Игрок

Глава 27.

Гевин

Мое тело напрягается, переходя в состояние повышенной готовности в ту минуту, когда я слышу прокуренный голос Харли Сент-Джеймса. Я понял, что это он по резкому запаху его типо итальянского (по его словам) одеколона.

Вытерев рот салфеткой, я оглядываюсь через плечо и вижу толстяка, который изучает меня со злым блеском в глазах. Судя по всему, беседа не обещает быть светской.

– Харли, что привело тебя сюда?

Он щелкает суставами пальцев, пытаясь принять устрашающий вид, но я вижу лишь придурка первой категории.

– Я вернулся в Штаты, теперь ищу достойных противников.

Пенелопа сжимает мое бедро, и я спокойно киваю. Напряжение между Харли и мной очевидно, не нужно знать о нашем прошлом, чтобы ощущать исходящие враждебные флюиды.

– В отеле «Парагон» есть великолепный зал для хайроллеров, уверен, здесь ты найдешь достойных соперников в покер. Я обязательно сообщу Грэхему, что ты желаешь включения список.

Коротко кивнув, я отворачиваюсь в надежде, что он оставит нас в покое. Я не хочу, чтобы что-то испортило этот день для Пенелопы.

Я сжимаю ее руку, все еще покоящуюся на моей ноге, и стараюсь не показывать ощутимого напряжения от пристального взгляда в мой затылок. Даже от нахождения Харли за моей спиной волоски на загривке встают дыбом. Это не тот человек, кому можно доверять. Я это отлично усвоил.

В былые времена я часто играл с ним в покер, не сбавляя обороты и обыгрывая всех и вся. Я видел, как он превращался из скромного игрока в того, за которым нужно было следить. Но лишь в Монте-Карло он стал для меня конкурентом. Так было до тех пор, пока его коронная схема не отправила его в противоположном направлении. Я не поверил в его блеф и рискнул, заработав этим самую крышесносную победу в моей карьере и став лучшим игроком в покер в мире. С тех пор я перестал кайфовать от игры, потому что достиг потолка.

Сейчас я играю здесь и там просто ради удовольствия. Не из-за того, что мне нужны деньги, а чтобы убить время. Еще пацаном я вытащил голову из зада, поэтому инвестировал бабки. За годы мой доход вырос настолько, что я могу не ударять палец о палец всю оставшуюся жизнь.

Но по глазам Харли я вижу, что он жаждет реванша. К несчастью для него, у меня нет никакого желания сесть с ним за один стол.

– Я не хочу возвращаться в список, мне нужен ты, – заявляет Харли мне в спину, явно не желая меня слышать.

Я поднимаю наши соединенные с Пенелопой руки, чтобы показать их Харли.

– Извини, Харли. Я занят, – с чересчур заумной улыбкой отвечаю я.

Он с ревом толкает мое плечо, отчего Скотт, Ник и я мгновенно поднимаемся со своих мест, а женщины съеживаются от беспокойства.

– Ты понимаешь о чем я, – цедит он сквозь стиснутые зубы.

Отряхивая место на плече, к которому только что прикасалась его скользкая рука, отвечаю:

– Предлагаю тебе свалить по-хорошему, пока ты не влип в неприятности.

Заведенный Харли оказывается перед моим носом. Краем глаза я вижу Скотта, который в любой момент готов вмешаться.

– Кончай молоть чушь, Сент. Я хочу реванша.

– Я не при делах, – честно отвечаю я. – Следовательно, тебе придется поискать кого-то другого для игры.

– Мы оба знаем, что здесь нет ни одного достойного противника, кроме тебя. Нельзя просто выйти из игры, Сент. Я вижу по блеску в твоих глазах, что заинтересовал тебя, так что же тебя сдерживает?

Этот гандон врет и не краснеет, потому что мое непроницаемое лицо не выдает кипящих во мне эмоций.

– Меня не сдерживает ничего. Я вышел, так что смирись с этим и двигайся дальше, пока мой друг Скотт не выкинул тебя за дверь, дав под зад пинка.

Харли изучает сидящих за столом, пока не встречается взглядом с Пенелопой. Внутри меня все скручивается. Я чувствую, как пот начинает стекать вниз по моему позвоночнику. Я никогда такого не испытывал, мне это чуждо. Что это? Страх? Паника? Что бы то ни было, мне это чертовски не нравится, особенно когда это связано с Пенелопой.

– Твоя девушка, Сент? Прелестная малышка.

Протянув руку, он касается пряди волос Пенелопы.

Недолго думая, я взмахиваю кулаком и ударяю Харли по лицу, отчего он отступает на несколько шагов. Моя рука дрожит от боли, а грудная клетка неистово вздымается.

– Не прикасайся, бл*ть, к ней, – рычу я, отчего в ресторане воцаряется тишина. Присутствующие наблюдают за нами в немом восторге.

