Игра в зеркала

Отражение шестое

Привычка выражаться по поводу и без в который уже раз сыграла со мной дурную шутку — я окончательно прохлопала момент, чтобы достоверно хлопнуться в обморок, и, таким образом, получить массу дополнительного времени на корректировку линии поведения.

С другой стороны, не факт, что обморок со стороны биолога при данных обстоятельствах выглядел бы так уж достоверно. Как, впрочем, и восторженное прыганье на одной ножке с воплем «Вот оно, мое открытие!».

Посему мне не оставалось ничего, кроме как стоять и смотреть на него широко открытыми и почти испуганными глазами, растерянно теребя прядь волос. Растерянность была настоящей. Все остальное — нет.

— ГДЕ вы такое подцепили? — во мне заговорил тот, чем я была первоначально. Агент по безопасности. И если ЭТО передается, то безопасности галактического сообщества мало не покажется.

— Можно сказать, я таким родился, — просто сказал он. Сказал и внимательно посмотрел на меня. Слишком внимательно.

Кажется, агент заговорил слишком…командным тоном.

Не стоит им командовать. Не сейчас. До тех пор, пока длится этот маскарад — нет.

Вообще никогда.

В определении опасности этого мужчины я ошиблась, и, боюсь, ошиблась фатально. То, что могла сотворить с психикой такая внешность за сто двадцать? сто пятьдесят? лет жизни, разворачивало мое представление о балансе наших сил не в лучшую сторону. Все, поиграли и хватит. Все, что нужно — выяснено. Группа захвата, патрульный трейдер и каталажка. И не факт, что я захочу общаться с ним даже сквозь прутья решетки, находящейся под напряжением.

— Вы меня боитесь?

Да. Сухая ухмылка растянула губы. Он, как всегда, отвечает на мои мысли, не слыша их. Этого я боюсь. Как и многого другого. А вовсе не лица.

Я тяжело помотала головой, наконец, вспомнив, что должна выказывать хоть какие-то чувства по этому поводу, а не стоять, тупо уставившись на него. Не видя, по своему обыкновению, абсолютно ничего. Пожалуй, наиболее оправданной будет легкая заинтересованность. Я, наконец, внимательно всмотрелась в настоящее лицо Эрика, отмечая про себя правильность сделанных ранее выводов.

По поводу возраста я не ошиблась. Волосы действительно черны как ночь, а глаза — голубые. Только взгляд их не сулит ничего хорошего. Что же до остального… Прямые темные брови, чуть широковатые скулы, какая-то очень мягкая и изящная линия подбородка и нижней челюсти, бакенбарды… Почти красивое лицо, вычерченное уверенными и четкими штрихами.

Да, почти красивое. Наверное. Я нахмурилась, не совсем понимая, какими терминами описать все остальное для мысленно составляемого отчета. Но, по крайней мере, ясно, почему Эрику понадобилась именно я. Подобной дикой смеси гуманоидных черт с…с… одним богам понятно чем, я еще не встречала, и, подозреваю, не увижу больше никогда. Сол в нем опознавался без труда, но почти вся правая половина лица, а точнее, ее расовая принадлежность, вводила меня в ступор. По отдельности она смотрелась не слишком…ммм…дисгармонично, но в сочетании с гуманоидными чертами левой половины лица и шевелюрой, оригиналу явно не свойственной, у нормального существа вызывало желание завизжать. Особенно в темном коридоре.

Кстати…

— Да повернитесь вы к свету! И так ничего не понять, а вы еще…

Резкие звуки прервали меня на полуслове. Я недовольно глянула на объект. Ну чего он смеется? Зря, кстати, смеется — вид еще хуже, если такое вообще возможно.

— Ученые — сумасшедшие.

— Без всяких сомнений. Поворачивайтесь, поворачивайтесь.

Он повернулся, не глядя на меня, поэтому не заметил, как жадно я ловила его реакцию на свет. И на мгновение закрывшиеся глаза, и напряженные плечи, и рука, почти взлетевшая в защитном жесте — все это сказало мне больше, чем лишний источник света. Всю жизнь проходил с амулетами.

Я едва успела подавить хищный оскал. Вот она — безотказная кнопка, которую можно будет использовать на допросах. Впрочем, я бы удивилась, если бы ее не было.

— Мне не совсем понятна моя роль. А точнее, что вы от меня хотите при данном…Гм…раскладе.

— Неужели вы так недогадливы? Исправьте все, что сможете.

— Вы в своем уме?

— Хотите жить? — короткая фраза повисла в гробовой тишине. Я подняла на него глаза и поняла, что он не шутит. Совершенно.

— Эрик, вы понимаете, чего хотите?

— А вы? — он отвернулся от света и скрестил руки на груди.

— Вы обещали! — я попятилась.

— Не верьте чужим обещаниям. Это вредно для здоровья. Итак?…

Я опустила голову, потирая переносицу. Вступить в прямой конфликт сейчас? Ага. Без ключа к системе управления. Даже если удастся его скрутить, не раздолбав попутно половину корабля, сотрудничества в этой тонкой сфере я от него навряд ли дождусь.

