогда не увидит. Но я ошибался. В 1974 году мы — первокурсники актерского факультета ГИТИСа — пошли в кинотеатр «Художественный» по совету нашего педагога на потрясающий фильм Никиты Михалкова «Свой среди чужих, чужой среди своих». «Идите и смотрите! — сказал нам Владимир Наумович. — У нас так еще никто не снимал!» Едва в кинотеатре погас свет, как на экране появилась моя улыбающая ся физиономия из рекламы «Сбербанка». Все, что я делал в кадре, не очень сопрягалось с тем, чему нас учили через дорогу от кинотеатра — в театральном институте. О, позор на мои русые, кучерявые тогда волосы!..

Без вины виноватый

С тех пор как помню себя, мечтал стать артистом. Артистом кино. В театр почти не ходил. Хватило одного раза.

Я тогда учился в 8 классе. Нас всей школой повели в одесский театр имени Иванова на спектакль «Без вины виноватые». Это были гастроли какой-то сборной московской труппы. Обещали, что будет играть великая мхатовская Алла Тарасова, но она не приехала. Я захватил с собой моего друга Олега. У него была фамилия, произнося которую скороговоркой, я учился технике речи — ПРИВОРОТЕР. Мы сидели в середине полупустого партера, а перед нами развалились в креслах пацаны из какой-то другой школы. Они все время ржали, обсмеивали бедных артистов, болтали во весь голос. Я сделал им замечание. Один из них повернулся, долго смотрел на меня, щелкнул пальцами у меня перед глазами и сказал:

— Все! Я тебя сфотографировал.

А другой добавил:

— До скорой встречи на том свете!

В антракте ко мне подошел тот, который меня «сфотографировал»:

— Сышишь, сышишь, ты, поц! Ты шо-то хотел? Щас ты это получишь!

Он взял меня под локоть и увлек куда-то во внутренний дворик театра. Я оказался среди пяти лбов. Они окружили меня плотным кольцом. «Где же Олег?» — думал я. А Олег застрял в туалете.

Вдруг кто-то врезал мне со всей силы ладонью по уху!

Из носа потекла кровь. И в это время я услышал вопль:

«Юрик! Держись!!» — и увидел бегущего к нам Олега со стулом в руках. Он на бегу замахнулся этим стулом с криком «Убью, твари!», но «твари», как по команде, все сделали шаг в сторону и стул пришелся как раз на мою голову!

Очень тяжелый стул. С замахом в 180 градусов… Так что знаменитый монолог Незнамова во втором акте про «матерей, которые бросают детей своих» прошел уже без меня.

Врач травмпункта поставил мне диагноз «контузия», и я им долго гордился!..

Артист с неопределенной внешностью

Двоюродная сестра моей мамы работала на нашей Одесской киностудии редактором. Людмила Донец. Она была довольно известным московским кинокритиком. Где-то что-то не то сказала, и ее отправили на периферийную студию.

Как-то я услышал разговор моей мамы и тети Люды на кухне. Речь шла обо мне:

— Людочка! Может, действительно ему помочь, как-то поспособствовать? Не замолвишь за него словечко там у себя на работе?

— Женечка, вот ты поверь мне, не нужно ему в артисты! Ну вот не нужно, и все! Не получится из него ничего…

И я вмешался в разговор:

— А почему это, тетя Люда, мне не нужно в артисты?

— А ты не обидишься?

— А я уже обиделся.

— Ну хорошо… Вот тебе мое резюме: какой-то ты… ровненький.

— ???

— Изъяна в тебе никакого нет! С такой физиономией тебя можно в любом фильме за любой стол посадить!

(Через много лет она призналась, что хотела сделать мне сильную прививку «от этого проклятого ремесла».) Поехал я в Киев к моему деду советоваться. Получить благословение. Он меня тоже «обрадовал»:

— Не нужно тебе, Юрка, в артисты! Уродства в тебе не хватает!

И я мучился: «Что же это за профессия такая, где нужно быть уродом?! Причем, кажется, не только внешне… И что же у меня за лицо, с которым можно сидеть за любым столом в любом фильме?»