– Что, мать вашу, здесь происходит? – пытается выяснить Грэхем, таща две тарелки с говядиной «Веллингтон» через весь зал.

– Этот мудила как раз собирался уходить, – выпаливаю я, смотря на Харли.

Харли сжимает челюсть и выпрямляется, словно мой удар не причинил ему боли, хотя его лицо уже начинает синеть и опухать.

Пенелопа сжимает мою руку и обеспокоенно наблюдает за мной.

– Гевин... – шепчет она, пытаясь утихомирить снедающую меня ярость.

Я опускаю свой взгляд на нее, пытаюсь сказать, что все будет хорошо, но Харли откидывает голову назад и начинает ржать маниакальным смехом, эхо которого разносится по ресторану, заставляя всех посетителей таращиться в нашу сторону.

– Бог ты мой, не думал, что доживу до этого дня – Девушка, которая пришла с ним и всего несколько мгновений назад казалась испуганной, присоединяется к его смеху, явно не зная, что еще делать. Они угорают, пока Харли не выпрямляется и не покачивает головой. – Яблоко от яблони недалеко упало, верно?

И вот так просто я прихожу в бешенство из-за намека о моем отце.

Грэхем оббегает Харли и оказывается передо мной.

Я швыряю в сторону говядину «Веллингтон», для более четкого изъяснения своих мыслей.

– Советую тебе никогда больше не упоминать моего гребаного отца, если ты хочешь быть в состоянии играть.

Я практически ощущаю беспокойство Пенелопы. Она, без сомнения, задается вопросом, что, черт возьми, происходит. Я никогда не говорил о своем отце. Скотт и Грэхем знают о его прошлом не потому, что я с ними поделился, а потому, что они выросли в Стрипе и знают историю. Я дал им понять, сразу замяв все вопросы, что эта тема запретна. Я не планирую обсуждать это ни с кем... никогда.

И хер бы с ним. Яблоко упало так чертовски далеко от дерева, что люди, вероятно, думают, что оно из другого гребаного сада. Я никогда не пойду по стопам отца. Я не настолько глуп, чтобы повторять его ошибки.

– Что, не согласен? – подначивает меня Харли. – Так докажи! Команда телевизионщиков уже готова, нужно только твое согласие. До встречи в моем люксе. Приди и докажи, что ты в отличной форме и что совсем не похож на своего старика. – Оглядевшись, он искоса смотрит на Пенелопу и перед уходом бросает через плечо: – Ну вкус у тебя точно получше его.

– Ублюдок, – рычу я, бросаясь за ним, но меня останавливают две пары сильных рук.

– Оставь его, – шепчет мне на ухо Скотт. – Он этого не стоит.

– Сейчас дам команду выбросить его из здания, – заявляет Грэхем, вытаскивая телефон и отходя в сторону, чтобы позвонить в службу безопасности.

Поправляю пиджак, чтобы успокоить дрожь в теле, после чего сажусь.

Как по мне, Пенелопа напоминает обеспокоенного маленького олененка с широко распахнутыми глазами. Она готова в любой момент схватить меня и предложить утешение.

Сев, я расстегиваю пиджак и беру вилку. Поднимаю взгляд и изображаю скупую улыбку.

– Простите за это. Пожалуйста, ешьте.

Вонзаю вилку в курицу и стараюсь не скрипеть зубами, снова и снова прокручивая в голове слова Харли. Он понятия не имеет, о чем говорит. Пенелопа может и со мной, но наши отношения совсем не похожи на связь моего отца с его женщиной. Верно? Бога ради, да та сука – гребаная потаскушка!

Бл*ть. Мне нужно проветриться. Желание потереть ладонями глаза, чтобы выбить из памяти последние пять минут, пугает, но я сдерживаю себя. Это продемонстрировало бы мой гнев, беспокойство, а я всегда, бл*ть, сохраняю видимое спокойствие, и не собираюсь этого менять.

– Ты в порядке? – спрашивает, наклонившись, Пенелопа, заботливо поглаживая мою ногу ладонью.

Одарив ее яркой улыбкой, я щипаю ее подбородок указательным и большим пальцами и говорю:

– Конечно, детка. А теперь наслаждайся ужином.

Она пристально смотрит на меня, пытаясь увидеть ответ в темной глубине моих глаз, но ничего не находит. Я – маска абсолютного спокойствия. Однако она обеспокоенно прикусывает губу, прежде чем вернуться к ужину. Я пытаюсь расслабиться, пытаюсь думать о чем-нибудь другом, кроме борьбы внутри меня.

Я совсем не похож на своего отца... Охренеть как на него не похож.

***

– Уверен, что с тобой все в порядке? – спрашивает Пенелопа, когда я закрываю дверь в ее спальню. – Как только тот мужчина ушел, ты не произнес ни слова.