Виски закололо, предвещая скорый приступ головной боли. Что-то нужно сделать. Или хотя бы — сказать. Я попыталась заставить мозги работать, исходя из полученных данных. Стандартная раскладка изменения исходного кода. Каскад… Нисходящие линии…Ой ли?

— В таком возрасте? Если бы хотя бы ребенок… А если… Каскад трансмутаций…или… А бесы, это же гуманоид…

Заинтересованный взгляд. И только сейчас понимаю, что бормотала все это вслух. Язык поспешно исчез за стиснутыми зубами. Не приведи боги, чтобы он сообразил, ЧТО все это такое. Я бросила косой взгляд в сторону Эрика. Нет, конечно нет. Каскад трансмутаций… додумалась, что ляпать, дура.

— Беретесь?

— Подобных технологий не существует, — отрезала я. Светлые глаза жестко блеснули.

— Не заставляйте меня думать, что я в вас ошибся.

— Не заставляйте меня думать, что вы не изучили эту проблему сами. В вашем возрасте предположить такое было бы смешно, — эхом отозвалась я. — Я не гений, не столп современной науки, а вы хотите взвалить на меня то, с чем бы не справилась и вся Академия, вместе взятая.

— В моем возрасте? Сколько, по вашему, мне лет, маленькая леди? — ледяным тоном отсек он.

— Сто сорок! — рыкнула я. — Двадцатью годами больше или меньше — может быть! Какая вообще разница, сколько вам ле…

Я прикусила язычок. И уже во второй раз за этот разговор почувствовала себя полной дурой. С такими изменениями генотипа можно ожидать любых сбоев. В том числе и в процессах старения. Лет ему может быть сколько угодно. Он может быть даже младше Алана — генетически измененные особи обычно стареют в несколько раз быстрее. Бесы меня подери! А ведь действительно — пока я не буду располагать подробной генетической картой этого фрукта, полным снимком и результатами тестов, о нем НИЧЕГО нельзя будет сказать с уверенностью. Одно то, что он вообще появился на свет живым, можно считать чудом. Кстати… Генеалогическое древо этого типа — в обязательном порядке. Должно же это все откуда-то пойти. Дальше…

Я смахнула челку со лба и наткнулась взглядом на затянутую в перчатку руку.

Мысли стремительно сменили направление. Постойте, постойте, мы же кроме лица еще ничего не видели. Тут должно быть просто нагромождение аномалий, а не просто подпорченная физиономия. Голубые глаза — это еще мелочь, интересно, что там дальше… У внутренних органов тоже должно быть интересное строение… Так-так-так…

Я хищно покосилась на перчатку и облизнулась.

Затянутая в черную кожу рука стремительно спряталась в карман.

— Я смотрю, необходимый энтузиазм у вас уже появился. Не переусердствуйте только.

— Как я уже говорила, подобных технологий…Гм… — перед моим носом появилась моя собственная диссертация «Теоретический подход к проблеме…». Я подняла на Эрика глаза. — Там написано «Теоретический подход». К тому же рассматривались примитивные формы жизни. Где вы вообще выудили эту идиотскую работу? Ее не допустили даже к защите.

Меня начало грызть беспокойство. Написание этой работы было одной из величайших глупостей в моей жизни. Слава богам, она осталась пылиться в архивах Академии, так и не защищенная в виду своей откровенной фантастичности и не виденная практически никем. И прекрасно, что никем — тогда я еще была не в полной мере ознакомлена с горизонтами современной науки и техники, и не понимала, какие именно идеи следовало держать при себе. А теперь вот приехали…

Ладно, хотя бы ясно, чем Эрик руководствовался, выбрав меня. Ведь подобных технологий действительно не существует. Здесь и сейчас.

— Это все неважно, — в его тоне проскользнула тяжелая, застарелая усталость. Он мотнул головой, и темные волосы рассыпались, прикрыв лицо.

Приглашающий жест:

— Пойдемте.

Я развернулась и направилась вслед за ним в главную рубку. Черная высокая фигура застыла в полумраке на фоне россыпи звезд. Тысячи звезд… Свечи во мраке.

— Я наблюдал за вами. Долго. Можно сказать, все те годы, что вы работали в головной Академии Центра. Вы не получили степеней, не получили и особого признания. Но ход ваших мыслей, ваш подход к проектам — в сотни раз ценнее, чем десяток степеней. И это дает мне надежду, что справитесь… И не пугайтесь так — вам я поручаю как раз «теоретическую» разработку проблемы. Специалистов, способных ювелирно выполнить работу по написанному алгоритму — легион, способных же этот алгоритм пусть даже наметить, я до этого не видел. По прибытии на место вы получите все необходимое для проведения установочных исследований. Составьте список необходимой вам информации — частично я могу предоставить ее уже сейчас, и начинайте думать. Без вознаграждения за свои труды не останетесь, так что об этом аспекте не волнуйтесь. Смею надеяться, мы договорились?…

— Один вопрос. Нескромный. Все это стоит такого количества кредитов, которое может себе позволить не всякий Университет…

— Вы считаете, я ограбил банк? — резкий смешок. — Я оружейник, моя милая. Смею надеяться — хороший.