Через шесть лет, когда я уже окончил ГИТИС, один из самых крутых режиссеров «Ленфильма» после кинопроб сказал про меня ассистентке по актерам: «Артист с неопределенной внешностью», но не объяснил, в какую сторону мне «определяться». «Добрая» ассистентка навечно записала этот вердикт на оборотной стороне моей учетной карточки в актерском отделе прославленной киностудии.

Знаменитая Татьяна Лиознова, режиссер «Семнадцати мгновений весны», после моих очередных проб сказала:

— Юрочка! У вас полное несоответствие внешних и внутренних данных.

Мне было тогда 22 года. И мне понадобилось 15 лет, что бы привести мои внешние данные в соответствие с внутренними, то есть сильно поправиться. Первую главную роль в кино я сыграл в 37 лет…

От чего плачут армяне

В 2000 году мне позвонил режиссер Тигран Кеосаян и пригласил на «Мосфильм» для знакомства. В офисе его кинокомпании работали одни армяне. Когда я перезнакомился со всеми, то подумал, что любимый армянский драматург — это Шекспир. Большинство сотрудников были тезками героев шекспировских трагедий…

— Юрий! — начал Тигран. — Я обожаю вашу передачу.

У вас там есть один сюжет — когда я его смотрю, я плачу. Не от смеха.

И он пересказал мне этот сюжет про бизнесмена, который подает нищим на паперти милостыню, а когда заканчиваются деньги, отдает им свои вещи и аксессуары: пальто, перчатки, портмоне, часы… а потом становится рядом с ними уже сам с протянутой рукой. Этот сюжет был снят в 1998 году.

— Для меня это самый живой и пронзительный отклик на дефолт, на кризис! — сказал Тигран. — Я вообще в финале вашей передачи, когда звучит эта песенка, «Городок», все время почему-то плачу…

Этот сюжет был и моим любимым. И мне уже было абсолютно все равно, что за сценарий мне предлагают и в каком фильме предстоит сниматься. Тигран «купил» меня сразу, на корню!

Вечером мы пошли в ресторан. Тигран с женой и родным братом — продюсером Давидом — и я с Леной. За столом Тигран все время шпарил цитатами из «Городка» и объяснялся в любви мне и нашей передаче… Прошло какое-то время, и наступил первый съемочный день фильма «Ландыш серебристый». Прозвучала команда: «Ну, с Богом, Юрочка! Мотор! Начали!» Алена Хмельницкая играет мою жену. Говорит первую реплику:

— Никто меня не любит!

Я отвечаю:

— Я тебя люблю… — и не успел договорить, потому что раздался дикий вопль:

— Стоп! Хватит! Прекратить снимать х…ню!!!

Подбегает Тигран с бешеными глазами и орет на меня:

— Значит так: «Городок» — на х…! На х… забудь про свой «Городок»!!! Это — К И Н 0!!! Кино, а не русская народная передача, б…!!! Не надо мне здесь ничего играть! Просто очень тихо скажи: «Я тебя люблю», и ни хера не изображай эту, б…, любовь!!!

Я остолбенел. И в этом состоянии сказал Алене:

— Я тебя люблю…

Опять подбегает Тигран. Нежный, ласковый такой.

— Спасибо, брат! Так сказал, брат, — просто ком в горле! Давид рядом плакал! Давид, ты плакал?

— Я плакал, — подтвердил Давид.

И услужливый ассистент подошел к Тиграну и сказал:

— А я тоже плакал, Тигран Эдмондович!

— Пошел на х…, дебил!

После «Ландыша серебристого» мы сняли роскошный сериал с тем же названием и героями, но попали в прокрустово ложе перемен на канале НТВ, они швыряли нас по эфиру и с успехом профукали все 12 серий.

Однажды в Молдавии

В 2004 году Тигран позвонил мне и сказал очень возбужденно:

— Брат! Все бросай и срочно приезжай ко мне! Я тебе прочитаю великий сценарий! Там для тебя сумасшедшая роль!

Сценарий был о визите Брежнева в Молдавию в 1971 году. На этом факте историческая правда заканчивалась, и начинался пронзительный фильм-сон про что-то хорошее и щемящее, про то, чего никогда не было в нашем недавнем прошлом, а так хотелось бы, чтобы было! Когда Тигран закрыл последнюю страницу и утер слезы от собственного прочтения, я спросил:

— Ну, Брежнев — естественно, я?