– В порядке, – отвечаю я, сняв пиджак и расстегивая рубашку, давая возможность ей полюбоваться моей обнаженной грудью.

Пенелопа снимает свои серьги под жемчуг, которые она, вероятно, купила за двадцать баксов в каком-нибудь торговом центре. Точно знаю, что это бижутерия по тому, как дешево они смотрятся рядом с ее шелковистыми каштановыми волосами. Что-то внутри меня шепчет, что я должен подарить ей настоящие, которые будут отражать красоту ее лица, но затем снова вспоминаю слова Харли. Они не дают мне покоя, захватывают каждую унцию моего сознания. Я начинаю сомневаться во всем, что связано с Пенелопой вплоть до сего момента.

– Окей, – бормочет она, явно мне не поверив. Повернувшись ко мне спиной, она спрашивает: – Поможешь мне с платьем?

О, с этим у меня точно не возникнет проблем. Зная об ее неуверенности в себе, я провожу ладонями по ее обнаженным рукам к плечам, посылая дрожь по ее спине. Начинаю ласкать ее шею, водя большим пальцем по шелковистой коже. Правой рукой расстегиваю молнию на платье, медленно открывая черное нижнее белье.

– Спасибо, – благодарит она, но прежде чем успевает отстраниться, я позволяю своим рукам полностью избавить ее от платья, опуская его с плеч и мимо бедер, пока оно не стекает на пол.

На такой высоте ночь кажется тихой, лишь легкий шум уличного движения проникает через окно, заполняя пространство ее скромной комнаты. Пейдж устроилась в другом конце небольшого номера, давая нам время побыть наедине.

Пенелопа все ещё стоит ко мне спиной в ожидании моего следующего шага. Желая забыть о сегодняшнем вечере и раствориться в ее сладком аромате, я быстро расстегиваю бюстгальтер и отбрасываю его в сторону. Затем медленно скольжу ладонью вверх от ее живота к груди, где поочередно поигрываю с сосками, пока не слышу стонов Пенелопы. Чтобы как следует ее возбудить мне достаточно даже таких лёгких ласк.

– Ты хочешь меня, Пенелопа? – спрашиваю я возле ее уха, прижимаясь грудной клеткой к ее спине.

– Хочу, Гевин.

– Сними стринги и нагнись, опусти голову на матрас и подними задницу. Никакого милого и сладкого секса Я собираюсь трахнуть тебя жестко. Если ты против, то стоит сказать об этом прямо сейчас.

Она не отвечает, просто снимает трусики и принимает нужную позу, демонстрируя свою готовность помочь мне забыться и преодолеть то, что меня тяготит.

Я неторопливо раздеваюсь, наслаждаясь видом ее влажного лона. Пенелопа всегда готова ко мне, всегда готова быть оттраханной мной. Я благодарен за это чудо, несмотря на засоряющий мой разум мусор.

Я подхожу к ней сзади, скольжу кончиком члена в презервативе вдоль ее «киски», любуясь тем, насколько она мокрая. Без предупреждения поднимаю руку и шлепаю Пенелопу по ягодице. Девушка вздрагивает, простонав, а ее лоно сжимает кончик моего члена, который покоится у ее входа. Кайфуя от этого ощущения, я повторяю удар. На этот раз она выкрикивает мое имя от удовольствия.

Я поглаживаю красный отпечаток на ее заднице, отпечаток, гласящий, что эта девушка – моя, и снова опускаю ладонь на это же место.

– О Боже! – вскрикивает она.

– Хочешь меня, Пенелопа? Хочешь мой член?

– Да, – отвечает она, тяжело дыша.

Звук очередного шлепка разносится по комнате, и на этот раз я слышу в ее стонах попытку задушить страсть, уткнувшись ртом в матрас.

– Пожалуйста, – она замолкает. – Трахни меня, Гевин.

Член бешено пульсирует от ощущения ее жадной «киски», от звуков удовольствия из ее сладкого ротика и от влаги возбуждения, начинающего стекать по ее ноге. Я не могу больше сдерживаться, и одним длинным толчком погружаюсь в нее. Пенелопа запрокидывает голову ровно настолько, чтобы я мог схватить ее волосы и обернуть их вокруг своей руки. Держась за ее попку другой рукой, я жестко толкаюсь, не давая ей сделать и вдоха. Я груб, резок, неумолим и беспощаден до тех пор, пока Пенелопа не выкрикивает мое имя во всю силу своих легких и не сжимает своей плотью мой стояк. Порыв ее удовольствия отбрасывает меня через край, я долго кончаю, пока во мне не остается ничего.

Опустошенный, я опускаюсь на девушку. Мои ноги онемели, член все еще пульсирует внутри нее, а наши потные тела переплелись.