— Мдам… — промычала я. Не думаю, что версия о банке так уж нежизнеспособна, хотя, пожалуй, поддается корректуре за счет контрабанды. Оружейник… Ну-ну. — Хорошо, я подумаю.

— Думайте. Я не ограничиваю вас во времени. В разумных пределах, конечно, — Эрик бросил на меня выразительный взгляд и отошел к консолям управления.

Скрипнуло кресло. Я подняла глаза на темный затылок и задумалась. Что же с тобой делать, Эрик? На самом деле? Состав преступления есть… и нет. Или?…

Ладно, не мне решать. Судейская коллегия решит. На худой конец — Командор, раз уж он взял операцию на личный контроль.

Электронный блокнот возник в пальцах, световое перо начало медленно выводить «список необходимой информации». Операция фактически исчерпала себя. Все что осталось, проходит скорее по ведомству таможни и полицейского управления Мерры, чем Корпуса. А посему — в ближайшем порту подводим итог совершенной оперативным отделом глупости. Пока же попытаемся извлечь хоть немного пользы из создавшегося положения.

Световое перо запорхало быстрее. Информация в этом мире ценность гораздо большая, чем свеженькие хрустящие кредиты, даже если это всего лишь информация о чьей-то родословной. Задним числом я даже посочувствовала черноволосому авантюристу — сотня против одного, что после моего доклада научный отдел Корпуса возьмется за него настолько плотно, насколько он и не мог мечтать. Правда, с совершенно иными целями, но это уже частности.

А все же с ним было интересно играть. Опасно, не спорю, но интересно.

Я закусила губу, поймав себя на мысли, что начинаю думать о нем в прошедшем времени. Вот этого не стоит делать ни в коем случае. Расслабляет.

— Ким… Вы же ожидали не этого, — неожиданно раздалось за спиной. Я вздрогнула, отчасти работая на образ. К стыду своему, лишь отчасти… — Тогда чего?

Тяжелые руки легли на спинку кресла, широкая тень упала под ноги. Эрик, Эрик… Снова прячешься за моей спиной. Да ты и всегда прятался — в редкой тени поднятого воротника, в непроницаемой черноте неосвещенных коридоров, сумраке рубки, почти никогда не глядя прямо в лицо, отворачиваясь, опуская голову… вот только я заметила это слишком поздно. Чего я ожидала? Уж не того, что ты проведешь меня. Браво!..

— Чего я ожидала? Ты не поверишь — ничего.

— Не верю, ты права, — улыбнулся. Криво, сухо. Ладонь с силой хлопнула по спинке кресла. — Впрочем, я знал, что ты солжешь.

Он развернулся на каблуках и бесшумно заскользил к выходу из каюты. Импульсивный крик рванулся из горла и полетел ему в спину:

— Зачем же спрашивал, Эрик?…

Резкий разворот, холодный взгляд, приподнятые брови:

— А вдруг? — он помолчал и вышел.

А вдруг… Я вздохнула.

Световое перо вернулось к прерванному занятию.

В лицо плеснула холодная вода. Я встряхнулась, отфыркиваясь. Ночные труды не прошли даром — в добавок к подробному, и, надеюсь не слишком очевидно избыточному опроснику я обзавелась глубоко засевшей мигренью.

И… Я закусила губу. И, кажется, побочным продуктом мигрени. В россыпи вопросов, цифр и фактов, в сотнях маленьких зеленоватых букв, светящихся на темном фоне, заключался полный анамнез человеческой жизни. Или — смерти. Разложенная по полочкам, вскрытая и распотрошенная на прозекторском столе моего профессионализма, она вызывала чувства мутные, мятущиеся и неясные, тогда как профессионализм вызывал чувство кристально чистое и ясное — гадливость.

Моя мораль описывается одним словом: «надо», и теперешнее появление некогда удаленного хирургическим путем чувства изрядно меня удивило. Скорее позабавило, чем испугало. Жизнь описывается всего в нескольких десятках переменных, смерть и вовсе обходится одной. Когда-то я спросила себя, нужна ли мне жизнь в трех координатах, и поняла, что нужна. Неистребимый инстинкт выживания, покорявший звездные системы, заставил вцепиться в нее зубами и когтями, изумленно оглядываясь вокруг и спрашивая «Зачем?«…Теперь поздно уже разжимать зубы и втягивать когти: привычка — страшная сила, а я привыкла быть живой.

Я тщательно запаковала данные в архив, пометив всеми возможными ярлычками. Возникла отстраненная и холодная мысль о том, что научный отдел будет в свинячьем восторге, как, впрочем, и тюремщики — он не будет сидеть в общем блоке, заставляя усиливать меры охраны. Да, именно в свинячьем. Свиньи вы, коллеги.

Циничная мысль перекрыла тихий шорох и резонансом прошлась по сознанию, распрямляя спину, вскидывая подбородок, обнажая зубы, делая взгляд жестоким.