— Нет, Брежнев, естественно, — Богдан Сильвестрович Ступка!

В результате я играл первого секретаря ЦК компартии Молдавии Гроссу Семена Кузьмича. Когда Тигран ездил в Кишинев на подбор натуры, его сопровождал бывший сотрудник аппарата молдавского ЦК (позже он стал нашим консультантом). Как-то он спросил:

— А кто будет играть моего хозяина?

— А у вас был хозяин? — переспросил Тигран.

— Да! Семен Кузьмич Гроссу!

А я уже давно был утвержден на эту роль, естественно, без всякого согласования с бывшими аппаратчиками.

— Его должен играть только один артист! — продолжал будущий консультант. — Есть у вас такой — Юрий Стоянов.

Похож на моего хозяина как две капли воды!

Просто так совпало!

Мы жили в пансионате в местечке Вадул-луй-Водэ, рядом с Кишиневом. Там был отличный ресторанчик, в котором каждый вечер проходили корпоративы. В основном — встречи выпускников: по специальности «технолог бродильных производств в виноделии», по специальности «обработчики отходов виноделия», «винодел и технолог виноделия», «агроном и специалист по формировке и выращиванию винограда винных сортов» и т. д. и т. п. И поскольку все эти корпоративы были посвящены так или иначе вину и молдавское вино там лилось рекой, то каждый вечер в ресторане появлялся Миша Ефремов. Он вырывал у ведущего микрофон, мотивируя это тем, что у него «черный пояс по караоке»! Он просил поставить фонограмму знаменитой песни Газманова и пел свой вариант с учетом местных особенностей страны пребывания:

Допеть эту песню до конца Михаилу ни разу не дали, и следы его сопротивления специалистам по виноделию потом долго закрашивали гримеры. Тогда-то я и сочинил двустишие, которое очень понравилось Мишке: «Эта наша общая проблема — Михаил Олегович Ефремов!»

Через пять лет мы С Мишей вместе снимемся в «12» у Михалкова. Там один артист решил поучить Ефремова дисциплине и начал выговаривать:

— Как ты мог самому Никите Сергеичу (!) сказать, что не придешь на съемки сразу после Нового года, потому что на 2 января уже заказал себе капельницу?!

— Я честно предупредил о последствиях праздника, — ответил Мишка.

Я решил заступиться за него:

— Мужики! Среди нас двенадцати человек есть только один, кто ни разу об остальных одиннадцати не сказал ни одного дурного слова. Не то что не сказал, — даже не подумал! Он же святой! Посмотрите — у него над головой нимб!

И Миша Ефремов покачал отрицательно головой и сказал:

— О нет! Это не нимб. Это — бубенцы!

Миша — один из моих любимейших артистов. Это огромный артист и уникальный человек!

Про то, что происходило на съемках в знаменитых Криковских подвалах, где под землей проложены десятки километров дорог и где в огромных бочках хранятся миллионы литров молдавского вина самых знаменитых сортов от «Гратиешты» до «Пуркарского», я тактично умолчу…

На съемках «Зайца над бездной» мы жили в коттеджах на высоком берегу Днестра. В это время цвели тополя, и целыми днями летел тополиный пух, все буквально замело этим пухом. После съемок в Криковских подвалах я проснулся на рассвете, часов в 5 утра от странного звука. Выглянул в окно. Дул сильный ветер, и была настоящая тополиная метель. И сквозь эту метель по асфальтовой дорожке несся на роликах артист Владимир Ильин и бил хоккейной клюшкой по консервной банке. Феллини! В этот день мы должны были снимать сцену на хоккейном поле, где все игроки катаются на роликах, потому что льда в Молдавии нет. У персонажа Володи Ильина была такая фраза: «Хоккей в Молдавии, товарищи, — это говно!» Вероятно, Владимир собирался проиллюстрировать этот тезис в кадре. Или это были последствия съемок в Криковских подвалах?