– Оху*ть, – бормочу я. Не припомню, чтобы когда-либо так сильно кончал.

Отпускаю волосы Пенелопы и массирую кожу ее головы, надеясь, что не сделал ей больно во время своего дикого самозабвения. Я не мог остановиться и контролировать себя от вида ее оттопыренного зада и манящей «киски».

Я безмолвно умолял ее помочь мне стереть преследующих меня демонов, которые заставляют меня думать о глупых и идиотских вещах, как например, начинать подвергать сомнению наши с ней отношения.

Я прибираюсь, выбрасываю презерватив и быстро возвращаюсь в постель с очень обнаженной и очень удовлетворенной Пенелопой. Она прижимается ко мне и опускает голову мне на плечо, начиная поигрывать пальчиками на моей груди.

– Прости, если сделал больно, – шепчу я. Наши сердца все еще не восстановили ритм от напряжения, через которое я только что заставил нас пройти.

– Мне понравилось, – отвечает она и застенчиво ластиться ко мне. – Поверить не могу, что мне понравилось, когда меня шлепают.

– Было чертовски горячо смотреть, как ты течешь все сильнее от каждого удара по заднице.

– Ну, круто. – Я чувствую ее улыбку на своей груди. Она лежит спокойно со мной еще несколько минут, прежде чем спросить: – Что случилось с твоим отцом?

Так и знал, что это произойдет. Я даже удивлен, что она так долго тянула с расспросами. Я видел вопросительные знаки в ее глазах всю оставшуюся часть ужина. Она явно хотела знать, что, черт возьми, произошло между тем старым пердуном, Харли и мной. Увы, она была не в курсе, что я не хочу об этом говорить. Мой отец в прошлом, он наделал много ошибок, но нет смысла вспоминать их.

– Ничего, – яростно отвечаю я, давая ей понять, что разговор окончен.

К сожалению, намек ею не понят.

– Как это «ничего»? Ты явно расстроен.

– Я не расстроен, – выдыхаю я. – Хватит, бл*ть, Пенелопа.

Я сказал это грубо, чем огорчил ее. Никогда не хотел так с ней разговаривать, но она переходит границы, так что ей необходимо было дать понять, что если она хочет и дальше быть в моей постели, то любые вопросы о моем отце под запретом.

– Прости, – так кротко шепчет она, что я мгновенно чувствую себе виноватым.

Дерьмо. Меня начинают грызть муки совести, скручиваясь и ворочаясь внутри, доводя меня до исступления. Я не такой! Черта с два я позволяю всяким мелочам вывести меня из себя. Так какого хрена я позволяю не только Харли, но и Пенелопе залезть мне под кожу? И почему, черт возьми, я чувствую себя виноватым? Кто ж знал, что я могу чувствовать такие эмоции?

И вот так у меня начинается что-то вроде клаустрофобии. Волосы Пенелопы на моей коже чуть ли не душат меня. Мое тело зудит, желудок выворачивает наизнанку, у меня появляется желание бежать. Мне необходимо выбраться отсюда

Я резко вскакиваю на постели, заставив Пенелопу вздрогнуть. Она шокировано наблюдает, как я выскальзываю из-под одеяла и начинаю одеваться.

– Что ты делаешь? – спрашивает она, оперевшись на локоть.

– Ухожу. Не видно?

– Почему?

– Мне нужно кое-что сделать с утра, – отвечаю сквозь стиснутые зубы.

Соврал я неубедительнее, чем когда-либо. Это видно по тому, как Пенелопа оборачивает свое обнажённое тело простыней и подходит ко мне.

– Гевин, прости меня. Я не хотела тебя расстраивать. Пожалуйста, останься.

– Я не расстроен, – отчаянно настаиваю я. – У меня дела. Бл*ть, где мой второй ботинок? – кричу я, в панике осматривая комнату. Мне нужно убраться отсюда к чертовой матери, прежде чем кипящее внутри меня беспокойство выльется на Пенелопу.

– Вот, – она наклоняется, поднимает ботинок и протягивает его мне.

С туфлей в руке, расстегнутой рубашкой и надетой сикось-накось одеждой, я выхожу из ее спальни и оказываюсь у входной двери в рекордно короткое время.

– Гевин, – она догоняет меня перед самым моим уходом, – пожалуйста, просто скажи, что все в порядке. Прости меня, пожалуйста. Не сердись на меня.

Я опускаю голову и делаю глубокий вдох. Ее вины нет ни в чем, так что я должен что-то сделать, чтобы успокоить ее. Развернувшись на месте, я обнимаю девушку и прижимаюсь губами к ее виску.

– Я не сержусь на тебя, детка, – шепчу ей в висок. – Спокойной ночи. Я позвоню тебе завтра.

Отстранившись, выхожу за квартиры и нажимаю кнопку лифта, чтобы развалиться на части в уединении собственного дома.