Я не глядя отбросила руку в перчатке и укоризненно качнула головой:

— Эрик…

Стоящий за спиной мужчина вздрогнул и сделал шаг назад. Качнулась пола куртки, задевая плечо, движение воздуха выбило локон из прически, расплескалась вода из горсти…

Что такое, в самом деле, мораль? Я сунула блокнот в карман. Побочный продукт мигрени. И лечится, по-видимому, тоже медикаментозно.

— Когда мы прибудем?… — я опустила глаза, вытирая мокрые руки о штанину. Молчание. — Эрик?…

— Может быть, неделя, — пауза.

— Может быть? — я нахмурилась.

— Может быть.

Эрик передернул плечами и стремительно дал задний ход, не желая — как, впрочем, и всегда — со мной разговаривать. Его привычка возникать из ниоткуда и, перебросившись парой ничего не значащих фраз, разворачиваться и уходить, вызывало странную смесь чувств, основной из которых было стойкое недоумение. Чего-то добивается, или это действительно привычка, настолько укоренившаяся, что он и сам ее не замечает?

Вслед за Эриком я передернула плечами, но из камбуза не вышла. Если раньше в главной рубке можно было хоть немного подумать, то теперь постоянно маячащая перед глазами физиономия Эрика не давала сосредоточиться. Меня, привыкшую и не к таким вывертам фантазии матушки-природы, его вид не столько пугал, сколько выводил из душевного равновесия, заставляя щуриться, как щурится художник, глядя на совершенно дикое сочетание кислотно-ярких красок.

Я задумчиво пожевала нижнюю губу, вернувшись мыслями к моменту, занимавшему меня большую часть ночи. Намерения объекта выяснены, вся могущая заинтересовать научный отдел информация собрана (тесты пусть сами проводят, на нормальном оборудовании и в восемь рук. Хоть раз чем-то серьезно займутся, лентяи). Лично я бы на этом операцию и закончила, но, возможно, у аналитиков найдутся свои соображения. Необходимо сообщить в «Полюс» о кардинальном изменении хода дела. Упущенную возможность выяснить что-то дополнительно, не вызывая подозрений, потом не наверстаешь.

Особые сомнения вызывал у меня склад оружия. Пусть пошуршат в базе данных — может выясниться масса любопытного. Губы растянулись в кривую ухмылку. И тогда одной моей знакомой предстоит очередной виток усиленной работы с «объектом». Правда, совершенно по другому поводу.

Гм… Я потерла подбородок и со вздохом вышла из камбуза. Возможность напрямую связаться с «Полюсом» у меня была, как и у любого оперативного агента, другое дело, что использование экстренной связи строго регламентировалось пунктами «особого декрета». Оперативники обычно поплевывали на «особый декрет», писаный еще Филином, с фонарного столба, однако Эрик настолько не внушал мне доверия, что я все же прокрутила оный документ в памяти.

«Документ» связь разрешал. Осталось только провернуть сию диверсию.

Дойдя до конца коридора, я заглянула в рубку. Эрик сидел в моем кресле, вытянув длинные ноги, и задумчиво изучал содержимое моего же считывателя. Я вскинула брови и, помедлив на пороге, зашла.

— Что вы надеетесь там обнаружить?

— Увы, уже ничего. Хотя надеялся… — смешок, — на беллетристику. Кстати, — он бросил на меня косой взгляд, — когда-то вы утверждали, что не слишком дружны с официозом. Завязывайте, Шалли. Вчера вечером вы сами перешли на «ты». Продолжим?

— А сами?

— Дама выбирает форму общения. Я всего лишь следую ей.

Я покачала головой.

— Где вы воспитывались? В императорском дворце? — я стремительно прошла между креслами и уселась на место пилота. Эрик вскинул брови, но намек понял правильно, пересев на соседнее кресло. Главная консоль внезапно мелко завибрировала и разразилась серией коротких сигналов. Рука автоматически метнулась к блоку контроля машинного отсека. Секундой позже — и я начала бы шуровать в системе управления маневровыми двигателями. И все — чисто машинально. Убить придурка, придумавшего звуковую систему сигналов — рефлексы вырабатываются, знаете ли.

Эрик бросил на меня внимательный взгляд. С непроницаемым лицом я потянулась дальше, мимо консоли, и коснулась пальцами обзорной панели. Не знаю, смог ли этот неуклюжий маневр хоть кого-нибудь обмануть. Спиной я чувствовала все тот же внимательный взгляд. Чертовы рефлексы!

Я встала и, в притворной нерешительности помедлив, вернулась на свое место. Быстрый взгляд на часы не сообщил мне никаких приятных новостей. Связываться с «Полюсом» в иное время, чем когда Эрик спит, было бы непростительным риском, а до того…

Следующие несколько часов прошли совершенно бездарно, чем раздражили меня без всякой меры. Заподозрил Эрик что-нибудь касательно моих пилотских навыков или нет — сказать было сложно. Хотя… В то, что я не имею никакого представления о пилотировании комических кораблей, он не поверил с самого начала. Будем надеяться…

С тихим шорохом дверь в рубку вышла из пазов, выпуская высокую фигуру, чтобы через мгновение вернуться обратно. Я замерла, прислушиваясь. Где-то на краю восприятия заметалось эхо чужих шагов. Незримые щупальца поисковой сети раскинулись в стороны, проникая сквозь стены, следя за тем единственным объектом, который был мне интересен. Осторожно, едва касаясь, они проводили его до места и дали знать: путь свободен. Свободен… Плотоядная улыбка растянула губы, но тело не шелохнулось. Я дала ему двадцать минут. Двадцать минут уверенности, что он не вернется.