В «Зайце над бездной» я сыграл одну из моих самых любимых ролей — тихого, немногословного, несчастного, потому что занимался всю жизнь не своим делом, незлого Семена Гроссу. В мой первый съемочный день в этом фильме мы снимали очень сложный эпизод. Пьяный первый секретарь ЦК компартии Молдавии бродит по аллее среди деревьев, посаженных космонавтами, играет на пастушьей дудочке, плачет и произносит небольшой монолог о своей загубленной жизни. Оператором-постановщиком был фантастический, легендарный Игорь Клебанов. По умению выставить свет и построить картинку — второй в мире! Первый — Рембрандт. Сняли дубль, и Игорь говорит про меня Тиграну:

— Слушай, Тиграша. Я думал, он клоун, а он — серьезный артист!

— Игорек! — отвечает Тигран. — Вообще-то клоун — это высшая ступень в актерской профессии.

Во как!

Кстати, именно этот эпизод в фильм не вошел. Я спросил Тиграна: «Почему?» — а он ответил: «Там было много клоунады!»

Меня хорошо слышно?

Однажды Тигран позвонил мне в Питер:

— Значит, слушай, брат! Послезавтра мы все летим в Ереван на открытие памятника, приуроченное к батиному юбилею! (Папа Тиграна — Эдмонд Кеосаян — режиссер знаменитых «Неуловимых мстителей» и других замечательных картин.) Представляешь, совпало! И бате, царствие ему небесное, исполнилось бы 70, и его фильму «Мужчины» — 35 лет! Вы с Ленкой тоже летите! Будет специальный чартерный рейс.

— Погоди, Тигран…

— Мы вас ждем! Ты же знаешь, что такое для меня память об отце! Как и для тебя!

— Послушай, Тиграша…

— Это ты меня послушай! Памятник придумали мы с Давидом! Самое интересное, брат, что это памятник не режиссеру Эдмонду Кеосаяну, мы увековечим четырех исполнителей главных ролей в любимом батином фильме «Мужчины»: Фрунзика Мктрчяна, Азата Шеренца, Армена Айвазяна и Аветика Геворкяна! Как тебе?!

— Когда самолет, ты сказал?

— Послезавтра. Ты слушай дальше! В прошлом году мы с Давидкой были в Ереване и обедали в знаменитом кафе «Козырек». Именно в этом месте батя снимал многие эпизоды. Помнишь последние кадры фильма, когда Карине, в гениальном исполнении Аллы Туманян, в обнимку с каким-то парнем случайно появляется на балконе и разрушает все мечты главного героя?

— Тигран, пос-лу-шай…

— Стыдно брат, не помнить, кто такая Алла Туманян! Это великая актриса театра имени Сундукяна. Сейчас в Лос-Анджелесе живет. Так вот, именно под этим балконом установлен памятник!

— Тигра-а-ан!!! Дай сказать глухонемому!!! Я не могу никуда лететь послезавтра, у меня съемки!

— Неотменяемо?

— Абсолютно!

— Понятно… Юра, меня хорошо слышно?

— Что?

— Я спрашиваю, меня хорошо слышно?

— Так себе.

— Юра, иди на х…!!! Расслышал?

— Пошел ты сам на х…! А на мое место в самолете можешь пригласить великую Аллу Туманян из Лос-Анджелеса!

Послали мы друг друга не только на три буквы, но и на три года. Ровно столько мы не общались.

Потом Тигран меня первый набрал:

— Брат, а почему ты меня послал три года назад?

— Потому что ты меня послал.

— Да? Значит, был неправ — ты все-таки старше! Прости, брат!

С тех пор мы больше не ссоримся. Я снялся еще в четырех фильмах Кеосаяна, и после каждого он мне говорит:

— Так ты еще нигде не играл! Такого тебя еще никто не видел!!!

Кино для Тиграна является продолжением его любви и дружбы. Он вообще, по-моему, снимает потому, что это для него единственная возможность в наше суматошное время собрать любимых людей, баловаться, валять с ними дурака, вкусно кушать… и заодно снять хорошее кино.

А может не «заодно», а ПОЭТОМУ! Съемочная группа для него — это его семья в прямом и переносном смысле. Спасибо, Тигран, что я являюсь членом твоей семьи! Меня хорошо слышно?

Как я пролетел над гнездом кукушки

О съемках в фильме Никиты Михалкова «12» я уже дал такое количество и печатных и видеоинтервью, что, кажется, добавить больше нечего. Важно, что в моей жизни был этот фильм и эта встреча! Я лучше расскажу, как я познакомился с Никитой Сергеевичем.