Пальцы бегали по подлокотнику, тихим, вкрадчивым шорохом взрезая неподвижную, неподатливую, стоячую тишину. Удары сердца отсчитывали секунды, не успевая за мерным бегом пальцев. Минута…вторая…пятая… Двенадцатая. Девятнадцатая. Двадцатая.

Все.

Я резко встала. И медленными, скользящими, бесшумными шагами вышла в длинный коридор. Медленно, а потом все быстрее и быстрее проплывали мимо темные стены. И вот уже пола куртки летит следом, не успевая за мной. Такие уж мы, риалтэ…

Коридор вскоре кончился, как кончилась и отходящая от него сеть переходов и лестниц. Я забилась в самый темный и пыльный тупик на всем корабле. За стеной едва заметно урчал двигатель, урчал густо, сыто, утробно. Я коснулась преграды, заложенной десятками слоев изоляции, и все равно мелко вибрирующей, и слабо улыбнулась. Никому не стоило ходить сюда без защиты. Никому, кроме меня.

Близко расположенный двигатель связи не помешает, зато помешает застать меня врасплох. Тонкие ментальные щупы раскинулись во все стороны, оплетая коридор на много метров вперед сигнальной системой. Следить на таком расстоянии за Эриком слишком тяжело, но и сети должно хватить. Не говоря уже о том, что защитный костюм при движении скрипит, как несмазанная петля.

Я подобрала под себя одну ногу и села на нее, не желая собирать на себя всю пыль сего милого местечка. Затем закасала штанину на второй и, по прошествии некоторого времени, извлекла усилитель из одного милого тайничка. Во впадинке под коленом можно спрятать массу интересного, если это самое «интересное» обладает достаточной степенью миниатюрности и прикрыто маскирующей «заплаткой», сливающейся с кожей. Фокусами с раздеванием в оперативном отделе никого не удивишь, глобальное «облапывание» — это уже сложнее, но не намного. Такую штучку не слишком-то обнаружишь даже на ощупь, если не знать конкретно, что ищешь.

Тонкая серебристая паутинка сложилась в ленту замысловатого плетения, усеянную мелкими как пыль кристаллами. Я прикинула расстояние до «Полюса» и полезла в тайничок под второй коленкой. На свет божий появился десяток кристаллов покрупнее, быстро закрепленные по периметру ленты. Связала волосы в высокий хвост, перетянула голову усилителем и защелкнула зажимы на затылке.

Это воздушное, миниатюрнейшее устройство усиливало ментальный сигнал даже у слабейших телепатов настолько, что сквозь тысячи парсеков безвоздушного пространства он доходил до «Полюса».

А телепатами в оперативном отделе были все.

На то мы и Корпус. Корпус Ментального и Психофизического Контроля.

Обыватель опускает эти три последних слова, слишком опасаясь того, что за ним стоит. Их же опускают и сотрудники, понимая это как само собой разумеющееся. Посему КМПК был и остается Корпусом, великим и ужасным.

Я активировала сигнальную систему и сосредоточилась, отсекая восприятие от всего лишнего. Мир погрузился в вязкую серость, выцветая, смешивая краски в один бурый ком; приглушились, переходя в глухое эхо, звуки и запахи. Не осталось ничего, только громада звездного вакуума между мной и «Полюсом».

Секунда — настройка на личный канал — и в пространство полетели короткие, пунктирно-рваные мыслеобразы, находя во Вселенной тот единственный путь, который вел к оператору дальней связи.

«Прием»… «Сообщение»… «Сообщение получено».

Я медленно повела головой, выходя из контакта. Стены начали наливаться сизым вместо серого, снова стало слышно урчание двигателя за стеной. Мир возвращался к исходному состоянию, перестав казаться двухмерной картинкой.

Зажимы усилителя расстегивались с трудом — сказалось долгое отсутствие практики. Наконец серебристая лента скользнула мне на колени. Я повертела ее в пальцах, бросила взгляд на часы — времени еще достаточно. Вытряхнула крупные кристаллы из гнезд, упрятала в тайничок, тщательно приладила «заплатку»…

От неудобной позы заныла спина. Я встала, подхватила усилитель и прошлась по коридору, потирая поясницу. Отпустило. Эх…

Эхо подхватило невольный вздох и пронесло по коридору. Шорох, почти неслышный, скользнул из-за спины… Инстинкт развернул тело, резко, рывком, так, что хрустнули кости.

В проходе за моей спиной, проходе, которого НЕ БЫЛО, проходе, не захваченном сигнальной сетью, стоял…Эрик.

И серебристая, предательски ярко блеснувшая лента легла у моих ног, вывернувшись из пальцев на резком развороте. Его взгляд метнулся вниз и задержался, столь явно узнавая, что все мои оправдания и пути к отступлению вспыхнули и рассыпались пеплом, не будучи даже произнесены вслух.

Я развернулась и побежала, понимая только одно.

Он убьет меня.

Путаница коридоров пролетала мимо со всей скоростью, на которые способны две ноги, легкие горели — оттого, что я забывала дышать.

А позади металось эхо чужих шагов. И эти шаги нагоняли меня.

Я рванулась вперед, едва не упав на резком повороте. Приходилось петлять, как петляет в своей норке птица рин, уходя от земляной змеи, но целью моей была главная рубка. Узость коридоров была на руку скорее ему, чем мне — Эрик мог зажать меня в угол и свернуть шею раньше, чем я смогла бы хоть что-то сделать, поэтому мелькнувшую было мысль о засаде за поворотом я отмела как самоубийственную. Затаиться в шахтах технической палубы в ожидании подходящего момента было бы неплохим выходом, если бы мы не находились в открытом космосе. Достаточно ему перекрыть доступ кислорода к отсеку, и я спекусь без всяких усилий с его стороны.

Нет, все нужно решать здесь и сейчас. У меня нет оружия. Значит, мне необходимо хотя бы место для маневра.

Я летела вперед, по прямому как стрела, темному коридору, и горькая, злобная, детская обида грызла мне душу.

Ну почему, почему именно сейчас, почему, бесы его раздери, в самом конце операции?!!.. Что пошло не так?! Что?!..

Последний поворот. Последняя дверь, едва успевшая выйти из пазов. Я рванулась внутрь и в сердцах стукнула кулаком по кнопке аварийной блокировки. Надолго это его не задержит — я не знаю коды доступа, а Эрик — знает, посему без труда сможет открыть любую дверь.

Я быстро огляделась и бросилась к консолям. На полу у самой стены валялся портативный сварочник. Я выломала из креплений металлический штырь непонятного назначения и спрятала его в рукав. Он был достаточно тонким, чтобы не создавать особых проблем своей незаточенностью.

Пальцы стремительно пробежали по главной консоли, включая силовую защиту всего управляющего блока. Если, не приведи боги, во время этой заварушки повредить консоли, управляемость корабля окажется под большим вопросом. Правда, это будет интересовать только того, кто останется в живых.

А я очень, очень не хотела, чтобы этот вопрос перестал меня интересовать.

Со стороны двери послышался глухой звук удара. Я метнулась ко входу, замерев за креслом техника в низкой стойке. Надеюсь, у него хватит глупости повернуться ко мне спиной. Если же нет…

Над входом мелькнул зеленый огонек. Дверь медленно, будто во сне, начала открываться.

— Интересная у тебя работа, Шалли, — шепот, тихий, вкрадчивый, медлительным влажным эхом расползся в пространстве. — Ничего не хочешь мне сказать, а?…

Прищурившись, я не сводила с него взгляда, пропуская мимо ушей все, что он говорил. Слова — чепуха, важно лишь движение. Забывший это быстро умирал. Мне же необходимо выиграть этот бой.

— Какое обвинение? — резкий тон хлестнул по ушам, мешая сосредоточиться. — Какое обвинение вы припасли для меня? Ну?!

С тихим шорохом закрылась за его спиной дверь, запирая нас в тесном пространстве. Эрик сделал шаг навстречу. Но где же оружие? Его я не могла заметить, как не старалась. Значит ли это, что он полагается на другие свои таланты?… Я выжидала, но следующего шага так и не последовало. Мы замерли каждый на своих местах, ожидая хода со стороны противника. Однако на этот раз время работало против меня — слишком неожиданным может оказаться ход этого противника, если дать ему время собраться с мыслями. Я порылась в предсознании и выудила помеченное тревожным маркером служебное заклинание «паутины». Под прикрытием кресла пальцы стремительно забегали, сплетая из энергетических потоков парализующую сеть. Зажав в кулаке нагромождение невидимых нитей, другой рукой я потянула из рукава припасенный штырь. Неожиданность и наглый мухляж — это наше все.

— Корпус, значит?… Известная организация, — Эрик сощурился, хищно оскалившись, и начал что-то говорить, но было уже все равно: я сорвалась с места, рванувшись вперед, к нему, вскидывая для удара руку со штырем. На мгновение он замешкался, почти сразу же отступив в сторону. Но только почти… Удар был всего лишь отвлекающим маневром, и даже когда вместо груди металл, сбитый в сторону блоком, пропорол ему бок, я не обратила на это внимания. Настоящий удар был совсем другим — левая рука уже швырнула в противника парализующую сеть.

Но эта рука вдруг оказалась жестко и резко перехвачена и завернута за спину, сеть задела его только краем, осев на пол, мне же достался удар в живот. Я согнулась, хватая ртом воздух.

— Корпус организация известная, — повторил Эрик, и, поморщившись, выдернул штырь из бока. — Известная своими ментальными фокусами и окружными путями.