Как-то я отдыхал на даче под Питером. Поздним вечером раздается звонок. Номер не определяется.

— Здравствуйте! Это Юрий Николаевич?

— Да, он.

— Вас беспокоит Никита Сергеевич Михалков.

Голос не похож. Ну, думаю, дурак какой-то разыгрывает на ночь глядя.

— Никита Сергеевич, идите в жопу! — и я нажал кнопку отбоя.

Сразу же перезванивают.

— Поразительно! Пять минут назад звонил Олейникову и услышал тот же ответ. Это правда Никита Михалков! Мне это надо доказывать?

— Ага, — говорю, — надо доказывать. Если ты такой уж Михалков, спой «Я шагаю по Москве»!

— Легко! — и из трубки полился знакомый с детства голос: — «А я иду, шагаю по Москве, и я пройти еще смогу…»

Могу еще «Мохнатого шмеля» спеть!

— Елки-палки! Никита Сергеич, ей-богу, не узнал! Простите дурака!

— Нормально, старичок, бывает. Даже смешно получилось! Я, собственно, по делу звоню…

Через несколько лет мне вручат «Золотого орла» за фильм «12». В номинации «За лучшую мужскую роль» «Орла» получили ровно 12 человек — все, кто снимался. Я стоял со статуэткой в руках и чувствовал легкое смятение в зале. Подошел к микрофону и объявил: «Скажите спасибо Михалкову, что он снял фильм „12“, а не „300 спартанцев“!»

Но это будет спустя несколько лет. А пока Михалков пригласил нас с Илюшей провести ту самую церемонию вручения наград Российской киноакадемии «Золотой орел».

Очень тяжко далась нам эта церемония. У нас было шесть номеров, предварявших разные номинации. Мы изображали кучу политических деятелей и прошлого и настоящего, убегали из 1-го павильона «Мосфильма» в гримерку, переодевались-перегримировывались и неслись обратно на сцену. На все про все иногда выделялось по таймингу не более трех минут! Был успех, но и вымотались мы изрядно, чудовищно устали. А потом… потом я в первый и в последний раз в жизни очень серьезно набрался. В банкетном ВИП-зале было много водки и мало закуски. Мы с Илюхой не очень привыкли к проявлениям столичных знаков внимания, пахали себе все время и не собирали дань из комплиментов, а тут вдруг столько хороших, восторженных отзывов на наши трезвые головы и голодные желудки! Подходит Никита:

— Ну, ребяточки! Ну, умнички! Так то-о-о-ненько прошлись по всем, как по лезвию! Гениально!

Практичный Илюша уже хотел произнести давно заготовленный текст про то, что раз уж мы здесь бесплатно отпахали, то, может, Михалков рассчитается какой-нибудь ролью в своем будущем фильме, но тот окликнул интеллигентного пожилого мужчину в очках:

— Милош! Старичок, иди сюда. Вот эти двое из ларца, которым ты хотел что-то сказать, — подмигнул нам и тихо добавил: — А это, ребятки, — Милош Форман! Так что не наложите в штаны!

И к нам подошел Милош Форман — режиссер-постановщик фильмов «Пролетая над гнездом кукушки…», «Амадей», «Народ против Ларри Флинта», один из величайших кинорежиссеров XX века! Чех по национальности он, оказалось, прекрасно говорил по-русски.

— Спасибо вам огромное, — сказал он. — Я обожаю юмор и знаю, как тяжело быть комедийным актером. Я видел много выдающихся комиков, но поверьте мне, у нас в Америке нет такой пары, как ваша! Ни в Голливуде, ни на Бродвее, ни на телевидении! Спасибо вам большое! Я вас обязательно запомню!

После этих слов мы с Илюхой сразу наклюкались, набрались за минуту. Пили молча. Иногда целовались. Тоже молча. Пустили короткую пьяную слезу и разошлись. В общем, жизнь удалась!

Дальше попытаюсь склеить обрывки воспоминаний, как пленку, порванную пьяными руками: мы с женой подходим к нашей машине, и я сажусь за руль… Жена говорит:

— Куда?

— В ГИТИС, мадам, — отвечаю.

— Тогда садитесь справа, сэр.

— Это почему?

— Потому что в Англии руль справа!