Штырь весьма недвусмысленно заплясал у меня перед глазами. Ну уж нет!.. Я резко толкнула его плечом на ближайшую стену и как следует припечатала кулаком свежую рану, одновременно применив подлый и чисто женский удар коленом. Сами знаете куда.

Противник глухо зашипел. Замеченный краем глаза металлический блеск позволил вовремя увернуться, и штырь только мазнул по шее, оставляя длинную глубокую царапину. Левую руку, завернутую за спину, дернуло вверх с такой силой, что я почувствовала, как выскакивает из сустава плечо. Я стиснула зубы и повторила комбинацию, вложив в нее всю силу, на которую была способна, понимая, что в следующий раз противник может и не промахнуться. Бесы, как же не хватает кастета!..

Рука, удерживающая меня, наконец разжалась, и, тяжело дыша, Эрик упал на одно колено, едва не утянув меня за собой. Я закрепила успех парой апперкотов в челюсть и как следует пнула его ногой в грудь, заставив наконец упасть на пол. И почти сразу же бросилась на корточки, вытаскивая скользкий от крови штырь из его судорожно сжатых пальцев. Как оказалось, зря. Противник воспользовался моментом, и, схватив меня за рубашку, швырнул через голову назад. Я медленно сползла по стене, впечатавшись в стальную переборку вывихнутым плечом и затылком так, что едва не потеряла сознание. Вспышка острой боли возникла где-то между лопаток и начала продираться по позвоночнику вниз, заставляя меня всерьез беспокоиться за его целостность.

Взгляд лихорадочно бегал по рубке, останавливаясь на противнике. Эрик поднимался, зажимая кровящую рану рукой. Я сипло вздохнула, запоздало удивляясь тому, как же, бесы меня побери, тяжело дышать… Рука нашарила на полу металлический стержень, все-таки вытащенный из чужих пальцев. Тело перекатилась на живот, пытаясь подняться.

Под напором дрожащих рук удалось встать на колени, шатаясь, как дерево на ветру. Перед глазами замельтешили темные пятна, постепенно сливаясь в один плотный черный занавес, удушливым пологом накрывающим мысли.

Шаги. Тяжелые, будто припечатывающие меня к полу. И быстрые, быстрые, быстрые… Я отчаянно заметалась, пытаясь пробиться сквозь звенящую пустоту собственного сознания. На ладони возникли слабые, трепещущие язычки изумрудного пламени, возникли, и почти сразу же потухли, не поддерживаемые стремительно уходящим сознанием. Шаги. Близко совсем…

Шаги. Сигнал от слуховых рецепторов за доли секунды был доставлен в мозг. Анализ, исключающий сознательный компонент, вынес вердикт. Прямая угроза. Инстинкт самосохранения, не контролируемый уже практически ничем, отдал приказ.

Почти отдал. Я успела. В источник шума полетел удар сырой энергией, удар страшной силы, но все же гораздо меньшей, чем то, что он заменил в последнюю секунду. То, что убило бы меня — спасибо Эрику — тому, настоящему. Бесы!..

Разлетелся вдребезги ударопрочный пластик кресел, с грохотом опрокинулись не защищенные силовым полем подставки приборов. Я успела поднять однослойный кокон, защитившего от рикошета собственного удара, от осколков же прикрывали только собственные руки, вскинутые к лицу. Обломки впились в кожу десятками мелких зазубрин, где-то лопнул стеклопластик шкал, надрывно, на одной ноте, завизжала сигнализация. Я запоздало бросилась на пол, чувствуя, как вокруг бурлит запущенная «вертушкой» энергия, перемалывая все на своем пути. Тело сжалось в комок и переползло в убежище под консолями, и лежало там, слепое и глухое к миру, судорожно натягивая все новые и новые слои защитного кокона.

А потом… Все кончилось.

Я прислушалась. Тишина. Помотала головой, глубоко вздохнула и выяснила, что, кажется, в глазах начинает проясняться. Черный занавес снова превратился в темные пятна, уже начинающие вспыхивать цветом. Я осторожно села. Взгляд стремительно обежал круг, и, так и не найдя Эрика, остановился на двери. Плечи сами собой подались вперед, шея вытянулась, голова приподнялась, захваченная гремучей смесью неудержимого любопытства и беспокойства.

Испугаться я не успела, как и поставить новый блок вместо взломанного и рассеянного с парализующей страхом неразличимостью.

Последнее, что ощутила немеющая кожа — жесткие пальцы, сжимающие виски.

Соврал… Эм-п-пат он-н, ага…

Я была жива.

Определенно.

Жива?! Ё-ё-ё…

Подвал (?). Темнота. Связанные руки. И некий психопат нависает над душой.

Где-то я это уже видела…

— Что тебе нужно?…

Молчание. Напоминает дешевый фарс. И слова вырываются те же самые… Сейчас я помотаю головой и пойму, что все еще в том приснопамятном подвале на Мерре, с которого все начиналось, а то, что было после — всего лишь сложная галлюцинация, посетившая отравленные алкоголем мозги.

Если бы. На запястьях не «шестерка», а браслеты вибронаручников. И спину холодит металл, а вовсе не камень… Грузовой отсек, не иначе. И холодно, как у айсберга на макушке. Я посмотрела на свежие ссадины на руках, провела рукой по шее, и окончательно вернулась в объективную реальность.

Эрик все так же стоял надо мной, молча, скрестив руки на груди и опустив голову. Ну и почему я до сих пор жива? Надеется на какие-то сведения? Глупость. Тот, кто в курсе, на что похож усилитель, не может не знать о блоке активации саморазрушения, вправленном в мозги даже самого последнего лаборанта Корпуса. Безопасность, знаете ли, прежде всего, а первая заповедь конторы — не фиг попадаться. Да и не удержат меня никакие вибронаручники. «Шестерка» — да, может, и удержала бы — в ней риатина до задницы, любые ментальные сигналы глушит. Так что же…

— Эрик, — я подняла на него глаза. Это был слишком опасный противник, опасный всего лишь тем, что отвечал на мысли. И теперь, когда за пазухой не осталось, в общем-то, ничего, стало невероятно легко. Игра в открытую — редкая радость. Инстинкт, неистребимый мой помощник, заставлял играть именно так. В открытую.

Видят боги, этого я хотела сама.

— Что?

— Что не так? — я посмотрела в светлые глаза и зашептала, пьянея оттого, что могу это сказать. Сыграть в открытую. — Ты знаешь все не хуже меня, так в чем же дело? Чего я не понимаю, Эрик?

— Что не так?… — эхом отозвался он. Качнулся с пяток на носки, задумался и медленно опустился рядом. Длинные пальцы, наконец-то без перчаток, на удивление обыкновенные пальцы с аккуратно остриженными ногтями, обхватили мое запястье и провели по ладони, там, где до сих пор белеет тонкий шрам, доходящий до тяжелого резного браслета. — Все так, Ким. Есть только оно маленькое но. Ты ничего не сделаешь мне ни сейчас, ни потом. Более того, не сделаешь ничего, даже я вздумаю продать тебя в рабство на самом распоследнем невольничьем базаре. А знаешь почему?…

Он наклонился ко мне и прошептал всего несколько фраз.

И этого хватило с лихвой…

Мой мир, прочно и надежно выстроенный, тихий шепот разбил в мелкую как пыль стеклянную крошку.

— Откуда?… — беспомощный стон окончательно, безвозвратно проигравшей. Откуда?!! И… Зачем?! Зачем это все?!!

Молчание.

— Это правда только в той степени, в какой я хочу жить!

— А ты хочешь, — светлые глаза смотрели прямо в мои. — Очень хочешь.

Он стремительно поднялся, будто и не был ранен. А может, уже и не был… Повернулся и уверенно пошел прочь, оставляя меня в темноте. Я не удержалась и крикнула ему в спину:

— Что я не учла, Эрик?

Он приостановился на мгновение, и, не поворачиваясь, сказал, как всегда, отвечая на мысли, а вовсе не на слова:

— В машинном отсеке были проблемы, и ты это знала. Я не искал тебя. Это случайность, если это утешит тебя. Всего лишь случайность…

Он ушел.

«И ты это знала»… Я действительно это знала!.. ЗНАЛА, бесы его подери!!! Те самые рефлексы, заставляющие руки реагировать на звуковой сигнал, отключили мысли напрочь. Из всех мест на технической палубе я выбрала то единственное, где вероятность встретить хозяина приближалась к стопроцентной…

Он ушел, а я осталась. Сидеть, считать часы и минуты в темноте.

Где-то по дороги из ниоткуда в никуда я сбилась со счета и, кажется, больше суток просидела, глядя в одну точку.

А потом все кончилось. Опять.

Появился Эрик и вытащил меня на ослепительно яркое белое солнце. Да, именно солнце. Громадный космопорт курортной планеты, планеты, которую мы пролетали, кажется, целую вечность назад. И, пока я щурилась почти ослепшими глазами, сунул в руки потрепанную сумку с моими вещами, двумя банками концентратов, зажигалкой и лентой усилителя, кивнул и растворился в пестрой, гомоняще-радостной толпе, надвинув на глаза темную шляпу.

И еще долго после этого мне чудился пронзительный взгляд небесно-голубых глаз, и эхом отдавалась в ушах фраза, тихо сказанная на прощанье:

— Не забудь, ты будешь молчать. Что бы ни случилось.

Эрик смотрел, как она медленно бредет прочь от корабля, потерянная и чужеродная среди беспечных женщин в ярких нарядах и их гогочущих кавалеров. Случайность… Как же ты портишь нам жизнь. Чего стоило пройти мимо, не заметить, не узнать этот проклятый усилитель — и весь последующий спектакль оказался бы ненужным. Бездарный и никому не нужный спектакль…

Кажется, учтено все — даже время на ее маленькие служебные диверсии — только бы ничего не увидеть случайно, только бы поддерживать для нее хрупкую иллюзию его собственного незнания. И вот теперь такая комбинация погибает… Случайно.

Он поднял воротник, поправил шляпу и пошел прочь, углубляясь в толпу.