…Сажусь справа. Жена за рулем. Куда-то едем.

— Куда ты меня везешь?

— Ты же просил в ГИТИС. А зачем, кстати, нам туда?

Я заплакал и простонал:

— Я хочу поцеловать бюст Станиславского! Как же ты не по-ни-ма-ешь?!

Входим в какой-то подъезд. Я уже совсем никакой. Меня сильно мутит. Спрашиваю:

— Это ГИТИС?

Лена отвечает:

— ГИТИС, ГИТИС.

Едем куда-то на лифте.

— А что, разве в ГИТИСе есть лифт?

— Уже есть. Построили.

Входим в какую-то дверь. Я смутно начинаю различать очертания знакомой квартиры. Лена распахивает дверь в туалет, показывает на унитаз и торжественно объявляет:

— ГИТИС, сэр!!!

Спасибо ей, еле успел!

В поисках человека

Фильм «Человек у окна» снимался по заказу канала «Россия» специально под меня, для меня и немножко про меня. Я всегда буду с благодарностью помнить про это! Это одна из главных работ в моей скромной кинобиографии.

Режиссером был Дмитрий Месхиев. Когда Френсис Форд Коппола как председатель жюри вручал Диме главный приз Московского международного кинофестиваля за уникальный фильм «Свои», он сказал: «Если в стране есть такой режиссер, как Дмитрий Месхиев, я уверен в ее кинематографическом будущем! Вы должны гордиться этим человеком!»

…Первый съемочный день у нас как-то не заладился.

Никак не могли начать. Дима подошел ко мне и сказал:

— Юра, у нас там небольшие проблемы с техникой. Подождешь тридцать минут?

А я ответил:

— Дима я этого фильма ждал тридцать лет, так что тридцать минут уж как-нибудь подожду!

В эту смену, тем не менее, мы сняли довольно много полезного материала. Но Месхиев ходил как туча, явно чем-то недовольный. Подозреваю, что мною. Молчал, молчал, потом развел руками и тихо сказал:

— Нет человека… Живого че-ло-ве-ка пока нет!

На следующий день мы снимали на обочине проселочной дороги, рядом с лесом. И вдруг прямо в кадре мне залетела в глаз какая-то мошка. Я не хотел прерывать дубль и непроизвольно начал часто моргать. И вдруг крик Месхиева:

— Все! Есть Человек! Есть Человек, б…!!! Моргай, моргай, родной!

Этот тик мы «закрепили», и он стал как бы визитной карточкой моего героя, он делал очевидной, осязаемой его незащищенность. Это когда он проявлял себя как человек. Но когда по воле обстоятельств он перевоплощался в других людей и начинал «играть» — тик пропадал. Такой простой актерский прием помог мне понять и решить всю роль!

А все, что мы сняли в первый день, пришлось переснимать. Потому что там я не моргал.

И у нас покатило! Начало получаться! И пошли знаменитые месхиевские «отмечалки», то есть банкеты. Киношных поводов было навалом: «100-й кадр», «200-й кадр» и так до тысячного (!), потом проставлялись художники, потом администрация, потом режиссер, потом оператор, плюс все дни рождения всех членов группы (некоторые, по-моему, придумывались на ходу). И никаких этих убогих фуршетов с канапешками, никаких бомжовых посиделок на ящиках с аппаратурой — нет! Все солидно, обстоятельно. С длинным составлением списка — чего купить на рынке, с выбором напитков, с арендой зала! Во как было!

Во время репетиции какой-то сцены Дима сказал мне:

— Надо иначе здесь играть! Что можешь предложить?

Я начал было рассуждать: «Я думаю…»

Но он резко перебил меня:

— Запомни: артист не должен ДУМАТЬ, артист должен ЧУВСТВОВАТЬ!

Это один из лучших советов в моей жизни!..

Я назвал эту главу «Кино, вино и кимоно». Про кино, по-моему, получилось. С вином тоже все понятно. А вот с кимоно как-то не сложилось. Хотел было чего-нибудь приврать про кимоно ради красного словца, подкорректировать жизнь под хорошую рифму «кино-вино-кимоно», присочинить какой-то эпизодик… да рука не поднялась. Пусть так остается. Хорошее же название: «КИНО, ВИНО И КИМОНО», правда?